Коултер Кэтрин. Сердце колдуньи

   Во имя всех сил, хранящих волшебников, он должен был умереть. Но не умер. И все благодаря ведьме.
   Брешия спасла его.
   Она по-прежнему не двигалась. Нет, она не могла отдать свою жизнь ради него! Он не примет такого дара!
   Держа ее обеими руками, он медленно повернулся, пока оба не оказались на боку, так, что лица были совсем близко. Он осторожно просунул руку между их телами и прижал ладонь к ее груди.
   — Черт бы тебя побрал, храбрая ведьма, вели своему сердцу забиться. Слышишь меня, Брешия? Я устал от всего этого. Вели своему сердцу забиться!
   Он стал ритмично надавливать краем ладони на ее грудь и целовать застывшие губы.
   — Открой глаза. Ты должна выжить! Должна бороться за жизнь! Как ты могла совершить такую глупость! Брешия, открой свои ведьмины глаза, иначе я задам тебе трепку!
   Сердце послушно стукнуло ему в руку, и он улыбнулся.
   — Вот как?! Стоило только пригрозить, и ты тут же послушалась?
   Ее веки взлетели вверх. В глазах стыло возмущение.
   — Немедленно убери руку с моей груди, олух ты этакий?
   — Как?! Я олух? Что ж, тут ты, возможно, права. И нет, моя рука останется на месте: уж очень приятно дотрагиваться до тебя. Погоди-ка…
   Его рука проникла за вырез платья. Пальцы коснулись её груди. Влажной груди.
   Он нахмурился, уложил ее на спину и наклонился.
   — Что с тобой? Почему там у тебя мокро?
   Он дрожащими пальцами расшнуровал платье и увидел, что белоснежная грудь залита кровью, как раз над тем местом, где находится сердце. О боги, она приняла его рану в себя! Он знал это, но при виде крови, его и ее крови, смешанных вместе, на ее белой плоти, от сознания того, какую боль ей пришлось вынести, того, как она, понимая, что может умереть, все же не отступила и спасла его, ему стало не по себе. Да разве можно такое вынести?!
   — Ты исцелила меня.
   Он снова прижал ладонь к ее груди, к подсохшей крови.
   — Сильно болит, Брешия?
   — О нет, так, слегка ноет.
   Он отодвинулся и сел. Через несколько минут кровь стала исчезать, и вскоре от нее не осталось и следа, плоть снова стала белой.
   — Я жив, — прошептал он. — И кровь опять пульсируете жилах. Я силен и непобедим. И никогда больше не превращусь в смертного.
   — Это самое умное, что я услышала от тебя, принц.
   Он ответил вымученной улыбкой.
   — А вот я еще не слышал, чтобы ведьмы спасали волшебников!
   — Да и я тоже. — Ее пальцы сомкнулись вокруг его запястья. — Но как ты себя чувствуешь?
   — Я снова силен и стал собой. А что?
   Брешия вздохнула и убрала руку.
   — Я всегда верила, что человек или волшебник должен умереть, если причинит зло другому. Но ты уверен, что сгон способен преодолеть все! Это совсем не плохо, тем более что высокомерие стало твоей неотъемлемой частью. И это мне нравится.
   Принц довольно улыбнулся.
   — Что ты сделала с этими убийцами?
   — Связала всех вместе, руки с ногами, и спутала, как пойманную рыбу в сети. А того, что ударил тебя ножом, подвесила в воздухе, где он и останется. Правда, не знаю, сколько продлится действие заклятия. Может, если они освободятся, то сумеют стянуть его вниз.
   — Их послал Модор.
   — О да, ты прав, — согласилась она. — Наверное, пытался узнать наше слабое место. Их судьба ему безразлична. Возможно, он посчитал, что ты сразу прикончишь их, но, судя по способу убийства, о тебе можно будет узнать немного больше, а может, и увидеть твои слабости.
   Он хотел заявить, что слабостей у него нет, но вздохнул и грустно покачал головой:
   — Он их нашел.
   — Да. На этот раз.
   — Если Модор наблюдал за происходящим, значит, сразу понял, каким я был дураком, пытаясь бороться с ними в облике смертного. Вероятно, он считает меня мертвым. Вполне естественно: он ведь не может мысленно последовать за тобой в рощу!
   Брешия медленно покачала головой:
   — Ты очень рисковал, придя сюда за мной! Насколько мне известно, священные дубы лишают волшебников силы, поскольку наполнены моей собственной. Я прекрасно защищена.
   — В таком случае я поступил умно, заставив Калласа привести меня сюда.
   — Это правда. — Она улыбнулась и слегка коснулась его груди. — Зато мы оба выжили.
   — Да. Но отнюдь не благодаря моему искусству. Я хотел, чтобы ты смеялась, Брешия. Хотел показать, как можно заставить жалких болванов валяться в грязи подобно свиньям, но ничего не получилось. Черт побери, ты спасла меня!..
   — Коснись меня снова, — попросила она. — Моей груди. Если существовал рай для волшебников, он только что там очутился. И не мог поверить собственным ушам. Неужели она это сказала?
   Принц опустил глаза. Кровь исчезла.
   Он поцеловал ее, взял губами сосок. Такой теплый… ее тепло наполняло его.
   Он жадно вдыхал запах ее плоти.
   — Тебя еще никто не целовал, Брешия? — прошептал он. Она не разобрала слов, слишком переполненная безумием эмоций, бушевавших в ней. Ей казалось, что она может летать и даже унести его с собой. Ей хотелось вопить, наслаждаться его поцелуями до потери сознания.
   Что с ней происходит?
   До этой минуты она не испытывала ничего подобного. Но сейчас эти ощущения вызывали нечто вроде боли в животе и груди, заставляя ее смеяться, плакать и стонать одновременно. А он оставался спокойным. Только гладил ее, так нежно, словно пташка своими крылышками. Испытывает ли он нечто подобное? Или не чувствует ничего подобно обрубку дуба?
   Она встрепенулась, толкнула принца на спину и принялась срывать с него одежду. Он лежал, оцепенев от изумления. Гадая, что это с ней стряслось. Во всяком случае, не ему удерживать ее от этого буйства. Вожделение расплавило его внутренности. Что же ощущает ведьма?
   Оставшись обнаженной, Брешия оседлала его. Упругий живот прижался к его непокорной плоти. Она стала бесстыдно ласкать его, опускаясь ниже, и он понял, что дело плохо…
   — Брешия, успокойся, остынь! Я непохож на тебя…
   — Нет, — перебила она, впиваясь в его губы. Он поднялся вместе с ней в воздух дюймов на шесть и вдохнул голубой дымок, показавшийся ему мощным афродизиаком.
   Такого он не представлял. И не думал, что это бывает.
   Но у него мгновенно не стало времени что-то представлять. Она сжимала его ладонями, а он был так тверд, что мог бы пронзить само время. Но тут она снова оседлала его и стала медленно насаживать себя на его копье. Не выдержала, застонала и резко опустилась вниз.
   Брешия не предполагала, что может быть больно. Но боль обрушилась на нее, резкая, внезапная, и она громко закричала. В крике была не только боль, но и радость обладания. Обладания им, волшебником ее мечты, волшебником кровь которого отныне текла в ней.
   Она была уже далеко, гонимая силами, завладевшими ею.
   До сих пор принц никогда не видел такого сладострастия, такой могучей силы, такой свободы ни в одной женщине, ни в одной ведьме. Она хотела его и взяла!
   Ведьма овладела им.
   Принц тихо застонал, схватил ее и попытался поцеловать. Но поцелуев было недостаточно. Брешия понеслась в бешеной скачке, полуприкрыв застланные дымкой глаза. Она была захвачена волной страсти, но сила вожделения поднимала и его все выше и выше, пока он не ощутил дуновение теплого ветерка на голой спине и ягодицах.
   — Брешия, я отдам тебе все, что смогу, — прошептал он и, просунув пальцы между их телами, нашел средоточие ее безумного желания. И стал гладить крохотный бугорок, пьянея от своей похоти и ее силы, смешавшихся воедино. Едва не плача оттого, что теперь она принадлежит ему и будет принадлежать вечно.
   Его пальцы продолжали нажимать, гладить, подводя ее ближе к чему-то такому, что должно было произойти. Чего она еще никогда не испытывала. Мужские руки касались ее плоти, а его длинный напряженный пенис входил все глубже. Мысленно она видела все. Даже каждый его вздох, пробивавшийся прямо к ее душе.
   Брешия на мгновение застыла, запрокинула голову и закричала, словно взывая к самим небесам. Принц успел насладиться этим, прежде чем последовать за ней. Во имя всех богов, ничего лучше он не знал!
   Он продолжал обнимать ее, уносясь в мир ослепительного безумия вместе с голубым дымком, прочь из крепости, прямо к солнцу.
   Придя в себя, Брешия не сразу поняла, где они находятся. Только не в крепости. И не на ее постели. Она лежала на нем, он оставался в ней, и в душе росло ощущение полного довольства.
   Принц целовал ее ушко, лизал, покусывал мочку.
   — То, чем мы занимаемся, Брешия, — тихо сказал он, — всего лишь игры и трюки. Но это… — Он стиснул ее что было сил. — Это и есть магия. Настоящее волшебство.
   — Где мы?
   — Н-не знаю, — удивленно протянул он.
   Но тут же сообразил и мысленно похвалил себя за верную интуицию.
   — Это не важно. Главное, здесь тепло, и мы можем дышать и говорить. Я чувствую ласковое солнышко.
   Она по-прежнему лежала на нем, точно так же, как тогда, когда прижимала к его сердцу свое, принимая в себя его рану, боль и кровь.
   Брешия наклонилась и поцеловала его в губы.
   — Ты могла бы умереть, глупая ведьма!
   И поскольку она как раз целовала его, то, не задумываясь, укусила за язык и принялась покусывать нос и подбородок.
   — Понятно. Значит, будь я ранена, ты позволил бы мне умереть? И ничего бы не сделал?
   — Я знаю заклятия и зелья. И обязательно спас бы тебя.
   — Приятно слышать.
   Он снова обнял ее и притянул к себе. Они по-прежнему оставались обнаженными, и его семя высыхало на ее животе и ногах.
   — Ты зачала моего сына, — уверенно сказал он, стискивая ее так сильно, что она ойкнула:
   — Не сломай мне ребра, глупец!
   — Я глупец? Разве это я набросился на тебя? Собственно говоря, рано или поздно дело дошло бы и до этого, но я слишком долго пролежал там, гадая, жив я или нет, и умирая от желания побить тебя за все, что ты наделала. Подумать только, я еще не видел, чтобы женщина так накидывалась на мужчину!
   — Представить не могу, что это на меня нашло, — притворно вздохнула она, но в голосе звучала не только гордость, но и лукавство, и он улыбнулся, целуя ее в шею.
   — Пусть это что-то находит на тебя снова и снова, — попросил он, припав к ее грудям. Лизнул мягкую плоть и тихо добавил: — Бери меня силой, Брешия, когда только пожелаешь!
   — Хорошо, — согласилась она, и он щекой ощутил, как она улыбается. — Меня, принц, беспокоит только одно: похоже, ты не часто имеешь дело со смертными. И взгляни, что случилось: один из них умудрился воткнуть нож в твое черное сердце. Это просто немыслимо!
   — Мне тоже это показалось немыслимым, — медленно протянул он, — пока я не сообразил, что это не люди. Хотя они и были коварными подлыми смертными.
   — То есть как это «не люди»?
   — Не совсем люди. Модор дал им немного могущества, расширил способности за грани обычного, добавил им силы.
   — Какое счастье, что этого могущества оказалось недостаточно! Ты действительно уверен, что твое семя прорастет?
   Она приподнялась на локтях и упорно смотрела на его губы. Он улыбнулся, коснулся ее подбородка, лба, кончика носа.
   — Да. Мое дитя уже зародилось в твоем чреве. Больше я себя так глупо не поведу. И если в следующий раз случится то же самое, именно я стану защищать тебя, Брешия!
   Ей вдруг стало холодно… а может, это порыв ветра разметал ее волосы, высушил ее пот. И его тоже. Она вновь обвилась вокруг него. Его теплое дыхание било в лицо, и он хотел ее!
   — Мы в пещере, — наконец пояснил он, зевая, хотя его плоть уже успела отвердеть. — В моей пещере.
   — Твоей? У тебя есть пещера? Но как это возможно? Которая из пещер твоя? В моей дубовой роще ничего подобного нет.
   — Действительно нет. Полагаю, именно в ней я всегда чувствовал себя в полной безопасности, даже когда был совсем молодым. Пещера не слишком глубока, и я никогда не боялся, что какие-то чудища или враги явятся сюда, чтобы меня убить. Сам не понимаю, каким образом перенес нас сюда.
   — Но здесь тепло и пахнет свежескошенной травой!
   — Да, заодно я перенес и дыхание ветра. Ты почувствовала?
   — Именно он высушил наши потные тела. И ты даже сотворил одеяла, на которых мы лежим.
   — Не сотворил, а захватил из твоей кровати. Если припомнишь, мне даже не довелось в ней полежать, поскольку, как только ты захотела взять меня силой, твое вожделение подняло меня в воздух.
   Ничего удивительного в том, что он успел сделать все это, даже не задумываясь. Ведь он волшебник! По правде говоря, она тоже не подумала ни о чем подобном. Да, что-то произошло, когда ее тело взлетело в небеса, но она даже представить не могла, что его воля возьмет верх над ней. Значит, он сильнее.
   Она внезапно испугалась. Принц — более могучий волшебник. Признать это означало признать его превосходство. Она боялась и ненавидела эту необходимость. И неужели она действительно зачала? После первого же слияния? Нет, такое просто невозможно! Вернувшись в рощу, она первым делом пойдет к старому призраку, который, хоть и слеп, может разглядеть все, что творится в самом сердце дуба, языка пламени в чреве ведьмы.
   Он уже двигался в ней, резко, быстро, глубоко.
   — Брешия, — выдохнул он в ее губы, — вознесемся в небо вместе! На этот раз мы можем оказаться в крепости, и, если хочешь, я сам это сделаю.
   И опять его воля унесет их назад. Не ее воля.
   Она поцеловала его и забыла о страхах и волнениях.
   Вожделение бурлило в ней, кровь бушевала.
   — О да, — шепнула она, едва касаясь губами его виска. — О да!..
 
   Настоящее время
   Проснувшись, Бишоп так сильно захотел девушку, что даже не мог придумать слов, чтобы убедить ее снова отдаться ему. Отчаявшись уговорить Меррим, он просто лег сверху, раздвинул ее ноги и вошел…
   Она широко раскрыла глаза. Он такой большой и все же умещается в ней!
   Она не боялась. И не слишком волновалась, зная, что на этот раз все будет по-другому. Это уже начало. Он стал частью ее самой — невероятная вещь — мужчина в твоем теле! Входил очень глубоко, потом отстранялся, только чтобы снова войти.
   Она поцеловала его плечо. Он приподнялся на локтях.
   — Меррим… Клянусь, тебе это понравится.
   — Знаю. И кажется, мне уже начинает нравиться!
   Он поцеловал ее и принялся подробно описывать, что бы хотел с ней сделать. Его пальцы скользнули по ее животу, чтобы отыскать ее женское естество. И волшебное безумие охватило ее так быстро, что она, не задумываясь, громко закричала.
   Он задышал часто и тяжело, обхватил Меррим руками и перекатился на спину, увлекая ее за собой, по-прежнему оставаясь в ней, но она больше не хотела кричать. Только объяснить, что чувствует, позволить ощущениям свободно бурлить в ней и знать, что, если шевельнется, умрет на месте.
   Поэтому она просто лежала на нем. Это его руки гладили ее спину бедра, это он мял ее плоть, сжимая, пощипывая…
   — Тебе это нравится, Меррим?
   — О да… да, — лихорадочно шептала она, абсурдно довольная собой.
   — Теперь нужно избавиться от чертова проклятия, чтобы мы могли пожениться, потому что ты только сейчас зачала моего сына.
   К ней мгновенно вернулись силы и способность соображать. Она немедленно села.
   — Но как это возможно? И откуда тебе знать такие вещи? Наверное, мужчины даже не думают ни о чем подобном, когда рычат от похоти, накидываясь на женщин.
   — Знаю, и все тут. Если желаешь потолковать о рычании и атаках на женщин, вспомни о воплях, которые вырывались из твоего горла! Ты едва не оглушила меня!
   Ничего не скажешь, тут он прав!
   — Неужели ты настолько плодовит? — удивилась она.
   Он притянул ее к себе и стал целовать, пока она не замурлыкала — тихие соблазнительные звуки, вскружившие ему голову. Меррим нетерпеливо задвигалась, и он понял, что она хочет его снова, и его плоть тут же отозвалась. И все началось сначала.
   — Но так просто это наверняка не делается! — Выдохнула она, и он опять тонул в похоти, в бесконечной потребности иметь ее.
   — О да, именно так. Доверься мне. И закричи для меня еще раз. Пожалуйста.
   И она кричала. И он тоже вопил, как захмелевший воин, отражавший нападение разбойников. Это последнее, что слышала Меррим, прежде чем впасть в беспробудный сон. И еще успела подумать, что, должно быть, зачала не менее трех сильных сыновей.
   Но чей это смех раздался над головой? Не мужской и не женский… может, это она сама?
   Но ее губы не шевелились, верно?
   Смех замер, и все затихло.
   Она вдохнула его запах, ощутила соленый вкус его плеча и улыбнулась.
   Потому что его сердце билось мерно и сильно. Подле ее сердца.

Глава 26

   Бишоп нагнулся над черной дырой, ожидая очередной пощечины, очередного взрыва смеха.
   Ничего. Ни малейшего движения воздуха, никакого ощущения чьего-то присутствия, чего-то понятного, ясного, что он мог бы увидеть или хотя бы почувствовать.
   Он захватил с собой факел и сейчас поднял его высоко над дырой. Но увидел только черноту. Опустил пониже. Ничего: ни лестницы, ни веревки.
   Бишоп уже был готов поверить в собственное безумие, когда невидимые руки потушили факел. Бишоп остался в полном мраке. Отступил, наткнулся на что-то и полетел на песок.
   И тут факел вдруг зажегся снова, хотя лежал рядом с ним. И горел так ярко, как и раньше, перед тем как невидимые руки прихлопнули пламя. Невидимые руки? Может, кто-то колдует над ним, сводя с ума? Да, это началось с тех пор, как он впервые узрел Пенуит.
   Бишоп медленно сел, поднял камень и поискал глазами тот предмет, о который споткнулся. Палка! Палка, наполовину утонувшая в песке! Почему он не видел ее раньше? Может, случайно вырыл мыском сапога, когда падал? Вполне возможно… и все-таки странно все это.
   Непонятный ужас подтачивал его сознание. Бишоп внимательно рассмотрел палочку, прежде чем сунуть конец факела в песок. Факел ушел на добрых шесть дюймов, что тоже было непонятно: ведь под песком не было ничего, кроме камня, верно? Но сейчас не до этого, главное — разобраться, в чем тут загвоздка.
   Он потянулся к палочке, осторожно разгреб песок и поднял ее.
   Рука вдруг загорелась, отчаянно, яростно, словно он случайно обжег ее. Бишоп уронил палочку, потер пальцы, и боль исчезла так же неожиданно, как появилась. Тогда он, не размышляя и не задумываясь, потянулся к палочке правой рукой и поднял. Теперь эта проклятая штука казалась теплой, всего лишь теплой! Ничего жгучего, только ровное пульсирующее тепло. Казалось, палочка устраивается в его руке, создана для нее и никакой другой, она совсем не длинная. Не длиннее фута! До этой минуты он не касался ничего подобного. На ощупь совершенно необыкновенная! Судя по всему, она очень стара… нет, это слово для нее не подходит. Более чем стара! Из тех времен, когда существовали одни волшебники… Он знал это… точно знал.
   Да, это не простая палка, отломанная от ветки дерева.
   Бишоп поднес ее поближе к факелу. Тонкая резьба и углубления, указывавшие на то, что, вероятно, когда-то здесь были вставлены камешки, невозможно, драгоценные. Драгоценные? Кто знает? Он даже не уверен, что это дерево. Но не железо. Это точно. Но тогда что именно?
   — Бишоп!
   Он поднял глаза и увидел, что она стоит совсем рядом и пристально за ним наблюдает.
   — Смотри, Меррим, я нашел!
   — Что именно?
   — Мой факел погас, и я споткнулся об нее. Похожа на палочку, но это совсем другое. Смотри. Похоже, в нее были вставлены драгоценные камни! Скажи, что ты ощущаешь, когда касаешься ее?
   Меррим потянулась к палочке.
   — Да. Правой рукой.
   — Почему? — удивилась она, взяв палочку.
   — Не знаю. Сначала я поднял ее левой рукой и сильно обжегся. А что ты чувствуешь?
   — Тепло. Дерево кажется почти мягким.
   — И мне тоже, — кивнул он.
   Она села рядом, по-прежнему держа палочку в правой руке. Коснулась ее пальцами левой руки и охнула, словно нечаянно окунув их в кипящую воду.
   — Осторожнее! Неизвестно по какой причине она не терпит прикосновения левой рукой!
   — Интересно, что это? — прошептала она, держа ее осторожно, как нечто очень ценное… очень хрупкое.
   — Поэтому я и пришел сюда, — признался он и мгновенно понял, что это правда.
   — Тут происходит нечто очень странное, верно, Бишоп? Нечто недоступное нашему уму.
   — Да, и это как-то связано с чертовым проклятием. Но мы специально явились сюда, чтобы понять.
   Меррим повернула палочку, наслаждаясь приветливым теплом.
   — Очень давно, когда я была совсем маленькой, дедушка показал мне рисунок в очень старом пергаменте. Я никогда не забуду этот рисунок. Такой яркий, и краски совсем живые. Точное изображение реальной жизни.
   Его сердце тревожно сжалось. Он подался вперед, не дотрагиваясь до палочки. Только наблюдая, как она медленно поворачивает ее. Ласкает.
   — Расскажи, — попросил он, — Расскажи о рисунке.
   — На нем были трое старцев, с длинными седыми бородами, гладкими, словно только сейчас расчесанными, доходившими почти до поясов. На всех — длинные белые одеяния с кожаными поясами искусной работы, усаженными драгоценными камнями. Один из стариков держал палочку, похожую на эту, только она выглядела совсем новой. Сверкала, разбрасывая огненные искры. Он показывал палочкой прямо на того, кто рассматривает рисунок. Дед перегнулся через мое плечо и сказал тихо, но уверенно: «Это волшебники, юная Меррим. Из далекого-далекого прошлого. Тот, что в середине, держит свою волшебную палочку».
   — Он держал палочку в правой руке?
   Меррим на мгновение закрыла глаза, пытаясь вспомнить тот чудесный рисунок.
   — Да, — кивнула она, чуть подумав. — В правой.
   — Интересно… — протянул Бишоп. — Думаешь, это тоже волшебная палочка? Как та, что на рисунке?
   — Не знаю. Но ведь ты пришел сюда, потому что тебя что-то тянуло? И отыскал эту палочку. Должно быть, проклятие действительно здесь как-то замешано.
   —Но пойми, когда я впервые пришел сюда, ее на земле не было. Я в этом уверен.
   Меррим даже поежилась от страха.
   — Как это ты можешь быть уверен?
   — Уверен, и все. Вопрос в том, что делать с этим… этой палочкой.
   Она снова повертела палочку, ощущая, как тепло согревает руку, идет выше, до самого плеча, и на душе становится хорошо. Очень хорошо.
   — Я знаю, что Пенуитуже тогда стоял на этом месте, где стоит теперь, — заметил он.
   — И что же? — пожала плечами Меррим. — Всего лишь сто лет, не больше.
   — О нет. Пенуит существовал гораздо дольше. Может, не замок, не ров, что-то другое. Но находился здесь и носил это же имя.
   — Откуда ты знаешь?
   «Я был там», — едва не вырвалось у него, но, к счастью, он успел сообразить, каким безумием это должно ей показаться. Но он все видел! Во имя всего святого, он видел Модора, как и себя, только тогда он был принцем, и с нем была не Меррим, а Брешия! И видел очень ясно! Вплоть до золотых искорок в глазах Брешии.
   Бишоп моргнул и тряхнул головой, пытаясь все прояснить. Случайно коснулся палочки, и все предстало так, словно случилось несколько мгновений назад. Это палочка принца? Брешии? Палочка ведьмы, не волшебника.
   — Так давно, — прошептал он — Это было так давно.
   — Значит, тебе все известно, Бишоп? Ты действительно волшебник?
   — Вовсе нет, — уверенно ответил он, — просто… постоянно воскрешаю прошлое. И это прошлое живет во мне. Не бойся, Меррим. Может, я когда-то и был волшебником, но не сейчас.
   — Я не боюсь, — тихо пробормотала она.
   Он посмотрел на нее. На венок рыжих кос. На зеленые глаза, настороженные и мечтательные. Взглянул на палочку в ее правой руке и ощутил толчок в сердце.
   Как же она похожа на Брешию, ту ведьму, которая жила в далекие времена, ведьму, соединившуюся с принцем. И кто был этот принц?
   Он вдруг осознал, как рад, что это не Брешия. Брешия — Это прошлое; Меррим — настоящее. Она с ним. Рядом. Сейчас. Его семя в ее чреве.
   При мысли об этом он задрожал. И, осторожно взяв у нее палочку, поднялся. Он должен узнать больше!
   Бишоп продолжал стоять в тени, держа палочку. Пламя факела бросало красные отблески на его лицо, но в этот момент он не был собой. Меррим знала это, но не пугалась. Просто стояла, глядя на него, гадая, что происходит.
   Бишоп поднял палочку высоко над головой. Раньше потолок пещеры почти нависал над ними. Но сейчас, казалось, поднимался и поднимался, пока не исчез из виду. И Бишоп тоже вроде бы стал больше. Игра света и тьмы делала его похожим на демона, призванного из глубин ада.
   — Бишоп, вернись, — едва слышно попросила она. — Вернись.
   Мгновение миновало.
   Бишоп, белый как полотно, медленно опустился на колени, бережно положил палочку на небольшой каменный карниз, выступавший на несколько дюймов из стены пещеры. Она знала, что этот карниз был здесь все время, но сейчас заметила его только потому, что на нем лежала палочка. Меррим протянула было руку, но тут же отдернула.
   — Я должен подумать, — произнес Бишоп, поднимая голову. И она увидела неприкрытый голод в его глазах, устремленных на нее. Та же самая похоть, которую она заметила прошлой ночью. Та же потеря самообладания.
   Она подняла юбки и пустилась бежать.
 
   Другое время
   Брешия, мрачно нахмурившись, теребила золотую цепочку.
   — Модор послал этих разбойников, — объявила она наконец. — И женщины были с ними только потому, что Модор знал: они успокоят твои подозрения.
   — И оказался прав, — кивнул принц, обгладывая ножку куропатки, идеально поджаренную над костром призраков. Недаром ее люди рассеялись по всей роще на случай опасности. Только призраки оставались во дворе, у костров, и наблюдали, что будет дальше.