Корнуэлл Патриция. Мясная муха

   — Ссадины и порезы на лбу, приокулярные кровоподтеки, трещины носовых костей, передние зубы шатаются.
   — Он хорошенько поработал над ее лицом, — произносит Марино, поднося ко рту чашку с кофе. Как раз такое, как он любит — со сливками и большим количеством сахара. — Есть вероятность, что она знала убийцу? — спрашивает он Ник.
   — Она открыла ему дверь. Ее нашли возле двери.
   — Она всегда запирала дверь? — Люси напряженно смотрит на нее, вовлекая в разговор.
   — И да, и нет, — Ник поднимает на нее взгляд. — Ночью мы запирали дверь, но тогда она знала, что скоро придет папа или я, думаю, она могла оставить дверь открытой.
   — Убийца мог постучать или позвонить в дверь, — замечает Руди. — Похоже, твоя мама его не испугалась.
   — Да, похоже, — говорит Ник.
   — Травма головы, нанесенная тупым предметом. Рваная рана теменной части черепа три на четыре дюйма. Обширная гематома головного мозга и затылка. Пятьдесят миллилитров крови внутри черепной коробки...
   Марино с Люси рассматривают снимки с места преступления. Ник пока на них даже не взглянула.
   — Кровь на стене слева от двери, — замечает Марино. — Отпечатки волос. Какой длины были волосы у твоей мамы?
   — По плечи, — Ник нервно глотает. — У нее были светлые волосы, почти как у меня.
   — Что-то случилось в тот момент, когда он вошел. Он напал сразу, — говорит Люси. — Похоже на случай с Ребеккой Милтон: убийца нападает сразу, словно неадекватно реагирует на вид жертвы.
   — Эти травмы от удара головой о стену? — спрашивает Руди.
   Ник твердит про себя, что она полицейский и должна вынести все это.
   — Я знаю, это трудно, Ник, — говорит Скарпетта, поймав ее взгляд. — Но мы пытаемся докопаться до правды. Если нам это удастся, возможно, у тебя не будет больше вопросов.
   — У меня всегда будут вопросы, потому что мы никогда не узнаем, кто это сделал.
   — Никогда не говори никогда, — отвечает Марино.
   — Это точно, — кивает головой Люси.
   — Осколочный перелом межтеменной и затылочной кости, перелом орбитального отдела головного мозга, двусторонние гематомы головного мозга, тридцать миллилитров крови в каждой... так, так, так... — Скарпетта переворачивает страницу напечатанного на машинке отчета. — У нее ножевые ранения, — добавляет она.
   — Надеюсь, она ничего не чувствовала, — Ник закрывает глаза.
   Никто не отвечает.
   — То есть, — она поднимает глаза на Скарпетту, — она чувствовала это?
   — Она чувствовала ужас. Что касается физической боли... трудно сказать. Когда все происходит так быстро...
   — Знаешь, когда прищемишь палец или порежешься ножом, — перебивает Марино, — это ведь не больно, если только не происходит медленно, как пытка.
   Сердце Ник замирает, словно останавливается на секунду.
   — Ее не пытали, — обращается к ней Скарпетта. — Абсолютно точно.
   — А что насчет колотых ран? — спрашивает Ник.
   — Порезы на пальцах и ладонях, как если бы она защищалась, — Скарпетта снова поднимает глаза на Ник. — Проколы левого и правого легкого, двести миллилитров крови в каждом. Прости, я понимаю, как это тяжело.
   — Это ее убило? Травма легких?
   — В конечном счете, да. Но вместе с травмами головы это было просто неизбежно. Ногти на обеих руках сломаны, из-под ногтей извлечен непонятный материал.
   — Думаете, они его сохранили? — спрашивает Люси. — Ведь тогда анализ на ДНК не был так распространен, как сейчас.
   — Меня больше интересует, что значит непонятный, черт бы их побрал, — говорит Марино.
   — Тип ножа? — спрашивает Ник.
   — С укороченным лезвием, но насколько коротким, не могу сказать.
   — Возможно, карманный нож, — предполагает Марино.
   — Возможно, — соглашается Скарпетта.
   — У моей матери не было карманного ножа. У нее вообще не было... — Ник уже готова дать волю эмоциям, но вовремя сдерживается. — Я хотела сказать, что она не держала дома оружия.
   — Может, у нее было что-то, — мягко говорит Люси. — Но я думаю, если орудием убийства действительно был карманный нож, значит, убийца вообще не думал, что ему понадобится оружие. А нож просто случайно оказался под рукой, сейчас многие носят карманные ножи на поясе.
   — Колотые раны отличаются от тех, что мы видели сегодня? — обращается Ник к Скарпетте.
   — Абсолютно, — отвечает та.

118

   Ник начинает рассказывать об антикварном магазинчике матери. Она работала там только половину дня, чтобы оставить время на семью. Ник говорит, что ее мать была знакома с Шарлоттой Дард.
   — Если я еще раз подогрею это в микроволновке, — она смотрит на свою чашку кофе, — думаете, мне завтра будет плохо?
   — Твоя мать дружила с Шарлоттой Дард? — спрашивает Марино. — Черт, что же ты раньше не сказала?
   — Это правда, — отвечает Ник. — Я только что вспомнила. Наверное, я просто старалась не думать об этом, но теперь, когда начали пропадать женщины... И, потом, сегодня... когда мы были на месте преступления. Что он сделал с Ребеккой Милтон...
   Она поднимается, чтобы подогреть кофе. Слышен шум работающей микроволновки. Затем Ник возвращается в гостиную с кружкой горячего кофе, которое уже не пригодно к употреблению.
   — Ник, — обращается к ней Скарпетта, — Робияр — это фамилия мужа?
   Та кивает.
   — А девичья?
   — Мэйе. Моя мама Ани Мэйе. Поэтому почти никто не ассоциирует меня с ней. Со временем люди забывают. Полицейские, которые помнят ее смерть, и не подозревают, что я — ее дочь, а я им ничего не говорю, — она отхлебывает кофе, не обращая внимания на вкус. — В ее магазинчике можно было найти витражи, двери, ставни, в общем, полно всякого старого добра, но кое-что из этого оказывалось действительно стоящим. Надо только знать, что ищешь.
   — В основном мебель была сделана вручную из кипариса. Шарлотта Дард была одной из ее частых клиентов, она как раз делала ремонт и покупала у моей мамы множество всяких вещей, так они и подружились, не близко, конечно, — она на секунду задумывается. — Моя мама часто говорила об этой богатой женщине, которая разъезжала на спортивной машине, о том, каким красивым станет ее дом, когда все будет закончено.
   — Думаю, процветанию своего маленького бизнеса мама обязана миссис Дард. Отец работал школьным учителем и получал не так уж много, — Ник грустно улыбается. — А у мамы дела шли хорошо, большинство из того, что есть у нас в доме, мы смогли позволить себе только благодаря маминому бизнесу.
   — Миссис Дард принимала наркотики, — говорит Скарпетта. — Она умерла от передозировки, случайной или намеренной, я больше склоняюсь к последнему. У нее были провалы в памяти, это произошло как раз незадолго до ее смерти. Ты что-нибудь об этом знаешь?
   — Здесь все об этом знают, — отвечает Ник. — Это было самой главной сплетней Батон-Руж. Ее нашли в мотеле с названием, больше подходящим кладбищу, «Райский уголок». Он расположен в самой криминальной части города. Ходили слухи, что у нее была с кем-то интрижка, и в тот день она как раз встречалась там с этим человеком. Кроме того, что сообщили в новостях, я ничего не знаю.
   — А ее муж? — спрашивает Люси.
   — Хороший вопрос. Я пока не слышала ни о ком, кто хоть раз его встречал. Странно, правда? Говорят только, что он какой-то аристократ и все время путешествует.
   — Ты когда-нибудь видела его фотографию? — спрашивает Руди.
   Ник качает головой.
   — Значит, его не показывали в новостях.
   — Нет, он предпочитает оставаться неизвестным, — отвечает Ник.
   — Что-нибудь еще? — спрашивает Марино.
   — Между всем этим есть какая-то странная связь, да? — Руди смотрит на Скарпетту. — Потом появляется лечащий врач, главный подозреваемый, а его адвокатом становится Рокко Каджиано.
   Марино исчезает на кухне, вроде за тем, чтобы приготовить себе еще кофе.
   — Подумай, — Люси подбадривает Ник.
   — Ладно, — она делает глубокий вздох. — Ладно. Есть! Шарлотта Дард пригласила маму на вечеринку. Я точно помню. Мама никогда не ходила на вечеринки, она не пила и была застенчивой, чувствовала себя не в своей тарелке среди людей такого положения. То, что она приняла приглашение, было своего рода маленькой сенсацией. Мама пошла к Дардам, чтобы поддержать свой бизнес и из уважения к своему лучшему клиенту, миссис Дард.
   — Когда это было? — спрашивает Скарпетта.
   — Незадолго до того, как ее убили, — немного подумав, отвечает Ник.
   — Незадолго это как? — настаивает Руди.
   — Не знаю, — Ник снова чувствует комок в горле. — За несколько дней, наверное. Ей пришлось специально покупать платье для вечеринки, — Ник закрывает глаза, еле сдерживая слезы. — Оно было розовым с белым кантом. Когда ее убили, это платье все висело у нее в шкафу, словно напоминая, что его нужно отнести в химчистку.
   — Твоя мама умерла почти за две недели до Шарлотты Дард, даже меньше, — замечает Скарпетта.
   — Интересно, — задумчиво произносит Марино. — Шарлотта Дард была наркоманкой, периодически припадочной, но никто не беспокоился, что она организует эту милую вечеринку.
   — Я тоже об этом подумал, — говорит Руди.
   — Вот что, — добавляет Марино, — я ехал за рулем двадцать часов, чтобы добраться сюда, потом Люси укачала меня в своем вертолете. Мне нужно в кровать, иначе я скоро найду повод арестовать Санта-Клауса.
   — Я тебя не укачала, — говорит Люси. — Ладно, иди, поспи хорошенько. Я думала, Санта-Клаус — это ты.
   Марино выходит из домика для гостей, идет к дому доктора Ланье.
   — Я тоже больше не могу, — Скарпетта поднимается со стула.
   — Мне пора, — говорит Ник.
   — Ты можешь остаться, — Скарпетта пытается хоть как-то помочь.
   — Можно спросить у вас еще кое-что? — говорит Ник.
   — Конечно, — она так устала, что мозг отказывается работать.
   — Зачем он избил ее до смерти?
   — Зачем кто-то избил до смерти Ребекку Милтон?
   — Все пошло не так, как он планировал.
   — Твоя мама стала бы сопротивляться? — спрашивает Люси.
   — Она бы выцарапала ему глаза, — отвечает Ник.
   — Возможно, это и есть ответ на твой вопрос. Пожалуйста, прости. Боюсь, от меня сейчас никакой пользы, я очень устала.
   Скарпетта выходит из гостиной, открывает дверь в свою спальню.
   — Ну как ты? — Люси пересаживается ближе к дивану, смотрит на Ник. — Это тяжело, очень тяжело, не представляю, как ты выдерживаешь. Ты очень смелая, Ник Робияр.
   — Моему отцу еще тяжелей. Он словно перестал жить. Забросил все.
   — Что, например? — мягко спрашивает Руди.
   — Ну, он любил учить. Он любит воду, то есть они с мамой любили. У них была рыбацкая хижина на реке, далеко-далеко, где они могли побыть одни, никто их не беспокоил. Он ни разу не был там с тех пор.
   — Где это?
   — В Голландской заводи.
   Руди и Люси переглядываются.
   — Об этом кто-нибудь знал? — спрашивает Люси.
   — Думаю, все, с кем общалась моя мама. Она любила поговорить, в отличие от отца.
   — Где находится Голландская заводь? — спрашивает Люси.
   — Около озера Морепа, недалеко от Блайнд-ривер.
   — Ты могла бы сейчас показать это место?
   — Зачем? — Ник непонимающе смотрит на Люси.
   — Просто ответь на вопрос, — она легонько касается руки Ник.
   Та кивает, не отводя взгляд.
   — Хорошо, — Люси продолжает смотреть ей в глаза, — тогда завтра. Ты когда-нибудь летала на вертолете?
   — Все, я пошел, выжат, как лимон, — Руди поднимается с кресла.
   Он знает. Где-то в глубине души он принимает это. Но не хочет смотреть.
   Встретившись с ним глазами, Люси осознает, что он все понимает, но никогда не поймет до конца.
   — Увидимся утром, Руди.
   Он уходит. Его легкие шаги слышны на лестнице.
   — Только не нужно безрассудства, — говорит Люси. — Мне кажется, ты склонна к этому.
   — Я проводила свои операции, — признается Ник. — Одевалась как потенциальная жертва. У меня как раз такой типаж.
   Люси внимательно на нее смотрит, оценивая, словно не делала это весь вечер.
   — Да, со светлыми волосами, стройная, производишь впечатление умного человека. Но ты не могла стать жертвой. От тебя исходит другая энергия, более мощная. Хотя, с другой стороны, это могло только подстегнуть убийцу, раззадорить его.
   — Я все делала неправильно, — упрекает себя Ник. — Больше всего на свете я хочу, чтобы его поймали, но, признаю, я слишком агрессивна, упряма, напрасно подвергаю себя опасности только потому, что рабочая группа не желает видеть во мне настоящего копа.
   Даже несмотря на то, что я единственная, кто обучался в лучшей Американской Академии судебной экспертизы, и кого обучали самые лучшие, включая твою тетю.
   — Ты замечала что-нибудь подозрительное во время этих твоих операций?
   — Я была в «Уол-Марте», откуда пропала Кэтрин, всего за несколько часов до ее похищения. До сих пор думаю об этой женщине на стоянке, она как-то странно себя вела, упала, сказав, что подвернула ногу. Что-то меня насторожило, и я не стала ей помогать, словно внутренний голос велел не трогать ее. У нее был страшный взгляд. Она назвала меня ягненком. Меня по-разному называли, но ягненком... Думаю, какая-нибудь бездомная психопатка.
   — Опиши ее, — Люси пытается оставаться спокойной, не подгонять факты под дело, не делать поспешных выводов.
   Ник описывает женщину:
   — Знаешь, самое странное это то, что она была похожа на женщину, которую я перед этим видела в магазине. Она копалась в дешевом белье и, кажется, украла несколько вещей.
   Теперь Люси не на шутку разволновалась.
   — Никому и в голову не приходило, что убийцей или сообщницей убийцы могла быть женщина. Бев Киффин, — говорит она.
   Ник делает себе еще кофе. У нее дрожат руки, наверное, из-за кофеина.
   — Кто такая Бев Киффин?
   — Она в десятке самых опасных преступников, разыскиваемых ФБР.
   — О боже! — Ник садится на диван, на этот раз ближе к Люси. Ей хочется быть к ней поближе, она сама не знает почему. Но от Люси исходит какая-то сила, притягательная сила.
   — Пообещай мне, что не предпримешь ничего одна, — говорит Люси. — Считай, что ты в моей рабочей группе, ладно? И мы все делаем вместе, моя тетя, Руда, Марино.
   — Обещаю.
   — Ты же не хочешь наткнуться на Бев Киффин. Она наверняка отвозит похищенных женщин своему дружку, Джею Талли, номеру один в списке разыскиваемых ФБР.
   — Они прячутся здесь? — Ник не может в это поверить. — Двое таких известных преступников прячутся здесь?
   — Лучшего места не найти. Ты сказала, что у твоего отца есть рыбацкая хижина, в которой он не был с тех пор, как убили твою маму. Она еще цела? Могла Шарлотта Дард знать о ней?
   — Папа ее так и не продал, должно быть, там все уже сгнило. Миссис Дард могла знать о хижине, ведь у моей мамы в магазинчике было столько всякого хлама. Она любила старое обветренное дерево, рекомендовала его для облицовки камина, внешних балок, для чего угодно. Особенно ей нравились массивные сваи, на которых строят рыбацкие хижины. Не знаю, что она рассказывала миссис Дард, но она всем доверяла, была уверена, что у каждого человека есть хорошие качества. Если честно, она слишком много говорила.
   — Ты можешь показать, где находится хижина твоего отца?
   — В Голландской заводи, недалеко от Блайнд-ривер. Я могу показать.
   — С воздуха?
   — Думаю, да, — кивает Ник.

119

   Бентон оставил свой «ягуар» на стоянке возле церкви. Меньше полумили отделяют его от поместья Дардов, до которого предстоит добираться пешком, по мокрому от дождя шоссе. Каждый раз, когда приближается машина, Бентон сбегает с дороги и прячется за деревьями, чтобы его не увидели. Человек, одетый во все черное, шагающий один по дороге в проливной дождь привлечет к себе нежелательное внимание. Кто-нибудь может, остановиться, подумав, что у него сломался автомобиль.
   Бентон видит ворота, мимо которых проезжал вчера. Он сворачивает в лес, осторожно пробирается вглубь. На его счастье, лес стоит влажный и молчаливый, ни одна веточка не трещит под ногами. Наконец перед ним возникает поместье. Вчера, когда Бентон исследовал окрестности, он не отважился зайти далеко в лес, потому что было темно, а использовать фонарь он не мог. Однако он все-таки перелез через забор, перепачкав, естественно, джинсы и куртку ржавчиной. Эта еще одна причина, по которой он снова надел сегодня эту одежду.
   Интересно, изменилось ли это место с тех пор, как он последний раз приходил сюда? Трудно сказать, вчера было слишком темно. Бентон бросает камешек в кусты перед крыльцом, но датчики движения не срабатывают, он пробует еще раз — ничего. Если они еще функционируют, то сегодня утром их заметить практически невозможно, несмотря на то, что небо затянули тучи. Раньше за территорией наблюдали десятки камер, но Бентон не собирается проверять, станут ли они наблюдать за ним теперь, поворачиваясь на каждое движение, словно живые.
   Около дома припаркованы две машины: белая «вольво» старой модели и «мерседес 500 АМС», которого вчера не было. Бентон не знает, кому он принадлежит, а возможности запросить данные на «мерседес» с луизианскими номерами у него нет. К тому же это отнимет драгоценное время. «Вольво» принадлежит Эвелине Гидон, по крайней мере, принадлежала шесть лет назад. Увидев, как открывается дверь, он быстро прячется за толстым ветвистым деревом, с которого стекают капли дождя. Благодаря Бога за то, что на нем черная одежда, Бентон осторожно крадется к дому.
   На крыльцо выходит Уэлдон Винн, генеральный прокурор штата. Он располнел с тех пор, как Бентон последний раз видел его, но остался таким же громогласным. Наблюдая, как он спускается по ступенькам, Бентон обдумывает ситуацию. Он не планировал, что здесь окажется прокурор, но в какой-то мере это даже хорошо. Это означает, что Жан-Батист Шандонне искал или будет искать убежища в Батон-Руж, преступном оплоте своей семьи, в усадьбе, погрязшей в коррупции. О страшном секрете не знает никто, потому что люди, замешанные в этом, либо верны тайне, либо мертвы.
   Бентон, например, мертв.
   Он презрительно смотрит, как прокурор идет по мощеной булыжником дорожке к старому строению с темной готической дверью. Дверь ведет в винный погреб, старинную пещеру, которая представляет собой запутанную систему длинных туннелей, вырытых когда-то рабами. Как только Винн исчезает за этой дверью, Бентон начинает медленно продвигаться вперед, поглядывая то на дом, то на дверь винного погреба. Пот струится по его лицу. Следующий ход — самый рискованный. Он резко выпрямляется, поворачивается к дому спиной и, как ни в чем не бывало, идет в сторону погреба. Если кто-нибудь увидит из окна человека в черном, то наверняка примет за одного из друзей Шандонне. За толстой дубовой дверью Бентон с трудом различает голоса.

120

   Мысли об Элберте Дарде не дают Скарпетте покоя. Она представляет шрамы на его худеньком тельце, прекрасно понимая, как трудно избавиться от привычки увечить себя. Если он не перестанет это делать, то снова и снова будет попадать в психиатрическую лечебницу, пока не станет похожим на больных, чей диагноз оправдывает их пребывание в этом заведении.
   Элберт Дард не нуждается в госпитализации, ему нужна другая помощь. Ему нужен кто-то, кто хотя бы попытается выяснить, что случилось с ним год назад, почему он замкнулся в себе. Он так старается подавить чувства или какие-то воспоминания, что только боль может принести временное освобождение и заставить его вернуться к нормальной жизни. Скарпетта вспоминает, как он отстраненно играл в свои картинки в самолете, картинки с изображением топоров и монстров. Вспоминает, как он расстроился, узнав, что все его бросили, и никто не встречает в аэропорту. Наверняка, это случилось не в первый раз.
   С каждой минутой ее неприязнь к людям, которые должны о нем заботиться, растет, она очень беспокоится за него.
   Скарпетта пьет горячий черный кофе в домике для гостей и смотрит на бумажку с номером телефона Дардов. Она записала номер, когда они с Элбертом ждали его тетю, которая не собиралась его забирать, а подстроила все так, чтобы об Элберте позаботилась Скарпетта. Возможно, это была ловушка, чтобы заманить Скарпетту в дом и выяснить, что она знает о смерти Шарлотты. Как, наверное, радуется сейчас миссис Гидон, поняв, что Скарпетте ничего не известно. Она набирает номер. Как ни странно, к телефону подходит Элберт.
   — Мы сидели вместе в самолете, помнишь? — произносит она.
   — Привет! — в его голосе смешивается удивление и радость. — А тетя сказала, что ты не позвонишь.
   — Где она?
   — Не знаю. Она ушла.
   — Уехала на машине?
   — Нет.
   — Я о тебе думала, Элберт, — говорит Скарпетта. — Я все еще в городе, но скоро уезжаю. Можно мне заехать к тебе ненадолго?
   — Сейчас? — кажется, эта идея ему очень нравится. — Ты специально приедешь ко мне?
   — Можно?
   Он с радостью соглашается.

121

   Осторожно приоткрыв дверь в винный погреб, Бентон прижимается к стене. Курок его «зиг-зауэра» взведен, он держит пистолет наготове.
   Внизу лестницы слышен приглушенный разговор.
   — Ты что, не закрыл ее? — раздается мужской голос.
   Кто-то, скорее всего, Уэлдон Винн, подходит к двери, чтобы закрыть ее. В этот момент Бентон с силой толкает дверь вперед, она распахивается настежь, сбивая прокурора с лестницы. Тот ошеломленно лежит на каменном полу, корчась от боли. У его собеседника есть лишь доля секунды, чтобы перепрыгнуть через несколько ступенек и скрыться, что он и делает. Бентон слышит удаляющийся торопливый бег. Может, это Жан-Батист? Теперь ему не скрыться — у пещеры есть вход, но нет выхода.
   — Вставай, — обращается Бентон к Винну. — Медленно.
   — Я не могу. Кажется, я что-то сломал себе, — Винн смотрит, как Бентон, закрыв дверь, спускается по лестнице. Его пистолет все еще направлен в грудь Винну.
   — Плевать я хотел, что ты не можешь, — говорит Бентон. — Вставай.
   Бентон снимает бейсболку, швыряет ее Винну. Проходит какое-то время, прежде чем тот начинает его узнавать. Винн бледнеет как полотно и с ужасом смотрит на Бентона, открыв рот. Кажется, он запутался в собственном пальто.
   — Нет, это не ты, — бормочет он. — Это невозможно!
   Все это время Бентон вслушивается в тишину пещеры, тщетно пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук.
   Узкое сумрачное пространство освещает одинокая тусклая лампочка на потолке, покрытая паутиной. В глубине можно заметить старинный кипарисовый стол с многочисленными красными кругами на поверхности. Сколько бутылок вина выпито здесь! Стены из голого камня, к одной из стен, слева от Бентона, прикреплены четыре железных кольца, старинных, отполированных так, что ржавчины на них почти не осталось. На полу валяется моток желтой нейлоновой веревки и адаптер.
   — Вставай, — повторяет Бентон. — Кто еще здесь? С кем ты только что разговаривал?
   Вдруг Уэлдон Винн выхватывает из-под пальто пистолет и перекатывается на живот.
   Но не успевает он прицелиться, как раздаются два выстрела. Бентон попадает ему в грудь и в голову. Каменный пол приглушает выстрелы.

122

   Веса Марино достаточно, чтобы замедлить скорость самолета на пять узлов.
   Но сейчас это не имеет значения, потому что в такую погоду Люси все равно не стает разгоняться. Слишком велика опасность влететь в очередную антенну, которых здесь прорва, и которые каждые пять минут появляются из тумана, словно по волшебству. На расстоянии заметить их невозможно, поэтому Люси приходится быть осторожной. С тех пор как двадцать минут назад они вылетели из Батон-Руж, погода еще больше ухудшилась.
   — Мне это не нравится, — Люси слышит в наушниках недовольный голос Марино.
   — Ты тут не один летишь. Расслабься и наслаждайся полетом. Могу я вам что-нибудь предложить, сэр?
   — Черт, как насчет парашюта?
   Люси улыбается. Они с Руди продолжают сканировать воздушное пространство.
   — Не возражаешь, если я передам тебе управление на минутку? — обращается она к Руди, ожидая реакции Марино.
   — Эй, вы что, издеваетесь? — кричит тот.
   — Ай, — Люси выключает звук в наушниках и передает управление Руди. — Корабль твой, — произносит она стандартную фразу, означающую, что вертолетом управляет второй пилот.
   Нажав кнопку на часах, она переключает внешний дисплей на режим хронографа.
   Ник никогда не летала на вертолете.
   — Пожалуйста, прекратите, — говорит она Марино. — Если не с ними, то с кем еще можно чувствовать себя в безопасности? Кроме того, вероятность быть сбитым машиной намного больше, чем потерпеть катастрофу из-за плохой погоды.
   — Что за бред. Здесь нет никаких машин. И было бы весьма любезно с твоей стороны не произносить больше слово «катастрофа».
   — Внимание, — обращается ко всем Люси. Она больше не улыбается. — Мы, кажется, на месте, — говорит она, изучая данные системы позиционирования.
   Снизившись до ста метров и уменьшив скорость до восьмидесяти узлов, она замечает внизу очертания озера Морепа. Они летят прямо над водой. Слава богу, над озером и впадающими в него речушками нет никаких антенн. Она еще больше замедляет скорость. Руди наклоняется вперед, пытаясь различить вдалеке берег.
   — Ник? — спрашивает Люси. — Ты меня слышишь?
   — Да, — тут же раздается голос Ник.
   — Узнаешь что-нибудь?
   Люси сбрасывает скорость до шестидесяти узлов. Если сбросить больше, вертолет зависнет в воздухе, но при такой плохой видимости этого лучше не делать.