Страница:
[27]с большими белыми крыльями вдоль рук.
— Маш-шу, а зачем ты рисуешь? — спросили ее из-за спины. — У тебя есть этот… бара-башка, который умеет изображать все так, как есть. Зачем ты себе крылья нарисовала, ты что, мнишь себя Богиней Маат?
— Понимаешь ли, Неб, — начала она.
Она могла и не оборачиваться, потому что сразу поняла, что пришел Он:
— Правда иногда тяготит, влечет к земле, а так хочется в небо, лететь свободно над облаками и делать то, что хочешь: придумывать, изобретать… А барабашке что скажешь, он то и рисует. Скучный он. И это вовсе не Маат, это Шу, Бог воздуха, освежающий северный ветер. Да, я знаю, что он мужчина, но…
— Но ты ведь и есть освежающий северный ветер, Маш-шу! — он обнял ее за плечи и уткнулся носом в белокурый затылок девушки. — Ты пришла с севера, и с тобой в моей жизни появилось столько нового. Знаешь, а меня с крыльями тоже нарисуй! Я хочу летать вместе с тобой, нет, я хочу лететь за тобой.
Всегда пожалуйста! Маша за считанные минуты нарисовала и своего друга. Только костюма ему божественного не придумала. Вот и вышел на рисунке Небхеперура, такой, какой он есть, только с крыльями. Если бы эта картинка из древности сохранилась, то археологи бы дали ей название типа: "Мальчик и девочка Шу" или еще бы что выдумали. Если бы, вообще, не дошли до того, что Бог Шу был женщиной.
А художнице в этот момент стало грустно. Она вспомнила, как они с Иваном летали в Сочи на самолете, как облака оставались где-то там, внизу, далеко-далеко, они казались мягкой ватой, а выше только чистое темно-синее небо. Как жаль, что паренёк из древности никогда не сможет взлететь на Боинге и увидеть всю эту прелесть: восход солнца на высоте в десяток километров, пушистые облака и города, кажущиеся игрушечными. Она уже забыла о том, что и сама, возможно, никогда больше не увидит ни Москву, ни родной Бобруйск, — ничего из того, что произойдет на земле через три с половиной тысячи лет.
— Ты хорошо рисуешь, Маш-шу! Твой отец художник?
Девушка смутилась от такого комплимента, хотя и ожидала чего-то подобного. Да какой ее отец художник, сантехник он обычный, а мама — контролер ОТК. Такое и не объяснишь с ходу тут, в Кемете. Небхеперура сел перед ней на колени. Повязку с ноги он уже снял, потому что рана, обработанная еще вчера заботливой Машей с помощью чудодейственного средства из Нижнего Новгорода, почти затянулась. Паренек даже не прихрамывал на больную ногу. Он хотел было поцеловать девушку, но тут раздалось истошное "мяу", и из камышей выпрыгнула черная кошка.
— Ну вот, опять, — обиделся парень.
Только оба успели вскочить, как к реке выбежал Машин сосед, пряча что-то за спиной. Кошка шипела и пятилась от него.
— О, Неб, взял себе в подружки сестру моего чудака-соседа, — отвлекся мужчина от поимки животного.
Правда, дальнейшего разговора он не услышал, потому что его вредная кошка бросилась в камыши, и Машиному соседу пришлось вместо беседы продолжить догонялки, держа в одной руке предмет, очень похожий на цифровую видеокамеру?!
Но девушка никак не могла предположить, что эта случайно брошенная фраза вызовет ревность со стороны ее друга:
— Ты живешь с братом? Это тот, с которым ты за мной гонялась? А вы, случаем, не женаты?
— Да, тот самый. Но думаешь, у нас правитель такой оболдуй, чтобы девушку в дальний путь одну отпустить? А за брата замуж я и не собираюсь! Во-первых, я люблю тебя, во-вторых, он дурак-дураком, в-третьих, в наших краях инцест запрещен!
Первое, сказанное Машей, не выдерживало никакой критики: в ее-то время совершеннолетняя девушка могла в одиночку поехать куда угодно, были бы деньги, желание и турпутевка. А остальное… Она в жизни не думала, что признание получится таким простым и гармоничным.
— Ин-чего? — переспросил Небхеперура насчет последнего пункта.
— Инцест, — повторила она, — это когда близкие родственники создают семью или просто, ну, это… Потому что в таких семьях часто мертвые дети рождаются.
Конечно, определение получилось не совсем точным и каким-то наивным, но для жителей Кемета и такое подходило, тем более, девушка прекрасно знала из учебников, что кеметцы практиковали браки с родственниками, не хотели портить кровь, а выходило, что вырождались. Маша заметила, что сказанное очень задело Небхеперура, будто он и сам создавал семью с родственницей и у него, действительно, мёртвые дети когда-то были.
— Неб, прости, если что-то не то сказала, — стушевалась она.
— Да нет, все в порядке, — кисло улыбнулся он.
Разноцветные огни осветили сцену, и Иван, наряженный в яркую рубашку с рюшечками и черные кожаные брюки в обтяжку, вышел на сцену. Рядом с ним стояла сестра в гламурном розовом одеянии и босоножках на десятисантиметровой шпильке. Хоть Маша и была невысокой, но такого она никогда не покупала. Публика ревела от восторга. Дурак взял микрофон и тоном ведущего дешевого шоу заорал:
— Итак, в эфире "Фабрика звезд"! Или как там предприятия в этом чёртовом Кемете называются. Мы с Маш-шу находимся в главной студии Бен-Бен TV!
— На сегодня у нас остались финалисты! — подхватила его Маша. — Только трое, из восемнадцати ребят…
Почти как в грустной песне…
— Их зовут Эйе, Сехемра и Харин-Хлеб! — торжественно продолжил брат, и на сцену вышла троица в кожаных одеяниях по последней моде 2006 года другой эры. — Остальных же не спасло смс-голосование, и их отправили в Древний Бобруйск.
— В какой такой Бобруйск? — возмутилась соведущая. — В Ахетатон, в пятую музыкальную школу их отправили, сольфеджио учить!
Иван, ясное дело, пропустил мимо ушей все сказанное сестрой, и продолжил:
— А теперь просим наших финалистов исполнить свои композиции. Напоминаем про смс-голосование, кто получит больше смс-ок на свой сотовый, тому обеспечен главный приз! А самого активного голосовальщика ждет новый смартфон! Напоминаю, смс-ка это такое короткое сообщение длиной сто шестьдесят иероглифов. А смартфон — это штука для написания смс-ок.
В первом ряду на самых лучших местах сидели Тутанхамон в наглаженном черном смокинге и его супруга. На этот раз на девушке было дорогое бархатное чёрное платье. Хотя, как ни странно, фараон сидел, скрестив руки на груди, и держал свои скипетры, а на голове у него — полосатый немес.
Концерт вышел каким-то непродолжительным. Иван уже успел пожалеть, что маловато финалистов оставил. Сначала Сехемра затянул какую-то тягомотину на тему: "Я тебя люблю, а ты без ума от Атона", потом два небритых мужика вышли рекламировать вкусную еду из пекарни на площади Астерикса и Обеликса, а после Эйе и Хоремхеб исполнили дуэтом "Голубую луну".
Публика ликовала. Но как только советник и полководец покинули сцену, в зале потух свет, и вдруг прожекторы осветили стоящую на сцене рыжую девушку в длинном красном платье. Эту личность ведущий Дурак не мог не узнать. Но не успел русский конферансье и слова вставить, как Ирина Семёнова запела под фонограмму голосом Натальи Подольской:
— Нет! — дико крикнул Иван и бросился наперерез летящему серпу…
И вдруг Дурак обнаружил себя сидящим на собственной кровати, в своей комнате. Он тяжело дышал и, вытаращив глаза, уставился на руки, будто в них только что растаял убийственный серп.
Что за сон!
— Блин, приснится же такое… И все из-за тебя, Маш-шу, — ворчал он, припоминая из рассказов сестры, как ее называет кеметский парнишка, — отправилась опять гулять со своей мумией. А я тебя тут дожидаться должен. К фараону опаздываю!
Иван раньше не верил в сны. Но после того, как его занесло в прошлое, он стал воспринимать их как подсказки. Сон же про Фабрику парень запомнил надолго и твердо решил, что культурой в Кемете он заниматься не будет. Кроме того, во сне, как понял Дурак, присутствовал непрямой намек.
С помощью всемогущей программы "Алевтина" пятой версии он смоделировал вежливый отказ фараону и схему последующего разговора. Правда, на месте не очень красивой женщины-комендантши оказался молоденький Тутанхамон, но какова разница, начальство всегда с ограниченниями в лексиконе разговаривает. Хотя, надо будет подкорректировать "Алевтину" для общего случая.
У ворот стояли запомнившиеся Ивану стражники: толстый и тонкий. Они неодобрительно оглядели гостя, но когда он показал им пропуск в общежитие с переливающейся голограммой и фотографией, заметив при этом:
— Желанный гость из Раши с личным визитом к Его величеству Тутанхамону!
Эти двое отошли в стороны, и путь для Дурака во дворец был свободен. Что же делает такое чудо, как голограмма с охранниками всех времен и народов. Неужели туда заложена какая-то гипнотизирующая сила? Куда только Иван по своему пластиковому пропуску ни проходил. Вот вернется он домой, если выживет на кеметских лепешках, расскажет Кириллу, как во дворец к Тутанхамону попал. Таким и возгордиться не грех.
Правда, толстый стражник все же вышел вперед парня и пригласил фараона в сад. Иван даже обрадовался, что ему не предстояла долгая и нудная прогулка по коридорам. Минут через пятнадцать стражник вернулся, идя следом за прихрамывающим, опирающимся на длинную трость господином.
Фараон вышел из того же коридора, по которому вчера вели Дурака поутру Эйе и Хоремхеб.
На этот раз на голове правителя был немес в бело-красную полоску (как во сне Ивана), а оделся правитель в короткую заморскую тунику с широкими рукавами, подвязав ее красным поясом. Цеп и крюк фараон всегда носил при себе, про бородку козлиную тоже не забыл, как и про ожерелье и кулончик-медальон. Зато фараон не стал краситься, что гостя порадовало, а то как-то смешно было смотреть парню из будущего на подобный макияж.
— Что скажешь, Иван Дурак из Раши? — холодным тоном спросил фараон, встряхнув скипетрами, которые держал в левой руке.
Пока программист собирался с мыслями, Тутанхамон указал ему на беседку неподалеку от стены, и парень, послушавшись его, проследовал туда. Стражника фараон сразу отправил обратно к воротам. Иван даже удивился, неужели правитель рискнул общаться с ним, незнакомцем, без всякой охраны.
— Не разгневайтесь, господин, здоровье, сила, разум, но не по душе мне работа шутника. Да, люблю я напевать всякую лабуду и шутить, но могу я это делать и просто так, когда время свободное есть, не за плату, дабы душу радовать. За деньги у юмористов плохо получается. Да и учён я более серьезным делам.
Фараон, склонив голову набок, внимательно слушал каждое слово чужестранца.
— В Раше я работал в "Отделе странных явлений", на службе у Государя, президентом он у нас зовется, оберегал народ от нечистой силы, иногда расследовал делишки темные. Но так сложилось, что сослали меня в Кемет, в реалити-шоу поучаствовать и отыскать тут девку дерзкую, которая мир завоевать собирается. Высока она, стройна, глаза красивые, а волосы до плеч, густые-прегустые, а поет как Наталья Подольская на финальном концерте "Фабрики Звезд", - а потом шепотом буркнул, — блин, он же не знает даже, что такое телик, — и бодро продолжил, — но работа моя сейчас идет неважно, по сему, если владыка Кемета, разум его, здоровье да сила, желает, чтобы Иван Дурак служил ему, то гость из далекой страны хотел бы работы схожей, дабы не пропало его учение зазря. Да не разгневается владыка Кемета на мою дерзость.
Слышало бы начальство Ивана, как он заливал про свою деятельность, без году неделю проработав на ОСЯ.
И про девушку, похожую на Иру, на поиски которой Иван хотел потратить немало времени, он тоже приукрасил. Хотя чувствовало сердце парня, что именно двойница — ключ от двери домой, и именно от этой девушки нужно спасти мир за оставшиеся пять дней. А последний сон о том, что двойница покусилась на фараона, — тоже своего рода намек, понял Иван Дурак.
— Что же, ты выполнял нужную работу. И среди приближенных моих не помешают учёные люди, — ответил фараон, — а то эти оболдуи Эйе с Хоремхебом да жрец Сехемра впридачу, мне рот затыкают, а сами страну к разрухе ведут. Глаза у них завидущие, руки — загребущие, им золота бы побольше захватить, а про народ — забывают. Недалеко то время, что и вообще, хеттам паршивым или жидам-семитам все наши земли продадут. Хотя нет, наговариваю. Хоремхеб прекрасно удерживает хеттов у границ. Но остальные-то, остальные…
Если бы Иван разговаривал не с фараоном, то непременно бы спросил, кто эти паршивые хетты, с которыми программиста местные постоянно сравнивали при встрече. Хотя и подозревал он, что это некое северное племя, от которого русичи пошли.
— А еще, — продолжал фараон, — у меня есть одна тайна, которая душу шесть лет как бередит.
— Дело об убийстве вашего брата, Семечка-Хари, — догадался Иван, — да уж, тут Харин-Хлеб какой-нибудь точно не расследует.
Да чего там, догадался! Если бы Маша ему на ночь не рассказывала лекции по истории Древнего Востока, то программист бы выглядел перед Тутанхамоном полным Дураком, оправдывающим свою фамилию.
— А ты умнее, чем я думал, твоя мысль проворнее, чем я предполагал! Вот только имена кеметские ты странно как-то произносишь.
Мягко сказано еще — "странно". Иван их банально коверкал на свой лад, и низводил до бытовых, порой даже не очень культурных понятий. Как его сестра ругала, когда он повторял по сотне раз имена в неправильной транскрипции.
Фараону было нелегко говорить о своем брате. Возможно, окажись Тутанхамон девочкой и без царского титула, то точно бы повис на плече чужеземного гостя, горько расплакавшись.
— Но! — правитель поднял указательный палец, — для начала я тебя проверю на маленьком простеньком деле. Справишься — займешься расследованием убийства Сменхкара и большой задаток получишь.
"Прямо как в сказке! — подумал Иван. — Только полцарства и свою жену малогабаритную подарить не обещай! Вот если бы Иру помог мне найти! Тогда бы взял я у тебя полцарства, назвал бы Белоруссией… Минск, Бобруйск, Гомель, Могилёв, Брест основал бы… Ну, или в Москву бы меня вернули… А так, не надо!
— Согласен! Только если ничего не получится — не убивайте, договорились? — поклонился программист.
И фараон улыбнулся:
— Договорились, — а потом начал рассказывать. — Значится так, есть у моей жены серьги золотые. Любимые. Как она их надевает и идет в них, характерный звон слышится. Это от матери и сестры старшей ей досталось, как приданое. Серьги тяжелые, уши сильно оттягивают…
Иван представил Анхесенпаамон с эльфийскими ушками. А что, неплохо… Росту бы ей побольше, и можно в фильмах снимать в роли какой-нибудь Арвен.
— Но она их все равно больше остальных украшений любит, — продолжал Тутанхамон. — А вчера утром она не нашла серьги у себя в ларце.
— Банальная кража с целью переплавки на деньги, — заключил Иван, перебирая пальцами в кармане горстку медных дебенов.
— Слугам я доверяю, — тихо сказал фараон, — если кому деньги-золото нужны — не жалею. Из меня многие уже столько добра вытащили, что самому обидно. А знатной публике, пусть и неумной, вряд ли захочется рисковать моей милостью ради дорогих украшений.
Он повернулся к чужеземному гостю спиной и, держась за одну из опор беседки, смотрел на высокое дерево с большими белыми цветами. Нет, не магнолия это, что-то похожее, и невероятно красивое. Иван Дурак подпирал спиной противоположный столбик, глядя на крышу древней беседки, представлявшую собой сплетение из гибких веток, обвитое стелющимся растением с голубыми и розовыми цветочками. Как тут красиво, однако. Но как неспокойно! Двойник Ирки по улицам ходит, у фараона украшения пропадают. А что, если двойница и украла. И во сне именно поэтому связь Иры и Тутанхамона оказалась отмечена. Хотя, как? Во дворец не просто попасть! Версию с девушкой, похожей на Иру, программист поэтому сразу же отмел, как шутки психики.
Он думал над раскладом: фараон по-детски доверял всем, слугам дарил украшения, иногда деньги, дабы они не совали лапы в более дорогие вещи и сундучки с казной, а подчиненным из высших слоев он доверял. Если положить все так, как описывал Тутанхамон, то либо его супруга потеряла любимую игрушку, что вряд ли, либо, что не выдерживает никакой критики, серьги сами ушли. Не мешало бы еще на магию проверить! Столько игрушек для телефонов сотовых именно про магию Древнего Египта люди напридумывали. Явно, не на пустом месте!
— А вдруг у одной из служанок зависть взыграла, захотела она наравне с царицей ходить в красивых серьгах? — вслух предположил Иван.
— Не думаю, — сразу отрезал фараон, повернувшись лицом к нему, — пусть, например, любимая служанка Анхесенпаамон, Мерит, из зависти унесла серьги. Она должна их надеть, иначе, она не девушка!
Тоже верно. Да и вряд ли украшение из дворца фараона можно легко сплавить на рынке. Народ бедный, денег на такое не напасется. Да и легче кучку мелких безделушек продать, чем одно большое украшение. И тут Иван вспомнил вопрос, который любой сыщик должен был задать сразу:
— А как выглядят эти серьги?
— Большое золотое кольцо почти с ладошку, и на нем тоненькие золотые и серебряные пластинки, украшенные лазуритами и малахитами.
"Диаметр десять сантиметров, подвески по два сантиметра длиной каждая, — прикидывал в уме программист. — Да уж, за продажу такого мешок баксов должны отвалить!
Но явно не за этим увели украшение любимой жены фараона. Тогда гость из будущего и не предполагал, во что выльется это маленькое, простенькое на первый взгляд дело. Да и неизвестно, чем бы все это закончилось, не вмешайся Иван Дурак.
— Эй, правое полушарие дурацкого мозга! — заявил Иван с порога.
Дорогой домой он обдумывал возможные мотивы кражи дорогого украшения. Ни одна из версий не находила никаких рациональных объяснений. Все упиралось в один вопрос: почему именно серьги, которые жена фараона держала всегда при себе? Если бы кто-то хотел продать больше драгоценностей, то почему их не увести из казны? А если кому-то захотелось расстроить девушку… Вполне возможно. Но кто и, главное, с какой целью желал обидеть Анхесенпаамон?
Маша укоризненно посмотрела на братца, мол, новую шутку изобрел, левое полушарие.
— Пока не научишься правильно произносить слова Нефертити, Сменхкара, Хоремхеб, Бекетатон, Анхесенпаамон и прочие, можешь и не обращаться за очередной энциклопедической справкой!
— Достала, мелкая, — фыркнул Иван, — ее друг-мумия Маш-шу называет, так это ладно, всё нормально типа, а когда я подвожу имена древних египтян под Великий и Могучий русский язык… Ну ты сама посуди, не может человек, Первая Леди Кемета, носить имя во множественном числе, поэтому и Нефертитя, а Семечка-Харя, Харин-Хлеб, Брекет-батон, Аня-что-то-там-Омон… уж извини, как пишется, так и произносится! Учи албанский, чтобы понимать юмор!
Маша ухмыльнулась. Ну не дурак ли! И вдруг ей пришла в голову гениальная мысль, на которую Иванушка не мог не клюнуть:
— Знаешь, братишка, "Нефер" в переводе означает "прекрасный", "прекрасная"… или "прекрасные". Понимаешь, к чему я клоню?
— Ой, тогда точно, во множественном числе, Нефертити, надо, — он закрыл рот рукой.
— Бедные мертвые уже в саркофагах от такого надругательства над их священными именами перевернулись, а у живых уши красные-красные от поминания их "добрым" словом! — вздохнула сестра.
Иван тоже много хорошего мог сказать про Машу, особенно, как та надругалась над священными языками программирования, написав зацикливший вывод "Hello, world! [28]Как она Кириллу принтер сломала, тоже вспомнить можно. Но если бы брат посмел высказать подобные замечания, то стал бы он невольным слушателем лекции о нравственности, о том, что живых людей оскорблять нельзя, а его, Ивановы, программы и железяки — не женского ума дело, так что пусть не сравнивает.
— Не в мертвых дело! — перешел программист сразу к заданию фараона. — У этой Ани-как-там-её спёрли дорогущие сережки. Зачем и почему? Вот это и нужно узнать.
— Что, Шерлоком Холмсом нанялся?
— Ну, типа того. Уж куда приятнее, чем блины на камнях печь. Расскажи мне еще разок об окружении Тутанхамона и этой… впрочем, Ане с длинным именем. Мне что-то сдается, кто-то из их семейки подшутил.
Маша пригласила брата сесть за обеденный стол, а сама, расположившись рядом, начала вспоминать курс из предыдущего семестра. Конечно, имена слуг за три с половиной тысячи лет забылись, а из знати, кроме царской четы, Эйе, Хоремхеба, вредины Сехемра и трех младших дочерей Эхнатона никого во дворце быть не могло. Разве что, писец и казначей.
— А женщина, высокая такая, сероглазая, черноволосая, кудрявая, богато одетая, с царственной осанкой, с маленькими царевнами всё ходит, это кто? — вспомнил Иван Дурак личность, которая почему-то запала ему в душу при первом посещении дворца.
— Не знаю, — пожала плечами сестренка. — Может, воспитательница.
Иван отчаянно крутил головой. Нет, не могла эта прекрасная дама быть банальной няней, слишком она… ну, на прислугу не походила. Царица она, и точка!
— Кия? — вопросительно посмотрела Маша на брата. — Я всегда считала, что вторую жену Эхнатона с позором выгнали из Ахетатона за год до смерти еретика. Неужели ты хочешь сказать, что митаннийская царица Тадухеппа [29]… жива? Ваня!
— Кия-моторс — японская фирма, — пробормотал он. — Не смыслю я в этой египтологии, да простит меня консольная Бастет. Но по возрасту та женщина, что я видел во дворце, подходила Тутанхамону в матери. Выражение лица похожее, что ли… Анализа ДНК не делал, с уверенностью сказать не могу.
— Значит… — шептала сестренка, затаив дух, не обращая внимания на шуточки своего необразованного братца, — Кия жива, как же она спаслась от гонений Меритатон?
— Мерин-чего? — спросил Иван, но она его не слушала, поэтому Дурак погрузился в раздумья.
Выходило, что во дворце еще жила мать фараона Кия. Вряд ли эта женщина стала бы заниматься кражей украшений, потому что подобные выходки — ниже ее царского достоинства. Младшие дочери Эхнатона были еще слишком малы, чтобы таскать безделушки старшей сестры.
Выходило так, что троица Эйе-Сехемра-Хоремхеб, которых Иван с легкой руки случайно назвал Бывалым, Трусом и Балбесом, соответственно, были главными подозреваемыми, уж кто-кто, а эти трое могли что-нибудь и похлеще "Операции Ы" замутить. Зачем им это надо — придумать только, и фильм можно снимать.
Кия, по рассказам Маши, слишком любила сына, чтобы позволить ему огорчаться из-за жены, хотя митаннийская царевна имела все права ненавидеть Анхесенпаамон как падчерицу. Маша по учебникам истории знала, что митаннийская подданная выполняла при дворе Эхнатона роль шпиона. Потом, как говорилось всё в тех же учебниках, старшая дочь еретика, Меритатон, уничтожила Кию.
Но оказалось, что учебники врали! Археологи ошиблись! И шпионка до сих пор крутилась в верхних слоях власти Кемета, несмотря на то, что страну с названием Митанни несколько лет назад завоевали хетты. Но никак не увязывается личность Кии с серьгами Анхесенпаамон, как ни крути. Не нужно ей украшение. Не дань же хеттам подносить.
— Так, понятно, что ничего не понятно, — сделал никчемный вывод Иван Дурак, — а теперь представь, Маш, что сережки украл кто-то из так полюбившейся мне троицы. Зачем им это?
Она насупилась. В логике девушка была не сильна, но воображение у нее имелось то еще. Она представила себе и рассказала Ивану об Эйе, ворующим ночью серьги Анхесенпаамон. Раз советник женился на этой женщине, когда она овдовела, значит, был к ней как минимум неравнодушен…
— Стоп! — прервал Машу брат. — Не ты ли говорила, что Аня, овдовев, решила захватить власть, Екатерина Вторая, блин, местного масштаба. Может, Эйе, женившись на ней, лишь предотвратил маразм в высших политических кругах? Хотя, Тутанхамон его как-то не ценит.
Девушка сидела и смотрела перед собой. Была еще одна историческая справка, которую она не хотела говорить Ивану, потому что сама не верила: будто бы этот некрасивый Эйе, похожий на Хрущева, толстый, обрюзгший, был отцом Нефертити, то есть дедом Анхесенпаамон. Если бы эта версия из другой эры была правдой, то мотива для кражи у советника не находилось, дед не пьяница, чтобы у внучки украшения воровать.
Но Маше в голову пришла и еще одна идея:
— А что, если девушка мечтала о троне при живом муже, что если она прикончила Тутанхамона ради этого, и…
— Постой, — перебил ее Иван, — женская логика убийственна! При чем тут серьги? Да и фараон не такой дурак, чтобы…
— Маш-шу, а зачем ты рисуешь? — спросили ее из-за спины. — У тебя есть этот… бара-башка, который умеет изображать все так, как есть. Зачем ты себе крылья нарисовала, ты что, мнишь себя Богиней Маат?
— Понимаешь ли, Неб, — начала она.
Она могла и не оборачиваться, потому что сразу поняла, что пришел Он:
— Правда иногда тяготит, влечет к земле, а так хочется в небо, лететь свободно над облаками и делать то, что хочешь: придумывать, изобретать… А барабашке что скажешь, он то и рисует. Скучный он. И это вовсе не Маат, это Шу, Бог воздуха, освежающий северный ветер. Да, я знаю, что он мужчина, но…
— Но ты ведь и есть освежающий северный ветер, Маш-шу! — он обнял ее за плечи и уткнулся носом в белокурый затылок девушки. — Ты пришла с севера, и с тобой в моей жизни появилось столько нового. Знаешь, а меня с крыльями тоже нарисуй! Я хочу летать вместе с тобой, нет, я хочу лететь за тобой.
Всегда пожалуйста! Маша за считанные минуты нарисовала и своего друга. Только костюма ему божественного не придумала. Вот и вышел на рисунке Небхеперура, такой, какой он есть, только с крыльями. Если бы эта картинка из древности сохранилась, то археологи бы дали ей название типа: "Мальчик и девочка Шу" или еще бы что выдумали. Если бы, вообще, не дошли до того, что Бог Шу был женщиной.
А художнице в этот момент стало грустно. Она вспомнила, как они с Иваном летали в Сочи на самолете, как облака оставались где-то там, внизу, далеко-далеко, они казались мягкой ватой, а выше только чистое темно-синее небо. Как жаль, что паренёк из древности никогда не сможет взлететь на Боинге и увидеть всю эту прелесть: восход солнца на высоте в десяток километров, пушистые облака и города, кажущиеся игрушечными. Она уже забыла о том, что и сама, возможно, никогда больше не увидит ни Москву, ни родной Бобруйск, — ничего из того, что произойдет на земле через три с половиной тысячи лет.
— Ты хорошо рисуешь, Маш-шу! Твой отец художник?
Девушка смутилась от такого комплимента, хотя и ожидала чего-то подобного. Да какой ее отец художник, сантехник он обычный, а мама — контролер ОТК. Такое и не объяснишь с ходу тут, в Кемете. Небхеперура сел перед ней на колени. Повязку с ноги он уже снял, потому что рана, обработанная еще вчера заботливой Машей с помощью чудодейственного средства из Нижнего Новгорода, почти затянулась. Паренек даже не прихрамывал на больную ногу. Он хотел было поцеловать девушку, но тут раздалось истошное "мяу", и из камышей выпрыгнула черная кошка.
— Ну вот, опять, — обиделся парень.
Только оба успели вскочить, как к реке выбежал Машин сосед, пряча что-то за спиной. Кошка шипела и пятилась от него.
— О, Неб, взял себе в подружки сестру моего чудака-соседа, — отвлекся мужчина от поимки животного.
Правда, дальнейшего разговора он не услышал, потому что его вредная кошка бросилась в камыши, и Машиному соседу пришлось вместо беседы продолжить догонялки, держа в одной руке предмет, очень похожий на цифровую видеокамеру?!
Но девушка никак не могла предположить, что эта случайно брошенная фраза вызовет ревность со стороны ее друга:
— Ты живешь с братом? Это тот, с которым ты за мной гонялась? А вы, случаем, не женаты?
— Да, тот самый. Но думаешь, у нас правитель такой оболдуй, чтобы девушку в дальний путь одну отпустить? А за брата замуж я и не собираюсь! Во-первых, я люблю тебя, во-вторых, он дурак-дураком, в-третьих, в наших краях инцест запрещен!
Первое, сказанное Машей, не выдерживало никакой критики: в ее-то время совершеннолетняя девушка могла в одиночку поехать куда угодно, были бы деньги, желание и турпутевка. А остальное… Она в жизни не думала, что признание получится таким простым и гармоничным.
— Ин-чего? — переспросил Небхеперура насчет последнего пункта.
— Инцест, — повторила она, — это когда близкие родственники создают семью или просто, ну, это… Потому что в таких семьях часто мертвые дети рождаются.
Конечно, определение получилось не совсем точным и каким-то наивным, но для жителей Кемета и такое подходило, тем более, девушка прекрасно знала из учебников, что кеметцы практиковали браки с родственниками, не хотели портить кровь, а выходило, что вырождались. Маша заметила, что сказанное очень задело Небхеперура, будто он и сам создавал семью с родственницей и у него, действительно, мёртвые дети когда-то были.
— Неб, прости, если что-то не то сказала, — стушевалась она.
— Да нет, все в порядке, — кисло улыбнулся он.
Разноцветные огни осветили сцену, и Иван, наряженный в яркую рубашку с рюшечками и черные кожаные брюки в обтяжку, вышел на сцену. Рядом с ним стояла сестра в гламурном розовом одеянии и босоножках на десятисантиметровой шпильке. Хоть Маша и была невысокой, но такого она никогда не покупала. Публика ревела от восторга. Дурак взял микрофон и тоном ведущего дешевого шоу заорал:
— Итак, в эфире "Фабрика звезд"! Или как там предприятия в этом чёртовом Кемете называются. Мы с Маш-шу находимся в главной студии Бен-Бен TV!
— На сегодня у нас остались финалисты! — подхватила его Маша. — Только трое, из восемнадцати ребят…
Почти как в грустной песне…
— Их зовут Эйе, Сехемра и Харин-Хлеб! — торжественно продолжил брат, и на сцену вышла троица в кожаных одеяниях по последней моде 2006 года другой эры. — Остальных же не спасло смс-голосование, и их отправили в Древний Бобруйск.
— В какой такой Бобруйск? — возмутилась соведущая. — В Ахетатон, в пятую музыкальную школу их отправили, сольфеджио учить!
Иван, ясное дело, пропустил мимо ушей все сказанное сестрой, и продолжил:
— А теперь просим наших финалистов исполнить свои композиции. Напоминаем про смс-голосование, кто получит больше смс-ок на свой сотовый, тому обеспечен главный приз! А самого активного голосовальщика ждет новый смартфон! Напоминаю, смс-ка это такое короткое сообщение длиной сто шестьдесят иероглифов. А смартфон — это штука для написания смс-ок.
В первом ряду на самых лучших местах сидели Тутанхамон в наглаженном черном смокинге и его супруга. На этот раз на девушке было дорогое бархатное чёрное платье. Хотя, как ни странно, фараон сидел, скрестив руки на груди, и держал свои скипетры, а на голове у него — полосатый немес.
Концерт вышел каким-то непродолжительным. Иван уже успел пожалеть, что маловато финалистов оставил. Сначала Сехемра затянул какую-то тягомотину на тему: "Я тебя люблю, а ты без ума от Атона", потом два небритых мужика вышли рекламировать вкусную еду из пекарни на площади Астерикса и Обеликса, а после Эйе и Хоремхеб исполнили дуэтом "Голубую луну".
Публика ликовала. Но как только советник и полководец покинули сцену, в зале потух свет, и вдруг прожекторы осветили стоящую на сцене рыжую девушку в длинном красном платье. Эту личность ведущий Дурак не мог не узнать. Но не успел русский конферансье и слова вставить, как Ирина Семёнова запела под фонограмму голосом Натальи Подольской:
И тут певицу окутал красный свет. С девушкой начались странные метаморфозы: волосы ее извивались как змеи, вдоль рук выросли крылья из густых черных перьев, а глаза налились красным светом. Хорош спецэффект, ничего не скажешь. И вот уже на сцене не Ира, а ее двойница-египтянка продолжает петь:
Поздно! Слишком поздно!
Жертвенным огнем своей души
Я сжигаю все, он так спешит
Навсегда тебя оставить в прошлом!
Девушка сорвала с пояса золотой серп и швырнула холодное оружие в сторону Тутанхамона. Фараон вскочил с кресла и, закрыв рукой рот, шепнул чье-то имя себе под нос.
И, возможно,
Станешь самой горькой из потерь,
Только, знаешь, завтра как теперь
Ни о чем не пожалею я!
— Нет! — дико крикнул Иван и бросился наперерез летящему серпу…
И вдруг Дурак обнаружил себя сидящим на собственной кровати, в своей комнате. Он тяжело дышал и, вытаращив глаза, уставился на руки, будто в них только что растаял убийственный серп.
Что за сон!
— Блин, приснится же такое… И все из-за тебя, Маш-шу, — ворчал он, припоминая из рассказов сестры, как ее называет кеметский парнишка, — отправилась опять гулять со своей мумией. А я тебя тут дожидаться должен. К фараону опаздываю!
Иван раньше не верил в сны. Но после того, как его занесло в прошлое, он стал воспринимать их как подсказки. Сон же про Фабрику парень запомнил надолго и твердо решил, что культурой в Кемете он заниматься не будет. Кроме того, во сне, как понял Дурак, присутствовал непрямой намек.
С помощью всемогущей программы "Алевтина" пятой версии он смоделировал вежливый отказ фараону и схему последующего разговора. Правда, на месте не очень красивой женщины-комендантши оказался молоденький Тутанхамон, но какова разница, начальство всегда с ограниченниями в лексиконе разговаривает. Хотя, надо будет подкорректировать "Алевтину" для общего случая.
У ворот стояли запомнившиеся Ивану стражники: толстый и тонкий. Они неодобрительно оглядели гостя, но когда он показал им пропуск в общежитие с переливающейся голограммой и фотографией, заметив при этом:
— Желанный гость из Раши с личным визитом к Его величеству Тутанхамону!
Эти двое отошли в стороны, и путь для Дурака во дворец был свободен. Что же делает такое чудо, как голограмма с охранниками всех времен и народов. Неужели туда заложена какая-то гипнотизирующая сила? Куда только Иван по своему пластиковому пропуску ни проходил. Вот вернется он домой, если выживет на кеметских лепешках, расскажет Кириллу, как во дворец к Тутанхамону попал. Таким и возгордиться не грех.
Правда, толстый стражник все же вышел вперед парня и пригласил фараона в сад. Иван даже обрадовался, что ему не предстояла долгая и нудная прогулка по коридорам. Минут через пятнадцать стражник вернулся, идя следом за прихрамывающим, опирающимся на длинную трость господином.
Фараон вышел из того же коридора, по которому вчера вели Дурака поутру Эйе и Хоремхеб.
На этот раз на голове правителя был немес в бело-красную полоску (как во сне Ивана), а оделся правитель в короткую заморскую тунику с широкими рукавами, подвязав ее красным поясом. Цеп и крюк фараон всегда носил при себе, про бородку козлиную тоже не забыл, как и про ожерелье и кулончик-медальон. Зато фараон не стал краситься, что гостя порадовало, а то как-то смешно было смотреть парню из будущего на подобный макияж.
— Что скажешь, Иван Дурак из Раши? — холодным тоном спросил фараон, встряхнув скипетрами, которые держал в левой руке.
Пока программист собирался с мыслями, Тутанхамон указал ему на беседку неподалеку от стены, и парень, послушавшись его, проследовал туда. Стражника фараон сразу отправил обратно к воротам. Иван даже удивился, неужели правитель рискнул общаться с ним, незнакомцем, без всякой охраны.
— Не разгневайтесь, господин, здоровье, сила, разум, но не по душе мне работа шутника. Да, люблю я напевать всякую лабуду и шутить, но могу я это делать и просто так, когда время свободное есть, не за плату, дабы душу радовать. За деньги у юмористов плохо получается. Да и учён я более серьезным делам.
Фараон, склонив голову набок, внимательно слушал каждое слово чужестранца.
— В Раше я работал в "Отделе странных явлений", на службе у Государя, президентом он у нас зовется, оберегал народ от нечистой силы, иногда расследовал делишки темные. Но так сложилось, что сослали меня в Кемет, в реалити-шоу поучаствовать и отыскать тут девку дерзкую, которая мир завоевать собирается. Высока она, стройна, глаза красивые, а волосы до плеч, густые-прегустые, а поет как Наталья Подольская на финальном концерте "Фабрики Звезд", - а потом шепотом буркнул, — блин, он же не знает даже, что такое телик, — и бодро продолжил, — но работа моя сейчас идет неважно, по сему, если владыка Кемета, разум его, здоровье да сила, желает, чтобы Иван Дурак служил ему, то гость из далекой страны хотел бы работы схожей, дабы не пропало его учение зазря. Да не разгневается владыка Кемета на мою дерзость.
Слышало бы начальство Ивана, как он заливал про свою деятельность, без году неделю проработав на ОСЯ.
И про девушку, похожую на Иру, на поиски которой Иван хотел потратить немало времени, он тоже приукрасил. Хотя чувствовало сердце парня, что именно двойница — ключ от двери домой, и именно от этой девушки нужно спасти мир за оставшиеся пять дней. А последний сон о том, что двойница покусилась на фараона, — тоже своего рода намек, понял Иван Дурак.
— Что же, ты выполнял нужную работу. И среди приближенных моих не помешают учёные люди, — ответил фараон, — а то эти оболдуи Эйе с Хоремхебом да жрец Сехемра впридачу, мне рот затыкают, а сами страну к разрухе ведут. Глаза у них завидущие, руки — загребущие, им золота бы побольше захватить, а про народ — забывают. Недалеко то время, что и вообще, хеттам паршивым или жидам-семитам все наши земли продадут. Хотя нет, наговариваю. Хоремхеб прекрасно удерживает хеттов у границ. Но остальные-то, остальные…
Если бы Иван разговаривал не с фараоном, то непременно бы спросил, кто эти паршивые хетты, с которыми программиста местные постоянно сравнивали при встрече. Хотя и подозревал он, что это некое северное племя, от которого русичи пошли.
— А еще, — продолжал фараон, — у меня есть одна тайна, которая душу шесть лет как бередит.
— Дело об убийстве вашего брата, Семечка-Хари, — догадался Иван, — да уж, тут Харин-Хлеб какой-нибудь точно не расследует.
Да чего там, догадался! Если бы Маша ему на ночь не рассказывала лекции по истории Древнего Востока, то программист бы выглядел перед Тутанхамоном полным Дураком, оправдывающим свою фамилию.
— А ты умнее, чем я думал, твоя мысль проворнее, чем я предполагал! Вот только имена кеметские ты странно как-то произносишь.
Мягко сказано еще — "странно". Иван их банально коверкал на свой лад, и низводил до бытовых, порой даже не очень культурных понятий. Как его сестра ругала, когда он повторял по сотне раз имена в неправильной транскрипции.
Фараону было нелегко говорить о своем брате. Возможно, окажись Тутанхамон девочкой и без царского титула, то точно бы повис на плече чужеземного гостя, горько расплакавшись.
— Но! — правитель поднял указательный палец, — для начала я тебя проверю на маленьком простеньком деле. Справишься — займешься расследованием убийства Сменхкара и большой задаток получишь.
"Прямо как в сказке! — подумал Иван. — Только полцарства и свою жену малогабаритную подарить не обещай! Вот если бы Иру помог мне найти! Тогда бы взял я у тебя полцарства, назвал бы Белоруссией… Минск, Бобруйск, Гомель, Могилёв, Брест основал бы… Ну, или в Москву бы меня вернули… А так, не надо!
— Согласен! Только если ничего не получится — не убивайте, договорились? — поклонился программист.
И фараон улыбнулся:
— Договорились, — а потом начал рассказывать. — Значится так, есть у моей жены серьги золотые. Любимые. Как она их надевает и идет в них, характерный звон слышится. Это от матери и сестры старшей ей досталось, как приданое. Серьги тяжелые, уши сильно оттягивают…
Иван представил Анхесенпаамон с эльфийскими ушками. А что, неплохо… Росту бы ей побольше, и можно в фильмах снимать в роли какой-нибудь Арвен.
— Но она их все равно больше остальных украшений любит, — продолжал Тутанхамон. — А вчера утром она не нашла серьги у себя в ларце.
— Банальная кража с целью переплавки на деньги, — заключил Иван, перебирая пальцами в кармане горстку медных дебенов.
— Слугам я доверяю, — тихо сказал фараон, — если кому деньги-золото нужны — не жалею. Из меня многие уже столько добра вытащили, что самому обидно. А знатной публике, пусть и неумной, вряд ли захочется рисковать моей милостью ради дорогих украшений.
Он повернулся к чужеземному гостю спиной и, держась за одну из опор беседки, смотрел на высокое дерево с большими белыми цветами. Нет, не магнолия это, что-то похожее, и невероятно красивое. Иван Дурак подпирал спиной противоположный столбик, глядя на крышу древней беседки, представлявшую собой сплетение из гибких веток, обвитое стелющимся растением с голубыми и розовыми цветочками. Как тут красиво, однако. Но как неспокойно! Двойник Ирки по улицам ходит, у фараона украшения пропадают. А что, если двойница и украла. И во сне именно поэтому связь Иры и Тутанхамона оказалась отмечена. Хотя, как? Во дворец не просто попасть! Версию с девушкой, похожей на Иру, программист поэтому сразу же отмел, как шутки психики.
Он думал над раскладом: фараон по-детски доверял всем, слугам дарил украшения, иногда деньги, дабы они не совали лапы в более дорогие вещи и сундучки с казной, а подчиненным из высших слоев он доверял. Если положить все так, как описывал Тутанхамон, то либо его супруга потеряла любимую игрушку, что вряд ли, либо, что не выдерживает никакой критики, серьги сами ушли. Не мешало бы еще на магию проверить! Столько игрушек для телефонов сотовых именно про магию Древнего Египта люди напридумывали. Явно, не на пустом месте!
— А вдруг у одной из служанок зависть взыграла, захотела она наравне с царицей ходить в красивых серьгах? — вслух предположил Иван.
— Не думаю, — сразу отрезал фараон, повернувшись лицом к нему, — пусть, например, любимая служанка Анхесенпаамон, Мерит, из зависти унесла серьги. Она должна их надеть, иначе, она не девушка!
Тоже верно. Да и вряд ли украшение из дворца фараона можно легко сплавить на рынке. Народ бедный, денег на такое не напасется. Да и легче кучку мелких безделушек продать, чем одно большое украшение. И тут Иван вспомнил вопрос, который любой сыщик должен был задать сразу:
— А как выглядят эти серьги?
— Большое золотое кольцо почти с ладошку, и на нем тоненькие золотые и серебряные пластинки, украшенные лазуритами и малахитами.
"Диаметр десять сантиметров, подвески по два сантиметра длиной каждая, — прикидывал в уме программист. — Да уж, за продажу такого мешок баксов должны отвалить!
Но явно не за этим увели украшение любимой жены фараона. Тогда гость из будущего и не предполагал, во что выльется это маленькое, простенькое на первый взгляд дело. Да и неизвестно, чем бы все это закончилось, не вмешайся Иван Дурак.
— Эй, правое полушарие дурацкого мозга! — заявил Иван с порога.
Дорогой домой он обдумывал возможные мотивы кражи дорогого украшения. Ни одна из версий не находила никаких рациональных объяснений. Все упиралось в один вопрос: почему именно серьги, которые жена фараона держала всегда при себе? Если бы кто-то хотел продать больше драгоценностей, то почему их не увести из казны? А если кому-то захотелось расстроить девушку… Вполне возможно. Но кто и, главное, с какой целью желал обидеть Анхесенпаамон?
Маша укоризненно посмотрела на братца, мол, новую шутку изобрел, левое полушарие.
— Пока не научишься правильно произносить слова Нефертити, Сменхкара, Хоремхеб, Бекетатон, Анхесенпаамон и прочие, можешь и не обращаться за очередной энциклопедической справкой!
— Достала, мелкая, — фыркнул Иван, — ее друг-мумия Маш-шу называет, так это ладно, всё нормально типа, а когда я подвожу имена древних египтян под Великий и Могучий русский язык… Ну ты сама посуди, не может человек, Первая Леди Кемета, носить имя во множественном числе, поэтому и Нефертитя, а Семечка-Харя, Харин-Хлеб, Брекет-батон, Аня-что-то-там-Омон… уж извини, как пишется, так и произносится! Учи албанский, чтобы понимать юмор!
Маша ухмыльнулась. Ну не дурак ли! И вдруг ей пришла в голову гениальная мысль, на которую Иванушка не мог не клюнуть:
— Знаешь, братишка, "Нефер" в переводе означает "прекрасный", "прекрасная"… или "прекрасные". Понимаешь, к чему я клоню?
— Ой, тогда точно, во множественном числе, Нефертити, надо, — он закрыл рот рукой.
— Бедные мертвые уже в саркофагах от такого надругательства над их священными именами перевернулись, а у живых уши красные-красные от поминания их "добрым" словом! — вздохнула сестра.
Иван тоже много хорошего мог сказать про Машу, особенно, как та надругалась над священными языками программирования, написав зацикливший вывод "Hello, world! [28]Как она Кириллу принтер сломала, тоже вспомнить можно. Но если бы брат посмел высказать подобные замечания, то стал бы он невольным слушателем лекции о нравственности, о том, что живых людей оскорблять нельзя, а его, Ивановы, программы и железяки — не женского ума дело, так что пусть не сравнивает.
— Не в мертвых дело! — перешел программист сразу к заданию фараона. — У этой Ани-как-там-её спёрли дорогущие сережки. Зачем и почему? Вот это и нужно узнать.
— Что, Шерлоком Холмсом нанялся?
— Ну, типа того. Уж куда приятнее, чем блины на камнях печь. Расскажи мне еще разок об окружении Тутанхамона и этой… впрочем, Ане с длинным именем. Мне что-то сдается, кто-то из их семейки подшутил.
Маша пригласила брата сесть за обеденный стол, а сама, расположившись рядом, начала вспоминать курс из предыдущего семестра. Конечно, имена слуг за три с половиной тысячи лет забылись, а из знати, кроме царской четы, Эйе, Хоремхеба, вредины Сехемра и трех младших дочерей Эхнатона никого во дворце быть не могло. Разве что, писец и казначей.
— А женщина, высокая такая, сероглазая, черноволосая, кудрявая, богато одетая, с царственной осанкой, с маленькими царевнами всё ходит, это кто? — вспомнил Иван Дурак личность, которая почему-то запала ему в душу при первом посещении дворца.
— Не знаю, — пожала плечами сестренка. — Может, воспитательница.
Иван отчаянно крутил головой. Нет, не могла эта прекрасная дама быть банальной няней, слишком она… ну, на прислугу не походила. Царица она, и точка!
— Кия? — вопросительно посмотрела Маша на брата. — Я всегда считала, что вторую жену Эхнатона с позором выгнали из Ахетатона за год до смерти еретика. Неужели ты хочешь сказать, что митаннийская царица Тадухеппа [29]… жива? Ваня!
— Кия-моторс — японская фирма, — пробормотал он. — Не смыслю я в этой египтологии, да простит меня консольная Бастет. Но по возрасту та женщина, что я видел во дворце, подходила Тутанхамону в матери. Выражение лица похожее, что ли… Анализа ДНК не делал, с уверенностью сказать не могу.
— Значит… — шептала сестренка, затаив дух, не обращая внимания на шуточки своего необразованного братца, — Кия жива, как же она спаслась от гонений Меритатон?
— Мерин-чего? — спросил Иван, но она его не слушала, поэтому Дурак погрузился в раздумья.
Выходило, что во дворце еще жила мать фараона Кия. Вряд ли эта женщина стала бы заниматься кражей украшений, потому что подобные выходки — ниже ее царского достоинства. Младшие дочери Эхнатона были еще слишком малы, чтобы таскать безделушки старшей сестры.
Выходило так, что троица Эйе-Сехемра-Хоремхеб, которых Иван с легкой руки случайно назвал Бывалым, Трусом и Балбесом, соответственно, были главными подозреваемыми, уж кто-кто, а эти трое могли что-нибудь и похлеще "Операции Ы" замутить. Зачем им это надо — придумать только, и фильм можно снимать.
Кия, по рассказам Маши, слишком любила сына, чтобы позволить ему огорчаться из-за жены, хотя митаннийская царевна имела все права ненавидеть Анхесенпаамон как падчерицу. Маша по учебникам истории знала, что митаннийская подданная выполняла при дворе Эхнатона роль шпиона. Потом, как говорилось всё в тех же учебниках, старшая дочь еретика, Меритатон, уничтожила Кию.
Но оказалось, что учебники врали! Археологи ошиблись! И шпионка до сих пор крутилась в верхних слоях власти Кемета, несмотря на то, что страну с названием Митанни несколько лет назад завоевали хетты. Но никак не увязывается личность Кии с серьгами Анхесенпаамон, как ни крути. Не нужно ей украшение. Не дань же хеттам подносить.
— Так, понятно, что ничего не понятно, — сделал никчемный вывод Иван Дурак, — а теперь представь, Маш, что сережки украл кто-то из так полюбившейся мне троицы. Зачем им это?
Она насупилась. В логике девушка была не сильна, но воображение у нее имелось то еще. Она представила себе и рассказала Ивану об Эйе, ворующим ночью серьги Анхесенпаамон. Раз советник женился на этой женщине, когда она овдовела, значит, был к ней как минимум неравнодушен…
— Стоп! — прервал Машу брат. — Не ты ли говорила, что Аня, овдовев, решила захватить власть, Екатерина Вторая, блин, местного масштаба. Может, Эйе, женившись на ней, лишь предотвратил маразм в высших политических кругах? Хотя, Тутанхамон его как-то не ценит.
Девушка сидела и смотрела перед собой. Была еще одна историческая справка, которую она не хотела говорить Ивану, потому что сама не верила: будто бы этот некрасивый Эйе, похожий на Хрущева, толстый, обрюзгший, был отцом Нефертити, то есть дедом Анхесенпаамон. Если бы эта версия из другой эры была правдой, то мотива для кражи у советника не находилось, дед не пьяница, чтобы у внучки украшения воровать.
Но Маше в голову пришла и еще одна идея:
— А что, если девушка мечтала о троне при живом муже, что если она прикончила Тутанхамона ради этого, и…
— Постой, — перебил ее Иван, — женская логика убийственна! При чем тут серьги? Да и фараон не такой дурак, чтобы…