Страница:
Аппендицит! «Ап» — сидеть, стоять, лежать. В цирке видел. Значит, тазобедренная область. «Пен» — похоже на одно нехорошее слово, которое в искаженном варианте на шлакоблочных заборах пишут. Ди — четвертая буква в алфавите американца. «Ци» — что-то такое китайское, связанное с энергией. "Т" — точка.
Следовательно, точка нахождения искомого аппендицита должна находится примерно в четырех сантиметрах от энергетического седалища нехорошего слова.
Коротко замахнувшись, я всадил скальпель в живот Объекта.
Так. Что там у нас внутри? У-у-у! Какая гадость. И ничего знакомого.
— Боб, поставь под стол тазик. Мы теряем много крови. Что значит, тазика нет? Отбери у шамана бубен. Пусть без инструмента прыгает.
Теперь самое главное, найти то, что не нужно больному. Какой-нибудь лишний кусочек кишки или мышцы. Может быть вот этот? Как-то странно данный кусок дергается. Тук-тук. Тук-тук. Места мало занимает, а беспокойный. Или, например вот этот шматок? От которого даже через защитную повязку никотином разит? Ха!
— Боб, вынь изо рта Объекта трубку. Спасибо.
Поковырявшись еще с десяток минут, я все-таки отыскал парочку, на мой взгляд, совершенно не нужных кусков. Один синий, другой красный. И весь вопрос был в том, какой из них отрезать. Решить столь важный для Объекта вопрос самостоятельно я не мог. Поэтому, с молчаливого согласия Боба, который всю операцию удерживал шамана на безопасном расстоянии от Объекта, я обратился к скрытым резервам:
— Милашка. Буди Герасима. Да не торопи его. Он спросонья цвета путает.
Через час из бокового люка спецмашины с закрытыми глазами высунулось небритое, но не потерявшее одухотворенности лицо третьего номера.
— Мм.
— Доклад принят, третий номер. Вы как раз вовремя. У нас критическая ситуация. Три бубна крови, приходящий в себя, местами надрезанный, больной и два аппендицита. Красный и синий. Гера, помощи ждать неоткуда. Тебе какой цвет больше нравится, синенький, или красненький?
— Мм, — не совсем уверенно ответил третий номер и ткнул из люка пальцем в сторону больного. После чего исчез из поля зрения. Отдыхать пошел.
— А мне тоже больше нравится синий, — заметил Боб.
— В общем-то, я не против данного цвета, — покусывая губы, согласился я. — А что по этому поводу думает товарищ шаман?
Шаман ничего не думал, а бился в истерике, переживая за состояние Объекта.
— Значит… — подвел я черту. — Значит, общим и единогласным голосованием останавливаемся на синем куске. Это даже символично. Синий иней на Объекте, синий иней на проводах. Даже небо стало темно-синим.
Скальпель, с кусками колбасы, оставшейся от трапезы Боба, нежно перерезал единогласно выбранный синий аппендицит. Объект даже не вздрогнул. Вот что значит хорошая анестезия и качественная работа.
— Второй номер! А где у нас мусорная корзина? Не приготовили? Тогда выливай кровь и кинь в бубен вот эту гадость. Больной! Больно-ой! Вам какими нитками зашивать? Черными, или белыми?
— Командор! Командор! — неожиданно взревела Милашка. — Там… Срочно… Директор…
Вечно он не вовремя.
— Сергеев от операционного стола слушает!
— Сергеев… — что-то больно у Директора голос елейный. Наверняка очередная гадость для команды. — Тут такое дело, Сергеев…
— Да не мнитесь вы, товарищ Директор. Режьте правду, какой бы горькой она ни была. Спецмашина номер тринадцать и ее команда готова выслушать любые новости
— Дело такое… Ты уж извини, майор… По уточненным данным, вашему подразделению не нужно ничего вырезать. Требуется всего лишь вывезти труп на Большую Землю для последующего захоронения. Неправильная расшифровка голубиной почты. Вы слышите меня, майор Сергеев? Майор Сергеев!
Шаман, бившийся до этого в истерике, заулыбался во все щеки и, подскочив к Объекту, стал душить себя руками. Очевидно, данное проявление чувств говорило о полном согласии со словами Директора.
Сорвав с головы связь-ушанку и сунув ее в руки обалдевшего Боба, я склонился над покойником и, стиснув зубы, прошептал:
— Какими нитками зашивать, гад!!!
Объект, по счастливому стечению оказавшийся не больным, а как бы уже трупом, дернул уголками губ и чуть слышно прошептал:
— Синими…
— Команда! Работаем! — гаркнул я. — Милашка, срочно сюда Герасима. В любом состоянии. Но, со швейной машинкой.
Эпизод 7.
Следовательно, точка нахождения искомого аппендицита должна находится примерно в четырех сантиметрах от энергетического седалища нехорошего слова.
Коротко замахнувшись, я всадил скальпель в живот Объекта.
Так. Что там у нас внутри? У-у-у! Какая гадость. И ничего знакомого.
— Боб, поставь под стол тазик. Мы теряем много крови. Что значит, тазика нет? Отбери у шамана бубен. Пусть без инструмента прыгает.
Теперь самое главное, найти то, что не нужно больному. Какой-нибудь лишний кусочек кишки или мышцы. Может быть вот этот? Как-то странно данный кусок дергается. Тук-тук. Тук-тук. Места мало занимает, а беспокойный. Или, например вот этот шматок? От которого даже через защитную повязку никотином разит? Ха!
— Боб, вынь изо рта Объекта трубку. Спасибо.
Поковырявшись еще с десяток минут, я все-таки отыскал парочку, на мой взгляд, совершенно не нужных кусков. Один синий, другой красный. И весь вопрос был в том, какой из них отрезать. Решить столь важный для Объекта вопрос самостоятельно я не мог. Поэтому, с молчаливого согласия Боба, который всю операцию удерживал шамана на безопасном расстоянии от Объекта, я обратился к скрытым резервам:
— Милашка. Буди Герасима. Да не торопи его. Он спросонья цвета путает.
Через час из бокового люка спецмашины с закрытыми глазами высунулось небритое, но не потерявшее одухотворенности лицо третьего номера.
— Мм.
— Доклад принят, третий номер. Вы как раз вовремя. У нас критическая ситуация. Три бубна крови, приходящий в себя, местами надрезанный, больной и два аппендицита. Красный и синий. Гера, помощи ждать неоткуда. Тебе какой цвет больше нравится, синенький, или красненький?
— Мм, — не совсем уверенно ответил третий номер и ткнул из люка пальцем в сторону больного. После чего исчез из поля зрения. Отдыхать пошел.
— А мне тоже больше нравится синий, — заметил Боб.
— В общем-то, я не против данного цвета, — покусывая губы, согласился я. — А что по этому поводу думает товарищ шаман?
Шаман ничего не думал, а бился в истерике, переживая за состояние Объекта.
— Значит… — подвел я черту. — Значит, общим и единогласным голосованием останавливаемся на синем куске. Это даже символично. Синий иней на Объекте, синий иней на проводах. Даже небо стало темно-синим.
Скальпель, с кусками колбасы, оставшейся от трапезы Боба, нежно перерезал единогласно выбранный синий аппендицит. Объект даже не вздрогнул. Вот что значит хорошая анестезия и качественная работа.
— Второй номер! А где у нас мусорная корзина? Не приготовили? Тогда выливай кровь и кинь в бубен вот эту гадость. Больной! Больно-ой! Вам какими нитками зашивать? Черными, или белыми?
— Командор! Командор! — неожиданно взревела Милашка. — Там… Срочно… Директор…
Вечно он не вовремя.
— Сергеев от операционного стола слушает!
— Сергеев… — что-то больно у Директора голос елейный. Наверняка очередная гадость для команды. — Тут такое дело, Сергеев…
— Да не мнитесь вы, товарищ Директор. Режьте правду, какой бы горькой она ни была. Спецмашина номер тринадцать и ее команда готова выслушать любые новости
— Дело такое… Ты уж извини, майор… По уточненным данным, вашему подразделению не нужно ничего вырезать. Требуется всего лишь вывезти труп на Большую Землю для последующего захоронения. Неправильная расшифровка голубиной почты. Вы слышите меня, майор Сергеев? Майор Сергеев!
Шаман, бившийся до этого в истерике, заулыбался во все щеки и, подскочив к Объекту, стал душить себя руками. Очевидно, данное проявление чувств говорило о полном согласии со словами Директора.
Сорвав с головы связь-ушанку и сунув ее в руки обалдевшего Боба, я склонился над покойником и, стиснув зубы, прошептал:
— Какими нитками зашивать, гад!!!
Объект, по счастливому стечению оказавшийся не больным, а как бы уже трупом, дернул уголками губ и чуть слышно прошептал:
— Синими…
— Команда! Работаем! — гаркнул я. — Милашка, срочно сюда Герасима. В любом состоянии. Но, со швейной машинкой.
Эпизод 7.
— Тринадцатую машину вызывает диспетчер.
— Тринадцатая машина слушает.
— Тринадцатая машина готова к работе?
— Тринадцатая машина готова к работе.
Несколько секунд тишины.
— Ребята. У вас все нормально?
Второй номер поворачивается в мою сторону.
— Командир, у нас все нормально?
— Милашка, Герасим спит? Как суслик? Значит, все нормально.
— Диспетчерская. У тринадцатой машины все нормально.
— Ни пожаров главного двигателя, ни проколов колес, ни заблудших старушек? И американец есть не хочет?
— Вроде нет, — прислушивается к тихому урчанию в желудке Боб. — Сытый я.
— Да? Ну, ладно. Все же вы после смены к психологу зайдите. Хорошо? Странные вы какие-то сегодня. А по вызову сможете выехать?
— А что нам мешает? Хоть сейчас.
— Тогда пересылаю координаты и подробности. Вы, ребята, все-таки сходите к психологу.
— Сходим, сходим. Конец связи.
Боб отключил канал. Милашка приняла координаты. Герасим перевернулся на другой бок.
— Мыша! Что нам сегодня подкинули? — я оторвался от ознакомительного пролистывания ежедневной утренней газеты «Вечерние новости».
— Вызов с Литейного переулка. Дом такой-то. В скоростном лифте застряли тринадцать человек. Звонок о помощи поступил пятьдесят две секунды назад.
— Направление Литейный переулок. Скорость выше средней. Знаки оповещения обычные. Гудок и цветные гирлянды по бортам. Вперед!
Спецмашина подразделения 000, значащаяся в списках под номером тринадцать, неторопливо вырулила с территории парка Труда и Отдыха и, пропустив колонну мусоровозов, не спеша, обгоняя транспорт четных налогоплательщиков, покатила по направлению к Литейному переулку.
— Стоп! — срываюсь я с места и пытаюсь дотянуться до панели связи.
Милашка от неожиданности тормозит всеми гусеницами и колесами, оставляя на пластике проспекта две широкие канавы глубиной до двух метров.
Второй номер, утыкается лицом в ветровое стекло, оставляя на нем отпечатки не обтертых от мороженого губ.
В спальном отсеке слышатся кратковременные глухие удары. Видать, Герасим забрался спать на третью полку.
— Стоп, — повторяю я команду. — Срочно вызвать диспетчерскую.
Милашка судорожно настраивается на волну Службы и, соединившись, моргает зелеными лампочками.
— Слушает диспетчерская.
— Пока что майор Сергеев это. Тринадцатая машина.
— Узнали, Сергеев. Долго работать до пенсии будете.
— Я по поводу вызова…
— Уточненных данных не поступало.
— К черту данные. Я не об этом. Вы куда нас посылаете? Лифтерами работать? А они чем занимаются? Мы спасатели, или мальчики на побегушках? Директор в курсе?
— Отвечаю по порядку заданных вопросов, майор Сергеев. Вас посылают извлечь из застрявшего лифта тринадцать человек. У лифтеров сегодня день профилактики. Им только что наклеили противоспидывые пластыри. Вы спасатели, а не мальчики на побегушках. Директор Службы сидит рядом и пьет чай с печенюхами. Передать ему микрофон?
— Не стоит, — обида накатывает, словно морской прибой на раскаленную лаву. — У нас тут, кстати, пожар в главном двигателе.
— Не сочиняйте, Сергеев. Датчики показывают, что у вас стабильное состояние.
— Колеса. Все. Разом.
— По теории вероятности такое возможно только раз в тысячу лет. А последний раз все колеса на вашей спецмашине спускали на прошлой неделе.
— А старух кто будет через трассы переводить? — срываюсь я в крик.
Диспетчерская невозмутима.
— Все учтенные, как вы изволили высказаться, старухи, сегодня сидят дома и ждут доставки пенсии. Кстати, майор Сергеев, Директор интересуется, ваш экипаж не хочет заняться развозом пенсионных вкладов?
— Мой экипаж, дорогая диспетчерская, едет вызволять тринадцать человек, которые застряли в скоростном лифте на Литейном проезде! Конец связи!
Тумблер с треском отваливается от панели связи, и Милашка осуждающе подмаргивает красной лампочкой.
— Извини, не сдержался, — психую я, и падаю в кресло водителя. — Нет! Вы слышали, как она со мной нагло разговаривала? Ей же плевать на наши внутренние проблемы. Ей неинтересно, что мы целыми днями колеса меняем. Пенсию развозить!? Может нам еще санитарами на полставки устроиться в дом Малютки? Спа-са-те-ли!!!
— Я есть захотел, — наконец-то подал умные признаки жизни второй номер. — Очень захотел!
Милашка с глухим треском вовремя опускает предохранительную сетку, разделяющую правую и левую сторону кабины. Я пытаюсь дотянуться сквозь крупную ячейку сетки до американца, который спешно закидывает личные вещи в рюкзак.
— Куда, американская мечта? Сбежать захотел? Мы тебя где угодно найдем. Хоть на краю света, хоть дальше, в твоей Америке. Не выпускать!
Милашке ничего не остается, как выполнить приказ командира. Двери заблокированы, стекла подняты, Боб мечется в поисках выхода.
— Ы-ых! — усилием воли я выпускаю из себя дух злого командира. Устал я. Стал невыдержанным. Грубым стал. Если дела так и дальше пойдут, то спишут раньше времени. — Ы-ыы-ых!
Милашка чувствует, что угроза конфликта миновала и неторопливо поднимает сетку. Я подхожу к сжавшему губы Бобу и предлагаю:
— Выбирай, второй номер. Одно из двух. Или ты без нас, или три щелбана.
Американец выторговывает два щелбана и стоически переносит один удар по лбу. После чего мы жмем друг другу руки и расходимся по своим местам. После такой встряски янкель вряд ли вспомнит о пище ранее, чем через два часа.
— Далеко до Литейного? — ровное дыхание и карвалольного пластыря быстро возвращают тело в недавнее рабочее состояние.
— Подъезжаем, командор.
Милашка сворачивает с проспекта, и, чуть слышно грохоча гусеницами, останавливается у подъезда.
Сверяю номера. Все правильно. Дом такой-то.
— Выгружаемся. Форма одежды произвольная. Второму номеру оставить в кабине продуктовую сумку. Спецмашине выключить сирену и потушить гирлянды. Незачем привлекать внимание добропорядочных граждан.
Но добропорядочные граждане уже разбужены и выглядывают из окон. Некоторые позевывают, а некоторые пьют утрений кофе.
— Интересно, а который сейчас час? — смущенный слишком большим количеством зевков, спрашивает американец.
— Четыре утра, — отвечаю я, хмуря брови. Как и янкеля, меня тоже охватило смущение. Но не по поводу большого количества разбуженных жильцов. Добропорядочные граждане никогда не имеют ничего против приезда подразделения 000. Еще со школьной скамьи они знают, что рано или поздно, но и в их тихий дворик ворвется, гудя гудками, колеся колесами и сиреня сиренами, спецмашина подразделения 000. Даже больше скажу. Уверен, что сейчас из домов набежит детвора, которая станет требовать заказанные на Новый Год подарки. У Милашки в грузовом отсеке до сих пор лежат три мешка писем с невыполненными заказами. Они даже про нас, про спасателей стишок нескладный сочинили:
— Боб. Свяжись с десантной бригадой. Пусть будут наготове. Может понадобиться их помощь.
— Думаешь, что-то серьезное?
— Эх, Боб, Боб. У нас в России несерьезных дел не бывает. Каждый считает, что его вопрос важнее всего, что его очередь впереди всех, и что каждый начальник прав по-своему. Ясно выражаюсь?
Боб попытался осмыслить мудреное русское размышление, и ничего не осмыслил. Не то дошкольное воспитание. Но согласился, понимая душой, что с начальством иногда просто необходимо соглашаться.
— А раз ясно, то вытаскивай-ка, мой американский напарник, из грузового отсека ящик с инструментами. Да сам не пыжься. Погрузчиком воспользуйся. Милашка давно обещала его починить. Еще не починила? Ну… Тогда, выходит, пыжься.
Не желая больше пререкаться с янкелем, я отвернулся и направился к подъезду, где в это ранее теплое утро сидел зеленый патруль в составе восьми бабушек, пяти дедушек и трех неопределенного возраста граждан, которые спали рядом в палисаднике, и по которым ползала большая черная муха.
Мое приближение вызвало в зеленом патруле возникновение трех вопросов. Кто такой, зачем пожаловал и давно ли я вышел из запоя? Восемьдесят процентов зеленого патруля считало, что я приехал на импортной машине к прости… тучхе… (простите, насморк) Люське. Десять процентов, что я почтальон с пенсией. Десять, что я даже и не выходил из запоя. И одна тысячная процента в виде черной мухи была твердо убеждена, что она воздержалась от лишних размышлений.
Выстроив всех присутствующих в одну шеренгу по росту, а тех, кто не мог стоять, уложив по ранжиру, я кратко и доходчиво изложил населению цель приезда. И попросил членов зеленого патруля обойти каждую из трех тысяч квартир злополучного подъезда дома номер такой-то, дабы предупредить жильцов, что им не стоит дожидаться, когда наша команда отремонтирует лифт, а выходить на работу пораньше. Особенно жильцам верхних этажей.
— А тех, кто не желает топать ногами, попрошу воспользоваться парашютами, но с другой стороны дома. И рекомендую, дорогие мои пенсионеры, начать обход именно с верхних этажей.
Клятвенно пообещав, что похлопочу перед Президентом об индивидуальном увеличении пенсии отличившимся, я проводил старушек и старичков до площадки второго этажа. Боб следом занес трех граждан неопределенного возраста. Сидевшая на них большая черная муха слазить с тел даже не думала.
— Не стыдно вселять призрачные надежды? — Боб откровенно меня презирал. — Это же так плохо.
— Будет гораздо хуже, если в результате нашей работы пострадают ни в чем неповинные люди. А так я отправил пенсионеров подальше от производства с вредными условиями труда. Ты куда, кстати, собрался?
Боб невозмутимо продолжил подниматься по широкой лестнице:
— Хочу проверить, все ли спокойно в подъезде.
— Запомни, второй номер! — крикнул я американцу. — Когда будешь просить у жильцов хлебушка, то не обижайся, если все они пошлют тебя подальше на рабочее место.
Боб демонстративно засунул в карман продуктовую сумку и скрылся за пролетом.
Вот так, воспитываешь эмигрантов, а они все идут по кривой дорожке и ничто их не в силах перевоспитать.
— Милашка. Командир на связи. Ты уже подсоединилась к дому?
— Еще несколько минут, командор. В подвале полно крыс, а я их жутко боюсь.
— Так сожги их, пока все кабели не перегрызли.
Милашке лишь бы приказ получить. Выдвинула из боковой стены телескопический распылитель, вставила в подвальное окошко и дыхнула пламенем. Аж из чердака дым повалил.
— Спасибо за совет, командор. Здание под моим контролем.
— Значица, так, — я с умным видом почесал умную голову. — В первую очередь мне необходимо знать, на каком этаже сейчас промышляет второй номер, и каковы результаты его похождений?
— Второй номер за пятнадцать минут с начала нашего прибытия успел обойти сто шестьдесят пять квартир. Отказано в приеме только в одной. Хозяева в отпуске. Продуктовая сумка полна. На отдельных лестничных пролетах обнаружены скрытые тайники с замаскированными продуктовыми складами. Общий объем гуманитарной помощи собранной с жильцов данного подъезда составляет чуть менее трех тонн. Уточнение… Три тонны ровно. Если бы вы слышали, командор, что второй номер говорит населению!…
— Не надо, Милашка. Я в курсе.
В первый же день своего пребывания в команде, Боб так разжалобил меня рассказами о несчастной жизни американских содержателей индюшачьих ферм, что я сдал ему не только весь домашний запас продуктов, но и месячную зарплату. Которую, кстати, янкель не отдал до сих пор.
— Мы можем его вернуть без жертв?
Умная спецмашина подразделения 000 выдала ответ через секунду:
— Сто к одному, нет. Может быть, вызвать второй экипаж?
— Не стоит. Если второй номер не появится к вечеру, то запишем его в пропавшие без вести и заявим официальный протест министерству архитектуры. Пусть сами ищут. Но, по-моему, не стоит волноваться. Боб не тот парень, чтобы потерять с нами связь. На чем-то он должен вывезти продукты. Без нас ему не обойтись.
— Вы правы, командор. Я тоже надеюсь на лучшее.
Милашка иногда верит в совершенно несбыточные вещи.
— Скажи-ка, Мыша, — мысли о Бобе немного отвлекли от работы. — А на каком этаже застряли счастливчики? Надеюсь, нам не придется карабкаться выше трехсотого этажа?
— Группа налогоплательщиков количеством тринадцать голов томится между вторым и первым этажом.
— Ты не ошибаешься? — о такой удаче можно было только мечтать. Не придется долго пересчитывать ступени и пачкать руки о километры перилл. Это только в новых моделях домов установлены эскалаторы. А в пролетарских районах, как это не грустно, до сих пор старомодные лестницы. Правда, покрытые мрамором.
— Спецмашина никогда не ошибается, — в динамиках Милашки прозвучала обида. — Высота над уровнем отметки первого этажа полтора метра.
Ну и славненько. Ну и замечательно.
— Полтора метра? Всего? Тогда обрубаем канаты и пусть пассажиры немного попрыгают. Надеюсь, обойдемся мелкими синяками и ссадинами. А уже на месте вскроем двери и заработаем еще одну благодарность от начальства. Как тебе мой план, Мыша?
— Плохой план, командор. — Милашка откровенно дерзила. — Командор не знает, что под первым уровнем еще сотня этажей с гаражами, химчистками, детскими садами, средними и высшими учебными заведениями. Не говоря уже об ипподроме на минус сороковом этаже. Обрубив троса, мы подвергнем угрозе жизнь не только людей, но и лошадок.
— Там маленькие лошадки, и им живется несладко, — вспомнил я слова колыбельной, которую мне пела мама. — План с тросами отменяется. Перед тем, как определиться со второй версией плана, я хочу попробовать связаться с несчастными.
— Хорошая мысль, командор.
— Ты не умничай. Лучше установи постоянное наблюдение за подъездом. Фиксируй, кто вышел, кто зашел. Всех впускать, никого не выпускать. Надеюсь, справишься? И главное, если появится Боб американский, предупреди меня.
Я едва успел войти в подъезд, как спецмашина подразделения 000 загородила своей массой все входы выходы подъезда. У единственного сквозного прохода, проходящего через массив спецмашины, Милашка выставила бронзовую фигурку моряка с острой железной палкой, а рядом выдвинула будку с надписью «выдача пропусков».
Любопытство и жажда знаний заставили меня вернуться, получить пропуск на вход, предварительно заполнив более ста пунктов анкеты, и нацепить пластиковое колечко с намагниченными боками на острую палку моряка. После проверки данных пропуска, глаза моряка загорелись адским огнем, и из нутра донеслись хриплые слова инструкции по пользованию электрических чайников.
— Недоделочка, — оправдалась Милашка, отключая матроса и выставляя на его место пингвина. Глупая птица была приручена Директором Службы после ознакомительного посещения Южного полюса и иногда забегала к нам в гости поклянчить еду у американца. Чаще всего Боб в подачке отказывал, и тогда обиженная птица уходила в глубины Милашки, где находила теплый ночлег на пару дней.
Клятвенно обещая себе, что в ближайшее время прекращу недозволенные посещения спецмашины разными там пингвинами, я, взвалив на плечи инструментальный ящик, поднялся на второй этаж.
Первым делом освободить рабочее место, а именно межэтажную площадку. Отодвинуть в дальний угол кадки с пальмами, автоматы с газированным квасом и наглухо заколотить досками газетный киоск. Практика показывает, что киоскерша всегда все знает лучше спасателей и непременно посоветует сделать вот так, а никак не иначе.
Скатав в тугой рулон ковер, я постелил перед лифтом резиновый ортопедический коврик для работы в горизонтальном положении и приступил непосредственно к работе.
— Милашка! Командир на связи, — поправив микрофон в связь-каске, обратился я к спецмашине. — Делать-то что?
Пока Милашка запрашивала базу данных лифторемонтников, я открыл инструментальный ящик и проверил комплектность. Зеленая контрольная лампочка зажглась в тот момент, когда спецмашина подключилась, сообщая порядок действия при поломке лифта.
— Командор. Это я. В файлах лифтовиков настоящий бардак. Но я сумела расшифровать пару записей. Первым делом попробуйте убедиться в наличии застрявших объектов. Любым из доступных способов.
Было бы сказано. Приложив ухо к дверцам лифта, я прислушался.
— Что-нибудь слышно, командор?
Лифт, как это ни банально звучит, жил своей размеренной жизнью. Скрипели толстые, с руку, тросы подтяжки, натяжки и поддержки. Капала просочившаяся из-под крыши влага. Ворковали голуби, несанкционированно свившие гнездо в шахте. Вопила застрявшая в вентиляции крыса. Но Объект, а в нашем случае Объекты, не подавали никаких признаков жизни.
— Померли они там все, что ли? — не хватало еще такого позорного пятна на мундире спасателя. — Приступаю к аварийным способам проверки.
Подходящий молоток обнаружился в ящичке с надписью «Подходящие инструменты».
Тяжелые удары сотрясли подъезд. Если хочешь, чтобы тебя услышали, надо выкладываться полностью. Из нескольких квартир высунулись любопытные налогоплательщики, которые, впрочем, тут же исчезли под моим испепеляющим взглядом. Мы, спасатели Службы не любим, когда за нашими спинами толпятся любопытные и даром любуются на качественную работу. Пришлось, правда, дать несколько автографов, но без этого в нашей работе не обойтись.
В ответ на аварийные способы проверки чувствительные сенсоры Милашки уловили глухие ответные удары, исходящие из области лифта. Ровно тринадцать ударов. О чем она мне и сообщила:
— Живые, голубчики.
Сколько они там уже томятся? Если верить часам концерна с мировым именем «Заря», то, почитай, часа три с половиной.
— Будем резать двери, — принял я решение и приготовился вытаскивать из инструментального ящика протонный авто резак. Но в ящичке с надписью «Режущие предметы» обнаружил только ножовку по металлу. Ржавую и тупую.
— У нас что, доукомплектации со времен образования подразделения не было?
Милашка осталась безучастной к данному крику спасателя. В ее компетенцию доукомплектация не входила.
— Извините, командор, что мешаю работать, но хотелось бы вам напомнить, что для вскрытия лифтовых дверей механическим способом требуется санкция прокурора и департамента внутренних дел.
Ну, надо же! Плевое дело, а санкцию подавай. Но закон есть закон.
— А взрывать можно?
— Можно, но не рекомендуется, — в особо серьезных случаях Милашка переходила на суровый мужской голос. — Данные лифты изготовлены из отработанных ступеней околоземных челноков «Буран». Особо прочные сплавы. И в обшивке могут сохраняться остатки не переработанного топлива.
Это уже серьезней. Да, было и в России время, когда строили, из чего попало, и как попало. Лишь бы обеспечить всех добропорядочных налогоплательщиков жильем к юбилейному …ехтысячному году. Обеспечить то обеспечили, а о взрывбезопасности не подумали.
— Хорошо, — сдался я перед трудностями. — А что предложит мне умная спецмашина подразделения 000?
Милашка подумала и выдала совершенно необычное, на мой взгляд, решение.
— До выхода на работу лифтеров осталось восемь с половиной часов. Мы можем устроить застрявшим Объектам концерт. Вызовем артистов. Певиц, певцов, артистов оригинального жанра, дрессировщиков с собачками, клоунов. И народ отдохнет и нам скучно не будет.
— А зарплату клоунам кто платить будет? Да и не продержаться Объекты столько времени. Они ж кушать хотят. И остальные дела. Знаешь что? Свяжись-ка ты лучше с диспетчерской. С Директором. Они нас сюда послали, они же пусть и вытаскивают. А то все больно умные на местах, а как до дела доходит, все чай с печенюхами только пьют.
Директор ответил практически сразу. Я даже не успел смахнуть капельки пота с уставшего лба.
— Что за паника, все еще майор Сергеев? — загремел в ухе голос Директора. Пришлось сделать громкость поменьше.
— Я с места происшествия. Одну секунду, сейчас настрою камеру, и вы все увидите собственными глазами. Вот так, хорошо видно?
— Это лифт?
— Нет, товарищ Директор. Это кадка с пальмой. А лифт правее. Проблема в следующем, не вижу пока никакой возможности извлечь Объекты. Подступы затруднены, резать-взрывать нельзя. Сносить весь дом не имеет смысла. Требуется совет старшего товарища и начальника.
— Моя, что ли?
Говорят, когда сам Директор еще не был Директором, а пахал рядовым спасателем, он отличался сообразительностью. С ним советовались не только отечественные, но и зарубежные спасатели. Поэтому он пользовался заслуженным авторитетом, и поэтому стал Директором.
— Тринадцатая машина слушает.
— Тринадцатая машина готова к работе?
— Тринадцатая машина готова к работе.
Несколько секунд тишины.
— Ребята. У вас все нормально?
Второй номер поворачивается в мою сторону.
— Командир, у нас все нормально?
— Милашка, Герасим спит? Как суслик? Значит, все нормально.
— Диспетчерская. У тринадцатой машины все нормально.
— Ни пожаров главного двигателя, ни проколов колес, ни заблудших старушек? И американец есть не хочет?
— Вроде нет, — прислушивается к тихому урчанию в желудке Боб. — Сытый я.
— Да? Ну, ладно. Все же вы после смены к психологу зайдите. Хорошо? Странные вы какие-то сегодня. А по вызову сможете выехать?
— А что нам мешает? Хоть сейчас.
— Тогда пересылаю координаты и подробности. Вы, ребята, все-таки сходите к психологу.
— Сходим, сходим. Конец связи.
Боб отключил канал. Милашка приняла координаты. Герасим перевернулся на другой бок.
— Мыша! Что нам сегодня подкинули? — я оторвался от ознакомительного пролистывания ежедневной утренней газеты «Вечерние новости».
— Вызов с Литейного переулка. Дом такой-то. В скоростном лифте застряли тринадцать человек. Звонок о помощи поступил пятьдесят две секунды назад.
— Направление Литейный переулок. Скорость выше средней. Знаки оповещения обычные. Гудок и цветные гирлянды по бортам. Вперед!
Спецмашина подразделения 000, значащаяся в списках под номером тринадцать, неторопливо вырулила с территории парка Труда и Отдыха и, пропустив колонну мусоровозов, не спеша, обгоняя транспорт четных налогоплательщиков, покатила по направлению к Литейному переулку.
— Стоп! — срываюсь я с места и пытаюсь дотянуться до панели связи.
Милашка от неожиданности тормозит всеми гусеницами и колесами, оставляя на пластике проспекта две широкие канавы глубиной до двух метров.
Второй номер, утыкается лицом в ветровое стекло, оставляя на нем отпечатки не обтертых от мороженого губ.
В спальном отсеке слышатся кратковременные глухие удары. Видать, Герасим забрался спать на третью полку.
— Стоп, — повторяю я команду. — Срочно вызвать диспетчерскую.
Милашка судорожно настраивается на волну Службы и, соединившись, моргает зелеными лампочками.
— Слушает диспетчерская.
— Пока что майор Сергеев это. Тринадцатая машина.
— Узнали, Сергеев. Долго работать до пенсии будете.
— Я по поводу вызова…
— Уточненных данных не поступало.
— К черту данные. Я не об этом. Вы куда нас посылаете? Лифтерами работать? А они чем занимаются? Мы спасатели, или мальчики на побегушках? Директор в курсе?
— Отвечаю по порядку заданных вопросов, майор Сергеев. Вас посылают извлечь из застрявшего лифта тринадцать человек. У лифтеров сегодня день профилактики. Им только что наклеили противоспидывые пластыри. Вы спасатели, а не мальчики на побегушках. Директор Службы сидит рядом и пьет чай с печенюхами. Передать ему микрофон?
— Не стоит, — обида накатывает, словно морской прибой на раскаленную лаву. — У нас тут, кстати, пожар в главном двигателе.
— Не сочиняйте, Сергеев. Датчики показывают, что у вас стабильное состояние.
— Колеса. Все. Разом.
— По теории вероятности такое возможно только раз в тысячу лет. А последний раз все колеса на вашей спецмашине спускали на прошлой неделе.
— А старух кто будет через трассы переводить? — срываюсь я в крик.
Диспетчерская невозмутима.
— Все учтенные, как вы изволили высказаться, старухи, сегодня сидят дома и ждут доставки пенсии. Кстати, майор Сергеев, Директор интересуется, ваш экипаж не хочет заняться развозом пенсионных вкладов?
— Мой экипаж, дорогая диспетчерская, едет вызволять тринадцать человек, которые застряли в скоростном лифте на Литейном проезде! Конец связи!
Тумблер с треском отваливается от панели связи, и Милашка осуждающе подмаргивает красной лампочкой.
— Извини, не сдержался, — психую я, и падаю в кресло водителя. — Нет! Вы слышали, как она со мной нагло разговаривала? Ей же плевать на наши внутренние проблемы. Ей неинтересно, что мы целыми днями колеса меняем. Пенсию развозить!? Может нам еще санитарами на полставки устроиться в дом Малютки? Спа-са-те-ли!!!
— Я есть захотел, — наконец-то подал умные признаки жизни второй номер. — Очень захотел!
Милашка с глухим треском вовремя опускает предохранительную сетку, разделяющую правую и левую сторону кабины. Я пытаюсь дотянуться сквозь крупную ячейку сетки до американца, который спешно закидывает личные вещи в рюкзак.
— Куда, американская мечта? Сбежать захотел? Мы тебя где угодно найдем. Хоть на краю света, хоть дальше, в твоей Америке. Не выпускать!
Милашке ничего не остается, как выполнить приказ командира. Двери заблокированы, стекла подняты, Боб мечется в поисках выхода.
— Ы-ых! — усилием воли я выпускаю из себя дух злого командира. Устал я. Стал невыдержанным. Грубым стал. Если дела так и дальше пойдут, то спишут раньше времени. — Ы-ыы-ых!
Милашка чувствует, что угроза конфликта миновала и неторопливо поднимает сетку. Я подхожу к сжавшему губы Бобу и предлагаю:
— Выбирай, второй номер. Одно из двух. Или ты без нас, или три щелбана.
Американец выторговывает два щелбана и стоически переносит один удар по лбу. После чего мы жмем друг другу руки и расходимся по своим местам. После такой встряски янкель вряд ли вспомнит о пище ранее, чем через два часа.
— Далеко до Литейного? — ровное дыхание и карвалольного пластыря быстро возвращают тело в недавнее рабочее состояние.
— Подъезжаем, командор.
Милашка сворачивает с проспекта, и, чуть слышно грохоча гусеницами, останавливается у подъезда.
Сверяю номера. Все правильно. Дом такой-то.
— Выгружаемся. Форма одежды произвольная. Второму номеру оставить в кабине продуктовую сумку. Спецмашине выключить сирену и потушить гирлянды. Незачем привлекать внимание добропорядочных граждан.
Но добропорядочные граждане уже разбужены и выглядывают из окон. Некоторые позевывают, а некоторые пьют утрений кофе.
— Интересно, а который сейчас час? — смущенный слишком большим количеством зевков, спрашивает американец.
— Четыре утра, — отвечаю я, хмуря брови. Как и янкеля, меня тоже охватило смущение. Но не по поводу большого количества разбуженных жильцов. Добропорядочные граждане никогда не имеют ничего против приезда подразделения 000. Еще со школьной скамьи они знают, что рано или поздно, но и в их тихий дворик ворвется, гудя гудками, колеся колесами и сиреня сиренами, спецмашина подразделения 000. Даже больше скажу. Уверен, что сейчас из домов набежит детвора, которая станет требовать заказанные на Новый Год подарки. У Милашки в грузовом отсеке до сих пор лежат три мешка писем с невыполненными заказами. Они даже про нас, про спасателей стишок нескладный сочинили:
Так о чем я? Да! О смущении. Меня в данную минуту смущает факт того, что посреди ночи тринадцать человек оказались застрявшими в лифте. Это подозрительно. Двое, четверо, это куда ни шло. Частенько случается. Но нечетное число, такое на моей памяти впервые.
Здравствуй дедушка спасатель,
Комбнезон из ваты.
Ты подарки нам привез?
Кирки и лопаты.
— Боб. Свяжись с десантной бригадой. Пусть будут наготове. Может понадобиться их помощь.
— Думаешь, что-то серьезное?
— Эх, Боб, Боб. У нас в России несерьезных дел не бывает. Каждый считает, что его вопрос важнее всего, что его очередь впереди всех, и что каждый начальник прав по-своему. Ясно выражаюсь?
Боб попытался осмыслить мудреное русское размышление, и ничего не осмыслил. Не то дошкольное воспитание. Но согласился, понимая душой, что с начальством иногда просто необходимо соглашаться.
— А раз ясно, то вытаскивай-ка, мой американский напарник, из грузового отсека ящик с инструментами. Да сам не пыжься. Погрузчиком воспользуйся. Милашка давно обещала его починить. Еще не починила? Ну… Тогда, выходит, пыжься.
Не желая больше пререкаться с янкелем, я отвернулся и направился к подъезду, где в это ранее теплое утро сидел зеленый патруль в составе восьми бабушек, пяти дедушек и трех неопределенного возраста граждан, которые спали рядом в палисаднике, и по которым ползала большая черная муха.
Мое приближение вызвало в зеленом патруле возникновение трех вопросов. Кто такой, зачем пожаловал и давно ли я вышел из запоя? Восемьдесят процентов зеленого патруля считало, что я приехал на импортной машине к прости… тучхе… (простите, насморк) Люське. Десять процентов, что я почтальон с пенсией. Десять, что я даже и не выходил из запоя. И одна тысячная процента в виде черной мухи была твердо убеждена, что она воздержалась от лишних размышлений.
Выстроив всех присутствующих в одну шеренгу по росту, а тех, кто не мог стоять, уложив по ранжиру, я кратко и доходчиво изложил населению цель приезда. И попросил членов зеленого патруля обойти каждую из трех тысяч квартир злополучного подъезда дома номер такой-то, дабы предупредить жильцов, что им не стоит дожидаться, когда наша команда отремонтирует лифт, а выходить на работу пораньше. Особенно жильцам верхних этажей.
— А тех, кто не желает топать ногами, попрошу воспользоваться парашютами, но с другой стороны дома. И рекомендую, дорогие мои пенсионеры, начать обход именно с верхних этажей.
Клятвенно пообещав, что похлопочу перед Президентом об индивидуальном увеличении пенсии отличившимся, я проводил старушек и старичков до площадки второго этажа. Боб следом занес трех граждан неопределенного возраста. Сидевшая на них большая черная муха слазить с тел даже не думала.
— Не стыдно вселять призрачные надежды? — Боб откровенно меня презирал. — Это же так плохо.
— Будет гораздо хуже, если в результате нашей работы пострадают ни в чем неповинные люди. А так я отправил пенсионеров подальше от производства с вредными условиями труда. Ты куда, кстати, собрался?
Боб невозмутимо продолжил подниматься по широкой лестнице:
— Хочу проверить, все ли спокойно в подъезде.
— Запомни, второй номер! — крикнул я американцу. — Когда будешь просить у жильцов хлебушка, то не обижайся, если все они пошлют тебя подальше на рабочее место.
Боб демонстративно засунул в карман продуктовую сумку и скрылся за пролетом.
Вот так, воспитываешь эмигрантов, а они все идут по кривой дорожке и ничто их не в силах перевоспитать.
— Милашка. Командир на связи. Ты уже подсоединилась к дому?
— Еще несколько минут, командор. В подвале полно крыс, а я их жутко боюсь.
— Так сожги их, пока все кабели не перегрызли.
Милашке лишь бы приказ получить. Выдвинула из боковой стены телескопический распылитель, вставила в подвальное окошко и дыхнула пламенем. Аж из чердака дым повалил.
— Спасибо за совет, командор. Здание под моим контролем.
— Значица, так, — я с умным видом почесал умную голову. — В первую очередь мне необходимо знать, на каком этаже сейчас промышляет второй номер, и каковы результаты его похождений?
— Второй номер за пятнадцать минут с начала нашего прибытия успел обойти сто шестьдесят пять квартир. Отказано в приеме только в одной. Хозяева в отпуске. Продуктовая сумка полна. На отдельных лестничных пролетах обнаружены скрытые тайники с замаскированными продуктовыми складами. Общий объем гуманитарной помощи собранной с жильцов данного подъезда составляет чуть менее трех тонн. Уточнение… Три тонны ровно. Если бы вы слышали, командор, что второй номер говорит населению!…
— Не надо, Милашка. Я в курсе.
В первый же день своего пребывания в команде, Боб так разжалобил меня рассказами о несчастной жизни американских содержателей индюшачьих ферм, что я сдал ему не только весь домашний запас продуктов, но и месячную зарплату. Которую, кстати, янкель не отдал до сих пор.
— Мы можем его вернуть без жертв?
Умная спецмашина подразделения 000 выдала ответ через секунду:
— Сто к одному, нет. Может быть, вызвать второй экипаж?
— Не стоит. Если второй номер не появится к вечеру, то запишем его в пропавшие без вести и заявим официальный протест министерству архитектуры. Пусть сами ищут. Но, по-моему, не стоит волноваться. Боб не тот парень, чтобы потерять с нами связь. На чем-то он должен вывезти продукты. Без нас ему не обойтись.
— Вы правы, командор. Я тоже надеюсь на лучшее.
Милашка иногда верит в совершенно несбыточные вещи.
— Скажи-ка, Мыша, — мысли о Бобе немного отвлекли от работы. — А на каком этаже застряли счастливчики? Надеюсь, нам не придется карабкаться выше трехсотого этажа?
— Группа налогоплательщиков количеством тринадцать голов томится между вторым и первым этажом.
— Ты не ошибаешься? — о такой удаче можно было только мечтать. Не придется долго пересчитывать ступени и пачкать руки о километры перилл. Это только в новых моделях домов установлены эскалаторы. А в пролетарских районах, как это не грустно, до сих пор старомодные лестницы. Правда, покрытые мрамором.
— Спецмашина никогда не ошибается, — в динамиках Милашки прозвучала обида. — Высота над уровнем отметки первого этажа полтора метра.
Ну и славненько. Ну и замечательно.
— Полтора метра? Всего? Тогда обрубаем канаты и пусть пассажиры немного попрыгают. Надеюсь, обойдемся мелкими синяками и ссадинами. А уже на месте вскроем двери и заработаем еще одну благодарность от начальства. Как тебе мой план, Мыша?
— Плохой план, командор. — Милашка откровенно дерзила. — Командор не знает, что под первым уровнем еще сотня этажей с гаражами, химчистками, детскими садами, средними и высшими учебными заведениями. Не говоря уже об ипподроме на минус сороковом этаже. Обрубив троса, мы подвергнем угрозе жизнь не только людей, но и лошадок.
— Там маленькие лошадки, и им живется несладко, — вспомнил я слова колыбельной, которую мне пела мама. — План с тросами отменяется. Перед тем, как определиться со второй версией плана, я хочу попробовать связаться с несчастными.
— Хорошая мысль, командор.
— Ты не умничай. Лучше установи постоянное наблюдение за подъездом. Фиксируй, кто вышел, кто зашел. Всех впускать, никого не выпускать. Надеюсь, справишься? И главное, если появится Боб американский, предупреди меня.
Я едва успел войти в подъезд, как спецмашина подразделения 000 загородила своей массой все входы выходы подъезда. У единственного сквозного прохода, проходящего через массив спецмашины, Милашка выставила бронзовую фигурку моряка с острой железной палкой, а рядом выдвинула будку с надписью «выдача пропусков».
Любопытство и жажда знаний заставили меня вернуться, получить пропуск на вход, предварительно заполнив более ста пунктов анкеты, и нацепить пластиковое колечко с намагниченными боками на острую палку моряка. После проверки данных пропуска, глаза моряка загорелись адским огнем, и из нутра донеслись хриплые слова инструкции по пользованию электрических чайников.
— Недоделочка, — оправдалась Милашка, отключая матроса и выставляя на его место пингвина. Глупая птица была приручена Директором Службы после ознакомительного посещения Южного полюса и иногда забегала к нам в гости поклянчить еду у американца. Чаще всего Боб в подачке отказывал, и тогда обиженная птица уходила в глубины Милашки, где находила теплый ночлег на пару дней.
Клятвенно обещая себе, что в ближайшее время прекращу недозволенные посещения спецмашины разными там пингвинами, я, взвалив на плечи инструментальный ящик, поднялся на второй этаж.
Первым делом освободить рабочее место, а именно межэтажную площадку. Отодвинуть в дальний угол кадки с пальмами, автоматы с газированным квасом и наглухо заколотить досками газетный киоск. Практика показывает, что киоскерша всегда все знает лучше спасателей и непременно посоветует сделать вот так, а никак не иначе.
Скатав в тугой рулон ковер, я постелил перед лифтом резиновый ортопедический коврик для работы в горизонтальном положении и приступил непосредственно к работе.
— Милашка! Командир на связи, — поправив микрофон в связь-каске, обратился я к спецмашине. — Делать-то что?
Пока Милашка запрашивала базу данных лифторемонтников, я открыл инструментальный ящик и проверил комплектность. Зеленая контрольная лампочка зажглась в тот момент, когда спецмашина подключилась, сообщая порядок действия при поломке лифта.
— Командор. Это я. В файлах лифтовиков настоящий бардак. Но я сумела расшифровать пару записей. Первым делом попробуйте убедиться в наличии застрявших объектов. Любым из доступных способов.
Было бы сказано. Приложив ухо к дверцам лифта, я прислушался.
— Что-нибудь слышно, командор?
Лифт, как это ни банально звучит, жил своей размеренной жизнью. Скрипели толстые, с руку, тросы подтяжки, натяжки и поддержки. Капала просочившаяся из-под крыши влага. Ворковали голуби, несанкционированно свившие гнездо в шахте. Вопила застрявшая в вентиляции крыса. Но Объект, а в нашем случае Объекты, не подавали никаких признаков жизни.
— Померли они там все, что ли? — не хватало еще такого позорного пятна на мундире спасателя. — Приступаю к аварийным способам проверки.
Подходящий молоток обнаружился в ящичке с надписью «Подходящие инструменты».
Тяжелые удары сотрясли подъезд. Если хочешь, чтобы тебя услышали, надо выкладываться полностью. Из нескольких квартир высунулись любопытные налогоплательщики, которые, впрочем, тут же исчезли под моим испепеляющим взглядом. Мы, спасатели Службы не любим, когда за нашими спинами толпятся любопытные и даром любуются на качественную работу. Пришлось, правда, дать несколько автографов, но без этого в нашей работе не обойтись.
В ответ на аварийные способы проверки чувствительные сенсоры Милашки уловили глухие ответные удары, исходящие из области лифта. Ровно тринадцать ударов. О чем она мне и сообщила:
— Живые, голубчики.
Сколько они там уже томятся? Если верить часам концерна с мировым именем «Заря», то, почитай, часа три с половиной.
— Будем резать двери, — принял я решение и приготовился вытаскивать из инструментального ящика протонный авто резак. Но в ящичке с надписью «Режущие предметы» обнаружил только ножовку по металлу. Ржавую и тупую.
— У нас что, доукомплектации со времен образования подразделения не было?
Милашка осталась безучастной к данному крику спасателя. В ее компетенцию доукомплектация не входила.
— Извините, командор, что мешаю работать, но хотелось бы вам напомнить, что для вскрытия лифтовых дверей механическим способом требуется санкция прокурора и департамента внутренних дел.
Ну, надо же! Плевое дело, а санкцию подавай. Но закон есть закон.
— А взрывать можно?
— Можно, но не рекомендуется, — в особо серьезных случаях Милашка переходила на суровый мужской голос. — Данные лифты изготовлены из отработанных ступеней околоземных челноков «Буран». Особо прочные сплавы. И в обшивке могут сохраняться остатки не переработанного топлива.
Это уже серьезней. Да, было и в России время, когда строили, из чего попало, и как попало. Лишь бы обеспечить всех добропорядочных налогоплательщиков жильем к юбилейному …ехтысячному году. Обеспечить то обеспечили, а о взрывбезопасности не подумали.
— Хорошо, — сдался я перед трудностями. — А что предложит мне умная спецмашина подразделения 000?
Милашка подумала и выдала совершенно необычное, на мой взгляд, решение.
— До выхода на работу лифтеров осталось восемь с половиной часов. Мы можем устроить застрявшим Объектам концерт. Вызовем артистов. Певиц, певцов, артистов оригинального жанра, дрессировщиков с собачками, клоунов. И народ отдохнет и нам скучно не будет.
— А зарплату клоунам кто платить будет? Да и не продержаться Объекты столько времени. Они ж кушать хотят. И остальные дела. Знаешь что? Свяжись-ка ты лучше с диспетчерской. С Директором. Они нас сюда послали, они же пусть и вытаскивают. А то все больно умные на местах, а как до дела доходит, все чай с печенюхами только пьют.
Директор ответил практически сразу. Я даже не успел смахнуть капельки пота с уставшего лба.
— Что за паника, все еще майор Сергеев? — загремел в ухе голос Директора. Пришлось сделать громкость поменьше.
— Я с места происшествия. Одну секунду, сейчас настрою камеру, и вы все увидите собственными глазами. Вот так, хорошо видно?
— Это лифт?
— Нет, товарищ Директор. Это кадка с пальмой. А лифт правее. Проблема в следующем, не вижу пока никакой возможности извлечь Объекты. Подступы затруднены, резать-взрывать нельзя. Сносить весь дом не имеет смысла. Требуется совет старшего товарища и начальника.
— Моя, что ли?
Говорят, когда сам Директор еще не был Директором, а пахал рядовым спасателем, он отличался сообразительностью. С ним советовались не только отечественные, но и зарубежные спасатели. Поэтому он пользовался заслуженным авторитетом, и поэтому стал Директором.