Константинов Владимир. Жестокие игры

   — Кто они такие?
   — Понятия не имею. Они меня встречали на вокзале. Назвались Владимиром и Юрием. Кто они и где работают не знаю. Знаю только, что не из блатных.
   — Отчего вы так решили?
   — Это сразу видно. Они мне дали свои телефоны и телефон шефа, предупредив, что по этому телефону звонить в крайнем случае.
   — Вы помните номер телефона.
   — Да. — Афанасий назвал номер. Колесов достал записную книжку, авторучку. Записал. Спросил:
   — О представителе мафии в ФСБ вам что-нибудь известно?
   — Да. Танин мне сказал, как о дополнительном, резервном канале, которым я мог бы воспользоваться в случае провала основного.
   — С Таниным связь поддерживаете?
   — Нет. Он категорически это запретил.
   — С какой вы целью сюда прибыли?
   — Создать из блатных надежную систему безопасности.
   — Они на это пошли?
   — А куда они денутся. Согласились.
   — Система безопасности создается только из блатных?
   — Не думаю. Но мне об этом ничего неизвестно.
   Колесов и Ступа договорились каким образом будут поддерживать связь, выпили ещё по кружке пива и расстались.

Глава седьмая. Рощин. Ночная операция.

   Я всю ночь не сомкнул глаз — ждал Беркутова, но он так и не появился. Понял, что его план не сработал. А это могло означать... Нет, только не это. Бахметов — не самоубийца, должен понять, чем все это может для него обернуться. Утром, так и не дождавшись майора, решил сходить к нему домой. Понимая, что если план Беркутова провалился, то у него на дому меня может ждать засада, на всякий пожарный прихватил с собой для страховки Максима Задорожного. По дороге объяснил ему ситуацию.
   Около дома Беркутова мы ничего подозрительного не заметили. Постояли поодаль, покурили. Все спокойно.
   — Ну ладно, я пошел, — сказал я. — Если Кольцов дома, то я дам тебе знать, А если... Значит в доме засада. Сообщишь об этом Первенцеву. Он мужик сообразительный, придумает, что делать. Понял?
   — Понял, — кивнул Максим. Его всего трясло.
   — А что трясешься?
   — Шут его знает, — пожал плечами Задорожный. — Нервное, наверно. Не нравится мне все это.
   — Герой! — насмешливо сказал я. — А ещё в спецназе служил. Ваня Семисчастный говорил, что ты однажды с десятью вооруженными бандитами расправился.
   — Когда это было. Может быть вместе пойдем, товариш капитан?
   — И вместе вляпаемся в засаду? Нет, это исключено.
   — Тогда давайте я первым пойду, — не унимался Максим.
   — Я смотрю, ты совсем разучился выполнять приказы. Тебе приказано ждать. Что та должен на это ответить?
   — Есть ждать, товарищ капитан, — нехотя ответил Задорожный.
   — То-то же.
   И я направился к дому. Дверь, ведущая в сени, была чуть приоткрыта. Бесшумно ступая осторожно поднялся на крыльцо, прошел в сени. Прислушался. Тихо. Тихо постучал. Ни ответа, ни привета. Постучал громче. Тот же результат. Достал пистолет, снял в предохранителя, передернул затвор. Приоткрыл дверь. Шагнул через порог. В тот же миг мне на голову обрушился такой мощный удар, что мне показалось будто рухнул потолок. Я упал и потерял сознание.
   Пришел в сознание лежащим на диване. Под голову мне была подложена подушка. Лицо мокрое. На руках наручники. Слегка кружилась голова. Подташнивало. Самые мрачные прогнозы подтвердились — я угодил в засаду. За столом сидели первый помощник Бахметова Реваз Салигеев и его подручный Сагил — огромный бородатый детина лет тридцати. Они пили вино. Увидев, что я очнулся, Реваз весело проговорил:
   — Здорово, началнык! Как здоровье, дорогой? Почему хмурый? Не ожидал здесь Реваз встретить, да? Хотел кунака своего встретить, а встретил Реваз. Обидно, да?! — Он раскатисто рассмеялся. Его поддержал Сагил. Насмеявшись вволю Салигеев спросил:
   — Ты давно на Кольцов работал, да?... Ты почему молчал? Ты, Игор, не молчи. А то Реваз малэнко обижался будет.
   — Да пошел ты! — сказал я и отвернулся.
   — Какой грубый, да? Злой, как мой теща. Ты, Рощин, отдвал кассета. А то совсем плохо будет.
   Значит они знают про кассету? Неужели Беркутов сказал, что кассета у меня? Нет, иначе бы они меня взяли ещё в общежитии. Хорошо, что я догадался отдать кассету Задорожному.
   — Какую ещё кассету? — недоуменно спросил.
   — Нэ надо меня сердил. Да? Какой кассета! Такой, где подполковник разговор с Первенцевым писал. Вот какой.
   — Ты меня, Реваз, принимаешь за кого-то другого. Ни о какой кассете я понятия не имею. Я к Кольцову зашел совершенно случайно. Хотел вина выпить, опохмелиться. Вчера малость перебрал.
   — Сука ты, Игор. Зачем врал Ревазу. Я ж говорыл — плохо будет.
   — Да правду я говорю. Христом Богом клянусь!
   — Сагил, — сказал Салигеев своему подручному и кивнул на меня.
   Тот, садистки улыбаясь, подошел ко мне, схватил мизинец левой руки, крутанул. Раздался хруст. Он сильной боли я едва вновь не потерял сознание. Закричал:
   — Ты что, офанарел! Он ведь мне палец сломал.
   Реваз лишь рассмеялся.
   — Я говорил — плохо будет. Ты дурак был — не верил. Отдавал кассета. А то совсем плохо будет. Да?
   — Но я понятия не имею ни о какой кассете. Честное слово! Ты мне можешь сломать все пальцы, но только бестолку все.
   — Сагил, — вновь отдал Салигеев приказ моему палачу.
   В тот же миг рама окна разлетелась вдребезги и в комнату влетел Максим. В правой руке у него был охотничий нож, с которым он никогда не расставался. Боевики, не ожидавшие нападения, явно растерялись. Остальное произошло в считанные мгновения. Мощным ударом правой ноги в челюсть Задорожный уложил на пол Салигеева. Сагил попытался было выхватить пистолет, но Максим ударил его ножом точно между ключицам, крутанул нож. В горле Сагила захрипело, забулькало. Он упал на пол, дергаясь в конвульсиях. Все было кончено.
   — Ну ты даешь! — восхищенно проговорил я.
   — А что, зря что ли учили, — удовлетворенно усмехнулся Максим и, окинув «поле боя», добавил весело: — Порядок!
   Он подошел к Салигееву, наклонился и стал шарить у него по карманам. Найдя ключ от наручников, снял их с меня и надел на Реваза.
   — Ты оказался как раз вовремя, — сказал я, поднимаясь с дивана. — Спасибо тебе!
   — Да чего там, — смущенно пробурчал Задорожный. — Все нормально, товарищ капитан.
   — Еще как нормально! — рассмеялся я. — Как же ты догадался нарушить приказ?
   — Когда вы не появились, я решил посмотреть — что же случилось. Пробрался к окну. Взглянул. А здесь такое. Ну я и того... решил вмешаться.
   Я подошел к Салигееву. Тот не подавал никаких признаков жизни. Я не на шутку встревожился. Неужели Максим его убил?! Это было бы сейчас очень некстати. У меня уже начинал созревать план. А смерть Реваза могла его напрочь перечеркнуть. Потряс его за плечо. Голова Салигеева безвольно качнулась из стороны в сторону.
   — Похоже, что ты его убил.
   — Да нет, — уверенно возразил Максим. — Просто такой хилый. Оклемается.
   В одном из стаканов было недопитое вино. Плеснул вино в лицо Салигеева. Тот замычал, офыркиваясь. Открыл глаза. Ошалело на нас посмотрел. Сердито сказал что-то на своем языке.
   Живой! Слава Богу, живой!
   — Ну вот, я ж говорил, что он придуривается! — обрадованно воскликнул Задорожный.
   Реваз зло сверкнул на него глазами. Лицо его перекосила злоба. С ненавистью прохрипел:
   — Сука! Ты еще, гяур, пожалел, что на свэт родился, да?!
   Максим снисходительно усмехнулся. Сказал презрительно:
   — Дерьмо собачье! Слабак, у туда же... угрожать. Лежал бы лучше и не рыпался. — Он схватил Сагалеева мощной рукой за грудки. Легко поднял с пола. Поставил на ноги. Затем посадил на диван. Погрозил перед его носом огромным кулачищем. Предупредил: — Если ещё будешь выражаться — пасть порву. Понял, ты — аника-воин?
   Реваз трусливо вжал голову в плечи, разом присмирев. Ничего не ответил.
   Времени у нас было в обрез и тут же, не мешкая, принялся за осуществление своего плана. В первую очередь надо разговорить Салигеева, заставить во всем признаться. Иначе... Даже не знаю, что может быть иначе.
   Сходил на кухню. Я видел, как Беркутов прятал магнитофон в банку с солью. Достал микромагнитофон. Извлек его и полиэтиленового пакета. Вернулся в комнату.
   — Кассета у тебя? — спросил Максима.
   Тот достал из внутреннего кармана кассету. Протянул мне. Я вставил её в магнитофон. Подготовил его к работе. Спросил Салигеева:
   — Что с Кольцовым?
   Тот лишь заскрипел зубами, ничего не ответив.
   — Что с Кольцовым? — повторил более требовательно.
   Он зло зыркнул на меня.
   — С тэбя Хозяин шкура будэт драл, как барана.
   Я снисходительно рассмеялся. Сказал укоризненно:
   — Ты, кажется, не совсем понимаешь серьезность своего положения. Хочешь приобщится к своему приятелю? — кивнул на труп Сагила.
   Максим подошел к Ревазу. Обхватил его голову сверху огромной лапищей. Слегка повернул. Пригрозил:
   — Будешь возникать, откручу башку, как куренку. Понял?
   Задорожного Салигеев понимал гораздо лучше, чем меня. Опасливо косясь на труп своего подручного, ответил:
   — В подвал он сидыт. Кладовка.
   Я вздохнул с облегчением. На этот раз мои худшие опасения не оправдались. И слава Богу! Если Беркутов живой, то все будет хорошо. Обязательно.
   — А где Первенцев?
   — Там, — Реваз кивнул на труп своего приятеля.
   — Вы его убили?
   — Убыли. Да. Хозяин говорил. Сагил убивал.
   — За что вы его убили?
   — Много знал. Мог говорил Татиеву. Потому. Да. Хозяин говорил. Сагил убивал.
   — Первенцев хотел убить Руслана Татитева по заданию Бахметова?
   Это был самый неприятный вопрос для Салигеева. Он закрутил головой, заскрипел зубами.
   — Нэ знаю.
   Максим сунул ему под нос кулачище.
   — У ну отвечай, дурак! А то худо будет!
   Угроза возымела действие.
   — Да, — обреченно вздохнул Реваз. — Хозяин говорил. Винтовку давал. Русский хетел. Не получилось.
   Ну вот и все. Этого вполне достаточно. Надо спешить. Я выключил магнитофон. Пора. Да. но что же нам делать с трупом и с Сагиеевым?
   — А куда мы их денем? — обратился за помощью в Максиму.
   — Во дворе я видел погреб, — ответил тот. — Мужет быть их туда?
   — Не замерзнет?
   — Да что с ним сделается, — возразил Запдорожный. — Ему даже полезно слегка остудится. — Он принес из кухни пару вафельных полотенец и тряпку. Полотенцами связал ноги, тряпку затокал в рот. Спросил весело: — У тебя полип нет?
   Салигеев что-то замычал в ответ.
   — Порядок! — заключил Максим. — Жить будет.
   После чего он легко поднял Реваза, положил на плечо, отнес и спустил его в погреб. Туда же мы сбросили труп Сагила и отправились к дому Татиева.
   Посреди площади лежал труп Первенцева. Около него толпилась небольшая кучка местных жителей. Мы подошли. По лицу Александра уже ползали огромные жирные мух. На груди лежала табличка на которой по русский с множеством грамматических ошибок было написано: «Он хател убыть нашива Руслана».
   — Вот гады! — в сердцах проговорил Максим. На него оглянулись сразу несколько человек и что-то заговорили на своем языке.
   Не хватало нам только лишних неприятностей.
   — Пойдем, — решительно сказал и схватил Максима за рукав, потащил от толпы.
   Подходя к дому Татиева, я молил лишь об одном — чтобы там не оказалось Бахметова. У ворот дома мы были остановлены стражником.
   — Нам надо срочно видеть Татиева по очень важному делу, — сказал я.
   Он окинул нас с ног до головы подозрительным взглядом, что-то крикнул вглубь двора. Через пару минут полышался голос первого телохранителя Татиева, с которым он никогда не расставался, Серика Бутиева:
   — Рощина пропусти, а второй пусть ждет у ворот.
   Я вошел во двор, Поднялся на крыльцо. Где был встречен Сериком.
   — Пистолет, — требовательно сказал он, протянув руку.
   Я достал из наплечной кобуры пистолет, вложил в руку телохранителя.
   — Пойдем.
   Мы поднялись на второй этаж и вошли в кабинет босса.
   Руслан Татев сидел за столом. Был, как всегда, чисто выбрит, внешне спокоен. Лишь к глубине его глаз сквозило беспокойство.
   «Ему уже успел доложить обо всем Бахметов», — решил я.
   Татиев сказал телохранителю, чтобы ждал за дверь. А когда тот вышел, равнодушно глянул на меня.
   — Зравствуйте, Игорь Сергеевич! — проговорил он дежурным голосом. — С чем пожаловали?
   Меня удивило, что он назвал меня по имени, отчеству. Меня ему никто не представлял. И за все время моего пребывания здесь мы не обмолвились ни единым словом. Выходит, что он меня каким-то образом отслеживал.
   — Здравствуйте, Руслан Мансурович! Вам уже известно о Первенцеве?
   — Да. Мне недавно звонил Тагир. Так вы по этому поводу?
   — И что он сказал о причинах покушения на вас?
   Татиев несколько поморщился оттого, что инициативу разговора я взял в свои руки. После непродолжительно паузы. сказал:
   — Бахметов предполагает, что за ним стоит подполковник Кольцов. Тем самым он, якобы. хотел укрепить власть надо мной. Несколько странно звучит, но эта версия заслучивает внимания.
   — И вы этому верите.
   Татиев раздраженно передернул плечами. Неприязненно глянул на меня.
   — Мне кажется, что вы забываетесь, Игорь Сергеевич! Ведете себя как, простите, мент.
   — Извините, Руслан Мансурович. Но мое поведение продиктовано обстоятельствами. Вы пробовали связаться с Павлом Ивановичем?
   — Бахметов утверждает, что он исчез.
   — А я смею утверждать, что Кольцов сейчас томиться у Бахметова в подвале.
   Татиев даже растерялся от этих слов. Но тут же справился с волнением. Глаза оживились. стали заинтересованными.
   — И вы сможете это доказать?
   — Это и доказывать не нужно — стоит только послать своих людей к Бахметову. Я хочу доказать иное, то, что за покушение на вас организовал никто иной, как сам Бахметов. А сейчас пытается свалить вину с больной головы на здоровую.
   — И как же вы это докажите?
   — Предлагаю прослушать одну магнитофонную запись.
   — Что ж, давайте. Интересно, что у вас там.
   Я достал магнитофон. Настроил. В целях экономии времени решил дать Татиеву прослушать последнюю запись. Протянул ему наушники.
   — Что это? — спросил он, беря их.
   — Наушники. Вставьте их в уши. Иначе ничего не услышите.
   Когда Татиев выполнил мою просьбу, я нажал на кнопку воспроизведения записи. Все время, пока он слушал, на его лице не дрогнул ни один мускул. Я подивился его выдержки и самообладанию. Наконец, он снял наушники. Спокойно спросил:
   — Кто это?
   — Правая рука Бахметова — Реваз Салигеев.
   — Да. Это его голос, — кивнул Татиев.
   — Как видите, если бы не Павел Иванович, то Бахметов бы исполнил задуманное.
   Татиев указал на магнитофон. Спросил:
   — Как вам это удалось?
   — После покушения у Кольцова возникла версия, что исполнителем вашего убийства должен был быть русский и обратился ко мне с просьбой помочь его найти...
   — А почему именно к вам? — перебил меня Татиев. — Вы раньше были знакомы?
   — Нет. Но я однажды просил его оказать воздействие на вас и Бахметова по отмене казни.
   — Значит тот негодяй обязан вам жизнью?
   — Лишь отчасти.
   — Хорошо. Продолжайте.
   — Я сказал Кольцову, что это может быть Первенцев.
   — Отчего?
   — С полгода назад он здесь убил одного чеченца. Убийство было очевидным. Об их вражде знали многие. Но Бахметов закрыл на это глаза. Более того, — приблизил к себе Первенцева. Вот я и подумал, что лучшей кандидатуры, чем Первенцев, трудно придумать.
   — Согласен. Очень логично. Продолжайте.
   — Кольцов попросил меня доставить Первенцева к нему. Что мы с моим помощником Задорожным и сделали. В разговоре с Кольцовым Первенцев был вынужден во всем признаться. После чего Павел Иванович пошел к Бахметову. Остальное вы знаете.
   — Все это более или менее ясно. Не ясно лишь одно обстоятельство — почему Павел Иванович сразу не сообщил обо все мне, а пошел к Бахметову?
   Это был самый трудный вопрос. но я к нему был готов.
   — Он хотел предупредить возможное кровопролитие и убедить Бахметова сдаться.
   — Глупо, — пожал плечами Татиев. — Весьма глупо. Подобного я от подполковника не ожидал.
   — Здесь, — я указал на магнитофон, — есть ещё запись разговора с Первенцевым. Но, я думаю, пора действовать, Руслан Мансурович.
   — Да, вы правы. Серик, — громко позвал Татиев.
   На пороге выросла фигура телохранителя.
   — Слушаю, Руслан Мансурович.
   — Собери всех парней, немедленно отправляйтесь в штаб и арестуйте Бахметова.
   — Кого?! — Глаза батиева округлились от удивления.
   — Я что, неясно сказал? — раздраженно проговорил Татиев. — Бехметова. Если кто попытается оказать сопротивление — не церемонтесь. Понятно?
   — Так точно, — по военному ответил Серик. — Разрешите выполнять?
   — Выполняйте. Я подъеду чуть позже.
   Телохранитель вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Татиев взглянул на меня и впервые улыбнулся.
   — Спасибо за оказанную помощь, Игорь Сергеевич. Надеюсь, что скоро обо всем мы услышим из первых, так сказать, уст.

Глава восьмая. Беспокойные мысли.

   Виктор Ильич Сосновский жил последнее время ожиданиями. Было такое ощущение, что вот-вот что-то. Ага. И даже непонятно — радостное для него, или совсем даже того... Совсем наоборот. Ночами даже стал, ага... Плохо стал спать, что раньше никогда, ни того. Измучился. Трудно держать все эти в одних руках, все нити. Столько задействовано людей, средств. Попробуй все вот так вот. Кого там. Одни бездари кругом. Ни кому ничего нельзя. Испортят только. Сколько можно. Почему он за всех, а они на готовенькое. И главное — ни за что. За все он. Давно бы плюнул и уехал из этой дурацкой. Нельзя. Придут к власти эти. Эти и оттуда достанут. Да и хотели уже. Едва успел... Принять меры успел. Прокурора того и все такое. Но нет душе... покоя, ага. Чувствовал — продолжают копать. Все сужается вокруг... Раньше Кавказ выручал. Сейчас и на него ни того. Большую волю взяли. Вон Татиев, янычар этот, за грудки, дурак. Но ничего. Это ничего. Он ещё пожалеет. Но почему молчит Бахметов? Договорились же. Ни на кого нельзя того...
   Сосновский встал с кровати, накинул на плечи халат.
   — Виктор Ильич, куда же вы? — раздался сонный голос жены. — Рано еще.
   — Пойду малость ага. Что-то ни того... не спится.
   — Что-нибудь случилось?
   — Ну что ты... Зачем. Ты спи, Ира. Спи.
   Жена поначалу называла его Витей. Потом — Виктором. Сейчас — Виктором Ильичем и на вы. Уважает. Живут они вроде ничего, но пресно как-то... И детей ни того... И вообще... В смысле секса. Куда только не обращался. Одних денег сколько. Как в воду. Бестолку. Ничего не умеют. Ни здесь, ни там. Болтают только. Трепачи!. Может быть ту гейшу из Японии того... выписать? Она и мертвого ага. От одного только воспоминания о ней того. Чем этим дармоедам. Лучше ей.
   Сосновский спустился вниз. В холле в кресле сидел один из его телохранителей и смотрел какой-то парнографический журнал. Заметив босса вскочил, вытянулся, подобострасно улыбнулся. Виктор Ильич с неувдовольствием рассматривал стоящего перед ним телохранителя. Новенький. Никогда раньше его... не видел раньше. Какой однако... Великан какой. Виктор Ильич патологически не любил высоких. А этот — вон какой... Детинушка. Каланча. Что же он на него смотреть... Шея заболит. Начальник охраны своего того... родственника. Не иначе. Надо будет ему сделать... Внушение сделать, ага.
   У выхода Сосновскому встретился ещё один телохранитель. Этот был старый... В смысле — давний. Этого он знал. Этакий крепыш. Приятно ага... Смотреть приятно. Юрием, кажется. Этого он любил. Подошел, протянул тому руку.
   — Здравствуй, Юра!
   — Здравствуйте, Виктор Ильич! — задохнулся телохранитель радостью, почтительно пожимая боссу руку. Он никак не ожидал, что такой человек помнит его по имени. В сердце парня вспыхнула надежда — а вдруг! Так бывает. Сегодня ты никто, а завтра уже у самого телохранители.
   — Как поживаешь, Юра?
   — Все хорошо, Виктор Ильич! Спасибо! — вдохновенно, будто читал на сцене стихи, выпалил телохранитель.
   — Это ты правильно. Молодец, ага... У тебя сигаретки ни того?
   Юра выхватил из кармана пачку «Кэмэл», протянул боссу.
   — Пожалуйста, Виктор Ильич! — Телохранитель был на седьмом небе от счастья. Нет, недаром босс к нему подошел. Честное слово, недаром! Эх, елки! Утрет он кое кому нос!
   — Дорогие сигареты... Куришь дорогие. А я раньше... Как ее?... «Приму» раньше, ага.
   — Вы?! «Приму»?!! — От удивления охранник даже поперхнулся и закашлялся. Чтобы босс курил такие сигареты?! Быть такого не может!
   — Ага. В студентах еще... Потом бросил. А сейчас так... Иногда. Накатит иногда. — Сосновский выудил из пачки сигарету, сунул в рот. Юра тотчас чиркнул зажигалкой.
   Виктор Ильич прикурил. Похлопал телохранителя по плечу.
   — Спасибо, дружок! Ты это... Молодец!
   Он вышел на большую открытую веранду, сел в плетеное кресло. Светало. Было удивительно тихо. Над самой землей слоился туман. Пахло спелой зеленью и ещё чем-то горьковатым, приятным. Хорошо! Виктор Ильич любил ее... Природу, ага. У костра там и все такое... Любил. В турпоходы бывало любил. А теперь из ограды вон ни того... На воротах стражник. Не выпустит. Вот жизнь! Хоромы вон какие... Денег ага и все такое. Но нет душе этого... Веселья нет. Нет, приятно, конечно, когда машина с мигалкой и милиционеры навытяжку, и честь. Приятно. Когда по телевизору и личный самолет. Без этого уже не того... Не сможет без этого. Ага. Только слишком хлопотно и веселья ни того... Все есть, а жить скучно. Скажи кому — не поверят. Вот он студентом... Был он студентом. Ведь ничего же не было, а жить было интересно. Еще как того... Он тогда в Ленинградском университете ага. От сессии до сессии на пирожках с ливером... И ничего. Купит три пирожка с ливером и стакан мясного бульона и того... порядок. Сколько же они — эти пирожки? Четыре или пять копеек ага. Сейчас всякие там эти... Деликатесы всякие. А он эти пирожки... Аж слюнки текут. Так порой бы того. Но нельзя. Не поймут... Вон даже телохранитель не поймет. Скучно.
   Он щелчком выбросил окурок. Тот, прочертив в воздухе большую дугу, упал в сочную траву, дымясь. Вот так и жизнь. Промелькнет и того. А зачем и почему — попробуй пойми. Пресно все как-то. Скучно.
   Да, но почему Бахметов ни того... Молчит почему? Странно. Должен был уже. Может что случилось? Вот этого бы не надо. Очень ему сейчас Кавказ... Нужен. Очень. А то сожрут и этих... Косточек не оставят. А Татиевы ему сейчас ни к чему. А что в этом... В Дагестане этом... Горцы, называются ага!... Их долбят, долбят, а они ни того... Сколько же можно. Надо что-то придумать. С Басаевым надо... Переговорить надо. Нужно что-нибудь такое, что б проняло. Этот придумает. Пусть подерутся ага. Надо с замминистра этим... Как его? С милиционером этим съездить в Чечню. «Освободить» нескольких заложников и перетолковать я этим янычаром, ага. Раньше хоть надежда на этого дурака была... На этого всенародноизбранного... Фу, ну и слово!... Длинное какое. Раньше на него надежда была. А сейчас никакой. Как трухлявый пень стал — вот-вот того-этого. Все самому ага. Но ничего, он им ещё того... Покажет, как под него копать. Они ещё все запомнят.
   Утренняя свежесть стала пробирать. Виктор Ильич поежился. встал с кресла и направился в дом. Проходя мимо полюбившегося ему телохранителя Юры, он вновь похлопал его по плечу (Экий молодец! Как гриб этот... Как его? Боровик. Как гриб боровик, ага. Такой же крепкий, ладный), добродушно сказал:
   — Будь здоров, Юра! Этой... семье привет передавай, ага.
   — Холостой я, Виктор Ильич, — подобострастно разулыбался телохранитель.
   — Холостой — это хорошо. Это ты правильно... Молодец. Хомут — это ещё успеешь. Верно?
   — Так точно, Виктор Ильич!
   — Хорошо, дружок. Будь это... здоров! — Он вновь похлопал парня по плечу и отправился в спальню. Скинул халат. Лег в удобную мягкую постель. Хорошо. Тепло ага. И тут же уснул.
   Утром в кабинет к Сосновскому зашел его пресс-секретарь Вадим Углов с кипой свежих газет. По его кислому виду Виктор Ильич понял, что что-то того... Случилось что-то.
   — Ты что такой? — спросил он, пытливо глядя на Углова. — Будто напуган чем.
   — Неприятности у нас, Виктор Ильич, ответил тот, пряча глаза.
   — А что такое? — насторожился Сосновский.
   Углов положил на стол газеты, нашел свежий номер «Вашингтон пост», протянул Виктору Ильичу.
   — Вот. Сами почитайте. Я там карандашом отметил.
   Сосновский быстро отыскал отмеченную статью. Она называлась: «Очередная авантюра Москвы». Эка они как... Хлестко как. В статье раскрывались подлинные мотивы заключения фирмой Танина и американской кампанией «Боинг» многомиллиардной сделки с подключением к договору подставной новозеландской фирмы. Была помещена даже ксерокопия договора с подписями и все такое. Как жаль... Теперь уже «Боинг» не того... Надо же! Такая была выгодная сделка. Виктор Ильич сам ею много занимался. Содействовал и все такое. Фирма Танина входила в финансовую империю Сосновского. Удар по Танину — это и по нему. Ага. Он сразу почувствовал неладное. Недаром все это того. Совсем недаром!
   — "Нью-Йорк таймс" напечатала почти тоже, — сказал Углов, выкладывая перед ним газету.
   — А-а! — Виктор Ильич раздраженно отодвинул газету. — Чего уж, понимаешь. Все и так... Чего думаешь по этому? — он кивнул на газеты.
   Углов надул щеки, глубокомысленно проговорил:
   — Трудно пока сказать... Никак не могу взять в толк — зачем это им все нужно?
   — Это — кому?