Страница:
У него даже не хватило мужества сказать ей, почему он ее бросает. Врал, что хочет встречаться с другими женщинами, а на самом деле просто испугался ее братьев. Он ее уничтожил и не счел нужным объяснить, в чем дело. А она носит под сердцем его ребенка. Плод их так называемой "любви". Появись он сейчас здесь, Мора растерзала бы его на куски, не дожидаясь, пока это сделает Майкл. Да, она собственными руками убила бы этого презренного труса – Терри Пезерика. Она сама, а не ее братья.
Майкл и Джоффри как зачарованные смотрели на все время меняющееся лицо Моры.
– Оставьте меня одну! – заорала она на Майкла. Весь страх ее испарился при мысли о том, что сделал с ней Терри. Майкл замахнулся было на нее кулаком, но тут услышал голос Сары:
– Что, черт побери, здесь творится? Просто удивительно, как это вы не перебудили всех на этой проклятой улице! – Оценив ситуацию, Сара кинулась к сыну. Встав на цыпочки, она схватила его за волосы и принялась трясти, будто провинившегося пса. – Не смей поднимать руку на свою сестру, ты, безмозглый ублюдок! Оставь ее в покое, пока не вырвал ей все волосы. – Она колотила Майкла в грудь кулаками, а он даже пальцем ее не тронул, что говорило о его чувствах к матери, отпустил Мору и швырнул ее на подушки.
– Иди-ка к себе, мам, и спи. Я тут сам разберусь.
– Ну уж нет, черт побери! – заявила Сара и обернулась к мужу, который следом за ней вошел в спальню: – Скажи ему, пусть оставит сестру в покое!
И она заключила дочь в объятия.
Бенджамин, как всегда, был в подпитии. Он обвел всех мутными глазами и, с трудом соображая, махнул рукой жене:
– Оставь Мики в покое. Он знает, что делает.
Сара взорвалась:
– Прекрасно, Бен! Давай действуй, как всегда! Вали все на других! На этот раз – на сына. Пьяный ублюдок! Убирайся с глаз моих!
И она повернулась к Майклу:
– Ну, а теперь расскажи мне, что тут происходит. Твой папаша, видно, боится тебя, а я нисколько! Тех, кого я произвела на свет, я никогда не буду бояться! Запомни это! Давай говори, я слушаю. Выкладывай, что здесь происходит?
За Майкла ответил Джоффри:
– Она завела шашни со "стариной Биллом".
В наступившей тишине было слышно, как плачет Мора.
Сара ласково погладила дочь по голове и села к ней на постель:
– Ну и что? Почему это так беспокоит вас? Кем, дьявол вас побери, вы себя возомнили... Крейсами, что ли? Да вы полные ничтожества! Слышите? Ничтожества!
Там, на улице, вы, может, и крутые ребята, но здесь... – она жестом обвела комнату, – здесь вы всего-навсего мои дети. И все. Я никогда не думала, что доживу до такого дня, когда вы поднимете руку на собственную сестру!
Сара знала, что говорит все это, чтобы произвести впечатление. Она была хорошо осведомлена о жизни своих парней, о том, что их здорово боятся. Она не раз находила в сарае для угля оружие, не раз присутствовала вместе с сыновьями в суде. Даже читала о них в газетах. Несколько недель назад в "Ньюс оф зе уорлд" была большая статья о "клубах хозяек" в Сохо, один из упомянутых там клубов как раз принадлежал ее взрослому красивому сыну. Сыну, которого ей было все труднее и труднее любить. И вот теперь дело дошло до того, что ее единственную дочь, ее гордость и радость, собирались избить прямо здесь, в доме! И все из-за того, что она встречалась с полицейским. Наверняка приличным человеком. И все же Сара знала, что в личной жизни ее дочь не будет счастлива.
Она посмотрела в заплаканное лице Моры:
– Это правда, Мо?
Матери Мора лгать не могла и кивнула.
Бенджамин, уже слегка протрезвев, воскликнул:
– О Господи!
Сара набросилась на него, как бешеная собака:
– Я тебе покажу "О Господи". Твоя дочь – приличная девушка. Клянусь Спасителем, просто чудо, что, подрастая в компании таких, как вы, она давно не превратилась в шлюху. Вы все хозяева борделей, все до одного! – В голосе ее звучали слезы. – Я головы не могу поднять на улице, потому что каждый вас знает, знает, что мои сыновья – знаменитые сводники!
Она повернулась к Майклу:
– Вот что, парень: ты получаешь в этой жизни то, что заслужил. Платишь за все, что натворил. И за невинно загубленные жизни, и за смерть моего Антони. Это из-за тебя он погиб. Не работай он на тебя, был бы сейчас дома, со мной.
И еще, Майкл Райан, говорят – ты "голубой". И еще говорят, что "голубые" очень добры к своим матерям. Сделай же меня счастливой, уберись навсегда из этого дома! Давно пора. Тебе ведь уже тридцать один! Ступай же и живи со своим дружком, да еще прихвати с собой это маленькое ничтожество! – Она указала на Джоффри. – Да, да, тебя! Ты всегда тащишься за ним следом, стараешься во всем ему подражать. Вот и уходи вместе с ним, прямо сейчас! Уматывайте! Пошли вон, вы оба!
Майкл во все глаза смотрел на мать с таким выражением, будто у нее выросла еще одна голова. Он ее боготворил, жил ради нее. И если она от него отвернется, у него ничего не останется. Майкл шагнул к матери и заговорил прерывающимся от волнения голосом:
– Мам! Не глупи, мам... Я не хочу покидать тебя.
Сара оборвала его:
– Вот, Бенджамин, прекрасное существо мы с тобой воспитали: жестокого садиста и маменькиного сынка! – Она отстранила Майкла рукой. – Убирайся с глаз моих, Мики. Ты все нутро мне перевернул! Покуда ты творил насилие за стенами этого дома, я еще терпела, но видеть, как ты набрасываешься на собственную сестру... Она ведь еще ребенок! Нет, Мики, ты конченый человек, я в этом убеждена! А сейчас – убирайся вон!
Сара отвернулась от сына и прижала Мору к груди. Майкл, не двигаясь, тупо смотрел на нее. К нему подошел Джоффри, мягко взял за руку и вывел из комнаты. На Бенджамина никто не обращал внимания. А он уставился на жену так, словно видел ее впервые. Надо же, как разговорилась! За всю их совместную жизнь такого ни разу с ней не бывало.
Внизу хлопнула входная дверь. Бенджамин повернулся и медленно пошел в спальню.
Мора и Сара плакали.
– Ох, мам... Бедный Мики! – Даже после того, что произошло, Мора не могла не жалеть брата. Она знала, что для Майкла нет ничего важнее на свете, чем мать. Как только он не умер, выслушав все, что она сказала!
– Он не стоит жалости, Мо, – промолвила Сара. – Он хуже скота. Как вспомню, что он спит с мужиками, все нутро выворачивается.
Сара уселась поудобнее на постели и убрала с лица дочери растрепавшиеся волосы. Она любила Мору. И может быть, поэтому так опекала ее и позволила Майклу и остальным мальчикам вмешиваться в ее жизнь. Но когда она увидела, как Майкл колотит Мору, внутри у нее словно что-то оборвалось. Прав был Гарри, когда сказал, что она пыталась полностью подчинить себе Мору. И вот результат: дочь нашла себе парня, наверняка достойного человека, а братья хотели это все поломать.
И Сара ласково спросила:
– Кто же этот счастливчик?
Мора шмыгнула носом, вытерла слезы:
– Самое смешное, мам, что он меня сегодня отшил. Мы больше не увидимся.
Сара про себя улыбнулась:
– Послушай, девочка, ты еще встретишь много парней и каждый раз будешь думать, что влюбилась. Ты просто становишься взрослой. Не повтори моей ошибки, не выходи замуж за первого встречного, чтобы потом, как я, всю жизнь об этом жалеть. Найди себе человека порядочного, с приличным занятием. А с твоими братьями я разберусь.
Мора в голос заплакала:
– Пойми, мам. Терри... он был для меня единственным. Я по-настоящему любила его и, когда мы расстались, хотела умереть.
Сара не сдержала улыбки: до чего еще Мора молода и наивна!
– Это пройдет. Через несколько месяцев кто-нибудь еще станет "единственным". Говорю же тебе: ты становишься взрослой!
Мать разговаривала с ней, как с маленькой, и это вывело Мору из себя. Приподнявшись на локтях, она крикнула:
– Да через несколько месяцев вон что будет! – И она показала рукой на живот. – Я беременна.
Увидев ужас в глазах матери, Мора втайне торжествовала.
– Ох нет, Мо! Только не это! Так вот почему Майкл?..
Мора упала на подушки:
– Нет, мам. Он не знает. Я сама об этом узнала только сегодня. – Голос ее дрожал: – Я собиралась сказать ему... сказать Терри обо всем. О ребенке, о Мики... Но не успела, он выставил меня. Сказал, что не хочет быть связанным, что хочет встречаться с другими женщинами! – Лицо Моры исказило страдание. – Ой, мама! Что же мне делать?
Сара была сражена наповал. Она вглядывалась в лицо дочери. Беременна! Это слово эхом отдавалось в мозгу. Сара вся внутренне сжалась. Она сама забеременела в пятнадцать лет. Ее отец пошел к Бенджамину и задал ему "трепку на всю жизнь", как сам потом хвастался. Сыграли свадьбу, и с того дня вся ее жизнь пошла насмарку из-за этого дурацкого приключения в конце темной аллеи. Нет, с ее Морой такого не должно случиться! Боже упаси! Ее единственная дочь должна жить пристойно. Сара об этом позаботится!
– Придется избавиться от ребенка, – решительно заявила Сара.
– Что? – Море показалось, что она ослышалась.
– Я сказала, что избавишься от него!
– Но, мам! – Мора была в смятении. – Я не могу этого сделать. Это грех.
На тонких губах Сары появилась мрачная улыбка:
– Надо было об этом подумать, когда ты валялась, раздвинув ноги. Это ведь тоже грех! Словом, от ребенка надо избавиться. Поверь, Мо. – При виде печального лица Моры голос Сары стал мягче. – Настанет день, и ты мне скажешь "спасибо". Ты только представь, что будет, когда Майкл узнает! Полицейский обрюхатил его сестру, а потом бросил! Тут без убийства не обойдется!
Мора была вне себя от отчаяния.
– Потому он меня и бросил, мам... Потому, что я из семьи Райанов. Сам он мне не сказал об этом ни слова – я узнала от Мики: каким-то образом ему это стало известно.
Сара нежно поцеловала Мору в лоб. Она вдруг почувствовала себя измученной и совсем старой.
– Ладно, ты сейчас спи. А утром все обсудим.
После ухода матери Мора еще некоторое время продолжала лежать в темноте. Все, все у нее плохо! Мало того, что она забеременела, так теперь еще по ее милости Майкла и Джоффри вышвырнули из дому. Она чувствовала, как по щекам катятся непрошеные слезы. "Разве смогу я теперь когда-нибудь уснуть?" – подумала Мора. Но она уснула. И снова ее мучил виденный много раз кошмар...
Спустившись вниз, Сара согрела себе чаю и пила уже вторую чашку. Она знала, что предстоит бессонная ночь. Покончив с чаем, женщина принялась молиться Богородице-Заступнице:
– О ты, Пресвятая Дева Мария, вселяющая безграничную веру, ты, счастливо принявшая сладчайшее из имен – имя Матери-Заступницы... – Губы Сары едва шевелились в темноте кухни. – Молю тебя, помоги мне...
Глава 12
Глава 13
Майкл и Джоффри как зачарованные смотрели на все время меняющееся лицо Моры.
– Оставьте меня одну! – заорала она на Майкла. Весь страх ее испарился при мысли о том, что сделал с ней Терри. Майкл замахнулся было на нее кулаком, но тут услышал голос Сары:
– Что, черт побери, здесь творится? Просто удивительно, как это вы не перебудили всех на этой проклятой улице! – Оценив ситуацию, Сара кинулась к сыну. Встав на цыпочки, она схватила его за волосы и принялась трясти, будто провинившегося пса. – Не смей поднимать руку на свою сестру, ты, безмозглый ублюдок! Оставь ее в покое, пока не вырвал ей все волосы. – Она колотила Майкла в грудь кулаками, а он даже пальцем ее не тронул, что говорило о его чувствах к матери, отпустил Мору и швырнул ее на подушки.
– Иди-ка к себе, мам, и спи. Я тут сам разберусь.
– Ну уж нет, черт побери! – заявила Сара и обернулась к мужу, который следом за ней вошел в спальню: – Скажи ему, пусть оставит сестру в покое!
И она заключила дочь в объятия.
Бенджамин, как всегда, был в подпитии. Он обвел всех мутными глазами и, с трудом соображая, махнул рукой жене:
– Оставь Мики в покое. Он знает, что делает.
Сара взорвалась:
– Прекрасно, Бен! Давай действуй, как всегда! Вали все на других! На этот раз – на сына. Пьяный ублюдок! Убирайся с глаз моих!
И она повернулась к Майклу:
– Ну, а теперь расскажи мне, что тут происходит. Твой папаша, видно, боится тебя, а я нисколько! Тех, кого я произвела на свет, я никогда не буду бояться! Запомни это! Давай говори, я слушаю. Выкладывай, что здесь происходит?
За Майкла ответил Джоффри:
– Она завела шашни со "стариной Биллом".
В наступившей тишине было слышно, как плачет Мора.
Сара ласково погладила дочь по голове и села к ней на постель:
– Ну и что? Почему это так беспокоит вас? Кем, дьявол вас побери, вы себя возомнили... Крейсами, что ли? Да вы полные ничтожества! Слышите? Ничтожества!
Там, на улице, вы, может, и крутые ребята, но здесь... – она жестом обвела комнату, – здесь вы всего-навсего мои дети. И все. Я никогда не думала, что доживу до такого дня, когда вы поднимете руку на собственную сестру!
Сара знала, что говорит все это, чтобы произвести впечатление. Она была хорошо осведомлена о жизни своих парней, о том, что их здорово боятся. Она не раз находила в сарае для угля оружие, не раз присутствовала вместе с сыновьями в суде. Даже читала о них в газетах. Несколько недель назад в "Ньюс оф зе уорлд" была большая статья о "клубах хозяек" в Сохо, один из упомянутых там клубов как раз принадлежал ее взрослому красивому сыну. Сыну, которого ей было все труднее и труднее любить. И вот теперь дело дошло до того, что ее единственную дочь, ее гордость и радость, собирались избить прямо здесь, в доме! И все из-за того, что она встречалась с полицейским. Наверняка приличным человеком. И все же Сара знала, что в личной жизни ее дочь не будет счастлива.
Она посмотрела в заплаканное лице Моры:
– Это правда, Мо?
Матери Мора лгать не могла и кивнула.
Бенджамин, уже слегка протрезвев, воскликнул:
– О Господи!
Сара набросилась на него, как бешеная собака:
– Я тебе покажу "О Господи". Твоя дочь – приличная девушка. Клянусь Спасителем, просто чудо, что, подрастая в компании таких, как вы, она давно не превратилась в шлюху. Вы все хозяева борделей, все до одного! – В голосе ее звучали слезы. – Я головы не могу поднять на улице, потому что каждый вас знает, знает, что мои сыновья – знаменитые сводники!
Она повернулась к Майклу:
– Вот что, парень: ты получаешь в этой жизни то, что заслужил. Платишь за все, что натворил. И за невинно загубленные жизни, и за смерть моего Антони. Это из-за тебя он погиб. Не работай он на тебя, был бы сейчас дома, со мной.
И еще, Майкл Райан, говорят – ты "голубой". И еще говорят, что "голубые" очень добры к своим матерям. Сделай же меня счастливой, уберись навсегда из этого дома! Давно пора. Тебе ведь уже тридцать один! Ступай же и живи со своим дружком, да еще прихвати с собой это маленькое ничтожество! – Она указала на Джоффри. – Да, да, тебя! Ты всегда тащишься за ним следом, стараешься во всем ему подражать. Вот и уходи вместе с ним, прямо сейчас! Уматывайте! Пошли вон, вы оба!
Майкл во все глаза смотрел на мать с таким выражением, будто у нее выросла еще одна голова. Он ее боготворил, жил ради нее. И если она от него отвернется, у него ничего не останется. Майкл шагнул к матери и заговорил прерывающимся от волнения голосом:
– Мам! Не глупи, мам... Я не хочу покидать тебя.
Сара оборвала его:
– Вот, Бенджамин, прекрасное существо мы с тобой воспитали: жестокого садиста и маменькиного сынка! – Она отстранила Майкла рукой. – Убирайся с глаз моих, Мики. Ты все нутро мне перевернул! Покуда ты творил насилие за стенами этого дома, я еще терпела, но видеть, как ты набрасываешься на собственную сестру... Она ведь еще ребенок! Нет, Мики, ты конченый человек, я в этом убеждена! А сейчас – убирайся вон!
Сара отвернулась от сына и прижала Мору к груди. Майкл, не двигаясь, тупо смотрел на нее. К нему подошел Джоффри, мягко взял за руку и вывел из комнаты. На Бенджамина никто не обращал внимания. А он уставился на жену так, словно видел ее впервые. Надо же, как разговорилась! За всю их совместную жизнь такого ни разу с ней не бывало.
Внизу хлопнула входная дверь. Бенджамин повернулся и медленно пошел в спальню.
Мора и Сара плакали.
– Ох, мам... Бедный Мики! – Даже после того, что произошло, Мора не могла не жалеть брата. Она знала, что для Майкла нет ничего важнее на свете, чем мать. Как только он не умер, выслушав все, что она сказала!
– Он не стоит жалости, Мо, – промолвила Сара. – Он хуже скота. Как вспомню, что он спит с мужиками, все нутро выворачивается.
Сара уселась поудобнее на постели и убрала с лица дочери растрепавшиеся волосы. Она любила Мору. И может быть, поэтому так опекала ее и позволила Майклу и остальным мальчикам вмешиваться в ее жизнь. Но когда она увидела, как Майкл колотит Мору, внутри у нее словно что-то оборвалось. Прав был Гарри, когда сказал, что она пыталась полностью подчинить себе Мору. И вот результат: дочь нашла себе парня, наверняка достойного человека, а братья хотели это все поломать.
И Сара ласково спросила:
– Кто же этот счастливчик?
Мора шмыгнула носом, вытерла слезы:
– Самое смешное, мам, что он меня сегодня отшил. Мы больше не увидимся.
Сара про себя улыбнулась:
– Послушай, девочка, ты еще встретишь много парней и каждый раз будешь думать, что влюбилась. Ты просто становишься взрослой. Не повтори моей ошибки, не выходи замуж за первого встречного, чтобы потом, как я, всю жизнь об этом жалеть. Найди себе человека порядочного, с приличным занятием. А с твоими братьями я разберусь.
Мора в голос заплакала:
– Пойми, мам. Терри... он был для меня единственным. Я по-настоящему любила его и, когда мы расстались, хотела умереть.
Сара не сдержала улыбки: до чего еще Мора молода и наивна!
– Это пройдет. Через несколько месяцев кто-нибудь еще станет "единственным". Говорю же тебе: ты становишься взрослой!
Мать разговаривала с ней, как с маленькой, и это вывело Мору из себя. Приподнявшись на локтях, она крикнула:
– Да через несколько месяцев вон что будет! – И она показала рукой на живот. – Я беременна.
Увидев ужас в глазах матери, Мора втайне торжествовала.
– Ох нет, Мо! Только не это! Так вот почему Майкл?..
Мора упала на подушки:
– Нет, мам. Он не знает. Я сама об этом узнала только сегодня. – Голос ее дрожал: – Я собиралась сказать ему... сказать Терри обо всем. О ребенке, о Мики... Но не успела, он выставил меня. Сказал, что не хочет быть связанным, что хочет встречаться с другими женщинами! – Лицо Моры исказило страдание. – Ой, мама! Что же мне делать?
Сара была сражена наповал. Она вглядывалась в лицо дочери. Беременна! Это слово эхом отдавалось в мозгу. Сара вся внутренне сжалась. Она сама забеременела в пятнадцать лет. Ее отец пошел к Бенджамину и задал ему "трепку на всю жизнь", как сам потом хвастался. Сыграли свадьбу, и с того дня вся ее жизнь пошла насмарку из-за этого дурацкого приключения в конце темной аллеи. Нет, с ее Морой такого не должно случиться! Боже упаси! Ее единственная дочь должна жить пристойно. Сара об этом позаботится!
– Придется избавиться от ребенка, – решительно заявила Сара.
– Что? – Море показалось, что она ослышалась.
– Я сказала, что избавишься от него!
– Но, мам! – Мора была в смятении. – Я не могу этого сделать. Это грех.
На тонких губах Сары появилась мрачная улыбка:
– Надо было об этом подумать, когда ты валялась, раздвинув ноги. Это ведь тоже грех! Словом, от ребенка надо избавиться. Поверь, Мо. – При виде печального лица Моры голос Сары стал мягче. – Настанет день, и ты мне скажешь "спасибо". Ты только представь, что будет, когда Майкл узнает! Полицейский обрюхатил его сестру, а потом бросил! Тут без убийства не обойдется!
Мора была вне себя от отчаяния.
– Потому он меня и бросил, мам... Потому, что я из семьи Райанов. Сам он мне не сказал об этом ни слова – я узнала от Мики: каким-то образом ему это стало известно.
Сара нежно поцеловала Мору в лоб. Она вдруг почувствовала себя измученной и совсем старой.
– Ладно, ты сейчас спи. А утром все обсудим.
После ухода матери Мора еще некоторое время продолжала лежать в темноте. Все, все у нее плохо! Мало того, что она забеременела, так теперь еще по ее милости Майкла и Джоффри вышвырнули из дому. Она чувствовала, как по щекам катятся непрошеные слезы. "Разве смогу я теперь когда-нибудь уснуть?" – подумала Мора. Но она уснула. И снова ее мучил виденный много раз кошмар...
Спустившись вниз, Сара согрела себе чаю и пила уже вторую чашку. Она знала, что предстоит бессонная ночь. Покончив с чаем, женщина принялась молиться Богородице-Заступнице:
– О ты, Пресвятая Дева Мария, вселяющая безграничную веру, ты, счастливо принявшая сладчайшее из имен – имя Матери-Заступницы... – Губы Сары едва шевелились в темноте кухни. – Молю тебя, помоги мне...
Глава 12
Обсудив все с матерью, Мора решила пойти по адресу, который ей дал служащий лаборатории, тот самый коротышка.
При других обстоятельствах можно было бы прибегнуть к помощи матушки Дженкинс, но, во-первых, она была слишком стара, а во-вторых – слишком болтлива. И Сара наотрез отказалась от этой мысли. Обращаться в местную больницу тоже не хотелось – семья Райанов была слишком известна. И вот, уже на четвертом месяце беременности, Мора в сопровождении матери отправилась на крохотную квартирку в районе Пэкхем. Доктор Патель жил на десятом этаже нового высокого дома. Сара еще раньше побывала здесь, чтобы обо всем договориться. После долгого подъема на лифте она постучалась в парадную дверь квартиры.
Всю дорогу от Ноттинг-Хилла женщины хранили молчание. Нервы у Моры были вконец расшатаны. Все ее существо восставало против того, на что она решилась, но стоило подумать о Мики и о неизбежном убийстве, как протест исчезал сам собой.
Дверь открыла женщина, типичная азиатка, в сари канареечного цвета. Она не переставала вежливо улыбаться, словно стараясь восполнить таким образом незнание английского. А Мора и Сара вдруг обнаружили, что непрерывно кивают ей головой, будто марионетки. Женщина провела их в гостиную. За всю свою жизнь Мора ни разу не видела такого разнообразия оттенков зеленого, голубого и красного цвета. Стены были увешаны, будто картинами, яркими коврами. Мора поймала взгляд матери и едва не прыснула со смеху. Неизвестно, кто из них нервничал больше.
В комнату вошел небольшого роста, неряшливо одетый мужчина, тоже азиатского происхождения:
– Как поживаете, мадам? – на ломаном английском спросил он.
Он поздоровался с ними за руку, и все повторилось сначала: мужчина без конца улыбался, а Мора и Сара, словно марионетки, кивали головами.
– Будьте добры, пройдите за мной. – Через маленькую дверь мужчина провел их на кухню, где все пропиталось запахом карри и еще каким-то, вызывающим отвращение, происхождение которого Мора не смогла бы определить. Ей казалось, что это запах крови. Как бы то ни было, запах этот проникал в самое горло, обжигая его. Кухня была крохотной, посредине стоял большой стол, покрытый желтой с черным узором клеенкой. Мора в страхе уставилась на него. Справа, на подставке, стоял поднос с инструментами из нержавеющей стали. Девушку прошиб пот. Мать в это время стала снимать с нее пальто, и оно, соскользнув с плеч Моры, упало матери на руки.
– Простите, вы уверены, что ваш мочевой пузырь пуст?
– Да... я... он пуст. – От страха Мора начала заикаться.
– Прекрасно. Тогда разденьтесь, пожалуйста, и ложитесь на стол.
– Что? Вы собираетесь делать это здесь?
Мужчина ошарашенно посмотрел на нее:
– Конечно.
– Давай же, Мо, снимай штаны.
Сгорая от смущения, Мора выскользнула из трусов и с помощью матери вскарабкалась на стол. Под ее тяжестью стол зашатался, и Море показалось, что он сейчас рухнет. Она зажмурилась и снова открыла глаза. На потолке, прямо над ее головой, висела лампочка без абажура. Шнур был опоясан копотью и загажен мухами. Мора снова зажмурилась. Нет, надо быть сумасшедшей, чтобы прийти сюда.
– Мам... мам! Я передумала!
– Сейчас... сейчас. Успокойтесь. Скоро все кончится.
Мора приподнялась, но Сара заставила ее лечь обратно.
– Ради всего святого, Мора! Веди себя, как полагается!
Мора чувствовала себя, словно в детстве, на приеме у зубного или какого-то другого врача. Только речь шла не о больном зубе или наложении шва, а об убийстве ее еще не рожденного ребенка.
– Деньги, пожалуйста. – Мужчина протянул руку.
Сара достала из сумки конверт и подала ему. Он вынул деньги, пересчитал и сунул обратно в конверт, после чего попытался запихнуть конверт в карман джемпера, сильно растянув его при этом.
"Какие у него грязные ногти", – подумала Сара и со страхом взглянула на дочь. Мора лежала вцепившись в края стола, ее длинные волосы почти касались пола.
Мистер Патель улыбнулся жене. Теперь он чувствовал себя вполне счастливым: пусть даже эта глупая девица передумает, деньги уже у него.
– Раздвиньте ноги!
Мора исполнила его приказание, и ее все сильнее охватывал ужас. Мистер Патель долго осматривал Мору, даже вспотел и вытер влажные ладони о джемпер. Затем он раздвинул волосы на лобке Моры и облизнулся. Сара с отвращением отвернулась, чувствуя, как закипает в ней желчь. Взяв с подноса инструмент, азиат ввел его в лоно Моры. Та, ощутив холод стали, вся напряглась.
– Расслабьтесь, мадам, скоро все кончится.
Мора почувствовала жгучую боль – врач стал открывать шейку матки. Мора задыхалась от все нарастающей боли. Теперь врач орудовал длинным металлическим стержнем с какой-то странной петлей на конце. И Саре казалось, что это не Мора стонет, а воет какой-то зверь, на лбу у дочери выступили крупные капли пота.
Врач работал быстро, вводя инструмент все глубже, буквально вгрызаясь в живую ткань, что-то бормотал на своем языке, когда Мора делала отчаянные попытки сесть.
– Ой, мама... пожалуйста... больно! Я не могу больше терпеть! – Это был вопль ужаса. В следующее мгновение она завизжала, будто попавшая в капкан собака. Жена врача попыталась зажать ей рот рукой. Мора не переставала плакать и, когда поворачивала голову, ощущала, что вокруг все мокро от слез. А врач продолжал делать свое дело.
Его жена и Сара держали Мору, чтобы она не свалилась со стола. Саре казалось, что она все это видит в кошмарном сне.
– Ну расслабься, Мо... расслабься же!
В соседней квартире кто-то включил радио, чтобы заглушить крики. Маленькую кухню заполнили звуки песни "Дай руку подержать".
Чтобы Мора не сжимала ног, мистер Патель удерживал их плечами.
– Бога ради, мадам! Не дергайтесь!
– Мам, останови его, мам!.. Я не могу больше! Пожалуйста!
Мора почувствовала, что из нее льется моча, словно лопнул мочевой пузырь, моча, смешанная с кровью, она ощущала их тепло.
Мистер Патель, держа в руке инструмент, крикнул что-то жене на своем языке. Миссис Патель вынула из стоявшего в раковине таза грязные чашки и поднесла его к столу. Затем они с мужем каким-то непостижимым образом усадили Мору над тазом.
Мора почувствовала, как из нее что-то вывалилось, и когда сквозь слипшиеся волосы посмотрела в ярко-оранжевый таз, то увидела там в слизи и крови младенца размером дюйма в четыре. Он уже сформировался! Плечи Моры стали вздрагивать, волна отчаяния захлестнула ее, она была близка к истерике. Это ее ребенок! Она еще сильнее заплакала, жалобные стоны перешли в рыдания.
Мора перевела взгляд с оранжевого гроба, где лежал ее младенец, на свои испачканные кровью бедра и потеряла сознание. Таз выскользнул из-под нее и вместе со всем содержимым грохнулся на пол. Сара смотрела на крохотного младенца, своего внука или внучку, и чувствовала, как жгучий стыд откуда-то снизу поднимается к сердцу.
Боже милосердный! Что она натворила?!
Миссис Патель несколько раз дернула Сару за руку, вернув ее к реальности. Сара отвела глаза от крохотного тельца и вместе с супружеской четой стала убирать с пола.
Когда Мора очнулась, на ней уже были ее трусы, а между ног – стерилизующая салфетка. Чувствовала она себя прескверно. Где она? Что за кровать? Что за комната? Она обвела все вокруг затуманенным взглядом, вспомнила, где находится, и как бы вновь ощутила где-то внутри холод стального инструмента и магический страх. Перед глазами неотступно стоял образ ее малыша, и Мора снова заплакала.
В комнату вошла Сара, обняла Мору. Сердце матери разрывалось от горя: недаром церковь запрещает аборты, считая это грехом! Это она толкнула дочь на такое ужасное дело, заставила ее страдать, мучиться от боли. Она нежно поцеловала Мору.
– Все позади, милая моя! – Она помогла Море сесть.
– Ох, мам, мне так плохо!
Море казалось, будто ей вспороли живот. Ведь аборт был сделан без всякой анестезии. Ни мать, ни Мора еще не знали, что после случившегося Мора уже никогда не будет такой, как была!
Через полчаса женщины сидели в такси, возвращаясь назад в Ноттинг-Хилл. До самого дома они хранили молчание.
И только очутившись в собственной постели, Мора сказала:
– Жаль, что у меня не хватило смелости оставить его, мама. Стоит мне вспомнить, как он лежал там... – Голос ее дрогнул, и, рыдая, она зарылась в подушки.
Сара не могла смотреть дочери в глаза и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, прошла в гостиную и налила себе изрядную порцию виски. Несмотря ни на что, она должна сделать все домашние дела.
Когда вечером Сара поднялась к Море, та уже спала, на ее длинных ресницах блестели слезы. Сара подоткнула одеяло, поплотнее укрыв плечи дочери, и помолилась Богу, чтобы послал Море успокоение и бодрость. Она знала, что еще не скоро все станет по-прежнему, если вообще это когда-нибудь возможно.
Только на следующее утро Сара поняла, почему дочь спала так мирно и так долго. Не добудившись Моры, Сара, встревоженная ее бледностью, сдернула с нее одеяло и увидела, что дочь лежит в луже крови, промочившей простыни и даже матрас. Мора Райан истекала кровью!
На крик Сары примчалась ее подруга Пэт Джонстон, взглянула на Мору и немедленно вызвала "скорую помощь". Мору увезли в больницу, и, пока ее оперировали, Сара и Пэт сидели рядом, охваченные тревогой и горем.
Пэт сразу поняла, что случилось, и поклялась, что тайна умрет вместе с нею. Вызывая "скорую помощь", она позвонила также и Майклу, не зная, что еще предпринять. А теперь она сидела рядом с подругой, держа ее за руку. Напряжение Сары достигло предела: она ждала, когда кончится операция. До своего смертного часа Сара не перестанет раскаиваться в том, что отвела дочь в ту маленькую квартирку в Пэкхеме. Пусть лучше родила бы ребенка здесь, в больнице Святого Чарльза, где врачи сейчас отчаянно борются за ее жизнь. Сара крепко зажмурилась, стараясь вытравить из памяти страшные видения...
Сара услышала, как открылись двери операционной и обернулась. Появился хирург. Халат его был забрызган кровью, лицо мрачно.
"Неужели дочь умерла?" – подумала Сара, но тут раздался голос хирурга:
– Миссис Райан, самое худшее позади.
– Слава Богу! Ох, слава Богу! – услышала Сара свой собственный голос.
– На вашем месте, я не спешил бы благодарить Господа, миссис Райан! Вашу дочь всю изрезали и пришлось удалить оба яичника, к тому же внутрь попала инфекция, а больная не в силах была с ней бороться. Тот, кто делал аборт вашей дочери, заслуживает пожизненного заключения. – Врач покачал головой. – Она чудом осталась жива, только она не сможет больше иметь детей. Пока она еще под наркозом. Но повторяю: худшее позади. Впрочем, трудно сказать, что будет с ее рассудком после всего случившегося.
– Благодарю вас, доктор. Спасибо, – глухо произнесла Сара, испытывая стыд.
– Тот, кто искалечил вашу дочь, должен понести наказание. За все годы моей практики я ничего подобного не видел! Такое ощущение, что внутрь к ней лезли домкратом! Настоятельно прошу вас сообщить мне адрес этого человека. Я ничего не скажу полиции о вашей дочери, она и так жестоко наказана. Но нельзя допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось с другой женщиной.
Сара кивнула, достала из сумки тот самый клочок бумаги, который Море дали в лаборатории, и подала хирургу. Он похлопал Сару по плечу и сказал:
– Конечно, простой выход из положения иногда кажется соблазнительным, но, поверьте, это никогда не срабатывает. В результате приходится платить за это дорогую цену. Ваша дочь сейчас в палате интенсивного ухода, можете ее повидать. – И он вышел, сжимая в руке бумажку с адресом.
У входа в палату Сара и Пэт увидели Майкла. Он только что приехал в больницу. Забыв обо всем, Сара бросилась в его объятия. Майкл прижал к себе мать, в глазах его стояли слезы. Весь персонал смотрел, как высокий красивый мужчина успокаивает свою мать. А в это самое время Терри Пезерика безжалостно избивали двое наемных головорезов. Три месяца пролежит Терри в больнице и только год спустя сможет снова выйти на работу.
Усадив мать, Майкл попросил медсестру принести ей чаю, вытер ей своим носовым платком слезы и прошел в маленькую палату взглянуть на сестру. Он пристально смотрел на нее, пораженный увиденным. Казалось, прошла не ночь, а годы, обрушившиеся на нее всей своей тяжестью. Мора лежала бледная, с заострившимися скулами и ввалившимися щеками.
И Майкл дал себе страшную клятву: что бы с Морой ни случилось, что бы она ни совершила, он всегда придет ей на помощь. Ведь это из-за него она здесь лежит. Из-за него Пезерик ее бросил. Он виновник ее страданий. Он сделает все, что в его силах, чтобы Мора никогда не испытывала боли. И пока Майкл здесь, Пезерик получает свое, его изобьют так, что живого места не останется, он за все заплатит. И это справедливо!
"Надо заботиться о наших женщинах!" – сказал однажды Майкл Бенни.
Он ласково взял руку сестры в свою, и она пришла в себя. Пристально вглядываясь в лицо Майкла, Мора силилась что-то сказать и провела языком по растрескавшимся губам. Он склонился над ней и не сдержал рыданий, уткнувшись ей в плечо, когда она сказала:
– Мой ребенок, Мики. Мой бедный, невинный ребенок!
Майкл ласково обнял ее, и их слезы смешались. Он жизни не пожалеет, только бы Мора никогда больше не знала печали.
Неделю спустя полиция сообщила хирургу, мистеру Бернарду Фробишеру, что три дня тому назад в интересующую его квартиру бросили зажигательную бомбу. Ахман Патель, его жена и их старшая дочь Найма были найдены убитыми.
Полиция считала, что, скорее всего, это дело рук расистов, виновник обнаружен не был. Мистер Фробишер, поразмыслив, предпочел не высказывать своего мнения: он вовсе не собирался подвергать риску свою собственную семью. Тем более из-за какого-то лекаришки, промышлявшего незаконными абортами.
При других обстоятельствах можно было бы прибегнуть к помощи матушки Дженкинс, но, во-первых, она была слишком стара, а во-вторых – слишком болтлива. И Сара наотрез отказалась от этой мысли. Обращаться в местную больницу тоже не хотелось – семья Райанов была слишком известна. И вот, уже на четвертом месяце беременности, Мора в сопровождении матери отправилась на крохотную квартирку в районе Пэкхем. Доктор Патель жил на десятом этаже нового высокого дома. Сара еще раньше побывала здесь, чтобы обо всем договориться. После долгого подъема на лифте она постучалась в парадную дверь квартиры.
Всю дорогу от Ноттинг-Хилла женщины хранили молчание. Нервы у Моры были вконец расшатаны. Все ее существо восставало против того, на что она решилась, но стоило подумать о Мики и о неизбежном убийстве, как протест исчезал сам собой.
Дверь открыла женщина, типичная азиатка, в сари канареечного цвета. Она не переставала вежливо улыбаться, словно стараясь восполнить таким образом незнание английского. А Мора и Сара вдруг обнаружили, что непрерывно кивают ей головой, будто марионетки. Женщина провела их в гостиную. За всю свою жизнь Мора ни разу не видела такого разнообразия оттенков зеленого, голубого и красного цвета. Стены были увешаны, будто картинами, яркими коврами. Мора поймала взгляд матери и едва не прыснула со смеху. Неизвестно, кто из них нервничал больше.
В комнату вошел небольшого роста, неряшливо одетый мужчина, тоже азиатского происхождения:
– Как поживаете, мадам? – на ломаном английском спросил он.
Он поздоровался с ними за руку, и все повторилось сначала: мужчина без конца улыбался, а Мора и Сара, словно марионетки, кивали головами.
– Будьте добры, пройдите за мной. – Через маленькую дверь мужчина провел их на кухню, где все пропиталось запахом карри и еще каким-то, вызывающим отвращение, происхождение которого Мора не смогла бы определить. Ей казалось, что это запах крови. Как бы то ни было, запах этот проникал в самое горло, обжигая его. Кухня была крохотной, посредине стоял большой стол, покрытый желтой с черным узором клеенкой. Мора в страхе уставилась на него. Справа, на подставке, стоял поднос с инструментами из нержавеющей стали. Девушку прошиб пот. Мать в это время стала снимать с нее пальто, и оно, соскользнув с плеч Моры, упало матери на руки.
– Простите, вы уверены, что ваш мочевой пузырь пуст?
– Да... я... он пуст. – От страха Мора начала заикаться.
– Прекрасно. Тогда разденьтесь, пожалуйста, и ложитесь на стол.
– Что? Вы собираетесь делать это здесь?
Мужчина ошарашенно посмотрел на нее:
– Конечно.
– Давай же, Мо, снимай штаны.
Сгорая от смущения, Мора выскользнула из трусов и с помощью матери вскарабкалась на стол. Под ее тяжестью стол зашатался, и Море показалось, что он сейчас рухнет. Она зажмурилась и снова открыла глаза. На потолке, прямо над ее головой, висела лампочка без абажура. Шнур был опоясан копотью и загажен мухами. Мора снова зажмурилась. Нет, надо быть сумасшедшей, чтобы прийти сюда.
– Мам... мам! Я передумала!
– Сейчас... сейчас. Успокойтесь. Скоро все кончится.
Мора приподнялась, но Сара заставила ее лечь обратно.
– Ради всего святого, Мора! Веди себя, как полагается!
Мора чувствовала себя, словно в детстве, на приеме у зубного или какого-то другого врача. Только речь шла не о больном зубе или наложении шва, а об убийстве ее еще не рожденного ребенка.
– Деньги, пожалуйста. – Мужчина протянул руку.
Сара достала из сумки конверт и подала ему. Он вынул деньги, пересчитал и сунул обратно в конверт, после чего попытался запихнуть конверт в карман джемпера, сильно растянув его при этом.
"Какие у него грязные ногти", – подумала Сара и со страхом взглянула на дочь. Мора лежала вцепившись в края стола, ее длинные волосы почти касались пола.
Мистер Патель улыбнулся жене. Теперь он чувствовал себя вполне счастливым: пусть даже эта глупая девица передумает, деньги уже у него.
– Раздвиньте ноги!
Мора исполнила его приказание, и ее все сильнее охватывал ужас. Мистер Патель долго осматривал Мору, даже вспотел и вытер влажные ладони о джемпер. Затем он раздвинул волосы на лобке Моры и облизнулся. Сара с отвращением отвернулась, чувствуя, как закипает в ней желчь. Взяв с подноса инструмент, азиат ввел его в лоно Моры. Та, ощутив холод стали, вся напряглась.
– Расслабьтесь, мадам, скоро все кончится.
Мора почувствовала жгучую боль – врач стал открывать шейку матки. Мора задыхалась от все нарастающей боли. Теперь врач орудовал длинным металлическим стержнем с какой-то странной петлей на конце. И Саре казалось, что это не Мора стонет, а воет какой-то зверь, на лбу у дочери выступили крупные капли пота.
Врач работал быстро, вводя инструмент все глубже, буквально вгрызаясь в живую ткань, что-то бормотал на своем языке, когда Мора делала отчаянные попытки сесть.
– Ой, мама... пожалуйста... больно! Я не могу больше терпеть! – Это был вопль ужаса. В следующее мгновение она завизжала, будто попавшая в капкан собака. Жена врача попыталась зажать ей рот рукой. Мора не переставала плакать и, когда поворачивала голову, ощущала, что вокруг все мокро от слез. А врач продолжал делать свое дело.
Его жена и Сара держали Мору, чтобы она не свалилась со стола. Саре казалось, что она все это видит в кошмарном сне.
– Ну расслабься, Мо... расслабься же!
В соседней квартире кто-то включил радио, чтобы заглушить крики. Маленькую кухню заполнили звуки песни "Дай руку подержать".
Чтобы Мора не сжимала ног, мистер Патель удерживал их плечами.
– Бога ради, мадам! Не дергайтесь!
– Мам, останови его, мам!.. Я не могу больше! Пожалуйста!
Мора почувствовала, что из нее льется моча, словно лопнул мочевой пузырь, моча, смешанная с кровью, она ощущала их тепло.
Мистер Патель, держа в руке инструмент, крикнул что-то жене на своем языке. Миссис Патель вынула из стоявшего в раковине таза грязные чашки и поднесла его к столу. Затем они с мужем каким-то непостижимым образом усадили Мору над тазом.
Мора почувствовала, как из нее что-то вывалилось, и когда сквозь слипшиеся волосы посмотрела в ярко-оранжевый таз, то увидела там в слизи и крови младенца размером дюйма в четыре. Он уже сформировался! Плечи Моры стали вздрагивать, волна отчаяния захлестнула ее, она была близка к истерике. Это ее ребенок! Она еще сильнее заплакала, жалобные стоны перешли в рыдания.
Мора перевела взгляд с оранжевого гроба, где лежал ее младенец, на свои испачканные кровью бедра и потеряла сознание. Таз выскользнул из-под нее и вместе со всем содержимым грохнулся на пол. Сара смотрела на крохотного младенца, своего внука или внучку, и чувствовала, как жгучий стыд откуда-то снизу поднимается к сердцу.
Боже милосердный! Что она натворила?!
Миссис Патель несколько раз дернула Сару за руку, вернув ее к реальности. Сара отвела глаза от крохотного тельца и вместе с супружеской четой стала убирать с пола.
Когда Мора очнулась, на ней уже были ее трусы, а между ног – стерилизующая салфетка. Чувствовала она себя прескверно. Где она? Что за кровать? Что за комната? Она обвела все вокруг затуманенным взглядом, вспомнила, где находится, и как бы вновь ощутила где-то внутри холод стального инструмента и магический страх. Перед глазами неотступно стоял образ ее малыша, и Мора снова заплакала.
В комнату вошла Сара, обняла Мору. Сердце матери разрывалось от горя: недаром церковь запрещает аборты, считая это грехом! Это она толкнула дочь на такое ужасное дело, заставила ее страдать, мучиться от боли. Она нежно поцеловала Мору.
– Все позади, милая моя! – Она помогла Море сесть.
– Ох, мам, мне так плохо!
Море казалось, будто ей вспороли живот. Ведь аборт был сделан без всякой анестезии. Ни мать, ни Мора еще не знали, что после случившегося Мора уже никогда не будет такой, как была!
Через полчаса женщины сидели в такси, возвращаясь назад в Ноттинг-Хилл. До самого дома они хранили молчание.
И только очутившись в собственной постели, Мора сказала:
– Жаль, что у меня не хватило смелости оставить его, мама. Стоит мне вспомнить, как он лежал там... – Голос ее дрогнул, и, рыдая, она зарылась в подушки.
Сара не могла смотреть дочери в глаза и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, прошла в гостиную и налила себе изрядную порцию виски. Несмотря ни на что, она должна сделать все домашние дела.
Когда вечером Сара поднялась к Море, та уже спала, на ее длинных ресницах блестели слезы. Сара подоткнула одеяло, поплотнее укрыв плечи дочери, и помолилась Богу, чтобы послал Море успокоение и бодрость. Она знала, что еще не скоро все станет по-прежнему, если вообще это когда-нибудь возможно.
Только на следующее утро Сара поняла, почему дочь спала так мирно и так долго. Не добудившись Моры, Сара, встревоженная ее бледностью, сдернула с нее одеяло и увидела, что дочь лежит в луже крови, промочившей простыни и даже матрас. Мора Райан истекала кровью!
На крик Сары примчалась ее подруга Пэт Джонстон, взглянула на Мору и немедленно вызвала "скорую помощь". Мору увезли в больницу, и, пока ее оперировали, Сара и Пэт сидели рядом, охваченные тревогой и горем.
Пэт сразу поняла, что случилось, и поклялась, что тайна умрет вместе с нею. Вызывая "скорую помощь", она позвонила также и Майклу, не зная, что еще предпринять. А теперь она сидела рядом с подругой, держа ее за руку. Напряжение Сары достигло предела: она ждала, когда кончится операция. До своего смертного часа Сара не перестанет раскаиваться в том, что отвела дочь в ту маленькую квартирку в Пэкхеме. Пусть лучше родила бы ребенка здесь, в больнице Святого Чарльза, где врачи сейчас отчаянно борются за ее жизнь. Сара крепко зажмурилась, стараясь вытравить из памяти страшные видения...
Сара услышала, как открылись двери операционной и обернулась. Появился хирург. Халат его был забрызган кровью, лицо мрачно.
"Неужели дочь умерла?" – подумала Сара, но тут раздался голос хирурга:
– Миссис Райан, самое худшее позади.
– Слава Богу! Ох, слава Богу! – услышала Сара свой собственный голос.
– На вашем месте, я не спешил бы благодарить Господа, миссис Райан! Вашу дочь всю изрезали и пришлось удалить оба яичника, к тому же внутрь попала инфекция, а больная не в силах была с ней бороться. Тот, кто делал аборт вашей дочери, заслуживает пожизненного заключения. – Врач покачал головой. – Она чудом осталась жива, только она не сможет больше иметь детей. Пока она еще под наркозом. Но повторяю: худшее позади. Впрочем, трудно сказать, что будет с ее рассудком после всего случившегося.
– Благодарю вас, доктор. Спасибо, – глухо произнесла Сара, испытывая стыд.
– Тот, кто искалечил вашу дочь, должен понести наказание. За все годы моей практики я ничего подобного не видел! Такое ощущение, что внутрь к ней лезли домкратом! Настоятельно прошу вас сообщить мне адрес этого человека. Я ничего не скажу полиции о вашей дочери, она и так жестоко наказана. Но нельзя допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось с другой женщиной.
Сара кивнула, достала из сумки тот самый клочок бумаги, который Море дали в лаборатории, и подала хирургу. Он похлопал Сару по плечу и сказал:
– Конечно, простой выход из положения иногда кажется соблазнительным, но, поверьте, это никогда не срабатывает. В результате приходится платить за это дорогую цену. Ваша дочь сейчас в палате интенсивного ухода, можете ее повидать. – И он вышел, сжимая в руке бумажку с адресом.
У входа в палату Сара и Пэт увидели Майкла. Он только что приехал в больницу. Забыв обо всем, Сара бросилась в его объятия. Майкл прижал к себе мать, в глазах его стояли слезы. Весь персонал смотрел, как высокий красивый мужчина успокаивает свою мать. А в это самое время Терри Пезерика безжалостно избивали двое наемных головорезов. Три месяца пролежит Терри в больнице и только год спустя сможет снова выйти на работу.
Усадив мать, Майкл попросил медсестру принести ей чаю, вытер ей своим носовым платком слезы и прошел в маленькую палату взглянуть на сестру. Он пристально смотрел на нее, пораженный увиденным. Казалось, прошла не ночь, а годы, обрушившиеся на нее всей своей тяжестью. Мора лежала бледная, с заострившимися скулами и ввалившимися щеками.
И Майкл дал себе страшную клятву: что бы с Морой ни случилось, что бы она ни совершила, он всегда придет ей на помощь. Ведь это из-за него она здесь лежит. Из-за него Пезерик ее бросил. Он виновник ее страданий. Он сделает все, что в его силах, чтобы Мора никогда не испытывала боли. И пока Майкл здесь, Пезерик получает свое, его изобьют так, что живого места не останется, он за все заплатит. И это справедливо!
"Надо заботиться о наших женщинах!" – сказал однажды Майкл Бенни.
Он ласково взял руку сестры в свою, и она пришла в себя. Пристально вглядываясь в лицо Майкла, Мора силилась что-то сказать и провела языком по растрескавшимся губам. Он склонился над ней и не сдержал рыданий, уткнувшись ей в плечо, когда она сказала:
– Мой ребенок, Мики. Мой бедный, невинный ребенок!
Майкл ласково обнял ее, и их слезы смешались. Он жизни не пожалеет, только бы Мора никогда больше не знала печали.
Неделю спустя полиция сообщила хирургу, мистеру Бернарду Фробишеру, что три дня тому назад в интересующую его квартиру бросили зажигательную бомбу. Ахман Патель, его жена и их старшая дочь Найма были найдены убитыми.
Полиция считала, что, скорее всего, это дело рук расистов, виновник обнаружен не был. Мистер Фробишер, поразмыслив, предпочел не высказывать своего мнения: он вовсе не собирался подвергать риску свою собственную семью. Тем более из-за какого-то лекаришки, промышлявшего незаконными абортами.
Глава 13
Через шесть недель Мора выписалась из больницы, и все родные единодушно решили, что она изменилась до неузнаваемости. Платье буквально болталось на ней, так она исхудала, и Бенни стал в шутку звать ее "гороховым стручком". Высокая и очень тонкая, она теперь походила на манекенщицу. Только груди, хоть и стали поменьше, по-прежнему были тяжелыми. Она улыбалась, когда Бенни шутил, но в глубине души понимала, какой дорогой ценой заплатила за свое похудание.
Сидя у себя в спальне, Мора наблюдала в окно за ребятишками на улице. Когда-то они с Маргарет играли в те же игры: "штрандер", "классы", "пять шариков". Мора с тоской вспоминала тот прекрасный и спокойный мир, в котором единственной ее заботой было вовремя вернуться домой. Профиль Моры, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее римский нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Синие глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Мора не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности. После больницы прежняя Мора Райан как бы перестала существовать.
Сидя у себя в спальне, Мора наблюдала в окно за ребятишками на улице. Когда-то они с Маргарет играли в те же игры: "штрандер", "классы", "пять шариков". Мора с тоской вспоминала тот прекрасный и спокойный мир, в котором единственной ее заботой было вовремя вернуться домой. Профиль Моры, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее римский нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Синие глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Мора не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности. После больницы прежняя Мора Райан как бы перестала существовать.