Константинов Владимир. Право на месть (Страх - 2)

   - Они много чего говорят, наводят тень на плетень. Вранье стало сейчас государственной политикой. А ты говоришь - сиди дома. Не время, дорогая. Вот разберемся с этими ублюдками, выведем их на чистую воду, тогда и будем расслабляться. Тогда, обещаю, я из дома и шагу не сделаю.
   - А я думаю, что раньше ты меня сделаешь вдовой, - тяжко вздохнула Светлана.
   - Зато у тебя остануться яркие воспоминания.
   - Утешил, - называется.
   - Как говорит Андрюша Говоров: смерть - это лишь переход в другое состояние, на последующие уровни жизни. Все там будем. Смерти боятся одни негодяи. А знаешь почему?
   - Почему?
   - Потому, что понимают - Там с них за все спросится. - Я обнял Светлану, поцеловал в мокрые и соленые от слез щеки, губы. - Но я почему-то уверен, что у нас все будет хорошо, любимая. Мы проживем долго и счастливо и умрем в один и тот же день.
   А утром я уже летел в самолете. Артем был молчалив, сосредоточен.
   - Слышал про подлодку? - спросил я.
   - Да, - кивнул он. - Подозреваю, что это дело рук тех же олигархов.
   - А ты что, не смотрел вторую видеокассету?! - удивился я.
   - Нет. Не было возможности снять копию. А что?
   - Там как раз об этом говорилось.
   - Понятно. Скажи, Дима, имеют они право после этого жить?
   - Что ты задумал? Решил опять взяться за свое?
   - Тебе показалось, - уклончиво ответил Артем, отворачиваясь.
   Больше мы с ним об этом не говорили. Но на сердце у меня было неспокойно. Я понимал, что Комаров что-то задумал.
   Глава седьмая: Калюжный. Юбилей мастера.
   Дела мои быстро шли на поправку. Постельный режим и хорошее питание быстро восстанавливали мои силы. Благодаря настою календулы и всевозможным мазям быстро проходили мои синяки и ссадины. Через день я уже мог ходить. Даже поднялся в мастерскую Платова. Там я и увидел картину под названием "Страсть", о которой рассказал художник. Постояв перед ней какое-то время, я убедился, что он был прав. Я испытал такое волнение, такое чувство, которое даже с женой не испытывал. Одно меня угнетало - у меня не было пистолета, без которого осуществление задуманного мной было невозможно.
   Через пару дней Платов вернулся домой довольно поздно. Вид у него был чем-то очень довольный и загадочный одновременно.
   - Как дела, Эдуард Васильевич? - весело спросил он.
   - Все хорошо, Андрей Андреевич.
   - Моя благоверная не звонила?
   - Нет.
   - Вот, женщина! Прав был Шекспир, когда говорил, что им имя вероломство. Когда же она собирается юбилей готовить? Хорошо, что я сам предпринял кое-какие шаги.
   - Что это сегодня с вами, Андрей Андреевич?
   - И что же со мной, позвольте полюбопытствовать?
   - У вас сегодня такой интригующий вид. Что случилось?
   - А это потому, что я вам приготовил сюрприз, - рассмеялся Платов.
   - Сюрприз?! - удивился я. - Какой сюрприз?
   - Догадайтесь?!
   - Но как я могу... Я и в детстве не любил загадки разгадывать.
   - В таком случае. закройте глаза.
   - Ну вот еще! - запротестовал я. - Что вы как маленький, честное слово!
   - Нет, это непременное условие. Я настаиваю.
   - Ну, хорошо, - смирился я, закрывая глаза.
   - И не открывать, пока я не скажу, - предупредил меня художник.
   Через пару минут на журнальном столике рядом со мной что-то звякнуло.
   - А теперь откройте! - торжественно провозгласил Платов.
   Я открыл глаза и увидел лежащий на столике револьвер ситемы "Наган" и запасной барабан с патронами к нему. От неожиданности я не смог справиться с нахлынувшими на меня эмоциями и заплакал.
   - Большущее вам спасибо, Андрей Андреевич! Действительно, сюрприз, так сюрприз! Как вам удалось его купить?
   - Оказалось, что нет ничего проще. Сейчас были бы деньги, а купить можно все. Россия превратилась в одну большую барахолку. Поначалу я хотел купить танк, что б уж наверняка. Но потом решил ограничиться этим аппаратом. Мне сказали, что он до сих пор из самых надежных. Прежде чем купить, я сам его опробовал. Никогда в свой жизни не стрелял, но с расстояния двадцати метров умудрился попасть в мишень.
   - И сколько же выбили?
   - Для меня главным было попасть, а не выбить. И я попал. Мне сказали, что у меня неплохие задатки.
   - Спасибо, Андрей Андреевич, это лучший подарок в моей жизни. Вы, можно сказать, возродили меня к жизни.
   Утром следующего дня прибыла жена Платова Людмила Сергеевна. Если бы я не знал, что ей сорок лет, то не дал бы тридцати пяти. Она была из тех женщин, о которых не говорят, бесспорно принимая их лидерство. Красивая статная брюнетка с горделиво поднятой головой и властным, даже несколько надменным взглядом больших агатовых глаз.
   "Похоже, Платов, у неё под каблуком", - сделал я вывод из первого впечатления.
   Она строго глянула на меня, спросила:
   - Вы кто? - голос у неё был низким, но приятным.
   - Разрешите представиться. Калюжный Эдуард Васильевич, - смущенно проговорил. - Рад познакомиться! А вы Людмила Сергеевна? Андрей Андреевич вас ожидал вчера.
   Но она не удосужила меня ответом.
   - Вы художник?
   - Нет.
   - А кто же?
   - Я в некотором роде служащий.
   - И где же вы служите?
   Это походило на допрос. Но у меня не было иной альтернатива, как только отвечать. И вообще, чувствовал я себя бедным родственником на аудиенции высокой особы.
   - В прокуратуре.
   - Андрей что, что-нибудь натворил?
   - Нет, ничего не натворил.
   - Тогда откуда же у него такие знакомые?
   - Просто, случайно познакомились.
   - Странно... А что это у вас с лицом?
   - Так получилось.
   - А где Андрей?
   - Он уехал относительно юбилея.
   - А, ну-ну... - Отвернувшись, она прокричала: - Наташа, где же ты?
   - Я разгружаю сумки, - раздался по-девичьи звонкий голос.
   - Оставь ты их в покое. Успеется. Иди сюда.
   В дверях показалась среднего роста, хрупкая миловидная женщина. Пышные пепельные волосы обрамляли удлиненное, бледное и несколько анемичное лицо. В карих глазах, вопросительно смотревних на меня сквозила грусть. Она конечно же явно проигрывала рядом со статной хозяйкой. Но мне отчего-то понравилась больше.
   - Здравствуйте! - сказала она и улыбнулась. И улыбка её мне понравилась.
   - Здравствуйте! - ответил я, улыбнувшись в ответ.
   - Познакомься, Наташа. Это новый приятель моего мужа Эдуард Васильевич, - сказала Платова. Но прозвучало это так, как если бы она скзала: "Представляешь, что здесь твориться?! Его невозможно оставить одного. Обязательно притащит в дом кого-нибудь!"
   - Очень приятно! Наталья Викторовна. - проговорила она, вновь улыбнувшись. И вероятно с тем, чтобы загладить бестактность подруги, спросила: - Вы москвич?
   - Нет, я издалека. Из Новосибирска.
   - Правда?! - отчего-то не то удивилась, не то обрадовалась она.
   - Да. А отчего это вас удивило?
   - Дело в том, что я тоже из Новосибирска. Работаю там в Биологическом институте Академии наук.
   - Это в академгородке?
   - Нет. Наш институт расположен в центре голрода напротив стадиона Спартак.
   - Так вы, оказывается, земляки, - проговорила Людмила Сергеевна. - Ну надо же.
   - А-а, явилась не запылилась! - раздался зычный бас хозяина. А ещё через мгновение он показался в дверях. - У мужа юбилей, понимаете ли, а её ищи свищи! Это как надо понимать? - строго взглянул он на жену.
   К моему великому изумлению с Людмилой Сергеевной произошла разительная перемена. Из надменной и величественной важной особы она разом превратилась в провинившуся школьницу.
   - Но, Андрюша, я тут не при чем, честное слово! - виновато-просяще ответила она мужу, с обожанием на него глядя. - Вот и Наташа может подтвердить. Правда, Наташа?
   Заметив гостью. Платов смутился.
   - Бога ради извините меня за столь громкое вторжение. Здравствуйте, Наталья... Простите, как ваше отчество?
   - Викторовна.
   - Здравствуйте, Наталья Викторовна! И что же вы должны подтвердить?
   - Нас действительно задержали непредвиденные обстоятельства, ответила Наталья Викторовна, невольно краснея.
   - Это испытанный прием моей дражайшей супруги - представлять свидетеля. Но только, уважаемая Наталья Викторовна, вы ещё не научились обманывать. У вас для этого слишком честные глаза.
   Слова Платова ещё больше смутили гостью. Она настолько растерялась, что, казалось, вот-вот убежит. Это заметил и почувствовал художник.
   - Да Бог с этим, - сказал он, махнув рукой. - Задержались и задержались, Значит были на то причины. Давайте как следует отметим ваше возращение. Надеюсь, поездка была полезной?
   - О, да, Андрюша! - воскликнула Людмила Сергеевна. Она была счастлива, что все так просто разрешилось. - Столько впечатлений, столько впечателений! Я потом тебе расскажу.
   - Вот и хорошо. Разрешите представить моего хорошего товарища, Платов указал на меня рукой.
   - А мы уже познакомились, - сказала Людмила Серегевна. - Эдуард Дмитриевич сказал, что ты меня ждал. Это так приятно было услышать.
   - В таком случае, Люда иди на кухню, там ты найдешь все, что нужно, чтобы достойно отметить ваш приезд.
   - Хорошо. Наташа, ты мне поможешь?
   - Конечно.
   Женщины ушли на кухню.
   - Ну и как она тебе? - спросил Платов, пытливо на меня глядя.
   - Красивая, - ответил я, понимая, что его интересует другое.
   - Немного взбаломошная, но в общем славная. Я доволен.
   А потом мы сидели за столом. Платов был весел, много шутил. Людмила Сергеевна громко смеялась над его шутками и смотрела на мужа влюбленными глазами. А ей поражался. Что делает с людьми любовь. И откровенно по-хорошему завидовал художнику. Меня так никто никогда не любил. Мне было тепло и уютно в компании этих людей.
   Я вышел на лоджию покурить. Было прохладно. Уже чувствовалось приближение осени. На чистом небе сияли многочисленные звезды. Как красиво! Может быть уже послезавтра я всего этого не увижу.
   На лоджию вышла Наталья Викторова.
   - Душно там что-то, - проговорила она.
   Я ничего не ответил. Не знал, что сказать. Я уже не помню когда общался с женщинами, как говорится, в неформальной обстановке.
   - Вы здесь в командировке? - спросила Наталья Викторовна.
   - Нет, - ответил. И неожиданно для самого себя ляпнул: - Я приехал убить человека.
   Она рассмеялась.
   - Ну и юмор у вас, Эдуард Васильевич... Какой-то уж очень черный.
   - Но я и не думал шутить. И потом, я и шутить-то не умею. Вот вы представте, что перед вами Гитлер и вы прекрасно знаете, что ожидает мир, если его не остановить. Вы бы смогли его убить?
   После небольшого раздумья, она твердо сказала:
   - Да, смогла бы.
   - Вот видите. Значит не все так однозначно. Иногда и убийство может быть благим делом.
   - Не знаю, - ответила она задумчиво. - Странно как-то все это слышать. Особенно от вас.
   - Почему?! - удивился я её словам. - Ведь вы меня совсем не знаете.
   - Да так, - пожала она плечами. - Вы мне кажитесь очень добрым человеком, только много пережившим.
   Когда я уже лежал в постеле, вспомнились эти её слова. И мне захотелось встретиться с ней в Новосибирске. Пусть не скоро, но встретиться. Интересно, замужем она или нет? Впрочем это не имело никакого значения.
   Шестидесятилетний юбилей Платова отмечали на его загородней даче огромно деревянном двухэтажном особняке с открытой верандой и мансардой. Как пояснил сам художник эта дача ему была предоставлена Союзом художников, а в годы сплошной приватизации куплена по остаточной стоимости за мизерную по тем временам сумму.
   - Она конечно уступает особнякам новых русских, но лично мне нравится. напоминает мне Тургеневскую Русь.
   - В смысле - дворянскую Русь, - уточнил я.
   - Кстати, я сам принадлежу к старинному дворянскому роду. Только учти, я тебе это сказал под большим секретом. Этого даже моя Людмила не знает. Потому как все эти - "голубая кровь", "белая кость", глупость несусветная. Кем кому быть закладывается не здесь, а там, - указал он пальцем в небо.
   Народу на юбилей прибыло человек сорок, никак не меньше. Было много цветов, подарков, памятных адресов, красивых тостов. От всего этого я очень скоро устал и вышел на веранду, сел в плетеное кресло, закурил.
   Вскоре на веранду вышел молодой человека лет двадцати пяти. Он был уже в изрядном подпитии. Это чувствовалось по его неуверенным движениям. Закурив, он принялся возмущаться:
   - Бездари! Пустозвоны! Как только он их терпит?! Отчего не замечает их лживых улыбок, их фальши?!
   Видя, что я никак не реагирую на его слова. он сам обратился ко мне:
   - Как вам это нравится?
   Похоже ему необходимо было "спустить пар", излить перед кем-то душу. Я решил ему помочь.
   - Что вы имеете в виду?
   - Весь этот балаган! Знаете почему все они сбежались?
   - И почему же?
   - Чтобы иметь возможность лягнуть мастера. - Смешно кого-то копируя. он проговорил: - "Был вчера на юбилее Платова. Мне кажется, что старик вконец выработался, потерял чувство формы и цвета". Они его все ненавидят. А знаете почему?
   - Почему?
   - Потому, что он талант, личность! Ему никто не нужен. Он сам по себе. Он самодостаточен! - с трудом выговорил молодой художник трудное слов заплетающимся языком. - А они бездари! Сами по себе они ничего не могут. Потому-то и сбиваются в стаи. Скопом легче выжить. Сейчас это называется тусовкой. В искусстве у нас сейчас сплошные тусовки. Если ты попал в тусовку, ты гарантирован от непрятностей. Если же ты талант, личность сожрут, не подавятся. Платов им конечно не по зубам, он уже застолбил свое место в истории. А вот молодого сожрут. Или будь как все, не высовывайся, или - пеняй на себя. Ненавижу! А-а! Что говорить! - Молодой человек махнул рукой и возвратился в дом.
   А я ещё долго размышлял над его словами. По существу, он прав. Но только тусовки существуют не только в искусстве, но и политике, бизнесе, науке. Власть в стране захватили воинствующие бездари. И это в конечном итоге ни к чему хорошему не приведет.
   На веранду вышла Людмила Сергеевна, спросила:
   - Эдуард Васильевич, вы не видели Наташу?
   - Нет.
   - Куда же она запропастилась?! - не на шутку обеспокоилась Платова. Громко позвала: - Наташа!
   - Да, - отозвалась та издалека.
   - Ты что там делаешь?
   - Гуляю. Здесь так чудесно!
   - Эдуард Васильевич, сходите за ней. А то я боюсь, как бы что не случилось.
   - Хорошо, - охотно согласился я, так как был откровенно рад этому предложению.
   Наталью Викторовну я нашел сидящей на скамейке под огромной раскидистой березой. Отсюда действительно отрывался чудесный вид. Повсюду, насколько хватал взгляд. были видны холмы, поросшие сочной зеленью и плавно переходящие один в другой. Огромное оранжевое солнце тихо и незаметно скользило за горизон. Вдалеке излучина какой-то реки в его лучах отливала червонным золотом. Природа отдыхала. Во всем чувствовался покой и умиротворение.
   - А меня послали за вами, Наталья Викторовна, - сказал я.
   - Вот и напрасно. Я вовсе не собираюсь туда возвращаться. Не люблю я этих шумных застолий.
   - Честно признаться, - я тоже. Можно мне здесь с вами посидеть.
   - Буду только рада, - улыбнулась она.
   Я сел рядом, сказал:
   - Все хотел спросить вас, да стеснялся. Вы замужем?
   - Нет. Мой муж умер два года назад.
   - От чего?
   - Совершенно нелепый случай. Муж прямо-таки патологически боялся зубного врача. У него заболел коренной зуб. Он заглушал боль таблетками, все откладывая визит к врачу. Это привело к тому, что на корне образовалась гнойная киста, которая прорвалась и гной пошел в кровь. Началось общее заражение крови. Когда мы вызвали скорую, то было уже поздно.
   - Да, действительно нелепый случай, - согласился я.
   - А вы?
   - Что я?
   - Вы женаты?
   - Был до недавнего времени. Моя жена погибла.
   - Что значит - погибла?
   - Ее убили.
   - Какое несчастье! - сочувственно проговорила Наталья Викторовна. Глаза её наполнились слезами. - За что?
   И столько в ней было участие, что я поведал ей свою невероятную и страшную одиссею.
   Она долго беззвучно плакала, затем едва слышно проговорила:
   - Значит, вы тогда не шутили.
   - Что? - не понял я.
   - Когда говорили, что приехали убить человека.
   - Не шутил.
   - Я не могу вам сказать - как отношусь к вашему решению. Я просто не знаю. Все очень сложно. С одной стороны - евангелиевкое "Не убий" и, вообще, вправе ли человек решать судьбу другого человека? С другой - если Сосновский останется безнаказанным, то это будет в высшей степени несправедливо. Потому, если твердо для себя решили, могу лишь сказать: "Бог вам судья".
   - Спасибо!
   - Когда вы решили это сделать?
   - Завтра.
   - Я буду за вас молиться! - И не сдержавшись она вновь заплакала.
   А я, глядя на нее, вдруг, с пронзительной ясностью понял, что люблю её. Но только слишком поздно это случилось. Не мудрено. Я всегда и везде безнадежно опаздывал. Глупо как-то прожита жизнь. Глупо, мелко, никчемно.
   Глава восьмая: Говоров. Аудиенция.
   Как сказал в свое время Гораций: "Квидквид агис, прудэнтэр агас эт рэспице финэм" - "Цари беснуются, а платятся ахияне". Воистину так. Неужели этот мерзкий гомункулюс и все его многочисленные сателлиты не понимают, что роют яму, в которую сами же неминуемо попадут? Затмение разума. Это и есть свобода по сосновскому. А по существу - надругательство над людьми и здравым смыслом. Скольких ещё жертв будет стоить такая свобода? Мракобес с высоким научным званием. Нонсенс! Абсурд! Да и вся наша жизнь становится все более и более абсурдна. Может быть правы экзистенциалисты? Нет, чушь конечно. Просто, Создатель решил довести ситуацию до критической точки. Зачем? Никто этого не знает. Приходится лишь надеяться на лучшее, другого нам не дано.
   О содержании второй видеокассеты мне рассказал по телефону Сергей Иванович. После чего сказал:
   - Две копии этой видеокассеты привезет сегодня Беркутов. Одну вручишь Викторову в "торжественной" обстановке и скажешь, что если ему понадобится - у меня ещё есть. А также передашь фотографии и аудиокассету с записью его разговора с Варданяном.
   - Вы хотите, чтобы я с ним встретился?
   - Обязательно и всенепременно.
   - Да, но как это сделать?
   - Скажешь, что у тебя есть копия видеокассеты очень любопытного содержания. Обязательно клюнет.
   - Что я должен ещё ему сказать?
   - Скажешь, что если он откажется сотрудничать с нами, то копия видеокассеты будет тут же направлена президенту, а фотографии Сосновскому.
   - В чем должно заключаться это сотрудничество?
   - У него наверняка есть компромат на Генерального прокурора. Его патриотический долг - поделиться им с нами.
   - Лихо! - удивился я.
   - А как же. Я давно об этом мечтал. Иначе о благополучном исходе нашего дела нечего и думать. Его обязательно затребует Генеральная и, как это было уже не раз, благополучно похоронит.
   - Хорошо. Что я ещё должен делать?
   - Беркутов привезет также постановление об аресте Крамаренко. Организацию его ареста поручишь Колесову. Однако, арестовывать его нужно непосредственно перед вылетом. Отпечатай фотографии и сними копию аудиокассеты для Беркутова. Пусть отдаст их Варданяну, "порадует" старика.
   - Да вы садист, Сергей Иванович. Никогда прежде не замечал у вас подобных наклонностей.
   - Будешь тут, когда они такое вытворяют.
   - А что мне делать со второй копией видеокассеты?
   - Отдашь Потаеву. Это для страховки. Ну, бывай, ковбой! Возникнут сложности, звони.
   Этот разговор у нас был вчера. Ночью Колесов принес копии видеокассеты. Мы заперлись в кабинете нашего однокашника и тут же её просмотрели. От увиденного и услышанного долго не могли прийти в себя.
   - Вот, суки, что вытворяют, так-перетак! - выдал в сердцах Рома.
   И это, заметьте, сказал Шилов, от которого я никогда не только матерного, но ругательного слова не слышал. Уж если эти нелюди достали нашего "малыша", то уж что говорить о всех прочих. По моему телу забродили мощные флюиды. Я буквально распадался на молекулы, атомы и элементарные частицы. А что, унестись бы куда подальше, на задворки Вселенной, переждать там это лихолетье, а вернуться, когда людям будет жить тепло и уютно на родной планете, а их жизнь будет наполнена добротой и смыслом. Как сказал бы Дима Беркутов - мечты идиота. Факт. А пока, куда не кинешь взгляд, - все мерзость запустения. Как сказал поэт: "Для веселья планета наша малооборудована". Трещит она бедная по меридианам и параллелям от человеческой злобы, ненависти и отчаяния. Она давно отдана в заклан сатане, она - его вотчина. Он уже давно празднует тризну по нашим душам. Неужели же нет никакого выхода?! Неужели черная энергия так и сожрет разум и смысл? Во всяком случае, я не вижу выхода. Тогда для чего все это? На какие муки ещё должны пойти, чтобы получить искупление? Создатель, ты не прав! Нельзя доводить ситуацию до абсурда и так долго потакать князю тьмы и его многочисленным приспешникам - этим мракобесам, наделенными высокими должностями и званиями.
   До утра я так и не уснул. В десять позвонил референту "ясновельможного" пани.
   - Здравствуйте! Вас беспокоит следователь по особо важным делам прокуратуры (какой именно - уточнять не стал) Говоров Андрей Петрович. Мне необходимо срочно переговорить с Петром Анатольевичем.
   - По какому вопросу? - строго и отстранено спросила она.
   - Государственной важности, - придал я голосу соответствующее звучание.
   - Одну минутку.
   Вскоре трубка проговорила начальственным тоном - чуть лениво и слегка небрежно:
   - Алло! Я слушаю?
   - Здравствуйте, Петр Анатольевич! - радостно, даже восторженно проговорил я, будто всю жизнь мечтал услышать его голос. - Вам пламенный привет от Иванова Сергея Ивановича.
   - Какого еще?... А... ну да... - сразу стушевался большой начальник. А почему, собственно?... Не понимаю.
   - Он очень просил меня передать вам ну очень любопытную видиокассету и ряд фотографий о вашей незабываемой встрече с шефом службы безопасности олигарха Сосноского Варданяном. А потому прошу аудиенции.
   Наступила долгая пауза. Я уж, грешным делом, стал подумывать, что у большого начальника пропал голос. Так иногда бывает при сильных стрессовых ситуациях. А сейчас, уверен, Викторов испытал одно из самых сильных потрясений в своей жизни.
   - Хорошо, - наконец раздался его усталый, измотанный переживаниями голос. - Когда вас ждать?
   - Через час, если это возможно.
   - Я распоряжусь, чтобы вас пропустили.
   И вот мы сидим напротив и молча внимательно изучаем друг друга. Наружный осмотр моего визави произвел на меня удручающее впечатление. Торчит в высоком начальственном кресле этакий серый, невзрячный и сверх всякой меры посредственный тип с длинным помятым лицом, большими ушами и большим вислым носом, и маленькими воспаленными глазками угрюмо и враждебно взирает на меня, из самой глубины которых за мной одновременно втихоря подсматривают страх и ненависть. Картина! Но это, так сказать, "гроб повапленный" в сравнении с тем, что твориться у него внутри. Ничтожнейшая личность. И вот такие нами управляют! Воистину: "Бывали хуже времена, но не было подлей".
   Наконец, директор ФСБ, так и не прочтя на моем лице нужной для себя информации, решил нарушить молчание:
   - Вы говорили, что у вас... Простите, запамятовал ваше имя, отчество.
   - Андрей Петрович.
   - Что у вас, Андрей Петрович, что-то для меня есть?
   - Ах. да, извините! - "спохватился" я. Раскрыл дипломат и достал видеокассету. - Вот, как и обещал.
   - Что это?
   - Фильм ужасов. Заседание упырей и вурдалаков, строящих черные планы против Отечества нашего. Весьма любопытно. - Я встал, прошел к видеомагнитофону и телевизору, стоявших справа у стены. - Вы позволите?
   - Да. пожалуйста. - В голосе Викторова было сильное напряжение. Вероятно, он уже догадывался о каком заседании идет речь.
   Так и оказалась. Стоило ему лишь увидеть на экране длинный стол и всех участников той "тайной вечери", как он торопливо панически проговорил:
   - Не надо! Выключите!
   - Как прикажите, - ответил я, нехотя выключая магнитофон. - Только зря вы так, Петр Анатольевич. Уверяю, там есть что посмотреть. - Я вернулся м сел за стол.
   - Что вы за неё хотите?
   - В каком смысле?
   - В смысле денег или ещё чего.
   - Как вам не стыдно, Петр Анатальевич! - укоризненно покачал я головой. - Эта кассета - достояние страны, она бесценна и будет сдана в анналы истории на вечное хранение.
   Но, похоже, что чувство юмора у Викторова напрочь отсутствовало, поэтому все мои слова он понимал буквально. Утомленные отвественной службой щеки его затряслись, прятавшийся внутри глаз страх выскочил наружу. Директора ФСБ обуяла жажда к перемене мест. Он выскочил из-за стола и побежал к окну. У меня даже мелькнула мысль: "Уж хочет ли он выброситься наружу". Это совсем не входило в мои планы и едва не бросился его останавливать или ловить за ноги, но он во-время повернул обратно. Остановился передо мной, развел руками и беспомощно пробормотал:
   - Тогда почему вы ко мне?... Не понимаю.
   Я решил, что пора заканчивать импровизации на заданную тему, он вполне созрел для сотрудничества с нами, а потому надо дать ему шанс.
   - Успокойтесь, Петр Анатольевич. Я только сказал, что она не продается. А вот за определенные услуги с вашей стороны я готов вам уступить её даром.
   Викторов сразу обрел твердую почву под ногами, приободрился. Предательство было для него обычным делом. Снова сел за стол, сказал:
   - Я вас слушаю.
   - Нас интересует генеральный прокурор. У вас есть что на него?
   - Есть, - кивнул Викторов, совсем успокаиваясь. - Он, как и большинство высокопоставленных работников, человек Сосновского. Именно по его настоянию, был преведен в Москву и назначен генеральным. Знаю также, что квартиру, дачу и машину прокурору купил Сосновский через посредников.