Страница:
Разумеется, за пятилетие пребывания Ельцина у власти позиция "Известий" претерпела изменения. При этом нужно помнить, что "Известия" занимают особое место среди СМИ. Это солидная и серьезная российская газета. Как практически и у всех других газет, ее тираж резко упал. Но в глазах общественности она по-прежнему остается влиятельной. Ее часто, и весьма справедливо, сравнивали с газетой французского политического истеблишмента "Ле Монд". Переход "Известия" от тотальной поддержки Ельцина к конструктивной критике (по форме весьма острой) был интересен не только сам по себе, но и как отражение более общей картины взаимоотношений демократического лагеря и Ельцина.
Тем не менее, в роковые месяцы 1996 года в ходе предвыборной президентской кампании "Известия", исходя из интересов российских реформ, поддержали Ельцина.
Вообще нужно сказать, что гнев президента нередко искусственно направлялся на ложные, намеренно созданные цели. Крайне негативную роль здесь играла Служба безопасности президента, которая все настойчивей, но крайне некомпетентно вмешивалась в политику. Его ссорили с людьми, которые, будучи несогласными с ним в тактике или конкретной ситуации, являются его стратегическими союзниками. Типична ситуация с Гайдаром. Как известно, партия Гайдара "Выбор России" и сам он очень резко выступили против ввода российских войск в Чечню. К сожалению, ни сам президент, ни его помощники не захотели объясниться с демократами, услышать их мнение. Гайдар не был вовлечен ни в какие консультации. Более того, когда Егор Тимурович захотел поговорить с президентом с глазу на глаз по чеченскому кризису, тот отказал ему во встрече. Это случилось впервые за все время их политического взаимодействия и очень обидело Гайдара. А ведь личная встреча могла многое разъяснить и, может быть, скорректировать позиции.
Одно из заблуждений Ельцина, на мой взгляд, состояло в том, что он не считал нужным перед кем бы то ни было отчитываться или что-то объяснять. Это отводило от него многих демократически мыслящих людей, которые готовы были поддерживать президента, но которые хотели, чтобы с ними взаимодействовали, а не "использовали" в трудную минуту, исходя из высокомерного "сами приползут". Ведь именно такое отношение к сторонникам, в конечном счете, и привело к другой, крайне неприятной ситуации, когда многие сторонники реформ голосовали за Бориса Николаевича в июле 1996 года, исходя из формулы "меньшего зла".
В этой же связи не могу не вспомнить достаточно типичный эпизод, связанный с увольнением председателя Российского телеканала Олега Попцова. Человек он, безусловно, талантливый, а следовательно и противоречивый. В эпоху партийного застоя и комсомольского оптимизма он, будучи главным редактором журнала ЦК Комсомола "Сельская молодежь", сумел сделать из этого издания одну из редких демократических "отдушин" для молодых писателей. Демократизм является частью натуры О. Попцова. Человек не без понятных для одаренной личности особенностей, он неоднократно оказывал Ельцину серьезную поддержку. В том числе и в критических ситуациях. И вот на волне горьких эмоций, связанных с неудачами в Чечне, настроенный против Российского телеканала своими советчиками из силовых структур, Ельцин обрушился на председателя Российского телевидения.
6 января нового, 1995 года в середине дня он позвонил мне и в непривычно резкой форме объявил, что снимает Попцова. За все время работы с президентом я ни разу не слышал такого раздражения в его голосе.
Ельцин:
- Я решил снять Попцова. Не могу больше видеть, как Российское телевидение измывается, врет, переворачивает факты с ног на голову. Пусть Попцов идет на хрен! Как вы смотрите на то, чтобы назначить Носовца?
Пресс-секретарь:
- Очень плохо смотрю. Российское телевидение создавал Попцов. Он там - естественный лидер. Другого им принять будет трудно.
Ельцин:
- Нет, что все-таки с Попцовым? Я не могу больше терпеть.
Пресс-секретарь:
- Борис Николаевич! Я допускаю, что на Российском телевидении были ошибки. Но увольнять Попцова сейчас... Идет массированная критика военных, Грачева, Совета безопасности, руководства страны... А президент увольняет Попцова. Все скажут: нашли крайнего. Это вызовет резко негативную реакцию. Не торопитесь.
Ельцин:
- Но у вас все-таки есть подходящая кандидатура на место Попцова?
Пресс-секретарь:
- Сразу ответить не могу. Телевидение - вещь сложная. Нужна личность, а не чиновник.
Ельцин:
- У вас должны быть 2-3 кандидатуры на место Попцова.
Пресс-секретарь:
- Буду думать, Борис Николаевич.
По опыту я уже знал, что в таких ситуациях важно выиграть время, не допустить, чтобы поднятая в сердцах и гневе рука опустилась немедленно.
Как только президент повесил трубку, я позвонил В. В. Илюшину. Он был не в курсе. Но поддержал меня в том, что поспешность может только навредить. Но что делать? Положение усугублялось тем, что решить этот вопрос тихо было уже невозможно. По своей импульсивности Борис Николаевич, еще не подписав Указа, сказал о снятии О. Попцова во время своей беседы с С. А. Ковалевым, только что вернувшимся из Чечни. А Сергей Адамович поторопился рассказать об этом журналистам. Пока мы думали с Илюшиным, как поправить дело, Российское телевидение забурлило. В большом зале собрался весь коллектив, было принято обращение к президенту. Объявили предзабастовочную готовность.
В этот день я несколько раз разговаривал с Попцовым. Просил его не горячиться, не идти на резкости, словом - "не навредить". По чистой случайности во время нашего разговора в кабинете у Попцова работала телекамера. Наш разговор был снят на пленку и вечером показан по каналу НТВ с весьма ядовитыми комментариями Олега Максимовича. Особенно резко он прошелся по Коржакову, считая, что именно он "настучал" на него президенту.
Информация вещь сложная, обоюдоострая и непредсказуемая. Слухи, особенно касающиеся кадровых перемен, распространяются мгновенно и часто в искаженном виде. Уже поздно вечером мне позвонил из подмосковного поселка Переделкино Юрий Карякин (известный писатель и публицист, специалист по Ф. Достоевскому) и с паническими нотками в голосе стал расспрашивать, что происходит. Оказывается, ему уже успели позвонить журналисты из Италии. Неправильно поняв суть новостей, они решили, что в Москве очередной переворот: "Захватывают телевидение..."
Больше на эту тему я с Борисом Николаевичем не разговаривал. Не знаю, подействовали на президента мои предостережения или сработал какой-то иной механизм, но грозный указ в 1995 году так и не был подписан. Олег Попцов продержался во главе Российского канала еще год. Но, в конечном счете, околопрезидентские кукушки перекуковали, и Олегу Максимовичу пришлось уйти. Не думаю, что это можно назвать "победой президента.
В 1994 году мне часто приходилось встречаться с президентом. Приходя в нему в кабинет, я нередко заставал его за пустым столом в глубокой и грустной задумчивости. Он точно бы скучал по своей прежней роли "директора Всея Руси". И было впечатление, что Ельцин растерялся перед масштабом деяний, которые он сам определил для себя в Конституции.
К этому времени в моем дневнике, который я старался вести каждый день, все чаще появляются пустые страницы или короткие записи: "У президента отвратительное настроение...", "Сегодня президент на несколько дней улетел в Завидово...", "Отменили заседание Совета безопасности...", "Возлагали венок к могиле Ю. Гагарина, сразу же после церемонии Борис Николаевич уехал домой...", "Приехал в Кремль в 8.30. Через час выяснилось, что сегодня Бориса Николаевича не будет...", "Президент выглядел очень плохо".
Иногда срывы рабочего расписания были обусловлены реальным недомоганием. Помню, как Борису Николаевичу хотелось пойти на открытие небольшой церкви иконы Казанской Божьей матери, которую заново отстроили на Красной площади. Я оповестил журналистов. Посещение было приурочено к горьким дням октябрьских событий 1993 года. Это был бы жест личной скорби по погибшим в те дни. Предполагалось, что Борис Николаевич выйдет из Спасских ворот Кремля и пешком дойдет до церкви. Но у него так сильно разболелась нога, что стало больно ступать. Было заметно, как он приволакивает ногу. Посещение пришлось отменить. Конечно, разумней всего было бы выпустить небольшое коммюнике лечащего врача и снять всякие подозрения. Но о президенте как-то неловко было говорить, что у него "болит нога". В этом отношении в Кремле осталась масса предрассудков и дурных традиций, идущих от сталинских времен. В результате в газетах на следующий день опять появились гадания на вечно живую тему - "здоровье президента".
Участившиеся отсутствия и недомогания президента, которые скрывать становилось все труднее, уже, впрочем, не вызывали столь острой реакции. Подписание Договора об общественном согласии весной 1994 года в какой-то степени сняло остроту политического противостояния. В комитетах Государственной Думы продолжалась драка, доходящая иногда до настоящего мордобоя, но политика ушла с улиц. В обществе постепенно налаживались механизмы взаимодействия, консультаций, поиска компромиссов. Оппозиция, за исключением небольших групп "непримиримых", в целом принимала идею цивилизованной парламентской борьбы. Большинство известных лидеров начинали задумываться о перспективах следующих парламентских и президентских выборов и не хотели дискредитировать себя. Первомайские праздники, которые в последние годы рассматривались как демонстрация сил коммунистической оппозиции, в 1994 году прошли на удивление спокойно, без эксцессов.
В этой обстановке наметилась определенная эволюция отношения в обществе к Ельцину. Постоянно теряя число сторонников, он по рейтингам по-прежнему превосходил других политических деятелей. Но он уже не воспринимался как единственный гарант и защитник демократии. Демократическая пресса, которая во времена яростной конфронтации с Верховным Советом явно щадила президента, теперь как бы сняла "эмбарго" на его критику. Все чаще президенту стали напоминать о его обещании найти и воспитать себе преемника.
Ельцина явно раздражала такая постановка вопроса. К тому времени он фактически утвердился в намерении баллотироваться на второй срок, но еще избегал говорить об этом открыто даже в среде помощников. В этой связи интересен эпизод с публикацией в газете "Известия" (от 29 марта 1994 г. ) аналитической статьи известного журналиста Сергея Чугаева о перспективах президентских выборов. Борису Николаевичу явно не понравился пассаж статьи, где говорилось, что он намерен участвовать в президентских выборах 1996 года "как избиратель".
- Что за чушь, откуда он это взял? - возмущался президент. - Я нигде этого не говорил.
Я напомнил Борису Николаевичу, что буквально неделю назад в интервью газете "Известия" он действительно употребил фразу, которую можно было истолковать подобным образом.
- Ничего подобного я не говорил. Этот тезис надо снимать, недовольно отозвался он. Потом, помолчав, и уже совсем другим голосом, добавил: - Вячеслав Васильевич, это надо так, знаете, очень аккуратно дезавуировать. - И тут же подсказал приемлемую формулу, которая достаточно ясно раскрывала ход его мыслей: - Еще неизвестно, как посмотрит население на то, будет или не будет президент баллотироваться снова.
Борис Николаевич, кстати, все чаще стал... применять в отношении самого себя форму третьего лица. "Президент еще не решил", "это не дело президента"...
Сегодня, несмотря на победу Ельцина на выборах и получение мандата на второй президентский срок, все чаще приходится слышать мнение о том, что "время Ельцина прошло". И приводят длинный перечень ошибок и просчетов президента. Речи такого рода можно слышать как в левом, так и в правом лагерях.
Конечно, рассуждая абстрактно, можно говорить, что да, действительно, было бы не худо, если бы во главе России стоял человек с другим характером, более предсказуемый, менее резкий, умеющий лучше держать себя в руках и контролировать свои вредные привычки. Человек, меньше ошибающийся в выборе политических друзей и умеющий больше ценить людей не за приятное застолье, а за реальный вклад в политику.
Но идеальных президентов, как и вообще идеальных людей, не бывает. Достаточно прочитать воспоминания о часто идеализированных у нас лидерах Черчилле, генерале Де Голле, Тито... Рискну сказать, что идеальные претенденты никогда не становятся президентами. Идеального претендента в условиях России неминуемо ждет судьба блаженной памяти Александра Керенского.
Да, погрешности Ельцина велики. Но, как это часто бывает, человеческие слабости и даже пороки являются продолжением сильных сторон. Ельцин бывал груб, порывист, резок, нетерпим. Но это оборотная сторона медали. А с лицевой - сила, упорство, решительность, способность взять на себя высочайшую, а иногда и греховную ответственность.
К сожалению, Борис Николаевич слишком расточительно относился к собственному авторитету. Похоже, он не вполне осознавал, что человеческая психика весьма своеобразно соотносит великое и мелкое. Нередко в сознании людей быстро стираются крупные деяния и, напротив, застревают какие-то совершенно нелепые поступки и частные помарки в поведении. Иными словами, Ельцин нередко играл против Ельцина и забивал тяжелые голы в свои собственные ворота.
Глупости делают все президенты. Но нужно уметь исправлять их, больше доверяя помощникам. Вспомним, как часто сотрудникам американского президента Рональда Рейгана приходилось склеивать "разбитые горшки".
Вспоминаю, как Билл Клинтон объявил однодневную голодовку с целью привлечь внимание к проблеме голода в США и в мире. Это была явная показуха "по-американски". Это звучало примерно так: в знак протеста против голода сегодня я не буду есть спаржу. Это была явно неудачная инсценировка, во многом отражающая фальшь американских околопрезидентских ритуалов.
У Б. Н. Ельцина импровизации носили иной характер. Чаще всего они были плодом его темперамента или недостаточной осторожности. Деликатная ситуация однажды возникла в связи с приездом в Москву вице-президента США Ричарда Никсона. Прежде Ельцин поддерживал с ним прекрасные отношения, а сам Никсон считал себя одним из адвокатов политики Ельцина перед американским политическим истеблишментом. Он неоднократно приезжал в Россию, и Ельцин всегда с охотой встречался с ним.
Инцидент произошел 9 марта 1994 года, когда Б. Н. Ельцин с утра пошел пешком из Кремля возлагать венок к могиле Юрия Гагарина, захороненного у Кремлевской стены (по случаю 60-летия первого космонавта). Президента сопровождали Илюшин, Коржаков, пресс-секретарь и небольшая охрана. Никаких заявлений президента по этому поводу не предполагалось. Пишущую прессу мы не приглашали, ограничившись телевидением - чтобы в вечерних новостях дать небольшой сюжет. Но поскольку возложение цветов проходило вне стен Кремля, собралась неожиданно большая группа репортеров. Возложив венок и увидев знакомые лица корреспондентов, Ельцин сам направился прямо к ним. Он был явно в настроении "пообщаться с прессой". Разговор шел очень спокойно. Но при вопросе корреспондента "Интерфакса" В. Терехова по поводу возможной встречи с Никсоном президент буквально "взорвался". Резко жестикулируя, стал говорить о том, что не только сам не будет встречаться с американским вице-президентом, "но и правительство его не примет, и Филатов (руководитель Администрации президента) не примет". "После того, с кем здесь встречался Никсон, это невозможно... Невозможно в России поступать как вздумается", - резко отрезал он.
Ельцина возмутила неожиданная для него встреча Никсона с только что выпущенным из тюрьмы по амнистии бывшим вице-президентом А. Руцким. Было очевидно, что Никсону дали дурной совет, а сам он не сориентировался в обстановке Москвы, где все еще дышало страстями недавней навязанной президенту амнистии. Но и реакция Ельцина была явно неадекватной. Разумнее было бы не заметить оплошности американского гостя, не делать бесплатной рекламы Руцкому.
Никсон, когда ему доложили о реакции Ельцина, был явно расстроен. Будучи опытным политиком, на следующий же день, не становясь в позу обиженного, он сделал все возможное, чтобы исправить ситуацию.
Смягчающие заявления сделали Клинтон и ряд представителей администрации США.
Тем временем по Москве поползли слухи о том, что у Никсона отобрали автомашину с охраной, что инцидент не случаен, а отражает корректировку курса Москвы в отношении Вашингтона.
Между тем есть совершенно иная версия этого происшествия. Существует записка "группы частных аналитиков", присланная в Администрацию президента, в которой доказывается (впрочем, не очень убедительно), что Б. Н. Ельцину намекнули из Вашингтона на самом высоком уровне на желательность холодного приема Никсона в Москве. Именно в это время республиканцы, к которым принадлежал Никсон, вели жесткую критику демократа Клинтона. Американское посольство при первых же раскатах скандала, действительно, и как-то очень суетливо отмежевалось от "поведения" бывшего президента в Москве. Между тем авторы записки утверждали, что программа визита Никсона в Россию была согласована заранее и что Ельцин знал о его намерении встретиться с оппозицией. Реакция Ельцина была явно неадекватна оплошности американского гостя. Зачем было давать указание В. Черномырдину аннулировать его собственную встречу с Никсоном? Удар был слишком силен и совершенно не соответствовал нанесенному "оскорблению".
Что же подняло руку Бориса Николаевича для такой звонкой оплеухи? Можно ли исключить завуалированную просьбу "друга Билла" чуть-чуть поставить на место "друга Ричарда"?
Авторы записки утверждают, что "унижение" Никсона в Москве было ответной "вежливостью" Ельцина за активную поддержку Клинтоном действий российского президента в "трудной и скользкой ситуации" октября 1993 года.
Я не верю в эту версию. На мой взгляд, она является продуктом чисто российского воображения и опирается на дурные российские традиции: если ты оппонент, то тебя нужно "размазать по стене".
Так или иначе, но на следующий день Борис Николаевич, почувствовав, что произвел слишком большой "погром", предложил мне сделать смягчающее заявление. Подобных эпизодов в кремлевской практике было немало.
Но ущерб авторитету президента наносили не столько они, сколько общее нарастание житейских трудностей населения в стране. И несмотря на это Ельцину еще в течение почти целого года удавалось сохранять довольно высокий рейтинг. Среди черт, вызывавших наибольшие симпатии к президенту, участники опросов отмечали прямоту, простоту, честность, решительность, твердость характера. То есть на президента работали те черты, которые, в сущности, определяют русский национальный характер. Идентификации с русским характером способствовала и внешность Ельцина - высокий рост, массивность фигуры, крупные черты лица. На вопрос, является ли основой доброжелательного отношения к Ельцину то, что он олицетворяет типично русский национальный характер, позитивно ответила большая часть опрошенных. Весенний опрос 1994 года выявил интересную особенность: относительную стабильность отношения населения к первому президенту России, несмотря на все сложнейшие события - трагический октябрь 1993 года, выборы в Государственную думу и принятие новой Конституции в декабре того же года. Ельцин как бы оценивался вне этих политических событий. Но иногда создавалось впечатление, что Ельцин ведет войну сам против себя. Руцкой, Зюганов, Хасбулатов, все ненавидящие его депутаты вместе взятые не нанесли ему такого морального ущерба, какой нанес себе он сам одной своей поездкой в Германию.
Не хочется описывать то, что прошло. Тем более, что репортажи с живыми картинками "конфузов" прошли по экранам всего мира. Я сопровождал Бориса Николаевича в той злополучной поездке и помню, какое тяжелое впечатление берлинские эпизоды произвели на тех членов делегации, которые впервые выезжали с президентом. Они просто не верили своим глазам. И нужно отдать должное губернатору Нижнего Новгорода Немцову и главе администрации Московской области Тяжлову, которые не стали хихикать, как многие другие, в рукав, а в тот же день в резиденции президента зашли к Борису Николаевичу и, что называется, по мужски, по-русски сказали ему все, что думают по этому поводу.
Помню непростой разговор с Немцовым, человеком прямым, смелым. Он напустился на меня с упреками: "Что же вы, помощники Бориса Николаевича, куда смотрите? Почему молчите? Боитесь потерять кресло? Почему не поговорите с Борисом Николаевичем напрямую? Может быть, ему нужно помочь... "
Я не стал говорить, что такие разговоры были. Тем более что толку от них было немного.
Буквально за несколько дней до злополучной поездки в Германию, отчасти по накопившимся негативным факторам, отчасти интуитивно предчувствуя надвигавшиеся неприятности, я передал Борису Николаевичу личную записку. В целом она касалась оценки общей политической ситуации в стране. Но это была своего рода декоративная заставка. Главное, о чем мне хотелось поставить президента в известность, - это нарастающая в обществе критика в его адрес. Для меня становилось все более очевидным, что сам он не видит себя со стороны, явно переоценивая отношение к себе народа. Словом, задача была не из простых. Важно было и предостеречь, и не обидеть президента.
Я писал:
"...Не следует питать иллюзий, что накопленный президентом: демократический капитал будет пожизненным иммунитетом от критики. В прессе все чаше звучат ноты раздражения. Начинает проскальзывать мысль о том, что имеет место имитация политики, что на самом деле президент с опозданием реагирует на самотек событий и явлений. Имитацией политики называют поездки по стране, многие из которых не несут серьезной политической нагрузки и быстро забываются. Плохо воспринимается, когда отдых преподносится как "рабочая поездка". Негативно оценен ряд мероприятий в Сочи во время Вашего отпуска, когда на фоне грозных событий в соседней Чечне и Абхазии президент участвовал в теннисном турнире "Большая шляпа". Газета "Известия" по этому поводу поместила резкий комментарий "Политика в шляпе набекрень".
Неудовлетворительность политического планирования во внутренних делах, по мнению прессы, все чаще компенсируется переносом акцентов на внешнюю политику. Отмечается перебор в количестве поездок за границу. При этом аналитики подмечают, что во внешней политике нередки случаи поиска внешних эффектов, краткосрочных выигрышей. В этой связи начинают приводиться аналогии с М. Горбачевым.
Общественность начинает критически присматриваться к чрезмерностям внешней, ритуальной стороны "явлений президента народу". В этой связи часто вспоминают доступного, демократичного Ельцина. Отмечается, что президент в последнее время неохотно идет на контакты с аудиторией, с прессой. В этой связи постоянно возобновляется тема здоровья президента, манипулирования им при принятии решений.
Подмечая эти пока еще фрагментарные факты и оценки, сторонники Ельцина предостерегают, что если негативные стороны "теремной политики" будут усугубляться, то к 1996 году президент может оказаться один на один с объединенной непримиримой оппозицией, которая не простит ему ничего".
Записка была передана Борису Николаевичу 30 августа 1994 года, в день начала визита в Германию. В. В. Илюшин отдал ее президенту по моей просьбе прямо в самолете. Обычно в полете за границу Ельцин просматривал материалы к предстоящим переговорам. Но на этот раз никаких политических переговоров не предполагалось. Поездка носила символический и главным образом протокольный характер - в связи с проводами последних российских солдат из Германии. Я надеялся, что Борис Николаевич сможет прочесть записку в самолете. Тем более, что в президентском самолете на этот раз не было никого, кто мог бы серьезно отвлечь его от работы. Большая часть делегации отправилась заранее другим самолетом.
Тем не менее, в роковые месяцы 1996 года в ходе предвыборной президентской кампании "Известия", исходя из интересов российских реформ, поддержали Ельцина.
Вообще нужно сказать, что гнев президента нередко искусственно направлялся на ложные, намеренно созданные цели. Крайне негативную роль здесь играла Служба безопасности президента, которая все настойчивей, но крайне некомпетентно вмешивалась в политику. Его ссорили с людьми, которые, будучи несогласными с ним в тактике или конкретной ситуации, являются его стратегическими союзниками. Типична ситуация с Гайдаром. Как известно, партия Гайдара "Выбор России" и сам он очень резко выступили против ввода российских войск в Чечню. К сожалению, ни сам президент, ни его помощники не захотели объясниться с демократами, услышать их мнение. Гайдар не был вовлечен ни в какие консультации. Более того, когда Егор Тимурович захотел поговорить с президентом с глазу на глаз по чеченскому кризису, тот отказал ему во встрече. Это случилось впервые за все время их политического взаимодействия и очень обидело Гайдара. А ведь личная встреча могла многое разъяснить и, может быть, скорректировать позиции.
Одно из заблуждений Ельцина, на мой взгляд, состояло в том, что он не считал нужным перед кем бы то ни было отчитываться или что-то объяснять. Это отводило от него многих демократически мыслящих людей, которые готовы были поддерживать президента, но которые хотели, чтобы с ними взаимодействовали, а не "использовали" в трудную минуту, исходя из высокомерного "сами приползут". Ведь именно такое отношение к сторонникам, в конечном счете, и привело к другой, крайне неприятной ситуации, когда многие сторонники реформ голосовали за Бориса Николаевича в июле 1996 года, исходя из формулы "меньшего зла".
В этой же связи не могу не вспомнить достаточно типичный эпизод, связанный с увольнением председателя Российского телеканала Олега Попцова. Человек он, безусловно, талантливый, а следовательно и противоречивый. В эпоху партийного застоя и комсомольского оптимизма он, будучи главным редактором журнала ЦК Комсомола "Сельская молодежь", сумел сделать из этого издания одну из редких демократических "отдушин" для молодых писателей. Демократизм является частью натуры О. Попцова. Человек не без понятных для одаренной личности особенностей, он неоднократно оказывал Ельцину серьезную поддержку. В том числе и в критических ситуациях. И вот на волне горьких эмоций, связанных с неудачами в Чечне, настроенный против Российского телеканала своими советчиками из силовых структур, Ельцин обрушился на председателя Российского телевидения.
6 января нового, 1995 года в середине дня он позвонил мне и в непривычно резкой форме объявил, что снимает Попцова. За все время работы с президентом я ни разу не слышал такого раздражения в его голосе.
Ельцин:
- Я решил снять Попцова. Не могу больше видеть, как Российское телевидение измывается, врет, переворачивает факты с ног на голову. Пусть Попцов идет на хрен! Как вы смотрите на то, чтобы назначить Носовца?
Пресс-секретарь:
- Очень плохо смотрю. Российское телевидение создавал Попцов. Он там - естественный лидер. Другого им принять будет трудно.
Ельцин:
- Нет, что все-таки с Попцовым? Я не могу больше терпеть.
Пресс-секретарь:
- Борис Николаевич! Я допускаю, что на Российском телевидении были ошибки. Но увольнять Попцова сейчас... Идет массированная критика военных, Грачева, Совета безопасности, руководства страны... А президент увольняет Попцова. Все скажут: нашли крайнего. Это вызовет резко негативную реакцию. Не торопитесь.
Ельцин:
- Но у вас все-таки есть подходящая кандидатура на место Попцова?
Пресс-секретарь:
- Сразу ответить не могу. Телевидение - вещь сложная. Нужна личность, а не чиновник.
Ельцин:
- У вас должны быть 2-3 кандидатуры на место Попцова.
Пресс-секретарь:
- Буду думать, Борис Николаевич.
По опыту я уже знал, что в таких ситуациях важно выиграть время, не допустить, чтобы поднятая в сердцах и гневе рука опустилась немедленно.
Как только президент повесил трубку, я позвонил В. В. Илюшину. Он был не в курсе. Но поддержал меня в том, что поспешность может только навредить. Но что делать? Положение усугублялось тем, что решить этот вопрос тихо было уже невозможно. По своей импульсивности Борис Николаевич, еще не подписав Указа, сказал о снятии О. Попцова во время своей беседы с С. А. Ковалевым, только что вернувшимся из Чечни. А Сергей Адамович поторопился рассказать об этом журналистам. Пока мы думали с Илюшиным, как поправить дело, Российское телевидение забурлило. В большом зале собрался весь коллектив, было принято обращение к президенту. Объявили предзабастовочную готовность.
В этот день я несколько раз разговаривал с Попцовым. Просил его не горячиться, не идти на резкости, словом - "не навредить". По чистой случайности во время нашего разговора в кабинете у Попцова работала телекамера. Наш разговор был снят на пленку и вечером показан по каналу НТВ с весьма ядовитыми комментариями Олега Максимовича. Особенно резко он прошелся по Коржакову, считая, что именно он "настучал" на него президенту.
Информация вещь сложная, обоюдоострая и непредсказуемая. Слухи, особенно касающиеся кадровых перемен, распространяются мгновенно и часто в искаженном виде. Уже поздно вечером мне позвонил из подмосковного поселка Переделкино Юрий Карякин (известный писатель и публицист, специалист по Ф. Достоевскому) и с паническими нотками в голосе стал расспрашивать, что происходит. Оказывается, ему уже успели позвонить журналисты из Италии. Неправильно поняв суть новостей, они решили, что в Москве очередной переворот: "Захватывают телевидение..."
Больше на эту тему я с Борисом Николаевичем не разговаривал. Не знаю, подействовали на президента мои предостережения или сработал какой-то иной механизм, но грозный указ в 1995 году так и не был подписан. Олег Попцов продержался во главе Российского канала еще год. Но, в конечном счете, околопрезидентские кукушки перекуковали, и Олегу Максимовичу пришлось уйти. Не думаю, что это можно назвать "победой президента.
В 1994 году мне часто приходилось встречаться с президентом. Приходя в нему в кабинет, я нередко заставал его за пустым столом в глубокой и грустной задумчивости. Он точно бы скучал по своей прежней роли "директора Всея Руси". И было впечатление, что Ельцин растерялся перед масштабом деяний, которые он сам определил для себя в Конституции.
К этому времени в моем дневнике, который я старался вести каждый день, все чаще появляются пустые страницы или короткие записи: "У президента отвратительное настроение...", "Сегодня президент на несколько дней улетел в Завидово...", "Отменили заседание Совета безопасности...", "Возлагали венок к могиле Ю. Гагарина, сразу же после церемонии Борис Николаевич уехал домой...", "Приехал в Кремль в 8.30. Через час выяснилось, что сегодня Бориса Николаевича не будет...", "Президент выглядел очень плохо".
Иногда срывы рабочего расписания были обусловлены реальным недомоганием. Помню, как Борису Николаевичу хотелось пойти на открытие небольшой церкви иконы Казанской Божьей матери, которую заново отстроили на Красной площади. Я оповестил журналистов. Посещение было приурочено к горьким дням октябрьских событий 1993 года. Это был бы жест личной скорби по погибшим в те дни. Предполагалось, что Борис Николаевич выйдет из Спасских ворот Кремля и пешком дойдет до церкви. Но у него так сильно разболелась нога, что стало больно ступать. Было заметно, как он приволакивает ногу. Посещение пришлось отменить. Конечно, разумней всего было бы выпустить небольшое коммюнике лечащего врача и снять всякие подозрения. Но о президенте как-то неловко было говорить, что у него "болит нога". В этом отношении в Кремле осталась масса предрассудков и дурных традиций, идущих от сталинских времен. В результате в газетах на следующий день опять появились гадания на вечно живую тему - "здоровье президента".
Участившиеся отсутствия и недомогания президента, которые скрывать становилось все труднее, уже, впрочем, не вызывали столь острой реакции. Подписание Договора об общественном согласии весной 1994 года в какой-то степени сняло остроту политического противостояния. В комитетах Государственной Думы продолжалась драка, доходящая иногда до настоящего мордобоя, но политика ушла с улиц. В обществе постепенно налаживались механизмы взаимодействия, консультаций, поиска компромиссов. Оппозиция, за исключением небольших групп "непримиримых", в целом принимала идею цивилизованной парламентской борьбы. Большинство известных лидеров начинали задумываться о перспективах следующих парламентских и президентских выборов и не хотели дискредитировать себя. Первомайские праздники, которые в последние годы рассматривались как демонстрация сил коммунистической оппозиции, в 1994 году прошли на удивление спокойно, без эксцессов.
В этой обстановке наметилась определенная эволюция отношения в обществе к Ельцину. Постоянно теряя число сторонников, он по рейтингам по-прежнему превосходил других политических деятелей. Но он уже не воспринимался как единственный гарант и защитник демократии. Демократическая пресса, которая во времена яростной конфронтации с Верховным Советом явно щадила президента, теперь как бы сняла "эмбарго" на его критику. Все чаще президенту стали напоминать о его обещании найти и воспитать себе преемника.
Ельцина явно раздражала такая постановка вопроса. К тому времени он фактически утвердился в намерении баллотироваться на второй срок, но еще избегал говорить об этом открыто даже в среде помощников. В этой связи интересен эпизод с публикацией в газете "Известия" (от 29 марта 1994 г. ) аналитической статьи известного журналиста Сергея Чугаева о перспективах президентских выборов. Борису Николаевичу явно не понравился пассаж статьи, где говорилось, что он намерен участвовать в президентских выборах 1996 года "как избиратель".
- Что за чушь, откуда он это взял? - возмущался президент. - Я нигде этого не говорил.
Я напомнил Борису Николаевичу, что буквально неделю назад в интервью газете "Известия" он действительно употребил фразу, которую можно было истолковать подобным образом.
- Ничего подобного я не говорил. Этот тезис надо снимать, недовольно отозвался он. Потом, помолчав, и уже совсем другим голосом, добавил: - Вячеслав Васильевич, это надо так, знаете, очень аккуратно дезавуировать. - И тут же подсказал приемлемую формулу, которая достаточно ясно раскрывала ход его мыслей: - Еще неизвестно, как посмотрит население на то, будет или не будет президент баллотироваться снова.
Борис Николаевич, кстати, все чаще стал... применять в отношении самого себя форму третьего лица. "Президент еще не решил", "это не дело президента"...
Сегодня, несмотря на победу Ельцина на выборах и получение мандата на второй президентский срок, все чаще приходится слышать мнение о том, что "время Ельцина прошло". И приводят длинный перечень ошибок и просчетов президента. Речи такого рода можно слышать как в левом, так и в правом лагерях.
Конечно, рассуждая абстрактно, можно говорить, что да, действительно, было бы не худо, если бы во главе России стоял человек с другим характером, более предсказуемый, менее резкий, умеющий лучше держать себя в руках и контролировать свои вредные привычки. Человек, меньше ошибающийся в выборе политических друзей и умеющий больше ценить людей не за приятное застолье, а за реальный вклад в политику.
Но идеальных президентов, как и вообще идеальных людей, не бывает. Достаточно прочитать воспоминания о часто идеализированных у нас лидерах Черчилле, генерале Де Голле, Тито... Рискну сказать, что идеальные претенденты никогда не становятся президентами. Идеального претендента в условиях России неминуемо ждет судьба блаженной памяти Александра Керенского.
Да, погрешности Ельцина велики. Но, как это часто бывает, человеческие слабости и даже пороки являются продолжением сильных сторон. Ельцин бывал груб, порывист, резок, нетерпим. Но это оборотная сторона медали. А с лицевой - сила, упорство, решительность, способность взять на себя высочайшую, а иногда и греховную ответственность.
К сожалению, Борис Николаевич слишком расточительно относился к собственному авторитету. Похоже, он не вполне осознавал, что человеческая психика весьма своеобразно соотносит великое и мелкое. Нередко в сознании людей быстро стираются крупные деяния и, напротив, застревают какие-то совершенно нелепые поступки и частные помарки в поведении. Иными словами, Ельцин нередко играл против Ельцина и забивал тяжелые голы в свои собственные ворота.
Глупости делают все президенты. Но нужно уметь исправлять их, больше доверяя помощникам. Вспомним, как часто сотрудникам американского президента Рональда Рейгана приходилось склеивать "разбитые горшки".
Вспоминаю, как Билл Клинтон объявил однодневную голодовку с целью привлечь внимание к проблеме голода в США и в мире. Это была явная показуха "по-американски". Это звучало примерно так: в знак протеста против голода сегодня я не буду есть спаржу. Это была явно неудачная инсценировка, во многом отражающая фальшь американских околопрезидентских ритуалов.
У Б. Н. Ельцина импровизации носили иной характер. Чаще всего они были плодом его темперамента или недостаточной осторожности. Деликатная ситуация однажды возникла в связи с приездом в Москву вице-президента США Ричарда Никсона. Прежде Ельцин поддерживал с ним прекрасные отношения, а сам Никсон считал себя одним из адвокатов политики Ельцина перед американским политическим истеблишментом. Он неоднократно приезжал в Россию, и Ельцин всегда с охотой встречался с ним.
Инцидент произошел 9 марта 1994 года, когда Б. Н. Ельцин с утра пошел пешком из Кремля возлагать венок к могиле Юрия Гагарина, захороненного у Кремлевской стены (по случаю 60-летия первого космонавта). Президента сопровождали Илюшин, Коржаков, пресс-секретарь и небольшая охрана. Никаких заявлений президента по этому поводу не предполагалось. Пишущую прессу мы не приглашали, ограничившись телевидением - чтобы в вечерних новостях дать небольшой сюжет. Но поскольку возложение цветов проходило вне стен Кремля, собралась неожиданно большая группа репортеров. Возложив венок и увидев знакомые лица корреспондентов, Ельцин сам направился прямо к ним. Он был явно в настроении "пообщаться с прессой". Разговор шел очень спокойно. Но при вопросе корреспондента "Интерфакса" В. Терехова по поводу возможной встречи с Никсоном президент буквально "взорвался". Резко жестикулируя, стал говорить о том, что не только сам не будет встречаться с американским вице-президентом, "но и правительство его не примет, и Филатов (руководитель Администрации президента) не примет". "После того, с кем здесь встречался Никсон, это невозможно... Невозможно в России поступать как вздумается", - резко отрезал он.
Ельцина возмутила неожиданная для него встреча Никсона с только что выпущенным из тюрьмы по амнистии бывшим вице-президентом А. Руцким. Было очевидно, что Никсону дали дурной совет, а сам он не сориентировался в обстановке Москвы, где все еще дышало страстями недавней навязанной президенту амнистии. Но и реакция Ельцина была явно неадекватной. Разумнее было бы не заметить оплошности американского гостя, не делать бесплатной рекламы Руцкому.
Никсон, когда ему доложили о реакции Ельцина, был явно расстроен. Будучи опытным политиком, на следующий же день, не становясь в позу обиженного, он сделал все возможное, чтобы исправить ситуацию.
Смягчающие заявления сделали Клинтон и ряд представителей администрации США.
Тем временем по Москве поползли слухи о том, что у Никсона отобрали автомашину с охраной, что инцидент не случаен, а отражает корректировку курса Москвы в отношении Вашингтона.
Между тем есть совершенно иная версия этого происшествия. Существует записка "группы частных аналитиков", присланная в Администрацию президента, в которой доказывается (впрочем, не очень убедительно), что Б. Н. Ельцину намекнули из Вашингтона на самом высоком уровне на желательность холодного приема Никсона в Москве. Именно в это время республиканцы, к которым принадлежал Никсон, вели жесткую критику демократа Клинтона. Американское посольство при первых же раскатах скандала, действительно, и как-то очень суетливо отмежевалось от "поведения" бывшего президента в Москве. Между тем авторы записки утверждали, что программа визита Никсона в Россию была согласована заранее и что Ельцин знал о его намерении встретиться с оппозицией. Реакция Ельцина была явно неадекватна оплошности американского гостя. Зачем было давать указание В. Черномырдину аннулировать его собственную встречу с Никсоном? Удар был слишком силен и совершенно не соответствовал нанесенному "оскорблению".
Что же подняло руку Бориса Николаевича для такой звонкой оплеухи? Можно ли исключить завуалированную просьбу "друга Билла" чуть-чуть поставить на место "друга Ричарда"?
Авторы записки утверждают, что "унижение" Никсона в Москве было ответной "вежливостью" Ельцина за активную поддержку Клинтоном действий российского президента в "трудной и скользкой ситуации" октября 1993 года.
Я не верю в эту версию. На мой взгляд, она является продуктом чисто российского воображения и опирается на дурные российские традиции: если ты оппонент, то тебя нужно "размазать по стене".
Так или иначе, но на следующий день Борис Николаевич, почувствовав, что произвел слишком большой "погром", предложил мне сделать смягчающее заявление. Подобных эпизодов в кремлевской практике было немало.
Но ущерб авторитету президента наносили не столько они, сколько общее нарастание житейских трудностей населения в стране. И несмотря на это Ельцину еще в течение почти целого года удавалось сохранять довольно высокий рейтинг. Среди черт, вызывавших наибольшие симпатии к президенту, участники опросов отмечали прямоту, простоту, честность, решительность, твердость характера. То есть на президента работали те черты, которые, в сущности, определяют русский национальный характер. Идентификации с русским характером способствовала и внешность Ельцина - высокий рост, массивность фигуры, крупные черты лица. На вопрос, является ли основой доброжелательного отношения к Ельцину то, что он олицетворяет типично русский национальный характер, позитивно ответила большая часть опрошенных. Весенний опрос 1994 года выявил интересную особенность: относительную стабильность отношения населения к первому президенту России, несмотря на все сложнейшие события - трагический октябрь 1993 года, выборы в Государственную думу и принятие новой Конституции в декабре того же года. Ельцин как бы оценивался вне этих политических событий. Но иногда создавалось впечатление, что Ельцин ведет войну сам против себя. Руцкой, Зюганов, Хасбулатов, все ненавидящие его депутаты вместе взятые не нанесли ему такого морального ущерба, какой нанес себе он сам одной своей поездкой в Германию.
Не хочется описывать то, что прошло. Тем более, что репортажи с живыми картинками "конфузов" прошли по экранам всего мира. Я сопровождал Бориса Николаевича в той злополучной поездке и помню, какое тяжелое впечатление берлинские эпизоды произвели на тех членов делегации, которые впервые выезжали с президентом. Они просто не верили своим глазам. И нужно отдать должное губернатору Нижнего Новгорода Немцову и главе администрации Московской области Тяжлову, которые не стали хихикать, как многие другие, в рукав, а в тот же день в резиденции президента зашли к Борису Николаевичу и, что называется, по мужски, по-русски сказали ему все, что думают по этому поводу.
Помню непростой разговор с Немцовым, человеком прямым, смелым. Он напустился на меня с упреками: "Что же вы, помощники Бориса Николаевича, куда смотрите? Почему молчите? Боитесь потерять кресло? Почему не поговорите с Борисом Николаевичем напрямую? Может быть, ему нужно помочь... "
Я не стал говорить, что такие разговоры были. Тем более что толку от них было немного.
Буквально за несколько дней до злополучной поездки в Германию, отчасти по накопившимся негативным факторам, отчасти интуитивно предчувствуя надвигавшиеся неприятности, я передал Борису Николаевичу личную записку. В целом она касалась оценки общей политической ситуации в стране. Но это была своего рода декоративная заставка. Главное, о чем мне хотелось поставить президента в известность, - это нарастающая в обществе критика в его адрес. Для меня становилось все более очевидным, что сам он не видит себя со стороны, явно переоценивая отношение к себе народа. Словом, задача была не из простых. Важно было и предостеречь, и не обидеть президента.
Я писал:
"...Не следует питать иллюзий, что накопленный президентом: демократический капитал будет пожизненным иммунитетом от критики. В прессе все чаше звучат ноты раздражения. Начинает проскальзывать мысль о том, что имеет место имитация политики, что на самом деле президент с опозданием реагирует на самотек событий и явлений. Имитацией политики называют поездки по стране, многие из которых не несут серьезной политической нагрузки и быстро забываются. Плохо воспринимается, когда отдых преподносится как "рабочая поездка". Негативно оценен ряд мероприятий в Сочи во время Вашего отпуска, когда на фоне грозных событий в соседней Чечне и Абхазии президент участвовал в теннисном турнире "Большая шляпа". Газета "Известия" по этому поводу поместила резкий комментарий "Политика в шляпе набекрень".
Неудовлетворительность политического планирования во внутренних делах, по мнению прессы, все чаще компенсируется переносом акцентов на внешнюю политику. Отмечается перебор в количестве поездок за границу. При этом аналитики подмечают, что во внешней политике нередки случаи поиска внешних эффектов, краткосрочных выигрышей. В этой связи начинают приводиться аналогии с М. Горбачевым.
Общественность начинает критически присматриваться к чрезмерностям внешней, ритуальной стороны "явлений президента народу". В этой связи часто вспоминают доступного, демократичного Ельцина. Отмечается, что президент в последнее время неохотно идет на контакты с аудиторией, с прессой. В этой связи постоянно возобновляется тема здоровья президента, манипулирования им при принятии решений.
Подмечая эти пока еще фрагментарные факты и оценки, сторонники Ельцина предостерегают, что если негативные стороны "теремной политики" будут усугубляться, то к 1996 году президент может оказаться один на один с объединенной непримиримой оппозицией, которая не простит ему ничего".
Записка была передана Борису Николаевичу 30 августа 1994 года, в день начала визита в Германию. В. В. Илюшин отдал ее президенту по моей просьбе прямо в самолете. Обычно в полете за границу Ельцин просматривал материалы к предстоящим переговорам. Но на этот раз никаких политических переговоров не предполагалось. Поездка носила символический и главным образом протокольный характер - в связи с проводами последних российских солдат из Германии. Я надеялся, что Борис Николаевич сможет прочесть записку в самолете. Тем более, что в президентском самолете на этот раз не было никого, кто мог бы серьезно отвлечь его от работы. Большая часть делегации отправилась заранее другим самолетом.