Страница:
Не надо ждать, когда придет спасатель подразделения 000. Спасатель сам знает, когда ему приходить. Герасим, скидывая на ходу комбинезон, уже бежал к обезьяньему вольеру. Перед тем, как протиснуться сквозь прутья, он на мгновение замер, обернулся, откинул в сторону ненужный материал и улыбнулся улыбкой человека, который вернулся к природе.
Отпихнув в сторону разинувшего было пасть тигра, он прошел на середину каменной площадки, постоял несколько мгновений, осматриваясь, и разжал кулак. И весь мир увидел в руках русского спасателя початую пачку Беламора.
— Мм? — предложил он величественным жестом дармовую сигарету всем присутствующим обитателям.
Второй номер тоже было дернулся, но я его вовремя остановил.
— Не сейчас, Боб. Смотри, как работают настоящие профессионалы.
Из праздно шатающейся толпы обезьян отделилась фигура, не менее волосатая, чем Герасим, и подошла к нему.
— О! — сказала не менее волосатая обезьяна. — Блек мор кенал? Вери Гуд!
И вытащила из пачки сразу две папиросы.
— Вери гуд! Вери гуд! — закричали за нашими спинами дипломатические работники.
Волосатая обезьяна крепко обняла Герасима за волосатые плечи, обернулась к прогуливающимся между голодных тигров обезьянам и, издав совершенно непереводимый вопль, прокричала:
— Вери гуд, джунгли!
И все обезьяны, от мала до велика, и даже волосатый Герасим, ответили хором:
— Вери гуд, Тарзан!
Дипломаты тут же, не откладывая в долгий ящик, короновали нового короля, и укатили вместе с ним в теплые страны. А мы остались в зоопарке. Искать ушедшего в природу Герасима.
Эпизод 11.
Отпихнув в сторону разинувшего было пасть тигра, он прошел на середину каменной площадки, постоял несколько мгновений, осматриваясь, и разжал кулак. И весь мир увидел в руках русского спасателя початую пачку Беламора.
— Мм? — предложил он величественным жестом дармовую сигарету всем присутствующим обитателям.
Второй номер тоже было дернулся, но я его вовремя остановил.
— Не сейчас, Боб. Смотри, как работают настоящие профессионалы.
Из праздно шатающейся толпы обезьян отделилась фигура, не менее волосатая, чем Герасим, и подошла к нему.
— О! — сказала не менее волосатая обезьяна. — Блек мор кенал? Вери Гуд!
И вытащила из пачки сразу две папиросы.
— Вери гуд! Вери гуд! — закричали за нашими спинами дипломатические работники.
Волосатая обезьяна крепко обняла Герасима за волосатые плечи, обернулась к прогуливающимся между голодных тигров обезьянам и, издав совершенно непереводимый вопль, прокричала:
— Вери гуд, джунгли!
И все обезьяны, от мала до велика, и даже волосатый Герасим, ответили хором:
— Вери гуд, Тарзан!
Дипломаты тут же, не откладывая в долгий ящик, короновали нового короля, и укатили вместе с ним в теплые страны. А мы остались в зоопарке. Искать ушедшего в природу Герасима.
Эпизод 11.
— Я достаю из широких шорт! — Роберт Клинроуз демонстративно залез в карман шорт и вытащил пластиковое удостоверение сотрудника подразделения 000, — …Дубликатом бесценного груза. Смотрите, завидуйте, я спасатель! А не какой-нибудь зануда!
Команда спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать дает гуманитарный бесплатный концерт в столичном доме престарелых. Только что закончил выступать Герасим, стренькавший на сдвоенном пианино отрывок из рок оперы «Собачий вальс» Музыка и слова народные. Имел оглушительный успех.
До Герасима выступала Милашка. Исполнила на сцене пару-тройку своих коронных разворотов на месте. В заключение выступления бабахнула из всех стволов салютом. Еле потушили. Но паники среди пенсионеров не наблюдалось.
После второго номера выступаю я. С элементами строевой подготовки и демонстрацией командного голоса. Очень волнуюсь. Для меня это первый выход в этом гуманитарном сезоне. Как примут зрители? Как среагирует критика в лице Директора Службы?
Проделав небольшую дырочку в шторах, я выглянул в зал. Потягивая водку со льдом из бокалов с высокими ножками, развалившись в креслах, гуманитарный концерт смотрели три человека. Собственно сам Директор, выразительно обмахивающийся приказами об очередном отпуске на всю нашу команду. И, конечно, престарелые. Манерная бабка в топике и худощавый старик в связь-слуховом аппарате.
Еще до начала выступления Директор сообщил, что несчастные престарелые добровольно покинули шикарную четырехэтажную квартиру в центре и переехали сюда. Под присмотр четырех сотен врачей и медсестер. Директор также сообщил, что через месяц пребывания в престарелом доме бедным пенсионерам стало скучно, и они написали жалобу Самому. Понятно кому. И теперь сюда, в загородный комплекс, каждый день приезжали артисты, спортивные команды, иностранные знаменитости. Старость в нашей стране уважали.
Пока Боб танцевал национальный американский танец ламбаду, корни которого уходят глубоко в национальное прошлое американского континента, я прикинул, во сколько миллионов брюликов обходиться стране содержание двух бедных несчастных пенсионеров, которых наверняка выгнали из родного дома неблагодарные дети.
Три больничных корпуса, бассейн, баня на триста шаек-мест, табун из трехсот чистокровных рязанских тяжеловозов, артезианская скважина с минералкой номер тринадцать, стокилометровый кусочек пляжа, жилой высотный комплекс с раздельными санузлами, поле для сбора ягод и лесной массив для сбора грибов, пятиразовое питание, не считая сладкого, подземный гараж, площадка с прогулочными вертокарами и даже скамейка перед главным входом с подогревом.
От такой жизни кто угодно со скуки с ума сойдет.
Пенсионеры, трогательно поджимая губы, похлопали американцу. Директор облегченно вздохнул и отложил в сторону отпускное свидетельство Боба. Теперь моя очередь.
— Мыша! Командир это. Играй марш.
Милашка, руководствуясь лишь собственным вкусом, включила отрывок из бессмертного произведения неизвестного русского композитора «Прощание с Марусей». Под слова «Кап, кап, кап», я вышел на сцену, задирая ноги, словно списанная балерина.
Старушка, грустно сплюнув на пол, сказала: — «Фи», — и недоуменно посмотрела на покрасневшего Директора. Тот в свою очередь скрипнул зубами и стал медленно рвать на клочки мое отпускное удостоверение.
Это означало, что весь мой экипаж отправится в очередной оплачиваемый отпуск без командира. А командир останется в душном городе перебирать бумажки.
Директор прекратил издеваться над бумагой, схватился за связь-бабочку и стал быстро кивать головой, принимая депешу из диспетчерской. Потом встал. Неуклюже поклонился несчастным престарелым. Прекрасная акустика зала донесла до сцены его слова:
— Срочный вызов. Приношу свои соболезнования. То есть извинения. Мы вынуждены покинуть вас в самом срочном порядке.
Никогда не видел Директора Службы таким взволнованным и озабоченным. Прервать гуманитарный концерт в самый кульминационный его момент, на это должны быть веские причины.
— Команде спецмашины за номером тринадцать срочно на выезд! — загремел его голос, заглушая вечную музыку.
Очень веские причины!
— Майор Сергеев! Вас это касается в первую очередь!
Супер веские причины!
— Сергеев! Прекратите топтать сцену и срочно грузитесь в спецмашину. Финита ля гуманитарный концерт!
Архиважные причины!
— Ладно, майор Сергеев! — Директор торопливо, при помощи языка, склеил мое отпускное удостоверение и даже поставил гербовую печать. — Довольны?
А майор Сергеев уже бежал к спецмашине подразделения 000, по инерции задирая ноги, словно списанная балерина.
— Командир в кабине! К работе готов!
— Второй номер в кабине! К работе готов!
— Мм! Мм!
— Прекратите болтать, третий номер!
В кабину Милашки влетел вспотевший Директор Службы и плюхнулся в гостевое кресло.
— Работа. Срочная. Опасная. Смертельная.
— Что может быть опасней гуманитарного концерта в доме престарелых? — улыбнулся я широкой улыбкой смелого спасателя. — Можете на нас положиться, товарищ Директор. Что случилось?
Директор Службы торопливо, давясь примесями, выхлебал стакан воды из-под крана, обтерся рукавом и, словно боясь опоздать куда-то, затараторил:
— Шифровка из центра. Только что. Над среднерусской возвышенностью терпит бедствие инопланетный корабль типа «летающая тарелка». Командой тарелки подан сигнал, расшифрованный как «спасите инопланетные души». Расчетное время падения два часа восемь минут. Расчетная точка падения …цать долготы, …цать широты. Расчетный радиус разброса обломков примерно вот такой ширины, вот такой высоты. Приказано всеми возможными способами не допустить падения. Спасатели подразделения 000, вперед!
Директор Службы вскочил с гостевого кресла и бросился к приборной панели. Видать самому захотелось порулить самой совершенной в мире спецмашиной. Но я не допустил грубого нарушение устава. Перехватил Директора на полпути и насильно усадил обратно.
— Ну, падает. Ну, тарелка. Чего все так переполошились? Они каждый день пачками с неба валятся. Что, каждую спасать? Увольте. Научились по пространству летать, научитесь, и садиться правильно. Разве я не прав?
Боб и, задремавший было Герасим, согласно кивнули.
Согласно общеизвестной статистике инопланетные корабли типа «летающая тарелка» садятся на среднерусскую возвышенность с кучностью восемь единиц на сто квадратных километров в день. Правда, не один еще нормально не приземлился. Честные налогоплательщики замучались металлолом собирать. Глупые зеленые человечки. Нет, чтобы приварить к днищу пару колес. Да технологию изготовления парашютов у землян позаимствовать.
— Здесь особый случай! — захрипел Директор. — Впервые за все время инопланетных визитов, зеленые человечки решили завязать с нами торговые отношение и прислали в тарелке весьма важную делегацию. Нас уже предупредили, если что-то с ними случиться, Земля будет раздавлена. И, прежде всего, наша любимая страна.
— Тьфу, на них, — дополнения Директора не из приятных, но к катастрофическим не относятся. — Много таких желающих было. И все обещали. Уничтожим, с карты вселенной сотрем! Где они? По лесам, да по болотам. А все почему? Колеса к днищам не научились приваривать. Гуманоиды! Прав я, Боб?
Бывшая родина Боба последней на планете перешла на стопроцентное приваривание к днищу любых аппаратов колес. Подобной технологической операции не избежали ни ядероходы, ни ядеролеты, ни ядерожабли. Даже на ядерорезиновых лодках на носу торчало колесо. Так, на всякий случай. А если добавить, что каждое пассажирское кресло современного ядеролайнера оборудовано катапультой, двумя парашютами, самораспаковывающимся домиком на четыре койко-места и запасным бортпроводником, то мечты зеленых человечков о частичном или полоном уничтожении Земли кажутся смешными. Земная наука этого не допустит.
— Но там же гуманоиды? — попытался воззвать к нашей совести Директор.
— А где были ваши гуманоиды, когда бедная Америка погрязла в страшных международных долгах? — стеной гнева навис я над вдавшимся в гостевое кресло Директором. — Куда пропали зеленые человечки, когда родина янкеля практически даром разбазаривала по миру свое национальное богатство? Вы, товарищ Директор, спросите у Боба, хочет он спасать равнодушных свидетелей упадка Родины? Аляску обратно нам спихнули? Спихнули. Калифорнию Кубе за долги отдали? Отдали. Маленькой Югославии, вот такой крошечной стране, Лас-Вегас по решению международного трибунала проиграли. Где ваши гуманоиды в это время загорали?
Нечего было сказать Директору. Он тоже учился в школе и тоже неплохо знал историю средних веков. Мои слова верные.
— Значит, отказываемся? — развел руками Директор.
— Выходит так. Отказываемся! И точка. А то придумали моду, как что, так «вперед спасатели». И должны мы от личных дел отказаться и мчаться в квадрат …цать долготы, …цать широты.
Внезапное чувство тревоги дотронулось до краешка сердца. Предчувствие беды. Ожидание катастрофы.
— Подождите-ка… Какой там разброс тарелки?
— Цать, цать, — повторил координаты Директор, не понимая, зачем мне это надо.
А вот понадобилось. Потому что я вдруг понял, что мы просто обязаны спасти дружественную делегацию инопланетных человечков.
Не сводя глаз с обеспокоенного лица Директора, я заученным движением ткнул пальцем в тревожную кнопку и. одновременно с взревевшей сиреной, слегка повысил голос до уровня средне командирского. Это когда перепонки еще не лопаются, но мясо от костей отслаивается:
— Команде занять места согласно боевому расписанию! Посторонним незамедлительно покинуть кабину! Топки на полную мощность! Направление — склад навесного оборудования подразделения 000! Герасим у тебя пять секунд, чтобы пристегнуться к кровати!
Директор Службы знал меня как крутого спасателя, не бросающего слов на ветер. Если я попросил покинуть кабину, то лучше сделать это незамедлительно. Иначе потом придется прыгать на ходу.
Люк за Директором захлопнулся в режиме «суматоха». Топки, получив четыре дополнительных ядерных брикета, загудели ровным потоком, набирая проектную мощность. Огоньки обозначающие спальный отсек замигали зеленым. Второй номер поднял вверх большой палец. Все готовы.
— Милашка, вперед!
До склада навесного оборудования доехали быстро. Я даже не успел досмотреть до конца ежеквартальный журнал для настоящих мужчин «Женофобия». Зато Боб прекрасно провел время, выглядывая в боковое окно и пугая честных налогоплательщиков длинными гудками. Милашка в свое время позаимствовала с паровоза, выставленного памятником у одного столичного вокзала.
Склад навесного оборудования для спецмашин подразделения 000 располагался на охраняемой территории бывшего столичного космодрома. Раньше в этом живописном месте кипела жизнь. Прилетали в столицу за вкусной колбасой жители окрестных стран. Улетали на заработки в теплые страны наиболее бедные слои населения. Но сейчас космические перелеты полностью заглохли, уступив место более дешевым способам преодоления расстояния. А ненужную, но очень удобную территорию заняла под свои нужды Служба.
Вокзальный микрорайон снесли, посадочные площадки разобрали на дачные участки, диспетчерские вышки вывезли на поля необъятной родины пугать несознательных птиц. Огородили все забором со встроенными пулеметчиками. Отгрохали склады и одну единственную взлетную полосу.
Охрана знала нас в лицо, поэтому пропустила без лишней проверки документов. Взяла только пять брюликов за страховой полис и помахала рукой.
— Совсем обнаглели, — поглядывая в мониторы заднего вида, пробурчал Боб. Пять страховочных брюликов заплатил именно он из своего кармана. — Полгода назад бесплатно проезжали. Командир, не знаешь, Директор себе новую квартиру собирается покупать?
Мне некогда было отвечать любопытному американцу. Живет в России несколько лет, а не понимает прописных истин. Если брюлики кто-то собирает, значит кто-то их и получает.
— К шестому складу, Милашка.
Всего на территории бывшего космодромы было три склада. Первый, второй и шестой. Последний именовался такой странной цифрой в целях безопасности. Если на первый и второй склады мог попасть всякий, кому не лень, то на шестой пропускались только самые-самые посвященные и заслуженные. Например, экипаж спецмашины за номером тринадцать.
— Майор Сергеев? — четвертый в пятом ряду монитор погас в целях безопасности. Никто не мог видеть лица сотрудников шестого склада. Впрочем, они мало кого интересовали. Но приказ, есть приказ. — Нас предупредили, что вы заскочите к нам. Подготовьте заявку и мы сделаем все в лучшем виде.
Обмусолив на языке несмываемый карандаш, я быстренько накропал пару строчек. Подходящей бумажки поблизости не оказалось и пришлось пожертвовать отпускным свидетельством. Янкель и так меньше всех работает.
— Второму номеру спуститься и отдать заявку будочнику. Спецмашине открыть задние ворота и подготовить площадку для приема груза. И не вздумай орать, когда на тебя спецоборудование вешать станут. Поняла?
Милашка в ответ только фыркнула. Стреляная машина. Не первый год на дорогах Родины гусеницы стирает.
— Командир! — подал голос американец. — Тут будка спрашивает, гамму менять, или так оставить?
— Менять, — кого в будочники набирают? Все им объясни, все расскажи.
— А они нам что-то сверх списка хотят вручить. В устной форме. Брать?
У американца какой-то иммунитет к русским матерным словам. Не воспринимает он их. Я уж и записывал на бумажке, и на память учить заставлял. Нет, не берет янкеля русское слово. Нет в его душе той исторической изюминки, которая присуща всем русским мужикам. И как американец будет дальше вливаться в нашу суровую жизнь, не понимаю.
— Боб! — но я еще надеялся на сообразительность второго номера. — То, что они предлагают, это то же самое, как ты меня за глаза называешь по-своему, по-американскому.
— Лопушок?
Спецмашина заглушила хихиканье скрипом поршней на задних воротах.
Я повторил второму номеру то, что предложили янкелю в будке. Боб, получив двойную дозу, залез в Милашку и, спрятавшись в библиотеке, попытался найти объяснение непонятной мудрости русского народа. Не найдет. Нету такой умной книжки.
— Всему живому персоналу покинуть зону склада! — проревели складские громкоговорители. И добавили. — Быстренько, быстренько, быстренько! Процесс навески начнется через десять секунд! Десять, девять, восемь…
Из всех будок, надстроек, дверей и коридоров на волю ломанулись служащие. Подхваченные этой живой волной мы с Бобом оказались на свежем воздухе в первых рядах. По дороге второй номер пытался до меня докричаться, но так как вопили все, включая меня самого, то у янкеля ничего не получилось.
Только на улице, растолкав толпу, старательно прячущую от нас лица, мы с Бобом смогли найти друг друга и сказать все, что хотели.
— Надеюсь, Боб, ты хотел сообщить мне приятные новости? — жмурясь на ласковом искуственом солнышке, я радовался ласковому ветерку и чириканью складских воробьев.
Второй номер сказал только одно слово. Вернее имя.
— Герасим.
Все сегодняшнее утро я ждал беды. И каждое событие сегодняшнего дня доказывало — беда близко. Сначала тарелка с делегатами, которым дома не силиться. Теперь третий номер. Н хочу показаться плохим командиром, но своего товарища мы забыли в спальном отсеке спецмашины подразделения 000.
Поняв по моим глазам, что произошло самое страшное, американец широко раскинул руки и, бросившись обратно к уже запечатанным воротам, тонко, по-индейски, заголосил:
— Герасимушка! Друг ты наш незаменимый! Верните на рабочее место третий номер!
Боб попытался взломать ворота склада, но его вовремя оттащили за красную линию. Еще и по лицу пару раз прошлись.
По рядам топтавшихся рядом работников склада пролетел тяжелый шопот:
— Загубили парня… Сгорел на работе… Командиру век работы не видать.
А на меня будто столбняк напал. Стою, хлопаю ресницами и ничего сделать не могу.
— И что теперь будет? — мой вопрос относился скорее к моему служебному положению, но народ ответил, имея в виду находящегося внутри склада третьего номера.
— Ищите замену, майор. Вернее, бывший майор. Помер ваш третий номер. Там внутри настоящий ад. Даже хуже.
Сквозь неплотно пригнанные ставни склада можно было разглядеть вспышки пламени, разряды. Слышались взрывы, хлопки и звуки, похожие на человеческие вопли. Пластик под ногами мелко вибрировал, вырывая с корнем связь-столбы и около складские деревья.
— Ничего, Боб, — под презрительными взглядами работников склада, я добрался до американца и насильно уткнул его рыдающее лицо в свое плечо. — Мы ведь всегда будем помнить нашего друга и товарища? А хочешь, на Милашке его бюст поставим. И будет третий номер всегда с нами. Не плачь, Боб. Это наша работа. Или Герка тебе должен? Неужто крупную сумму? И не отдал?
Плечи янкеля затряслись сильнее, чем пластик под ногами.
Над воротами склада загорелись зеленые китайские фонарики. Технологический процесс навески был завершен. Работники расступились, освобождая место, створки распахнулись, из проема вылетели остатки густого пара, и из глубины склада навесного оборудования громыхнула маршевая походная «Мы рождены, чтоб быль сделать сказкой».
Мягко шелестя по пластику десятью гусеницами и шестнадцатью колесами, из склада выехала Милашка.
— Не может быть! — ахнул янкель.
— Может, Боб, может. Это последняя разработка наших русских специалистов. Наисекретнейший проект. Специально для подразделения 000. Смотри и радуйся, какая великая страна стала твоим родным домом.
Милашка, плавно затормозила и остановилась перед нами, представая во всем своем великолепии.
Солнце играло яркими бликами на ее серебряных бортах. Двадцатиметровые крылья торчали из боков. Короткий, на швеллере, хвост с тремя нулями. Помытые с шампунью стекла. И бутылка «Советского шампанского», привязанная на веревке к камере бокового обзора.
— Это и есть торжество технического прогресса, Боб. Да не стой ты столбом. Тащи бутылку сюда. Обмоем новое оборудование, а заодно и Герасима помянем.
Американец, не закрывая рта, двинулся выполнять приказ. Но не успел.
Преображенная спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать выдвинула парадный трап с новыми кожаными перилами. Из люка выпрыгнул пингвин в форме бортпроводника. А следом за ним, широко расправив плечи, появился Герасим.
Моя левая бровь недоуменно задралась в район левого виска.
На первый взгляд, это был, конечно, Герасим. Но на второй и последующие, ничего общего у появившегося я не обнаружил.
Гладко выбритые щеки. Короткая модельная стрижка. Совершенно выспавшееся лицо. Новый, со стрелками, комбинезон. Чистые руки и вымытые уши. Нет, это определенно был не Герасим.
— Мм, — закричал радостно неизвестный и вскинул сцепленные руки в приветствии.
— Гера? — уж голос третьего номера я узнаю из миллионов голосов.
— Мм, — подтвердил предположение выбритый человек и театрально развернулся на сто семьдесят девять и девять десятых градуса. Завершить полный оборот ему не позволил Боб, который с каким-то тоскливым продыхом бросился к третьему номеру.
Не утерпел и я. Подскочил к команде и присоединился к всеобщему ликованию. Радовались мы, радовались сотрудники склада навесного оборудования. Только пингвин, тщетно пытающийся разглядеть кончики своих ног, не радовался. Сколько он не всматривался в даль, нигде не видела глупая птица утесов. А без них пингвинам нет никакого счастья.
— Мм. — Герасим мягко отстранил от себя Боба и посмотрел на часы.
— И в самом деле пора, — согласился я. — Грузитесь. Время не терпит. Время делает все там, где ее застала нужда. Хе-хе.
Довольная команда заняла свои места в кабине. После навески оборудования на приборном щитке появилось несколько рядов дополнительных кнопок, а в рядах с мониторами, несколько лишних экранов. О белых подголовниках и выдвижных мусорных корзинах в подлокотниках кресел не говорю. Стандартная процедура при монтаже навесного оборудования.
— Мыша! Командир на связи. Ответь.
— Спецмашина за номером тринадцать, модифицированная усовершенствованная, с кучей дополнительных кнопок и мониторов, на связи. Командор, прошу разрешение на проведение консультативных занятий для всей команды на предмет нового оборудования.
— Разберемся, не маленькие, — каждая спецмашина будет учить заслуженного командира подразделения 000 как пользоваться кнопками. — Выруливай на взлетную полосу и запроси разрешение у вышки.
— Вышка, вышка! Я корпус 000. Прошу зеленый свет.
— Сообщите цель полета? — ответила вышка, очевидно не разобравшаяся издалека с кем имеет дело.
— А не ваше собачье дело, — рявкнула в ответ Милашка, качнув на выбоине серебряным крылом. — Освобождайте быстро коридор. Взлетает спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать.
В диспетчерской все поняли, сообщили метеосводку и благоразумно отключились. Милашке всякие там грозы с градом по фюзеляжу.
Притормозив на минуту у взлетной полосы, Милашка демонстративно погазовала, повертела закрылками, подкрылками, надкрылками, вместокрылками и даже носом. Пару раз взбрыкнула задними гусеницами и, весело прозвенев бортовым колокольчиком, стала неторопливо разгоняться.
В начале взлета, когда еще скорость спецмашины не превысила сверхзвуковой, в кабине появился пингвин, который принес на подносе конфеты и бутылки с квасом. И тем и другим единолично овладел второй номер, который пообещал выдавать припасы по мере необходимости и в порядке очереди. Он даже выдал мне пластиковую карточку, на которой значилась пятизначная цифра, обозначающая порядковый номер. Добрая душа этот американец.
От пингвина мне удалось выпросить только чашку кофе, да два десятка пустых пакетов. Зная резвый характер Милашки, я был уверен, что не зря пообещал пингвину свозить его на Северный полюс.
Спецмашина подразделения 000 взлетала тяжело. Ядерные топки надрывались, стараясь разогнать несколько сотен тонн металла, оборудования и живого веса экипажа до необходимой скорости. Сама Милашка сосредоточенно молчала, отдавая всю себя первому в своей механической жизни полету. И в то, что она взлетит, похоже, верила только сама Милашка.
Загрустивший от постоянных пробок в ушах второй номер тупо разглядывал мешанину мелькающих красок за окном. Изредка он прикладывался к холодной бутылочке кваса.
— Командир? — когда ему надоело портить глаза, он решил попортить нервы остальным членам команды. — Могу ли я задать вопрос?
— По существу? Пожалуйста, — во время взлета я успел решить три объемных кроссворда из раздела «Пуск-стандартные-программы-развлечения» и теперь маялся от безделья. Ходить по кабине нельзя. Курить нельзя. Трогать кнопки тоже нельзя. Все это опасно для жизни. И об этом сообщает красное табло, втиснутое над вторым рядом мониторов.
— Меня вот что интересует. — Боб затолкал в рот сразу пять сосательных конфет, бросив оберточные контейнеры на пол. — Почему вы сначала отказались от задания? А потом согласились?
Янкель задает слишком много вопросов. После смены надо с ним серьезно поговорить на тему «Неуставные взаимоотношения командного состава с подчиненными». Неужели тяжело понять, что решения командира спецмашины подразделения 000 обсуждению ни в какой форме не подлежат. С другой стороны, второй номер только овладевает всеми премудростями нашей профессии. И не ответить, значит недоучить.
Команда спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать дает гуманитарный бесплатный концерт в столичном доме престарелых. Только что закончил выступать Герасим, стренькавший на сдвоенном пианино отрывок из рок оперы «Собачий вальс» Музыка и слова народные. Имел оглушительный успех.
До Герасима выступала Милашка. Исполнила на сцене пару-тройку своих коронных разворотов на месте. В заключение выступления бабахнула из всех стволов салютом. Еле потушили. Но паники среди пенсионеров не наблюдалось.
После второго номера выступаю я. С элементами строевой подготовки и демонстрацией командного голоса. Очень волнуюсь. Для меня это первый выход в этом гуманитарном сезоне. Как примут зрители? Как среагирует критика в лице Директора Службы?
Проделав небольшую дырочку в шторах, я выглянул в зал. Потягивая водку со льдом из бокалов с высокими ножками, развалившись в креслах, гуманитарный концерт смотрели три человека. Собственно сам Директор, выразительно обмахивающийся приказами об очередном отпуске на всю нашу команду. И, конечно, престарелые. Манерная бабка в топике и худощавый старик в связь-слуховом аппарате.
Еще до начала выступления Директор сообщил, что несчастные престарелые добровольно покинули шикарную четырехэтажную квартиру в центре и переехали сюда. Под присмотр четырех сотен врачей и медсестер. Директор также сообщил, что через месяц пребывания в престарелом доме бедным пенсионерам стало скучно, и они написали жалобу Самому. Понятно кому. И теперь сюда, в загородный комплекс, каждый день приезжали артисты, спортивные команды, иностранные знаменитости. Старость в нашей стране уважали.
Пока Боб танцевал национальный американский танец ламбаду, корни которого уходят глубоко в национальное прошлое американского континента, я прикинул, во сколько миллионов брюликов обходиться стране содержание двух бедных несчастных пенсионеров, которых наверняка выгнали из родного дома неблагодарные дети.
Три больничных корпуса, бассейн, баня на триста шаек-мест, табун из трехсот чистокровных рязанских тяжеловозов, артезианская скважина с минералкой номер тринадцать, стокилометровый кусочек пляжа, жилой высотный комплекс с раздельными санузлами, поле для сбора ягод и лесной массив для сбора грибов, пятиразовое питание, не считая сладкого, подземный гараж, площадка с прогулочными вертокарами и даже скамейка перед главным входом с подогревом.
От такой жизни кто угодно со скуки с ума сойдет.
Пенсионеры, трогательно поджимая губы, похлопали американцу. Директор облегченно вздохнул и отложил в сторону отпускное свидетельство Боба. Теперь моя очередь.
— Мыша! Командир это. Играй марш.
Милашка, руководствуясь лишь собственным вкусом, включила отрывок из бессмертного произведения неизвестного русского композитора «Прощание с Марусей». Под слова «Кап, кап, кап», я вышел на сцену, задирая ноги, словно списанная балерина.
Старушка, грустно сплюнув на пол, сказала: — «Фи», — и недоуменно посмотрела на покрасневшего Директора. Тот в свою очередь скрипнул зубами и стал медленно рвать на клочки мое отпускное удостоверение.
Это означало, что весь мой экипаж отправится в очередной оплачиваемый отпуск без командира. А командир останется в душном городе перебирать бумажки.
Директор прекратил издеваться над бумагой, схватился за связь-бабочку и стал быстро кивать головой, принимая депешу из диспетчерской. Потом встал. Неуклюже поклонился несчастным престарелым. Прекрасная акустика зала донесла до сцены его слова:
— Срочный вызов. Приношу свои соболезнования. То есть извинения. Мы вынуждены покинуть вас в самом срочном порядке.
Никогда не видел Директора Службы таким взволнованным и озабоченным. Прервать гуманитарный концерт в самый кульминационный его момент, на это должны быть веские причины.
— Команде спецмашины за номером тринадцать срочно на выезд! — загремел его голос, заглушая вечную музыку.
Очень веские причины!
— Майор Сергеев! Вас это касается в первую очередь!
Супер веские причины!
— Сергеев! Прекратите топтать сцену и срочно грузитесь в спецмашину. Финита ля гуманитарный концерт!
Архиважные причины!
— Ладно, майор Сергеев! — Директор торопливо, при помощи языка, склеил мое отпускное удостоверение и даже поставил гербовую печать. — Довольны?
А майор Сергеев уже бежал к спецмашине подразделения 000, по инерции задирая ноги, словно списанная балерина.
— Командир в кабине! К работе готов!
— Второй номер в кабине! К работе готов!
— Мм! Мм!
— Прекратите болтать, третий номер!
В кабину Милашки влетел вспотевший Директор Службы и плюхнулся в гостевое кресло.
— Работа. Срочная. Опасная. Смертельная.
— Что может быть опасней гуманитарного концерта в доме престарелых? — улыбнулся я широкой улыбкой смелого спасателя. — Можете на нас положиться, товарищ Директор. Что случилось?
Директор Службы торопливо, давясь примесями, выхлебал стакан воды из-под крана, обтерся рукавом и, словно боясь опоздать куда-то, затараторил:
— Шифровка из центра. Только что. Над среднерусской возвышенностью терпит бедствие инопланетный корабль типа «летающая тарелка». Командой тарелки подан сигнал, расшифрованный как «спасите инопланетные души». Расчетное время падения два часа восемь минут. Расчетная точка падения …цать долготы, …цать широты. Расчетный радиус разброса обломков примерно вот такой ширины, вот такой высоты. Приказано всеми возможными способами не допустить падения. Спасатели подразделения 000, вперед!
Директор Службы вскочил с гостевого кресла и бросился к приборной панели. Видать самому захотелось порулить самой совершенной в мире спецмашиной. Но я не допустил грубого нарушение устава. Перехватил Директора на полпути и насильно усадил обратно.
— Ну, падает. Ну, тарелка. Чего все так переполошились? Они каждый день пачками с неба валятся. Что, каждую спасать? Увольте. Научились по пространству летать, научитесь, и садиться правильно. Разве я не прав?
Боб и, задремавший было Герасим, согласно кивнули.
Согласно общеизвестной статистике инопланетные корабли типа «летающая тарелка» садятся на среднерусскую возвышенность с кучностью восемь единиц на сто квадратных километров в день. Правда, не один еще нормально не приземлился. Честные налогоплательщики замучались металлолом собирать. Глупые зеленые человечки. Нет, чтобы приварить к днищу пару колес. Да технологию изготовления парашютов у землян позаимствовать.
— Здесь особый случай! — захрипел Директор. — Впервые за все время инопланетных визитов, зеленые человечки решили завязать с нами торговые отношение и прислали в тарелке весьма важную делегацию. Нас уже предупредили, если что-то с ними случиться, Земля будет раздавлена. И, прежде всего, наша любимая страна.
— Тьфу, на них, — дополнения Директора не из приятных, но к катастрофическим не относятся. — Много таких желающих было. И все обещали. Уничтожим, с карты вселенной сотрем! Где они? По лесам, да по болотам. А все почему? Колеса к днищам не научились приваривать. Гуманоиды! Прав я, Боб?
Бывшая родина Боба последней на планете перешла на стопроцентное приваривание к днищу любых аппаратов колес. Подобной технологической операции не избежали ни ядероходы, ни ядеролеты, ни ядерожабли. Даже на ядерорезиновых лодках на носу торчало колесо. Так, на всякий случай. А если добавить, что каждое пассажирское кресло современного ядеролайнера оборудовано катапультой, двумя парашютами, самораспаковывающимся домиком на четыре койко-места и запасным бортпроводником, то мечты зеленых человечков о частичном или полоном уничтожении Земли кажутся смешными. Земная наука этого не допустит.
— Но там же гуманоиды? — попытался воззвать к нашей совести Директор.
— А где были ваши гуманоиды, когда бедная Америка погрязла в страшных международных долгах? — стеной гнева навис я над вдавшимся в гостевое кресло Директором. — Куда пропали зеленые человечки, когда родина янкеля практически даром разбазаривала по миру свое национальное богатство? Вы, товарищ Директор, спросите у Боба, хочет он спасать равнодушных свидетелей упадка Родины? Аляску обратно нам спихнули? Спихнули. Калифорнию Кубе за долги отдали? Отдали. Маленькой Югославии, вот такой крошечной стране, Лас-Вегас по решению международного трибунала проиграли. Где ваши гуманоиды в это время загорали?
Нечего было сказать Директору. Он тоже учился в школе и тоже неплохо знал историю средних веков. Мои слова верные.
— Значит, отказываемся? — развел руками Директор.
— Выходит так. Отказываемся! И точка. А то придумали моду, как что, так «вперед спасатели». И должны мы от личных дел отказаться и мчаться в квадрат …цать долготы, …цать широты.
Внезапное чувство тревоги дотронулось до краешка сердца. Предчувствие беды. Ожидание катастрофы.
— Подождите-ка… Какой там разброс тарелки?
— Цать, цать, — повторил координаты Директор, не понимая, зачем мне это надо.
А вот понадобилось. Потому что я вдруг понял, что мы просто обязаны спасти дружественную делегацию инопланетных человечков.
Не сводя глаз с обеспокоенного лица Директора, я заученным движением ткнул пальцем в тревожную кнопку и. одновременно с взревевшей сиреной, слегка повысил голос до уровня средне командирского. Это когда перепонки еще не лопаются, но мясо от костей отслаивается:
— Команде занять места согласно боевому расписанию! Посторонним незамедлительно покинуть кабину! Топки на полную мощность! Направление — склад навесного оборудования подразделения 000! Герасим у тебя пять секунд, чтобы пристегнуться к кровати!
Директор Службы знал меня как крутого спасателя, не бросающего слов на ветер. Если я попросил покинуть кабину, то лучше сделать это незамедлительно. Иначе потом придется прыгать на ходу.
Люк за Директором захлопнулся в режиме «суматоха». Топки, получив четыре дополнительных ядерных брикета, загудели ровным потоком, набирая проектную мощность. Огоньки обозначающие спальный отсек замигали зеленым. Второй номер поднял вверх большой палец. Все готовы.
— Милашка, вперед!
До склада навесного оборудования доехали быстро. Я даже не успел досмотреть до конца ежеквартальный журнал для настоящих мужчин «Женофобия». Зато Боб прекрасно провел время, выглядывая в боковое окно и пугая честных налогоплательщиков длинными гудками. Милашка в свое время позаимствовала с паровоза, выставленного памятником у одного столичного вокзала.
Склад навесного оборудования для спецмашин подразделения 000 располагался на охраняемой территории бывшего столичного космодрома. Раньше в этом живописном месте кипела жизнь. Прилетали в столицу за вкусной колбасой жители окрестных стран. Улетали на заработки в теплые страны наиболее бедные слои населения. Но сейчас космические перелеты полностью заглохли, уступив место более дешевым способам преодоления расстояния. А ненужную, но очень удобную территорию заняла под свои нужды Служба.
Вокзальный микрорайон снесли, посадочные площадки разобрали на дачные участки, диспетчерские вышки вывезли на поля необъятной родины пугать несознательных птиц. Огородили все забором со встроенными пулеметчиками. Отгрохали склады и одну единственную взлетную полосу.
Охрана знала нас в лицо, поэтому пропустила без лишней проверки документов. Взяла только пять брюликов за страховой полис и помахала рукой.
— Совсем обнаглели, — поглядывая в мониторы заднего вида, пробурчал Боб. Пять страховочных брюликов заплатил именно он из своего кармана. — Полгода назад бесплатно проезжали. Командир, не знаешь, Директор себе новую квартиру собирается покупать?
Мне некогда было отвечать любопытному американцу. Живет в России несколько лет, а не понимает прописных истин. Если брюлики кто-то собирает, значит кто-то их и получает.
— К шестому складу, Милашка.
Всего на территории бывшего космодромы было три склада. Первый, второй и шестой. Последний именовался такой странной цифрой в целях безопасности. Если на первый и второй склады мог попасть всякий, кому не лень, то на шестой пропускались только самые-самые посвященные и заслуженные. Например, экипаж спецмашины за номером тринадцать.
— Майор Сергеев? — четвертый в пятом ряду монитор погас в целях безопасности. Никто не мог видеть лица сотрудников шестого склада. Впрочем, они мало кого интересовали. Но приказ, есть приказ. — Нас предупредили, что вы заскочите к нам. Подготовьте заявку и мы сделаем все в лучшем виде.
Обмусолив на языке несмываемый карандаш, я быстренько накропал пару строчек. Подходящей бумажки поблизости не оказалось и пришлось пожертвовать отпускным свидетельством. Янкель и так меньше всех работает.
— Второму номеру спуститься и отдать заявку будочнику. Спецмашине открыть задние ворота и подготовить площадку для приема груза. И не вздумай орать, когда на тебя спецоборудование вешать станут. Поняла?
Милашка в ответ только фыркнула. Стреляная машина. Не первый год на дорогах Родины гусеницы стирает.
— Командир! — подал голос американец. — Тут будка спрашивает, гамму менять, или так оставить?
— Менять, — кого в будочники набирают? Все им объясни, все расскажи.
— А они нам что-то сверх списка хотят вручить. В устной форме. Брать?
У американца какой-то иммунитет к русским матерным словам. Не воспринимает он их. Я уж и записывал на бумажке, и на память учить заставлял. Нет, не берет янкеля русское слово. Нет в его душе той исторической изюминки, которая присуща всем русским мужикам. И как американец будет дальше вливаться в нашу суровую жизнь, не понимаю.
— Боб! — но я еще надеялся на сообразительность второго номера. — То, что они предлагают, это то же самое, как ты меня за глаза называешь по-своему, по-американскому.
— Лопушок?
Спецмашина заглушила хихиканье скрипом поршней на задних воротах.
Я повторил второму номеру то, что предложили янкелю в будке. Боб, получив двойную дозу, залез в Милашку и, спрятавшись в библиотеке, попытался найти объяснение непонятной мудрости русского народа. Не найдет. Нету такой умной книжки.
— Всему живому персоналу покинуть зону склада! — проревели складские громкоговорители. И добавили. — Быстренько, быстренько, быстренько! Процесс навески начнется через десять секунд! Десять, девять, восемь…
Из всех будок, надстроек, дверей и коридоров на волю ломанулись служащие. Подхваченные этой живой волной мы с Бобом оказались на свежем воздухе в первых рядах. По дороге второй номер пытался до меня докричаться, но так как вопили все, включая меня самого, то у янкеля ничего не получилось.
Только на улице, растолкав толпу, старательно прячущую от нас лица, мы с Бобом смогли найти друг друга и сказать все, что хотели.
— Надеюсь, Боб, ты хотел сообщить мне приятные новости? — жмурясь на ласковом искуственом солнышке, я радовался ласковому ветерку и чириканью складских воробьев.
Второй номер сказал только одно слово. Вернее имя.
— Герасим.
Все сегодняшнее утро я ждал беды. И каждое событие сегодняшнего дня доказывало — беда близко. Сначала тарелка с делегатами, которым дома не силиться. Теперь третий номер. Н хочу показаться плохим командиром, но своего товарища мы забыли в спальном отсеке спецмашины подразделения 000.
Поняв по моим глазам, что произошло самое страшное, американец широко раскинул руки и, бросившись обратно к уже запечатанным воротам, тонко, по-индейски, заголосил:
— Герасимушка! Друг ты наш незаменимый! Верните на рабочее место третий номер!
Боб попытался взломать ворота склада, но его вовремя оттащили за красную линию. Еще и по лицу пару раз прошлись.
По рядам топтавшихся рядом работников склада пролетел тяжелый шопот:
— Загубили парня… Сгорел на работе… Командиру век работы не видать.
А на меня будто столбняк напал. Стою, хлопаю ресницами и ничего сделать не могу.
— И что теперь будет? — мой вопрос относился скорее к моему служебному положению, но народ ответил, имея в виду находящегося внутри склада третьего номера.
— Ищите замену, майор. Вернее, бывший майор. Помер ваш третий номер. Там внутри настоящий ад. Даже хуже.
Сквозь неплотно пригнанные ставни склада можно было разглядеть вспышки пламени, разряды. Слышались взрывы, хлопки и звуки, похожие на человеческие вопли. Пластик под ногами мелко вибрировал, вырывая с корнем связь-столбы и около складские деревья.
— Ничего, Боб, — под презрительными взглядами работников склада, я добрался до американца и насильно уткнул его рыдающее лицо в свое плечо. — Мы ведь всегда будем помнить нашего друга и товарища? А хочешь, на Милашке его бюст поставим. И будет третий номер всегда с нами. Не плачь, Боб. Это наша работа. Или Герка тебе должен? Неужто крупную сумму? И не отдал?
Плечи янкеля затряслись сильнее, чем пластик под ногами.
Над воротами склада загорелись зеленые китайские фонарики. Технологический процесс навески был завершен. Работники расступились, освобождая место, створки распахнулись, из проема вылетели остатки густого пара, и из глубины склада навесного оборудования громыхнула маршевая походная «Мы рождены, чтоб быль сделать сказкой».
Мягко шелестя по пластику десятью гусеницами и шестнадцатью колесами, из склада выехала Милашка.
— Не может быть! — ахнул янкель.
— Может, Боб, может. Это последняя разработка наших русских специалистов. Наисекретнейший проект. Специально для подразделения 000. Смотри и радуйся, какая великая страна стала твоим родным домом.
Милашка, плавно затормозила и остановилась перед нами, представая во всем своем великолепии.
Солнце играло яркими бликами на ее серебряных бортах. Двадцатиметровые крылья торчали из боков. Короткий, на швеллере, хвост с тремя нулями. Помытые с шампунью стекла. И бутылка «Советского шампанского», привязанная на веревке к камере бокового обзора.
— Это и есть торжество технического прогресса, Боб. Да не стой ты столбом. Тащи бутылку сюда. Обмоем новое оборудование, а заодно и Герасима помянем.
Американец, не закрывая рта, двинулся выполнять приказ. Но не успел.
Преображенная спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать выдвинула парадный трап с новыми кожаными перилами. Из люка выпрыгнул пингвин в форме бортпроводника. А следом за ним, широко расправив плечи, появился Герасим.
Моя левая бровь недоуменно задралась в район левого виска.
На первый взгляд, это был, конечно, Герасим. Но на второй и последующие, ничего общего у появившегося я не обнаружил.
Гладко выбритые щеки. Короткая модельная стрижка. Совершенно выспавшееся лицо. Новый, со стрелками, комбинезон. Чистые руки и вымытые уши. Нет, это определенно был не Герасим.
— Мм, — закричал радостно неизвестный и вскинул сцепленные руки в приветствии.
— Гера? — уж голос третьего номера я узнаю из миллионов голосов.
— Мм, — подтвердил предположение выбритый человек и театрально развернулся на сто семьдесят девять и девять десятых градуса. Завершить полный оборот ему не позволил Боб, который с каким-то тоскливым продыхом бросился к третьему номеру.
Не утерпел и я. Подскочил к команде и присоединился к всеобщему ликованию. Радовались мы, радовались сотрудники склада навесного оборудования. Только пингвин, тщетно пытающийся разглядеть кончики своих ног, не радовался. Сколько он не всматривался в даль, нигде не видела глупая птица утесов. А без них пингвинам нет никакого счастья.
— Мм. — Герасим мягко отстранил от себя Боба и посмотрел на часы.
— И в самом деле пора, — согласился я. — Грузитесь. Время не терпит. Время делает все там, где ее застала нужда. Хе-хе.
Довольная команда заняла свои места в кабине. После навески оборудования на приборном щитке появилось несколько рядов дополнительных кнопок, а в рядах с мониторами, несколько лишних экранов. О белых подголовниках и выдвижных мусорных корзинах в подлокотниках кресел не говорю. Стандартная процедура при монтаже навесного оборудования.
— Мыша! Командир на связи. Ответь.
— Спецмашина за номером тринадцать, модифицированная усовершенствованная, с кучей дополнительных кнопок и мониторов, на связи. Командор, прошу разрешение на проведение консультативных занятий для всей команды на предмет нового оборудования.
— Разберемся, не маленькие, — каждая спецмашина будет учить заслуженного командира подразделения 000 как пользоваться кнопками. — Выруливай на взлетную полосу и запроси разрешение у вышки.
— Вышка, вышка! Я корпус 000. Прошу зеленый свет.
— Сообщите цель полета? — ответила вышка, очевидно не разобравшаяся издалека с кем имеет дело.
— А не ваше собачье дело, — рявкнула в ответ Милашка, качнув на выбоине серебряным крылом. — Освобождайте быстро коридор. Взлетает спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать.
В диспетчерской все поняли, сообщили метеосводку и благоразумно отключились. Милашке всякие там грозы с градом по фюзеляжу.
Притормозив на минуту у взлетной полосы, Милашка демонстративно погазовала, повертела закрылками, подкрылками, надкрылками, вместокрылками и даже носом. Пару раз взбрыкнула задними гусеницами и, весело прозвенев бортовым колокольчиком, стала неторопливо разгоняться.
В начале взлета, когда еще скорость спецмашины не превысила сверхзвуковой, в кабине появился пингвин, который принес на подносе конфеты и бутылки с квасом. И тем и другим единолично овладел второй номер, который пообещал выдавать припасы по мере необходимости и в порядке очереди. Он даже выдал мне пластиковую карточку, на которой значилась пятизначная цифра, обозначающая порядковый номер. Добрая душа этот американец.
От пингвина мне удалось выпросить только чашку кофе, да два десятка пустых пакетов. Зная резвый характер Милашки, я был уверен, что не зря пообещал пингвину свозить его на Северный полюс.
Спецмашина подразделения 000 взлетала тяжело. Ядерные топки надрывались, стараясь разогнать несколько сотен тонн металла, оборудования и живого веса экипажа до необходимой скорости. Сама Милашка сосредоточенно молчала, отдавая всю себя первому в своей механической жизни полету. И в то, что она взлетит, похоже, верила только сама Милашка.
Загрустивший от постоянных пробок в ушах второй номер тупо разглядывал мешанину мелькающих красок за окном. Изредка он прикладывался к холодной бутылочке кваса.
— Командир? — когда ему надоело портить глаза, он решил попортить нервы остальным членам команды. — Могу ли я задать вопрос?
— По существу? Пожалуйста, — во время взлета я успел решить три объемных кроссворда из раздела «Пуск-стандартные-программы-развлечения» и теперь маялся от безделья. Ходить по кабине нельзя. Курить нельзя. Трогать кнопки тоже нельзя. Все это опасно для жизни. И об этом сообщает красное табло, втиснутое над вторым рядом мониторов.
— Меня вот что интересует. — Боб затолкал в рот сразу пять сосательных конфет, бросив оберточные контейнеры на пол. — Почему вы сначала отказались от задания? А потом согласились?
Янкель задает слишком много вопросов. После смены надо с ним серьезно поговорить на тему «Неуставные взаимоотношения командного состава с подчиненными». Неужели тяжело понять, что решения командира спецмашины подразделения 000 обсуждению ни в какой форме не подлежат. С другой стороны, второй номер только овладевает всеми премудростями нашей профессии. И не ответить, значит недоучить.