Страница:
— И что же вы, сладкозвучный, нарисовали мне впереди?
— Не думаю, что это вас обрадует.
— И все же?
— Поняв, что ваш заговор раскрыт, а сообщник найден и казнен, вы исчезните.
— Вот, значит, как. А вы уверены, что мое исчезновение пройдет незамеченным для моего руководства?
— Вы, Павел Иванович, не оставили мне выбора. И потом, заметьте, ни я, а именно вы довели ситуацию до критической. На кой вам нужно было спасать этого краснобая? Мы с вами могли бы сотрудничать даже более плодотворно.
— Если бы вы заранее посвятили меня в свои планы, то я бы этого делать не стал. Уверяю вас. И чем же провинился Татиев перед вашими боссами?
Бахметов долго, не мигая, смотрел на меня. То ли что-то обдумывал, то ли просто его взгляд отдыхал на моем лице, любуясь его достопримечательностями. А полюбоваться было на что. Такого законченного идиота он видит первый и, наверняка, последний раз в своей жизни. Среди пяти миллиардов землян я один такой. Определенно.
— Зачем вам это, Павел Иванович? — наконец лениво спросил он.
— Считайте это моим последним желанием, сообразительный вы наш. А в последнем желании не отказывали даже людоеды экваториальной Африки.
Но Бахметов явно не спешил удовлетворить мою просьбу. По всему, моя глупая физиономия ему настолько наскучила, что он не выдержал, встал, отошел к окну и принялся любоваться открывшимся ему видом. Сказал в превосходной степени:
— Хорошо у нас тут! Прямо-таки райский уголок.
— Вот именно, — согласился я. — Даже не верится, что в такой красоте могут проживать такие типы, как вы с Татиевым. Но не тешьте себя надеждой, что так будет всегда. За все ваши деяния, Тагир Казбекович, гореть вам в гиене огненной.
Бахметов беспечно рассмеялся.
— Я воспитан законченным атеистом, Павел Иванович. А потому никогда не верил и не верю, что там, — он указал на потолок, — что-то есть.
— Вас будут судить независимо от того — верите вы или не верите. «Аз воздам» по делам вашим, а не по убеждениям. Поэтому путь туда вам заказан. Вы будете вечно пребывать здесь, — я указал себе под ноги.
— Там видно будет, — философски проговорил Бахметов. Он отошел от окна. Сел в кресло. Закурил. Выпустил к потолку струйку дыма. Прикрыл веки. Всем своим видом давал понять, что его совсем не интересует, что будет потом. Он наслаждался минутой торжества, козел.
— Тогда поздно будет смотреть, милейший. И все же, чем же провинился Татиев перед боссами?
— Он слишком возомнил о себе, почувствовал себя хозяином на Кавказе. Забыл простую истину — кто платит, тот и заказывает музыку.
— Нечто подобное я предполагал. Вашим боссам не нравится ход событий на Кавказе. Братья Татиевы своей самостоятельностью превратились из их союзников в противников. Так?
— Да, — кивнул Бахметов.
— И они решили сделать ставку на тебя? — спросил я, намеренно переходя на ты.
— И правильно сделали.
— Вот значит как. Ну-ну. Широко шагаешь — штаны порвешь, дорогой. Да? Неужели ты не понимаешь, что твоим боссам нужен Кавказ лишь для того, чтобы взорвать всю Россию?
Бахметов с ожесточением раздавил в пепельнице окурок. Откинулся на спинку кресла. Глаза его мстительно сузились.
— А по мне, — чем быстрее, тем лучше. Разом взорвать к шутам всю эту парашу. Думается — это будет более гуманно, чем день изо дня видеть её агонию.
И столько в его голосе было ненависти и презрения, что мне стало не по себе. Да он же псих! Определенно. Его же лечить надо. Его невозможно в чем-то убедить. Что же делать? Может быть попробовать сбежать? Сигануть в окно и, поминай как звали. Второй этаж. Может получиться. Нет, это не выход. Во-первых, отсюда убежать невозможно. Во-вторых, они только спасибо скажут за такой подарок — побег лишний раз подтвердит мою «виновность». Нет, надо ждать. Ничего другого у меня, к сожалению, не остается.
— Да ты ещё и гуманист, земеля! — воскликнул я. — Удивительно! С такими талантами и до сих пор на свободе. Но ничего, скоро уж. В этом я отчего-то более чем убежден. Кажется, это будет твоей первой судимостью, господин гуманист? Или я не прав?
— Ничего, я не спешу.
— От твоего желания здесь ровным счетом ничего не зависит. Стоит мне в субботу не явиться на встречу, как в воскресенье, в крайнем случае, в понедельник, ты будешь «окольцован» и сможешь наблюдать горы исключительно в крупную глетку.
— До субботы ещё дожить надо, — ответил многозначительно Бахметов, вставая и потягиваясь. — А не выпить ли нам, Павел Иванович, вина?
Из этого я сделал вывод, что смерть моя на какое-то время откладывается. Этот янычар связывает со мной какие-то планы. Что ж, это можно только приветствовать.
— С удовольствием, Тагир Казбекович. А то у меня от одного твоего вида в горле пересохло.
Бахметов подошел к секретеру, открыл дверцу, достал бутылку вина и два стакана, наполнил их вином, один протянул мне.
— Вы мне положительно нравитесь, господин подполковник. В самых безвыходных ситуациях не теряете чувства юмора. За что будем пить.
— Я, лично, с удовольствием выпью за то, чтобы ты и твои боссы завтра уснули и уже никогда не проснулись.
Бахметов криво усмехнулся.
— Мне кажется, что вы злоупотребляете моим гостеприимством, Павел Иванович.
— Разве? Тогда, извини. И все же я выпью именно за это. Чтобы вся ваша волчья свора провалилась в тартарары. — Я выпил вино.
Бахметов нехорошо так, мстительно рассмеялся. Осуждающе проговорил:
— Вам, Павел Иванович, явно изменила выдержка. Ведете вы себя ни как опытный контрразведчик, а как, простите, уличная шпана. Сожалею. Вы хотите знать, чем все это для вас закончится?
— Предвижу, что ничем хорошим.
— Вот именно. Завтра на ваши «поиски» будут брошены все силы. Но, увы, вас не найдут. А ночью вы, как Алитет, спуститесь с гор, убьете телохранителей Татиева и его самого, но и сами погибните в «перестрелке». Как вам нравиться финал этой истории?
— Очень, знаете ли, да. Прямо-таки шекспировского звучания, — ответил я беспечно. Хотя, беспечность эта далась мне с великим трудом, если не сказать больше.
— Но, я думаю, вы вправе знать, что будет после вашей, не побоюсь этого слова, бездарной смерти. Так вот, уже вечером все информационные агенства поведают миру о вашем «злодеянии». А мои парни расскажут, как вы пытались их завербовать, чтобы дестабилизировать обстановку на Кавказе. После чего, согласитесь, ни о какой операции ФСБ не может быть и речи. Попытайтесь мне возразить.
Возразить мне было нечего. Я окончательно понял, что проиграл. Проиграл по всем статьям. Определенно. Я налил полный стакан вина, залпом выпил. И, исключительно для того, чтобы хоть как-то облегчить душу, покрыл этого ухмыляющего абрека с головы до пят отборнейшим матом, чем ещё больше его развеселил.
Затем я оказался в знакомой уже мне кладовке, где пахло плесенью и мышами и где я однажды воевал с тараканами. Похоже, что это — единственное, что я умею.
Глава шестая. Нежданная встреча.
— Не думаю, что это вас обрадует.
— И все же?
— Поняв, что ваш заговор раскрыт, а сообщник найден и казнен, вы исчезните.
— Вот, значит, как. А вы уверены, что мое исчезновение пройдет незамеченным для моего руководства?
— Вы, Павел Иванович, не оставили мне выбора. И потом, заметьте, ни я, а именно вы довели ситуацию до критической. На кой вам нужно было спасать этого краснобая? Мы с вами могли бы сотрудничать даже более плодотворно.
— Если бы вы заранее посвятили меня в свои планы, то я бы этого делать не стал. Уверяю вас. И чем же провинился Татиев перед вашими боссами?
Бахметов долго, не мигая, смотрел на меня. То ли что-то обдумывал, то ли просто его взгляд отдыхал на моем лице, любуясь его достопримечательностями. А полюбоваться было на что. Такого законченного идиота он видит первый и, наверняка, последний раз в своей жизни. Среди пяти миллиардов землян я один такой. Определенно.
— Зачем вам это, Павел Иванович? — наконец лениво спросил он.
— Считайте это моим последним желанием, сообразительный вы наш. А в последнем желании не отказывали даже людоеды экваториальной Африки.
Но Бахметов явно не спешил удовлетворить мою просьбу. По всему, моя глупая физиономия ему настолько наскучила, что он не выдержал, встал, отошел к окну и принялся любоваться открывшимся ему видом. Сказал в превосходной степени:
— Хорошо у нас тут! Прямо-таки райский уголок.
— Вот именно, — согласился я. — Даже не верится, что в такой красоте могут проживать такие типы, как вы с Татиевым. Но не тешьте себя надеждой, что так будет всегда. За все ваши деяния, Тагир Казбекович, гореть вам в гиене огненной.
Бахметов беспечно рассмеялся.
— Я воспитан законченным атеистом, Павел Иванович. А потому никогда не верил и не верю, что там, — он указал на потолок, — что-то есть.
— Вас будут судить независимо от того — верите вы или не верите. «Аз воздам» по делам вашим, а не по убеждениям. Поэтому путь туда вам заказан. Вы будете вечно пребывать здесь, — я указал себе под ноги.
— Там видно будет, — философски проговорил Бахметов. Он отошел от окна. Сел в кресло. Закурил. Выпустил к потолку струйку дыма. Прикрыл веки. Всем своим видом давал понять, что его совсем не интересует, что будет потом. Он наслаждался минутой торжества, козел.
— Тогда поздно будет смотреть, милейший. И все же, чем же провинился Татиев перед боссами?
— Он слишком возомнил о себе, почувствовал себя хозяином на Кавказе. Забыл простую истину — кто платит, тот и заказывает музыку.
— Нечто подобное я предполагал. Вашим боссам не нравится ход событий на Кавказе. Братья Татиевы своей самостоятельностью превратились из их союзников в противников. Так?
— Да, — кивнул Бахметов.
— И они решили сделать ставку на тебя? — спросил я, намеренно переходя на ты.
— И правильно сделали.
— Вот значит как. Ну-ну. Широко шагаешь — штаны порвешь, дорогой. Да? Неужели ты не понимаешь, что твоим боссам нужен Кавказ лишь для того, чтобы взорвать всю Россию?
Бахметов с ожесточением раздавил в пепельнице окурок. Откинулся на спинку кресла. Глаза его мстительно сузились.
— А по мне, — чем быстрее, тем лучше. Разом взорвать к шутам всю эту парашу. Думается — это будет более гуманно, чем день изо дня видеть её агонию.
И столько в его голосе было ненависти и презрения, что мне стало не по себе. Да он же псих! Определенно. Его же лечить надо. Его невозможно в чем-то убедить. Что же делать? Может быть попробовать сбежать? Сигануть в окно и, поминай как звали. Второй этаж. Может получиться. Нет, это не выход. Во-первых, отсюда убежать невозможно. Во-вторых, они только спасибо скажут за такой подарок — побег лишний раз подтвердит мою «виновность». Нет, надо ждать. Ничего другого у меня, к сожалению, не остается.
— Да ты ещё и гуманист, земеля! — воскликнул я. — Удивительно! С такими талантами и до сих пор на свободе. Но ничего, скоро уж. В этом я отчего-то более чем убежден. Кажется, это будет твоей первой судимостью, господин гуманист? Или я не прав?
— Ничего, я не спешу.
— От твоего желания здесь ровным счетом ничего не зависит. Стоит мне в субботу не явиться на встречу, как в воскресенье, в крайнем случае, в понедельник, ты будешь «окольцован» и сможешь наблюдать горы исключительно в крупную глетку.
— До субботы ещё дожить надо, — ответил многозначительно Бахметов, вставая и потягиваясь. — А не выпить ли нам, Павел Иванович, вина?
Из этого я сделал вывод, что смерть моя на какое-то время откладывается. Этот янычар связывает со мной какие-то планы. Что ж, это можно только приветствовать.
— С удовольствием, Тагир Казбекович. А то у меня от одного твоего вида в горле пересохло.
Бахметов подошел к секретеру, открыл дверцу, достал бутылку вина и два стакана, наполнил их вином, один протянул мне.
— Вы мне положительно нравитесь, господин подполковник. В самых безвыходных ситуациях не теряете чувства юмора. За что будем пить.
— Я, лично, с удовольствием выпью за то, чтобы ты и твои боссы завтра уснули и уже никогда не проснулись.
Бахметов криво усмехнулся.
— Мне кажется, что вы злоупотребляете моим гостеприимством, Павел Иванович.
— Разве? Тогда, извини. И все же я выпью именно за это. Чтобы вся ваша волчья свора провалилась в тартарары. — Я выпил вино.
Бахметов нехорошо так, мстительно рассмеялся. Осуждающе проговорил:
— Вам, Павел Иванович, явно изменила выдержка. Ведете вы себя ни как опытный контрразведчик, а как, простите, уличная шпана. Сожалею. Вы хотите знать, чем все это для вас закончится?
— Предвижу, что ничем хорошим.
— Вот именно. Завтра на ваши «поиски» будут брошены все силы. Но, увы, вас не найдут. А ночью вы, как Алитет, спуститесь с гор, убьете телохранителей Татиева и его самого, но и сами погибните в «перестрелке». Как вам нравиться финал этой истории?
— Очень, знаете ли, да. Прямо-таки шекспировского звучания, — ответил я беспечно. Хотя, беспечность эта далась мне с великим трудом, если не сказать больше.
— Но, я думаю, вы вправе знать, что будет после вашей, не побоюсь этого слова, бездарной смерти. Так вот, уже вечером все информационные агенства поведают миру о вашем «злодеянии». А мои парни расскажут, как вы пытались их завербовать, чтобы дестабилизировать обстановку на Кавказе. После чего, согласитесь, ни о какой операции ФСБ не может быть и речи. Попытайтесь мне возразить.
Возразить мне было нечего. Я окончательно понял, что проиграл. Проиграл по всем статьям. Определенно. Я налил полный стакан вина, залпом выпил. И, исключительно для того, чтобы хоть как-то облегчить душу, покрыл этого ухмыляющего абрека с головы до пят отборнейшим матом, чем ещё больше его развеселил.
Затем я оказался в знакомой уже мне кладовке, где пахло плесенью и мышами и где я однажды воевал с тараканами. Похоже, что это — единственное, что я умею.
Глава шестая. Нежданная встреча.
Через пару дней после сходки в комнату Ступы ворвался Михаил. Рожа расстроенная. Глаза по серебряному рублю царской чеканки. Афанасий сразу понял, что терзавшие его душу сомнения были не напрасны. Так и случилось.
— Туча, мой знакомый мент говорит, что нас здорово накололи с этим списком.
Ступа вспомнил, как недвано «замочили» его кореша Сему Чистилина,как умолял тот поверить в его невиновность, и Туче стало не по себе. Такая лютая злоба накатила, что даже дышать стало трудно. Выходит, что зря они Хвата? Суки! Такого мужика потеряли. Какие он с ним по молодости красивые дела проворачивал. Но как же так! Ведь его уверяли, что здесь полный точняк, как в аптеке. А он, Ступа, тоже хорош! Поверил каким-то дешовкам. И не поверил старому своему другу. Вместо того, чтобы встретиться с ним наедине, потолковать за жизнь, сразу сходку назначил, старый дурак. Учит жизнь, учит, а все бестолку. Эх, ма! Что же делать? Выходит, что и другие, кто в списке, тоже подставы? Дела! Дела, как сажа бела. Точняк. Надо срочно дать команду, чтобы притормозили расправы. Нет, этого делать ни в коем случае нельзя. Иначе его авторитет жалобно тявкнет, как Муму, и так же пойдет прямиком ко дну, а братва «в законе» от него навсегда отвернется. Пусть все идет, как идет. Худо было Афанасию. До того худо, что так бы всех порвал к такой матери. Вдруг почувствовал — до какой степени стар стал, одряхлел. Тело будто ледяным панцирем стянуло, а скулы даже ломило от напряжения. А Колода трус. Похоже, что в штаны от страха натрухал. Вон как щеки трясутся. Тьфу ты! Смотреть противно.
— А твоему менту можно верить?
— Можно. Мужик он вроде надежный.
— Откуда ты его знаешь?
— На рыбалке как-то скорешились. А потом не раз вместе квасили. Правда, он за весь список сказать не может, а только по Октябрьскому району. Но там таких нет.
— Он назвал фамилии стукачей?
— Да ты что, Туча! — страшно удивился Утехов. — Он же не «шестерка», а нормальный мент.
— Он что, в «уголовке» работает?
— Да нет, в наружно-постовой службе.
— Откуда же он про агентов знает? Насколько мне известно, они у них засекречены.
— У него приятель в уголовке работает. Он через него узнал.
У Ступы отлегло от сердца. Несерьезно все это. Он долго, не мигая, смотрел на приятеля. И взгляд этот был тяжел, как расстрельная статья.
— Ты вот что, Миша, забудь об этом. Если кому сквазанешь, то прямиком пойдешь к Хвату в подельники. Ему там, наверное, скучно одному. — Афанасий мрачно рассмеялся над своей черной шуткой.
Утехов даже позеленел от страха, понял, что Ступа говорит на полном серьезе. Поспешил заверить:
— Будь спок, Туча. Я уже все забыл.
— Вот и хорошо. — Афанасий встал, потянулся. Захрустели суставы, заскрипели. Как несмазанная телега, в натуре. Снял с вешалки пиджак, надел.
— Ты куда это? — спросил Колода, прядя, будто заяц, ушами. Очень он боялся Тучи. От одного его взгляда потел. Ну.
— На кудыкины... Пойду, пивка выпью. — В последнее время Ступа сильно пристрастился к пиву. Нравился ему этот резкий и пенистый напиток. Водку он не любил, хотя и выжрал её за долгую жизнь немало. А вот пиво. Пиво — другое дело. Потому не упускал случая, чтобы отовариться парой кружек.
В баре он купил сразу, что б лишний раз не ходить, пару кружек и пакетик копченой мойвы, нашел свободный столик и стал пить пиво. Он не любил в этом деле напарников. Можно сказать — терпеть не мог, Они мешали по настоящему насладится пивом. С вопросами дурацкими лезли и все такое. Не любил.
Афанасий распечатал пакетик, бросил жирную рыбешку в рот. Пожевал. Вкусно. Запил пивом. Кайф! И все же разговор с Колодой беспокоил Ступу, большущей занозой сидел в голове. Зверинным нутром своим чуял он, что кореш притартал верную информацию. А если так, то хреновые дела. До того хреновые, что и думать не хочется.
Когда он прибыл в Новосибирск, но та вокзале его встречали двое породистых мужиков — Владимир и Юрий. Так они назвались. По их ухоженным лицам Ступа сразу понял, что не из блатных. Они посадили его в «тачку» и отвезли к Колоде. По дороге объяснили что к чему и что по чем.
Через пару столиков Афанасий заметил молодого мужика. Тот пил пиво, а сам нет-нет, да бросал косые взгляды в сторону Ступы. Тот был стреляным воробьем, — очень даже хорошо понимал, что означают эти взгляды. Мента он сюда на «хвосте» припер. Точняк. Сердце его упало прямиком в пятки. Что же делать?
На совещании Сергей Иванович и поведал о великой радости, о том, что в прошлом году мы вместо Андрюши Говорова, схоронили какого-то бомжа, а сам он сам жив-живехонек и работает сейчас в Москве по заданию ФСБ. Что здесь началось! Особенно был рад этому известию лучший друг Андрея Роман Шилов. Даже расплакался от радости, подскочил к Иванову, сграбастал его в объятия и так жиманул, что тот шутливо закричал:
— Караул! Убивают!
Вот такие вот дела. Ходят упорные слухи, что Иванов и Светлана Козицина подали заявление в ЗАГС. Этого события многие уже давно ждали и искренне за них порадовались. Одному лишь Вадиму Сидельникову это известие не доставило радости. Но здесь, как говорится, ничего не поделаешь. Насильно мил не будешь. Из-за Вадима Сергей несколько недолюбливал Светлану, считал, что много о себе воображает. И все же, красивая будет пара!
Два дня готовился Колесов к встрече с воровским авторитетом. И вот он здесь.
Колесов заметил, что Ступа заметно обеспокоился. Похоже, понял, что за ним следят. Сергей оглянулся. За столиком у выхода сидели Дронов и Хлебников. Он чуть им кивнул, давая понять, что начинает операцию. Встал, подошел к столу Ступы, сказал приветливо:
— Здравствуйте, Афанасий Ефимович! Позвольте присесть?
Ступа смерил Колесова с головы до ног тяжелым взглядом. Теперь уже не было никаких сомнений — он влип капитально. Точняк. Эх, ма! Нет в жизни счастья. Недаром у него последнее время настроение было хреновое и голова болела. Хмуро сказал:
— Отвали. Я тебя не знаю.
Сергей поставил на стол недопитую кружку. Сел. Спросил удивленно:
— Неужто не узнаете, Афанасий Ефимович?!
— Нет. Знать не знаю и знать не хочу.
— А помните, как четырнадцать лет назад я вас задерживал за кражу на даче у заместителя председателя горисполкома?
У Ступы появилась надежда, что его узнал знакомый мент, потому и подошел. Действительно, был такой случай. Он ещё раз внимательно на него посмотрел. Нет, не понит. Помнит, что его задерживал шустрый такой пацан, хохмач. А этого, хоть убей, не помнит. Ответил:
— Тот был другой. Шустрый такой.
— Это мой напарник Дмитрий Беркутов. А я — Сергей Колесов. Меня значит запамятовали?
— Выходит, что так, — согласился Ступа, заметно успокаиваясь. Похоже, что милиционер просто признал в нем старого знакомого, потому и подошел. Может быть он и в милиции уже не работает. Решил уточнить: — А вы до сих пор в милиции?
— Да, — кивнул Сергей. — А что?
— Да нет, ничего. Просто спросил. Сейчас ведь многие из вас в охранные фирмы подались за приличными «бабками».
— Подались, — ответил Колесов и отчего-то вздохнул.
Разговор как-то разом иссяк. Они пили пиво, время от времени бросая друг на друга заинтересованные взгляды.
— А вы где же сейчас трудитесь, Афанасий Ефимович? Все воруете?
У Афанасия совсем отлегло от сердца. Вопрос мента, говорил за то, что тот в баре оказался случайно.
— Я сейчас по коммерческой части. Со старым давно покончил. Рыбки не желаете? — Ступа подвинул к Колесову пакет с мойвой.
— Что?... А, спасибо! — Сергей достал из пакета рыбину, оторвал ей голову, внутренности и отправил в рот. И, показывая Ступе испачканные руки, растерянно проговорил: — Жирная какая! — Огляделся и, увидев на соседнем столе оставленную кем-то газету, вскочил, оторвал от неё приличный клочок, тщательно вытер руки.
Афанасий, наблюдая за Колесовым, добродушно усмехнулся. Хороший мент. Смешной. Однако, какой бы он не был, а ему, Ступе, надо держаться от него подальше. Так спокойнее. Надо побыстрее допивать пиво и линять отсюда. Все эти тары-бары с ментом ему не к чему.
Вместе с тем, Сергей так же наблюдал за Ступой. Видел, как спало с того напряжение, расслабились мышцы лица. Клиент уверовал в случайность их встречи и совсем успокоился. Пора.
И когда Ступа, допив пиво, собрался прощаться, то был остановлен неожиданными словами Колесова:
— Да, Афанасий Ефимович, чуть было не забыл. Вам привет от Виктора Потапова по кличке Аббат.
Ступа почувствовал, что ноги у него разом стали слабыми и немощными, а задница налилась такой тяжестью — от стула не оторвать. Мысли путались, и он никак не мог сообразить — что же произошло?
— К-какого ещё Аб-б-ба-ата? — спросил Афанасий, сильно заикаясь и воровато озираясь по сторонам. Подобного развития событий он никак не предполагал.
— Того самого, с которым вы недавно совершили побег из колонии особого режима, — насмешливо ответил Сергей. — Неужто и это забыли?
Это был конец. Нет-нет, только не это! Ступа, не соображая, что делает, вскочил и хотел было ломануться к выходу, но увидел, как из-за стола у самого выхода встали два добрых молодца. Обложили, ё-маё! Кругом обложили! Он вернулся к столу, плюхнулся на стул и, обращаясь к Колесову, устало и обиженно спросил:
— А что тогда темнил?
— Хотел произвести эффект.
— Дурак! Любите вы эксперементировать на живых людях.
— Извините, Афанасий Ефимович!
— А-а! — махнул Ступа на Колесова рукой. Окончательно поняв, что ему теперь не окрутиться, он успокоился, смирившись со своей участью. Значит они взяли Аббата? Выходит, что так. Неужели же он его продал? Непохоже на него. Спросил:
— Вы его арестовали?
— Кого?
От этого дурацкого — «кого?» Афанасий даже заскрипел забами и прикрыл веки — до того ненавидел он сидящего перед ним мента. В такие минуты он мог убить. И не просто убить. Он бы убивал долго, медленно, с наслаждением, чтобы насладить и ублажить терзавшего его сердце свирепого зверя.
— Хрена моего! Аббата? — сказал, будто плюнул в лицо Колесову.
Сергей усмехнулся. Он прекрасно понимал, какие чувства сейчас обуревали воровского авторитета. Потому и валял ваньку. Чем больше Ступа расходует энергии на эмоции, тем лучше — меньше её остается для сопротивления.
— Видите ли, Афанасий Ефимович, Аббат не совсем тот, кем вы его представляете. Можно даже сказать, что совсем не тот.
— Как это? — не понял Ступа.
— Он работает по заданию правоохранительных органов. А его настоящая фамилия Говоров, Андрей Петрович Говоров. Понятно?
— Вот только не надо меня на понял брать! — возмутился Ступа, не поверив ни единому слову Колесова. — Понял?! Чтобы Аббат... А вот этого не видел! — Он сложил руки в неприличном жесте. Его буквально трясло от возмущения. Ишь чего, суки, удумали. Хотят, чтобы он, Ступа, самолично заложил Аббата. Не дождутся!
— Видел, Афанасий Ефимович, — с добродушной улыбкой ответил Колесов. — И не такое видел. Но только я говорю вам правду. Вы считаете, что мы через вас пытаемся выйти на Аббата? Ошибаетесь. Нам прекрасно известно, что он сейчас работает в фирме вашего шефа Танина помощником по особым поручениям. Знаем также, что Танин направил вас сюда для организации службы безопасности будущего сибирского правительства. Этого достаточно, чтобы вы нам поверили?
А Ступа вконец расстерялся. Похоже, что менты все о них знают. Как же так?! Одно из двух — или Аббат действительно их человек, или они его взяли и он им все выложил. Нет-нет, этого не может быть! Ведь он его, как сына... Как сыну доверял. А, если верить этому, то Витек все время крутил кино?! А как же стражник? Ведь он собственными глазами видел... Нет, здесь что-то не то. Скорее всего они Аббата арестовали, а тот заложил его, Ступу, «фараонам» со всеми потрохами. Вот и верь после этого людям, если даже такой крутой парнишка... Эх, ма! Нет в жизни счастья! Точняк. Как жить дальше и, главное — для чего?!
— А как же стражник? Ведь я сам видел, как Аббат его «замочил».
— Вы вероятно имеете в виду старшего лейтенанта ФСБ. — Колесов достал из внутреннего кармана пиджака фотографию, протянул Ступе. — Этого?
От увиденного Ступа натурально обалдел. Это была та самая комната, где они с «сынком» вели неравный бой с превосходящими силами противника. А на стуле позировал фотографу тот самый стражник. А его жизнерадостная улыбка свидетельствовала о его поразительной живучести. Рядом на полу огромная темная лужа. Ни хрена! Вот это номер! А может быть менты раздобыли прижизненную фотографию этого парня, а теперь пудрят ею ему мозги? Глупости. Они играют в открытую. Все, как в аптеке. Значит с самого начала этот... Как его? Говоров, кажись. Значит с самого начала этот Говоров вел его, как какую дрессированную макаку? А он, Туча, раскатал губу — «Витек!», «сынок!» Козел он, а не сынок! Встретил бы он сейчас этого «сынка» на пару ласковых. Он бы ему показал. Устал. Как же он устал. Так устал, что жить нет никакого желания. Сдохнуть бы сейчас и не видеть этого мента перед собой и весь сучий свет.
— Чего тебе надо от меня, начальник? — хрипло выдавил из себя Ступа, не глядя на Колесова. Смотреть на него ему было противно.
— Как вы только-что убедились, мы знали о каждом вашем шаге, Афанасий Ефимович.
— Ну это-то я, хоть и дурак-дураком, но понял. А дальше-то что? На хрена я вам понадобился?
— Ну, во-первых, вы познакомили Говорова с Таниным, дав ему отличную характеристику. Уже за одно за это мы вам искренне благодарны.
Ступа на это только хмыкнул и покачал головой. А ведь верно. Он этому Аббату такие дифирамбы, что вспомнить стыдно. Здорово его накололи менты, красиво.
— Во-вторых, — продолжал Сергей, — мы очень рассчитываем на вашу помощь, Афанасий Ефимович.
— А вот этого не видел, начальник, — Ступа вновь сделал неприличный жест и зло рассмеялся. — Разбежался! Туча ещё никогда ментам не служил и служить не будет. Понял ты, жучила?! — Для большей убедительности Афанасий грохнул по столу кулаком.
Очередную выходку воровского авторитета Колесов встретил спокойно. Он и не расчитывал, что тот сразу согласится. Не такой был Ступа человек. Для него нужны были очень веские аргументы. А такие у Сергея были.
— К сожалению, у вас, Афанасий Ефимович, нет другого выбора, — сочувственно проговорил Колесов и даже вздохнул.
— Ври больше, начальник, — насторожился Афанасий, понимая, что мент подготовил ему какую-то очередную подлянку. — Не бери меня на арапа.
— И в мыслях не было, — вежливо улыбнулся Сергей. — Но лишь на мгновение представьте, что будет с вами, когда авторитеты узнают, что по списку, который вы им передали, ни один наш агент не пострадал, зато были ликвидированы самые лучшие и надежные ваши люди. Если это, не дай Бог, случится, то я бы вам не позавидовал. Нет.
Ступа заскрипел зубами от ярости, поняв, что это конец. Конец всему. Все, амба! Как они ловко, в натуре! А крутые уже поставили на них крест — там, мол, одни дебилы остались. Ни хрена себе — дебилы, да?! Вспомнился Аббат. Какое тот кино крутил, сволота! Он и Танина натурально одурачит, как одурачил его, Ступу. Если такие парни у них вкалывают, то крутым не позавидуешь. Точняк. Рано они о своей победе заговорили. Очень рано. А ему, Ступе, хоть круть-верть, хоть верть-круть, а ничего другого не остается, как согласиться. Против лома нет приема. А что, может правда в конце жизни на ментовку потрудиться? Заодно и с Таниным поквитается. А то слишком возомнил о себе, кабан. Надо было бы хотя бы для форсу показать этому Колесову, что Туча не какой-нибудь гопстопник и не позволит на него наезжать. Да только сил уже никаких не осталось. Стар стал. Выдохся.
— Допустим я вам помогу. А со мной после что?
— Там видно будет, — уклончиво ответил Сергей.
— Нет, начальник, так не пойдет. Не зная брода, не суйся в воду. Верно? Давай обо всем на берегу договоримся. На меня тот побег повесят?
— Нет. Это я могу гарантировать. И вообще, все будет зависеть от вас.
— Не понял, начальник. Ты шутишь, или как?
— Давайте, Афанасий Ефимович, без этих «начальников». Зовите меня Сергеем Петровичем.
— Как скажешь, на... Сергей Петрович. Только я что-то тебя не совсем понял. Что значит — все будет зависеть от меня? У меня за спиной четырнадцать лет неотбытого срока. Что же здесь от меня зависит?
— Видите ли, Афанасий Ефимович, сейчас многое поставлено на карту. Или мафия окончательно сломает государство и возмет власть в свои руки. Или... Словом, если вы поможете государству, то оно обязано и вам сделать снисхождение. Понятно? И потом, — улыбнулся Колесов, — о вас очень хорошо отзывался Говоров. Даже готов за вас поручиться.
— Правда, что ли?! — не поверил Ступа.
— Правда.
И Афанасий едва не задохнулся от душной, щемящей волны, поднявшейся у него в груди от этого известия. Она поднималась все выше и выше, и вот — застряла в горле твердым комом. Защипало глаза. И до того ему стало жалко себя и своей загубленной жизни. Кругом один. Не хотелось ему заканчивать жизнь на казенных нарах под завывание ветра за окном лагерного барака. Страсть как не хотелось. Неужто Витек, или как там его, помнит о нем? И только сейчас Ступа до конца осознал до чего же он любит этого крутого парнишку, этого насмешника. Обнять бы его сейчас, прижать к груди, а там и помирать можно. Свидятся ли они когда? Эх, ма! Нет в жизни счастья!
— Я согласен, — твердо сказал он.
— Вот и хорошо. Вы приняли верное решение, Афанасий Ефимович. Вы кому-то здесь подчиняетесь?
— Да. Но только своего шефа в глаза не видел. Все задания получаю через двух парней.
— Туча, мой знакомый мент говорит, что нас здорово накололи с этим списком.
Ступа вспомнил, как недвано «замочили» его кореша Сему Чистилина,как умолял тот поверить в его невиновность, и Туче стало не по себе. Такая лютая злоба накатила, что даже дышать стало трудно. Выходит, что зря они Хвата? Суки! Такого мужика потеряли. Какие он с ним по молодости красивые дела проворачивал. Но как же так! Ведь его уверяли, что здесь полный точняк, как в аптеке. А он, Ступа, тоже хорош! Поверил каким-то дешовкам. И не поверил старому своему другу. Вместо того, чтобы встретиться с ним наедине, потолковать за жизнь, сразу сходку назначил, старый дурак. Учит жизнь, учит, а все бестолку. Эх, ма! Что же делать? Выходит, что и другие, кто в списке, тоже подставы? Дела! Дела, как сажа бела. Точняк. Надо срочно дать команду, чтобы притормозили расправы. Нет, этого делать ни в коем случае нельзя. Иначе его авторитет жалобно тявкнет, как Муму, и так же пойдет прямиком ко дну, а братва «в законе» от него навсегда отвернется. Пусть все идет, как идет. Худо было Афанасию. До того худо, что так бы всех порвал к такой матери. Вдруг почувствовал — до какой степени стар стал, одряхлел. Тело будто ледяным панцирем стянуло, а скулы даже ломило от напряжения. А Колода трус. Похоже, что в штаны от страха натрухал. Вон как щеки трясутся. Тьфу ты! Смотреть противно.
— А твоему менту можно верить?
— Можно. Мужик он вроде надежный.
— Откуда ты его знаешь?
— На рыбалке как-то скорешились. А потом не раз вместе квасили. Правда, он за весь список сказать не может, а только по Октябрьскому району. Но там таких нет.
— Он назвал фамилии стукачей?
— Да ты что, Туча! — страшно удивился Утехов. — Он же не «шестерка», а нормальный мент.
— Он что, в «уголовке» работает?
— Да нет, в наружно-постовой службе.
— Откуда же он про агентов знает? Насколько мне известно, они у них засекречены.
— У него приятель в уголовке работает. Он через него узнал.
У Ступы отлегло от сердца. Несерьезно все это. Он долго, не мигая, смотрел на приятеля. И взгляд этот был тяжел, как расстрельная статья.
— Ты вот что, Миша, забудь об этом. Если кому сквазанешь, то прямиком пойдешь к Хвату в подельники. Ему там, наверное, скучно одному. — Афанасий мрачно рассмеялся над своей черной шуткой.
Утехов даже позеленел от страха, понял, что Ступа говорит на полном серьезе. Поспешил заверить:
— Будь спок, Туча. Я уже все забыл.
— Вот и хорошо. — Афанасий встал, потянулся. Захрустели суставы, заскрипели. Как несмазанная телега, в натуре. Снял с вешалки пиджак, надел.
— Ты куда это? — спросил Колода, прядя, будто заяц, ушами. Очень он боялся Тучи. От одного его взгляда потел. Ну.
— На кудыкины... Пойду, пивка выпью. — В последнее время Ступа сильно пристрастился к пиву. Нравился ему этот резкий и пенистый напиток. Водку он не любил, хотя и выжрал её за долгую жизнь немало. А вот пиво. Пиво — другое дело. Потому не упускал случая, чтобы отовариться парой кружек.
В баре он купил сразу, что б лишний раз не ходить, пару кружек и пакетик копченой мойвы, нашел свободный столик и стал пить пиво. Он не любил в этом деле напарников. Можно сказать — терпеть не мог, Они мешали по настоящему насладится пивом. С вопросами дурацкими лезли и все такое. Не любил.
Афанасий распечатал пакетик, бросил жирную рыбешку в рот. Пожевал. Вкусно. Запил пивом. Кайф! И все же разговор с Колодой беспокоил Ступу, большущей занозой сидел в голове. Зверинным нутром своим чуял он, что кореш притартал верную информацию. А если так, то хреновые дела. До того хреновые, что и думать не хочется.
Когда он прибыл в Новосибирск, но та вокзале его встречали двое породистых мужиков — Владимир и Юрий. Так они назвались. По их ухоженным лицам Ступа сразу понял, что не из блатных. Они посадили его в «тачку» и отвезли к Колоде. По дороге объяснили что к чему и что по чем.
Через пару столиков Афанасий заметил молодого мужика. Тот пил пиво, а сам нет-нет, да бросал косые взгляды в сторону Ступы. Тот был стреляным воробьем, — очень даже хорошо понимал, что означают эти взгляды. Мента он сюда на «хвосте» припер. Точняк. Сердце его упало прямиком в пятки. Что же делать?
* * *
Афанасий Ступа был прав. За два столика от него пил пиво Сергей Колесов и исподволь наблюдал за воровским авторитетом. Удивительно, но их судьбы уже однажды пересекались. Было это четырнадцать лет назад. Тогда он с Димой Беркутовым по наводке агента задержали Ступу по подозрению в краже из дачи первого заместителя председателя горисполкома. Но через три дня его пришлось отпустить, да ещё извинится перед ним. Чисто Туча работал, без сучка, без задоринки — не за что было ухватиться. А оказался Сергей в этом пивбаре совсем не случайно. Нет. Вчера на совещании у Иванова было решено попробовать завербовать Ступу. Основания для этого были, и весьма существенные. Сергей Иванович хотел было сам встретиться с авторитетом в неформальной обстановке. Но этому воспротивился Рокотов. После длительных дебатов выбор пал на него, КолесоваНа совещании Сергей Иванович и поведал о великой радости, о том, что в прошлом году мы вместо Андрюши Говорова, схоронили какого-то бомжа, а сам он сам жив-живехонек и работает сейчас в Москве по заданию ФСБ. Что здесь началось! Особенно был рад этому известию лучший друг Андрея Роман Шилов. Даже расплакался от радости, подскочил к Иванову, сграбастал его в объятия и так жиманул, что тот шутливо закричал:
— Караул! Убивают!
Вот такие вот дела. Ходят упорные слухи, что Иванов и Светлана Козицина подали заявление в ЗАГС. Этого события многие уже давно ждали и искренне за них порадовались. Одному лишь Вадиму Сидельникову это известие не доставило радости. Но здесь, как говорится, ничего не поделаешь. Насильно мил не будешь. Из-за Вадима Сергей несколько недолюбливал Светлану, считал, что много о себе воображает. И все же, красивая будет пара!
Два дня готовился Колесов к встрече с воровским авторитетом. И вот он здесь.
Колесов заметил, что Ступа заметно обеспокоился. Похоже, понял, что за ним следят. Сергей оглянулся. За столиком у выхода сидели Дронов и Хлебников. Он чуть им кивнул, давая понять, что начинает операцию. Встал, подошел к столу Ступы, сказал приветливо:
— Здравствуйте, Афанасий Ефимович! Позвольте присесть?
Ступа смерил Колесова с головы до ног тяжелым взглядом. Теперь уже не было никаких сомнений — он влип капитально. Точняк. Эх, ма! Нет в жизни счастья. Недаром у него последнее время настроение было хреновое и голова болела. Хмуро сказал:
— Отвали. Я тебя не знаю.
Сергей поставил на стол недопитую кружку. Сел. Спросил удивленно:
— Неужто не узнаете, Афанасий Ефимович?!
— Нет. Знать не знаю и знать не хочу.
— А помните, как четырнадцать лет назад я вас задерживал за кражу на даче у заместителя председателя горисполкома?
У Ступы появилась надежда, что его узнал знакомый мент, потому и подошел. Действительно, был такой случай. Он ещё раз внимательно на него посмотрел. Нет, не понит. Помнит, что его задерживал шустрый такой пацан, хохмач. А этого, хоть убей, не помнит. Ответил:
— Тот был другой. Шустрый такой.
— Это мой напарник Дмитрий Беркутов. А я — Сергей Колесов. Меня значит запамятовали?
— Выходит, что так, — согласился Ступа, заметно успокаиваясь. Похоже, что милиционер просто признал в нем старого знакомого, потому и подошел. Может быть он и в милиции уже не работает. Решил уточнить: — А вы до сих пор в милиции?
— Да, — кивнул Сергей. — А что?
— Да нет, ничего. Просто спросил. Сейчас ведь многие из вас в охранные фирмы подались за приличными «бабками».
— Подались, — ответил Колесов и отчего-то вздохнул.
Разговор как-то разом иссяк. Они пили пиво, время от времени бросая друг на друга заинтересованные взгляды.
— А вы где же сейчас трудитесь, Афанасий Ефимович? Все воруете?
У Афанасия совсем отлегло от сердца. Вопрос мента, говорил за то, что тот в баре оказался случайно.
— Я сейчас по коммерческой части. Со старым давно покончил. Рыбки не желаете? — Ступа подвинул к Колесову пакет с мойвой.
— Что?... А, спасибо! — Сергей достал из пакета рыбину, оторвал ей голову, внутренности и отправил в рот. И, показывая Ступе испачканные руки, растерянно проговорил: — Жирная какая! — Огляделся и, увидев на соседнем столе оставленную кем-то газету, вскочил, оторвал от неё приличный клочок, тщательно вытер руки.
Афанасий, наблюдая за Колесовым, добродушно усмехнулся. Хороший мент. Смешной. Однако, какой бы он не был, а ему, Ступе, надо держаться от него подальше. Так спокойнее. Надо побыстрее допивать пиво и линять отсюда. Все эти тары-бары с ментом ему не к чему.
Вместе с тем, Сергей так же наблюдал за Ступой. Видел, как спало с того напряжение, расслабились мышцы лица. Клиент уверовал в случайность их встречи и совсем успокоился. Пора.
И когда Ступа, допив пиво, собрался прощаться, то был остановлен неожиданными словами Колесова:
— Да, Афанасий Ефимович, чуть было не забыл. Вам привет от Виктора Потапова по кличке Аббат.
Ступа почувствовал, что ноги у него разом стали слабыми и немощными, а задница налилась такой тяжестью — от стула не оторвать. Мысли путались, и он никак не мог сообразить — что же произошло?
— К-какого ещё Аб-б-ба-ата? — спросил Афанасий, сильно заикаясь и воровато озираясь по сторонам. Подобного развития событий он никак не предполагал.
— Того самого, с которым вы недавно совершили побег из колонии особого режима, — насмешливо ответил Сергей. — Неужто и это забыли?
Это был конец. Нет-нет, только не это! Ступа, не соображая, что делает, вскочил и хотел было ломануться к выходу, но увидел, как из-за стола у самого выхода встали два добрых молодца. Обложили, ё-маё! Кругом обложили! Он вернулся к столу, плюхнулся на стул и, обращаясь к Колесову, устало и обиженно спросил:
— А что тогда темнил?
— Хотел произвести эффект.
— Дурак! Любите вы эксперементировать на живых людях.
— Извините, Афанасий Ефимович!
— А-а! — махнул Ступа на Колесова рукой. Окончательно поняв, что ему теперь не окрутиться, он успокоился, смирившись со своей участью. Значит они взяли Аббата? Выходит, что так. Неужели же он его продал? Непохоже на него. Спросил:
— Вы его арестовали?
— Кого?
От этого дурацкого — «кого?» Афанасий даже заскрипел забами и прикрыл веки — до того ненавидел он сидящего перед ним мента. В такие минуты он мог убить. И не просто убить. Он бы убивал долго, медленно, с наслаждением, чтобы насладить и ублажить терзавшего его сердце свирепого зверя.
— Хрена моего! Аббата? — сказал, будто плюнул в лицо Колесову.
Сергей усмехнулся. Он прекрасно понимал, какие чувства сейчас обуревали воровского авторитета. Потому и валял ваньку. Чем больше Ступа расходует энергии на эмоции, тем лучше — меньше её остается для сопротивления.
— Видите ли, Афанасий Ефимович, Аббат не совсем тот, кем вы его представляете. Можно даже сказать, что совсем не тот.
— Как это? — не понял Ступа.
— Он работает по заданию правоохранительных органов. А его настоящая фамилия Говоров, Андрей Петрович Говоров. Понятно?
— Вот только не надо меня на понял брать! — возмутился Ступа, не поверив ни единому слову Колесова. — Понял?! Чтобы Аббат... А вот этого не видел! — Он сложил руки в неприличном жесте. Его буквально трясло от возмущения. Ишь чего, суки, удумали. Хотят, чтобы он, Ступа, самолично заложил Аббата. Не дождутся!
— Видел, Афанасий Ефимович, — с добродушной улыбкой ответил Колесов. — И не такое видел. Но только я говорю вам правду. Вы считаете, что мы через вас пытаемся выйти на Аббата? Ошибаетесь. Нам прекрасно известно, что он сейчас работает в фирме вашего шефа Танина помощником по особым поручениям. Знаем также, что Танин направил вас сюда для организации службы безопасности будущего сибирского правительства. Этого достаточно, чтобы вы нам поверили?
А Ступа вконец расстерялся. Похоже, что менты все о них знают. Как же так?! Одно из двух — или Аббат действительно их человек, или они его взяли и он им все выложил. Нет-нет, этого не может быть! Ведь он его, как сына... Как сыну доверял. А, если верить этому, то Витек все время крутил кино?! А как же стражник? Ведь он собственными глазами видел... Нет, здесь что-то не то. Скорее всего они Аббата арестовали, а тот заложил его, Ступу, «фараонам» со всеми потрохами. Вот и верь после этого людям, если даже такой крутой парнишка... Эх, ма! Нет в жизни счастья! Точняк. Как жить дальше и, главное — для чего?!
— А как же стражник? Ведь я сам видел, как Аббат его «замочил».
— Вы вероятно имеете в виду старшего лейтенанта ФСБ. — Колесов достал из внутреннего кармана пиджака фотографию, протянул Ступе. — Этого?
От увиденного Ступа натурально обалдел. Это была та самая комната, где они с «сынком» вели неравный бой с превосходящими силами противника. А на стуле позировал фотографу тот самый стражник. А его жизнерадостная улыбка свидетельствовала о его поразительной живучести. Рядом на полу огромная темная лужа. Ни хрена! Вот это номер! А может быть менты раздобыли прижизненную фотографию этого парня, а теперь пудрят ею ему мозги? Глупости. Они играют в открытую. Все, как в аптеке. Значит с самого начала этот... Как его? Говоров, кажись. Значит с самого начала этот Говоров вел его, как какую дрессированную макаку? А он, Туча, раскатал губу — «Витек!», «сынок!» Козел он, а не сынок! Встретил бы он сейчас этого «сынка» на пару ласковых. Он бы ему показал. Устал. Как же он устал. Так устал, что жить нет никакого желания. Сдохнуть бы сейчас и не видеть этого мента перед собой и весь сучий свет.
— Чего тебе надо от меня, начальник? — хрипло выдавил из себя Ступа, не глядя на Колесова. Смотреть на него ему было противно.
— Как вы только-что убедились, мы знали о каждом вашем шаге, Афанасий Ефимович.
— Ну это-то я, хоть и дурак-дураком, но понял. А дальше-то что? На хрена я вам понадобился?
— Ну, во-первых, вы познакомили Говорова с Таниным, дав ему отличную характеристику. Уже за одно за это мы вам искренне благодарны.
Ступа на это только хмыкнул и покачал головой. А ведь верно. Он этому Аббату такие дифирамбы, что вспомнить стыдно. Здорово его накололи менты, красиво.
— Во-вторых, — продолжал Сергей, — мы очень рассчитываем на вашу помощь, Афанасий Ефимович.
— А вот этого не видел, начальник, — Ступа вновь сделал неприличный жест и зло рассмеялся. — Разбежался! Туча ещё никогда ментам не служил и служить не будет. Понял ты, жучила?! — Для большей убедительности Афанасий грохнул по столу кулаком.
Очередную выходку воровского авторитета Колесов встретил спокойно. Он и не расчитывал, что тот сразу согласится. Не такой был Ступа человек. Для него нужны были очень веские аргументы. А такие у Сергея были.
— К сожалению, у вас, Афанасий Ефимович, нет другого выбора, — сочувственно проговорил Колесов и даже вздохнул.
— Ври больше, начальник, — насторожился Афанасий, понимая, что мент подготовил ему какую-то очередную подлянку. — Не бери меня на арапа.
— И в мыслях не было, — вежливо улыбнулся Сергей. — Но лишь на мгновение представьте, что будет с вами, когда авторитеты узнают, что по списку, который вы им передали, ни один наш агент не пострадал, зато были ликвидированы самые лучшие и надежные ваши люди. Если это, не дай Бог, случится, то я бы вам не позавидовал. Нет.
Ступа заскрипел зубами от ярости, поняв, что это конец. Конец всему. Все, амба! Как они ловко, в натуре! А крутые уже поставили на них крест — там, мол, одни дебилы остались. Ни хрена себе — дебилы, да?! Вспомнился Аббат. Какое тот кино крутил, сволота! Он и Танина натурально одурачит, как одурачил его, Ступу. Если такие парни у них вкалывают, то крутым не позавидуешь. Точняк. Рано они о своей победе заговорили. Очень рано. А ему, Ступе, хоть круть-верть, хоть верть-круть, а ничего другого не остается, как согласиться. Против лома нет приема. А что, может правда в конце жизни на ментовку потрудиться? Заодно и с Таниным поквитается. А то слишком возомнил о себе, кабан. Надо было бы хотя бы для форсу показать этому Колесову, что Туча не какой-нибудь гопстопник и не позволит на него наезжать. Да только сил уже никаких не осталось. Стар стал. Выдохся.
— Допустим я вам помогу. А со мной после что?
— Там видно будет, — уклончиво ответил Сергей.
— Нет, начальник, так не пойдет. Не зная брода, не суйся в воду. Верно? Давай обо всем на берегу договоримся. На меня тот побег повесят?
— Нет. Это я могу гарантировать. И вообще, все будет зависеть от вас.
— Не понял, начальник. Ты шутишь, или как?
— Давайте, Афанасий Ефимович, без этих «начальников». Зовите меня Сергеем Петровичем.
— Как скажешь, на... Сергей Петрович. Только я что-то тебя не совсем понял. Что значит — все будет зависеть от меня? У меня за спиной четырнадцать лет неотбытого срока. Что же здесь от меня зависит?
— Видите ли, Афанасий Ефимович, сейчас многое поставлено на карту. Или мафия окончательно сломает государство и возмет власть в свои руки. Или... Словом, если вы поможете государству, то оно обязано и вам сделать снисхождение. Понятно? И потом, — улыбнулся Колесов, — о вас очень хорошо отзывался Говоров. Даже готов за вас поручиться.
— Правда, что ли?! — не поверил Ступа.
— Правда.
И Афанасий едва не задохнулся от душной, щемящей волны, поднявшейся у него в груди от этого известия. Она поднималась все выше и выше, и вот — застряла в горле твердым комом. Защипало глаза. И до того ему стало жалко себя и своей загубленной жизни. Кругом один. Не хотелось ему заканчивать жизнь на казенных нарах под завывание ветра за окном лагерного барака. Страсть как не хотелось. Неужто Витек, или как там его, помнит о нем? И только сейчас Ступа до конца осознал до чего же он любит этого крутого парнишку, этого насмешника. Обнять бы его сейчас, прижать к груди, а там и помирать можно. Свидятся ли они когда? Эх, ма! Нет в жизни счастья!
— Я согласен, — твердо сказал он.
— Вот и хорошо. Вы приняли верное решение, Афанасий Ефимович. Вы кому-то здесь подчиняетесь?
— Да. Но только своего шефа в глаза не видел. Все задания получаю через двух парней.