Страница:
Сегодня у команды спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать выходной. Можно было бы отсидеться в городе, но Директор упросил свозить его на рыбалку. А так как оказалось, что кроме самого Директора практически все члены команды являются заядлыми рыбаками, то на предложение начальства возражений не последовало.
Боб, отошел вниз по течению, и ловит рыбу старо-американским способом. Палкой с электрогарпуном на конце. Стоя по пояс в воде, он зорко высматривает проплывающую мимо живность и, улучив подходящий момент, резко втыкает палку в проплывающую добычу.
Правда мне, как исконно русскому человеку, не понятно, зачем американец что-то поймав, отпускает это что-то обратно в воду. Сам Боб заявил, что рыбачит чисто из спортивного интереса, но я ему не верю. Почему-то вся его добыча после получения свободы не слишком торопиться уйти на глубину.
— Боб!? — я поправил связь-накомарник, согнав с него тучу жадных комаров. — Это я. Как рыбалка?
Американец повернулся в нашу сторону и приветливо помахал очередной добычей.
— Это уже у него пятый бобер? — оторвался от монитора удочки Директор.
— Шестой, — поправил я. — Еще две анаконды, три палтусины, четыре водяных крысы и, если не врет, одна рыба-молот.
— Везет американцу. — Директор завистливо вздохнул и отвернулся к удочке, где в это время к заскучавшему червяку подплывал годовалый карась. Директор спешно задвигал реостатами. Зря, только вспугнул карася. Рыба не любит, когда вокруг наживки вода закипает.
Да, сегодня янкелю везет. Только палкой успевает дергать. И Герасиму тоже, наверняка везет. Потому, что рядом нет нетерпеливого Директора, который даже не может дождаться, пока нормальная рыба нормально не закусит нормального червяка.
Герасим, он же третий номер, рыбачит выше по течению. Километра три от нас отошел. Чтобы не мешать. Но все равно, то и дело слышны раскаты грома, и по воде идет крупная рябь. Я уж не говорю о большом количестве белопузых рыб, плавающих на поверхности, которые уже никогда не услышал звонкого голоса Герасима.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать курсирует вдоль берега, отпугивая от нас надоевших сотрудников рыбнадзора и комаров. И если с первыми у нее получается без лишних проблем, то со вторыми Милашка явно не справляется. За что и получает регулярно замечания.
Про рыбинспекцию я зря. Хорошие ребята. Им бы байдарки помощнее, да весел побольше. Мы с ними частенько вместе работаем, когда по вызову браконьера наглого в лесу или на озере гоняем. Мы с суши, они с воды.
Директор в очередной раз поторопился, вода вокруг поплавкового буйка вскипела одним большим пузырем, но на зажимах кроме обессилевшего червяка никого не оказалось.
— Вы поплюйте на него, — посоветовал я. — Старая рыбацкая примета. Говорят, помогает. Только предварительно напряжение выключите, что б губы не обжечь.
Хмурый Директор включил обратную перемотку, вытаскивая стальной трос с упаковкой, и на мой совет не обратил никакого внимания. Щенок учит старого волка рыбачить.
Нет и не надо. Лично я рыбачил старым и проверенным способом. Мне еще дед передал секрет неизменного успеха. Данный способ называется ловлей на грузило.
К любой найденной на берегу палке привязывается длинная, лучше бельевая, веревка. К концу веревки крепко накрепко крепится груз. В моем случае полукилограммовая гиря, найденная при раскопках столичного рынка. Затем рыбак, в моем случае я сам, должен совершить вот такое махательное движение и постараться попасть грузом, полукилограммовой гирей, точно по голове ранее выпущенного в водоем пингвина.
Пингвин, получив условную команду и не желающий получить ее еще раз, немедленно бросается на поиски подходящей рыбы, находит и привязывает ее к веревке. Рыбаку, опять же в моем лице, остается только намотать бельевую веревку на руку и похвастаться размером рыбы перед товарищами. Иногда, правда, случаются неувязки, и рыбак, но только не я, вытаскивает из воды самого пингвина. И тут уж не до пакта о ненападении.
— Директор, смотри какой красавец, — здоровый, с пол-ладошки карась, обмотанный веревками до неузнаваемости, тщетно пытался вырваться из пут на волю. Но, как уже было отмечено, тщетно. — Еще штук сто таких и можно ехать в ресторан отмечать удачное завершение рыбалки.
Начальство, у которого на счету имелись только загубленные насмерть червяки, осталось недовольно осмотром разрезвившегося в двух кубовом вольере карася. Оно даже высказало предположение, что пойманная рыба недостаточно упитана, чтобы называться рыбой.
— Дяденьки! — достойно ответить зарвавшемуся Директору помешали настойчивые толчки в плечо. — Вы не подскажете, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт Блинроуз?
Мы с Директором одновременно обернулись. Перед нами стоял отряд детей младшего школьного возраста. Как положено, с электрическим барабаном и шотландским горном.
— Клинроуз, — поправил я неправильное детское произношение. — Клинроуз его фамилия. Рыбу, если можно так выразиться, он ловит во-он там. А зачем вам янкель?
Но дети меня уже не слушали, а наперегонки бежали к американцу, вытаскивая на ходу блокноты для автографов.
— Везет сегодня американцу, — повторил Директор, провожая завистливым взглядом убегающих от нас ребят. — И рыба, и почет.
— Милашка пропустила, — я тоже по-доброму завидовал. — Я на нее управу найду! Нашла к кому детей несмышленых пускать.
Мы с Директором дружно вздохнули и уставились на воду, где по непроверенным данным водилась крупная рыба.
— Извините, мальчики, — долго пялиться на воду нам не позволили. — А вы не подскажите, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт Клинроуз?
На этот раз нас отвлекли от хорошего клева группа девушек в полосатых купальниках.
— Роберт? Там. А зачем?
Но нас уже никто не слушал. Девчонки, размахивая обкусанными комарами руками и ногами, наперегонки бежали к американцу, который только что закончил раздавать автографы мелкоте.
— Да что это такое? Прямое нарушение правил Службы. Выходные спасателям предоставляются для отдыха, а не для общения с разными фифами. Непорядок! — в подтверждение своей правоты Директор достал из-под кресла квадронокль и принялся пристально наблюдать за моральным состоянием подчиненного.
— Милашка! Ты где? — перво-наперво разобраться со спецмашиной, а потом уж и с остальным, отдельно взятым, членом команды.
— Мы здесь, командор, — радостно ответила Милашка, не подозревавшая о своей участи. — С Герасимом рыбу в самосвалы грузим. Рыбнадзор оптовиков нашел.
— Спецмашина ни при чем, — доложил я Директору, отключив связь-накомарник. — Похоже, это личная инициатива американца.
— Сначала автографы, потом девочки. — Директор несколько раз нажал на кнопку фотокадра, делая снимки для личного дела Боба. — А потом этот американец и Родину предаст? Я тебя спрашиваю, Сергеев!
— Не! — замотал я головой. — Второй номер Родину не продаст. Он ее как бы уже. Ты меня понимаешь, Директор?
— Товарищ Директор! — поправил Директор со злостью запихивая квадронокль в футляр. — С этой минуты я на работе. И ваша рыбалка…
Директор пнул удочку, и вытащил ноутбук, чтобы записать рапорт о недостойном поведении команды спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать на отдыхе.
— Молодой человек!?
Перед Директором стояла группа ветеранов, участвовавших в свое время в освоении Антарктиды. Сады сажали, льды растапливали, медали получали.
— Не подскажите, молодой человек, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт, извините, не помним сложную американскую фамилию.
— Клинроуз. — Директор выбрасывал из себя слова, сжатые, словно макароны в коробке быстрого приготовления. — Мой непосредственный подчиненный ловит рыбу в ста метрах ниже по течению. Вас проводить, или сами по песочку доковыляете? А зачем он вам?
Но Директора уже никто не слушал. Седые ветераны освоения Антарктиды неслись к американцу, позабыв о старости.
— Майор Сергеев. Не кажется ли вам странным то обстоятельство, что три, только что прошедших мимо нас группы, включая и девушек в полосатых купальниках, искали именно вашего второго номера? Ни вас, майора Сергеева, ни мозг команды, Герасима, ни, извините за нескромность, меня, Директора самой героической Службы мира. А именно американца. Может быть, мы чего-то не знаем? А если это так, то будьте любезны, майор Сергеев, узнайте и срочно доложите.
Директор, произнеся столь долгую и мудреную речь, выдохся и свалился в кресло отгонять наглых комаров.
По всем приметам беззаботный выходной был основательно испорчен. Теперь Директор вряд ли когда захочет сгонять с нами на рыбалку, а мы вряд ли когда получим выходной. И из этой неприятной ситуации существовал только один выход. Выполнить приказ Директора и узнать все, и даже больше чем все, о втором номере моей команды.
— Милашка! Командор на связи. Срочная работа.
— Командор! Рада вас слышать. Какая работа в выходной день? Да не шипите вы. Нет, Герасим не спит. Мы только что закончили грузить последний самосвал рыбой. Третий номер передает вам огромный привет. Приве-ет!
— Отставить приветы. Я не шучу. Немедленно ко мне.
Со стороны леса послышались звуки лесоповала, и из чащи, в облаке голодных комаров, валя вековые деревья и сминая кусты дикого крыжовника, показалась Милашка. Спецмашина ловко перепрыгивала лужи с застоявшейся водой, аккуратно объезжала ядовитые грибы и любопытных ежиков.
На верхней башне сидел Герасим с сучковатой корягой и отгонял от Милашки кровососущих. При это ни одна жужжащая гадость на него не садилась и, как мне показалось, даже старалась и близко не подлетать к злому третьему номеру.
— Товарищ Директор. Здесь останетесь, или в спецмашину переберетесь? — его только внутри не хватало.
— Здесь, — рявкнул Директор, устраиваясь поудобнее на пеньке с раскладным перископом, направленным в сторону американца. Вокруг Боба усатые ветераны и девчонки в полосатых купальниках водили хоровод. Дети выщипывали цветы и вязали здоровые венки. Сам Боб смущенно топтался внутри круга и глупо улыбался.
— Ну, я пошел, — постоянно оглядываясь на вышестоящее начальство, которое нервно крутило колесика управления перископом, я забежал в спецмашину и плотно прикрыл люк.
— Мм? — Герасим, лениво почесывая под мышками, полулежал на своем рабочем месте, ожидая приказов.
— Да совсем он обнаглел, — это я о Директоре. — Единственные выходной и то, по человечески отдохнуть не дадут. Вот скажи мне, Гера, Директора все такие?
— Мм, — подтвердил третий номер мое предположение.
— Работа, работа, работа…, — я смахнул с панели управления обрезки ливерной колбасы и одноразовые граненые стаканы с жидкостью, название которой никогда не будет занесено в черные Милашкины ящики. Потому, что примета такая, об этом вслух на Милашке не говорить. — Мыша! Мне что, индивидуально тебя на работу приглашать?
— Здесь я, командор. А что это вокруг второго номера художественная самодеятельность крутиться? И Директор ваш сегодня какой-то ни такой.
— Директор наш! — поправил я спецмашину. — А насчет самодеятельности это ты мне доложишь, примерно минуток через пять. И без возражений. Подключись через спутники к общему участку данных Службы. Слей из нее все, что только можно касательно Боба. Обработай материалы и доложи, с какой такой радости у американца посетителей привалило.
— Мм. — Герасим, борясь со сном, вставил пару нелицеприятных слов о втором номере.
— Да не может наш Боб Родину продать! Что вы, сговорились сегодня все? Боб, это кристальная честность. Лучше бы шел ты, Гера, приглядывать за Директором. А то не дай бог случится чего.
— Командор. Обработка данных закончена. Ничего подозрительного в личном деле второго номера не обнаружено. С лицами иностранных держав не встречался. К секретным документам доступа не имел. От продуктовых магазинов жалоб не поступало. Ликвидировать сейчас будем, или подождем?
Вот так! Ничего подозрительного. А народ все прибывает и прибывает. За пять минут, пока Милашка изучала дело янкеля, у Директора спросили дорогу две группы. Одна из почетных комбайнеров, приехавших на личных комбайнах. Вторая, спортсмены из общества нетрадиционной ориентации под названием «Охота на лис». Директор прав. Почему именно к Бобу?
— Милашка, как там Директор?
— Бегает по берегу, ломает оборудование, распугивает комаров. Третий номер сообщает, что подходить к нему не намерен. Боится.
Герасима понять можно. У нашего Директора рука тяжелая. В прошлом году заступился в подземке за женщину. Ее пресс-турникетом зажало. Станция подземки до сих пор выведена из строя. Капитальный ремонт за счет заведения. То есть Службы.
— Уводи Герасима. Пока Директор американца в лучах славы наблюдает, с ним бесполезно разговаривать.
— Я же говорю, срочно ликвидировать, — отучить спецмашину подразделения 000 от умных, но несвоевременных мыслей невозможно. Такой ее задумали конструкторы, такой она и на слом пойдет. И даже под ножом гильотины Милашка будет советовать, как правильно ее резать, чтобы никого не убило.
— Мм, — едва забежав в кабину Герасим бросился к аптечке, где хранился неприкосновенный запас американца. За отсутствием кровоостанавливающего пластыря ему пришлось воспользоваться черствой маковой булочкой. — Мм!
— А я говорил, близко не подходи, — соврал я, разглядывая расквашенный нос третьего номера. — А нейтрализовать Директора, мы тоже не можем. Устав не позволяет на вышестоящее начальство руки поднимать.
— Мм.
Иногда Герасим говорит так тихо, что его невозможно понять. Хоть переспрашивай.
— Милашка, проверь частоты американца. Если отзовется, постарайся вернуть его в родной коллектив. Только пусть вдоль берега не идет. Лучше по лесу. Спрячешь его в грузовом отсеке до вечера. Может Директор к тому времени отойдет.
— Не отвечает он, командор, — вздохнули динамики. — Я так понимаю, что пора звенеть сигнал «человек за кабиной»? Да и клаксоны, что мы три дня назад на нефтяную вышку выменяли, пора опробовать.
Верно Милашка говорит. Поверка сигнальных клаксонов увлекательное и полезное для дела занятие. Проверим и посмотрим, не обманули ли нас при обмене. Тоже.
— Командир в кабине! Всей оставшейся команде сидеть в личных креслах! Спецмашине трубить сигнальными клаксонами «человек за кабиной»! И, пожалуйста, кто-нибудь уберет от меня этого пингвина? Достал со своей тухлой рыбой.
Впервые за долгие годы работы в подразделение 000 вверенная мне команда занималась спасением не отдельно взятого налогоплательщика, а сотрудника Службы. Тяжелый груз ответственности лег на плечи команды. Рядом с нами погибал наш друг, товарищ, и практически брат. И смерть его, не дай бог конечно, ляжет несмываемым пятном на обшивку спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать. Могут и премий лишить.
Я, собственно, о Директоре говорю.
Непосредственное начальство с пеной на губах каталось по берегу. На короткие секунды он приходил в себя, бросался к перископу, смотрел на веселящийся вокруг американца массы, и вновь впадал в яростную кому. Правда, до того, как свалиться, он успевал верно указать направление очередной группе, желающей пожать руку «знаменитому спасателю Роберту Клинроузу».
Сигнальные клаксоны меня разочаровали. Их писк даже не разбудил успевшего заснуть Герасима. А комары, решившие оставить в покое «невкусную» Милашку, бросились на спецмашину, словно услышали брачный писк единственной в лесу самки. Успокаивало одно, та нефтяная вышка была на самом деле геодезической треногой, обменянной в свое время у геологов за три ящика полезных ископаемых в виде хлама из желтых самородков.
— Итак! — заложив руки за спину я принялся неторопливо расхаживать по кабине, все время спотыкаясь на спящего Герасима, который не успел добраться ни до своего креста, ни, тем более, до спального отделения. — Вопрос на сегодняшнюю минуту один. Как спасти Директора от полной депрессии?
Милашка, создав в кабине уютный полусумрак, внимательно слушала, помигивая глазками внутренних камер.
— Кажется, ответ на мой вопрос лежит на самой поверхности. Вернуть второй номер в родную среду и запретить впредь показываться на глаза налогоплательщиков. Отстань! Не надо мне твоей рыбы!
Пингвин обиженно шмыгнул клювом и ушел в грузовой отсек, волоча на веревке заснувшего от перидозировки кислородом карасика.
— Поэтому, как командир спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать вижу лишь один выход из создавшегося положения. Милашка, срочно обеспечить мне связь с американским посольством.
Пока спецмашина работала, я выглянул в форточку, чтобы выяснить, на какой стадии психоза находится Директор.
Живописный берег реки превратился в перерытый участок строительства, который покинули строители. Выкорчеванные пеньки, разбросанная снасть, переломанные удочки, клочья пены на вытоптанной, выдерганной, выкусанной и свежевспаханной траве. И посередине этой свалки, Директор. В том же состоянии, что и во время дерзкого нападения на Герасима.
Совсем иная картина наблюдалась ниже по течению. Аккуратная пластиковая тропинка петляет между деревьями и выходит на площадь, где толпятся налогоплательщики. Лотошники раскладывают одноэтажные палатки. Торгуют жареной рыбой, вареной колбасой и ноутбуками для автографов. Посередине площади стоит раскладной столик из красного дерева, за которым сидит Боб и раздает автографы.
— Американское посольство на связи, командор. Просят вести переговоры за наш счет. Соглашаемся?
— Нищета. Соглашаемся. Переведи со счета Службы и оплати счета на год вперед. Потом спишем на Директора. Окажем американскому народу братскую помощь. А почему изображения нет? Стесняются?
— В Америке в этот час Каламбия Пикчерс наши боевики крутит. Вот канал и забит.
— Давно пора научиться свои фильмы снимать, — проворчал я, прекрасно понимая, что Америке до нашего уровня еще учиться и учиться. Чего только стоят такие русские фильмы, как «Полет над курятником», «Девять с половиной лет», «Уродка», «Терморегулятор». Американцы с их отсталой техникой сняли только один стоящий фильм, «Нью-йоркский бакалавр», да и тот, на наши деньги.
— Счет оплачен. Связь ровная.
— Мыша, — попросил я, усаживаясь в кресло водителя. — Ты переводи, ладно? А то я только английский знаю. Поехали. Скажи американцам, что русская служба просит оказать содействие по возвращению бывшего американского подданного Роберта Клинроцуза в кабину спецмашины подразделения 000.
Милашка погудела приемно-передающими микросхемами.
— Отвечают, командор, что согласны. Но выставляют ряд требований. Перечислять по порядку, или в порядке наглости?
— По порядку, — можно подумать кто-то думал, что даром помогут.
— Первое. Америка требует выдать им внеочередной кредит. И побольше.
— Скажи, сделаем. Побольше не обещаем, но половину точно.
— Второе. Требуют рафинировать старые долги.
— Чего сделать?
— Рафинировать. Именно так и сказали.
— Не знаю что это, но обещай рафинировать. Потом разберемся. Директора подключим и прорафинируем. Дальше.
— Хотят, чтобы мы отдали им из Эрмитажа какое-то платье. Утверждают, что это национальное богатство и гордость нации было похищено в древности русскими разведчиками.
— Разведчики дерьмо не крадут. Черт с ними. Передай, что отдадим и национальную гордость. Надеюсь, это все?
— Еще один пункт, командор. Даже не знаю, как сказать. Реле не поворачивается. Хотят, уж извините, командор, что бы мы снесли с брусчатой площади столицы музей восковой фигуры. А то американским самолетам садиться негде, до аэродромов топлива не хватает.
— Вот же…! Это не переводи. Может им еще и луну в вечное пользование? Надо же до такого додуматься? Музей, произведение неизвестных зодчих, на котором даже вывеска бронзовыми буквами сделана, и на слом? Не бывать этому! Милашка, дай-ка я сам им напрямую скажу.
Спецмашина, понимая мое возбужденное состояние, быстро переключила микрофоны. Я подвинулся поближе, ухватился вспотевшими от негодования руками за передатчик и высказал все, что думал:
— А мазе, фазе лав ю бразе не хотите?
На том конце испуганно затихли, понимая, что с запросами переборщили. Впредь наука. Хочешь получить малое, не требуй большого.
— Выключай их, — приказал я. — Все обещания аннулируются. Счета на связь считать ошибочными. «Нью-йоркского бакалавра» дальше предварительно просмотра на Крымский кинофестиваль не пропускать. Обойдемся без них. Россия еще на умы не оскудела.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать послушно разорвала связь-мост, дипломатично покашляла, но не сдержалась:
— Оскудеть-то может, и не оскудела, только что делать станем, командор? Директор долго не протянет. Да и второй номер с каждой минутой все больше к славе незаслуженной приобщается. Потеряем парня, как есть потеряем.
— Значит так! — рубанул я ладонью по рулю. — Слушай в очередной раз мою команду. В связи с безвыходностью ситуации приказываю личному составу вскрыть, ох, господи, помоги, секретный пакет чрезвычайных ситуаций.
— Командор, я, конечно, все понимаю. Нервы, начальство, выходной. Но секретный пакет чрезвычайных ситуаций!? Не слишком ли?
— Не слишком. Иного выхода у нас, к сожалению нет.
Пакет, о котором шла речь, шел в комплекте с остальной, технической и психологической документацией к спецмашине подразделения 000. Видные ученые науки и дальновидные начальники, создавшие как саму спецмашину, так и подразделение 000, знали, что рано или поздно возникнет сложнейшая ситуация, когда без надлежащего приказа нельзя будет выполнить задание. И, соответственно, позаботились о кривой выполнения.
— Где у нас сейф с секретной папкой? — дрожат руки, дрожат коленки. Но надо, майор Сергеев. Надо!
— Где и раньше, — динамики Милашки тоже звучали не слишком ровно. — Под бачком в ванной комнате.
— Как командир спецмашины приказываю доставить секретный пакет личико ко мне в руки.
— Без проблем, командор, — спецмашина заметно нервничала. — Но, как вы сами понимаете, я его доставить не могу. Третий номер, похоже, без памяти, вы его слегка запинали. Второй номер и Директор вне кабины. Я, конечно, могу позвать Директора…
— Не надо, сам схожу, — ходить за секретным пакетом не командирское дело, но…
Я даже не успел встать с водительского кресла. Передо мной стоял пингвин, без веревки, но с пакетом.
— Хвалю, Мыша! Хоть какая то польза от оболтуса.
— Он, простите командор, сам, — в динамиках то ли удивление, то ли еще больший испуг. — Выпустил рыбку в бачок, а пакет по дороге прихватил. Рыбка оклемалась даже.
Погладив довольного пингвина по голове, я отправил его присматривать за новым аквариумом, а сам, взобравшись на кресло, стал открывать самый секретный пакет подразделения 000.
Сдирая пальцы о чугунные печати, зубами надрывая стальной конверт, я даже не знал, какие тайны хранит в себе тонкий титановый листок. Может быть, приказ немедленно пустить пулю в висок, может наоборот, перестрелять всех к таким-то таким-то, не станем говорить к каким. И любое слово, содержащееся в пакете, я должен выполнить с точностью до запятой. Или до точки, как получится.
— Так! — надкусанный конверт звякнул о пол. — Инструкция на случай неадекватных ситуаций. Слышь, Мыша, у нас ситуация неадекватная?
— Так точно, командор. Не адекватнее просто не бывает.
— Тогда ищем пункт на букву «ны». «Невозвращенец»! Подходит ли американец к данному определению? Очень даже подходит. Тогда читаем. "Если один из членов экипажа не желает по доброй воле или по принуждению возвращаться в кабину, — прям все как у нас, да, Милашка? — Не возвращаться в кабину… Тогда командиру спецмашины следует выполнить приказ номер восемь гы, который предусматривает…
— Что, командор, что? — все тридцать внутренних камеры Милашки вытянулись на максимальную длину. — Не томи, командор!
Титановый листок с инструкцией о невозвращенцах упал мне колени, сделав пару синяков, но я этого не почувствовал. Закрыв глаза руками, дрожа всем телом, я шептал:
— Мы не может так поступить с ним! Не можем! Он же… Он же наш друг. Товарищ. Член команды! Зачем же так! Зачем!
Милашка искрилась от любопытства, пытаясь рассмотреть скупые строчки приказа. Но на ее беду листок упал текстом вниз. «Правило приказа». Грамотно написанный приказ всегда падает вниз текстом. Доказано многолетними наблюдениями.
— Спецмашина подразделения 000! Говорит твой командир, майор Сергеев. Вывести на проектную мощность все наружные громкоговорители! Установить коридор вещания в направлении второго номера! Уровень повышенный, частотность пониженная!
— Командор! Может не надо?! — спецмашина все поняла. Но даже ее железный мозг не мог понять, как такое можно сделать с живым человеком. — Будет много, очень много крови, командор!
— Потом за все ответим. Или мы, или американец, или всю жизнь Директора на анализы возить. Доложить о готовности!
Борьба между долгом и честью у спецмашины подразделения 000 всегда заканчивается победой здравого смысла:
— Готова по всем параметрам. Усилители выведены на повышенную мощность. Модули заблокированы, третий номер и пингвин изолированы. Директор Службы вне зоны потока. Начинаю отсчет. Три, два, раз! Есть!
Боб, отошел вниз по течению, и ловит рыбу старо-американским способом. Палкой с электрогарпуном на конце. Стоя по пояс в воде, он зорко высматривает проплывающую мимо живность и, улучив подходящий момент, резко втыкает палку в проплывающую добычу.
Правда мне, как исконно русскому человеку, не понятно, зачем американец что-то поймав, отпускает это что-то обратно в воду. Сам Боб заявил, что рыбачит чисто из спортивного интереса, но я ему не верю. Почему-то вся его добыча после получения свободы не слишком торопиться уйти на глубину.
— Боб!? — я поправил связь-накомарник, согнав с него тучу жадных комаров. — Это я. Как рыбалка?
Американец повернулся в нашу сторону и приветливо помахал очередной добычей.
— Это уже у него пятый бобер? — оторвался от монитора удочки Директор.
— Шестой, — поправил я. — Еще две анаконды, три палтусины, четыре водяных крысы и, если не врет, одна рыба-молот.
— Везет американцу. — Директор завистливо вздохнул и отвернулся к удочке, где в это время к заскучавшему червяку подплывал годовалый карась. Директор спешно задвигал реостатами. Зря, только вспугнул карася. Рыба не любит, когда вокруг наживки вода закипает.
Да, сегодня янкелю везет. Только палкой успевает дергать. И Герасиму тоже, наверняка везет. Потому, что рядом нет нетерпеливого Директора, который даже не может дождаться, пока нормальная рыба нормально не закусит нормального червяка.
Герасим, он же третий номер, рыбачит выше по течению. Километра три от нас отошел. Чтобы не мешать. Но все равно, то и дело слышны раскаты грома, и по воде идет крупная рябь. Я уж не говорю о большом количестве белопузых рыб, плавающих на поверхности, которые уже никогда не услышал звонкого голоса Герасима.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать курсирует вдоль берега, отпугивая от нас надоевших сотрудников рыбнадзора и комаров. И если с первыми у нее получается без лишних проблем, то со вторыми Милашка явно не справляется. За что и получает регулярно замечания.
Про рыбинспекцию я зря. Хорошие ребята. Им бы байдарки помощнее, да весел побольше. Мы с ними частенько вместе работаем, когда по вызову браконьера наглого в лесу или на озере гоняем. Мы с суши, они с воды.
Директор в очередной раз поторопился, вода вокруг поплавкового буйка вскипела одним большим пузырем, но на зажимах кроме обессилевшего червяка никого не оказалось.
— Вы поплюйте на него, — посоветовал я. — Старая рыбацкая примета. Говорят, помогает. Только предварительно напряжение выключите, что б губы не обжечь.
Хмурый Директор включил обратную перемотку, вытаскивая стальной трос с упаковкой, и на мой совет не обратил никакого внимания. Щенок учит старого волка рыбачить.
Нет и не надо. Лично я рыбачил старым и проверенным способом. Мне еще дед передал секрет неизменного успеха. Данный способ называется ловлей на грузило.
К любой найденной на берегу палке привязывается длинная, лучше бельевая, веревка. К концу веревки крепко накрепко крепится груз. В моем случае полукилограммовая гиря, найденная при раскопках столичного рынка. Затем рыбак, в моем случае я сам, должен совершить вот такое махательное движение и постараться попасть грузом, полукилограммовой гирей, точно по голове ранее выпущенного в водоем пингвина.
Пингвин, получив условную команду и не желающий получить ее еще раз, немедленно бросается на поиски подходящей рыбы, находит и привязывает ее к веревке. Рыбаку, опять же в моем лице, остается только намотать бельевую веревку на руку и похвастаться размером рыбы перед товарищами. Иногда, правда, случаются неувязки, и рыбак, но только не я, вытаскивает из воды самого пингвина. И тут уж не до пакта о ненападении.
— Директор, смотри какой красавец, — здоровый, с пол-ладошки карась, обмотанный веревками до неузнаваемости, тщетно пытался вырваться из пут на волю. Но, как уже было отмечено, тщетно. — Еще штук сто таких и можно ехать в ресторан отмечать удачное завершение рыбалки.
Начальство, у которого на счету имелись только загубленные насмерть червяки, осталось недовольно осмотром разрезвившегося в двух кубовом вольере карася. Оно даже высказало предположение, что пойманная рыба недостаточно упитана, чтобы называться рыбой.
— Дяденьки! — достойно ответить зарвавшемуся Директору помешали настойчивые толчки в плечо. — Вы не подскажете, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт Блинроуз?
Мы с Директором одновременно обернулись. Перед нами стоял отряд детей младшего школьного возраста. Как положено, с электрическим барабаном и шотландским горном.
— Клинроуз, — поправил я неправильное детское произношение. — Клинроуз его фамилия. Рыбу, если можно так выразиться, он ловит во-он там. А зачем вам янкель?
Но дети меня уже не слушали, а наперегонки бежали к американцу, вытаскивая на ходу блокноты для автографов.
— Везет сегодня американцу, — повторил Директор, провожая завистливым взглядом убегающих от нас ребят. — И рыба, и почет.
— Милашка пропустила, — я тоже по-доброму завидовал. — Я на нее управу найду! Нашла к кому детей несмышленых пускать.
Мы с Директором дружно вздохнули и уставились на воду, где по непроверенным данным водилась крупная рыба.
— Извините, мальчики, — долго пялиться на воду нам не позволили. — А вы не подскажите, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт Клинроуз?
На этот раз нас отвлекли от хорошего клева группа девушек в полосатых купальниках.
— Роберт? Там. А зачем?
Но нас уже никто не слушал. Девчонки, размахивая обкусанными комарами руками и ногами, наперегонки бежали к американцу, который только что закончил раздавать автографы мелкоте.
— Да что это такое? Прямое нарушение правил Службы. Выходные спасателям предоставляются для отдыха, а не для общения с разными фифами. Непорядок! — в подтверждение своей правоты Директор достал из-под кресла квадронокль и принялся пристально наблюдать за моральным состоянием подчиненного.
— Милашка! Ты где? — перво-наперво разобраться со спецмашиной, а потом уж и с остальным, отдельно взятым, членом команды.
— Мы здесь, командор, — радостно ответила Милашка, не подозревавшая о своей участи. — С Герасимом рыбу в самосвалы грузим. Рыбнадзор оптовиков нашел.
— Спецмашина ни при чем, — доложил я Директору, отключив связь-накомарник. — Похоже, это личная инициатива американца.
— Сначала автографы, потом девочки. — Директор несколько раз нажал на кнопку фотокадра, делая снимки для личного дела Боба. — А потом этот американец и Родину предаст? Я тебя спрашиваю, Сергеев!
— Не! — замотал я головой. — Второй номер Родину не продаст. Он ее как бы уже. Ты меня понимаешь, Директор?
— Товарищ Директор! — поправил Директор со злостью запихивая квадронокль в футляр. — С этой минуты я на работе. И ваша рыбалка…
Директор пнул удочку, и вытащил ноутбук, чтобы записать рапорт о недостойном поведении команды спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать на отдыхе.
— Молодой человек!?
Перед Директором стояла группа ветеранов, участвовавших в свое время в освоении Антарктиды. Сады сажали, льды растапливали, медали получали.
— Не подскажите, молодой человек, где ловит рыбу знаменитый спасатель Роберт, извините, не помним сложную американскую фамилию.
— Клинроуз. — Директор выбрасывал из себя слова, сжатые, словно макароны в коробке быстрого приготовления. — Мой непосредственный подчиненный ловит рыбу в ста метрах ниже по течению. Вас проводить, или сами по песочку доковыляете? А зачем он вам?
Но Директора уже никто не слушал. Седые ветераны освоения Антарктиды неслись к американцу, позабыв о старости.
— Майор Сергеев. Не кажется ли вам странным то обстоятельство, что три, только что прошедших мимо нас группы, включая и девушек в полосатых купальниках, искали именно вашего второго номера? Ни вас, майора Сергеева, ни мозг команды, Герасима, ни, извините за нескромность, меня, Директора самой героической Службы мира. А именно американца. Может быть, мы чего-то не знаем? А если это так, то будьте любезны, майор Сергеев, узнайте и срочно доложите.
Директор, произнеся столь долгую и мудреную речь, выдохся и свалился в кресло отгонять наглых комаров.
По всем приметам беззаботный выходной был основательно испорчен. Теперь Директор вряд ли когда захочет сгонять с нами на рыбалку, а мы вряд ли когда получим выходной. И из этой неприятной ситуации существовал только один выход. Выполнить приказ Директора и узнать все, и даже больше чем все, о втором номере моей команды.
— Милашка! Командор на связи. Срочная работа.
— Командор! Рада вас слышать. Какая работа в выходной день? Да не шипите вы. Нет, Герасим не спит. Мы только что закончили грузить последний самосвал рыбой. Третий номер передает вам огромный привет. Приве-ет!
— Отставить приветы. Я не шучу. Немедленно ко мне.
Со стороны леса послышались звуки лесоповала, и из чащи, в облаке голодных комаров, валя вековые деревья и сминая кусты дикого крыжовника, показалась Милашка. Спецмашина ловко перепрыгивала лужи с застоявшейся водой, аккуратно объезжала ядовитые грибы и любопытных ежиков.
На верхней башне сидел Герасим с сучковатой корягой и отгонял от Милашки кровососущих. При это ни одна жужжащая гадость на него не садилась и, как мне показалось, даже старалась и близко не подлетать к злому третьему номеру.
— Товарищ Директор. Здесь останетесь, или в спецмашину переберетесь? — его только внутри не хватало.
— Здесь, — рявкнул Директор, устраиваясь поудобнее на пеньке с раскладным перископом, направленным в сторону американца. Вокруг Боба усатые ветераны и девчонки в полосатых купальниках водили хоровод. Дети выщипывали цветы и вязали здоровые венки. Сам Боб смущенно топтался внутри круга и глупо улыбался.
— Ну, я пошел, — постоянно оглядываясь на вышестоящее начальство, которое нервно крутило колесика управления перископом, я забежал в спецмашину и плотно прикрыл люк.
— Мм? — Герасим, лениво почесывая под мышками, полулежал на своем рабочем месте, ожидая приказов.
— Да совсем он обнаглел, — это я о Директоре. — Единственные выходной и то, по человечески отдохнуть не дадут. Вот скажи мне, Гера, Директора все такие?
— Мм, — подтвердил третий номер мое предположение.
— Работа, работа, работа…, — я смахнул с панели управления обрезки ливерной колбасы и одноразовые граненые стаканы с жидкостью, название которой никогда не будет занесено в черные Милашкины ящики. Потому, что примета такая, об этом вслух на Милашке не говорить. — Мыша! Мне что, индивидуально тебя на работу приглашать?
— Здесь я, командор. А что это вокруг второго номера художественная самодеятельность крутиться? И Директор ваш сегодня какой-то ни такой.
— Директор наш! — поправил я спецмашину. — А насчет самодеятельности это ты мне доложишь, примерно минуток через пять. И без возражений. Подключись через спутники к общему участку данных Службы. Слей из нее все, что только можно касательно Боба. Обработай материалы и доложи, с какой такой радости у американца посетителей привалило.
— Мм. — Герасим, борясь со сном, вставил пару нелицеприятных слов о втором номере.
— Да не может наш Боб Родину продать! Что вы, сговорились сегодня все? Боб, это кристальная честность. Лучше бы шел ты, Гера, приглядывать за Директором. А то не дай бог случится чего.
— Командор. Обработка данных закончена. Ничего подозрительного в личном деле второго номера не обнаружено. С лицами иностранных держав не встречался. К секретным документам доступа не имел. От продуктовых магазинов жалоб не поступало. Ликвидировать сейчас будем, или подождем?
Вот так! Ничего подозрительного. А народ все прибывает и прибывает. За пять минут, пока Милашка изучала дело янкеля, у Директора спросили дорогу две группы. Одна из почетных комбайнеров, приехавших на личных комбайнах. Вторая, спортсмены из общества нетрадиционной ориентации под названием «Охота на лис». Директор прав. Почему именно к Бобу?
— Милашка, как там Директор?
— Бегает по берегу, ломает оборудование, распугивает комаров. Третий номер сообщает, что подходить к нему не намерен. Боится.
Герасима понять можно. У нашего Директора рука тяжелая. В прошлом году заступился в подземке за женщину. Ее пресс-турникетом зажало. Станция подземки до сих пор выведена из строя. Капитальный ремонт за счет заведения. То есть Службы.
— Уводи Герасима. Пока Директор американца в лучах славы наблюдает, с ним бесполезно разговаривать.
— Я же говорю, срочно ликвидировать, — отучить спецмашину подразделения 000 от умных, но несвоевременных мыслей невозможно. Такой ее задумали конструкторы, такой она и на слом пойдет. И даже под ножом гильотины Милашка будет советовать, как правильно ее резать, чтобы никого не убило.
— Мм, — едва забежав в кабину Герасим бросился к аптечке, где хранился неприкосновенный запас американца. За отсутствием кровоостанавливающего пластыря ему пришлось воспользоваться черствой маковой булочкой. — Мм!
— А я говорил, близко не подходи, — соврал я, разглядывая расквашенный нос третьего номера. — А нейтрализовать Директора, мы тоже не можем. Устав не позволяет на вышестоящее начальство руки поднимать.
— Мм.
Иногда Герасим говорит так тихо, что его невозможно понять. Хоть переспрашивай.
— Милашка, проверь частоты американца. Если отзовется, постарайся вернуть его в родной коллектив. Только пусть вдоль берега не идет. Лучше по лесу. Спрячешь его в грузовом отсеке до вечера. Может Директор к тому времени отойдет.
— Не отвечает он, командор, — вздохнули динамики. — Я так понимаю, что пора звенеть сигнал «человек за кабиной»? Да и клаксоны, что мы три дня назад на нефтяную вышку выменяли, пора опробовать.
Верно Милашка говорит. Поверка сигнальных клаксонов увлекательное и полезное для дела занятие. Проверим и посмотрим, не обманули ли нас при обмене. Тоже.
— Командир в кабине! Всей оставшейся команде сидеть в личных креслах! Спецмашине трубить сигнальными клаксонами «человек за кабиной»! И, пожалуйста, кто-нибудь уберет от меня этого пингвина? Достал со своей тухлой рыбой.
Впервые за долгие годы работы в подразделение 000 вверенная мне команда занималась спасением не отдельно взятого налогоплательщика, а сотрудника Службы. Тяжелый груз ответственности лег на плечи команды. Рядом с нами погибал наш друг, товарищ, и практически брат. И смерть его, не дай бог конечно, ляжет несмываемым пятном на обшивку спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать. Могут и премий лишить.
Я, собственно, о Директоре говорю.
Непосредственное начальство с пеной на губах каталось по берегу. На короткие секунды он приходил в себя, бросался к перископу, смотрел на веселящийся вокруг американца массы, и вновь впадал в яростную кому. Правда, до того, как свалиться, он успевал верно указать направление очередной группе, желающей пожать руку «знаменитому спасателю Роберту Клинроузу».
Сигнальные клаксоны меня разочаровали. Их писк даже не разбудил успевшего заснуть Герасима. А комары, решившие оставить в покое «невкусную» Милашку, бросились на спецмашину, словно услышали брачный писк единственной в лесу самки. Успокаивало одно, та нефтяная вышка была на самом деле геодезической треногой, обменянной в свое время у геологов за три ящика полезных ископаемых в виде хлама из желтых самородков.
— Итак! — заложив руки за спину я принялся неторопливо расхаживать по кабине, все время спотыкаясь на спящего Герасима, который не успел добраться ни до своего креста, ни, тем более, до спального отделения. — Вопрос на сегодняшнюю минуту один. Как спасти Директора от полной депрессии?
Милашка, создав в кабине уютный полусумрак, внимательно слушала, помигивая глазками внутренних камер.
— Кажется, ответ на мой вопрос лежит на самой поверхности. Вернуть второй номер в родную среду и запретить впредь показываться на глаза налогоплательщиков. Отстань! Не надо мне твоей рыбы!
Пингвин обиженно шмыгнул клювом и ушел в грузовой отсек, волоча на веревке заснувшего от перидозировки кислородом карасика.
— Поэтому, как командир спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать вижу лишь один выход из создавшегося положения. Милашка, срочно обеспечить мне связь с американским посольством.
Пока спецмашина работала, я выглянул в форточку, чтобы выяснить, на какой стадии психоза находится Директор.
Живописный берег реки превратился в перерытый участок строительства, который покинули строители. Выкорчеванные пеньки, разбросанная снасть, переломанные удочки, клочья пены на вытоптанной, выдерганной, выкусанной и свежевспаханной траве. И посередине этой свалки, Директор. В том же состоянии, что и во время дерзкого нападения на Герасима.
Совсем иная картина наблюдалась ниже по течению. Аккуратная пластиковая тропинка петляет между деревьями и выходит на площадь, где толпятся налогоплательщики. Лотошники раскладывают одноэтажные палатки. Торгуют жареной рыбой, вареной колбасой и ноутбуками для автографов. Посередине площади стоит раскладной столик из красного дерева, за которым сидит Боб и раздает автографы.
— Американское посольство на связи, командор. Просят вести переговоры за наш счет. Соглашаемся?
— Нищета. Соглашаемся. Переведи со счета Службы и оплати счета на год вперед. Потом спишем на Директора. Окажем американскому народу братскую помощь. А почему изображения нет? Стесняются?
— В Америке в этот час Каламбия Пикчерс наши боевики крутит. Вот канал и забит.
— Давно пора научиться свои фильмы снимать, — проворчал я, прекрасно понимая, что Америке до нашего уровня еще учиться и учиться. Чего только стоят такие русские фильмы, как «Полет над курятником», «Девять с половиной лет», «Уродка», «Терморегулятор». Американцы с их отсталой техникой сняли только один стоящий фильм, «Нью-йоркский бакалавр», да и тот, на наши деньги.
— Счет оплачен. Связь ровная.
— Мыша, — попросил я, усаживаясь в кресло водителя. — Ты переводи, ладно? А то я только английский знаю. Поехали. Скажи американцам, что русская служба просит оказать содействие по возвращению бывшего американского подданного Роберта Клинроцуза в кабину спецмашины подразделения 000.
Милашка погудела приемно-передающими микросхемами.
— Отвечают, командор, что согласны. Но выставляют ряд требований. Перечислять по порядку, или в порядке наглости?
— По порядку, — можно подумать кто-то думал, что даром помогут.
— Первое. Америка требует выдать им внеочередной кредит. И побольше.
— Скажи, сделаем. Побольше не обещаем, но половину точно.
— Второе. Требуют рафинировать старые долги.
— Чего сделать?
— Рафинировать. Именно так и сказали.
— Не знаю что это, но обещай рафинировать. Потом разберемся. Директора подключим и прорафинируем. Дальше.
— Хотят, чтобы мы отдали им из Эрмитажа какое-то платье. Утверждают, что это национальное богатство и гордость нации было похищено в древности русскими разведчиками.
— Разведчики дерьмо не крадут. Черт с ними. Передай, что отдадим и национальную гордость. Надеюсь, это все?
— Еще один пункт, командор. Даже не знаю, как сказать. Реле не поворачивается. Хотят, уж извините, командор, что бы мы снесли с брусчатой площади столицы музей восковой фигуры. А то американским самолетам садиться негде, до аэродромов топлива не хватает.
— Вот же…! Это не переводи. Может им еще и луну в вечное пользование? Надо же до такого додуматься? Музей, произведение неизвестных зодчих, на котором даже вывеска бронзовыми буквами сделана, и на слом? Не бывать этому! Милашка, дай-ка я сам им напрямую скажу.
Спецмашина, понимая мое возбужденное состояние, быстро переключила микрофоны. Я подвинулся поближе, ухватился вспотевшими от негодования руками за передатчик и высказал все, что думал:
— А мазе, фазе лав ю бразе не хотите?
На том конце испуганно затихли, понимая, что с запросами переборщили. Впредь наука. Хочешь получить малое, не требуй большого.
— Выключай их, — приказал я. — Все обещания аннулируются. Счета на связь считать ошибочными. «Нью-йоркского бакалавра» дальше предварительно просмотра на Крымский кинофестиваль не пропускать. Обойдемся без них. Россия еще на умы не оскудела.
Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать послушно разорвала связь-мост, дипломатично покашляла, но не сдержалась:
— Оскудеть-то может, и не оскудела, только что делать станем, командор? Директор долго не протянет. Да и второй номер с каждой минутой все больше к славе незаслуженной приобщается. Потеряем парня, как есть потеряем.
— Значит так! — рубанул я ладонью по рулю. — Слушай в очередной раз мою команду. В связи с безвыходностью ситуации приказываю личному составу вскрыть, ох, господи, помоги, секретный пакет чрезвычайных ситуаций.
— Командор, я, конечно, все понимаю. Нервы, начальство, выходной. Но секретный пакет чрезвычайных ситуаций!? Не слишком ли?
— Не слишком. Иного выхода у нас, к сожалению нет.
Пакет, о котором шла речь, шел в комплекте с остальной, технической и психологической документацией к спецмашине подразделения 000. Видные ученые науки и дальновидные начальники, создавшие как саму спецмашину, так и подразделение 000, знали, что рано или поздно возникнет сложнейшая ситуация, когда без надлежащего приказа нельзя будет выполнить задание. И, соответственно, позаботились о кривой выполнения.
— Где у нас сейф с секретной папкой? — дрожат руки, дрожат коленки. Но надо, майор Сергеев. Надо!
— Где и раньше, — динамики Милашки тоже звучали не слишком ровно. — Под бачком в ванной комнате.
— Как командир спецмашины приказываю доставить секретный пакет личико ко мне в руки.
— Без проблем, командор, — спецмашина заметно нервничала. — Но, как вы сами понимаете, я его доставить не могу. Третий номер, похоже, без памяти, вы его слегка запинали. Второй номер и Директор вне кабины. Я, конечно, могу позвать Директора…
— Не надо, сам схожу, — ходить за секретным пакетом не командирское дело, но…
Я даже не успел встать с водительского кресла. Передо мной стоял пингвин, без веревки, но с пакетом.
— Хвалю, Мыша! Хоть какая то польза от оболтуса.
— Он, простите командор, сам, — в динамиках то ли удивление, то ли еще больший испуг. — Выпустил рыбку в бачок, а пакет по дороге прихватил. Рыбка оклемалась даже.
Погладив довольного пингвина по голове, я отправил его присматривать за новым аквариумом, а сам, взобравшись на кресло, стал открывать самый секретный пакет подразделения 000.
Сдирая пальцы о чугунные печати, зубами надрывая стальной конверт, я даже не знал, какие тайны хранит в себе тонкий титановый листок. Может быть, приказ немедленно пустить пулю в висок, может наоборот, перестрелять всех к таким-то таким-то, не станем говорить к каким. И любое слово, содержащееся в пакете, я должен выполнить с точностью до запятой. Или до точки, как получится.
— Так! — надкусанный конверт звякнул о пол. — Инструкция на случай неадекватных ситуаций. Слышь, Мыша, у нас ситуация неадекватная?
— Так точно, командор. Не адекватнее просто не бывает.
— Тогда ищем пункт на букву «ны». «Невозвращенец»! Подходит ли американец к данному определению? Очень даже подходит. Тогда читаем. "Если один из членов экипажа не желает по доброй воле или по принуждению возвращаться в кабину, — прям все как у нас, да, Милашка? — Не возвращаться в кабину… Тогда командиру спецмашины следует выполнить приказ номер восемь гы, который предусматривает…
— Что, командор, что? — все тридцать внутренних камеры Милашки вытянулись на максимальную длину. — Не томи, командор!
Титановый листок с инструкцией о невозвращенцах упал мне колени, сделав пару синяков, но я этого не почувствовал. Закрыв глаза руками, дрожа всем телом, я шептал:
— Мы не может так поступить с ним! Не можем! Он же… Он же наш друг. Товарищ. Член команды! Зачем же так! Зачем!
Милашка искрилась от любопытства, пытаясь рассмотреть скупые строчки приказа. Но на ее беду листок упал текстом вниз. «Правило приказа». Грамотно написанный приказ всегда падает вниз текстом. Доказано многолетними наблюдениями.
— Спецмашина подразделения 000! Говорит твой командир, майор Сергеев. Вывести на проектную мощность все наружные громкоговорители! Установить коридор вещания в направлении второго номера! Уровень повышенный, частотность пониженная!
— Командор! Может не надо?! — спецмашина все поняла. Но даже ее железный мозг не мог понять, как такое можно сделать с живым человеком. — Будет много, очень много крови, командор!
— Потом за все ответим. Или мы, или американец, или всю жизнь Директора на анализы возить. Доложить о готовности!
Борьба между долгом и честью у спецмашины подразделения 000 всегда заканчивается победой здравого смысла:
— Готова по всем параметрам. Усилители выведены на повышенную мощность. Модули заблокированы, третий номер и пингвин изолированы. Директор Службы вне зоны потока. Начинаю отсчет. Три, два, раз! Есть!