Страница:
Непосредственную подготовку к операции начал Дуче еще в начале августа. А в середине сентября решение принимал уже Терминатор. Иногда эти двое пересекались, в одной голове звучало два голоса одновременно. Иногда Терминатор как бы уходил в тень, умолкал… но всегда возвращался. Его решения становились главными, обсуждению не подлежали. Дуче никогда не расстался бы с Очкариком, но Терминатор решил жестко и бескомпромиссно: Очкарика слить. Авантюра, говоришь? А теперь ты висишь на рее.
Ах, кадровый вопрос! Вечное проклятие реформаторов во все времена. Головная боль гениев. Терминатор хотел провести реформу Человечества. Огромного совкового человечества. Питер — проба пера. Черной Галере по силам кругосветный вояж.
Кадровый вопрос. Одиночество. Невозможность поделиться с кем-либо своими идеями. Вот если бы Птица… у него крепкий хребет. Но он не поймет, никогда не встанет рядом. Хрен с ним! Не надо. Терминатор идет один.
Остальные — инструмент в его руках. Исполнители. И Птица исполнитель. Повязан на свою бабенку. Любовь, понимаешь… щенок.
Сигарета догорела, обожгла пальцы. Терминатор не должен чувствовать боли. Семен Фридман почувствовал. Он выругался, вышвырнул окурок в окно. Эти переходы из одного состояния в другое — пугали его. Он не успевал перестроиться, приспособиться. Ломался ход мысли, Семен Ефимович начинал совершать странные, нелогичные поступки. Он знал, что он — Терминатор. И все же… УБОГИЙ, — сказала та сука в тамбуре.
Он закурил сигарету. Затянулся. Кто он сейчас: Терминатор? Дуче? Он сам не понимал. Мысли путались, рвались.
Жаль, что Птица не с ним. Жаль. Дуче присматривался к нему еще в зоне, когда скрип весел Черной Галеры был еще не слышен. Понял — в этом угрюмом мужике стержень есть. И голова, и характер. И крутая спецназовская закалка. На зоне-то человека видно насквозь. Как ты не прикидывайся, тебя расколют и место твое определят. Многие в хату входили жуликами, а выходили мужиками. Или опущенными. Или не выходили вовсе. Да, крепко стоял Птица на зоне. А вот на бабе обмяк. Жаль, его можно было бы оставить в живых. Не как помощника, нет. Как хороший инструмент. Но теперь уже невозможно.
Кадровый вопрос… Цепь потерь в команде Дуче началась с Очкарика. Приказ отдал Терминатор. Спустя неделю менты замели Ежа и Брюхана. Большой ценности они не представляли. С точки зрения Терминатора. Зато Дуче могли пригодиться. Ну… сами козлы косяка упороли. Затеяли пощипать одного барыгу за спиной Семена. А ума-то кот наплакал. Отморозки… Из Крестов потом маляву прислали: выручай, Ефимыч, сними с кича. Хер вам! Ввели в блудняк — хавайте пайку хозяйскую. Может, поумнеете.
А вчера — Козуля. Вот это уже проблема. Через Козулю менты, вернее гэбисты, запросто могут выйти на прапора. И тогда остального тротила точно не видать. И все нужно начинать сначала. А силы уже на исходе. Второй раз стать Терминатором он уже не сможет. Ни время, ни обстоятельства не дадут… Тридцать килограммов тротила превратились в облако раскаленного газа — впустую! Еще восемьдесят спрятаны где-то в Приозерске. У этого армейского сапога. Их надо срочно добыть и привезти. Птица — единственный, кто знает Прапора в лицо, единственный, кто это сможет сделать. Надо посылать Птицу.
Сегодня Терминатор превратит его в послушный инструмент. Заставит исполнять свою волю, свяжет его по рукам и ногам. Птица найдет Прапора, возьмет тротил, а Прапора уничтожит.
Семен пустил движок и резко взял с места. Вслед за ним тронулась невзрачная серая «пятерка», стоявшая метрах в шестидесяти позади. И бежевая неприметная двадцать четвертая «волга», которая пряталась на прилегающей улице.
— Да, Владимир Анатольевич, мы вынуждены считать угрозу реальной, — ответил начальник УФСБ.
Губернатор с силой провел правой ладонью по голове с безукоризненным пробором. Жест получился скупой и энергичный… Генерал-лейтенант Егорьев подумал, что реальный губернатор отличается от своей телеверсии энергией и напором. Работа руководителя такого уровня постоянно подбрасывает так называемые нештатные ситуации, требует умения держать удар и брать на себя ответственность. Иногда — чудовищно тяжелую ответственность. Яковлев умел.
— А, черт! — сказал губернатор и снова быстро перечитал текст. А текст был такой:
УЛЬТИМАТУМ
В полночь 20-го октября будет произведен первый взрыв. Это предупреждение.
Если Вы хотите избежать катастрофических разрушений и огромных человеческих жертв в Вашем городе, то ровно через сутки, в полночь 21-го, должны передать мне выкуп в размере 5'000'000 долларов.
Это справедливо — по доллару с жителя.
В противном случае 22-го, в полдень, произойдет второй взрыв в людном месте. Мощность — 10 килограммов тротила.
Взрывы будут производиться ежедневно в полдень, в людных местах. Последствия каждого — УЖАСНЫ.
Общее количество — десять.
Если вы проявите разум и Покорность, я не буду разрушать город.
Сообщите мне контактный телефон для связи с Вами.
Его должна назвать Марианна Баконина 20-го октября в 21:35 в программе ТСБ на сотой секунде эфира.
Я сообщу свои дальнейшие инструкции.
ТЕРМИНАТОР.
Губернатор снял очки и посмотрел на генерала. Во многом они, безусловно, были похожи: уверенностью в себе, твердостью характера, умением добиваться поставленной цели. Те времена, когда на волне демократических перемен к власти прорывались пустомели, прошли. Новая жесткая реальность востребовала человека дела. Егорьев подумал, что смутить этого крепкого мужика можно только телекамерой, а в жизни это не просто.
Губернатор кивнул на ксерокопию Ультиматума:
— Думаю, автор этого опуса — психически больной человек. Шизофреник.
— Сейчас текст обрабатывают наши эксперты-психологи. Очень скоро мы получим квалифицированное заключение. Это позволит определить тип личности, составить психологический портрет. А также понять его мотивы и более достоверно оценить реальность угрозы.
Яковлев с уважением относился к Егорьеву, к работе конторы с Литейного. В силу своего положения губернатор знал многое из того, о чем никогда не узнает рядовой обыватель. Работа комитетчиков традиционно не афишировалась, их руководство почти не светилось на телеэкранах. Но именно благодаря этой тихой, незаметной и трудоемкой работе город жил спокойно… Насколько это вообще возможно в нашем правовом государстве.
Безобидный лист белой бумаги лежал на полированной столешнице. Негромко тикали часы на стене. Отражалось в благородном паркете солнце. На рее Черной Галеры покачивался висельник: притихла стая телефонов на приставном столике. Город ничего не знал о нависшей угрозе.
— Психологический портрет и тип личности — это, конечно, хорошо, — сказал губернатор, — но напрямую к преступнику нас не ведет. Так, Евгений Сергеевич?
— Безусловно, Владимир Анатольевич. Это всего лишь одно из направлений в оперативно-розыскных мероприятиях. На данный момент мы располагаем информацией о двух участниках преступления. Один — погибший перевозчик взрывчатки, некто Козлов. Говорить о его причастности со стопроцентной гарантией нельзя. Но есть факты, которые привязывают его к Ультиматуму крепко.
— Какие именно? — уточнил губернатор. Генерал вытащил из папки еще один лист бумаги — ксерокопию схемы, изъятой во время обыска в доме Козлова. Он молча протянул его губернатору. Яковлев быстро и внимательно изучил копию вещдока.
— Эта схема, — прокомментировал Егорьев, — изъята нашими сотрудниками при обыске у погибшего. Здесь явно изображен план некоего перекрестка. Вот, например, надпись ул. К… пересечение с улицей, обозначенной буквой П. И выше надпись: налево во двор под арку… стрелочка. Это, в принципе, может и не иметь никакого отношения к нашему делу, но…
— Дата? — спросил Яковлев.
— Дата, — ответил Егорьев. — Если человек перевозит груз — весьма, замечу, немалый груз — взрывчатки. Если тот же человек тайно хранит схему с датой, соответствующей дате взрыва в Ультиматуме… Вывод напрашивается сам: очевидно, на схеме указан адрес первого взрыва.
Невинный листок бумаги лег рядом с первым. Губернатор обвел красным фломастером цифру 20:10 на одном и надпись 20-го октября на другом. Потом поднял взгляд на Егорьева:
— Продолжайте, Евгений Сергеевич.
— Компьютерный анализ показал, что пересечений улиц с названиями, начинающимися на буквы П и К, в Санкт-Петербурге более двадцати. С буквами нам, конечно, не повезло…
— В силу их широкого распространения, — понимающе кивнул головой губернатор.
— Да, — подтвердил генерал. — На П начинаются более девяноста улиц. А есть еще переулки, проезды, бульвары, скверы, набережные, линии, шоссе и так далее… всего названий на букву П в черте города насчитывается сто сорок пять. Есть проблема с переименованиями — многие люди до сих пор пользуются старыми, привычными названиями. Та же самая картина с буквой К — более сотни улиц. А с переулками и прочим — сто семьдесят объектов. Наши оперативники уже изучают перекрестки П-К. Возможно, нам удастся зацепиться.
Губернатор посмотрел на схему, в глазах читался несомненный интерес.
— Далее, — продолжил Егорьев, — нами изучаются связи погибшего перевозчика. Он занимался коммерцией, так что контактов имел довольно много. Сотрудники следственной службы уже активно работают в этом направлении. В прошлом Козлов имел судимости, мы проверяем его связи по этой линии. В ИТК, где он отбывал наказание, будет командирован опытный сотрудник… Второй фигурант — сообщник нашего коммерсанта, армейский прапорщик. Он-то и похищал тротил со склада. Сегодня утром мы провели ревизию — похищено сто двадцать килограммов.
— Сколько? — невольно вырвалось у губернатора. Другой реакции на эту информацию Егорьев и не ожидал. Он внятно повторил:
— Сто двадцать килограммов тринитротолуола.
Висельник на рее галеры под названием TERROR весело оскалил гнилые зубы. «Пиастры!» — заорал пьяный петух. Метались над искрящейся Невой чайки.
— Что ж, давайте обсудим, чем именно администрация может помочь в этом случае. Мне, в общем, ваши трудности с материально-ресурсным обеспечением известны. Будем их решать.
Лаконично генерал-лейтенант перечислял вопросы: транспорт, бензин, средства связи, контроля и наблюдения. Губернатор делал пометки в блокноте.
Технические проблемы они обсудили за пятнадцать минут. После этого начальник УФСБ убыл. Расширенное совещание с участием ГУВД назначили на шестнадцать часов.
Некоторое время губернатор сидел неподвижно, затем вызвал помощника и продиктовал:
— Начальник УГПС [6]Чуприян. Митягин из гражданской обороны [7]Иванченко и…
— Простите, Владимир Анатольевич, который Иванченко? Николай Никонович?
— Да, командир ПСО [8], и Усенков из Скорой. Да… еще начальник комитета по управлению жилым фондом. Всех через сорок минут ко мне.
— Хочу напомнить, Владимир Анатольевич, что через сорок минут вас ждут на открытии…
— Я знаю. Придется извиниться. Направьте кого-нибудь.
Через тридцать восемь минут в кабинете губернатора собрались руководители аварийных служб города. В разговоре с ними Яковлев сообщил о предстоящих учениях по ликвидации последствий крупной аварии, предложил определить узкие места. Вопросы оказались те же самые: транспорт, бензин, средства связи… и еще тысяча мелочей. У каждой службы — своя. Более-менее просто решались вопросы только с маневренным жилым фондом: количество свободных мест в общежитиях и комнат в коммуналках было достаточным. Совещание продолжалось около часа. Механизм предотвращения и ликвидации последствий возможного взрыва начал работать.
Пять миллионов жителей Санкт-Петербурга ничего об этом не знали.
Менеджер по работе с персоналом Игорь Шалимов всегда относился к поручениям шефа более чем ответственно. После разговора с Коротковым он вызвал своих разведчиков и дал им новое задание: обеспечить непрерывное, круглосуточное наблюдение за Семеном Фридманом. Сил для этого было, конечно, маловато, и Штирлиц из «Золотого миллиарда» это понимал… Он сам прошел отличную школу наружного наблюдения еще в советские времена, в ленинградской милиции.
Шалимов проинструктировал разведчиков и пообещал, что лично будет участвовать в работе, подменять их при необходимости. Это не было пустой болтовней — все сотрудники Штирлица знали, что Игорь не боится ни многочасового ожидания объекта на морозе, ни выматывающих автомобильных прогулок по городу, ни страшной неизвестности засад… Он прошел закалку в уголовном розыске. Это говорит о многом.
Люди Шалимова сели на хвост Фридману 20 октября в восемь утра. Его вели на двух машинах. Грамотно, тактично. Они зафиксировали контакт Дуче с Генкой Финтом и проводили его до офиса. Семен припарковал свой «скорпио» возле конторы и вошел в подъезд. Разведчики расположились на разных сторонах улицы в пределах четкой видимости. Они настроились на ожидание. Разведчикам НН более, чем кому-либо, ясен смысл пословицы: «Хуже нет — ждать и догонять». Ждать и догонять — это их работа. И делать ее необходимо скрытно. Чтобы не спугнуть клиента, да и самому не схватить пулю. Бывает и такое.
В 9:30 объект Хромой припарковал свой автомобиль и вошел в подъезд. Он кивнул мордастому охраннику на входе и скрылся за массивной дверью со сверкающей медной ручкой. Охранник зевнул и тоже исчез. А в 9:56 на противоположной стороне улицы появился некий тип в темно-коричневом старомодном плаще и вязаной лыжной шапочке. На усатой толстой морде очки в массивной оправе.
Одно из специфических профессиональных качеств сотрудника наружки — способность (она же — и потребность) постоянно контролировать ситуацию вокруг. Со временем это становится потребностью, от которой разведчику не отключиться даже на отдыхе. Он все время просеивает и людей, и автомобили вокруг объекта. Он обязан вычислить потенциальный контакт объекта со связниками, он должен уметь обнаружить контрнаблюдение. Квалифицированный разведчик обязан также отличить случайный контакт от маскируемого под случайный, предвидеть поступки объекта, и т.д. и т.п. Азам этого дела можно научить, а мастерство… мастерство от опыта и от Бога. Или оно есть — или его нет.
У Владимира Попова, такого же серого, потертого, неприметного, как и те «жигули», в которых он сидел, особо высокой квалификации не было. Шалимов лично натаскивал его больше года. Потом махнул рукой — какой уж есть. Но на особо серьезные объекты не ставил. На рядовые операции — чего ж? — пойдет.
На Колесника — а это был именно он — Попов обратил внимание только после того, как Ванька неуверенно подошел к «скорпио» и, воровато оглянувшись по сторонам, снял очки. То, что прапор увидел в салоне, его явно обрадовало. Ванька вновь перешел на противоположную сторону, сел на скамейку в сквере и вытащил из кармана газету.
Попов нажал кнопку переговорника и вызвал напарника, Сашку-Краба:
— Краб, ты видел?
— Да, — напарник был краток.
— А тебе не кажется…
— Кажется, — перебил Краб. — Очки — явная маскировка. Он в них не нуждается. Прошел мимо меня минут пять назад, присматривался к домам… потом засек машину. Проверил по каким-то известным ему признакам. Опознал.
Попов был несколько раздосадован — Краб, как всегда, сумел увидеть и проанализировать ситуацию и быстрее и полнее.
— Что будем делать? — спросил он, скрывая досаду.
— Ждать, — ответил Краб.
Лешка уходил на работу. Он был легок, беззаботен. Шутил. В прихожей поцеловал Наталью и на миг положил руку на живот. Плоский, подтянутый, он ничем не выдавал раннюю стадию беременности. Но новая жизнь уже билась в любимой женщине. Лешке все еще не верилось в это чудо.
Он вышел, и Наталья опустилась на стул возле столика с телефоном. Что-то было не так… она чувствовала. Даже если бы не было странного телефонного звонка вчера вечером, если бы не наполненная окурками пепельница (А, бессонница! — легко соврал Птица. — Разволновался я маленько, не каждый день узнаю такие новости…), даже если бы всех этих маленьких странностей не было… сердце подсказывало: что-то произошло. Он скрывает, но скрыть у него не получается. Мальчишка.
Наташа подошла к окну в кухне, увидела, как он пересек двор и скрылся в арке. Походка у Птицы была легкой и стремительной. На миг ей показалось, что ему хочется обернуться.
Он шел через двор и ощущал затылком ее взгляд. Хотелось обернуться… он не стал этого делать. Быстро дошел до стоянки, сел в машину. В салоне едва уловимо ощущался запах Наташиных духов. Птица стиснул зубы и закрыл глаза. «Все в порядке, — сказал он себе. — Все в порядке и нет никаких оснований дергаться. Через час я круто посылаю Дуче… А он меня знает… Условия я выполнил, и никаких предъяв ко мне быть не может».
Птица пустил движок. Машине было уже тринадцать лет. После того как Леха сел и сестры Забродины окончательно порвали отношения, эта «шестерка» и комната в коммуналке достались Наталье. Ленка, бывшая жена Алексея Воробьева, отхватила квартиру. Тачка была хорошо укатана, Птица приводил ее в божеский вид почти полгода.
Движок негромко бормотал, прогреваясь, меняя тональность. Птица сидел с закрытыми глазами и машинально прислушивался к его ровному гудению. Спустя три минуты он стряхнул оцепенение и выехал со стоянки. Ему предстояла встреча с Семеном Фридманом.
Последствия этого рандеву он даже не мог себе представить.
За спиной у Ваньки было хищение оружия и взрывчатых веществ, дезертирство и два убийства. Помогает ли Бог таким? Навряд ли… Значит, ему помогал дьявол. Ванька ехал в вагоне метро и прикидывал, как ему найти Дуче, которого он никогда не видел в лицо. Собственно, он даже и знать о нем ничего не должен был, да вот Козуля по пьяни проболтался… А слово не воробей, уж если выскочило, то…
Прапор так легко, как Козуля-покойничек, не пьянел и, потихоньку выспрашивая, кое-что вытянул. И запомнил на всякий случай. Туповат был Ваня Колесник, но в практических вопросах сметки и хитрости ему хватало.
Теперь та информация, которую выплеснул в пьяной болтовне собутыльник, вела Ваньку к цели. К деньгам, к той жизни, где нет нужды ходить на гребаную службу. Где будет много вкусной жратвы, хорошей водки и баб. Много смачных упругих задниц и больших грудей. Как у той суки… на лесном кордоне… а-а-а…
Ванька понял, что улыбается, спохватился — не хер, бля, внимание к себе привлекать. И так в этих очечках на интеллигента похож. Он вернулся к мыслям о том, как все-таки добраться до Дуче. Знал-то он не так и много: только то, на какой улице расположена контора Семена, да еще что у него крутой темно-синий «форд-скорпио» с приметной, в виде фигурки Мэрилин Монро, игрушкой на торпеде. Эта Монро Ваньке нравилась — смачная телка. Его мысли опять потекли в привычном направлении.
Замечтавшись, он едва не проехал станцию «Горьковская». Но не проехал — дьявол вел своего слугу к цели. Убийца в безобидных очках шел среди ни о чем не подозревающих людей к новой крови. Светило нежаркое октябрьское солнце, ветерок шуршал оборванной листвой, и питерцы наслаждались последним теплом. Зверь внешне ничем не отличался от человека.
Импозантный и холеный на экране, обозреватель без грима оказался невзрачным мужиком с нездоровой серой кожей. С Сергеем Палычем они встретились как старые друзья — обнялись. После этого спец, сопровождавший москвича, быстро обследовал помещение небольшим рогатым приборчиком. Зеленоватый дисплей ни разу не мигнул, и спец показал глазами: чисто. Сергей Палыч скептически хмыкнул, а гость невозмутимо сказал:
— Извини, Серега… береженого, как говорится… Разговор-то серьезный, а времена крутые.
— Ну что ты! Твое право… Хотя я вот тебя не проверяю. Завтракать будешь?
— Спасибо, с удовольствием.
Пока официант, немолодой и неловкий, колдовал в кабинете, говорили о погоде. Халдей возился долго, и гость выразительно посмотрел на хозяина. Времени у него было в обрез. Он и не подозревал, что официант на самом деле — один из людей Штирлица, специалист по радио и электронному контролю, окончивший в свое время Ленинградскую спецшколу КГБ. Под униформой официанта была спрятана аппаратура для обнаружения жучков. Он завершил сервировку стола и сказал:
— Приятного аппетита.
Это означало, что гость чист, можно разговаривать о делах.
— Твой план в целом одобрили, — сказал москвич, намазывая вологодское масло на ломтик черного хлеба. Обозреватель немалую часть жизни провел в забугорье и во всем ориентировался на Запад. А вот продукты предпочитал российские. За спиной над ним посмеивались: ишь ты, русофил!
— Я не сомневался.
— В целом… есть еще и масса замечаний. Кстати, тебе велели передать, что денег не дадут. Крутись сам.
— Он что — охренел? Он представляет масштаб расходов?
Гость не ответил.
— Женя, в чем дело? — сказал Коротков. — Мы договаривались о поддержке… дело общее делаем.
— Ладно, не плачь. Он считает, что для тебя и так многое сделано. Понедельника ты просил заменить? Сделали. Ты думаешь, это все просто? Начальник ГУВД — не хер собачий.
— А что мне с вашей замены? Понедельник был, конечно, тот еще конь… ему бы гаупвахтой заведовать… А кого поставили? Власьева! Он мне на хер не нужен. Я же просил…
— Та кандидатура не прошла, — отвечал гость с набитым ртом.
— Тогда в чем ваша помощь? Лучше бы остался Понедельник. Тоже самое с конторой — Черкасов в Москве. А на его месте Егорьев. То же яйцо, вид с боку. У меня складывается впечатление, что меня просто не услышали.
— Не горячись, Сережа. Тебя услышали… Да, замена руководства силовых оказалась неудачной. Но сама идея дестабилизации обстановки в городе нашла поддержку. Твой план одобрен… В любом случае смена руководителей в русле наших идей. Это всегда создает некоторый разброд в службах, перестановки, интриги… Чем больше тасуют колоду, тем меньше порядка. Ты сам это понимаешь… Хаос, неуверенность, разброд — это все козыри. Вон как в 93-м мы смачно по ГБ вдолбили. Им до сих пор в полной мере не восстановиться.
— Вдолбили! Да не добили… Они и сейчас главный камень преткновения. — Коротков раздраженно швырнул на стол вилку. — Короче… в свете всех ваших недоработок я хочу внести дополнительные коррективы в план по… по оптимизации обстановки накануне выборов.
— По оптимизации? Хороший оборот, удачный, — гость одобрительно улыбнулся. — Слушаю внимательно.
Сергей Палыч извлек сигару. Еще не пили кофе и время для сигары не настало, но Коротков был в образе. То предложение, которое ему предстояло сейчас сделать, могло оказаться ключевым. Как говорили раньше — историческим.
— Осталось полтора месяца, — начал Сергей Палыч. — Херня, в сущности. Все те меры, что предложены, остаются в силе. Провокации, компромат, усиливающийся по мере приближения к выборам Это хорошо, но… традиционно. Не хватает изюминки.
— Я тоже думал об этом, — сказал гость.
— Так вот… Есть идея.
— Ну, не тяни кота за хвост, Сережа, рожай.
Мягкий голубоватый дымок сигары плыл по роскошно отделанному кабинету клуба «Золотой миллиард». Коротков тянул время. Ему самому было страшно. Еще двадцать минут назад он был уверен в том, что идея стопроцентно выигрышная. Сейчас он сомневался. А, блядь, была не была!
— Есть идея. Нужно громкое — по-настоящему громкое — дело. Такое, чтобы всем стала очевидна беспомощность власти. И, безусловно, оставляющее красно-коричневый след.
— Так идея-то в чем? — телеобозреватель почувствовал волнение собеседника. Он был заинтригован. Коротков решился:
— Это должно быть шокирующее преступление. Циничное, если хочешь… безжалостное… знаковое.
Гость молчал. Видимо, он что-то прикидывал в уме. Его способности к анализу были невысоки, никак не соответствовали имиджу. Сергей Палыч это знал и потому ждал вопроса терпеливо.
— Ну и?… — сказал, наконец, гость.
— Вот, — депутат Законодательного Собрания вытащил из кармана и положил на пепельницу фотографию. Форматом десять-на-тринадцать. Слегка дальнозоркий наемник телеэфира не сразу узнал известное всей стране лицо. Он ошеломленно рассматривал фотографию. Через пять секунд Палыч взял ее и убрал обратно в карман.
Ах, кадровый вопрос! Вечное проклятие реформаторов во все времена. Головная боль гениев. Терминатор хотел провести реформу Человечества. Огромного совкового человечества. Питер — проба пера. Черной Галере по силам кругосветный вояж.
Кадровый вопрос. Одиночество. Невозможность поделиться с кем-либо своими идеями. Вот если бы Птица… у него крепкий хребет. Но он не поймет, никогда не встанет рядом. Хрен с ним! Не надо. Терминатор идет один.
Остальные — инструмент в его руках. Исполнители. И Птица исполнитель. Повязан на свою бабенку. Любовь, понимаешь… щенок.
Сигарета догорела, обожгла пальцы. Терминатор не должен чувствовать боли. Семен Фридман почувствовал. Он выругался, вышвырнул окурок в окно. Эти переходы из одного состояния в другое — пугали его. Он не успевал перестроиться, приспособиться. Ломался ход мысли, Семен Ефимович начинал совершать странные, нелогичные поступки. Он знал, что он — Терминатор. И все же… УБОГИЙ, — сказала та сука в тамбуре.
Он закурил сигарету. Затянулся. Кто он сейчас: Терминатор? Дуче? Он сам не понимал. Мысли путались, рвались.
Жаль, что Птица не с ним. Жаль. Дуче присматривался к нему еще в зоне, когда скрип весел Черной Галеры был еще не слышен. Понял — в этом угрюмом мужике стержень есть. И голова, и характер. И крутая спецназовская закалка. На зоне-то человека видно насквозь. Как ты не прикидывайся, тебя расколют и место твое определят. Многие в хату входили жуликами, а выходили мужиками. Или опущенными. Или не выходили вовсе. Да, крепко стоял Птица на зоне. А вот на бабе обмяк. Жаль, его можно было бы оставить в живых. Не как помощника, нет. Как хороший инструмент. Но теперь уже невозможно.
Кадровый вопрос… Цепь потерь в команде Дуче началась с Очкарика. Приказ отдал Терминатор. Спустя неделю менты замели Ежа и Брюхана. Большой ценности они не представляли. С точки зрения Терминатора. Зато Дуче могли пригодиться. Ну… сами козлы косяка упороли. Затеяли пощипать одного барыгу за спиной Семена. А ума-то кот наплакал. Отморозки… Из Крестов потом маляву прислали: выручай, Ефимыч, сними с кича. Хер вам! Ввели в блудняк — хавайте пайку хозяйскую. Может, поумнеете.
А вчера — Козуля. Вот это уже проблема. Через Козулю менты, вернее гэбисты, запросто могут выйти на прапора. И тогда остального тротила точно не видать. И все нужно начинать сначала. А силы уже на исходе. Второй раз стать Терминатором он уже не сможет. Ни время, ни обстоятельства не дадут… Тридцать килограммов тротила превратились в облако раскаленного газа — впустую! Еще восемьдесят спрятаны где-то в Приозерске. У этого армейского сапога. Их надо срочно добыть и привезти. Птица — единственный, кто знает Прапора в лицо, единственный, кто это сможет сделать. Надо посылать Птицу.
Сегодня Терминатор превратит его в послушный инструмент. Заставит исполнять свою волю, свяжет его по рукам и ногам. Птица найдет Прапора, возьмет тротил, а Прапора уничтожит.
Семен пустил движок и резко взял с места. Вслед за ним тронулась невзрачная серая «пятерка», стоявшая метрах в шестидесяти позади. И бежевая неприметная двадцать четвертая «волга», которая пряталась на прилегающей улице.
* * *
— Угроза реальна? — лаконично спросил губернатор. Он умел включаться в работу сразу, вычленять суть проблемы и искать пути решения. Это было сочетанием как личных качеств, так и огромного опыта практической деятельности в экстремальных условиях.— Да, Владимир Анатольевич, мы вынуждены считать угрозу реальной, — ответил начальник УФСБ.
Губернатор с силой провел правой ладонью по голове с безукоризненным пробором. Жест получился скупой и энергичный… Генерал-лейтенант Егорьев подумал, что реальный губернатор отличается от своей телеверсии энергией и напором. Работа руководителя такого уровня постоянно подбрасывает так называемые нештатные ситуации, требует умения держать удар и брать на себя ответственность. Иногда — чудовищно тяжелую ответственность. Яковлев умел.
— А, черт! — сказал губернатор и снова быстро перечитал текст. А текст был такой:
УЛЬТИМАТУМ
В полночь 20-го октября будет произведен первый взрыв. Это предупреждение.
Если Вы хотите избежать катастрофических разрушений и огромных человеческих жертв в Вашем городе, то ровно через сутки, в полночь 21-го, должны передать мне выкуп в размере 5'000'000 долларов.
Это справедливо — по доллару с жителя.
В противном случае 22-го, в полдень, произойдет второй взрыв в людном месте. Мощность — 10 килограммов тротила.
Взрывы будут производиться ежедневно в полдень, в людных местах. Последствия каждого — УЖАСНЫ.
Общее количество — десять.
Если вы проявите разум и Покорность, я не буду разрушать город.
Сообщите мне контактный телефон для связи с Вами.
Его должна назвать Марианна Баконина 20-го октября в 21:35 в программе ТСБ на сотой секунде эфира.
Я сообщу свои дальнейшие инструкции.
ТЕРМИНАТОР.
Губернатор снял очки и посмотрел на генерала. Во многом они, безусловно, были похожи: уверенностью в себе, твердостью характера, умением добиваться поставленной цели. Те времена, когда на волне демократических перемен к власти прорывались пустомели, прошли. Новая жесткая реальность востребовала человека дела. Егорьев подумал, что смутить этого крепкого мужика можно только телекамерой, а в жизни это не просто.
Губернатор кивнул на ксерокопию Ультиматума:
— Думаю, автор этого опуса — психически больной человек. Шизофреник.
— Сейчас текст обрабатывают наши эксперты-психологи. Очень скоро мы получим квалифицированное заключение. Это позволит определить тип личности, составить психологический портрет. А также понять его мотивы и более достоверно оценить реальность угрозы.
Яковлев с уважением относился к Егорьеву, к работе конторы с Литейного. В силу своего положения губернатор знал многое из того, о чем никогда не узнает рядовой обыватель. Работа комитетчиков традиционно не афишировалась, их руководство почти не светилось на телеэкранах. Но именно благодаря этой тихой, незаметной и трудоемкой работе город жил спокойно… Насколько это вообще возможно в нашем правовом государстве.
Безобидный лист белой бумаги лежал на полированной столешнице. Негромко тикали часы на стене. Отражалось в благородном паркете солнце. На рее Черной Галеры покачивался висельник: притихла стая телефонов на приставном столике. Город ничего не знал о нависшей угрозе.
— Психологический портрет и тип личности — это, конечно, хорошо, — сказал губернатор, — но напрямую к преступнику нас не ведет. Так, Евгений Сергеевич?
— Безусловно, Владимир Анатольевич. Это всего лишь одно из направлений в оперативно-розыскных мероприятиях. На данный момент мы располагаем информацией о двух участниках преступления. Один — погибший перевозчик взрывчатки, некто Козлов. Говорить о его причастности со стопроцентной гарантией нельзя. Но есть факты, которые привязывают его к Ультиматуму крепко.
— Какие именно? — уточнил губернатор. Генерал вытащил из папки еще один лист бумаги — ксерокопию схемы, изъятой во время обыска в доме Козлова. Он молча протянул его губернатору. Яковлев быстро и внимательно изучил копию вещдока.
— Эта схема, — прокомментировал Егорьев, — изъята нашими сотрудниками при обыске у погибшего. Здесь явно изображен план некоего перекрестка. Вот, например, надпись ул. К… пересечение с улицей, обозначенной буквой П. И выше надпись: налево во двор под арку… стрелочка. Это, в принципе, может и не иметь никакого отношения к нашему делу, но…
— Дата? — спросил Яковлев.
— Дата, — ответил Егорьев. — Если человек перевозит груз — весьма, замечу, немалый груз — взрывчатки. Если тот же человек тайно хранит схему с датой, соответствующей дате взрыва в Ультиматуме… Вывод напрашивается сам: очевидно, на схеме указан адрес первого взрыва.
Невинный листок бумаги лег рядом с первым. Губернатор обвел красным фломастером цифру 20:10 на одном и надпись 20-го октября на другом. Потом поднял взгляд на Егорьева:
— Продолжайте, Евгений Сергеевич.
— Компьютерный анализ показал, что пересечений улиц с названиями, начинающимися на буквы П и К, в Санкт-Петербурге более двадцати. С буквами нам, конечно, не повезло…
— В силу их широкого распространения, — понимающе кивнул головой губернатор.
— Да, — подтвердил генерал. — На П начинаются более девяноста улиц. А есть еще переулки, проезды, бульвары, скверы, набережные, линии, шоссе и так далее… всего названий на букву П в черте города насчитывается сто сорок пять. Есть проблема с переименованиями — многие люди до сих пор пользуются старыми, привычными названиями. Та же самая картина с буквой К — более сотни улиц. А с переулками и прочим — сто семьдесят объектов. Наши оперативники уже изучают перекрестки П-К. Возможно, нам удастся зацепиться.
Губернатор посмотрел на схему, в глазах читался несомненный интерес.
— Далее, — продолжил Егорьев, — нами изучаются связи погибшего перевозчика. Он занимался коммерцией, так что контактов имел довольно много. Сотрудники следственной службы уже активно работают в этом направлении. В прошлом Козлов имел судимости, мы проверяем его связи по этой линии. В ИТК, где он отбывал наказание, будет командирован опытный сотрудник… Второй фигурант — сообщник нашего коммерсанта, армейский прапорщик. Он-то и похищал тротил со склада. Сегодня утром мы провели ревизию — похищено сто двадцать килограммов.
— Сколько? — невольно вырвалось у губернатора. Другой реакции на эту информацию Егорьев и не ожидал. Он внятно повторил:
— Сто двадцать килограммов тринитротолуола.
Висельник на рее галеры под названием TERROR весело оскалил гнилые зубы. «Пиастры!» — заорал пьяный петух. Метались над искрящейся Невой чайки.
— Что ж, давайте обсудим, чем именно администрация может помочь в этом случае. Мне, в общем, ваши трудности с материально-ресурсным обеспечением известны. Будем их решать.
Лаконично генерал-лейтенант перечислял вопросы: транспорт, бензин, средства связи, контроля и наблюдения. Губернатор делал пометки в блокноте.
Технические проблемы они обсудили за пятнадцать минут. После этого начальник УФСБ убыл. Расширенное совещание с участием ГУВД назначили на шестнадцать часов.
Некоторое время губернатор сидел неподвижно, затем вызвал помощника и продиктовал:
— Начальник УГПС [6]Чуприян. Митягин из гражданской обороны [7]Иванченко и…
— Простите, Владимир Анатольевич, который Иванченко? Николай Никонович?
— Да, командир ПСО [8], и Усенков из Скорой. Да… еще начальник комитета по управлению жилым фондом. Всех через сорок минут ко мне.
— Хочу напомнить, Владимир Анатольевич, что через сорок минут вас ждут на открытии…
— Я знаю. Придется извиниться. Направьте кого-нибудь.
Через тридцать восемь минут в кабинете губернатора собрались руководители аварийных служб города. В разговоре с ними Яковлев сообщил о предстоящих учениях по ликвидации последствий крупной аварии, предложил определить узкие места. Вопросы оказались те же самые: транспорт, бензин, средства связи… и еще тысяча мелочей. У каждой службы — своя. Более-менее просто решались вопросы только с маневренным жилым фондом: количество свободных мест в общежитиях и комнат в коммуналках было достаточным. Совещание продолжалось около часа. Механизм предотвращения и ликвидации последствий возможного взрыва начал работать.
Пять миллионов жителей Санкт-Петербурга ничего об этом не знали.
Менеджер по работе с персоналом Игорь Шалимов всегда относился к поручениям шефа более чем ответственно. После разговора с Коротковым он вызвал своих разведчиков и дал им новое задание: обеспечить непрерывное, круглосуточное наблюдение за Семеном Фридманом. Сил для этого было, конечно, маловато, и Штирлиц из «Золотого миллиарда» это понимал… Он сам прошел отличную школу наружного наблюдения еще в советские времена, в ленинградской милиции.
Шалимов проинструктировал разведчиков и пообещал, что лично будет участвовать в работе, подменять их при необходимости. Это не было пустой болтовней — все сотрудники Штирлица знали, что Игорь не боится ни многочасового ожидания объекта на морозе, ни выматывающих автомобильных прогулок по городу, ни страшной неизвестности засад… Он прошел закалку в уголовном розыске. Это говорит о многом.
Люди Шалимова сели на хвост Фридману 20 октября в восемь утра. Его вели на двух машинах. Грамотно, тактично. Они зафиксировали контакт Дуче с Генкой Финтом и проводили его до офиса. Семен припарковал свой «скорпио» возле конторы и вошел в подъезд. Разведчики расположились на разных сторонах улицы в пределах четкой видимости. Они настроились на ожидание. Разведчикам НН более, чем кому-либо, ясен смысл пословицы: «Хуже нет — ждать и догонять». Ждать и догонять — это их работа. И делать ее необходимо скрытно. Чтобы не спугнуть клиента, да и самому не схватить пулю. Бывает и такое.
В 9:30 объект Хромой припарковал свой автомобиль и вошел в подъезд. Он кивнул мордастому охраннику на входе и скрылся за массивной дверью со сверкающей медной ручкой. Охранник зевнул и тоже исчез. А в 9:56 на противоположной стороне улицы появился некий тип в темно-коричневом старомодном плаще и вязаной лыжной шапочке. На усатой толстой морде очки в массивной оправе.
Одно из специфических профессиональных качеств сотрудника наружки — способность (она же — и потребность) постоянно контролировать ситуацию вокруг. Со временем это становится потребностью, от которой разведчику не отключиться даже на отдыхе. Он все время просеивает и людей, и автомобили вокруг объекта. Он обязан вычислить потенциальный контакт объекта со связниками, он должен уметь обнаружить контрнаблюдение. Квалифицированный разведчик обязан также отличить случайный контакт от маскируемого под случайный, предвидеть поступки объекта, и т.д. и т.п. Азам этого дела можно научить, а мастерство… мастерство от опыта и от Бога. Или оно есть — или его нет.
У Владимира Попова, такого же серого, потертого, неприметного, как и те «жигули», в которых он сидел, особо высокой квалификации не было. Шалимов лично натаскивал его больше года. Потом махнул рукой — какой уж есть. Но на особо серьезные объекты не ставил. На рядовые операции — чего ж? — пойдет.
На Колесника — а это был именно он — Попов обратил внимание только после того, как Ванька неуверенно подошел к «скорпио» и, воровато оглянувшись по сторонам, снял очки. То, что прапор увидел в салоне, его явно обрадовало. Ванька вновь перешел на противоположную сторону, сел на скамейку в сквере и вытащил из кармана газету.
Попов нажал кнопку переговорника и вызвал напарника, Сашку-Краба:
— Краб, ты видел?
— Да, — напарник был краток.
— А тебе не кажется…
— Кажется, — перебил Краб. — Очки — явная маскировка. Он в них не нуждается. Прошел мимо меня минут пять назад, присматривался к домам… потом засек машину. Проверил по каким-то известным ему признакам. Опознал.
Попов был несколько раздосадован — Краб, как всегда, сумел увидеть и проанализировать ситуацию и быстрее и полнее.
— Что будем делать? — спросил он, скрывая досаду.
— Ждать, — ответил Краб.
Лешка уходил на работу. Он был легок, беззаботен. Шутил. В прихожей поцеловал Наталью и на миг положил руку на живот. Плоский, подтянутый, он ничем не выдавал раннюю стадию беременности. Но новая жизнь уже билась в любимой женщине. Лешке все еще не верилось в это чудо.
Он вышел, и Наталья опустилась на стул возле столика с телефоном. Что-то было не так… она чувствовала. Даже если бы не было странного телефонного звонка вчера вечером, если бы не наполненная окурками пепельница (А, бессонница! — легко соврал Птица. — Разволновался я маленько, не каждый день узнаю такие новости…), даже если бы всех этих маленьких странностей не было… сердце подсказывало: что-то произошло. Он скрывает, но скрыть у него не получается. Мальчишка.
Наташа подошла к окну в кухне, увидела, как он пересек двор и скрылся в арке. Походка у Птицы была легкой и стремительной. На миг ей показалось, что ему хочется обернуться.
Он шел через двор и ощущал затылком ее взгляд. Хотелось обернуться… он не стал этого делать. Быстро дошел до стоянки, сел в машину. В салоне едва уловимо ощущался запах Наташиных духов. Птица стиснул зубы и закрыл глаза. «Все в порядке, — сказал он себе. — Все в порядке и нет никаких оснований дергаться. Через час я круто посылаю Дуче… А он меня знает… Условия я выполнил, и никаких предъяв ко мне быть не может».
Птица пустил движок. Машине было уже тринадцать лет. После того как Леха сел и сестры Забродины окончательно порвали отношения, эта «шестерка» и комната в коммуналке достались Наталье. Ленка, бывшая жена Алексея Воробьева, отхватила квартиру. Тачка была хорошо укатана, Птица приводил ее в божеский вид почти полгода.
Движок негромко бормотал, прогреваясь, меняя тональность. Птица сидел с закрытыми глазами и машинально прислушивался к его ровному гудению. Спустя три минуты он стряхнул оцепенение и выехал со стоянки. Ему предстояла встреча с Семеном Фридманом.
Последствия этого рандеву он даже не мог себе представить.
* * *
Прапорщик Колесник приехал в Питер на электричке. Ему повезло, что он сошел на станции «Удельная». Если бы Ванька доехал до Финляндского вокзала, то почти наверняка был бы арестован. Помимо сотрудников милиции, вокзал контролировали оперативники ФСБ. И прорваться сквозь их невидимый, но плотный контроль шансов практически не было. Он сошел на «Удельной», в толпе пассажиров проскочил в метро и двинулся на Петроградскую.За спиной у Ваньки было хищение оружия и взрывчатых веществ, дезертирство и два убийства. Помогает ли Бог таким? Навряд ли… Значит, ему помогал дьявол. Ванька ехал в вагоне метро и прикидывал, как ему найти Дуче, которого он никогда не видел в лицо. Собственно, он даже и знать о нем ничего не должен был, да вот Козуля по пьяни проболтался… А слово не воробей, уж если выскочило, то…
Прапор так легко, как Козуля-покойничек, не пьянел и, потихоньку выспрашивая, кое-что вытянул. И запомнил на всякий случай. Туповат был Ваня Колесник, но в практических вопросах сметки и хитрости ему хватало.
Теперь та информация, которую выплеснул в пьяной болтовне собутыльник, вела Ваньку к цели. К деньгам, к той жизни, где нет нужды ходить на гребаную службу. Где будет много вкусной жратвы, хорошей водки и баб. Много смачных упругих задниц и больших грудей. Как у той суки… на лесном кордоне… а-а-а…
Ванька понял, что улыбается, спохватился — не хер, бля, внимание к себе привлекать. И так в этих очечках на интеллигента похож. Он вернулся к мыслям о том, как все-таки добраться до Дуче. Знал-то он не так и много: только то, на какой улице расположена контора Семена, да еще что у него крутой темно-синий «форд-скорпио» с приметной, в виде фигурки Мэрилин Монро, игрушкой на торпеде. Эта Монро Ваньке нравилась — смачная телка. Его мысли опять потекли в привычном направлении.
Замечтавшись, он едва не проехал станцию «Горьковская». Но не проехал — дьявол вел своего слугу к цели. Убийца в безобидных очках шел среди ни о чем не подозревающих людей к новой крови. Светило нежаркое октябрьское солнце, ветерок шуршал оборванной листвой, и питерцы наслаждались последним теплом. Зверь внешне ничем не отличался от человека.
* * *
Сергей Павлович Коротков, депутат ЗАКСа Санкт-Петербурга и негласный руководитель целого ряда весьма неслабых коммерческих структур, принимал гостя из столицы. Известный политический комментатор (еще более известный интриган) приехал всего на несколько часов. К предстоящим шестого декабря выборам в ЗАКС Москва относилась с большим вниманием. Эмиссары всех главных политпаханов и политпроституток зачастили в Питер. Всем хотелось оторвать кусок от пирога власти. Но гость Палыча приехал с особой целью.Импозантный и холеный на экране, обозреватель без грима оказался невзрачным мужиком с нездоровой серой кожей. С Сергеем Палычем они встретились как старые друзья — обнялись. После этого спец, сопровождавший москвича, быстро обследовал помещение небольшим рогатым приборчиком. Зеленоватый дисплей ни разу не мигнул, и спец показал глазами: чисто. Сергей Палыч скептически хмыкнул, а гость невозмутимо сказал:
— Извини, Серега… береженого, как говорится… Разговор-то серьезный, а времена крутые.
— Ну что ты! Твое право… Хотя я вот тебя не проверяю. Завтракать будешь?
— Спасибо, с удовольствием.
Пока официант, немолодой и неловкий, колдовал в кабинете, говорили о погоде. Халдей возился долго, и гость выразительно посмотрел на хозяина. Времени у него было в обрез. Он и не подозревал, что официант на самом деле — один из людей Штирлица, специалист по радио и электронному контролю, окончивший в свое время Ленинградскую спецшколу КГБ. Под униформой официанта была спрятана аппаратура для обнаружения жучков. Он завершил сервировку стола и сказал:
— Приятного аппетита.
Это означало, что гость чист, можно разговаривать о делах.
— Твой план в целом одобрили, — сказал москвич, намазывая вологодское масло на ломтик черного хлеба. Обозреватель немалую часть жизни провел в забугорье и во всем ориентировался на Запад. А вот продукты предпочитал российские. За спиной над ним посмеивались: ишь ты, русофил!
— Я не сомневался.
— В целом… есть еще и масса замечаний. Кстати, тебе велели передать, что денег не дадут. Крутись сам.
— Он что — охренел? Он представляет масштаб расходов?
Гость не ответил.
— Женя, в чем дело? — сказал Коротков. — Мы договаривались о поддержке… дело общее делаем.
— Ладно, не плачь. Он считает, что для тебя и так многое сделано. Понедельника ты просил заменить? Сделали. Ты думаешь, это все просто? Начальник ГУВД — не хер собачий.
— А что мне с вашей замены? Понедельник был, конечно, тот еще конь… ему бы гаупвахтой заведовать… А кого поставили? Власьева! Он мне на хер не нужен. Я же просил…
— Та кандидатура не прошла, — отвечал гость с набитым ртом.
— Тогда в чем ваша помощь? Лучше бы остался Понедельник. Тоже самое с конторой — Черкасов в Москве. А на его месте Егорьев. То же яйцо, вид с боку. У меня складывается впечатление, что меня просто не услышали.
— Не горячись, Сережа. Тебя услышали… Да, замена руководства силовых оказалась неудачной. Но сама идея дестабилизации обстановки в городе нашла поддержку. Твой план одобрен… В любом случае смена руководителей в русле наших идей. Это всегда создает некоторый разброд в службах, перестановки, интриги… Чем больше тасуют колоду, тем меньше порядка. Ты сам это понимаешь… Хаос, неуверенность, разброд — это все козыри. Вон как в 93-м мы смачно по ГБ вдолбили. Им до сих пор в полной мере не восстановиться.
— Вдолбили! Да не добили… Они и сейчас главный камень преткновения. — Коротков раздраженно швырнул на стол вилку. — Короче… в свете всех ваших недоработок я хочу внести дополнительные коррективы в план по… по оптимизации обстановки накануне выборов.
— По оптимизации? Хороший оборот, удачный, — гость одобрительно улыбнулся. — Слушаю внимательно.
Сергей Палыч извлек сигару. Еще не пили кофе и время для сигары не настало, но Коротков был в образе. То предложение, которое ему предстояло сейчас сделать, могло оказаться ключевым. Как говорили раньше — историческим.
— Осталось полтора месяца, — начал Сергей Палыч. — Херня, в сущности. Все те меры, что предложены, остаются в силе. Провокации, компромат, усиливающийся по мере приближения к выборам Это хорошо, но… традиционно. Не хватает изюминки.
— Я тоже думал об этом, — сказал гость.
— Так вот… Есть идея.
— Ну, не тяни кота за хвост, Сережа, рожай.
Мягкий голубоватый дымок сигары плыл по роскошно отделанному кабинету клуба «Золотой миллиард». Коротков тянул время. Ему самому было страшно. Еще двадцать минут назад он был уверен в том, что идея стопроцентно выигрышная. Сейчас он сомневался. А, блядь, была не была!
— Есть идея. Нужно громкое — по-настоящему громкое — дело. Такое, чтобы всем стала очевидна беспомощность власти. И, безусловно, оставляющее красно-коричневый след.
— Так идея-то в чем? — телеобозреватель почувствовал волнение собеседника. Он был заинтригован. Коротков решился:
— Это должно быть шокирующее преступление. Циничное, если хочешь… безжалостное… знаковое.
Гость молчал. Видимо, он что-то прикидывал в уме. Его способности к анализу были невысоки, никак не соответствовали имиджу. Сергей Палыч это знал и потому ждал вопроса терпеливо.
— Ну и?… — сказал, наконец, гость.
— Вот, — депутат Законодательного Собрания вытащил из кармана и положил на пепельницу фотографию. Форматом десять-на-тринадцать. Слегка дальнозоркий наемник телеэфира не сразу узнал известное всей стране лицо. Он ошеломленно рассматривал фотографию. Через пять секунд Палыч взял ее и убрал обратно в карман.