Я машинально кивнула головой. Действительно, далековато. Между тем Марат продолжил:
   – Меня уже очень давно никто не называл чуркой. Тем более чуркой недоделанной. Ты понимаешь, что мне это не слишком приятно, а?
   С этими словами он взял меня за подбородок и почти вплотную притянул к своему лицу.
   – Страшно?
   – Да, – прошептала я. – Но вам этого никогда не понять.
   – Отчего же, мне тоже бывает страшно. И не так уж редко, как это может показаться на первый взгляд… Ладно, все. Концерт окончен – скрипки в печку. Можете одеваться.
   Он отпустил меня, подошел к столу и, взяв с него початую бутылку коньяка, сделал большой глоток. Мы с Катей недоумевающе следили за его действиями. Марат выпил и обернулся к нам:
   – Я же сказал вам – одевайтесь. Как ты там говорила? – обратился он к Катюше. – Кина не будет?.. Так вот, сегодня кина действительно не будет: дороги разбило дождем и порнушку к сельскому клубу не подогнали.
   Мы с Катюшей, как и час назад Саня в машине, «не вкурили». Марат, похоже, догадался об этом по нашим глупым лицам, а потому специально для тупых потенциальных жертв изнасилования пояснил:
   – Это была всего лишь инсценировка. Выражаясь более понятным «ботающим по фене барышням» языком – разводка. Мне вдруг стало дико интересно посмотреть на то, как далеко вы готовы зайти в своих журналистских художествах. И, скажу откровенно, вы меня сегодня удивили… Нет, я всегда знал, что баба – существо непредсказуемое, но ведь, в конце концов, всему же есть предел!.. А главное, ради чего? Ради бабок на какой-то там журнал?.. Короче, сдаюсь, это выше моего понимания. Но держались вы достойно. Молодцы. Уверен, что мой Санек в такой ситуации в первую же минуту штаны бы спустил и был лапушкой…
   Саня возмущенно набычился и открыл рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, однако Марат его опередил:
   – Да шучу я, Саня, шучу. Настроение у меня сегодня такое. Черноюморное.
   И тут мы с Катюшей, наконец осознав суть сказанного Маратом, как по команде, не сговариваясь, зарыдали. То, что с нами сейчас разыграл Марат, было верхом цинизма и, как мне казалось, чем-то еще более гадким, нежели «обыкновенное» изнасилование.
   – Послушайте, как вам не стыдно, – бормотала я, захлебываясь в рыданиях.
   – А почему мне должно быть стыдно? – удивился Марат. – Не вы ли сами согласились пострадать за подлость Розы?
   – Если мы и виноваты перед вами, то не до такой же степени.
   – Извини, но степень вины я всегда определяю сам, – немного надменно произнес он. Похоже, ему очень нравилось играть роль вершителя судеб. – Ладно, девчонки, вы тут располагайтесь, будьте как дома, а нам надо еще смотаться по делам. Завтра с утра Санек заедет за вами и развезет по домам. Кстати, в холодильнике есть колбаса и фрукты. Да и водки полно осталось – так что можете снять стресс и расслабиться… Все, Саня, поехали, а то мы с ними и так уже слишком много времени потеряли. Хотя… Кто ж знал, что сегодня нас ждет такое забавное приключение с похищениями?
   – А почему вы не можете отпустить нас сейчас? – тихо спросила Катя, которая, похоже, до сих пор не вполне верила, что эта история могла завершиться для нас как-то иначе.
   – Потому что ваши подруги еще не до конца осознали, в какой блудняк вас втравили. Пусть еще немного помучаются, попсихуют, окончательно переругаются в поисках крайнего. Кстати, а кто был автором этой оригинальной идеи. Розка?.. Наверняка она. По крайней мере в свое время она была не без фантазии, – Марат мечтательно закатил глаза, видимо, вспоминая нашу Багиру, но затем осекся и кивнул охраннику. – Поехали.
   Наш мучитель направился к выходу. Вслед за ним, вздохнув, поплелся и Саня. Судя по выражению его лица, он был не в курсе задумки своего шефа и теперь искренне расстраивался, что этой ночью комиссарского тела ему так и не перепало. Ничего, гаденыш, переживешь.
   Мы с Катюшей оделись, погасили свет и сели на пол, вытянув ноги и прислонившись к стене.
   – У меня дома, наверное, с ума сходят, – сказала Катя.
   – И у меня тоже, – сказала я.
   – А все-таки хорошо, что тебе пришло в голову придумать про ребенка.
   – Про ребенка я не придумала. Моему сыну действительно четыре года, и его действительно зовут Егор.
   – Ну, ты даешь! А почему же не сказала никому?
   – Потому что дура, трусиха и «соплюха». Хотела быть такой же, как все вы – эмансипированной и свободной. Боялась, что Рита, узнав о Егоре, не возьмет меня в журнал.
   Нервное напряжение дало о себе знать только сейчас. Видно, у меня действительно запоздалая реакция.
   – А мы-то, дуры, тогда на тебя наехали за статью про трехлетних мальчиков. Получается, ты это про своего Егорку писала, да? Не обижайся на нас, ладно? – сказала Катя и, посмотрев на меня, добавила: – И вообще, ты – молодец. Кто знает, чем бы закончился сегодняшний день, если бы тебе не удалось уговорить Марата. Вдруг он это все наврал – и про инсценировку, и про разводку.
   – Не думаю, – устало ответила я и снова вспомнила о пережитом унижении. Стыд жаркой волной снова бросился мне в лицо. Хорошо, что в комнате было темно и Катя не могла этого видеть. Мы еще не научились жить с тем, что произошло сегодня, и от этого обе испытывали неловкость.
   – Интересно, что сейчас делают наши девчонки? – спросила она.
   – Спят, наверное, – со злостью сказала я.
   – Роза с Ритой наверняка не спят!
   – А что толку? Не им же пришлось отдуваться за этот идиотский план? Легко говорить о феминизме, когда не тебе приходится за это расплачиваться. Все твоя прекрасная Роза – заварила кашу, а сама в кусты.
   – Ты же ничего не знаешь о ней.
   – И знать не хочу! Какая мы к черту команда, если они бросили нас.
   – Но мы же сами согласились поехать…
   – Потому что надеялись на девчонок. В этих «Лапушках» только Ника. Она самая лучшая, а вы все ее не любите.
   – Оленька, успокойся…
   – И не смей называть меня Оленькой…
   Рыдания снова сдавили мне горло, и невыплаканные еще слезы полились вновь. Я и не заметила, как мы с Катей поменялись ролями. Теперь она утешала меня и говорила, что девчонки никогда нас не бросят и что сейчас им еще хуже, чем нам, потому что страшнее всего – неизвестность. Сейчас она снова была бывшей учительницей Катей Розовой и безошибочно находила слова, которые прогоняли обиду и врачевали душу. «Вот пришел великан, и упал великан, такой большой великан, а Оленька у нас маленькая», – приговаривала она, обхватив меня за плечи, будто баюкая. Эта странная присказка обладала волшебным свойством, она растворяла боль и уничтожала возникшую между нами неловкость. Мне больше не было страшно, и я верила, что Роза уже давно дозвонилась до Ники и сейчас лапушки готовят какой-нибудь гениальный план нашего спасения.
   Я не знала, что в то самое время, когда я засыпала сном-надеждой, на прикроватной тумбочке Ники резко завибрировал и замигал мобильник. Это звонила Роза.
 

Рассказ Ники

    Вероника Викторовна Стрельцова
    (она же – Ника).
    Чума, оторва. 168 см, 27 лет. Выпускница журфака.
    По профессии не работала.
    Танцевала в ночном клубе.
    Содержат родители и бой-френды.
    Часто меняет имидж – стрижки, масть, одежду…
    Обожает красивых мужчин (впрочем, некрасивых – тоже, из жалости).
    Не то чтобы нимфоманка, но где-то близко…
    Глупышка, но добра и отзывчива. Не злопамятна. Любит компании, хорошо поет.
    Умеет дружить. Корреспондент журнала. Не замужем.
    Девиз: «Живи с тем, кого не любишь, если не можешь жить с тем, кого любишь; главное – живи регулярно».
 
   Я проснулась от шума в голове. Хотя нет. Шумело вроде бы где-то за ее пределами. Я с трудом перевела глаза на прикроватную тумбочку. Источник шума находился именно там. Резко вибрировал и мигал мой мобильник. Номер был закрытым, поэтому я собралась и как можно обольстительнее сказала: «Алло».
   – Ника, кончай там обольщать очередного старикашку. Быстро приезжай к Лаппе, у нас проблемы…
   – Прям сразу кончать…
   Розка, а это была она, аж поперхнулась, а я записала себе на счет еще одно победное очко.
   – Стрельцова, через пятнадцать минут у Марго общий сбор.
   И Роза отключилась. Вечно она со своими недомолвками. И номер закрывает, потому что все еще, по-казански, боится спецслужб. Ну, что еще могло случиться? Опять кто-то запорол статью или интервью, а я, «великая журналистка», должна, как всегда, вывести всех на светлый путь?
   Несмотря на то, что журнал был еще в проекте, наша железобетонная Маргаритка заставляла девчонок писать статьи на разные темы. Учиться, учиться и еще раз учиться… Но это, по-моему, кто-то придумал еще до нее.
   Черт, сколько сейчас может быть времени? Семь! Они что там – с ума сошли со своими «учениями»?! Учитывая, что сегодня я легла спать лишь в начале четвертого, с их стороны это было самое натуральное свинство. И зачем только перед тем как укладываться, я включила свой мобильник? Кстати, судя по количеству непринятых, они мне всю ночь названивали. Ладно, в конце концов Лаппа сама рассказывала, что зачетное время прибытия по учебной милицейской тревоге составляет полтора часа. Так что времени на то, чтобы привести себя в порядок, достаточно.
   Голова гудела, и на душе было как-то муторно. И так как рефлексия – не мой конек (я даже значение этого слова узнала на лекции по философии на втором курсе журфака, когда один раз не вовремя проснулась), так что, сами понимаете, забеспокоилась я не на шутку.
   Вообще-то за последнее время в нашей женско-журнальной жизни произошло много чего забавного… Позорные сексфото, увольнения практически у всех, кроме меня, депрессуха от нехватки денег на журнал. И все равно меня каждый раз коробило, что такие симпатичные, а некоторые даже красивые мордашки моих уже любимых и родных лапушек в последнее время постоянно выражают все скорби человечества сразу. Наверное, и дурацкие мысли у меня от созерцания этих, с позволения сказать, лиц. Ну да, точно от этого. К гадалке ходить не надо. Я поспешила списать свои сомнения на окружающий мир, как это делала всегда, и пошла варить кофе…
   Пить кофе с утра, прежде чем принять душ и почистить зубы, меня научил мой первый мужчина. К этому еще должна была прилагаться сигарета, но ее я выкуривала после того, как выходила из дома – школьная привычка, чтобы не расстраивать бабушку, которая практически до семнадцати лет считала меня «милой девочкой». Первый мужчина «закончился» через два месяца, когда узнал, что мне только-только исполнилось пятнадцать лет. Мой двадцатипятилетний лейтенант милиции посчитал, что за такие отношения ему дадут больше, «чем я вешу», и сделал ноги. Два дня я пролежала лицом к стене, потому что так поступали все героини моих любимых романов а-ля Джейн Остин, а потом бабушка сманила меня на кухню моими любимыми беляшами. И там, на кухне, я поняла, что уже и не помню, как он целуется. Вот тут меня и озарило, что книги, пусть даже самые разумные, не отражают действительность. Читать я бросила и занялась познанием окружающего мира.
   Кофе не спас меня от дурацких мыслей. Ладно, попробуем проанализировать ситуацию. Хотя где я и где анализ?
   Так, что я делала вчера? Проснулась. Не в своей постели. Точно. Такое со мной случается. Не подумайте, я не нимфоманка, хотя бы потому, что знаю значение этого слова. Но я и не ханжа. Если мужчина мне нравится, то я не люблю, как это делают многие коллеги по полу, в течение месяца завязывать розовые сопли в бантики. Гораздо приятнее ехать с понравившимся мужчиной в машине и ощущать волны мурашек, перекатывающихся по телу. Если еще и секс потом отличный… В большинстве своем мужчины способны на примитивные «простые движения». С такими я сразу завязываю. А вот если от любви наутро глаза горят… С таким мужчиной я задерживаюсь. Один раз чуть замуж не выскочила. Бабуля отговорила. Она предложила мне представить, что через тридцать лет я проснусь с этим мужчиной, у которого и живот уже от пива отвис, и грудь больше на женскую похожа. Короче, я посмеялась минут пятнадцать и замуж не пошла. Не пошла потому, что в мужчинах я ценю вовсе не ум. Поговорить об особенностях стиха Баратынского я могу и с шестидесятилетним профессором филологии, одним из знакомых моей Ба. В мужчинах я ценю стиль. А стиль не предполагает ни оплывшего от пива лица и брюха, ни треников с обвисшими коленками на стуле около «ложа любви», ни запаха пота вместо аромата дорогого одеколона.
   Но я отвлеклась. Вчерашний мужчинка оказался так себе, на одну ночь. Поэтому я особенно не растрачивалась на утренние реверансы, приняла душ и поскакала на работу. Вообще-то ходить на работу каждый день не было никакой необходимости. Денег на выпуск пилотного номера у нас не было до сих пор. Но почему-то все члены нашего маленького женского коллектива считали необходимым утром собираться дома у Марго и создавать видимость работы. Правда, вчера до Лаппы я так и не дошла: позвонил один мой бывший бой-френд и нынешний начальник, владелец клуба «Касабланка», где я выступала в пятницу по вечерам. У меня там был сольный танцевальный номер – «Солнце Каира». Я сама придумала название и все па. Танцую я классно, чего скрывать. Надо, конечно, отдать должное и любимой бабуле, которая в свое время настояла на том, чтобы мама отдала меня в кружок восточных танцев при Дворце пионеров. Я, кстати, и в то время уже танцевала так, что и без стриптиза мужики млели.
   Азамат, мой шеф, позвонил вчера и позвал за город купаться и лопать шашлыки. Я и поехала. Просто сотрясать воздух в «офисе» у меня уже не было сил. Зато можно было попробовать вытянуть из «любимца всех богов», как ему нравилось себя величать, денежку на журнал. Время мы провели неплохо: «шефулька» после двух слабых попыток поприставать прямо в машине расслабился, и мы действительно накупались вдоволь и наелись шашлыков, которые Азамат готовил, как никто. А вот денег он не дал. Сказал, что спонсировать бабью дурь ему не позволяет его вера.
   Удивительное дело. Мужики всегда вспоминают Иисуса, Аллаха или Будду, когда другой причины для мотивации своих поступков им просто не найти. Богами, как хромой костылем, они поддерживают свою несостоятельность. И спорить с ними после таких «резонов» просто бесполезно. Я и не стала. Может, поэтому я так переживаю и самоугрызаюсь? Или как там это называется?
   Тут мне на голову полилась вода. Я даже не заметила, как, следуя утренней инерции, зашла в ванную и включила душ. Ладно, как сказал обсчитанный бармен клиенту-обманщику, только что поверженному им на пол стулом: «Пусть вода смоет все твои печали», и вылил ему на голову стакан воды.
* * *
   – Ребенок, выходи из душа. Ты вылила на себя уже больше воды, чем пролилось на землю во время всемирного потопа.
   Да, моей бабуле всегда было свойственно образное мышление.
   На кухне меня уже ждал завтрак – как всегда, мюсли и стакан сока. Так бабуля боролась с моими вредными привычками. Сама она говорила, что таким образом пытается продлить мне жизнь.
   – Ребенок, давай быстрее. Мне через час уже надо быть на работе. Если ты не поторопишься, то в редакцию отправишься на своих двоих.
   Я оценила такт бабули. Дело в том, что позавчера я так торопилась на очередное свидание, что немножко нарушила правила дорожного движения. Короче, я проигнорировала красный свет. Упс. Результатом стало помятое крыло. Ездить на такой уродине было просто невозможно, поэтому пришлось отвезти мою «малышку» в автомобильный салон красоты.
   – Одну минуточку, и на Жизель Бундхен рядом со мной никто и не взглянет.
   – Что за Бинуш?
   – Бундхен, Ба, Бундхен. Ты отстала от жизни. Это невеста Ди Каприо, фотомодель.
   – Ну, тогда, милая, сегодня кофе пьешь без молока. Твоим параметрам до модельных еще далеко.
   Я оглядела себя в зеркало. Бабульчик явно преувеличивала. При росте 168 талия у меня была 59. Плюс еще округлая попка и высокая грудь. И пусть бабуля называет это культом тела, все равно, нагишом я бы смотрелась явно лучше Ковальчук, которую Вортко выбрал на главную роль в «Мастере и Маргарите». Ой, Рита же объявила тему «Маргарит» закрытой. Но я так. Про себя.
   Честно говоря, я не понимаю, чего тогда все так озлились на эти фотки в журнале. Женское тело прекрасно. Если бы только не было вокруг тупоумных мужиков, которые думают, что если девушка на снимке обнажена, то она в жизни даст тебе за первым же углом. Хорошо, что мой лейтенант научил меня парочке приемов. Болезненных и унизительных. А то первое время отбоя не было от любителей «комиссарского тела». Только за одно этого урода редактора Ворошилова стоило бы навсегда лишить возможности плотских утех.
   Ладно, мы еще посчитаемся. Вот наш журнал выйдет, раскрутится. Мы будем ходить на всякие модные тусовки, где много ценителей женской красоты. Пристрою своих лапушек…
   – Бабульчик, а можно мне один круассанчик? Маленький такой…
   – Ника, ты скоро перестанешь влезать во все свои умопомрачительные наряды.
   – Ба… Ну мне много работать сегодня. Вон Розалинда наша звонила, видно, опять аврал и спасателям пора спешить. А если Чипу и Дейлу не дадут корочку сладкого хлебушка, они скукожатся и превратятся в страшных и злобных горгулий, каких мы, помнишь, видели в Париже на Нотр-Даме.
   – А если «спасателей» накормить, то они точно превратятся в толстопузов. Давай, дорогая, допивай кофе и двигай булками.
   – Фи, грандмер, что за выражения?
   Наши препирательства снова прервал звонок мобильника. Это уже была самаМаргарита Лаппа. Видно, дело и впрямь серьезное.
   – Ника, приезжай срочно ко мне. Девчонок взяли в заложницы. Сексуальные.
   Голос у Риты сорвался, и она отключилась.
   – Ба, я своим ходом. Буду поздно, не жди…
* * *
   Я быстро напялила кроссовки (видимо, сегодня они больше подойдут «погоде») и выскочила на улицу. «А Розка тоже, блин, хороша, – раздраженно думала я, выбегая на еще только просыпающийся проспект. – Не могла сразу толком сказать, что у нас там не учебное, а самое настоящее ЧП». Поймать машину с моими данными не проблема, и через две минуты я уже летела по Каменноостровскому на шикарной «тойоте». Эх, будь я в другом настроении и, симпапулька-водитель разорился бы сегодня не только на бензин. Но именно сегодня, занятая невеселыми мыслями, а вернее, предположениями, я была способна только поддерживать легкий треп. Что такое могло случиться с моими лапушками, что они стали сексуальными рабынями? Видимо, очередной «гениальный» план главной Лаппы где-то дал маленькую трещинку. Хотя стоп, если мне звонили Розанчик и Марго, значит…
   – Вот черт!!! Нет, молодой человек, это я не про вас. Вы очень даже ничего. А вот и моя редакция. Я работаю журналисткой. По-моему, это очень сексуально. Я вам что-то должна за проезд? Нет? А вы милый. Ну, увидимся, город маленький…
   Надо признаться, этот прием срабатывал всегда. Платить за «такси» мне еще ни разу не приходилось. Максимальной платой, которую я однажды отдала за поездку с Петроградки в Кронштадт, был поцелуй.
* * *
   В «офисе» творился дурдом. Причем, судя по всему, всю ночь. Мне даже стало обидно, что меня не позвали. Но потом я вспомнила, что телефон у меня вчера был отключен по поводу моего хорошего настроения после шашлычков. А тем временем Маруська бегала из угла в угол и все норовила позвонить в милицию, от чего ее тут же отговаривала Марго. Выглядело это так:
   Маша: Ждать больше нельзя!
   Рита: Что ты предлагаешь?
   Маша: Надо позвонить в милицию.
   Рита: Ага, и покаяться в похищении Розиного «бывшего». Тогда и девчонок не выручим, и сами…
   Тут наш «предводитель» показывала четыре скрещенных пальца.
   Так повторялось каждые три минуты. В четвертый раз я не выдержала:
   – Вы хоть объясните, что происходит? Ритусик переключилась на меня:
   – А, явилась, не запылилась. У нас тут беда, а до нее не дозвониться. Мужики у нее на первом месте, на подруг наплевать…
   – Эй-эй-эй… Ты чего. Что случилась-то?
   Маргоша выдохнула, а потом поведала мне о печальном исходе вчерашней операции. Блин, и тут я все пропустила! А ведь могла бы спасти девчонок. В том, что не Олю и Катю выбрал бы Марат, а именно меня, я не сомневалась. Но, может, еще не все потеряно. И он любит секс по утрам, а не по ночам?!
   – Ну, хотите, я пойду туда и заменю девчонок? Розита, ты вроде бы говорила, что твой бывший ничего себе в постели?
   Почему-то моя человеколюбивая идея вызвала бурю гневных отзывов и советов, из которых самым лестным был – думать не только… ну, вы поняли, каким местом. Такова судьба всех мудрых начинаний. Их душат ханжи и законники. Ну, не хотите, дело ваше. Думайте сами.
   Короче, я немного надулась и ушла курить на балкон.
   Обидок моих хватило на четыре затяжки, и я уже снова готова была включиться в процесс спасения невинности от порока, когда застала в комнате немую сцену. Посреди комнаты стояла… Катя, а рядом на коленях – Марго, и вы не поверите, я бы сама не поверила, если бы не увидела этого, как Марианна своего только что народившегося ребенка, она – плакала:
   – Катька, Катенька, Катюшечка, прости нас! Ты же видела, что выхода у нас не было. Ты сама согласилась. Тьфу, что это я несу… Ты как? Ты вообще как? Не молчи, ты чего? У тебя ничего не болит? Ты как добралась, пешком, на машине? О, Боже, о чем это я? Ника, стул, быстро!
   Это она уже, видимо, начала приходить в себя.
   – Катюшечка, ты, самое главное, не молчи. Ты скажи, поплачь. Ника, ну накапай ей валерьянки! Маш, сгоняй за коньяком! Катенька, садись. А может, ты прилечь хочешь? Тихо, тихо, тихо, я все сама. Люся, дай мне мою сумку. Там записная книжка. Я сейчас позвоню Якову Захаровичу, Кать, помнишь, мы к нему кофе ездили пить.
   Дрянной еще такой кофе оказался. И он нам все рассказывал, как служил доктором, сначала в акушерском отделении, потом в роддоме. Да, Кать, я ему сейчас позвоню… Люсь, ну где моя сумка!! И мы все уладим, Кать, честное слово, ты не молчи, вот попей… Ника! Тебя только за смертью посылать! Ничего, Катенька, не хочется, а надо. Пей, пей, пей. Пей, Кать, я лучше знаю, что надо делать в таких ситуациях. Ты не обижайся, я вот что хочу сказать. Жизнь она ведь какая, не знаешь, где плохо в хорошо обернется. Ты, Катюша, вот руку на сердце положа – героиня. Всех нас спасла. Ты вот об этом думай. А еще лучше вообще не думай. Катюш, ну что же делать-то было?! Ой, вон Машка уже и коньяк принесла. Маруся… Тьфу, Ника заразила всех своими имя-преобразованиями! Маша! Ну, ты бы хоть лимончику купила. Люсь, разливай. Всем разливай. Все, девчонки, ухнули…
   Ну, все по привычке слушаться Лаппу и «ухнули», вот только Катька пить не стала, а вроде бы самая нуждающаяся была. Она только побледнела и за сердце схватилась. Но это еще ничего. Это все медикаментозно лечится. А вот когда она рот открыла… Тут уж всем стало ясно, что девчонка от пережитого умом тронулась.
   – А что случилось? Где Катя?
   Мы с девчонками переглянулись. Потом Машка тихонько начала продвигаться к телефону, видимо, собралась звонить 911, с нее станется. Короче, дело надо было брать в свои руки, я взяла бутылку с водой и вылила ее на голову Кате. Вода всегда стояла на Маргаритином рабочем столе. Она таким образом боролась за здоровый образ жизни нашей еще несуществующей редакции. Пить на рабочем месте было нельзя, даже самый простенький джин, курить – только на балконе. Одно время она даже пыталась отучить девчонок ругаться. Но когда сама пару раз поговорила с так называемыми респондентами, которые периодически звонили ей после опубликования откровенных фоток (и откуда только телефон узнавали) и приглашали нас на «шашлычок-с», сама не удержалась от мата. Запрет был снят.
   Пока я мысленно рассуждала о превратностях редакционной жизни, Катюша пришла в себя и врезала мне такую пощечину… Блин, как у меня голова не отвалилась, не знаю, но в этот момент на меня нашло прозрение. Черт, или оно наступает, это прозрение? Короче, я поняла, что девица, которая стояла перед нами, не Катя. О чем и уведомила окружающих.
   – Ника, не неси чушь! – возопила Роза.
   – Вообще-то ваша Ника права. Я не Катя. Я – Наташа, ее сестра-близнец.
   Лапушки впали в ступор.
   – Так, дайте-ка мне валерьяночки, – тихим, но все-таки командным голосом попросила Марго. – А то у меня такое впечатление, будто я попала на съемочную площадку индийского фильма «Зита и Гита».
   И тут у меня опять зазвонил телефон. Судя по номеру, это был один из моих ухажеров.
   – Да, зая. Нет, прямо сейчас не могу. А вообще – могу, ты сомневался? А чего волноваться?! Ну, выпей новопасситику. С чего ты взял, что я издеваюсь? Просто я занята. Нет, я не в магазине нижнего белья. Там я вообще не беру трубку. Я на работе. Знаешь, что, котик, позвони, когда научишься себя вести.
   Я в ярости выключила мобильник. У девчонок вокруг меня были странные лица. А потом они начали хохотать, как сумасшедшие. Ну, и пожалуйста, лишь бы не плакали. Первая остановилась Роза:
   – Пойду сварю кофе. Эту ситуацию надо обмозговать. Маргарита, ты объясни девушке… Наташе, что случилось.
   На кухне, куда я, конечно, желая помочь самоотверженной Розамунде, а попросту говоря, из любопытства, заглянула, наша Багира, вместо того чтобы наполнить турку, закурила. Такого еще не случалось за время нашего знакомства! Я зашла и в лоб спросила:
   – Что, чувствуешь себя виноватой?
   – Не дави сильно на педали, детка, надорвешься, – печально усмехнулась Роза.