Страница:
110
Бентон покатался по городу, доехал до гостиницы «Рэдиссон» и взял номер под вымышленным именем Тони Уилсон. А теперь сидит у себя на кровати и поглядывает на закрытую на замок и цепочку дверь. Он попросил администратора ни с кем его не соединять. Никаких вопросов не возникло: состоятельный бизнесмен из Лос-Анджелеса хочет отдохнуть. В Батон-Руж «Рэдиссон» — самая приличная гостиница. Здесь привыкли принимать людей из разных уголков земли. Постояльцы приезжают так же незаметно, как и исчезают, и предпочитают не пользоваться услугами коридорного. Они просят, чтобы их не беспокоили, и редко задерживаются надолго.
Бентон подсоединяет ноутбук к телефонной линии. Вводит код и открывает свой новый черный чемодан, который стал потрепанным в одночасье — после того как Бентон специально повозил его по полу.
Снимает кобуру с лодыжки, кладет на кровать «магнум-357», пятизарядный пистолет с двухрядным магазином, и патроны «шпеер голд дот» весом 126 гран.
Из чемодана достает еще два пистолета.
Компактный «глок-27» сорокового калибра, на десять патронов — девять в обойме и один в стволе. Пули — «гидрошок», 135 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, высокая начальная скорость — 1190 футов в секунду, отличное пробивное действие, входит в тело и раскрывается как цветок из лезвий.
Второй, самый удобный пистолет — девятимиллиметровый шестнадцатизарядный «зиг-зауэр П-226». Патроны — тоже «гидрошок», 124 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, начальная скорость — 1120 футов в секунду, входят в тело как в масло.
Иногда Бентон носит три пистолета одновременно: «магнум-357» на лодыжке, «глок» сорокового калибра в наплечной кобуре, а девятимиллиметровый «зиг-зауэр» сзади за поясом.
Запасные магазины и патроны лежат в специальном кожаном футляре. На Бентоне свободная ветровка, мешковатые джинсы, которые ему длинноваты, бейсболка, темные очки и туфли «Прада» на резиновой подошве. Он вполне может сойти за туриста. Или местного рабочего. В городе с сотней профессий, где полным-полно рассеянных студентов, эксцентричных профессоров и людей всевозможных возрастов и национальностей, на него вряд ли обратят внимание. Он может быть обычным человеком, может быть геем, кем угодно.
Бентон подсоединяет ноутбук к телефонной линии. Вводит код и открывает свой новый черный чемодан, который стал потрепанным в одночасье — после того как Бентон специально повозил его по полу.
Снимает кобуру с лодыжки, кладет на кровать «магнум-357», пятизарядный пистолет с двухрядным магазином, и патроны «шпеер голд дот» весом 126 гран.
Из чемодана достает еще два пистолета.
Компактный «глок-27» сорокового калибра, на десять патронов — девять в обойме и один в стволе. Пули — «гидрошок», 135 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, высокая начальная скорость — 1190 футов в секунду, отличное пробивное действие, входит в тело и раскрывается как цветок из лезвий.
Второй, самый удобный пистолет — девятимиллиметровый шестнадцатизарядный «зиг-зауэр П-226». Патроны — тоже «гидрошок», 124 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, начальная скорость — 1120 футов в секунду, входят в тело как в масло.
Иногда Бентон носит три пистолета одновременно: «магнум-357» на лодыжке, «глок» сорокового калибра в наплечной кобуре, а девятимиллиметровый «зиг-зауэр» сзади за поясом.
Запасные магазины и патроны лежат в специальном кожаном футляре. На Бентоне свободная ветровка, мешковатые джинсы, которые ему длинноваты, бейсболка, темные очки и туфли «Прада» на резиновой подошве. Он вполне может сойти за туриста. Или местного рабочего. В городе с сотней профессий, где полным-полно рассеянных студентов, эксцентричных профессоров и людей всевозможных возрастов и национальностей, на него вряд ли обратят внимание. Он может быть обычным человеком, может быть геем, кем угодно.
111
На следующее утро Скарпетта стоит возле окна, наблюдает за грязным течением Миссисипи, уносящейся вдаль к кораблику с вывеской «казино», к военному эсминцу «Кидд» и дальше, к Старому мосту. Скарпетта поворачивается к Сэму Ланье.
За те несколько минут, которые она видела его вчера, когда, наконец, добралась сюда, он, чтобы не будить жену, проводил Скарпетту через задний двор в домик для гостей. Скарпетта боялась, что Сэм ей не понравится, но он произвел на нее хорошее впечатление.
— Вы работали с семьей Дард? — спрашивает Скарпетта. — Насколько хорошо вам и вашим коллегам удалось с ними пообщаться?
— Меньше, чем хотелось бы, — поджимает губы Сэм. — Я говорил только с сестрой Шарлотты, миссис Гидон. Правда, недолго. Она немного странная. Ладно, давайте, расскажу вам о городе. — Ланье быстро меняет тему, словно кто-то может их подслушивать. Развернувшись к окну, он показывает на запад: — Со Старого моста в Миссисипи постоянно прыгают разные бедолаги. Не представляете, сколько раз нам приходилось вылавливать их тела, потому что, когда полиция пытается снять несчастных, люди вопят: «Давай, прыгай!» Потому что, видите ли, бедняги создают пробку. Представляете? А вон там, немного подальше, видите? Один парень в душевой занавеске и с автоматом Калашникова пытался захватить эсминец «Кидд» и поплыть на русских. Его остановили, — прибавляет Сэм. — И убийцами, и психами занимается один и тот же отдел. На ненормальных приходится три тысячи задержаний в год.
— И как это работает? — интересуется Скарпетта. — Члены семьи просят взять родственника под стражу?
— Да, почти всегда. Либо полиция. И если судебный следователь — в данном случае, я — решает, что человек представляет опасность для себя и окружающих и не желает или не может получать должное лечение, делу дается ход.
— Судебный следователь — выборная должность. Хорошо, если у него нормальные отношения с мэром, полицией, шерифом, Луизианским университетом, окружным прокурором, судьями, прокурором штата, не говоря уже о городских политиках, — она делает паузу. — Политики умеют влиять на людей и на их голоса. Но вот полиция советует поместить такого-то в психиатрическую лечебницу, и что следователю, соглашаться? Так происходит столкновение интересов.
— А еще следователь решает, в состоянии ли обвиняемый предстать перед судом.
— Значит, вы присутствуете при вскрытии жертв убийств, устанавливаете причину смерти, а затем, если подозреваемого задерживают, определяете, может ли он отвечать на процессе?
— Я провожу анализ ДНК, затем подозреваемого приводят ко мне в кабинет, и я — в присутствии копа и прокурора — веду допрос.
— Более странной системы судопроизводства, чем в этом штате, я не встречала, доктор Ланье. Если вы чем-то не понравитесь властям, вы совершенно беззащитны.
— Добро пожаловать в Луизиану. Но если кто-то будет указывать мне, как работать, я пошлю его в задницу.
— А уровень преступности? Насколько я знаю, с этим здесь плохо.
— Не просто плохо, а ужасно, — отвечает Сэм. — На сегодняшний день в Батон-Руж самый высокий процент нераскрытых преступлений по стране.
— Почему?
— Ну, Батон-Руж вообще неспокойный город. Не знаю, почему.
— А полиция?
— Знаете, я уважаю патрульных, многие прямо из кожи вон лезут. Но власти выгоняют хороших парней и набирают таких же уродов, как они сами. Политика. — Сэм откидывается на спинку стула. — А у нас тут серийный убийца. И за несколько десятков лет — явно не один. — Он качает головой. — Политика, снова политика.
— А организованная преступность?
— Мы — пятый по размеру порт в США. Второй по величине нефтеперерабатывающий центр — Луизиана добывает шестнадцать процентов нефти страны. Давайте лучше, — Ланье встает из-за стола, — пообедаем. Всем нужно есть, а у меня такое чувство, что вы давно этого не делали. Выглядите замученной, и брюки висят.
Скарпетта почти ненавидит свой черный костюм.
Они с доктором Ланье выходят из кабинета, все встречают их любопытными взглядами.
— Вас ждать? — холодно спрашивает у босса полная женщина с седыми волосами.
Скарпетта почему-то уверена, что это на нее тогда жаловался доктор.
— Кто знает... — отвечает ровным голосом Сэм, словно на даче показаний в суде.
Скарпетта видит, доктору не нравится эта женщина. Между ними пробегают почти видимые электрические разряды. И тут Сэм облегченно вздыхает — дверь открывается, и на пороге возникает высокий симпатичный мужчина в темно-синих брюках и куртке следователя. От него за несколько шагов веет силой. Как только он входит, седая женщина впивается в него недобрым взглядом.
Эрик Мерфи, следователь по уголовным делам, приветствует Скарпетту.
— Куда идем обедать? — спрашивает он.
— Вам нужно поесть, доктор Скарпетта, — повторяет Ланье у лифта. — А о ней я уже говорил, не могу от нее избавиться, — он кивает в сторону кабинета, нажимая кнопку нижнего этажа автостоянки. — Черт, она работает здесь дольше, чем я. Переходит от следователя к следователю по наследству.
Лифт открывается, и они оказываются на просторной автостоянке. То и дело хлопают двери, выпуская людей на обед. Доктор Ланье подходит к черному «шевроле-каприс», оснащенной мигалкой, рацией, системой позиционирования и мощным двигателем, «незаменимым при любой погоне», хвастается Сэм. Скарпетта занимает заднее сиденье.
— Вы не должны сидеть сзади, это неправильно, — озадаченно произносит Эрик, открывая переднюю дверь. — Вы же наша гостья, мэм.
— И, пожалуйста, только не мэм. Кей. И вообще, у меня ноги короче, поэтому я буду сидеть сзади.
— А меня можете называть как хотите, — весело замечает Эрик. — Все так и поступают.
— Ладно, тогда я — Сэм. Хватит с меня этого «доктора».
— Меня тоже так лучше не звать, — говорит Эрик. — Я не доктор. — Оставив попытки уговорить Скарпетту забраться вперед, он залезает в машину.
— Да, доктором ты был, — Ланье заводит машину, — лет в десять-двенадцать, когда облапал всех девочек в округе. Господи, терпеть не логу парковать машину между бетонными столбами!
— Они опять подкрадываются к тебе, да, Сэм? — подмигивает Эрик Скарпетте. — Так и норовят схватить его тачку. Смотрите, — он показывает на выбоину и следы черной краски на столбе. — Что бы вы могли сказать об этом месте преступления? — Эрик открывает упаковку жвачки. — Я вам намекну. Раньше это было местом парковки одного судебного следователя, но не так давно он — а он у нас, как вы понимаете, один — пожаловался, что оно слишком маленькое, заявив, что здесь невозможно парковаться.
— Ну хватит уже, а то выдашь все мои секреты, — Ланье аккуратно выруливает со стоянки. — Кроме того, это моя жена дел наделала. А из нее водитель...
— Она тоже следователь, по уголовным делам. — Эрик снова поворачивается к Скарпетте. — Работает за гроши. Впрочем, как и мы все.
— Черт, — Ланье переключает скорость. — Тебе платят намного больше, чем ты заслуживаешь.
— Теперь можно поговорить? — спрашивает Скарпетта.
— Теперь, да. Может, мой кабинет и прослушивают, черт знает. Но мою машину или «харлей» точно нет, — поясняет Сэм.
— Совершенно случайно в моем самолете оказались маленький Дард и ваш прокурор, Уэлдон Винн, — сообщает Скарпетта. — В конце концов, пришлось отвозить Элберта домой. Не знаете, что все это значит?
— Вы меня путаете.
— Мальчик гостил в Майами. Вчера утром его неожиданно отвезли в аэропорт и посадили на самолет с пересадкой в Хьюстоне. И он — случайно — оказался на моем рейсе в Батон-Руж. Видимо, так же случайно, как и Винн. А вы, Сэм, не похожи на человека, которого легко напутать.
— Вот что я скажу вам, вы не знаете меня и не знаете, что здесь творится.
— Где был Элберт восемь лет назад, когда умерла его мать? — спрашивает Скарпетта. — И где его отец, почему этого мистического персонажа никогда нет, как говорит мальчик?
— Этого не знаю. Могу только сказать, что знаком с Элбертом. В прошлом году мне пришлось обследовать его, без шума и пыли, учитывая богатую семью и загадочную смерть матери. Затем мальчика отправили в частную психиатрическую клинику в Новом Орлеане.
— Господи, что? — возмущается Скарпетта. — Он лежал в лечебнице, а его одного отправляют на самолете.
— Судя по тому, что вы рассказали, он был не один. Дядя оставил его на попечение стюардессы, а та, в свою очередь, проследила, чтобы он прилетел в Хьюстон. А потом с ним были вы. И вот еще что. Три года назад, в октябре, его тетя позвонила в Службу спасения и сообщила, что племянник — кажется, тогда ему было семь — весь в крови, говорит, что на него напали, когда он катался на велосипеде. Мальчик был в истерике и перепуган до смерти. Но никто на него не нападал, Кей. Вы сказали, я могу вас так называть? Так вот, он сам нанес себе увечья. Очевидно, незадолго до того, как я его обследовал. Неприятная картина.
Скарпетта вспоминает, что на кухне у миссис Гидон не было ножей.
— Вы абсолютно уверены, что он сам это сделал? — спрашивает она.
— Я ни в чем абсолютно не уверен, Кей, — отвечает доктор. — Я обнаружил много странных порезов, на первый взгляд — просто царапин. Первые попытки. Все порезы небольшие, в малозаметных местах — на животе, бедрах, ягодицах.
— Тогда понятно, почему я не видела шрамов, когда сидела с мальчиком, — кивает Скарпетта. — Я бы заметила.
— Меня больше тревожит другое, — говорит Сэм. — Кто-то хочет видеть вас в Батон-Руж. Зачем?
— Это вы мне скажите. Кто мог проговориться о моем приезде? Только вы или кто-то из вашего офиса.
— Исключено. Конечно, у меня было достаточно информации, и я мог такое провернуть, если бы мы с Винном были друзьями. Но я ненавижу сукиного сына. На нем столько грязи — вовек не отмыться. И куча денег. Он говорит, что вырос в богатой семье. Чушь. Винн из Миртл-Бич, Южная Каролина. Отец работал управляющим в гольф-клубе, мать, как каторжная, — медсестрой. С большими деньгами он вырос, верно?
— Откуда вы это узнали?
— Все вопросы к Эрику.
— Я начинал в ФБР, — улыбается тот. — Иногда удается оторваться от бумажной рутины и кое-что проверить.
— Дело в том, что Винн погряз в коррупции, — продолжает Ланье. — Можно ли это доказать — другой вопрос. Но я знаю, что кое-кто из тех, кого арестовывали за последние несколько лет в Батон-Руж, каким-то образом не попали под программу высылки и не получили лишние пять лет за использование огнестрельного оружия при совершении преступления. Прокурор почему-то не обратил на это внимания, так же как и контролирующий комитет. Я никому не лижу задницу — одна из причин, почему меня так здесь не любят. В следующем году выборы, а у меня тут целая куча засранцев, которым очень не хочется снова увидеть меня в кресле следователя. Плохие парни меня не жалуют, и я с ними не общаюсь. Правда, их неприязнь делает мне честь.
— Мы говорили с вами по телефону, — напоминает Скарпетта. — Кто-то из ваших помощников заказал для меня машину.
— Это была ошибка. Ужасно глупо с моей стороны. Моему секретарю можно доверять, но эта сотрудница, которую вы только что видели, должно быть, подслушала. Вечно сует нос не в свои дела.
Они проезжают по непримечательному району Батон-Руж мимо университета — похоже, главного здания в городе. Доктор Ланье паркуется возле популярной студенческой забегаловки и вешает на приборную доску красную металлическую табличку с надписью «судебный следователь», словно они приехали не пообедать, а на место преступления.
За те несколько минут, которые она видела его вчера, когда, наконец, добралась сюда, он, чтобы не будить жену, проводил Скарпетту через задний двор в домик для гостей. Скарпетта боялась, что Сэм ей не понравится, но он произвел на нее хорошее впечатление.
— Вы работали с семьей Дард? — спрашивает Скарпетта. — Насколько хорошо вам и вашим коллегам удалось с ними пообщаться?
— Меньше, чем хотелось бы, — поджимает губы Сэм. — Я говорил только с сестрой Шарлотты, миссис Гидон. Правда, недолго. Она немного странная. Ладно, давайте, расскажу вам о городе. — Ланье быстро меняет тему, словно кто-то может их подслушивать. Развернувшись к окну, он показывает на запад: — Со Старого моста в Миссисипи постоянно прыгают разные бедолаги. Не представляете, сколько раз нам приходилось вылавливать их тела, потому что, когда полиция пытается снять несчастных, люди вопят: «Давай, прыгай!» Потому что, видите ли, бедняги создают пробку. Представляете? А вон там, немного подальше, видите? Один парень в душевой занавеске и с автоматом Калашникова пытался захватить эсминец «Кидд» и поплыть на русских. Его остановили, — прибавляет Сэм. — И убийцами, и психами занимается один и тот же отдел. На ненормальных приходится три тысячи задержаний в год.
— И как это работает? — интересуется Скарпетта. — Члены семьи просят взять родственника под стражу?
— Да, почти всегда. Либо полиция. И если судебный следователь — в данном случае, я — решает, что человек представляет опасность для себя и окружающих и не желает или не может получать должное лечение, делу дается ход.
— Судебный следователь — выборная должность. Хорошо, если у него нормальные отношения с мэром, полицией, шерифом, Луизианским университетом, окружным прокурором, судьями, прокурором штата, не говоря уже о городских политиках, — она делает паузу. — Политики умеют влиять на людей и на их голоса. Но вот полиция советует поместить такого-то в психиатрическую лечебницу, и что следователю, соглашаться? Так происходит столкновение интересов.
— А еще следователь решает, в состоянии ли обвиняемый предстать перед судом.
— Значит, вы присутствуете при вскрытии жертв убийств, устанавливаете причину смерти, а затем, если подозреваемого задерживают, определяете, может ли он отвечать на процессе?
— Я провожу анализ ДНК, затем подозреваемого приводят ко мне в кабинет, и я — в присутствии копа и прокурора — веду допрос.
— Более странной системы судопроизводства, чем в этом штате, я не встречала, доктор Ланье. Если вы чем-то не понравитесь властям, вы совершенно беззащитны.
— Добро пожаловать в Луизиану. Но если кто-то будет указывать мне, как работать, я пошлю его в задницу.
— А уровень преступности? Насколько я знаю, с этим здесь плохо.
— Не просто плохо, а ужасно, — отвечает Сэм. — На сегодняшний день в Батон-Руж самый высокий процент нераскрытых преступлений по стране.
— Почему?
— Ну, Батон-Руж вообще неспокойный город. Не знаю, почему.
— А полиция?
— Знаете, я уважаю патрульных, многие прямо из кожи вон лезут. Но власти выгоняют хороших парней и набирают таких же уродов, как они сами. Политика. — Сэм откидывается на спинку стула. — А у нас тут серийный убийца. И за несколько десятков лет — явно не один. — Он качает головой. — Политика, снова политика.
— А организованная преступность?
— Мы — пятый по размеру порт в США. Второй по величине нефтеперерабатывающий центр — Луизиана добывает шестнадцать процентов нефти страны. Давайте лучше, — Ланье встает из-за стола, — пообедаем. Всем нужно есть, а у меня такое чувство, что вы давно этого не делали. Выглядите замученной, и брюки висят.
Скарпетта почти ненавидит свой черный костюм.
Они с доктором Ланье выходят из кабинета, все встречают их любопытными взглядами.
— Вас ждать? — холодно спрашивает у босса полная женщина с седыми волосами.
Скарпетта почему-то уверена, что это на нее тогда жаловался доктор.
— Кто знает... — отвечает ровным голосом Сэм, словно на даче показаний в суде.
Скарпетта видит, доктору не нравится эта женщина. Между ними пробегают почти видимые электрические разряды. И тут Сэм облегченно вздыхает — дверь открывается, и на пороге возникает высокий симпатичный мужчина в темно-синих брюках и куртке следователя. От него за несколько шагов веет силой. Как только он входит, седая женщина впивается в него недобрым взглядом.
Эрик Мерфи, следователь по уголовным делам, приветствует Скарпетту.
— Куда идем обедать? — спрашивает он.
— Вам нужно поесть, доктор Скарпетта, — повторяет Ланье у лифта. — А о ней я уже говорил, не могу от нее избавиться, — он кивает в сторону кабинета, нажимая кнопку нижнего этажа автостоянки. — Черт, она работает здесь дольше, чем я. Переходит от следователя к следователю по наследству.
Лифт открывается, и они оказываются на просторной автостоянке. То и дело хлопают двери, выпуская людей на обед. Доктор Ланье подходит к черному «шевроле-каприс», оснащенной мигалкой, рацией, системой позиционирования и мощным двигателем, «незаменимым при любой погоне», хвастается Сэм. Скарпетта занимает заднее сиденье.
— Вы не должны сидеть сзади, это неправильно, — озадаченно произносит Эрик, открывая переднюю дверь. — Вы же наша гостья, мэм.
— И, пожалуйста, только не мэм. Кей. И вообще, у меня ноги короче, поэтому я буду сидеть сзади.
— А меня можете называть как хотите, — весело замечает Эрик. — Все так и поступают.
— Ладно, тогда я — Сэм. Хватит с меня этого «доктора».
— Меня тоже так лучше не звать, — говорит Эрик. — Я не доктор. — Оставив попытки уговорить Скарпетту забраться вперед, он залезает в машину.
— Да, доктором ты был, — Ланье заводит машину, — лет в десять-двенадцать, когда облапал всех девочек в округе. Господи, терпеть не логу парковать машину между бетонными столбами!
— Они опять подкрадываются к тебе, да, Сэм? — подмигивает Эрик Скарпетте. — Так и норовят схватить его тачку. Смотрите, — он показывает на выбоину и следы черной краски на столбе. — Что бы вы могли сказать об этом месте преступления? — Эрик открывает упаковку жвачки. — Я вам намекну. Раньше это было местом парковки одного судебного следователя, но не так давно он — а он у нас, как вы понимаете, один — пожаловался, что оно слишком маленькое, заявив, что здесь невозможно парковаться.
— Ну хватит уже, а то выдашь все мои секреты, — Ланье аккуратно выруливает со стоянки. — Кроме того, это моя жена дел наделала. А из нее водитель...
— Она тоже следователь, по уголовным делам. — Эрик снова поворачивается к Скарпетте. — Работает за гроши. Впрочем, как и мы все.
— Черт, — Ланье переключает скорость. — Тебе платят намного больше, чем ты заслуживаешь.
— Теперь можно поговорить? — спрашивает Скарпетта.
— Теперь, да. Может, мой кабинет и прослушивают, черт знает. Но мою машину или «харлей» точно нет, — поясняет Сэм.
— Совершенно случайно в моем самолете оказались маленький Дард и ваш прокурор, Уэлдон Винн, — сообщает Скарпетта. — В конце концов, пришлось отвозить Элберта домой. Не знаете, что все это значит?
— Вы меня путаете.
— Мальчик гостил в Майами. Вчера утром его неожиданно отвезли в аэропорт и посадили на самолет с пересадкой в Хьюстоне. И он — случайно — оказался на моем рейсе в Батон-Руж. Видимо, так же случайно, как и Винн. А вы, Сэм, не похожи на человека, которого легко напутать.
— Вот что я скажу вам, вы не знаете меня и не знаете, что здесь творится.
— Где был Элберт восемь лет назад, когда умерла его мать? — спрашивает Скарпетта. — И где его отец, почему этого мистического персонажа никогда нет, как говорит мальчик?
— Этого не знаю. Могу только сказать, что знаком с Элбертом. В прошлом году мне пришлось обследовать его, без шума и пыли, учитывая богатую семью и загадочную смерть матери. Затем мальчика отправили в частную психиатрическую клинику в Новом Орлеане.
— Господи, что? — возмущается Скарпетта. — Он лежал в лечебнице, а его одного отправляют на самолете.
— Судя по тому, что вы рассказали, он был не один. Дядя оставил его на попечение стюардессы, а та, в свою очередь, проследила, чтобы он прилетел в Хьюстон. А потом с ним были вы. И вот еще что. Три года назад, в октябре, его тетя позвонила в Службу спасения и сообщила, что племянник — кажется, тогда ему было семь — весь в крови, говорит, что на него напали, когда он катался на велосипеде. Мальчик был в истерике и перепуган до смерти. Но никто на него не нападал, Кей. Вы сказали, я могу вас так называть? Так вот, он сам нанес себе увечья. Очевидно, незадолго до того, как я его обследовал. Неприятная картина.
Скарпетта вспоминает, что на кухне у миссис Гидон не было ножей.
— Вы абсолютно уверены, что он сам это сделал? — спрашивает она.
— Я ни в чем абсолютно не уверен, Кей, — отвечает доктор. — Я обнаружил много странных порезов, на первый взгляд — просто царапин. Первые попытки. Все порезы небольшие, в малозаметных местах — на животе, бедрах, ягодицах.
— Тогда понятно, почему я не видела шрамов, когда сидела с мальчиком, — кивает Скарпетта. — Я бы заметила.
— Меня больше тревожит другое, — говорит Сэм. — Кто-то хочет видеть вас в Батон-Руж. Зачем?
— Это вы мне скажите. Кто мог проговориться о моем приезде? Только вы или кто-то из вашего офиса.
— Исключено. Конечно, у меня было достаточно информации, и я мог такое провернуть, если бы мы с Винном были друзьями. Но я ненавижу сукиного сына. На нем столько грязи — вовек не отмыться. И куча денег. Он говорит, что вырос в богатой семье. Чушь. Винн из Миртл-Бич, Южная Каролина. Отец работал управляющим в гольф-клубе, мать, как каторжная, — медсестрой. С большими деньгами он вырос, верно?
— Откуда вы это узнали?
— Все вопросы к Эрику.
— Я начинал в ФБР, — улыбается тот. — Иногда удается оторваться от бумажной рутины и кое-что проверить.
— Дело в том, что Винн погряз в коррупции, — продолжает Ланье. — Можно ли это доказать — другой вопрос. Но я знаю, что кое-кто из тех, кого арестовывали за последние несколько лет в Батон-Руж, каким-то образом не попали под программу высылки и не получили лишние пять лет за использование огнестрельного оружия при совершении преступления. Прокурор почему-то не обратил на это внимания, так же как и контролирующий комитет. Я никому не лижу задницу — одна из причин, почему меня так здесь не любят. В следующем году выборы, а у меня тут целая куча засранцев, которым очень не хочется снова увидеть меня в кресле следователя. Плохие парни меня не жалуют, и я с ними не общаюсь. Правда, их неприязнь делает мне честь.
— Мы говорили с вами по телефону, — напоминает Скарпетта. — Кто-то из ваших помощников заказал для меня машину.
— Это была ошибка. Ужасно глупо с моей стороны. Моему секретарю можно доверять, но эта сотрудница, которую вы только что видели, должно быть, подслушала. Вечно сует нос не в свои дела.
Они проезжают по непримечательному району Батон-Руж мимо университета — похоже, главного здания в городе. Доктор Ланье паркуется возле популярной студенческой забегаловки и вешает на приборную доску красную металлическую табличку с надписью «судебный следователь», словно они приехали не пообедать, а на место преступления.
112
Марино сворачивает на стоянку аэропорта и останавливается рядом с машиной Люси.
— Отлично. Ты избавился от своего грузовика, — Люси даже не поздоровалась. — Не стоит светить здесь твоего монстра с номерами Виргинии.
— Эй, я же не дурак, даже если езжу на этом дерьме, — он похлопывает по двери свою шестицилиндровую «тойоту». На машине даже нет стеклоочистителей.
— Куда ты его дел? — спрашивает Люси.
— Оставил на стоянке. Надеюсь, никто в него не залезет, там все мое барахло, пусть его и мало.
— Пошли.
Они паркуют машины подальше друг от друга.
— А где твой парень? — спрашивает Марино, пока они шагают к зданию аэропорта.
— Да так, пытается выяснить, как можно найти дом Рокко во Французском квартале.
Они останавливаются возле терминала.
— "Белл-407", — Люси называет только бортовой номер.
Больше ничего и не требуется, ведь ее вертолет — единственный на площадке. Женщина нажимает кнопку, дверь открывается, и на них обрушивается мощный поток воздуха и грохот моторов. Шум настолько нестерпим, что Люси и Марино зажимают руками уши, пока пробираются к вертолету. Они стараются не обходить самолеты сзади, чтобы не попасть под воздушную струю. Есть риск, что одежда провоняет бензином, а в маленькой кабине вертолета с этим запахом недолго заработать головную боль. Вертолетная площадка расположена подальше от самолетов, на самом краю летного поля, потому что люди, которые ничего не понимают в вертолетах, уверены, что их лопасти поднимают столько пыли и гравия, что могут поцарапать самолет.
Марино не интересуется вертолетами и не очень их любит. Он с трудом втискивается в кабину, пытается отодвинуть кресло подальше, у него не получается.
— Чертов сукин сын, — все, что он может сказать, оттягивая пристяжной ремень как можно дальше.
Завершив обычную предполетную проверку, Люси еще раз проверяет предохранители, выключатели и поворачивает ключ зажигания. Подождав немного, она заводит мотор и сбрасывает обороты двигателя до ста в минуту. На этот раз ей не пригодится система позиционирования, как и другие навигационные приборы. Поэтому она разворачивает на коленях карту Батон-Руж и проводит пальцем по шоссе 408, также известному как Хупер-роуд.
— На карте не обозначено место, куда мы летим, — говорит она в микрофон. — Озеро Морепа. Полетим в этом направлении к Новому Орлеану, надеюсь, не окажемся вместо этого на озере Пончартрейн. Это будет означать, что мы пролетели и озеро Морепа, и Блайнд-ривер, и Голландскую заводь. Но я думаю, все будет в порядке.
— Давай быстрей, — говорит Марино. — Ненавижу вертолеты, твой в том числе.
— Взлетаем, — Люси кладет руки на штурвал и поднимает вертолет в воздух.
— Отлично. Ты избавился от своего грузовика, — Люси даже не поздоровалась. — Не стоит светить здесь твоего монстра с номерами Виргинии.
— Эй, я же не дурак, даже если езжу на этом дерьме, — он похлопывает по двери свою шестицилиндровую «тойоту». На машине даже нет стеклоочистителей.
— Куда ты его дел? — спрашивает Люси.
— Оставил на стоянке. Надеюсь, никто в него не залезет, там все мое барахло, пусть его и мало.
— Пошли.
Они паркуют машины подальше друг от друга.
— А где твой парень? — спрашивает Марино, пока они шагают к зданию аэропорта.
— Да так, пытается выяснить, как можно найти дом Рокко во Французском квартале.
Они останавливаются возле терминала.
— "Белл-407", — Люси называет только бортовой номер.
Больше ничего и не требуется, ведь ее вертолет — единственный на площадке. Женщина нажимает кнопку, дверь открывается, и на них обрушивается мощный поток воздуха и грохот моторов. Шум настолько нестерпим, что Люси и Марино зажимают руками уши, пока пробираются к вертолету. Они стараются не обходить самолеты сзади, чтобы не попасть под воздушную струю. Есть риск, что одежда провоняет бензином, а в маленькой кабине вертолета с этим запахом недолго заработать головную боль. Вертолетная площадка расположена подальше от самолетов, на самом краю летного поля, потому что люди, которые ничего не понимают в вертолетах, уверены, что их лопасти поднимают столько пыли и гравия, что могут поцарапать самолет.
Марино не интересуется вертолетами и не очень их любит. Он с трудом втискивается в кабину, пытается отодвинуть кресло подальше, у него не получается.
— Чертов сукин сын, — все, что он может сказать, оттягивая пристяжной ремень как можно дальше.
Завершив обычную предполетную проверку, Люси еще раз проверяет предохранители, выключатели и поворачивает ключ зажигания. Подождав немного, она заводит мотор и сбрасывает обороты двигателя до ста в минуту. На этот раз ей не пригодится система позиционирования, как и другие навигационные приборы. Поэтому она разворачивает на коленях карту Батон-Руж и проводит пальцем по шоссе 408, также известному как Хупер-роуд.
— На карте не обозначено место, куда мы летим, — говорит она в микрофон. — Озеро Морепа. Полетим в этом направлении к Новому Орлеану, надеюсь, не окажемся вместо этого на озере Пончартрейн. Это будет означать, что мы пролетели и озеро Морепа, и Блайнд-ривер, и Голландскую заводь. Но я думаю, все будет в порядке.
— Давай быстрей, — говорит Марино. — Ненавижу вертолеты, твой в том числе.
— Взлетаем, — Люси кладет руки на штурвал и поднимает вертолет в воздух.
113
В ресторанчике Скарпетта обращает внимание на грубый дощатый пол и старые музыкальные аппараты с пластинками, воздух пропитан запахом пива.
Сделав заказ молодому официанту, Эрик и доктор Ланье исчезают в мужском туалете.
— Говорю тебе, — произносит Эрик, открывая дверь в туалет, — я бы пригласил ее к себе в любое время. Как насчет сегодняшнего вечера?
— Ты ей неинтересен, — возражает доктор Ланье. В конце каждой фразы он повышает голос, что делает простые фразы похожими на вопросы. — Прекрати.
— Она же не замужем.
— Не приставай к моим консультантам, особенно к этой. Она тебя живьем съест.
— О господи, пусть так и будет.
— Каждый раз, как тебя бросает очередная подружка, у тебя сносит крышу.
Они продолжают разговор, стоя возле писсуаров. Это единственное место в мире, где они позволяют себе повернуться спиной к двери.
— Я пытаюсь понять, как ее охарактеризовать, — говорит Эрик. — Не симпатичная, как твоя жена, нет, в ней есть что-то посильней. А для меня нет ничего сексуальней прекрасного тела в строгой одежде или форме.
— Вытри слюни, Эрик. Забудь о ней, слышишь?
— Ее маленькие очки мне тоже нравятся. Интересно, она с кем-нибудь встречается? Ее одежда подчеркивает все, что нужно, заметил?
— Нет, я ничего не заметил, — доктор Ланье тщательно моет руки, словно перед операцией. — Я слепой. Не забудь руки помыть.
Рассмеявшись, Эрик подходит к раковине, выдавливает на ладонь жидкое мыло и ополаскивает руки горячей водой.
— Ну, я серьезно, шеф. Что если я приглашу ее? По-моему, ничего такого в этом нет.
— Может, стоит попытать счастья с ее племянницей? Она тебе по возрасту ближе. Весьма привлекательная особа и чертовски умна, хоть она тебе и не по зубам. Она приедет с парнем, но спят они в разных комнатах.
— Когда я увижу ее? Сегодня? Кто готовит, ты? Может, лучше сходим в ресторан?
— Да что с тобой?
— Переел устриц вчера.
Доктор Ланье берет бумажные полотенца, протягивает одно Эрику и выходит из туалета. Он наблюдает за Скарпеттой, отмечая про себя, что все в ней необычно, даже то, как она берет чашку, медленно, осторожно.
От нее веет уверенностью и силой, даже когда она просто сидит с чашкой кофе в простом ресторанчике. Она листает органайзер в черном кожаном переплете. Доктору Ланье приходит в голову, Скарпетта наверняка часто меняет блоки в своем органайзере, потому что производит впечатление человека, подмечающего даже самые незначительные детали, которые, на ее взгляд, могут оказаться важными впоследствии. Такая щепетильность, наверное, у нее в крови, этому сложно научиться. Он опускается на соседний стул.
— Советую заказать их фирменный суп, — говорит доктор Ланье.
Его мобильный издает тонкий однотонный звук пятой симфонии Бетховена.
— Когда ты, наконец, сменишь эту мелодию, — ворчит Эрик.
— Ланье, — произносит он в трубку. Несколько секунд слушает, все больше хмурясь и с тревогой глядя на Эрика. — Сейчас будем.
— Поехали, — говорит он. — Еще одна.
Сделав заказ молодому официанту, Эрик и доктор Ланье исчезают в мужском туалете.
— Говорю тебе, — произносит Эрик, открывая дверь в туалет, — я бы пригласил ее к себе в любое время. Как насчет сегодняшнего вечера?
— Ты ей неинтересен, — возражает доктор Ланье. В конце каждой фразы он повышает голос, что делает простые фразы похожими на вопросы. — Прекрати.
— Она же не замужем.
— Не приставай к моим консультантам, особенно к этой. Она тебя живьем съест.
— О господи, пусть так и будет.
— Каждый раз, как тебя бросает очередная подружка, у тебя сносит крышу.
Они продолжают разговор, стоя возле писсуаров. Это единственное место в мире, где они позволяют себе повернуться спиной к двери.
— Я пытаюсь понять, как ее охарактеризовать, — говорит Эрик. — Не симпатичная, как твоя жена, нет, в ней есть что-то посильней. А для меня нет ничего сексуальней прекрасного тела в строгой одежде или форме.
— Вытри слюни, Эрик. Забудь о ней, слышишь?
— Ее маленькие очки мне тоже нравятся. Интересно, она с кем-нибудь встречается? Ее одежда подчеркивает все, что нужно, заметил?
— Нет, я ничего не заметил, — доктор Ланье тщательно моет руки, словно перед операцией. — Я слепой. Не забудь руки помыть.
Рассмеявшись, Эрик подходит к раковине, выдавливает на ладонь жидкое мыло и ополаскивает руки горячей водой.
— Ну, я серьезно, шеф. Что если я приглашу ее? По-моему, ничего такого в этом нет.
— Может, стоит попытать счастья с ее племянницей? Она тебе по возрасту ближе. Весьма привлекательная особа и чертовски умна, хоть она тебе и не по зубам. Она приедет с парнем, но спят они в разных комнатах.
— Когда я увижу ее? Сегодня? Кто готовит, ты? Может, лучше сходим в ресторан?
— Да что с тобой?
— Переел устриц вчера.
Доктор Ланье берет бумажные полотенца, протягивает одно Эрику и выходит из туалета. Он наблюдает за Скарпеттой, отмечая про себя, что все в ней необычно, даже то, как она берет чашку, медленно, осторожно.
От нее веет уверенностью и силой, даже когда она просто сидит с чашкой кофе в простом ресторанчике. Она листает органайзер в черном кожаном переплете. Доктору Ланье приходит в голову, Скарпетта наверняка часто меняет блоки в своем органайзере, потому что производит впечатление человека, подмечающего даже самые незначительные детали, которые, на ее взгляд, могут оказаться важными впоследствии. Такая щепетильность, наверное, у нее в крови, этому сложно научиться. Он опускается на соседний стул.
— Советую заказать их фирменный суп, — говорит доктор Ланье.
Его мобильный издает тонкий однотонный звук пятой симфонии Бетховена.
— Когда ты, наконец, сменишь эту мелодию, — ворчит Эрик.
— Ланье, — произносит он в трубку. Несколько секунд слушает, все больше хмурясь и с тревогой глядя на Эрика. — Сейчас будем.
— Поехали, — говорит он. — Еще одна.
114
От аэропорта Батон-Руж до озера Морепа тянется однообразная болотистая местность со множеством заводей и речушек, от которых Люси становится не по себе.
Даже с надувными баллонетами здесь почти невозможно совершить аварийную посадку. Сможет ли кто-нибудь их тут найти? Хороший вопрос. Люси заставляет себя не думать об отвратительных опасных рептилиях, которые обитают в этих темных зловещих водах, на илистых берегах, прячутся в тени поросших мхом кипарисов. В багажном отделении у нее всегда с собой чемоданчик с вещами, необходимыми при аварийной ситуации. Рация, питьевая вода, белковые добавки, спрей от насекомых.
Сквозь сплошную стену деревьев то и дело виднеются стаи уток или рыбацкая хижина. Люси специально летит медленно и спускается ниже, чтобы разглядеть хоть какое-нибудь присутствие человека. В некоторых местах проходы такие узкие, что проплыть там может только маленькая лодка, с высоты они кажутся Люси тонкими сосудами на огромном теле мрачной реки.
— Видишь внизу аллигаторов? — спрашивает она Марино.
— Я не смотрю на аллигаторов. Там внизу ничего нет.
Наконец заводи превращаются в реки, на горизонте появляется едва различимая голубая полоса, они приближаются к цивилизации. Погода для прогулки по воде стоит отличная: день не слишком облачный, природа благоухает. Внизу можно заметить множество лодок, рыбаки и отдыхающие задирают головы, смотрят на вертолет. Люси осторожна, летит не слишком низко, чтобы не демонстрировать излишний интерес к этим местам. Просто вертолет куда-то летит. Люси поворачивает на восток и высматривает Блайнд-ривер, попросив Марино тоже смотреть.
— Знаешь, почему эту реку так называют? — говорит он. — Потому что ее ни черта не видно.
Чем дальше они летят на восток, тем больше попадается рыбацких хижин. Большинство из них обитаемы, к ним пришвартованы лодки. Люси замечает канал, поворачивает на юг и следует по его извилистому руслу, которое вскоре превращается в реку и, наконец, теряется в водах озера. Под ними от реки разбегаются многочисленные каналы, над которыми и кружит Люси, сбросив высоту. Но ни одной рыбацкой хижины не видно.
— Если это Талли привязал крючок с рукой, — говорит Люси, — тогда у меня такое чувство, что он должен прятаться где-то поблизости.
— Черт, если ты права, и мы будем тут кружить, он точно нас заметит, — отвечает Марино.
Люси поворачивает назад, следя за тем, чтобы не задеть антенну и не дай бог не залететь на территорию завода. Вдалеке она замечает несколько оранжевых вертолетов береговой охраны, которые с недавнего времени стали обеспечивать внутреннюю безопасность страны. Их задача — предотвращение террористических актов. Пролететь над нефтеперерабатывающим заводом считается сегодня очень неосмотрительным, а влететь в антенну, расположенную на трехсотметровой высоте, и того хуже. Люси сбросила скорость до девяноста узлов. Она не торопится возвращаться в аэропорт, ее терзает мыслью о том, не пора ли сказать Марино правду.
Ей не придется смотреть ему в глаза сейчас, когда они в воздухе и нужно внимательно следить за тем, чтобы не врезаться во что-нибудь. Внутри у нее все переворачивается, сердце яростно колотится.
— Не знаю, как тебе сказать, — начинает она.
— Тебе не надо ничего говорить, — отвечает Марино. — Я все знаю.
— Откуда? — Люси сбита с толку и напугана.
— Я же детектив, так? Шандонне послал два письма в конверте Национальной Академии Юстиции, одно тебе, другое мне. Ты мне свое так и не показала, сказала, что там полный бред. Я мог бы настоять, но что-то удерживало меня. Потом вы с Руди исчезаете, а через несколько дней выясняется, что Рокко мертв. Я хочу знать одно — Шандонне действительно написал, где найти Рокко и дал вам достаточно доказательств, чтобы Интерпол объявил его в розыск?
— Да. Я не показывала тебе письмо, боялась, что ты сам поедешь в Польшу.
— Зачем?
— А как ты думаешь? Если бы ты нашел его в этой гостинице, столкнулся бы с ним лицом к лицу, заглянул бы в глаза тому, кем он был... Что бы ты сделал?
— Наверное, то же самое, что и вы, — произносит Марино.
— Я могу тебе все рассказать.
— Не хочу.
— Возможно, ты не смог бы это сделать сам, Марино. И слава богу, что не сделал. Он был твоим сыном, и где-то в глубине души ты любил его.
— Знаешь, что самое страшное? — отвечает он. — Что это не так.
Даже с надувными баллонетами здесь почти невозможно совершить аварийную посадку. Сможет ли кто-нибудь их тут найти? Хороший вопрос. Люси заставляет себя не думать об отвратительных опасных рептилиях, которые обитают в этих темных зловещих водах, на илистых берегах, прячутся в тени поросших мхом кипарисов. В багажном отделении у нее всегда с собой чемоданчик с вещами, необходимыми при аварийной ситуации. Рация, питьевая вода, белковые добавки, спрей от насекомых.
Сквозь сплошную стену деревьев то и дело виднеются стаи уток или рыбацкая хижина. Люси специально летит медленно и спускается ниже, чтобы разглядеть хоть какое-нибудь присутствие человека. В некоторых местах проходы такие узкие, что проплыть там может только маленькая лодка, с высоты они кажутся Люси тонкими сосудами на огромном теле мрачной реки.
— Видишь внизу аллигаторов? — спрашивает она Марино.
— Я не смотрю на аллигаторов. Там внизу ничего нет.
Наконец заводи превращаются в реки, на горизонте появляется едва различимая голубая полоса, они приближаются к цивилизации. Погода для прогулки по воде стоит отличная: день не слишком облачный, природа благоухает. Внизу можно заметить множество лодок, рыбаки и отдыхающие задирают головы, смотрят на вертолет. Люси осторожна, летит не слишком низко, чтобы не демонстрировать излишний интерес к этим местам. Просто вертолет куда-то летит. Люси поворачивает на восток и высматривает Блайнд-ривер, попросив Марино тоже смотреть.
— Знаешь, почему эту реку так называют? — говорит он. — Потому что ее ни черта не видно.
Чем дальше они летят на восток, тем больше попадается рыбацких хижин. Большинство из них обитаемы, к ним пришвартованы лодки. Люси замечает канал, поворачивает на юг и следует по его извилистому руслу, которое вскоре превращается в реку и, наконец, теряется в водах озера. Под ними от реки разбегаются многочисленные каналы, над которыми и кружит Люси, сбросив высоту. Но ни одной рыбацкой хижины не видно.
— Если это Талли привязал крючок с рукой, — говорит Люси, — тогда у меня такое чувство, что он должен прятаться где-то поблизости.
— Черт, если ты права, и мы будем тут кружить, он точно нас заметит, — отвечает Марино.
Люси поворачивает назад, следя за тем, чтобы не задеть антенну и не дай бог не залететь на территорию завода. Вдалеке она замечает несколько оранжевых вертолетов береговой охраны, которые с недавнего времени стали обеспечивать внутреннюю безопасность страны. Их задача — предотвращение террористических актов. Пролететь над нефтеперерабатывающим заводом считается сегодня очень неосмотрительным, а влететь в антенну, расположенную на трехсотметровой высоте, и того хуже. Люси сбросила скорость до девяноста узлов. Она не торопится возвращаться в аэропорт, ее терзает мыслью о том, не пора ли сказать Марино правду.
Ей не придется смотреть ему в глаза сейчас, когда они в воздухе и нужно внимательно следить за тем, чтобы не врезаться во что-нибудь. Внутри у нее все переворачивается, сердце яростно колотится.
— Не знаю, как тебе сказать, — начинает она.
— Тебе не надо ничего говорить, — отвечает Марино. — Я все знаю.
— Откуда? — Люси сбита с толку и напугана.
— Я же детектив, так? Шандонне послал два письма в конверте Национальной Академии Юстиции, одно тебе, другое мне. Ты мне свое так и не показала, сказала, что там полный бред. Я мог бы настоять, но что-то удерживало меня. Потом вы с Руди исчезаете, а через несколько дней выясняется, что Рокко мертв. Я хочу знать одно — Шандонне действительно написал, где найти Рокко и дал вам достаточно доказательств, чтобы Интерпол объявил его в розыск?
— Да. Я не показывала тебе письмо, боялась, что ты сам поедешь в Польшу.
— Зачем?
— А как ты думаешь? Если бы ты нашел его в этой гостинице, столкнулся бы с ним лицом к лицу, заглянул бы в глаза тому, кем он был... Что бы ты сделал?
— Наверное, то же самое, что и вы, — произносит Марино.
— Я могу тебе все рассказать.
— Не хочу.
— Возможно, ты не смог бы это сделать сам, Марино. И слава богу, что не сделал. Он был твоим сыном, и где-то в глубине души ты любил его.
— Знаешь, что самое страшное? — отвечает он. — Что это не так.
115
Уже в метре от входной двери можно заметить первую каплю крови, маленькую круглую точку с неровными краями, словно зазубринами у ножа.
Под углом в девяносто градусов, думает Скарпетта. Капля крови при столкновении с поверхностью сохраняет практически идеально круглую форму, если она летит по прямой, под углом в девяносто градусов.
— Она стояла, — говорит Скарпетта. — Или кто-то стоял.
Она медленно переводит взгляд на следующую каплю крови на терракотовом кафельном полу. Напротив дивана, прямо возле ковра — лужа крови, в которой отпечатался нечеткий след ботинка, словно человек, наступивший туда, поскользнулся. Скарпетта подходит ближе, внимательно изучает засохшую темно-красную каплю, затем смотрит на доктора Ланье. Он подходит ближе, и Скарпетта показывает на почти неразличимый частичный отпечаток ботинка, след подошвы напоминает ей детский рисунок океанских волн.
Эрик начинает фотографировать.
Следы борьбы видны на диване и стеклянном журнальном столике, немного перекошенном. Ковер под ним задрался, на противоположной стене видны следы удара.
— Отпечатки волос, — Скарпетта показывает на кровавый паутинчатый рисунок на светло-розовых обоях.
Под углом в девяносто градусов, думает Скарпетта. Капля крови при столкновении с поверхностью сохраняет практически идеально круглую форму, если она летит по прямой, под углом в девяносто градусов.
— Она стояла, — говорит Скарпетта. — Или кто-то стоял.
Она медленно переводит взгляд на следующую каплю крови на терракотовом кафельном полу. Напротив дивана, прямо возле ковра — лужа крови, в которой отпечатался нечеткий след ботинка, словно человек, наступивший туда, поскользнулся. Скарпетта подходит ближе, внимательно изучает засохшую темно-красную каплю, затем смотрит на доктора Ланье. Он подходит ближе, и Скарпетта показывает на почти неразличимый частичный отпечаток ботинка, след подошвы напоминает ей детский рисунок океанских волн.
Эрик начинает фотографировать.
Следы борьбы видны на диване и стеклянном журнальном столике, немного перекошенном. Ковер под ним задрался, на противоположной стене видны следы удара.
— Отпечатки волос, — Скарпетта показывает на кровавый паутинчатый рисунок на светло-розовых обоях.