Страница:
— Тебе не дали возможности самой выбрать мужа, — продолжал Берк. не глядя на нее. — Ты была тяжело больна, и я решил, что должен жениться на тебе. Даже если бы ты не выжила, я все равно хотел стать твоим мужем, хоть ненадолго.
Он неожиданно понял, как постыдно срывается голос, и немного помолчал, стараясь взять себя в руки:
— Когда викарию понадобился твой ответ, я приказал тебе дать согласие. Приказал, Ариель. Ты немедленно подчинилась строгому тону, повелению мужчины, как я и предполагал. Будь я добрым, и милым, и нежным, ты не ответила бы ни на один вопрос. Вот так я получил, что хотел, использовал твой страх против тебя же, как это сделал Кохрейн. Не пойми меня не правильно, я знаю, что поступил плохо, но не жалею об этом. Я хотел жениться на тебе, хотел, чтобы ты была моей женой, пока не умру. Я не прикоснусь к тебе, не попытаюсь овладеть, пока ты не позволишь мне. Это по крайней мере твой выбор. Как бы я ни угрожал тебе, у меня не было намерений принуждать тебя или заставлять что-то делать против воли. Хочу, чтобы мы были мужем и женой во всех смыслах этих слов. Но решение за тобой.
— И ты будешь жить в целомудрии всегда, если я не захочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.
Только сейчас он взглянул на нее. Одна бровь вопросительно изогнулась.
— Всегда? Милосердное небо, ты, кажется, знаешь, как добраться до сути вещей, не так ли?
— Ну, есть еще эта Лора… как ее там… в Лондоне.
— Это было до того, как мы поженились.
— Ну?
— Возможно, нет. Скорее всего, я попытаюсь использовать все, до последней хитрости, в мужском репертуаре, чтобы совратить тебя. Вино, бренди, вероятно, опиум, алмазы, рубины… все, что угодно.
Ариель рассмеялась.
— Прекрати же! Знаешь ведь, мне не нужны ни алмазы, ни рубины. Что же касается опиума, это ужасно! Будь я пьяна или одурманена, сама не знала бы, что делаю. Вряд ли это доставило бы тебе удовольствие.
В глазах Берка светился такой неподдельный голод, что Ариель сглотнула и быстро отвернулась, принявшись разглядывать маленькую лужайку, поросшую колокольчиками.
— Сегодня очень тепло, — пролепетала она, не поднимая головы.
— Да, но все же дует легкий ветерок.
— Да. Знаешь, ведь я уродлива.
— Что? — недоуменно охнул Берк.
— Уродлива.
На этот раз она взглянула мужу прямо в глаза.
— Ты достаточно часто видел меня без одежды, чтобы знать, как я выгляжу.
Его так и подмывало сделать вид. что не понимает, заверить, что считает жену самой красивой и прекрасно сложенной женщиной на свете, но разве дело было в этом? Ему придется не торопиться, быть очень честным и безупречно искренним.
— Ты имеешь в виду белые рубцы от побоев Кохрейна?
— Да. Следы можно увидеть, если присмотреться, конечно.
— Мне очень трудно говорить это. Я видел тебя обнаженной, заметил эти шрамики и почувствовал такой гнев, что был готов отыскать в аду старого ублюдка и убить его второй раз. Но потом я взглянул на тебя и увидел в твоих глазах море боли, понял, как глубоко он оскорбил тебя, и хотел обнять, прижать к себе, сказать, что теперь, когда ты стала моей, никто. ни один человек, не посмеет пальцем прикоснуться к моей жене. Хочу, чтобы ты верила: прошлое — это всего лишь прошлое, и что ты и я теперь вместе, и мы — настоящее и будущее, и у нас все будет так, как захотим. Вот что я думаю о твоем так называемом уродстве.
— Почему, — спросила она очень тихо, — ты не захотел увезти меня, когда мне было пятнадцать? Берк привлек ее к себе.
— Господи, как я жалею, что не сделал этого, Ариель. Я столько раз отчетливо понимал, что разыгрывал тогда благородного глупца, считая, что совершаю достойный поступок. Но я опрометчиво предполагал, что ты будешь меня ждать, превратишься к тому времени из девочки в женщину, но все же, о чудо, останешься такой, как в пятнадцать лет, и я улыбнусь тебе, и мы поженимся, и все будет хорошо.
Он покачал головой.
— Но все произошло совсем не так и мы не в силах изменить прошлое. Зато сумеем отвести ему его законное место и если не забыть, то хотя бы не придавать ему излишне важного значения.
Он поцеловал ее, очень нежно и осторожно, чувствуя прикосновение нежной груди. Ее руки обвились вокруг его шеи. И тут, к его совершенно дурацкому восторгу, она слегка приоткрыла губы. Берк не впился в этот соблазнительный рот, не проник языком в эту теплую пещерку, и вместо этого очень медленно лизнул ее нижнюю губу. От сладостного соблазнительного вкуса у Берка закружилась голова, по спине пробежал озноб, а мужская плоть мгновенно отвердела. Но ведь он мужчина, а не зеленый юнец!
Он остро ощутил тот момент, когда Ариель начала отвечать на ласки. Все ее тело словно изменилось, будто что-то глубоко в душе ослабло, раскрылось, и Берк в это драгоценное мгновение понял, что она больше не опасается, не боится и полностью доверилась ему. Губы приоткрылись чуть шире, и Берк едва не застонал от наслаждения, когда она нерешительно коснулась своим языком его.
— Ариель, — нежно прошептал он.
Она стиснула руки у него за спиной и поднялась на цыпочки, чтобы стать к нему еще ближе. Каменно-твердая мужская плоть, распирающая панталоны, вжалась в мягкий живот, но Берк думал лишь об одном: она не боится, она верит.
Его поцелуй становился все более крепким и властным. Ариель приняла его страсть, жгучее и пьянящее желание, и отдавалась им, отвечая не только собственной настойчивой потребностью, но и подавленными чувствами той пятнадцатилетней девочки, так любившей его давным-давно.
Ариель никогда не подозревала, что поцелуй может быть таким. Изменчивый, ставший из нежного жгучим, слегка дразнящим и таким опьяняющим, что хотелось плакать от счастья…Она сердцем сознавала силу этого поцелуя, поцелуя, заставившего ее хотеть узнать Берка еще лучше, всего, до конца — его вкус. изгибы и впадины тела, мягкость плоти, твердые мышцы живота… И с этими неуловимыми чувствами смешивались другие — странное мучительное томление, схожее с болью, сосредоточенной внизу живота, неодолимое стремление прижаться к нему, ощутить его тело, мужественность в себе, до конца. И в этом не было ни страха, ни колебаний, только напряженное ожидание и осознание чудесных открытий.
Ариель тихо застонала, и оба встрепенулись. Берк немного приподнял голову и дремотно улыбнулся:
— Это самый прекрасный звук, когда-либо слышанный мной.
Он снова поцеловал ее. Ариель почувствовала, как его ладони распластались по ее спине, привлекая девушку ближе, как эти мужские руки сжали ее бедра, подняли ее вверх, давая почувствовать, как напряглось его мужское естество, наполняя ее почти лихорадочным возбуждением. Ариель втянула в себя воздух и снова тихо простонала. Он мял ее бедра, прижимая и притискивая к набухшему фаллосу, но Ариель, не в силах сдержаться, дернулась и впилась пальцами в его плечи.
— Берк, — пробормотала она голоском, тоненьким и прерывающимся от едва сдерживаемой страсти.
Он осыпал поцелуями ее подбородок, глаза, губы, потом подхватил на руки.
— Вот теперь настало время сделать с тобой все, что я захочу, — пригрозил он, но Ариель только рассмеялась и, крепче обняв мужа, положила голову ему на плечо. Он всем существом ощутил, как омывают его ее доверие и нежность. Сейчас Берк чувствовал себя богом, королем, и самое главное, мужчиной и ее мужем.
Не выпуская из рук нежную ношу, Берк зашел подальше в густые заросли. Там царила тишина; темные листья почти не пропускали солнечный свет. только самые смелые и настойчивые лучи веселыми зайчиками плясали на траве.
Наконец он остановился, медленно отпустил Ариель, так, что она скользнула по всей длине его тела, почувствовала его твердость, напряженность плоти.
— Ты хочешь меня, Ариель?
Она ничего не ответила. Но ее пальцы легли на пуговицы его сорочки, потом на обнаженную грудь, изучая, привыкая. Она улыбнулась мужу.
— Только одну минуту, — пробормотал он, и едва не разрывая в спешке куртку, сбросил ее и расстелил на мягкой, поросшей мхом земле.
— Одежда, — вздохнул он. — Так много проклятой одежды!
Они раздели друг друга, по крайней мере неуклюже попытались, смеясь над собственной неловкостью. Берк подумал, что нужно быть последним дураком, чтобы не дождаться вечера, пока они не окажутся в постели. На нем все еще оставались панталоны, хотя сапоги были брошены как попало на ее нижние юбки. Ариель уже успела сбросить все. Он наконец взглянул на нее, увидел всю и, медленно протянув руку, осторожно сжал упругую грудь, закрыв на секунду глаза, наслаждаясь этим изысканным ощущением.
— Такая прекрасная, — выдохнул Берк и чуть стиснул вторую, улыбаясь Ариель. лаская большими пальцами соски. Он сжал упругий холмик одной рукой, вторая неторопливо ползла все ниже, гладя, дотрагиваясь, пока не отыскала ее женскую сущность, горячую. почти обжигающую и такую непередаваемо мягкую, что Берк застонал.
— Странно, — охнула Ариель, сжимая его плечо. — Я чувствую себя очень странно.
Она подняла губы, ожидая поцелуя, и Берк был только рад услужить. Он ощущал вкус ее нараставшего желания, пока его пальцы продолжали ласкать ее. Она шевельнула бедрами, словно насаживая себя на эти длинные пальцы, так естественно, будто делала это сотни раз. Дыхание Берка все учащалось, пока, не в силах вынести этой пытки, он не отстранился от Ариель. Она смотрела на него: глаза чуть затуманены, губы приоткрыты, воздух короткими толчками вырывается из легких. Берк хотел, чтобы Ариель знала: если она испугается, он найдет в себе силы остановиться. Она взглянула в его лицо, но смогла увидеть в глазах мужа лишь бесконечную нежность, нежность и голодное нескрываемое желание.
— Берк, — выдохнула она очень тихо и открыла ему объятия.
— Ты больше никогда не будешь меня бояться, — велел он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, и когда его язык легко скользнул во влажную пещерку ее рта, пальцы одновременно проникли в сомкнутые створки розовой женской раковины, начали ласкать и гладить нежную плоть. Ариель вскрикнула, вздрогнув и непроизвольно поднимая бедра, и Берк понял, что, какой бы настойчивой ни была его собственная потребность, он сможет держать себя в руках. Он поцеловал ее груди, чувствуя ответную дрожь.
— Тебе это нравится. — шепнул он, обжигая ее кожу горячим дыханием.
— Совсем немножко, — выдохнула она, но тут Берк, вобрав губами ее сосок, начал сосать и покусывать, и Ариель показалось, что больше она не в силах выдержать — слишком сильными, слишком напряженными и острыми были неведомые доселе ощущения. Она снова вскрикнула, стиснула зубы, но его пальцы неумолимо продолжали ласкать ее, двигаясь теперь более ритмично, проникая глубже, и она поднималась и опускалась вместе с ними, стараясь надавить сильнее, без слов показать Берку, чего она хочет. Когда ее тело выгнулось в отчаянной мольбе, когда сладостно-жгучая, почти невыносимая боль пронзила ее, Ариель громко выкрикнула имя Берка, затерявшись в океане наслаждения, не пытаясь вынырнуть на твердую сушу, уносимая волнами экстаза.
Берк не сводил взгляда с содрогающейся в конвульсиях Ариель, впитывая каждое движение, каждую смену выражений, чувствуя ее освобождение, как свое собственное. Она выглядела такой потрясенной. Ошеломленной. Только теперь она принадлежала ему. Навсегда.
Когда наконец неистовые судороги стихли, Берк приподнялся и без единого слова, без предупреждения вонзился в нее сильным, мощным рывком и, чувствуя, как рвется тонкая преграда девственности, прижал Ариель к себе и впился в губы поцелуем, заглушая ее вопль удивленной боли. И когда он проник глубоко в это тугое лоно, когда она приняла его в нежную, теплую и тесную расщелину, Берк оперся на локти, держась на весу. Ее кожа была чуть влажной, и он с наслаждением втянул ноздрями воздух, почти клубящийся вокруг него, вдыхая сладкие ароматы мшистой земли, кленовых листьев, горьковатые запахи пота и плотской любви.
— Взгляни на меня, — приказал он. Ариель повиновалась.
— Больше никогда и никакой боли. Ариель подняла руку, легко обвела контуры его лица кончиками пальцев.
— Уже не больно. Ты прекрасен, Берк. Он задрожал, закрыв глаза, пытаясь противостоять напору невероятных ощущений, которые она будила в нем. Она была такой тесной и маленькой и… Берк сцепил зубы.
— Не двигайся. Пожалуйста, не шевелись.
— Хорошо. Берк?
— Что?
— Ты так глубоко во мне. Все это так странно. Ужасно странно.
— О Боже, — охнул он, отчаянно пытаясь опомниться, взять себя в руки, но было уже поздно, слишком поздно. Он хотел попытаться снова подарить ей блаженство, унести с собой в счастливые выси, ведомые лишь одним любовникам, но почувствовал, как напрягается, вздрагивая, набухшая плоть, как он сам рассыпается на миллионы звездных осколков, теряя остатки разума, изливая семя в это нежное лоно. отдавая все, все на свете, обещая без слов, что так будет до конца жизни.
И Ариель приняла его и удерживала и приветствовала всем сердцем.
Глава 18
Он неожиданно понял, как постыдно срывается голос, и немного помолчал, стараясь взять себя в руки:
— Когда викарию понадобился твой ответ, я приказал тебе дать согласие. Приказал, Ариель. Ты немедленно подчинилась строгому тону, повелению мужчины, как я и предполагал. Будь я добрым, и милым, и нежным, ты не ответила бы ни на один вопрос. Вот так я получил, что хотел, использовал твой страх против тебя же, как это сделал Кохрейн. Не пойми меня не правильно, я знаю, что поступил плохо, но не жалею об этом. Я хотел жениться на тебе, хотел, чтобы ты была моей женой, пока не умру. Я не прикоснусь к тебе, не попытаюсь овладеть, пока ты не позволишь мне. Это по крайней мере твой выбор. Как бы я ни угрожал тебе, у меня не было намерений принуждать тебя или заставлять что-то делать против воли. Хочу, чтобы мы были мужем и женой во всех смыслах этих слов. Но решение за тобой.
— И ты будешь жить в целомудрии всегда, если я не захочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.
Только сейчас он взглянул на нее. Одна бровь вопросительно изогнулась.
— Всегда? Милосердное небо, ты, кажется, знаешь, как добраться до сути вещей, не так ли?
— Ну, есть еще эта Лора… как ее там… в Лондоне.
— Это было до того, как мы поженились.
— Ну?
— Возможно, нет. Скорее всего, я попытаюсь использовать все, до последней хитрости, в мужском репертуаре, чтобы совратить тебя. Вино, бренди, вероятно, опиум, алмазы, рубины… все, что угодно.
Ариель рассмеялась.
— Прекрати же! Знаешь ведь, мне не нужны ни алмазы, ни рубины. Что же касается опиума, это ужасно! Будь я пьяна или одурманена, сама не знала бы, что делаю. Вряд ли это доставило бы тебе удовольствие.
В глазах Берка светился такой неподдельный голод, что Ариель сглотнула и быстро отвернулась, принявшись разглядывать маленькую лужайку, поросшую колокольчиками.
— Сегодня очень тепло, — пролепетала она, не поднимая головы.
— Да, но все же дует легкий ветерок.
— Да. Знаешь, ведь я уродлива.
— Что? — недоуменно охнул Берк.
— Уродлива.
На этот раз она взглянула мужу прямо в глаза.
— Ты достаточно часто видел меня без одежды, чтобы знать, как я выгляжу.
Его так и подмывало сделать вид. что не понимает, заверить, что считает жену самой красивой и прекрасно сложенной женщиной на свете, но разве дело было в этом? Ему придется не торопиться, быть очень честным и безупречно искренним.
— Ты имеешь в виду белые рубцы от побоев Кохрейна?
— Да. Следы можно увидеть, если присмотреться, конечно.
— Мне очень трудно говорить это. Я видел тебя обнаженной, заметил эти шрамики и почувствовал такой гнев, что был готов отыскать в аду старого ублюдка и убить его второй раз. Но потом я взглянул на тебя и увидел в твоих глазах море боли, понял, как глубоко он оскорбил тебя, и хотел обнять, прижать к себе, сказать, что теперь, когда ты стала моей, никто. ни один человек, не посмеет пальцем прикоснуться к моей жене. Хочу, чтобы ты верила: прошлое — это всего лишь прошлое, и что ты и я теперь вместе, и мы — настоящее и будущее, и у нас все будет так, как захотим. Вот что я думаю о твоем так называемом уродстве.
— Почему, — спросила она очень тихо, — ты не захотел увезти меня, когда мне было пятнадцать? Берк привлек ее к себе.
— Господи, как я жалею, что не сделал этого, Ариель. Я столько раз отчетливо понимал, что разыгрывал тогда благородного глупца, считая, что совершаю достойный поступок. Но я опрометчиво предполагал, что ты будешь меня ждать, превратишься к тому времени из девочки в женщину, но все же, о чудо, останешься такой, как в пятнадцать лет, и я улыбнусь тебе, и мы поженимся, и все будет хорошо.
Он покачал головой.
— Но все произошло совсем не так и мы не в силах изменить прошлое. Зато сумеем отвести ему его законное место и если не забыть, то хотя бы не придавать ему излишне важного значения.
Он поцеловал ее, очень нежно и осторожно, чувствуя прикосновение нежной груди. Ее руки обвились вокруг его шеи. И тут, к его совершенно дурацкому восторгу, она слегка приоткрыла губы. Берк не впился в этот соблазнительный рот, не проник языком в эту теплую пещерку, и вместо этого очень медленно лизнул ее нижнюю губу. От сладостного соблазнительного вкуса у Берка закружилась голова, по спине пробежал озноб, а мужская плоть мгновенно отвердела. Но ведь он мужчина, а не зеленый юнец!
Он остро ощутил тот момент, когда Ариель начала отвечать на ласки. Все ее тело словно изменилось, будто что-то глубоко в душе ослабло, раскрылось, и Берк в это драгоценное мгновение понял, что она больше не опасается, не боится и полностью доверилась ему. Губы приоткрылись чуть шире, и Берк едва не застонал от наслаждения, когда она нерешительно коснулась своим языком его.
— Ариель, — нежно прошептал он.
Она стиснула руки у него за спиной и поднялась на цыпочки, чтобы стать к нему еще ближе. Каменно-твердая мужская плоть, распирающая панталоны, вжалась в мягкий живот, но Берк думал лишь об одном: она не боится, она верит.
Его поцелуй становился все более крепким и властным. Ариель приняла его страсть, жгучее и пьянящее желание, и отдавалась им, отвечая не только собственной настойчивой потребностью, но и подавленными чувствами той пятнадцатилетней девочки, так любившей его давным-давно.
Ариель никогда не подозревала, что поцелуй может быть таким. Изменчивый, ставший из нежного жгучим, слегка дразнящим и таким опьяняющим, что хотелось плакать от счастья…Она сердцем сознавала силу этого поцелуя, поцелуя, заставившего ее хотеть узнать Берка еще лучше, всего, до конца — его вкус. изгибы и впадины тела, мягкость плоти, твердые мышцы живота… И с этими неуловимыми чувствами смешивались другие — странное мучительное томление, схожее с болью, сосредоточенной внизу живота, неодолимое стремление прижаться к нему, ощутить его тело, мужественность в себе, до конца. И в этом не было ни страха, ни колебаний, только напряженное ожидание и осознание чудесных открытий.
Ариель тихо застонала, и оба встрепенулись. Берк немного приподнял голову и дремотно улыбнулся:
— Это самый прекрасный звук, когда-либо слышанный мной.
Он снова поцеловал ее. Ариель почувствовала, как его ладони распластались по ее спине, привлекая девушку ближе, как эти мужские руки сжали ее бедра, подняли ее вверх, давая почувствовать, как напряглось его мужское естество, наполняя ее почти лихорадочным возбуждением. Ариель втянула в себя воздух и снова тихо простонала. Он мял ее бедра, прижимая и притискивая к набухшему фаллосу, но Ариель, не в силах сдержаться, дернулась и впилась пальцами в его плечи.
— Берк, — пробормотала она голоском, тоненьким и прерывающимся от едва сдерживаемой страсти.
Он осыпал поцелуями ее подбородок, глаза, губы, потом подхватил на руки.
— Вот теперь настало время сделать с тобой все, что я захочу, — пригрозил он, но Ариель только рассмеялась и, крепче обняв мужа, положила голову ему на плечо. Он всем существом ощутил, как омывают его ее доверие и нежность. Сейчас Берк чувствовал себя богом, королем, и самое главное, мужчиной и ее мужем.
Не выпуская из рук нежную ношу, Берк зашел подальше в густые заросли. Там царила тишина; темные листья почти не пропускали солнечный свет. только самые смелые и настойчивые лучи веселыми зайчиками плясали на траве.
Наконец он остановился, медленно отпустил Ариель, так, что она скользнула по всей длине его тела, почувствовала его твердость, напряженность плоти.
— Ты хочешь меня, Ариель?
Она ничего не ответила. Но ее пальцы легли на пуговицы его сорочки, потом на обнаженную грудь, изучая, привыкая. Она улыбнулась мужу.
— Только одну минуту, — пробормотал он, и едва не разрывая в спешке куртку, сбросил ее и расстелил на мягкой, поросшей мхом земле.
— Одежда, — вздохнул он. — Так много проклятой одежды!
Они раздели друг друга, по крайней мере неуклюже попытались, смеясь над собственной неловкостью. Берк подумал, что нужно быть последним дураком, чтобы не дождаться вечера, пока они не окажутся в постели. На нем все еще оставались панталоны, хотя сапоги были брошены как попало на ее нижние юбки. Ариель уже успела сбросить все. Он наконец взглянул на нее, увидел всю и, медленно протянув руку, осторожно сжал упругую грудь, закрыв на секунду глаза, наслаждаясь этим изысканным ощущением.
— Такая прекрасная, — выдохнул Берк и чуть стиснул вторую, улыбаясь Ариель. лаская большими пальцами соски. Он сжал упругий холмик одной рукой, вторая неторопливо ползла все ниже, гладя, дотрагиваясь, пока не отыскала ее женскую сущность, горячую. почти обжигающую и такую непередаваемо мягкую, что Берк застонал.
— Странно, — охнула Ариель, сжимая его плечо. — Я чувствую себя очень странно.
Она подняла губы, ожидая поцелуя, и Берк был только рад услужить. Он ощущал вкус ее нараставшего желания, пока его пальцы продолжали ласкать ее. Она шевельнула бедрами, словно насаживая себя на эти длинные пальцы, так естественно, будто делала это сотни раз. Дыхание Берка все учащалось, пока, не в силах вынести этой пытки, он не отстранился от Ариель. Она смотрела на него: глаза чуть затуманены, губы приоткрыты, воздух короткими толчками вырывается из легких. Берк хотел, чтобы Ариель знала: если она испугается, он найдет в себе силы остановиться. Она взглянула в его лицо, но смогла увидеть в глазах мужа лишь бесконечную нежность, нежность и голодное нескрываемое желание.
— Берк, — выдохнула она очень тихо и открыла ему объятия.
— Ты больше никогда не будешь меня бояться, — велел он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, и когда его язык легко скользнул во влажную пещерку ее рта, пальцы одновременно проникли в сомкнутые створки розовой женской раковины, начали ласкать и гладить нежную плоть. Ариель вскрикнула, вздрогнув и непроизвольно поднимая бедра, и Берк понял, что, какой бы настойчивой ни была его собственная потребность, он сможет держать себя в руках. Он поцеловал ее груди, чувствуя ответную дрожь.
— Тебе это нравится. — шепнул он, обжигая ее кожу горячим дыханием.
— Совсем немножко, — выдохнула она, но тут Берк, вобрав губами ее сосок, начал сосать и покусывать, и Ариель показалось, что больше она не в силах выдержать — слишком сильными, слишком напряженными и острыми были неведомые доселе ощущения. Она снова вскрикнула, стиснула зубы, но его пальцы неумолимо продолжали ласкать ее, двигаясь теперь более ритмично, проникая глубже, и она поднималась и опускалась вместе с ними, стараясь надавить сильнее, без слов показать Берку, чего она хочет. Когда ее тело выгнулось в отчаянной мольбе, когда сладостно-жгучая, почти невыносимая боль пронзила ее, Ариель громко выкрикнула имя Берка, затерявшись в океане наслаждения, не пытаясь вынырнуть на твердую сушу, уносимая волнами экстаза.
Берк не сводил взгляда с содрогающейся в конвульсиях Ариель, впитывая каждое движение, каждую смену выражений, чувствуя ее освобождение, как свое собственное. Она выглядела такой потрясенной. Ошеломленной. Только теперь она принадлежала ему. Навсегда.
Когда наконец неистовые судороги стихли, Берк приподнялся и без единого слова, без предупреждения вонзился в нее сильным, мощным рывком и, чувствуя, как рвется тонкая преграда девственности, прижал Ариель к себе и впился в губы поцелуем, заглушая ее вопль удивленной боли. И когда он проник глубоко в это тугое лоно, когда она приняла его в нежную, теплую и тесную расщелину, Берк оперся на локти, держась на весу. Ее кожа была чуть влажной, и он с наслаждением втянул ноздрями воздух, почти клубящийся вокруг него, вдыхая сладкие ароматы мшистой земли, кленовых листьев, горьковатые запахи пота и плотской любви.
— Взгляни на меня, — приказал он. Ариель повиновалась.
— Больше никогда и никакой боли. Ариель подняла руку, легко обвела контуры его лица кончиками пальцев.
— Уже не больно. Ты прекрасен, Берк. Он задрожал, закрыв глаза, пытаясь противостоять напору невероятных ощущений, которые она будила в нем. Она была такой тесной и маленькой и… Берк сцепил зубы.
— Не двигайся. Пожалуйста, не шевелись.
— Хорошо. Берк?
— Что?
— Ты так глубоко во мне. Все это так странно. Ужасно странно.
— О Боже, — охнул он, отчаянно пытаясь опомниться, взять себя в руки, но было уже поздно, слишком поздно. Он хотел попытаться снова подарить ей блаженство, унести с собой в счастливые выси, ведомые лишь одним любовникам, но почувствовал, как напрягается, вздрагивая, набухшая плоть, как он сам рассыпается на миллионы звездных осколков, теряя остатки разума, изливая семя в это нежное лоно. отдавая все, все на свете, обещая без слов, что так будет до конца жизни.
И Ариель приняла его и удерживала и приветствовала всем сердцем.
Глава 18
— Берк?
Такой тихий, милый и нерешительный голос… Пытаясь отдышаться, Берк ухитрился промычать что-то неразборчивое.
— Что со мной случилось?
Берк приподнялся на локтях, чтобы не раздавить жену своей тяжестью, и взглянул на нее. Медно-золотистые волосы разметались по плечам, чуть затуманенные глаза широко открыты, а припухший рот казался таким прелестным, что он не выдержал и, наклонившись, поцеловал ее, стараясь сохранить равновесие и полностью игнорировать тот вполне реальный факт, что он по-прежнему находился глубоко в ней и снова хотел ее.
Но тут Берк заметил, что Ариель слегка нахмурилась.
— Что случилось? Ты попросту соблазнила меня. Ариель улыбнулась и слегка шевельнула бедрами, чтобы теснее прижаться к нему.
— Не надо! — Он затаил дыхание и вновь стиснул зубы. — Не двигайся так, Ариель! Иначе я за себя не ручаюсь.
Она чуть сильнее прижала его к себе:
— И это означает, что все начнется сначала?
— Совершенно верно.
— Пожалуйста, объясни, что произошло со мной. Странные ощущения… похоже на боль, только это вовсе не боль, и я хотела еще и еще, и чувствовала, как внутри сейчас что-то взорвется, и это уже была не я, но ты оставался тут и рядом и стал частью меня, и все было…было чудесно и великолепно.
Несколько минут он был не в силах вымолвить ни слова. Наконец, откинув с ее лба непокорный локон, Берк выговорил:
— Именно таким должно быть взаимное обладание. Но тут же, подумав о длинной веренице женщин, в чьих постелях лежал и телами которых наслаждался без настоящих искренних чувств, покачал головой:
— Нет, все это редко бывает столь сильно и остро и оглушительно-прекрасно, но между нами так будет всегда, Ариель, потому что мы любим. Это любовь, не боль, не унижение и не господство мужа над женой, а только любовь и блаженство, безмерное, безбрежное блаженство, снова и снова, словно волшебное кольцо, без конца и начала. Ну а теперь я не хочу окончательно вдавить тебя в землю.
Берк осторожно поднялся, почувствовав, как Ариель слегка сжалась. Но она тут же подняла руку и положила ему на грудь.
— Даже потный ты великолепен. И, глубоко вдохнув, добавила:
— И запахи. Запах мужчины, запах Берка…
— И аромат Ариель, сладостей и лаванды, потный и земной, и все перекрывает мой запах.
— Да, — согласилась Ариель. Ей уже снова не хватало его, ощущения заполненности внутри, тяжести тела. Но тут она почувствовала что-то мокрое и липкое между бедер и невольно стиснула ноги.
— Лежи смирно, милая.
Дотянувшись до кармана куртки, он вынул платок и вытер ее, призвав на помощь всю оставшуюся силу воли, чтобы сдержаться и окончательно не потерять голову. Нужно подождать, он должен дать ей время отдохнуть. Она отдавалась так самозабвенно, и Берк не ожидал этого, по крайней мере пока не начал ее целовать, а потом попросту перестал думать и соображать, и это оказалось к лучшему, иначе боязнь обидеть Ариель, причинить ей ненужную боль превратила бы Берка в нерешительное, связанное страхом создание.
Но оба они были естественными и раскованными. Берк вспомнил о фантазиях, все три долгих года не дававших покоя, фантазиях, в которых образы девушки переплетались с грезами о жгучем наслаждении, которое она когда-нибудь подарит, и вот теперь все произошло на самом деле, и она принадлежит ему. Но он и понятия не имел о палящей, почти безумной потребности, таившейся глубоко в душе, в самой сердцевине, о бездонной пустоте, которую смогла заполнить лишь Ариель, ее реальная суть, а не девушка из мечты и грез, помогавших Берку выжить все это время.
— Теперь ты останешься со мной? — тихо и нежно, так нежно, что сердце Ариель наполнилось теплом, спросил Берк.
Ариель отвела взгляд, посмотрела поверх его головы на сверкающие иголочки солнечных лучей и сказала правду, которую ни один из них не был в силах отрицать:
— Мне больше некуда идти. Неста и Алек вернулись из Бостона.
— Верно, но они вскоре отправятся в Нортамберленд, в Каррик Грейндж.
— Нет, я не поеду с ними. Не хочется становиться бедной родственницей, а поскольку у меня нет денег, никем другим меня не будут считать.
Берк выжидал. Наконец Ариель подняла глаза, окинув его вопросительным взглядом. Что она хотела узнать? О себе или о нем?
— Думаю, — сказала она серьезно, — думаю, что хочу остаться с тобой.
Берк протянул руку, осторожно коснувшись ее груди, мягкой, шелковистой, и, медленно наклонив голову, прильнул губами к ее соску, лаская, посасывая его, пока не почувствовал ответный трепет. Улыбнувшись, он осторожно подул на ее разгоряченную кожу, пристально глядя на тугой камешек соска, сжавшийся от наслаждения, которое дает ей он, Берк.
— Знаешь, Ариель, если бы я взял тебя тогда, пятнадцатилетней, женился бы против воли твоего отца — причем ты, конечно, долго терзалась бы угрызениями совести, — а потом забрал бы с собой на континент, мы отличались бы друг от друга как небо и земля. Ты была бы открытой, любящей и нежной, очень-очень молодой, а я, возможно, вел бы себя, как любящий, снисходительный отец, считающий себя ответственным за твое воспитание, но обращался бы с тобой скорее как с ребенком, нежели с женой и женщиной. Вряд ли ты смогла бы долго это выносить и наверняка вскоре покинула бы меня, взяла бы мою лошадь и ускакала, оставив хозяйство и палатку на попечение Джошуа.
Ариель рассмеялась, звонко, весело, вновь оценив способность мужа говорить с улыбкой о самых серьезных вещах.
— Нет, — возразила она, сияя глазами, — я ни за что не бросила бы тебя. Дебора — это наша маленькая дочка, — ты и я жили бы в офицерской палатке, и я готовила бы и чинила твою одежду и отгоняла бы метлой других офицеров, которые, конечно, влюбились бы в меня, все до одного.
— Вполне возможно. А я сделался бы отвратительным ревнивцем и собственником, и ты огрела бы меня чем-нибудь тяжелым по голове, швырнула бы в лицо тарелку с едой и, без сомнения, не стала бы штопать мои рубашки и пришивать пуговицы.
— Как жаль, что ты чаще всего оказываешься прав! Действительно, она долго терзалась бы собственной, виной из-за того, что покинула отца.
Расслышав нотки горечи в ее голосе, Берк удивленно спросил:
— Она?
— Иногда я думаю о той глупой, наивной, доверчивой дурочке.
— Нет! Черт возьми, Ариель, она — это ты, часть тебя, и когда ты смеешься, это ее смех, твой смех. Та очень невинная молоденькая девушка все еще жива, но ты теперь, став женщиной, смогла закалить ее, заставить стать взрослой, и именно тем необыкновенным созданием, которое я люблю всем своим существом.
Нагнув голову, он снова поцеловал Ариель. Берк хотел целовать ее, пока не прогонит воспоминания о пережитой боли, горечь и обиду, пока не исцелит нанесенные жизнью раны.
— Ты моя жена, — сказал он. — Ты моя.
— Да, — шепнула она, сжимая ладонями его щеки. Он снова поцеловал Ариель, ощущая тепло солнечных лучей, греющих спину, и жар ее тела, прижатого к его груди.
Берк пристально наблюдал за Ариель с того момента, как она вошла в гостиную. Ему никак не удавалось согнать с лица ехидную улыбку. По-видимому, удача сегодня была не на стороне Ариель, поскольку в этот час в комнате, кроме него, сидели лишь Неста и Алек. Берк понимал, что жене не по себе. Но она умудрилась улыбнуться Несте и достаточно весело приветствовать зятя, хотя явно старалась не встречаться с ним глазами.
Но Алек, со своей стороны, отнюдь не страдал от смущения и даже заявил самым наивежливейшим тоном, когда-либо слышанным Берком:
— Прекрасная погода, не так ли, Ариель?
— Да, — пробормотала та, упорно уставившись на сапоги Берка.
— И прелестное, незабываемое утро, не так ли, сестричка?
Ариель мгновенно вскинула голову и открыла рот только затем, чтобы тут же сжать губы при виде издевательской ухмылки на невероятно красивом лице Алека.
— О чем речь? — осведомился Перси, входя в гостиную под руку с Ленни. — Гроза в этом раю влюбленных?
— Алек — просто невоспитанный грубиян, — пожаловалась Неста. — Ничего необычного.
— Довольно типичное недомогание среди джентльменов, — добавила Ариель.
— Поскольку Перси еще не мой муж. — хихикнула Ленни, — я не имею права поставить его на место, как полагалось бы.
— А я-то собирался упасть к вашим изящным ножкам, — застонал Перси, — и предложить свои руку, дом и экипаж. Теперь я что-то не так уверен, хочется ли мне этого. Что ты думаешь, Берк? Женился бы ты на Ариель еще раз?
— Несправедливо, — вмешался Алек, прежде чем Берк успел ответить. — Он надел на себя эти кандалы совсем недавно и все еще пребывает в тумане брачного и сексуа… впрочем, неважно. Тебе следовало бы спросить старого женатого узника вроде меня. Милосердные небеса! Почти пять лет! Я уже на краю могилы! Сегодня утром я нашел у себя седой волос, а ведь мне и двадцати семи нет!
— Как я уже объясняла, — заявила Неста, ни к кому в особенности не обращаясь, — невоспитанный грубиян.
— Но ты все еще существуешь в… — выпалила Ариель, — то есть женат довольно давно, а туман все не рассеялся, по крайней мере у тебя и Несты, и…
Ариель поспешно прикрыла рот рукой и очутилась в объятиях смеющегося мужа.
— Время целомудрия грядет, — провозгласил Алек, скорбно качая головой.
— Что тут творится? — спросил Найт с порога. — Он выглядел, как всегда, великолепно, и, как подумал Берк, присмотревшись к другу, невероятно довольным собой.
— Ничего особенного, обычная супружеская перепалка, — заверил Берк. — А вот что с тобой, Найт? Ты выглядишь, словно кот, добравшийся до горшков со сливками.
— Рад сообщить, старина, что приглашаю джентльменов на бокс в пятницу утром в маленький городишко Чиддинстоун. Я заказал комнаты на постоялом дворе «Гусиная шея». Случайно встретил сегодня Рафаэля Карстейрса и Лайона Эштона, и мы решили немного повеселиться.
Найт одарил присутствующих сияющей улыбкой. Берк уже хотел покачать головой, но остановился, когда Ариель спросила:
— Бокс — это драка? Между двумя мужчинами? На кулаках?
— Да, мадам, — ответил Перси. — Ну, Найт, ты просто молодец!
— Фи! — сморщила нос Ленни.
— Тебе это нравится, Берк?
— Да, в общем, да. Но я не хочу расставаться с тобой.
— Не могу же я привязать тебя к своей юбке, — улыбнулась Ариель. — И к тому же я не инвалид, Берк.
— Нет, но мы совсем недавно поженились и… Услыхав за спиной смех Алека, Ариель кончиками пальцев быстро прикрыла рот мужу.
— Уверена, вы переживете это, милорд, точно так же, как и я, а кроме того, дамы составят мне компанию. Не беспокойся, мы прекрасно проведем время.
Берк нежно сжал ее руки:
— Ты уверена?
— Еще один симптом, — провозгласил Алек. — Туман настолько густ, что он не может видеть ничего за стенами спаль…
— Довольно! — строго велела Неста.
— А кто дерется? — поинтересовался Берк.
— Чемпион Крибб и Молине. Я слышал, Молине тяжелее, а его руки на два добрых дюйма длиннее, чем у Крибба, но один из них не весит больше четырнадцати стоунов[6]. Я, конечно, за Крибба, но и Молине не следует легко сбрасывать со счетов.
— Почему же вы за Крибба, если у Молине руки длиннее, и он может ударить Крибба, а тот его не достанет? — недоумевала Ариель.
— Серьезный вопрос, и наука сложная, — кивнул Найт.
— Дело опыта, и хитрости и, пожалуй, коварства.
— Лучше не скажешь, — подтвердил Берк. Ленни, шутливо подмигнув Ариель и Несте, нарочито тяжело вздохнула:
— Представляете, что случилось бы займись женщины боксом?
— Не знаю, — задумчиво протянула Ариель, — но, думаю, природа в большей степени одарила нас теми свойствами, о которых говорил Найт.
Появившийся на пороге Монтегю вежливо откашлялся:
— Ужин подан, миледи.
— Важная часть науки — есть хорошо и регулярно, — объявил Перси, предлагая руку Ленни.
— А самое главное — нежный поцелуй перед завтраком, обедом и ужином, — добавил Берк, целуя жену.
— Незаменимо для хорошего пищеварения.
— И последний, заключительный принцип, — терпеливо-веселым тоном воскликнул Найт, — способность сохранять здравый рассудок в окружении влюбленных безумцев.
— Твой час настанет, старина, — пообещал Алек.
— Никогда! — яростно отрекся Найт. — Только не я.
Ни малейшего шанса. Даже через миллион лет. И потом, я умираю от голода.
— Наконец-то в постели, где нам и полагается быть. Представляешь, я еще ни разу не любил тебя в постели!
Такой тихий, милый и нерешительный голос… Пытаясь отдышаться, Берк ухитрился промычать что-то неразборчивое.
— Что со мной случилось?
Берк приподнялся на локтях, чтобы не раздавить жену своей тяжестью, и взглянул на нее. Медно-золотистые волосы разметались по плечам, чуть затуманенные глаза широко открыты, а припухший рот казался таким прелестным, что он не выдержал и, наклонившись, поцеловал ее, стараясь сохранить равновесие и полностью игнорировать тот вполне реальный факт, что он по-прежнему находился глубоко в ней и снова хотел ее.
Но тут Берк заметил, что Ариель слегка нахмурилась.
— Что случилось? Ты попросту соблазнила меня. Ариель улыбнулась и слегка шевельнула бедрами, чтобы теснее прижаться к нему.
— Не надо! — Он затаил дыхание и вновь стиснул зубы. — Не двигайся так, Ариель! Иначе я за себя не ручаюсь.
Она чуть сильнее прижала его к себе:
— И это означает, что все начнется сначала?
— Совершенно верно.
— Пожалуйста, объясни, что произошло со мной. Странные ощущения… похоже на боль, только это вовсе не боль, и я хотела еще и еще, и чувствовала, как внутри сейчас что-то взорвется, и это уже была не я, но ты оставался тут и рядом и стал частью меня, и все было…было чудесно и великолепно.
Несколько минут он был не в силах вымолвить ни слова. Наконец, откинув с ее лба непокорный локон, Берк выговорил:
— Именно таким должно быть взаимное обладание. Но тут же, подумав о длинной веренице женщин, в чьих постелях лежал и телами которых наслаждался без настоящих искренних чувств, покачал головой:
— Нет, все это редко бывает столь сильно и остро и оглушительно-прекрасно, но между нами так будет всегда, Ариель, потому что мы любим. Это любовь, не боль, не унижение и не господство мужа над женой, а только любовь и блаженство, безмерное, безбрежное блаженство, снова и снова, словно волшебное кольцо, без конца и начала. Ну а теперь я не хочу окончательно вдавить тебя в землю.
Берк осторожно поднялся, почувствовав, как Ариель слегка сжалась. Но она тут же подняла руку и положила ему на грудь.
— Даже потный ты великолепен. И, глубоко вдохнув, добавила:
— И запахи. Запах мужчины, запах Берка…
— И аромат Ариель, сладостей и лаванды, потный и земной, и все перекрывает мой запах.
— Да, — согласилась Ариель. Ей уже снова не хватало его, ощущения заполненности внутри, тяжести тела. Но тут она почувствовала что-то мокрое и липкое между бедер и невольно стиснула ноги.
— Лежи смирно, милая.
Дотянувшись до кармана куртки, он вынул платок и вытер ее, призвав на помощь всю оставшуюся силу воли, чтобы сдержаться и окончательно не потерять голову. Нужно подождать, он должен дать ей время отдохнуть. Она отдавалась так самозабвенно, и Берк не ожидал этого, по крайней мере пока не начал ее целовать, а потом попросту перестал думать и соображать, и это оказалось к лучшему, иначе боязнь обидеть Ариель, причинить ей ненужную боль превратила бы Берка в нерешительное, связанное страхом создание.
Но оба они были естественными и раскованными. Берк вспомнил о фантазиях, все три долгих года не дававших покоя, фантазиях, в которых образы девушки переплетались с грезами о жгучем наслаждении, которое она когда-нибудь подарит, и вот теперь все произошло на самом деле, и она принадлежит ему. Но он и понятия не имел о палящей, почти безумной потребности, таившейся глубоко в душе, в самой сердцевине, о бездонной пустоте, которую смогла заполнить лишь Ариель, ее реальная суть, а не девушка из мечты и грез, помогавших Берку выжить все это время.
— Теперь ты останешься со мной? — тихо и нежно, так нежно, что сердце Ариель наполнилось теплом, спросил Берк.
Ариель отвела взгляд, посмотрела поверх его головы на сверкающие иголочки солнечных лучей и сказала правду, которую ни один из них не был в силах отрицать:
— Мне больше некуда идти. Неста и Алек вернулись из Бостона.
— Верно, но они вскоре отправятся в Нортамберленд, в Каррик Грейндж.
— Нет, я не поеду с ними. Не хочется становиться бедной родственницей, а поскольку у меня нет денег, никем другим меня не будут считать.
Берк выжидал. Наконец Ариель подняла глаза, окинув его вопросительным взглядом. Что она хотела узнать? О себе или о нем?
— Думаю, — сказала она серьезно, — думаю, что хочу остаться с тобой.
Берк протянул руку, осторожно коснувшись ее груди, мягкой, шелковистой, и, медленно наклонив голову, прильнул губами к ее соску, лаская, посасывая его, пока не почувствовал ответный трепет. Улыбнувшись, он осторожно подул на ее разгоряченную кожу, пристально глядя на тугой камешек соска, сжавшийся от наслаждения, которое дает ей он, Берк.
— Знаешь, Ариель, если бы я взял тебя тогда, пятнадцатилетней, женился бы против воли твоего отца — причем ты, конечно, долго терзалась бы угрызениями совести, — а потом забрал бы с собой на континент, мы отличались бы друг от друга как небо и земля. Ты была бы открытой, любящей и нежной, очень-очень молодой, а я, возможно, вел бы себя, как любящий, снисходительный отец, считающий себя ответственным за твое воспитание, но обращался бы с тобой скорее как с ребенком, нежели с женой и женщиной. Вряд ли ты смогла бы долго это выносить и наверняка вскоре покинула бы меня, взяла бы мою лошадь и ускакала, оставив хозяйство и палатку на попечение Джошуа.
Ариель рассмеялась, звонко, весело, вновь оценив способность мужа говорить с улыбкой о самых серьезных вещах.
— Нет, — возразила она, сияя глазами, — я ни за что не бросила бы тебя. Дебора — это наша маленькая дочка, — ты и я жили бы в офицерской палатке, и я готовила бы и чинила твою одежду и отгоняла бы метлой других офицеров, которые, конечно, влюбились бы в меня, все до одного.
— Вполне возможно. А я сделался бы отвратительным ревнивцем и собственником, и ты огрела бы меня чем-нибудь тяжелым по голове, швырнула бы в лицо тарелку с едой и, без сомнения, не стала бы штопать мои рубашки и пришивать пуговицы.
— Как жаль, что ты чаще всего оказываешься прав! Действительно, она долго терзалась бы собственной, виной из-за того, что покинула отца.
Расслышав нотки горечи в ее голосе, Берк удивленно спросил:
— Она?
— Иногда я думаю о той глупой, наивной, доверчивой дурочке.
— Нет! Черт возьми, Ариель, она — это ты, часть тебя, и когда ты смеешься, это ее смех, твой смех. Та очень невинная молоденькая девушка все еще жива, но ты теперь, став женщиной, смогла закалить ее, заставить стать взрослой, и именно тем необыкновенным созданием, которое я люблю всем своим существом.
Нагнув голову, он снова поцеловал Ариель. Берк хотел целовать ее, пока не прогонит воспоминания о пережитой боли, горечь и обиду, пока не исцелит нанесенные жизнью раны.
— Ты моя жена, — сказал он. — Ты моя.
— Да, — шепнула она, сжимая ладонями его щеки. Он снова поцеловал Ариель, ощущая тепло солнечных лучей, греющих спину, и жар ее тела, прижатого к его груди.
Берк пристально наблюдал за Ариель с того момента, как она вошла в гостиную. Ему никак не удавалось согнать с лица ехидную улыбку. По-видимому, удача сегодня была не на стороне Ариель, поскольку в этот час в комнате, кроме него, сидели лишь Неста и Алек. Берк понимал, что жене не по себе. Но она умудрилась улыбнуться Несте и достаточно весело приветствовать зятя, хотя явно старалась не встречаться с ним глазами.
Но Алек, со своей стороны, отнюдь не страдал от смущения и даже заявил самым наивежливейшим тоном, когда-либо слышанным Берком:
— Прекрасная погода, не так ли, Ариель?
— Да, — пробормотала та, упорно уставившись на сапоги Берка.
— И прелестное, незабываемое утро, не так ли, сестричка?
Ариель мгновенно вскинула голову и открыла рот только затем, чтобы тут же сжать губы при виде издевательской ухмылки на невероятно красивом лице Алека.
— О чем речь? — осведомился Перси, входя в гостиную под руку с Ленни. — Гроза в этом раю влюбленных?
— Алек — просто невоспитанный грубиян, — пожаловалась Неста. — Ничего необычного.
— Довольно типичное недомогание среди джентльменов, — добавила Ариель.
— Поскольку Перси еще не мой муж. — хихикнула Ленни, — я не имею права поставить его на место, как полагалось бы.
— А я-то собирался упасть к вашим изящным ножкам, — застонал Перси, — и предложить свои руку, дом и экипаж. Теперь я что-то не так уверен, хочется ли мне этого. Что ты думаешь, Берк? Женился бы ты на Ариель еще раз?
— Несправедливо, — вмешался Алек, прежде чем Берк успел ответить. — Он надел на себя эти кандалы совсем недавно и все еще пребывает в тумане брачного и сексуа… впрочем, неважно. Тебе следовало бы спросить старого женатого узника вроде меня. Милосердные небеса! Почти пять лет! Я уже на краю могилы! Сегодня утром я нашел у себя седой волос, а ведь мне и двадцати семи нет!
— Как я уже объясняла, — заявила Неста, ни к кому в особенности не обращаясь, — невоспитанный грубиян.
— Но ты все еще существуешь в… — выпалила Ариель, — то есть женат довольно давно, а туман все не рассеялся, по крайней мере у тебя и Несты, и…
Ариель поспешно прикрыла рот рукой и очутилась в объятиях смеющегося мужа.
— Время целомудрия грядет, — провозгласил Алек, скорбно качая головой.
— Что тут творится? — спросил Найт с порога. — Он выглядел, как всегда, великолепно, и, как подумал Берк, присмотревшись к другу, невероятно довольным собой.
— Ничего особенного, обычная супружеская перепалка, — заверил Берк. — А вот что с тобой, Найт? Ты выглядишь, словно кот, добравшийся до горшков со сливками.
— Рад сообщить, старина, что приглашаю джентльменов на бокс в пятницу утром в маленький городишко Чиддинстоун. Я заказал комнаты на постоялом дворе «Гусиная шея». Случайно встретил сегодня Рафаэля Карстейрса и Лайона Эштона, и мы решили немного повеселиться.
Найт одарил присутствующих сияющей улыбкой. Берк уже хотел покачать головой, но остановился, когда Ариель спросила:
— Бокс — это драка? Между двумя мужчинами? На кулаках?
— Да, мадам, — ответил Перси. — Ну, Найт, ты просто молодец!
— Фи! — сморщила нос Ленни.
— Тебе это нравится, Берк?
— Да, в общем, да. Но я не хочу расставаться с тобой.
— Не могу же я привязать тебя к своей юбке, — улыбнулась Ариель. — И к тому же я не инвалид, Берк.
— Нет, но мы совсем недавно поженились и… Услыхав за спиной смех Алека, Ариель кончиками пальцев быстро прикрыла рот мужу.
— Уверена, вы переживете это, милорд, точно так же, как и я, а кроме того, дамы составят мне компанию. Не беспокойся, мы прекрасно проведем время.
Берк нежно сжал ее руки:
— Ты уверена?
— Еще один симптом, — провозгласил Алек. — Туман настолько густ, что он не может видеть ничего за стенами спаль…
— Довольно! — строго велела Неста.
— А кто дерется? — поинтересовался Берк.
— Чемпион Крибб и Молине. Я слышал, Молине тяжелее, а его руки на два добрых дюйма длиннее, чем у Крибба, но один из них не весит больше четырнадцати стоунов[6]. Я, конечно, за Крибба, но и Молине не следует легко сбрасывать со счетов.
— Почему же вы за Крибба, если у Молине руки длиннее, и он может ударить Крибба, а тот его не достанет? — недоумевала Ариель.
— Серьезный вопрос, и наука сложная, — кивнул Найт.
— Дело опыта, и хитрости и, пожалуй, коварства.
— Лучше не скажешь, — подтвердил Берк. Ленни, шутливо подмигнув Ариель и Несте, нарочито тяжело вздохнула:
— Представляете, что случилось бы займись женщины боксом?
— Не знаю, — задумчиво протянула Ариель, — но, думаю, природа в большей степени одарила нас теми свойствами, о которых говорил Найт.
Появившийся на пороге Монтегю вежливо откашлялся:
— Ужин подан, миледи.
— Важная часть науки — есть хорошо и регулярно, — объявил Перси, предлагая руку Ленни.
— А самое главное — нежный поцелуй перед завтраком, обедом и ужином, — добавил Берк, целуя жену.
— Незаменимо для хорошего пищеварения.
— И последний, заключительный принцип, — терпеливо-веселым тоном воскликнул Найт, — способность сохранять здравый рассудок в окружении влюбленных безумцев.
— Твой час настанет, старина, — пообещал Алек.
— Никогда! — яростно отрекся Найт. — Только не я.
Ни малейшего шанса. Даже через миллион лет. И потом, я умираю от голода.
— Наконец-то в постели, где нам и полагается быть. Представляешь, я еще ни разу не любил тебя в постели!