Страница:
– Это из-за того, что в первый раз ты начал лить мне воду из стакана прямо в глотку… О Боже, я снова начинаю злиться, сэр.
– Погодите-ка минутку, агент Шерлок, – перебил ее Куинлан. – Известно ли вам, что в прошлом месяце, а именно в октябре, исполнился год с того момента, когда мы с Салли поженились, причем дату свадьбы и церковь, где происходило венчание, выбрал для нас Диллон?
– И почему же это сделал именно он?
– Видите ли, я тогда был не в лучшей форме, а Салли так за меня волновалась, что никакой свадьбы у нее и в мыслях не было. Ну вот Диллон обо всем и позаботился.
– Он хочет сказать, что у него в сердце сидела пуля, и он только тем и занимался, что вводил себе в вену морфий. Что же касается Салли, она скорее всего согласилась выйти за него замуж исключительно из жалости.
Лейси улыбнулась – и обрадовалась, заметив, что улыбка уже не причиняет ей боли.
– О Боже, – сказала она. – Неужели я ошиблась в выборе карьеры?
– Ну, начали-то вы неплохо, – заметил Куинлан. – Вас уже успели два раза ранить, и вы уже месяц – так, кажется? – не посещаете тренировки. Ладно, не переживайте. Я же как-то дожил до тридцати трех лет, и Сэвич тоже.
За дверью послышались голоса. Куинлан приподнял бровь:
– Похоже, это моя неугомонная женушка. У охранника, который стережет вход в палату, нет ни одного шанса, Диллон.
– Что правда, то правда, – заявила, входя в комнату, приятная молодая особа примерно того же возраста, что и Лейси. Очень стройная, с короткими светлыми волосами, подколотыми невидимками. Взгляд ее голубых глаз был удивительно добрым и нежным и в то же время весьма проницательным. Рядом с находившимися в палате мужчинами она казалась совсем крохотной. Тем не менее Лейси подумала, что, назвав супругу костлявой бабенкой, Куинлан все же несколько переборщил. – Но агента Краммера критиковать не стоит, – заступилась за охранника Салли. – Он ведь меня знает. Он помогал мне жарить кукурузу, помнишь, Джеймс?
– Мы тут как-то устроили вегетарианский пикник, – пояснил с гримасой отвращения Джеймс Куинлан и ткнул Сэвича в плечо. – Мне пришлось жарить кукурузные початки. Я сделал это только ради тебя, Диллон. В тот день мое мужское самолюбие было раздавлено.
– В последнее время твое мужское самолюбие что-то частенько подвергается испытаниям, – заметил Сэвич. – Эй, Салли, это Шерлок. Та самая Шерлок, которой нужна была твоя помощь в приобретении обстановки для ее квартиры и которая, так и не дождавшись ее от тебя, все сделала сама. Она просто вызвала одного из дизайнеров, которые дерут с клиентов бешеные деньги, и парень вывернулся наизнанку, чтобы ей потрафить.
Лейси почувствовала, как мягкая ручка осторожно погладила ее по плечу.
– Вы в самом деле страшно напугали Диллона. Я видела, как он говорил с вами по телефону – он побледнел, уронил аппарат на пол и выскочил из клуба как ошпаренный. Мисс Лили очень обиделась, что он проявил такую неучтивость и не смог задержаться еще хотя бы на секундочку. Что же касается Фазза, бармена, то он покачал головой и сказал, что Сэвичу иногда надо выпивать хотя бы кружку пива, тогда он станет нормальным человеком. А вышибала Марвин заявил, что он как раз очень рад, что Диллон непьющий, потому что у него нет никакого желания с ним схлестнуться, если он, напившись, начнет буянить.
– Мне бы хотелось познакомиться с этими людьми, – призналась Лейси. – Диллон сказал, что он ходит в клуб, чтобы оказать моральную поддержку мистеру Куинлану.
– О да, конечно, но дело не только в этом. Он…
– Хватит, Салли, – безо всяких церемоний перебил ее Сэвич. – Шерлок вот-вот потеряет сознание, так что давайте-ка оставим ее одну. Ей надо отдохнуть. А, вот и доктор Брэйкер. Нед, у вашей пациентки глаза какие-то стеклянные.
– Выйдите все из палаты, – сказал, не глядя ни на кого, Брэйкер. Оставшись наедине с Лейси, он пощупал ее пульс и мягко упрекнул:
– Мне кажется, вы рановато начали принимать участие в вечеринках, агент Шерлок. Откуда у вас такая замечательная фамилия?
– От отца. Он у меня судья. Насколько я понимаю, адвокаты терпеть не могут, когда он председательствует в суде, – они утверждают, что их клиенты пугаются до смерти при виде человека, которого приходится называть «судья Шерлок».
Проговорив это, она улыбнулась, закрыла глаза и уронила голову на подушку. Осторожно опустив руку Лейси на одеяло, доктор Брэйкер проверил ее зрачки и какое-то время тихо стоял, изучая ее лицо. Затем он удовлетворенно кивнул – все должно обойтись. Не успел он выйти из палаты, как перед ним возник Сэвич.
– Ну?
– Никаких «ну», Диллон. Она поправится. Сейчас она уснула и, если учесть те лекарства, которые ей ввели, должна проспать до утра. Вообще дело достаточно серьезное. Этот тип вполне мог прикончить ее, когда бил головой об пол, да и удар рукояткой пистолета – опасная штука.
Сэвич вздохнул, глядя на свои сцепленные руки.
– Я яда раз спасибо за то, что приехали так быстро. Сколько она здесь пробудет?
– Думаю, еще день. Как я уже сказал, компьютерная томография показала отсутствие серьезных повреждений. Никакого кровотечения, никаких нарушений, на которые обратили бы внимание рентгенологи. Утром я еще раз ее осмотрю. А теперь я поехал спать.
Когда доктор Брэйкер исчез в лифте, Куинлан сказал:
– Странные вообще-то дела творятся, Диллон. Может, ты все же объяснишь, что происходит?
– Я сам ни черта не понимаю, – ответил Сэвич, глядя на Салли и Джеймса, двух своих лучших друзей.
– Что все это может означать? – спросила Салли, садясь на скамейку рядом с ним.
Сэвич лишь покачал головой.
– Слушайте, ребята, спасибо, что пришли. Я, пожалуй, пока побуду здесь. Медсестра сказала, что у них найдется кровать, которую можно поставить прямо в палате. Мне будет как-то спокойнее, если снаружи подежурит Краммер, а внутри подежурю я сам. Тогда Лейси действительно будет в безопасности.
– И ты понятия не имеешь, кто стоит за всем этим?
– Это может быть кто-то, кто связан с Марлином Джоунсом, – так было бы логичнее всего. Но кто? Насколько нам известно, Джоунс всегда действовал в одиночку. И потом, какая Марлину разница, останется Лейси в городе или уедет? С другой стороны, кроме Марлина, я не нахожу никого, кого можно было бы заподозрить. И все же кто-то все это организовал. Ну что ж, посмотрим. Дело, прямо скажем, очень запутанное.
К большому облегчению Сэвича, ни Салли, ни ее супруг больше не стали задавать ему никаких вопросов.
Часом позже он лежал в палате Лейси на жесткой, как камень, койке и прислушивался к ее дыханию. Стоило ей застонать, как Сэвич мигом оказался рядом, но увидел, что она по-прежнему крепко спит. Он постоял еще немного около ее кровати, глядя на нее, всю забинтованную, с гибким шлангом, Мнущимся от руки к штативу с капельницей, В какой-то момент она вздрогнула, рука ее сжалась в кулак, Затем тело Лейси снова расслабилось.
Зачем типу, который пробрался в ее квартиру, надо было знать, что Лейси известно о Марлине Джоунсе? Все это было очень странно. Если Белинду убил не Марлин Джоунс, а кто-то еще – скажем, кто-то из ее родственников, – тогда было бы вполне логичным, что они хотят убрать Лейси из Вашингтона и добиться, чтобы она перестала копать дело об убийстве сестры. Но в таком случае чего ради им было нанимать человека, чтобы он сказал Лейси, что Марлин Джоунс в убийстве Белинды невиновен? Разумеется, если поразмыслить над всем этим как следует, наверное, можно было найти какие-то ответы. Однако Сэвич ни о чем думать не мог – он был занят главным образом тем, что прислушивался к дыханию Лейси. Наклонившись к ней, он осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее подбородка, на котором проступил зеленоватый синяк.
Потом он снова улегся на свою койку, продолжая прислушиваться к ее дыханию и чувствуя под рукой холодный металл пистолета, пока наконец не заснул.
– Послушайте, агент Шерлок, я считаю, что еще денек пребывания в больнице вам не повредит. Местный медперсонал очень любит, когда к ним попадают на излечение агенты ФБР. Это дает им ощущение собственной значимости. И к тому же они наслаждаются чувством собственного превосходства – как-никак они способны стоять и ходить, а вы, агент Федерального бюро расследований, лежите пластом.
– Вы все выдумываете. Сегодня утром сиделка, делавшая мне укол, была очень любезна. И к тому же укол она, слава Богу, сделала мне в руку, а не в зад. Послушайте, доктор Брэйкер, уже почти четыре часа дня. С девяти утра я здесь обалдеваю от скуки. Я прекрасно себя чувствую, голова у меня почти не болит, а больше никаких неприятных симптомов нет. Пожалуйста, доктор Брэйкер, отпустите меня домой.
– Давайте-ка обсудим эту проблему более тщательно, – сказал Брэйкер, пятясь от кровати. Лейси рывком опустила ноги на пол и села на постели.
– Мне нужна одежда, – объявила она.
– Тебе не следует ходить босиком, Шерлок, – раздался голос Сэвича. – У меня есть для тебя одежда. Нед предупреждал меня, что ты будешь требовать, чтобы тебя поскорее выписали.
Лейси посмотрела на свои босые ноги.
– Вот дожила – даже носков у меня нет, – пожаловалась она. – Единственное, что есть, – дурацкий больничный халат с прорехой на спине.
Сэвич ухмыльнулся:
– Ну что, Нед, хотите, я вас от нее избавлю?
– Ради Бога, Сэвич, она ваша. С ней все будет в порядке. Нужно только отдохнуть еще хотя бы один день и принимать вот эти обезболивающие таблетки, – сказал Брэйкер, вручая Сэвичу небольшой пузырек. – До свидания, агент Лейси Шерлок. У вас очень странное имя. На вашем месте я бы его поменял. Скажем, на Джейн Шерлок. Ну как, нравится?
– Эта шутка тебе не очень удалась, Нед, – сказал Сэвич, но доктор все же захихикал.
– Просто раньше у меня не было возможности поупражняться в остроумии на этот счет. Шутка, конечно, старая, – сказал он извиняющимся тоном.
– Да уж, – вставила Лейси.
– Вы, наверное, ее уже слышали, а?
– Я все их уже слышала. Спасибо, доктор Брэйкер. Диллон, дай мне мою одежду и проводи доктора Брэйкера.
– Слушаюсь, мэм.
Сэвич оставался в коридоре до тех пор, пока Лейси не открыла дверь палаты. Диллон в это время разговаривал с агентом Краммером – краснолицым молодым мужчиной с бочкообразной грудью, проработавшим в Бюро шесть лет и имевшим ученую степень в области бухучета.
Почувствовав на себе ее взгляд, Диллон оглянулся.
– Неплохо вышло, верно? – улыбнулся он. – По крайней мере тебя не арестует полиция нравов.
Он принес ей темно-зеленую шелковую блузку, голубые Джинсы, голубой блейзер и пару туфель на низком каблуке, которые до этого Лейси надевала всего один раз. В целом наряд ей понравился, но она решила, что сама никогда не выбрала бы именно эти вещи – в них она выглядела слишком…
– Вы здорово смотритесь, агент Шерлок, – заметил Краммер.
– Ага, – добавил Сэвич, – в самом деле здорово. Я бы даже сказал, фантастически.
– Специальный агент ФБР должен выглядеть компетентным и вызывающим доверие, не более того. Сейчас я отправлюсь домой и переоденусь.
– С этой твоей повязкой на голове ты выглядишь не слишком компетентной, так что давай-ка лучше сойдемся на том, что ты выглядишь фантастически.
– Я хочу домой, сэр.
– Краммер, спасибо, что побыли часовым.
Сэвич и Краммер заставили Лейси спуститься "низ в кресле-каталке.
– Ну что, ты готова?
Лейси с изумлением уставилась на стоящий у дверей больницы красный «порше».
– Это что, твой?
– Да, мой. А что?
– И как же ты в него влезаешь?
– Да уж влезаю, – сказал Сэвич со смешком и распахнул перед Лейси дверцу. Когда она забралась в машину, он уселся за руль – в самом деле без особого труда.
– Да, классное авто, – заметила Шерлок. – Дуглас ездит на черном «Порше-911» 1990 года выпуска. Каждый раз, когда я садилась за руль его чертовой машины, меня штрафовали за превышение скорости.
– Надо быть поосторожнее. Вот что, Шерлок, домой ты пока что не поедешь.
– Но мне нужно домой. У меня там растения, их надо поливать…
– Куинлан польет твои цветочки. Уж кто-кто, а он умеет с ними управляться. Кажется, он им даже песенки поет. Салли говорит, что он так обожает свои африканские фиалки, что скоро начнет брать их с собой в постель по ночам. Так что за цветы можешь не волноваться.
– И куда же ты собираешься меня везти? На какую-нибудь явочную квартиру, находящуюся под охраной?
– Нет. Ты поедешь ко мне домой.
Глава 22
– Погодите-ка минутку, агент Шерлок, – перебил ее Куинлан. – Известно ли вам, что в прошлом месяце, а именно в октябре, исполнился год с того момента, когда мы с Салли поженились, причем дату свадьбы и церковь, где происходило венчание, выбрал для нас Диллон?
– И почему же это сделал именно он?
– Видите ли, я тогда был не в лучшей форме, а Салли так за меня волновалась, что никакой свадьбы у нее и в мыслях не было. Ну вот Диллон обо всем и позаботился.
– Он хочет сказать, что у него в сердце сидела пуля, и он только тем и занимался, что вводил себе в вену морфий. Что же касается Салли, она скорее всего согласилась выйти за него замуж исключительно из жалости.
Лейси улыбнулась – и обрадовалась, заметив, что улыбка уже не причиняет ей боли.
– О Боже, – сказала она. – Неужели я ошиблась в выборе карьеры?
– Ну, начали-то вы неплохо, – заметил Куинлан. – Вас уже успели два раза ранить, и вы уже месяц – так, кажется? – не посещаете тренировки. Ладно, не переживайте. Я же как-то дожил до тридцати трех лет, и Сэвич тоже.
За дверью послышались голоса. Куинлан приподнял бровь:
– Похоже, это моя неугомонная женушка. У охранника, который стережет вход в палату, нет ни одного шанса, Диллон.
– Что правда, то правда, – заявила, входя в комнату, приятная молодая особа примерно того же возраста, что и Лейси. Очень стройная, с короткими светлыми волосами, подколотыми невидимками. Взгляд ее голубых глаз был удивительно добрым и нежным и в то же время весьма проницательным. Рядом с находившимися в палате мужчинами она казалась совсем крохотной. Тем не менее Лейси подумала, что, назвав супругу костлявой бабенкой, Куинлан все же несколько переборщил. – Но агента Краммера критиковать не стоит, – заступилась за охранника Салли. – Он ведь меня знает. Он помогал мне жарить кукурузу, помнишь, Джеймс?
– Мы тут как-то устроили вегетарианский пикник, – пояснил с гримасой отвращения Джеймс Куинлан и ткнул Сэвича в плечо. – Мне пришлось жарить кукурузные початки. Я сделал это только ради тебя, Диллон. В тот день мое мужское самолюбие было раздавлено.
– В последнее время твое мужское самолюбие что-то частенько подвергается испытаниям, – заметил Сэвич. – Эй, Салли, это Шерлок. Та самая Шерлок, которой нужна была твоя помощь в приобретении обстановки для ее квартиры и которая, так и не дождавшись ее от тебя, все сделала сама. Она просто вызвала одного из дизайнеров, которые дерут с клиентов бешеные деньги, и парень вывернулся наизнанку, чтобы ей потрафить.
Лейси почувствовала, как мягкая ручка осторожно погладила ее по плечу.
– Вы в самом деле страшно напугали Диллона. Я видела, как он говорил с вами по телефону – он побледнел, уронил аппарат на пол и выскочил из клуба как ошпаренный. Мисс Лили очень обиделась, что он проявил такую неучтивость и не смог задержаться еще хотя бы на секундочку. Что же касается Фазза, бармена, то он покачал головой и сказал, что Сэвичу иногда надо выпивать хотя бы кружку пива, тогда он станет нормальным человеком. А вышибала Марвин заявил, что он как раз очень рад, что Диллон непьющий, потому что у него нет никакого желания с ним схлестнуться, если он, напившись, начнет буянить.
– Мне бы хотелось познакомиться с этими людьми, – призналась Лейси. – Диллон сказал, что он ходит в клуб, чтобы оказать моральную поддержку мистеру Куинлану.
– О да, конечно, но дело не только в этом. Он…
– Хватит, Салли, – безо всяких церемоний перебил ее Сэвич. – Шерлок вот-вот потеряет сознание, так что давайте-ка оставим ее одну. Ей надо отдохнуть. А, вот и доктор Брэйкер. Нед, у вашей пациентки глаза какие-то стеклянные.
– Выйдите все из палаты, – сказал, не глядя ни на кого, Брэйкер. Оставшись наедине с Лейси, он пощупал ее пульс и мягко упрекнул:
– Мне кажется, вы рановато начали принимать участие в вечеринках, агент Шерлок. Откуда у вас такая замечательная фамилия?
– От отца. Он у меня судья. Насколько я понимаю, адвокаты терпеть не могут, когда он председательствует в суде, – они утверждают, что их клиенты пугаются до смерти при виде человека, которого приходится называть «судья Шерлок».
Проговорив это, она улыбнулась, закрыла глаза и уронила голову на подушку. Осторожно опустив руку Лейси на одеяло, доктор Брэйкер проверил ее зрачки и какое-то время тихо стоял, изучая ее лицо. Затем он удовлетворенно кивнул – все должно обойтись. Не успел он выйти из палаты, как перед ним возник Сэвич.
– Ну?
– Никаких «ну», Диллон. Она поправится. Сейчас она уснула и, если учесть те лекарства, которые ей ввели, должна проспать до утра. Вообще дело достаточно серьезное. Этот тип вполне мог прикончить ее, когда бил головой об пол, да и удар рукояткой пистолета – опасная штука.
Сэвич вздохнул, глядя на свои сцепленные руки.
– Я яда раз спасибо за то, что приехали так быстро. Сколько она здесь пробудет?
– Думаю, еще день. Как я уже сказал, компьютерная томография показала отсутствие серьезных повреждений. Никакого кровотечения, никаких нарушений, на которые обратили бы внимание рентгенологи. Утром я еще раз ее осмотрю. А теперь я поехал спать.
Когда доктор Брэйкер исчез в лифте, Куинлан сказал:
– Странные вообще-то дела творятся, Диллон. Может, ты все же объяснишь, что происходит?
– Я сам ни черта не понимаю, – ответил Сэвич, глядя на Салли и Джеймса, двух своих лучших друзей.
– Что все это может означать? – спросила Салли, садясь на скамейку рядом с ним.
Сэвич лишь покачал головой.
– Слушайте, ребята, спасибо, что пришли. Я, пожалуй, пока побуду здесь. Медсестра сказала, что у них найдется кровать, которую можно поставить прямо в палате. Мне будет как-то спокойнее, если снаружи подежурит Краммер, а внутри подежурю я сам. Тогда Лейси действительно будет в безопасности.
– И ты понятия не имеешь, кто стоит за всем этим?
– Это может быть кто-то, кто связан с Марлином Джоунсом, – так было бы логичнее всего. Но кто? Насколько нам известно, Джоунс всегда действовал в одиночку. И потом, какая Марлину разница, останется Лейси в городе или уедет? С другой стороны, кроме Марлина, я не нахожу никого, кого можно было бы заподозрить. И все же кто-то все это организовал. Ну что ж, посмотрим. Дело, прямо скажем, очень запутанное.
К большому облегчению Сэвича, ни Салли, ни ее супруг больше не стали задавать ему никаких вопросов.
Часом позже он лежал в палате Лейси на жесткой, как камень, койке и прислушивался к ее дыханию. Стоило ей застонать, как Сэвич мигом оказался рядом, но увидел, что она по-прежнему крепко спит. Он постоял еще немного около ее кровати, глядя на нее, всю забинтованную, с гибким шлангом, Мнущимся от руки к штативу с капельницей, В какой-то момент она вздрогнула, рука ее сжалась в кулак, Затем тело Лейси снова расслабилось.
Зачем типу, который пробрался в ее квартиру, надо было знать, что Лейси известно о Марлине Джоунсе? Все это было очень странно. Если Белинду убил не Марлин Джоунс, а кто-то еще – скажем, кто-то из ее родственников, – тогда было бы вполне логичным, что они хотят убрать Лейси из Вашингтона и добиться, чтобы она перестала копать дело об убийстве сестры. Но в таком случае чего ради им было нанимать человека, чтобы он сказал Лейси, что Марлин Джоунс в убийстве Белинды невиновен? Разумеется, если поразмыслить над всем этим как следует, наверное, можно было найти какие-то ответы. Однако Сэвич ни о чем думать не мог – он был занят главным образом тем, что прислушивался к дыханию Лейси. Наклонившись к ней, он осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее подбородка, на котором проступил зеленоватый синяк.
Потом он снова улегся на свою койку, продолжая прислушиваться к ее дыханию и чувствуя под рукой холодный металл пистолета, пока наконец не заснул.
* * *
– Я хочу домой.– Послушайте, агент Шерлок, я считаю, что еще денек пребывания в больнице вам не повредит. Местный медперсонал очень любит, когда к ним попадают на излечение агенты ФБР. Это дает им ощущение собственной значимости. И к тому же они наслаждаются чувством собственного превосходства – как-никак они способны стоять и ходить, а вы, агент Федерального бюро расследований, лежите пластом.
– Вы все выдумываете. Сегодня утром сиделка, делавшая мне укол, была очень любезна. И к тому же укол она, слава Богу, сделала мне в руку, а не в зад. Послушайте, доктор Брэйкер, уже почти четыре часа дня. С девяти утра я здесь обалдеваю от скуки. Я прекрасно себя чувствую, голова у меня почти не болит, а больше никаких неприятных симптомов нет. Пожалуйста, доктор Брэйкер, отпустите меня домой.
– Давайте-ка обсудим эту проблему более тщательно, – сказал Брэйкер, пятясь от кровати. Лейси рывком опустила ноги на пол и села на постели.
– Мне нужна одежда, – объявила она.
– Тебе не следует ходить босиком, Шерлок, – раздался голос Сэвича. – У меня есть для тебя одежда. Нед предупреждал меня, что ты будешь требовать, чтобы тебя поскорее выписали.
Лейси посмотрела на свои босые ноги.
– Вот дожила – даже носков у меня нет, – пожаловалась она. – Единственное, что есть, – дурацкий больничный халат с прорехой на спине.
Сэвич ухмыльнулся:
– Ну что, Нед, хотите, я вас от нее избавлю?
– Ради Бога, Сэвич, она ваша. С ней все будет в порядке. Нужно только отдохнуть еще хотя бы один день и принимать вот эти обезболивающие таблетки, – сказал Брэйкер, вручая Сэвичу небольшой пузырек. – До свидания, агент Лейси Шерлок. У вас очень странное имя. На вашем месте я бы его поменял. Скажем, на Джейн Шерлок. Ну как, нравится?
– Эта шутка тебе не очень удалась, Нед, – сказал Сэвич, но доктор все же захихикал.
– Просто раньше у меня не было возможности поупражняться в остроумии на этот счет. Шутка, конечно, старая, – сказал он извиняющимся тоном.
– Да уж, – вставила Лейси.
– Вы, наверное, ее уже слышали, а?
– Я все их уже слышала. Спасибо, доктор Брэйкер. Диллон, дай мне мою одежду и проводи доктора Брэйкера.
– Слушаюсь, мэм.
Сэвич оставался в коридоре до тех пор, пока Лейси не открыла дверь палаты. Диллон в это время разговаривал с агентом Краммером – краснолицым молодым мужчиной с бочкообразной грудью, проработавшим в Бюро шесть лет и имевшим ученую степень в области бухучета.
Почувствовав на себе ее взгляд, Диллон оглянулся.
– Неплохо вышло, верно? – улыбнулся он. – По крайней мере тебя не арестует полиция нравов.
Он принес ей темно-зеленую шелковую блузку, голубые Джинсы, голубой блейзер и пару туфель на низком каблуке, которые до этого Лейси надевала всего один раз. В целом наряд ей понравился, но она решила, что сама никогда не выбрала бы именно эти вещи – в них она выглядела слишком…
– Вы здорово смотритесь, агент Шерлок, – заметил Краммер.
– Ага, – добавил Сэвич, – в самом деле здорово. Я бы даже сказал, фантастически.
– Специальный агент ФБР должен выглядеть компетентным и вызывающим доверие, не более того. Сейчас я отправлюсь домой и переоденусь.
– С этой твоей повязкой на голове ты выглядишь не слишком компетентной, так что давай-ка лучше сойдемся на том, что ты выглядишь фантастически.
– Я хочу домой, сэр.
– Краммер, спасибо, что побыли часовым.
Сэвич и Краммер заставили Лейси спуститься "низ в кресле-каталке.
– Ну что, ты готова?
Лейси с изумлением уставилась на стоящий у дверей больницы красный «порше».
– Это что, твой?
– Да, мой. А что?
– И как же ты в него влезаешь?
– Да уж влезаю, – сказал Сэвич со смешком и распахнул перед Лейси дверцу. Когда она забралась в машину, он уселся за руль – в самом деле без особого труда.
– Да, классное авто, – заметила Шерлок. – Дуглас ездит на черном «Порше-911» 1990 года выпуска. Каждый раз, когда я садилась за руль его чертовой машины, меня штрафовали за превышение скорости.
– Надо быть поосторожнее. Вот что, Шерлок, домой ты пока что не поедешь.
– Но мне нужно домой. У меня там растения, их надо поливать…
– Куинлан польет твои цветочки. Уж кто-кто, а он умеет с ними управляться. Кажется, он им даже песенки поет. Салли говорит, что он так обожает свои африканские фиалки, что скоро начнет брать их с собой в постель по ночам. Так что за цветы можешь не волноваться.
– И куда же ты собираешься меня везти? На какую-нибудь явочную квартиру, находящуюся под охраной?
– Нет. Ты поедешь ко мне домой.
Глава 22
– Не волнуйся, я уверен, что за нами никто не ехал. Я заметил, что ты тоже поглядываешь назад. Забудь пока обо всяких нехороших парнях. Как тебе мое скромное жилище?
– Как только я сюда вошла, я забыла обо всем на свете, даже о том, что за нами, возможно, кто-то следит. Никогда не видела ничего подобного. – Лейси запрокинула голову и, протянув вперед руки, растопырила пальцы. – Здесь столько света.
«Скромное жилище» Сэвича представляло собой двухэтажный дом, притом весьма необычный. Потолки с массивными балками были снабжены огромными световыми люками, стены выкрашены в мягкий кремовый цвет. Мебель была выдержана в бежевых, золотистых и коричневых тонах. Дубовые полы покрывали сочной расцветки персидские ковры старинной работы. Еще один роскошный ковер лежал на ступенях деревянной лестницы с резными перилами.
– Диллон, – пораженно пробормотала Лейси, оборачиваясь к Сэвичу, – мой дом по сравнению с твоим – все равно что конюшня рядом с Версальским дворцом. Это просто невероятно. Я в самом деле никогда не видела ничего похожего. У тебя, оказывается, бездна вкуса. О Боже, мне что-то нехорошо.
Ее мутило, и Лейси пришлось опуститься на один из больших стульев, обитых мягкой коричневой кожей, закрыть глаза и несколько раз сглотнуть. Сэвич заботливо подложил ей под ноги кожаную подушку.
– Тебе надо поесть. Нет, тебе надо отдохнуть. Но сначала я принесу тебе воды. Как насчет соленых крекеров? Моя тетушка Фэй всегда потчевала беременных родственниц соленым печеньем. Ну так как?
Лейси осторожно приоткрыла один глаз, вздохнула и снова сделала глотательное движение.
– Я не беременна, Диллон, но знаешь, пожалуй, твоя идея с солеными крекерами не так уж плоха.
Сэвич укрыл ее расшитым золотом шерстяным платком, заботливо подоткнув его под ноги, и отправился на кухню. Кухню Лейси еще не видела, и ей вдруг стало интересно, какой высоты там потолок.
Съев несколько крекеров и выпив воды, она сказала:
– Я думаю, что ФБР тебе слишком много платит. Ты вполне мог бы превратить свой дом в музей и брать деньги за вход.
– Я человек бедный, Шерлок. Этот дом достался мне в наследство от моей бабушки. Кроме дома, старушка оставила мне еще кое-что – правда, не ахти как много. Она была художницей, работала акварелью и акриловыми красками.
– Ты хочешь сказать, что она была профессиональной художницей? И как же ее звали? – Лейси хрустела очередным крекером.
– Сара Эллиот.
Лейси, разом онемев, уставилась на Сэвича.
– Ты шутишь, – с трудом выговорила она наконец. – Сара Эллиот была твоей бабкой?
– Да, матерью моей матери. Замечательная была старушка. Она умерла пять лет назад в возрасте восьмидесяти четырех лет. Помню, однажды она сказала мне, что ей пора покинуть этот мир, потому что из-за артрита она не может больше держать в руках кисти. Я ответил ей, что ее талант не в руках, а в голове, и сказал, что нечего жаловаться – дескать, она вполне может держать свои кисти зубами. – Сэвич помолчал немного, с улыбкой глядя на распускающуюся орхидею, изображенную на одной из висящих в комнате картин. – Поначалу мне показалось, что она меня ударит, но она начала смеяться. У нее был такой живой, заразительный смех. После этого нашего разговора она прожила еще год и за это время, представь себе, в самом деле приспособилась работать, сжимая кисти зубами.
Сэвич не смог сдержать улыбки, вспоминая тот день, когда он впервые увидел бабку с кистью, торчащей изо рта. Заметив внука, она улыбнулась и едва не уронила кисть. То был один из самых счастливых дней в жизни Диллона.
– И что же, ты был любимым внуком Сары Эллиот? Именно поэтому она оставила тебе в наследство этот замечательный дом в самом центре Джорджтауна?
– Ты знаешь, все дело в том, что она здорово заволновалась, когда я решил, что пойду на работу в ФБР и буду ловить преступников с помощью компьютера.
– А что именно ее беспокоило? – поинтересовалась Лейси, поплотнее закутываясь в платок. Она почувствовала, как где-то за левым ухом зарождается головная боль. Тело подводило ее – у нее ныла даже почти зажившая рана на руке.
– Она боялась, что специфика моей работы и постоянная возня с компьютерами загубят во мне талант художника.
– Ага, так, значит, этот дом должен будить в тебе вдохновение? Стимулировать, так сказать, твои гены творца?
– Ну да. Ты что-то позеленела. По-моему, тебе самое время прилечь и поспать. Тебе что, хочется травить?
– Что-то я не вижу, чтобы жизнь в этом доме разбудила в тебе любовь к прекрасному. Травить – отвратное слово. Можно я еще немного побуду здесь? Мне тут очень уютно. Просто я что-то немножко устала.
– Неудивительно, – сказал Сэвич и увидел, как ее голова склонилась на плечо – Лейси заснула. Стул был действительно солидных размеров и весьма удобный, так что Диллон не боялся, что она проснется с затекшими руками и ногами. Он укрыл ее сверху еще одним шерстяным платком, который когда-то связала его мать, – он был такой тонкий и легкий, что его можно было пропустить сквозь обручальное кольцо. Накинув его Лейси на плечи, он осторожно провел по нему ладонью. Волосы спящей молодой женщины растрепались, золотисто-рыжие, слегка вьющиеся пряди выбились из прически и упали Лейси на лицо. Вокруг раны на виске волосы пришлось выбрить. Большой кусок пластыря выглядел на прекрасной головке Лейси очень странно и, можно сказать, кощунственно, однако болезненная бледность ее лица как бы подтверждала, что пластырь – отнюдь не чья-то неудачная шутка.
Впрочем, чтобы поправиться, Лейси надо было всего-навсего как следует отдохнуть. Подумав об этом, Сэвич легонько провел кончиками пальцев по ее бровям и заметил небольшую россыпь веснушек у нее на переносице. Нигде больше Диллон веснушек не обнаружил, хотя всматривался в лицо Лейси весьма внимательно и настойчиво. Зато за время этих поисков он окончательно убедился, что веснушки на носу Лейси ему очень нравятся.
У него больше не было никаких сомнений в том, что на сей раз он попался.
– Это хорошо, что ты проснулась, – поприветствовал ее Сэвич.
– Что ты там готовишь?
– Макароны с сушеными помидорами, луком и чесноком. И еще чесночные тосты. Эй, Шерлок, да у тебя слюнки текут. Надеюсь, к тебе наконец вернулся аппетит.
– Да еще какой.
– Медсестры мне донесли, что ты весь день ничего не ела, так что пора подзаправиться. Во-первых, вот тебе две таблетки.
Лейси выпила таблетки, даже не поинтересовавшись, что за лекарство он ей дал.
– Вина у меня нет. Как насчет того, чтобы глотнуть немножко сидра? – Сэвич поставил на колени Лейси поднос и теперь внимательно наблюдал за тем, как она поглощает спагетти. Подцепив на вилку немного ароматной массы и закрыв глаза, Лейси медленно пережевывала ее, пока во рту не осталось ничего, кроме вкуса чеснока и еще какой-то приправы. Тогда, облизнув губы, она наконец открыла глаза и уставилась на своего босса с нескрываемым изумлением.
– Ты будешь просто фантастическим мужем, Диллон, – сказала она наконец. – Никогда в жизни я не пробовала ничего подобного.
– Это рецепт моей матери. Она научила меня готовить спагетти, когда мне было восемнадцать и я собрался в Массачусетский технологический университет. Мать сказала, что, по слухам, там едят только бобы по-бостонски, а поскольку бобы не самая подходящая пища для молодых парней, мне надо навостриться готовить что-нибудь еще. Мои спагетти в самом деле понравились тебе больше, чем та пицца, которую ты уплетала пару вечеров назад?
– О Боже, неужели прошло всего два дня? Мне кажется, это было лет десять назад. Ну, вообще-то твои спагетти понравились мне больше, чем что-либо, что мне вообще доводилось пробовать. А пиццу ты тоже готовишь?
– Конечно. Хочешь, сделаю на завтрак?
– Я готова есть твою пиццу в любое время дня и ночи.
Добрых десять минут в комнате царило молчание. Сэвич устроился неподалеку за кофейным столиком, что давало ему возможность наблюдать за Лейси. Съев примерно половину спагетти, она с сожалением уставилась в тарелку. При этом вид у нее был такой, словно она вот-вот расплачется.
– Они такие вкусные, – простонала Лейси. – Но я больше не могу.
– Попозже, когда ты опять проголодаешься, мы сможем разогреть то, что осталось.
Продолжая ковырять вилкой в тарелке, Лейси, низко опустив голову, долго изучала сложные узоры из спагетти и соуса, а потом сказала:
– Я не знала, что на свете есть такие мужчины, как ты.
Сэвич, в свою очередь, тщательно осмотрел свои ногти, обнаружил на большом пальце заусенец, нахмурился и, также не поднимая глаз, спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну понимаешь, ты живешь в таком замечательном доме и содержишь его в полном порядке: нигде нет ни пылинки. Ты живешь не по-свински. Такое, конечно, бывает нечасто и очень важно, но все же это не самое главное. А главное в том, что у тебя очень доброе сердце, Диллон. И, кроме того, ты потрясающе готовишь.
– Шерлок, я живу один уже пять лет. Мужчина не может все время питаться одной только готовой пиццей. Грязь и беспорядок я терпеть не могу. Таких мужчин очень много. Возьми, например, Куинлана. Если ты спросишь Салли, она скажет, что он очень добрый и великодушный человек.
– Ты сказал, что живешь один вот уже пять лет. Значит, раньше ты жил не один?
– Вот что значит агент ФБР. Ну что же, ты молодцом. Да, когда-то давно я был женат.
– Я как-то не представляю тебя женатым. По-моему, ты очень самодостаточная личность. Ты что, в разводе?
– Нет, мы с Клэр не разводились. Она умерла от лейкемии.
– Извини, Диллон.
– С тех пор прошло уже даже больше чем пять лет. Мне очень жалко, что Клэр так и не пожила в этом чудесном доме. Она умерла за три месяца до смерти моей бабушки.
– И сколько же вы прожили вместе?
– Четыре года. Когда она умерла, ей было всего двадцать семь. Как-то очень странно все получилось. Она прочитала эту старую книжку Эрика Сигала – «Историю любви», а через неосколько недель ей поставили диагноз – лейкемия. За последние годы я несколько раз смотрел фильм, поставленный по этой книге. Ты знаешь, Клэр умирала совсем не так спокойно и безмятежно, как это описал Сигал. Моя жена боролась со смертью изо всех сил. Просто ничего уже нельзя было сделать.
Сэвич ни с кем не говорил так много о Клэр с того самого пня, как она умерла, и то, что он так разоткровенничался, потрясло его. Он резко поднялся, подошел к камину и прислонился спиной к каминной доске.
– Прости, Диллон.
– Ничего, все нормально.
– Ты все еще тоскуешь по ней?
Сэвич взглянул на одну из картин своей бабки, подаренную ему по случаю окончания Массачусетского технологического университета. На ней был изображен сгорбленный старичок француз, рыночный торговец, продающий что-то на ярмарке в небольшой деревеньке неподалеку от Канн, где в шестидесятые бабка Сэвича прожила несколько лет. Затем Диллон озадаченно посмотрел на Лейси:
– Ты знаешь, это очень странно, но я почему-то не могу вспомнить лицо Клэр. В моей памяти оно какое-то размытое, словно на очень старой фотографии. Да, я ощущаю боль, но она стала какой-то приглушенной. Конечно, я тоскую по Клэр. Иногда, читая книгу, вдруг подниму голову и начну что-то ей говорить. Или смотрю футбольный матч – и вдруг покажется, что она вот-вот прикрикнет на меня, чтобы не сходил с ума. Она была фигуристкой, очень хорошей фигуристкой. Но в олимпийскую сборную пробиться так и не смогла.
– Для тебя она то же самое, что для меня теперь Белинда, – заговорила Лейси. – Сначала мне казалось невозможным, чтобы моя боль когда-нибудь утихла, но помимо моей воли она все же пошла на убыль. Теперь, когда я смотрю на фотографии Белинды, мне кажется, что я любила эту женщину когда-то очень давно и где-то очень далеко. Такое ощущение, что это было в какой-то другой жизни и я сама была другой. Иногда в толпе мне слышится, что она меня окликает. Я оглядываюсь, но, конечно же, никогда не вижу ее.
Сэвич сглотнул, чувствуя, что на глаза ему, как когда-то очень давно, наворачиваются слезы.
– Знаешь, в такой ситуации, как у твоей жены, я бы, наверное, тоже боролась со смертью до последнего, – сказала Лейси, глядя на него ясным, спокойным взглядом. – Я бы ни за что не сложила руки и не отошла бы в мир иной просто так. Нет, я бы брыкалась и орала изо всех сил.
Сэвич засмеялся, потом разом помрачнел. Что это было – чувство вины за то, что он смеялся, вспоминая Клэр? Однако вскоре лицо Сэвича снова прояснилось.
– Я бы тоже брыкался, – улыбнулся он. – Спасибо, Шерлок.
– Голова у меня больше не болит, – обрадованно заметила Лейси. – Ты мне дал волшебные таблетки?
– Как только я сюда вошла, я забыла обо всем на свете, даже о том, что за нами, возможно, кто-то следит. Никогда не видела ничего подобного. – Лейси запрокинула голову и, протянув вперед руки, растопырила пальцы. – Здесь столько света.
«Скромное жилище» Сэвича представляло собой двухэтажный дом, притом весьма необычный. Потолки с массивными балками были снабжены огромными световыми люками, стены выкрашены в мягкий кремовый цвет. Мебель была выдержана в бежевых, золотистых и коричневых тонах. Дубовые полы покрывали сочной расцветки персидские ковры старинной работы. Еще один роскошный ковер лежал на ступенях деревянной лестницы с резными перилами.
– Диллон, – пораженно пробормотала Лейси, оборачиваясь к Сэвичу, – мой дом по сравнению с твоим – все равно что конюшня рядом с Версальским дворцом. Это просто невероятно. Я в самом деле никогда не видела ничего похожего. У тебя, оказывается, бездна вкуса. О Боже, мне что-то нехорошо.
Ее мутило, и Лейси пришлось опуститься на один из больших стульев, обитых мягкой коричневой кожей, закрыть глаза и несколько раз сглотнуть. Сэвич заботливо подложил ей под ноги кожаную подушку.
– Тебе надо поесть. Нет, тебе надо отдохнуть. Но сначала я принесу тебе воды. Как насчет соленых крекеров? Моя тетушка Фэй всегда потчевала беременных родственниц соленым печеньем. Ну так как?
Лейси осторожно приоткрыла один глаз, вздохнула и снова сделала глотательное движение.
– Я не беременна, Диллон, но знаешь, пожалуй, твоя идея с солеными крекерами не так уж плоха.
Сэвич укрыл ее расшитым золотом шерстяным платком, заботливо подоткнув его под ноги, и отправился на кухню. Кухню Лейси еще не видела, и ей вдруг стало интересно, какой высоты там потолок.
Съев несколько крекеров и выпив воды, она сказала:
– Я думаю, что ФБР тебе слишком много платит. Ты вполне мог бы превратить свой дом в музей и брать деньги за вход.
– Я человек бедный, Шерлок. Этот дом достался мне в наследство от моей бабушки. Кроме дома, старушка оставила мне еще кое-что – правда, не ахти как много. Она была художницей, работала акварелью и акриловыми красками.
– Ты хочешь сказать, что она была профессиональной художницей? И как же ее звали? – Лейси хрустела очередным крекером.
– Сара Эллиот.
Лейси, разом онемев, уставилась на Сэвича.
– Ты шутишь, – с трудом выговорила она наконец. – Сара Эллиот была твоей бабкой?
– Да, матерью моей матери. Замечательная была старушка. Она умерла пять лет назад в возрасте восьмидесяти четырех лет. Помню, однажды она сказала мне, что ей пора покинуть этот мир, потому что из-за артрита она не может больше держать в руках кисти. Я ответил ей, что ее талант не в руках, а в голове, и сказал, что нечего жаловаться – дескать, она вполне может держать свои кисти зубами. – Сэвич помолчал немного, с улыбкой глядя на распускающуюся орхидею, изображенную на одной из висящих в комнате картин. – Поначалу мне показалось, что она меня ударит, но она начала смеяться. У нее был такой живой, заразительный смех. После этого нашего разговора она прожила еще год и за это время, представь себе, в самом деле приспособилась работать, сжимая кисти зубами.
Сэвич не смог сдержать улыбки, вспоминая тот день, когда он впервые увидел бабку с кистью, торчащей изо рта. Заметив внука, она улыбнулась и едва не уронила кисть. То был один из самых счастливых дней в жизни Диллона.
– И что же, ты был любимым внуком Сары Эллиот? Именно поэтому она оставила тебе в наследство этот замечательный дом в самом центре Джорджтауна?
– Ты знаешь, все дело в том, что она здорово заволновалась, когда я решил, что пойду на работу в ФБР и буду ловить преступников с помощью компьютера.
– А что именно ее беспокоило? – поинтересовалась Лейси, поплотнее закутываясь в платок. Она почувствовала, как где-то за левым ухом зарождается головная боль. Тело подводило ее – у нее ныла даже почти зажившая рана на руке.
– Она боялась, что специфика моей работы и постоянная возня с компьютерами загубят во мне талант художника.
– Ага, так, значит, этот дом должен будить в тебе вдохновение? Стимулировать, так сказать, твои гены творца?
– Ну да. Ты что-то позеленела. По-моему, тебе самое время прилечь и поспать. Тебе что, хочется травить?
– Что-то я не вижу, чтобы жизнь в этом доме разбудила в тебе любовь к прекрасному. Травить – отвратное слово. Можно я еще немного побуду здесь? Мне тут очень уютно. Просто я что-то немножко устала.
– Неудивительно, – сказал Сэвич и увидел, как ее голова склонилась на плечо – Лейси заснула. Стул был действительно солидных размеров и весьма удобный, так что Диллон не боялся, что она проснется с затекшими руками и ногами. Он укрыл ее сверху еще одним шерстяным платком, который когда-то связала его мать, – он был такой тонкий и легкий, что его можно было пропустить сквозь обручальное кольцо. Накинув его Лейси на плечи, он осторожно провел по нему ладонью. Волосы спящей молодой женщины растрепались, золотисто-рыжие, слегка вьющиеся пряди выбились из прически и упали Лейси на лицо. Вокруг раны на виске волосы пришлось выбрить. Большой кусок пластыря выглядел на прекрасной головке Лейси очень странно и, можно сказать, кощунственно, однако болезненная бледность ее лица как бы подтверждала, что пластырь – отнюдь не чья-то неудачная шутка.
Впрочем, чтобы поправиться, Лейси надо было всего-навсего как следует отдохнуть. Подумав об этом, Сэвич легонько провел кончиками пальцев по ее бровям и заметил небольшую россыпь веснушек у нее на переносице. Нигде больше Диллон веснушек не обнаружил, хотя всматривался в лицо Лейси весьма внимательно и настойчиво. Зато за время этих поисков он окончательно убедился, что веснушки на носу Лейси ему очень нравятся.
У него больше не было никаких сомнений в том, что на сей раз он попался.
* * *
Она проснулась от запаха чеснока, лука и помидоров. Рот наполнился слюной еще до того, как мозг окончательно зафиксировал наличие неподалеку от нее чего-то съедобного. В животе у Лейси забурчало. Чувствовала она себя прекрасно, тошнота прошла без следа.– Это хорошо, что ты проснулась, – поприветствовал ее Сэвич.
– Что ты там готовишь?
– Макароны с сушеными помидорами, луком и чесноком. И еще чесночные тосты. Эй, Шерлок, да у тебя слюнки текут. Надеюсь, к тебе наконец вернулся аппетит.
– Да еще какой.
– Медсестры мне донесли, что ты весь день ничего не ела, так что пора подзаправиться. Во-первых, вот тебе две таблетки.
Лейси выпила таблетки, даже не поинтересовавшись, что за лекарство он ей дал.
– Вина у меня нет. Как насчет того, чтобы глотнуть немножко сидра? – Сэвич поставил на колени Лейси поднос и теперь внимательно наблюдал за тем, как она поглощает спагетти. Подцепив на вилку немного ароматной массы и закрыв глаза, Лейси медленно пережевывала ее, пока во рту не осталось ничего, кроме вкуса чеснока и еще какой-то приправы. Тогда, облизнув губы, она наконец открыла глаза и уставилась на своего босса с нескрываемым изумлением.
– Ты будешь просто фантастическим мужем, Диллон, – сказала она наконец. – Никогда в жизни я не пробовала ничего подобного.
– Это рецепт моей матери. Она научила меня готовить спагетти, когда мне было восемнадцать и я собрался в Массачусетский технологический университет. Мать сказала, что, по слухам, там едят только бобы по-бостонски, а поскольку бобы не самая подходящая пища для молодых парней, мне надо навостриться готовить что-нибудь еще. Мои спагетти в самом деле понравились тебе больше, чем та пицца, которую ты уплетала пару вечеров назад?
– О Боже, неужели прошло всего два дня? Мне кажется, это было лет десять назад. Ну, вообще-то твои спагетти понравились мне больше, чем что-либо, что мне вообще доводилось пробовать. А пиццу ты тоже готовишь?
– Конечно. Хочешь, сделаю на завтрак?
– Я готова есть твою пиццу в любое время дня и ночи.
Добрых десять минут в комнате царило молчание. Сэвич устроился неподалеку за кофейным столиком, что давало ему возможность наблюдать за Лейси. Съев примерно половину спагетти, она с сожалением уставилась в тарелку. При этом вид у нее был такой, словно она вот-вот расплачется.
– Они такие вкусные, – простонала Лейси. – Но я больше не могу.
– Попозже, когда ты опять проголодаешься, мы сможем разогреть то, что осталось.
Продолжая ковырять вилкой в тарелке, Лейси, низко опустив голову, долго изучала сложные узоры из спагетти и соуса, а потом сказала:
– Я не знала, что на свете есть такие мужчины, как ты.
Сэвич, в свою очередь, тщательно осмотрел свои ногти, обнаружил на большом пальце заусенец, нахмурился и, также не поднимая глаз, спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну понимаешь, ты живешь в таком замечательном доме и содержишь его в полном порядке: нигде нет ни пылинки. Ты живешь не по-свински. Такое, конечно, бывает нечасто и очень важно, но все же это не самое главное. А главное в том, что у тебя очень доброе сердце, Диллон. И, кроме того, ты потрясающе готовишь.
– Шерлок, я живу один уже пять лет. Мужчина не может все время питаться одной только готовой пиццей. Грязь и беспорядок я терпеть не могу. Таких мужчин очень много. Возьми, например, Куинлана. Если ты спросишь Салли, она скажет, что он очень добрый и великодушный человек.
– Ты сказал, что живешь один вот уже пять лет. Значит, раньше ты жил не один?
– Вот что значит агент ФБР. Ну что же, ты молодцом. Да, когда-то давно я был женат.
– Я как-то не представляю тебя женатым. По-моему, ты очень самодостаточная личность. Ты что, в разводе?
– Нет, мы с Клэр не разводились. Она умерла от лейкемии.
– Извини, Диллон.
– С тех пор прошло уже даже больше чем пять лет. Мне очень жалко, что Клэр так и не пожила в этом чудесном доме. Она умерла за три месяца до смерти моей бабушки.
– И сколько же вы прожили вместе?
– Четыре года. Когда она умерла, ей было всего двадцать семь. Как-то очень странно все получилось. Она прочитала эту старую книжку Эрика Сигала – «Историю любви», а через неосколько недель ей поставили диагноз – лейкемия. За последние годы я несколько раз смотрел фильм, поставленный по этой книге. Ты знаешь, Клэр умирала совсем не так спокойно и безмятежно, как это описал Сигал. Моя жена боролась со смертью изо всех сил. Просто ничего уже нельзя было сделать.
Сэвич ни с кем не говорил так много о Клэр с того самого пня, как она умерла, и то, что он так разоткровенничался, потрясло его. Он резко поднялся, подошел к камину и прислонился спиной к каминной доске.
– Прости, Диллон.
– Ничего, все нормально.
– Ты все еще тоскуешь по ней?
Сэвич взглянул на одну из картин своей бабки, подаренную ему по случаю окончания Массачусетского технологического университета. На ней был изображен сгорбленный старичок француз, рыночный торговец, продающий что-то на ярмарке в небольшой деревеньке неподалеку от Канн, где в шестидесятые бабка Сэвича прожила несколько лет. Затем Диллон озадаченно посмотрел на Лейси:
– Ты знаешь, это очень странно, но я почему-то не могу вспомнить лицо Клэр. В моей памяти оно какое-то размытое, словно на очень старой фотографии. Да, я ощущаю боль, но она стала какой-то приглушенной. Конечно, я тоскую по Клэр. Иногда, читая книгу, вдруг подниму голову и начну что-то ей говорить. Или смотрю футбольный матч – и вдруг покажется, что она вот-вот прикрикнет на меня, чтобы не сходил с ума. Она была фигуристкой, очень хорошей фигуристкой. Но в олимпийскую сборную пробиться так и не смогла.
– Для тебя она то же самое, что для меня теперь Белинда, – заговорила Лейси. – Сначала мне казалось невозможным, чтобы моя боль когда-нибудь утихла, но помимо моей воли она все же пошла на убыль. Теперь, когда я смотрю на фотографии Белинды, мне кажется, что я любила эту женщину когда-то очень давно и где-то очень далеко. Такое ощущение, что это было в какой-то другой жизни и я сама была другой. Иногда в толпе мне слышится, что она меня окликает. Я оглядываюсь, но, конечно же, никогда не вижу ее.
Сэвич сглотнул, чувствуя, что на глаза ему, как когда-то очень давно, наворачиваются слезы.
– Знаешь, в такой ситуации, как у твоей жены, я бы, наверное, тоже боролась со смертью до последнего, – сказала Лейси, глядя на него ясным, спокойным взглядом. – Я бы ни за что не сложила руки и не отошла бы в мир иной просто так. Нет, я бы брыкалась и орала изо всех сил.
Сэвич засмеялся, потом разом помрачнел. Что это было – чувство вины за то, что он смеялся, вспоминая Клэр? Однако вскоре лицо Сэвича снова прояснилось.
– Я бы тоже брыкался, – улыбнулся он. – Спасибо, Шерлок.
– Голова у меня больше не болит, – обрадованно заметила Лейси. – Ты мне дал волшебные таблетки?