Страница:
«УБОГИЙ», — хохотал Дьявол, и скалились по углам крысы. УБОГИЙ.
Гурецкий поднял с песка гранату. «УБИЙЦА, МАМА!» — прокричал тонкий голос неродившегося ребенка Птицы.
— Ну… хочешь что-нибудь сказать напоследок? — глухо спросил Гурецкий.
Губы под роскошными усами слабо шевельнулись!
— Что? Говори громче…
Снова зашевелились бескровные губы.
— Я не уйду, — услышал Гурецкий. — Меня нельзя убить.
— Сейчас проверим.
Мишка посмотрел в бледное лицо, криво усмехнулся. Повторил:
— Сейчас проверим.
Он разогнул усики и вынул чеку. После того как он разожмет пальцы, останется три секунды… Гурецкий разжал пальцы. С негромким металлическим щелчком ударника граната упала на песок у правой ноги Дуче. Гурецкий резко повернулся и быстро пошел по проходу. Двадцать два, считал он, шлепая по воде. Вой неся ему вслед… двадцать три… блеснул в луче фонаря хромированный швейцарский механизм в ботинке… Двадцать четыре! Мишка шагнул за кирпичный выступ. Он привычно открыл рот, чтобы уравновесить перепад давления.
В черной глубине подвала громыхнуло. Раскаленный ветер с песком, с водой, с чугунными брызгами и кирпичной крошкой прошелестел мимо морпеха. Знакомый ветер войны… Стало тихо. Мишка побрел к выходу из подвала. Возле сорванной с петель двери валялся левый ботинок фирмы «Саламандер».
Снег продолжал идти. Плотные важные хлопья упали на лицо Михаила Гурецкого по кличке Сохатый. Он жадно вдохнул свежий воздух и быстро пошел прочь. Мишку слегка шатало.
Вот и все, что я смог для тебя сделать, Пернатый! Прости!
Обнаружилась универсальная ножовка с комплектом полотен. В пластиковой рукоятке было закреплено сломанное полотно с мелким зубом. С бурыми пятнами, похожими на кровь. Так написали в протоколе. Пятна, похожие на кровь, нашли в кухне, в ванной, в прихожей и в багажнике автомобиля, оформленного на имя Тихонова Александра Михайловича. А вот расчлененные тела обеих проституток найдут только в мае девяносто девятого в районе Всеволожска, в лесу.
В понедельник, утром второго ноября, начальник пресс-службы ФСБ Алексей Острецов сообщит журналистам питерских СМИ о том, что в результате проведенных оперативно-следственных мероприятий в Санкт-Петербурге пресечена деятельность террористической бандгруппы. Подробности, в интересах следствия, в настоящее время оглашены быть не могут. Вечером этого же дня вдова капитана Ряскова получила ордер на новую квартиру.
В чумовой круговерти событий, в перенасыщенной криминальной хронике девяносто восьмого года и эта информация сотрется, вылиняет, подзабудется. В прессу, впрочем, просочится кое-что о хищениях тротила, взрывах гранат на Карпинского и на Свечном. Но даже пишущие на криминальные темы журналисты не свяжут эти события в одно целое. Нужно быть, как минимум, Шерлоком Холмсом, чтобы обнаружить связь между исчезновением двух проституток, хищением тротила, смертью офицера ФСБ и широкомасштабной операцией по розыску инвалида. И массой других событий, таких далеких друг от друга.
А двадцатого ноября неизвестные киллеры убьют в подъезде собственного дома одного из лидеров демократического движения Галину Старухину. Выстрелы на канале Грибоедова вызовут шок не только в накаленной предвыборной атмосфере Санкт-Петербурга, но и во всей стране. Как будто по команде, московские СМИ поднимут вой на тему: «Петербург — криминальная столица России». Слабые голоса региональных питерских газет и телеканалов страной услышаны не будут. Тягаться с московским информационным колоссом им не по плечу.
Одним из первых, кто скажет скорбные слова у гроба Галины Старухиной, будет Сергей Павлович Коротков. Он произнесет не только слова прощания с Галиной Васильевной. Нет, он призовет нас всех посмотреть в глаза правде. Осознать, в каком мире мы живем. И хотим ли жить в стране, где правят бандиты, а власти и те, кому положено бороться с преступниками, бездействуют? На предстоящих шестого декабря выборах, сказал Коротков, петербуржцы должны ответить на произвол своими голосами. И я уверен, земляки, вы сделаете правильный выбор! Красно-коричневые не пройдут!
На фоне всех этих событий совсем незамеченной прозвучит перестрелка в центре города, в которой погибнет менеджер по работе с персоналом клуба «Золотой миллиард» Игорь Шалимов. Да двое каких-то боевиков… обычная криминальная разборка, газеты упомянут о ней вскользь. (Несколько ранее произойдет конспиративная встреча этого самого менеджера с сотрудником некоего Агентства журналистских расследований…)
А господина Короткова шестого декабря в ЗАКС, конечно же, выберут.
А что же остальные герои этой странной, почти выдуманной истории? Какова их дальнейшая судьба? Достоверно автору известно только о мертвых… А живые? — спросите вы… Возможно, вы встречаете их на улице, живете в одном доме, ваши дети ходят в одну школу. Вы не узнаете их в толпе озабоченных людей. Но все равно они — рядом.
Эпилог
Гурецкий поднял с песка гранату. «УБИЙЦА, МАМА!» — прокричал тонкий голос неродившегося ребенка Птицы.
— Ну… хочешь что-нибудь сказать напоследок? — глухо спросил Гурецкий.
Губы под роскошными усами слабо шевельнулись!
— Что? Говори громче…
Снова зашевелились бескровные губы.
— Я не уйду, — услышал Гурецкий. — Меня нельзя убить.
— Сейчас проверим.
Мишка посмотрел в бледное лицо, криво усмехнулся. Повторил:
— Сейчас проверим.
Он разогнул усики и вынул чеку. После того как он разожмет пальцы, останется три секунды… Гурецкий разжал пальцы. С негромким металлическим щелчком ударника граната упала на песок у правой ноги Дуче. Гурецкий резко повернулся и быстро пошел по проходу. Двадцать два, считал он, шлепая по воде. Вой неся ему вслед… двадцать три… блеснул в луче фонаря хромированный швейцарский механизм в ботинке… Двадцать четыре! Мишка шагнул за кирпичный выступ. Он привычно открыл рот, чтобы уравновесить перепад давления.
В черной глубине подвала громыхнуло. Раскаленный ветер с песком, с водой, с чугунными брызгами и кирпичной крошкой прошелестел мимо морпеха. Знакомый ветер войны… Стало тихо. Мишка побрел к выходу из подвала. Возле сорванной с петель двери валялся левый ботинок фирмы «Саламандер».
Снег продолжал идти. Плотные важные хлопья упали на лицо Михаила Гурецкого по кличке Сохатый. Он жадно вдохнул свежий воздух и быстро пошел прочь. Мишку слегка шатало.
Вот и все, что я смог для тебя сделать, Пернатый! Прости!
* * *
Через час офицеры ФСБ вошли в квартиру, которую снимал Терминатор в соседнем подъезде. Они обнаружили страшный бардак, массу пустых бутылок из-под «Смирновской» и… две отрезанные ноги в холодильнике. Обе — левые. В лохмотьях окровавленных чулок. После исчезновения двух молодых проституток с Московского вокзала такая находка была, в общем-то, предсказуема. Она вполне укладывалась в рамки крутого бульварного романа, который сочинил Семен Фридман. И все равно кровавая находка вызвала шок у офицеров ФСБ… о понятых и говорить нечего.Обнаружилась универсальная ножовка с комплектом полотен. В пластиковой рукоятке было закреплено сломанное полотно с мелким зубом. С бурыми пятнами, похожими на кровь. Так написали в протоколе. Пятна, похожие на кровь, нашли в кухне, в ванной, в прихожей и в багажнике автомобиля, оформленного на имя Тихонова Александра Михайловича. А вот расчлененные тела обеих проституток найдут только в мае девяносто девятого в районе Всеволожска, в лесу.
В понедельник, утром второго ноября, начальник пресс-службы ФСБ Алексей Острецов сообщит журналистам питерских СМИ о том, что в результате проведенных оперативно-следственных мероприятий в Санкт-Петербурге пресечена деятельность террористической бандгруппы. Подробности, в интересах следствия, в настоящее время оглашены быть не могут. Вечером этого же дня вдова капитана Ряскова получила ордер на новую квартиру.
В чумовой круговерти событий, в перенасыщенной криминальной хронике девяносто восьмого года и эта информация сотрется, вылиняет, подзабудется. В прессу, впрочем, просочится кое-что о хищениях тротила, взрывах гранат на Карпинского и на Свечном. Но даже пишущие на криминальные темы журналисты не свяжут эти события в одно целое. Нужно быть, как минимум, Шерлоком Холмсом, чтобы обнаружить связь между исчезновением двух проституток, хищением тротила, смертью офицера ФСБ и широкомасштабной операцией по розыску инвалида. И массой других событий, таких далеких друг от друга.
А двадцатого ноября неизвестные киллеры убьют в подъезде собственного дома одного из лидеров демократического движения Галину Старухину. Выстрелы на канале Грибоедова вызовут шок не только в накаленной предвыборной атмосфере Санкт-Петербурга, но и во всей стране. Как будто по команде, московские СМИ поднимут вой на тему: «Петербург — криминальная столица России». Слабые голоса региональных питерских газет и телеканалов страной услышаны не будут. Тягаться с московским информационным колоссом им не по плечу.
Одним из первых, кто скажет скорбные слова у гроба Галины Старухиной, будет Сергей Павлович Коротков. Он произнесет не только слова прощания с Галиной Васильевной. Нет, он призовет нас всех посмотреть в глаза правде. Осознать, в каком мире мы живем. И хотим ли жить в стране, где правят бандиты, а власти и те, кому положено бороться с преступниками, бездействуют? На предстоящих шестого декабря выборах, сказал Коротков, петербуржцы должны ответить на произвол своими голосами. И я уверен, земляки, вы сделаете правильный выбор! Красно-коричневые не пройдут!
На фоне всех этих событий совсем незамеченной прозвучит перестрелка в центре города, в которой погибнет менеджер по работе с персоналом клуба «Золотой миллиард» Игорь Шалимов. Да двое каких-то боевиков… обычная криминальная разборка, газеты упомянут о ней вскользь. (Несколько ранее произойдет конспиративная встреча этого самого менеджера с сотрудником некоего Агентства журналистских расследований…)
А господина Короткова шестого декабря в ЗАКС, конечно же, выберут.
А что же остальные герои этой странной, почти выдуманной истории? Какова их дальнейшая судьба? Достоверно автору известно только о мертвых… А живые? — спросите вы… Возможно, вы встречаете их на улице, живете в одном доме, ваши дети ходят в одну школу. Вы не узнаете их в толпе озабоченных людей. Но все равно они — рядом.
Эпилог
— Вот так, Николай Степанович. Было полшестого утра, по улицам бежали первые трамваи, дворники начинали шаркать лопатами. В кабинете майора Рощина плавали синие слои сигаретного дыма. В пепельнице высилась гора окурков.
— Вот так, Николай Степанович, — сказал Рощин. — Или примерно так. В деле еще полно пробелов. Полагаю, некоторые мы не сможем устранить никогда. В том числе и благодаря вам, господин инвестигейтор…
— Но я… — начал Повзло. Рощин жестко сказал:
— Не надо. Оправдываться не надо. Если бы вы сразу пришли к нам (майор сокрушенно покачал головой)… Если бы вы пришли к нам, Штирлиц был бы жив. А господин Коротков… А, чего там…
Рощин вяло махнул рукой. Потом встал и прошел через весь кабинет к окну. Он открыл форточку, и вместе с потоком холодного воздуха в помещение ворвались звуки просыпающегося города.
— Странно, — произнес Рощин, обращаясь будто бы не к Повзло, а к самому себе. — Странно, но все вы совершаете одну и ту же ошибку. И Птица, и Гурецкий, и вы… Все испытывают судьбу, решаются играть в одиночку. Но результат-то всегда предсказуем загодя. То, что вы живы, — огромная для вас удача, Николай Степанович.
— Да, случайность, — согласился Коля. Рощин усмехнулся и только покачал головой.
— А скажите, Сергей Владимирович, есть все-таки связь между делом Терминатора и убийством Старухиной?
— Сложный вопрос, — отозвался майор после паузы. — Очень сложный. Очень много в этой истории совпадений, недоговоренностей и дешевой детективщины. В реальной жизни все, как правило, гораздо проще. И однозначного ответа дать нельзя. Мы в своей работе, как и вы, опираемся только на факты. Остальное, извините, беллетристика… Теперь, пожалуй, нам не удастся установить: действовал Фридман автономно или все же под руководством господина Короткова? Однако то, что Коротков был в курсе — несомненно. Как видите, здесь чисто криминальный аспект переходит в политический. Им очень хотелось взять Яковлева за горло. Не тем способом, так другим. Он многим как кость в горле. После собчаковского беспредела приход нормального человека для некоторых чиновников был равносилен катастрофе. Здесь все очень непросто… Коротков и банда рвутся к власти. И, соответственно, к кормушке. Они на Яковлева пытались, давить разными средствами. И будут пытаться впредь… Думаю, история, Николай Степанович, будет иметь продолжение. Да что я вам объясняю?… Вы же эту всю кухню видите…
Коля кивнул и ничего не ответил. Совершенно очевидно, что чекист прав. Даже циничное убийство Старухиной пытались прилепить губернатору. Масса и московских, и питерских газеток кто намеком, а кто впрямую подкидывал электорату мысль о причастности губернатора.
— Слушай, — сказал вдруг Рощин, — У тебя сигареты остались?
Повзло заглянул в пачку, последняя сигарета сиротливо жалась в углу.
— Есть одна…
— Располовиним? — улыбнулся майор.
— Давай… — улыбнулся журналист. Он посмотрел на часы и ахнул: ребята уже четыре с половиной часа стоят на ушах.
Именно столько времени прошло с того момента, как он обязан был сделать контрольный звонок в Агентство.
— Господи! — прошептал Коля. — Я могу позвонить от вас?
— Конечно, вот этот — городской. После довольно бурного объяснения с Обнорским (Андрей на Колю даже наорал, но на самом деле в его голосе сквозило облегчение) Повзло докурил хабарик…
— А скажите, Сергей Владимирович…
— Нет, Николай Степанович, я уже и так очень много вам наговорил. Так много, что меня пора с работы гнать.
— Значит, дополнительной информации…
— Не будет, — кивнул Рощин.
— Ну, хорошо… — Коля затушил окурок. — А в художественной, так сказать, форме, я мог бы это изложить?
— В художественной форме никто никому запретить что-либо излагать не может, — сухо ответил майор.
…Николай Повзло вышел на улицу через подъезд N 2. Было около шести утра, темно. Небо на востоке казалось чуть-чуть посветлей, но до рассвета было еще далеко. Журналист-расследователь Николай Степанович Повзло шел по Литейному проспекту в сторону Невского. Машин было еще мало. Пешеходов не было вовсе. За спиной у Коли оставалась четкая цепочка рифленых отпечатков подошв на белом снегу.
16 августа 1999. Санкт-Петербург.
— Вот так, Николай Степанович, — сказал Рощин. — Или примерно так. В деле еще полно пробелов. Полагаю, некоторые мы не сможем устранить никогда. В том числе и благодаря вам, господин инвестигейтор…
— Но я… — начал Повзло. Рощин жестко сказал:
— Не надо. Оправдываться не надо. Если бы вы сразу пришли к нам (майор сокрушенно покачал головой)… Если бы вы пришли к нам, Штирлиц был бы жив. А господин Коротков… А, чего там…
Рощин вяло махнул рукой. Потом встал и прошел через весь кабинет к окну. Он открыл форточку, и вместе с потоком холодного воздуха в помещение ворвались звуки просыпающегося города.
— Странно, — произнес Рощин, обращаясь будто бы не к Повзло, а к самому себе. — Странно, но все вы совершаете одну и ту же ошибку. И Птица, и Гурецкий, и вы… Все испытывают судьбу, решаются играть в одиночку. Но результат-то всегда предсказуем загодя. То, что вы живы, — огромная для вас удача, Николай Степанович.
— Да, случайность, — согласился Коля. Рощин усмехнулся и только покачал головой.
— А скажите, Сергей Владимирович, есть все-таки связь между делом Терминатора и убийством Старухиной?
— Сложный вопрос, — отозвался майор после паузы. — Очень сложный. Очень много в этой истории совпадений, недоговоренностей и дешевой детективщины. В реальной жизни все, как правило, гораздо проще. И однозначного ответа дать нельзя. Мы в своей работе, как и вы, опираемся только на факты. Остальное, извините, беллетристика… Теперь, пожалуй, нам не удастся установить: действовал Фридман автономно или все же под руководством господина Короткова? Однако то, что Коротков был в курсе — несомненно. Как видите, здесь чисто криминальный аспект переходит в политический. Им очень хотелось взять Яковлева за горло. Не тем способом, так другим. Он многим как кость в горле. После собчаковского беспредела приход нормального человека для некоторых чиновников был равносилен катастрофе. Здесь все очень непросто… Коротков и банда рвутся к власти. И, соответственно, к кормушке. Они на Яковлева пытались, давить разными средствами. И будут пытаться впредь… Думаю, история, Николай Степанович, будет иметь продолжение. Да что я вам объясняю?… Вы же эту всю кухню видите…
Коля кивнул и ничего не ответил. Совершенно очевидно, что чекист прав. Даже циничное убийство Старухиной пытались прилепить губернатору. Масса и московских, и питерских газеток кто намеком, а кто впрямую подкидывал электорату мысль о причастности губернатора.
— Слушай, — сказал вдруг Рощин, — У тебя сигареты остались?
Повзло заглянул в пачку, последняя сигарета сиротливо жалась в углу.
— Есть одна…
— Располовиним? — улыбнулся майор.
— Давай… — улыбнулся журналист. Он посмотрел на часы и ахнул: ребята уже четыре с половиной часа стоят на ушах.
Именно столько времени прошло с того момента, как он обязан был сделать контрольный звонок в Агентство.
— Господи! — прошептал Коля. — Я могу позвонить от вас?
— Конечно, вот этот — городской. После довольно бурного объяснения с Обнорским (Андрей на Колю даже наорал, но на самом деле в его голосе сквозило облегчение) Повзло докурил хабарик…
— А скажите, Сергей Владимирович…
— Нет, Николай Степанович, я уже и так очень много вам наговорил. Так много, что меня пора с работы гнать.
— Значит, дополнительной информации…
— Не будет, — кивнул Рощин.
— Ну, хорошо… — Коля затушил окурок. — А в художественной, так сказать, форме, я мог бы это изложить?
— В художественной форме никто никому запретить что-либо излагать не может, — сухо ответил майор.
…Николай Повзло вышел на улицу через подъезд N 2. Было около шести утра, темно. Небо на востоке казалось чуть-чуть посветлей, но до рассвета было еще далеко. Журналист-расследователь Николай Степанович Повзло шел по Литейному проспекту в сторону Невского. Машин было еще мало. Пешеходов не было вовсе. За спиной у Коли оставалась четкая цепочка рифленых отпечатков подошв на белом снегу.
16 августа 1999. Санкт-Петербург.