Корнуэлл Патриция. В объятиях смерти

   Миссис Мактигю отпила портвейн, сохраняя отсутствующее выражение лица. Я так привыкла в разговорах с полицией и адвокатами выкладывать все напрямик, что иногда забывала о необходимости подсластить пилюлю для остальной части мира.
   Маслянистое печенье оказалось очень вкусным. Я сказала ей об этом.
   — Да? Спасибо, — улыбнулась она. — Пожалуйста, берите сами. Его еще предостаточно.
   — Миссис Мактигю, — снова попыталась я, — вы были знакомы с Берил Медисон до того, как пригласили ее прочитать лекцию для вашего общества прошлой осенью?
   — О да, — ответила она, — по крайней мере, косвенно, потому что была ее восторженной поклонницей многие годы. Ее книг, вы понимаете? Я люблю исторические романы.
   — Как вы узнали, что именно она писала их? — спросила я. — Ее книги выходили под литературными псевдонимами. Ее настоящее имя не было упомянуто ни на обложках, ни в автобиографической справке об авторе. — Я просмотрела несколько книг Берил по дороге из библиотеки.
   — Это правда. Полагаю, что я одна из очень немногих людей, кто знал ее настоящее имя, — благодаря Джо.
   — Вашему мужу?
   — Он и мистер Харпер были друзьями, — ответила она, — но лишь в той степени, в которой кто-нибудь вообще может быть другом мистера Харпера. Они были связаны через бизнес Джо, с этого все и началось.
   — А чем занимался ваш муж? — спросила я, решив, что моя хозяйка, пожалуй, смущена гораздо меньше, чем мне показалось вначале.
   — Строительством. Когда мистер Харпер купил «Катлер Гроув», дом сильно нуждался в реставрации. В течение двух лет Джо проводил там большую часть своего времени, наблюдая за работами.
   Я должна была бы сообразить сразу. Компании «Подрядчики Мактигю» и «Стройматериалы Мактигю» были крупнейшими строительными компаниями в Ричмонде и имели представительства по всей стране.
   — Это было более пятнадцати лет назад, — продолжала миссис Мактигю. — И Джо познакомился с Берил именно в то время, когда работал в «Гроув». Она несколько раз приезжала на стройплощадку вместе с мистером Харпером и вскоре переехала в дом. Она была очень юной. — Миссис Мактигю помедлила. — Я помню, Джо рассказывал мне в то время, что мистер Харпер удочерил прекрасную молодую девушку, очень талантливую писательницу. Я думаю, она была сиротой, или... во всяком случае, что-то грустное. Обо всем этом, конечно, не говорили вслух.
   Миссис Мактигю осторожно надела очки и медленно прошла через комнату к секретеру. Выдвинув ящик, она достала простой стандартный кремовый конверт.
   — Вот, — сказала она, вручая его мне, ее руки при этом дрожали, — это единственная их фотография, которая у меня есть.
   Внутри конверта лежал сложенный чистый лист плотной канцелярской бумаги, хранивший в своих сгибах старую, слегка передержанную черно-белую фотографию. По обе стороны от хрупкой, хорошенькой светловолосой девочки-подростка стояли двое мужчин, внушительных и загорелых, одетых для загородной прогулки. Три фигуры стояли вплотную друг к другу, щурясь от ослепительного солнца.
   — Это — Джо, — сказала миссис Мактигю, указывая на мужчину, стоявшего слева от девочки, которая, без сомнения, была юной Берил Медисон. Рукава его рубашки армейского образца были завернуты до локтей, обнажая мускулистые руки, а глаза защищали поля шляпы «Интернейшнл Хавистер». Справа от Берил стоял крупный беловолосый мужчина, который, как стало ясно из дальнейших объяснений миссис Мактигю, был Кери Харпером.
   — Это снято у реки, — сказала она, — в то время, когда Джо работал над домом. У мистера Харпера уже тогда были белые волосы. Думаю, до вас доходили слухи. Говорят, он поседел, работая над «Зазубренным углом», когда ему было чуть больше тридцати.
   — Это снято в «Катлер Гроув»?
   — Да, в «Катлер Гроув», — ответила она.
   Меня мучило лицо Берил, слишком мудрое и знающее для такой молодой девушки. Такое задумчивое выражение тоски и печали бывает у брошенных детей или у детей, с которыми дурно обращались.
   — Берил была тогда всего лишь ребенком, — сказала миссис Мактигю.
   — Полагаю, ей было шестнадцать, может быть, семнадцать?
   — Пожалуй, да. Похоже на то, — ответила она, наблюдая, как я заворачиваю фотографию и засовываю ее обратно в конверт. — Я нашла фото только после того, как Джо покинул этот мир. Наверное, этот снимок сделал один из рабочих его бригады.
   Она убрала конверт в ящик и, снова усаживаясь, добавила:
   — Я думаю, одна из причин, по которой Джо так хорошо сошелся с мистером Харпером, это его умение держать язык за зубами, когда дело касалось других людей. Я уверена, есть много такого, что он никогда мне не рассказывал.
   С трудом улыбнувшись, она отвернулась к стене.
   — Очевидно, мистер Харпер рассказывал вашему мужу о книгах Берил, когда они начали публиковаться.
   Миссис Мактигю с удивлением повернулась ко мне.
   — Знаете, я не уверена, что Джо когда-нибудь говорил мне, как он узнал об этом, доктор Скарпетта, — какое милое имя. Испанское?
   — Итальянское.
   — О! В таком случае, ручаюсь, что вы хорошо готовите.
   — Это одно из тех занятий, от которых я получаю удовольствие, — сказала я, делая глоток портвейна. — Значит, очевидно, что мистер Харпер рассказывал вашему мужу о книгах Берил.
   — О, Боже мой, — нахмурилась она, — как странно, что вы заговорили об этом. Я об этом никогда не задумывалась. Но мистер Харпер, действительно, должен был когда-то рассказать ему. Пожалуй, да, иначе я не могу представить себе, как бы еще Джо узнал об этом. А он знал. Когда первый раз вышел роман «Знамя чести», он подарил мне экземпляр на Рождество.
   Она снова встала. Просмотрев несколько книжных полок, достала толстый том и принесла его.
   — Он с автографом, — добавила она гордо.
   Я открыла его и посмотрела на витиеватую подпись — «Эмили Стреттон», оставленную в декабре десять лет назад.
   — Ее первая книга, — сказала я.
   — Возможно, этот экземпляр один из немногих, которые она когда-либо подписала. — Миссис Мактигю просияла. — Я думаю, Джо получил его через мистера Харпера. Конечно, он не мог сделать это каким-нибудь другим способом.
   — У вас есть еще какие-нибудь книги с автографами?
   — С ее — нет. Теперь у меня есть все ее книги. Большинство из них я прочитала два или три раза. — Она колебалась, ее зрачки расширились. — Это случилось так, как было написано в газетах?
   — Да. — Я не стала говорить всей правды. Смерть Берил была гораздо чудовищней, чем об этом было сообщено в новостях.
   Старушка потянулась за очередным печеньем и в какой-то момент, казалось, готова была расплакаться.
   — Расскажите мне о том, что было в прошлом ноябре, — попросила я. — Прошел уже почти год с тех пор, как она читала лекцию вашему обществу, миссис Мактигю. Все это устраивалось для Дочерей американской революции?
   — Это был наш ежегодный торжественный праздник в честь автора. Основное событие года, когда мы приглашаем какого-то особого оратора, писателя или артиста, — одним словом, кого-то хорошо известного. Была моя очередь возглавить комитет, заняться организацией, найти выступающего. Я знала с самого начала, что хочу пригласить Берил, но сразу же столкнулась с препятствиями. Я не знала, как ее найти. Номера ее телефона не было в справочнике, и я не представляла себе, где она живет. У меня и в мыслях не было, что она живет здесь, в Ричмонде! В конце концов я попросила Джо помочь мне. — Она колебалась, неловко улыбаясь. — Вы понимаете, поначалу я не хотела обращаться к нему, было интересно самой справиться с этим делом. И Джо был так занят. Ну, тем не менее, он позвонил мистеру Харперу вечером, а на следующее утро у меня раздался телефонный звонок. Я никогда не забуду своего удивления. Да я просто потеряла дар речи, когда она назвала себя.
   Ее телефон.В справочнике не было номера телефона Берил. В донесениях офицера Рида не упоминалась эта деталь. Знает ли об этом Марино?
   — К моему восторгу, она приняла приглашение. Затем задала обычные вопросы, — сказала миссис Мактигю, — насколько большая аудитория ожидается, сколько времени она должна говорить — такого рода вопросы. Она была любезна и мила, но в то же время не болтлива. И это было необычно. Так же, как и то, что не принесла с собой книги. Вы же знаете, обычно авторы стремятся принести свои книги, потом продают их, надписывают. Берил сказала, что это не ее стиль, и, кроме того, она отказалась от гонорара. Это было совершенно необычно. Она показалась мне очень приятной и скромной.
   — Аудитория состояла полностью из женщин? — спросила я.
   Хозяйка пыталась вспомнить:
   — Я думаю, некоторые привели с собой своих мужей, но большинство присутствующих были женщины. Так бывает почти всегда.
   Именно этого я и ожидала. Невероятно, чтоб убийца Берил находился среди тех, кто восхищался ею в тот ноябрьский день.
   — Часто ли она принимала приглашения, подобные вашему, — спросила я.
   — О нет, — быстро ответила миссис Мактигю. — Я знаю, что нет. Во всяком случае, если бы поблизости намечалась такая встреча, я бы узнала об этом и первая бы записалась. Вообще, она показалась мне очень замкнутой молодой женщиной. Сразу было видно, что это человек, который пишет ради удовольствия и на самом деле не беспокоится о популярности. Это объясняет, почему она пользовалась псевдонимами. Писатели, которые скрывают свое настоящее имя, редко появляются на публике. Я уверена, что и в моем случае она не сделала бы исключения, если бы не отношения Джо и мистера Харпера.
   — Похоже, что Джо был готов сделать для мистера Харпера почти все что угодно, — заметила я.
   — Пожалуй да. Я думаю, это так.
   — Вы когда-нибудь встречались с ним?
   — Да.
   — Какое у вас сложилось о нем впечатление?
   — Мне показалось, что он, пожалуй, застенчив, — сказала она задумчиво. — Но иногда я думала, что он несчастлив и считает себя немного лучше, чем все остальные. Внешность его была весьма импозантной, сразу бросалась в глаза. — Она снова смотрела в сторону, и ее глаза лучились. — Конечно, мой муж был ему предан.
   — Когда вы в последний раз видели мистера Харпера? — спросила я.
   — Джо скончался этой весной.
   — Вы не видели мистера Харпера с тех пор, как умер ваш муж?
   Она покачала головой и погрузилась в себя, уединившись в то горькое место, которое мне было недоступно.
   Я спрашивала себя, что же на самом деле связывало мистера Кери Харпера с мистером Мактигю. Темные делишки? Власть над мистером Мактигю, которая сделала из него совсем не того человека, которого любила его жена? Возможно, просто Харпер был эгоистом и грубияном.
   — Кажется, у него есть сестра. Кери Харпер живет со своей сестрой? — спросила я.
   Реакция миссис Мактигю озадачила меня — губы ее сжались, и из глаз потекли слезы.
   Поставив рюмку на край стола, я взяла свою сумочку.
   Она проводила меня до двери. Я осторожно настаивала:
   — Берил когда-нибудь писала вам, или, может быть, вашему мужу?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Вы не знаете, были ли у нее еще какие-нибудь друзья? Ваш муж не упоминал об этом?
   Она снова покачала головой.
   — Может быть, вы знаете кого-нибудь, к кому бы она могла обращаться по инициалу "М"?
   Миссис Мактигю печально смотрела в пустой коридор, придерживая рукою дверь. Когда она подняла взгляд, ее глаза были заплаканы и смотрели сквозь меня.
   — В двух ее романах были "П" и "А". По-моему, шпионы Союза. О Боже мой, кажется, я не выключила духовку. — Она несколько раз моргнула, как будто ее слепил солнечный свет. — Я надеюсь, вы придете еще раз навестить меня?
   — С удовольствием. — Я поблагодарила миссис Мактигю и, мягко коснувшись на прощание ее руки, ушла.
   Я позвонила своей матери, как только пришла домой, и единственный раз испытала облегчение, получив обычные лекции и напоминания, услышав этот сильный голос — голос, просто любящий меня.
   — Всю неделю было почти тридцать градусов, а я смотрела новости — в Ричмонде температура упала до четырех градусов, — сказала она. — Это же совсем холодно. Снега еще нет?
   — Нет, мама. Снега еще нет. Как твоя нога?
   — Настолько хорошо, насколько этого можно ожидать. Я вышиваю плед, ты сможешь укрывать им ноги, когда работаешь в своем кабинете. Люси спрашивала о тебе.
   Я много недель не разговаривала со своей племянницей.
   — Она сейчас работает над каким-то научным проектом в школе, — продолжала моя мама. — Говорящий робот — подумать только. Принесла его вчера и испугала бедного Синдбада до того, что бедняга забился под кровать...
   Синдбад был дурным, неприветливым и злобным котом, беспризорным животным с серыми и желтыми полосами, который однажды утром начал упорно преследовать маму, когда она ходила по магазинам в Майами-Бич. Когда бы я ни приезжала навестить маму, гостеприимство Синдбада выражалось в том, что он усаживался на холодильнике, как ястреб, и подозрительно меня разглядывал.
   — Ты никогда не догадаешься, кого я вчера видела, — пожалуй, чересчур легкомысленно начала я. Меня переполняла необходимость рассказать хоть кому-нибудь. Моя мать знала все, что касалось моего прошлого, или, по крайней мере, большей его части. — Ты помнишь Марка Джеймса?
   Молчание.
   — Он был в Вашингтоне и зашел ко мне.
   — Конечно, я помню его.
   — Он зашел, чтобы обсудить одно дело. Ты помнишь, он адвокат. В Чикаго, — я быстро отступала. — Он был по делу в округе Колумбия. — Чем больше я говорила, тем больше меня обволакивало ее неодобрительное молчание.
   — Хм. Что я помню, так это то, что он чуть не убил тебя, Кейти.
   Когда она называла меня «Кейти» — мне снова было десять лет.

Глава 4

   Очевидным преимуществом того, что исследовательские лаборатории находились в том же здании, что и мое бюро, заключалось в отсутствии необходимости дожидаться бумажных отчетов. Так же как и я, ее сотрудники владели результатами исследований задолго до того, как переносили их на бумагу. Я передала на исследование материалы по делу Берил Медисон ровно неделю назад. Возможно, пройдет еще несколько недель, прежде чем отчет окажется на моем столе, но Джони Хэмм уже должна иметь собственное мнение на этот счет. Закончив утренние дела, я с чашкой кофе в руке поднялась на четвертый этаж.
   Кабинет Джони, немногим больший, чем ниша, был зажат между лабораторией анализа следов с места преступления и лабораторией химических исследований в конце коридора. Когда я вошла, она сидела за черным столом, вглядываясь в объектив окуляра стереоскопического микроскопа, блокнот рядом с ее локтем был заполнен аккуратными записями.
   — Неудачное время? — спросила я.
   — Не хуже, чем любое другое, — откликнулась она, рассеянно оглянувшись.
   Я пододвинула стул.
   Джони была миниатюрной молодой женщиной с короткими черными волосами и широко распахнутыми темными глазами. Мать двоих детей, она вечерами училась на доктора философии и поэтому всегда выглядела усталой и немного торопящейся. Но, с другой стороны, так выглядело большинство сотрудников лабораторий, и если уж на то пошло, это же самое частенько можно было сказать и обо мне.
   — Как там с материалами по делу Берил Медисон, что-нибудь удалось выяснить? — спросила я.
   — У меня ощущение, что такого ты не ожидала. — Она листнула назад несколько страниц блокнота. — Следы по делу Берил Медисон — сплошной кошмар.
   Меня это не удивило. Я сдала на анализ множество пакетиков и образцов. Тело Берил было настолько окровавлено, что собрало мусор, как липучка для мух. Особенно трудно было исследовать волокна: прежде, чем Джони смогла положить под микроскоп, их требовалось еще очистить. Для этого каждое волоконце закладывалось в контейнер с мыльным раствором, который, в свою очередь, помещался в ультразвуковую ванну. После того как кровь и грязь осторожно приводились в движение, раствор процеживался через стерильную фильтровальную бумагу, и каждое волокно укладывалось на предметное стекло микроскопа.
   Джони просматривала свои записи.
   — Если бы я не была уверена, — продолжила она, — то заподозрила бы, что Берил Медисон убита не у себя дома, а где-то в другом месте.
   — Это невозможно, — ответила я. — Она была убита наверху, и ее смерть наступила незадолго до того, как приехала полиция.
   — Я знаю. Начнем с волокон, явно имеющих отношение к ее дому. Таких было собрано три вида — с окровавленных участков кожи на ее коленях и ладонях. Это — шерсть. Два вида — темно-красные, один — золотистый.
   — Они соответствуют восточному молитвенному коврику наверху в коридоре? — вспомнила я фотографии места преступления.
   — Да, — ответила она, — очень хорошее соответствие с образцами, принесенными полицией. Если Берил Медисон стояла на четвереньках на коврике, это вполне объясняет, как на ее ладонях и коленях оказались эти волокна. Здесь все относительно просто.
   Джони достала множество жестких картонных упаковок с предметными стеклами. Открывая клапаны, она, продолжая говорить, стала перебирать стекла, пока не нашла то, что искала:
   — Кроме этих волокон, там было еще несколько белых хлопчатобумажных. Они довольно бесполезны, поскольку могли взяться откуда угодно, например, с белой простыни, которой накрывали тело. Кроме того, я исследовала десять других волокон, собранных с ее волос, с окровавленных участков на шее и груди и из соскобов из-под ногтей. Синтетика, — она взглянула на меня. — И они не соответствуют никаким другим образцам, которые прислала полиция.
   — Они не сочетаются ни с ее одеждой, ни с покрывалом ее кровати? — спросила я.
   Джони покачала головой и сказала:
   — Абсолютно. То есть, совершенно не сочетаются. Похоже, они не имеют отношения к месту преступления, а поскольку они прилипли к крови или оказались под ее ногтями, то велика вероятность, что они были пассивно перенесены на нее с нападавшего.
   Это было для меня неожиданной наградой. Когда мой заместитель, Филдинг, наконец связался со мной в ночь убийства Берил, я проинструктировала его и попросила дождаться меня в морге. Я приехала туда во втором часу ночи, и следующие несколько часов мы занимались исследованием тела Берил в лучах лазера, собирая каждую частицу или волокно, которые удавалось обнаружить. Правда, я предполагала, что большая часть того, что мы нашли, окажется нестоящим мусором с одежды Берил или из ее дома. Факт обнаружения десяти волокон, оставленных преступником, был поразителен. В большинстве случаев, я считала большой удачей, если удавалось обнаружить хотя бы одно неизвестное волокно, и была совершенно счастлива, найдя два или три. У меня зачастую были дела, когда я не находила ни одного. Волокна трудно заметить даже с помощью лупы, и малейшее нарушение спокойствия тела или слабое колебание воздуха могут смахнуть их задолго до того, как медицинский эксперт прибудет на место преступления или тело перевезут в морг.
   — Какая именно синтетика? — спросила я.
   — Олефин, акрил, нейлон, полиэтилен и динэл, причем, с преобладанием нейлона, — ответила Джони. — Цвета разнообразные: красный, голубой, зеленый, золотистый, оранжевый. Под микроскопом они совершенно не соответствуют друг другу.
   Припав к окуляру стереоскопического микроскопа, она стала укладывать на предметный столик одно стекло за другим, продолжая объяснения:
   — Совершеннейший винегрет: есть с прожилками и без. Большинство из них содержат окись титана в различных концентрациях. Некоторые имеют тусклый блеск, некоторые — матовые, некоторые — яркие. По диаметру все довольно толстые, предположительно, волокна типа ковровых, но имеют различную форму в поперечном сечении.
   — Десять различных источников? — спросила я.
   — По крайней мере, так это выглядит на данный момент. Это, определенно, нетипично. Если эти волокна принадлежат нападавшему, то он носил на себе необычное их разнообразие. Более толстые волокна явно не из его одежды, потому что они коврового типа. И они не соотносятся ни с одним ковром из дома Берил. Но то, что на нем такое их разнообразие, странно по другой причине. Ты собираешь волокна целый день, но они на тебе не остаются. Ты садишься где-нибудь, и к тебе прилипают волокна, а чуть позже, когда ты садишься где-то еще, они счищаются. Или их сдувает с тебя.
   Это действительно сбивало с толку. Джони перевернула страницу блокнота и сказала:
   — Я также посмотрела под микроскопом пробы пыли, собранные пылесосом, доктор Скарпетта. Мусор, который Марино всосал с молитвенного коврика — настоящая мешанина, — она бегло просмотрела страницу. — Табачный пепел, розоватые частицы бумаги, соответствующие наклейкам на сигаретных пачках, стеклянные бусинки, пара кусочков битого стекла, соответствующие пивным бутылкам и автомобильным фарам. Как обычно, множество останков насекомых, овощного мусора, а также металлический шарик. И еще много соли.
   — Пищевой?
   — Совершенно верно, — сказала Джони.
   — Все это было на ее молитвенном коврике? — спросила я.
   — А также на полу в том месте, где было найдено тело, — ответила она. — И много аналогичного мусора было на ее теле, в соскобах из-под ее ногтей и на волосах.
   Берил не курила. Не было причины, по которой табачный пепел и частицы наклеек с сигаретных пачек могли быть найдены в ее доме. Соль ассоциируется с едой, и с чего бы это вдруг соли оказаться на коврике или на ее теле.
   — Марино принес шесть различных проб, взятых пылесосом. Все они с ковров или с участков пола, где была обнаружена кровь, — сказала Джони. — Кроме того, я посмотрела контрольные образцы проб с тех участков дома и ковров, где не было крови или следов борьбы, то есть там, где, как полагает полиция, убийца не ходил. Образцы существенно различаются. Мусор, про который я говорила, найден только там, где, по-видимому, убийца был. Предположительно, большинство из этих частиц было перенесено с него на место преступления и ее тело. Они могли прилипнуть к его туфлям, одежде, волосам. Куда бы он ни ходил, чего бы он ни касался, он оставлял след из этого мусора.
   — Должно быть, он изрядный неряха, — сказала я.
   — Вся эта чепуха почти невидима невооруженным глазом. — Джони не поддержала шутку. — Он, скорее всего, даже понятия не имел, что носит на себе такое количество следов.
   Я изучала страницы, написанные ею от руки. Мой опыт подсказывал только два варианта, которые объясняли бы такое изобилие мусора. Первый — когда тело было выброшено на какую-нибудь земляную насыпь или в какое-то другое не менее грязное место, например, на обочину дороги или автостоянку, засыпанную гравием. Второй — когда тело перевозили с одного места на другое в грязном багажнике или на грязном полу автомобиля. Ни один из этих сценариев к случаю Берил не подходил.
   — Разбей их для меня по цветам, — попросила я. — Какие из них вероятнее всего ковровые, а какие — волокна одежды?
   — Шесть нейлоновых волокон: красные, темно-красные, голубые, зеленые, зеленовато-желтые и темно-зеленые. Зеленые на самом деле могут оказаться черными, — добавила она. — Черный под микроскопом совсем не выглядит черным. Все они толстые, соответствуют волокнам коврового типа, и я подозреваю, некоторые из них могут быть из автомобильного, а не из домашнего ковра.
   — Почему?
   — Из-за мусора, который я нашла. Например, стеклянные шарики ассоциируются с отражающей краской, той, что используется для дорожных знаков. Металлические шарики я достаточно часто нахожу в пробах, взятых из автомобилей. Это кусочки припоя, остающиеся после монтажа кузова. Их не видно, но они есть. Что же касается осколков стекла, то битое стекло есть повсюду, особенно, вдоль обочин дороги и на стоянках. Ты собираешь его на подошвы туфель и несешь в свой автомобиль. То же самое касается сигаретного мусора. Наконец, остается соль. И это обстоятельство вызывает у меня еще большее подозрение насчет того, что следы, обнаруженные в доме Берил, автомобильного происхождения. Люди ходят в «Макдональдс». Они едят жаренную картошку в своих автомобилях. Я думаю, в каждой машине в городе есть соль.
   — Допустим, ты права, — сказала я. Допустим, эти волокна — с автомобильного коврика. Все это по-прежнему не объясняет, откуда взялись шесть различных ковровых нейлоновых волокон. Маловероятно, что у этого парня в автомобиле шесть различных ковриков.
   — Да, маловероятно, — согласилась Джони. — Но волокна могли быть занесены в его автомобиль. Возможно, что его работа так или иначе связана с этими ковриками. Например, ему целый день приходится залезать и вылезать из автомобиля.
   — Автомобильная мойка? — спросила я, представив себе автомобиль Берил. На нем не было ни единого пятнышка ни внутри, ни снаружи.
   Джони задумалась, на ее лице отразилось напряжение.
   — Очень может быть что-нибудь в этом роде. Если он работает на одной из этих автомобильных моек, где обслуживающий персонал чистит салоны и багажники, то ему действительно целый день приходится иметь дело с различными ковровыми волокнами, и он неизбежно собирает часть их. Другой вариант — он работает механиком по автомобилям.
   Я потянулась за своим кофе.
   — О'кей. Давай перейдем к другим четырем волокнам. Что ты можешь рассказать о них?
   Джони заглянула в свои записи.
   — Это волокна акрила, олефина, полиэтилена и динэла. Первые три, опять же, соответствуют волокнам коврового типа. А волокно динэла я не слишком часто встречаю. Из этого материала шьют шубы и чехлы для автомобилей. Знаете, такие, из искусственного меха. Еще парики. Но именно это волокно динэла довольно высококачественно и больше подходит для одежды.