Она протянула руку и потянула за конец его галстука, пока он не развязался и не упал. Он не двигался, глаза его не отрывались от нее, когда она расстегивала верхнюю пуговицу его рубашки, а затем по одной все остальные.
Сейчас решала она. После того, как он столько ждал этого, он был более, чем удивлен, что это происходит. Неделями он надеялся, что она почувствует к нему приязнь, забудет образ сладкого говоруна, который, казалось, навсегда стоял у нее перед глазами, и узнает его, научится видеть его, любить его, как он стал любить ее.
Столько раз ему хотелось поторопить события, увлечь ее своими чувствами, но он заставлял себя быть терпеливым. Он давным-давно понял, что решать должна она сама или потом она будет сожалеть обо всем. А меньше всего хотел он увидеть на другое утро в ее глазах сожаление и раскаяние.
Медленно поднявшись на ноги, она взяла его за руку и, не говоря ни слова, повела к двери в спальню. Она толкнула дверь, и та распахнулась. Лунный свет лился сквозь кружевные занавески, освещая белое покрывало на старинной кровати с четырьмя стойками.
Когда они уже были в дверях, она посмотрела, на него. Это ведь была скромная комнатка с простыми вещами. Здесь не было ни матрацев в виде сердца, ни шелковых простыней, ни джакуцци, ни зажженных свечей — ничего из того, что он, наверняка, испытывал раньше. Как может то, что предлагает она, сравниться с романтическими приключениями, которые нравятся высшему обществу, судя по описаниям в газетах?
— Здесь нет ничего особенного, — сказала она.
— Неважно, ГДЕ.
— Важно ведь с КЕМ, правда? — она постаралась успокоиться этими словами. Несмотря на все ее чувства к нему, ей не хотелось стать просто очередной зарубкой на спинке кровати, еще одной строчкой, еще одним именем в его черной записной книжечке.
— Да, — внезапно охрипшим голосом согласился он, — важно с КЕМ и КОГДА…
Именно тогда она поняла, насколько сдержанным он был всегда во многих ситуациях… даже в постели для новобрачных.
— «Когда» было неизбежным, — прошептала она, — но «почему» тоже имеет значение.
— Почему? — повторил он, глядя ей в глаза, — Потому что, так суждено.
Ей было достаточно взгляда, полного любви. Она отдалась желанию, которое так долго сдерживала, и обвила руками его тело. Погрузив пальцы в его густые волосы, она решила осуществить все свои фантазии. Сегодня она не будет сдерживаться.
Он позволил себе тоже следовать своим инстинктам и сделать то, что хотел еще в ту первую ночь, когда был у нее в гостях: подхватив ее на руки, он понес ее в постель.
Теперь он не будет торопиться, он будет ее баловать. Он позаботится, чтобы она поняла, что она для него существо особое, не такая, как все. Он по одной снял с нее туфли, затем скользнул пальцами по лодыжкам и погладил ее стройные икры. Помассировал под коленями. Потом его руки задержались у края юбки, и он посмотрел ей в глаза. Она лежала, распростершись на кровати, по подушке раскинулись ее чудные волосы, облаком окаймлявшие лицо.
Его длинные пальцы исчезли у нее под платьем, и он смотрел, как приподнялись уголки ее губ, когда он стал гладить ее бедра. Он отстегнул один чулок и медленно стащил его с ноги, причем пальцы его ласкали гладкую шелковистую кожу. Он отбросил этот чулок и потянулся за вторым.
Когда он сел около нее на постель, она тоже села и стала целовать его. Ласковыми легкими, как крылья бабочки, поцелуями он покрывал ее тело и плечи, спуская с них бретельки ее платья. Его пальцы нащупали сбоку молнию и открыли ее. Платье волнами упало ей на колени. Она откинулась назад и снова легла, а он стянул платье с ее бедер и дальше с ног.
Он любовался ею в лунном свете, одетой только в черное кружевное белье, которое она выбирала, думая о нем. «О, Анни», — проговорил он голосом, охрипшим от удовольствия видеть ее такой.
Она снова села, чтобы видеть его лицо.
— Теперь моя очередь, — сказала она и перегнулась с края кровати, чтобы снять с него ботинки и носки. Закусив нижнюю губу, она скользнула пальцами ему под расстегнутую рубашку и буквально сорвала ее с его плеч. Ее пальцы слегка дрожали, когда она расстегивала пряжку у него на поясе. Она расцепила крючок и, глубоко вздохнув, опустила молнию.
Он отшвырнул рубашку в сторону и, поднявшись на ноги, стал около постели. В ушах его застучало, когда она, просунув под резинку большие пальцы, стащила вниз его брюки и трусы. Она услышала его тихий стон, когда ее руки нашли его и стали интимно гладить. И снова она подивилась глубине той выдержки, которую он проявлял, давая ей право определять темп их отношений.
Она стала на колени, лаская его своими чуткими пальцами. Он взял двумя ладонями ее лицо, как чашу, и жадно прильнул губами к ее рту. Их поцелуи становились все глубже, и одновременно он снимал последние кружевные пустяки с ее тела и гладил места, которые они прикрывали, дразнил ее, заставлял хотеть себя еще больше, наполняя каждую частицу ее тела раскаленным добела желанием обладания, которое доставляемое им ей удовольствие только распаляло.
Повторяя ее имя, он улегся рядом с ней на кровать, где снова поклонялся ее телу своими губами и руками, показывая ей, что у него на сердце. Ноги их переплелись, и он перекатился, чтобы нависнуть над ней. У нее потемнели глаза, и она потянулась к нему. Целуя его в губы, она направила его в себя. И начался бессмертный ритм, который утишал их огонь, одновременно распаляя его.
Они достигли одной вершины, потом другой, пока не стало казаться, что больше наслаждение усилиться не может. И в этот момент что-то расцвело в них и понесло через край.
Позже она лежала в его объятиях, ее тело было нежным и слабым от удовлетворения, а сердце переполнено сладким покоем. Никогда она не предполагала, что он будет таким нежным любовником, что он будет так ее лелеять своими руками, телом и ласковыми словами, которые снова и снова доводили ее до экстаза.
Когда она впервые с ним повстречалась, она решила, что, как и большинство плейбоев, он интересуется только своими нуждами. Но по мере того, как она узнавала его получше, понимала, что он человек не себялюбивый, хотя только за последний час поняла, насколько он способен отдать себя всего.
Сегодня сердце ее переполняла не только любовь к нему, но и восхищение. С ним будет трудно расстаться, а забыть просто невозможно. Он испортил ее для других: теперь никто и никогда для нее не сравнится с ним. Ей стало грустно думать об их неизбежном расставании, и она отстранила от себя эти мысли, чтобы жить сегодня, этим днем, насладиться этим временем, когда он с ней, а там будь, что будет.
— Проснись, ленивица, — прошептал он, целуя ее веки.
— Я проснулась, — сонно проговорила она.
Он обнял ее и стал целовать, пока она совсем не проснулась.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она.
— Что делаю? — он перестал и заглянул ей в глаза.
— Снова будишь во мне голод, когда я чувствовала себя такой сытой и удовлетворенной.
— Удовлетворенной, угу? — на его лице появилось выражение мужской гордости. — Ну, что ж, если я что-то начал, полагаю, ты ожидаешь, что я это закончу.
— Догадался, — она устроилась поудобнее в его руках.
Он вздохнул.
— Мужскую работу никогда всю не переделать.
— Ага, никогда, — она потянулась за подушкой, чтобы стукнуть его, но он жарко поцеловал ее. Ее рука замерла в воздухе и, поменяв цель, обвилась вокруг него.
Была уже середина утра, когда он, наконец, затащил ее в душ. Его любовь привела ее в ленивое и сонное состояние.
— Торопись, женщина, — ласково понукал он ее, — нам еще с тобой ехать.
— Что?
Он направил душ ей на голову, намылил руки и стал пальцами растирать ей спину.
— О-ох, — благодарно застонала она. — Я даю тебе десять минут на это, а потом прекрати.
Он рассмеялся.
— Ладно, но потом ты наденешь джинсы и отправишься в машину.
— Зачем?
— Потому что мы схватим что-нибудь на завтрак и поедем в горы, так что возьми с собой фотоаппарат.
Она повернула к нему лицо.
— Я могу поучаствовать в этих планах?
Его руки начали размыливать пену круговыми движениями по плечам, вниз по спине…
— Участвовать? — спрашивал он, а руки двигались ниже и ниже. — Конечно, можешь. Что ты хочешь предложить?
Она закрыла глаза и глотнула, пытаясь справиться с желаниями, которые он снова вызывал из глубины ее тела.
— Не помню.
— Ну, что мне с тобой делать?
Она пожала плечами.
— Ты что-нибудь придумаешь. Я уверена.
Спустя час они уже вышли из дома на свежий бодрящий воздух раннего ноябрьского утра. Забравшись в машину, они проехали несколько кварталов до ресторана. После завтрака у стойки Тейлор повез их в горы. Анни поставила камеру на пол между ногами и, откинувшись, наслаждалась видами природы. Спустя некоторое время они свернули на частную дорогу и поехали по ней через лес, полный елей, сосен, осин и лиственниц, где землю покрывал ковер опавших листьев и иголок.
Когда они подъехали к деревянной хижине, с большим крытым крыльцом, Тейлор притормозил машину. С крыльца открывался потрясающий вид на горы. Тейлор полез под панель, нажал кнопку дистанционного управления, и дверь гаража распахнулась. Он завел туда машину и опустил дверь.
— Подожди, пока я зажгу свет, — он вылез из машины и включил свет, после чего подошел к ее дверце.
С нескрываемой гордостью он повел ее на верх и внутрь.
— Вот мы и дома.
Она медленно поворачивалась, обходя большую комнату, выглядывая в высокие окна на горные виды, рассматривая громадный каменный очаг, занимавший всю стену.
— Мне очень нравится, — сказала она, направляясь к длинной полке над очагом. Губы ее тронула улыбка, когда она заметила там игрушку — дровосека, которую он вырезал, когда приводил к ней в лавку Брайана. Она тихонько толкнула игрушку, и маленький лесоруб. закачался вверх и вниз на полке.
— Сейчас вернусь, — сказал он, направляясь к двери. — Надо разгрузить машину.
Она рассеянно кивнула и подошла к краю полки, чтобы посмотреть на несколько фотографий в рамках. На них она увидела совсем молодого Тейлора, стоящего рядом с более старым мужчиной около наполовину разобранной машины. Этот человек так был похож на Тейлора, что, наверняка, был его отцом. Они были еще на одной фотографии вместе с женщиной, стоящей на крыльце белого бунгало. За ними на двери висела рождественская гирлянда из сосновых веток с шишками.
Они стояли рука об руку и улыбки их были схожи. На лицах всех троих был свет единства тесной хорошей семьи. На женщине был скромный халат, на мужчине темно-синий рабочий комбинезон, а молодой Тейлор был одет в джинсы и клетчатую рубашку. Все они выглядели счастливыми, но что-то не сходилось.
Это не было поместье, дом с колоннами, где, как она считала, он вырос. Дом на фотографии мог находиться во многих местах, в том числе и рядом с Колорадо Спрингс, но она была уверена, что это не был богатый район. И поле для гольфа тоже там не просматривалось.
Она мельком увидела Тейлора, который нес на кухню сумку с провизией. А минуту спустя он подошел к очагу, держа под мышкой большую картонную коробку.
— Что это такое? — спросила она.
— Сейчас увидишь.
Он замолчал, чтобы разжечь бумагу и растопку, которые уже лежали под поленьями на решетке. Когда огонь затрещал, он снова повернулся к картонной коробке, заботливо раскрыл и распаковал ее.
Анни просто рот раскрыла, когда оттуда появилась пара резных диких уток.
— Откуда они у тебя? Я думала, что их выиграл на аукционе старый джентльмен, мистер Мартин.
Он улыбнулся и поставил их на полку над очагом.
— Он и выиграл.
— А как же тогда они оказались у тебя?
— Я сделал ему предложение…
— …от которого он не мог отказаться, — закончила она фразу.
— По правде говоря, нет. Мистер Мартин очень добрый человек и довольно сентиментальный. Когда я объяснил ему, что эти утки имеют для меня особое значение, он предложил отдать их мне по той цене, которую заплатил на аукционе.
Она в смятении заморгала.
— Ты мог бы купить другую пару в нашей лавке и дешевле.
— Это было бы не то же самое. Эти резные фигурки всегда будут напоминать мне о том дне, когда ты пожертвовала их на аукцион… о тебе.
Она нежно улыбнулась.
— Ты сентиментальный.
— Виноват, виноват, — он поднял руки вверх. — Во всяком случае мистер Мартин приедет к тебе на следующей неделе купить другую пару приманок. Он, действительно, восхищается твоей работой. Кстати, ею восхищаются многие. Я не удивлюсь, что следующая неделя в лавке будет очень деловой.
— И ты, конечно, к этому не имеешь никакого отношения, — она лукаво улыбнулась ему.
— Как я уже говорил, аукцион дал твоей работе рекламу. А ты сама придаешь своей работе ее высокое качество.
— Ты никогда раньше так не говорил, — она шагнула к нему.
— Не говорил? — он заключил ее в объятия.
— Не насчет качества.
— Я всегда говорил, Анни, что ты женщина высшего сорта, но мне кажется, что во мне есть что-то такое, из-за чего ты во мне не уверена.
— Поправка, в тебе еще есть что-то такое, чего я не знаю.
Он какое-то время внимательно смотрел на нее.
— Ты до сих пор считаешь меня испорченным плей-боем, ищущим развлечений?
Она покачала головой.
— Это было несправедливо. Так ведь?
Он пожал плечами.
— Полагаю, что ты думала по принципу «одного поля ягодка».
— Все равно несправедливо. Не каждый выбирает себе друзей точно таких же, как он, — это она поняла за последние недели. — Я поспешно судила о тебе, Тейлор, и прошу за это прощения. Наверное, это больше говорит о моей неуверенности в себе, чем о чем-то еще.
— Признаться в таком сможет не каждый, — он поцеловал ее в кончик носа. — Извинение принято, — он поцеловал ее в губы. — Между прочим, извинения всегда вызывают у меня голод. Могу ли я заинтересовать вас стаканом вина, экскурсией по дому и «Цыпленком Малоун»?
— А кто будет готовить? — спросила она.
— Мы.
— Снова нарываешься на неприятности, да?
— Нет, если только это будет зависеть от меня.
— Тогда согласна.
Он повел ее на кухню, где откупорил бутылку охлажденного «Пьепорте» и наполнил два стакана. Анни последовала за ним в экскурсию по дому (он провел ее повсюду) и, вернувшись к очагу, она сказала:
— Мне нравится планировка, и вид из каждой комнаты великолепный.
— Я сам чертил планы и следил за строительством. В городе я сохраняю квартиру, но мой дом здесь.
Она показала на фотографию Тейлора около полуразобранной машины.
— Наверное, ты всегда любил автомобили.
— Да, всегда. Мы с отцом находили где-нибудь старый автомобиль 1914 года и по выходным дням восстанавливали его, а потом доходно продавали. Все хотели «Порше», а эта модель была очень доступной и доставляла много радости. Вот та, что на снимке, когда мы ее нашли, была просто грудой металлолома, — он слегка улыбнулся. — Переключать скорости у нее было все равно, как двигать ложкой в пюре, но мы привели ее в порядок и продали.
— Так что ты не был рожден в семье, владевшей агентством по продаже роскошных автомобилей?
Он покачал головой.
— Когда я был еще в университете, я получил в наследство скромную сумму по страховке и по окончании учебы организовал мастерскую подержанных машин. Одно к одному и через несколько лет оказалось, что я могу купить себе агентство. Так что, нет, я не родился с серебряной ложкой во рту, если ты так думала.
Она так думала раньше, но говорить об этом не стала. Это было так очевидно. Она потянулась за другим фото на полке, тем, где были сняты трое.
— Это твоя семья?
Он кивнул, лицо его помрачнело.
— Это была моя семья.
— О, — она стала серьезной. — Извини, Тейлор.
Он покачал головой, глядя на фотоснимок.
— Это случилось давно… когда я был еще в колледже в Боулдере. Каждую осень мои родители любили ездить в хижину моего дяди на Лесистых Холмах. Однажды они возвращались после выходных, когда налетела ранняя метель, — черты его лица заострились от горечи. — Им надо было остановиться у обочины и там переночевать, но отец не мог подумать о том, что пропустит день работы на фабрике. В отчете о происшествии сказано, что его занесло на встречную полосу и он попал под колеса тяжелого грузовика, — Тейлор глотнул и посмотрел в сторону, — по крайней мере, это было быстро. Мне сказали, что они не мучились.
Ее ладонь легла на его руку.
— Ты не должен винить себя за то, что случилось. Это был несчастный случай.
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Ты очень проницательна. Но подумай, Анни, если бы я на эти выходные приехал домой, их вез бы я, и я бы настоял, чтобы мы в тот день остановились, а не ехали дальше.
Она покачала головой и пожала плечами.
— Кто знает? Может быть, ничего не изменилось бы. Ты же не знаешь, о чем в тот день думал твой отец. Ты только думаешь, что знаешь причины, по которым он поступал так или иначе. И ты не должен себя винить. Они бы этого не хотели.
— Нет… они не хотели бы, — он коснулся ее лица и вид у него стал задумчивым. — Наверное, надо научиться прощать.
Она кивнула.
— А ты научилась, это делать, Анни? — он ласково гладил ее большим пальцем по подбородку туда-сюда.
— Что именно? — она посмотрела настороженно.
— Научилась прощать… своего отца… себя?
Она отвела глаза и глубоко вздохнула.
— Нет. Не могу сказать, что научилась.
— Ладно. Когда научишься, скажешь мне.
Она могла только кивнуть и надеяться, что он будет терпелив с ней.
Глава 11
Сейчас решала она. После того, как он столько ждал этого, он был более, чем удивлен, что это происходит. Неделями он надеялся, что она почувствует к нему приязнь, забудет образ сладкого говоруна, который, казалось, навсегда стоял у нее перед глазами, и узнает его, научится видеть его, любить его, как он стал любить ее.
Столько раз ему хотелось поторопить события, увлечь ее своими чувствами, но он заставлял себя быть терпеливым. Он давным-давно понял, что решать должна она сама или потом она будет сожалеть обо всем. А меньше всего хотел он увидеть на другое утро в ее глазах сожаление и раскаяние.
Медленно поднявшись на ноги, она взяла его за руку и, не говоря ни слова, повела к двери в спальню. Она толкнула дверь, и та распахнулась. Лунный свет лился сквозь кружевные занавески, освещая белое покрывало на старинной кровати с четырьмя стойками.
Когда они уже были в дверях, она посмотрела, на него. Это ведь была скромная комнатка с простыми вещами. Здесь не было ни матрацев в виде сердца, ни шелковых простыней, ни джакуцци, ни зажженных свечей — ничего из того, что он, наверняка, испытывал раньше. Как может то, что предлагает она, сравниться с романтическими приключениями, которые нравятся высшему обществу, судя по описаниям в газетах?
— Здесь нет ничего особенного, — сказала она.
— Неважно, ГДЕ.
— Важно ведь с КЕМ, правда? — она постаралась успокоиться этими словами. Несмотря на все ее чувства к нему, ей не хотелось стать просто очередной зарубкой на спинке кровати, еще одной строчкой, еще одним именем в его черной записной книжечке.
— Да, — внезапно охрипшим голосом согласился он, — важно с КЕМ и КОГДА…
Именно тогда она поняла, насколько сдержанным он был всегда во многих ситуациях… даже в постели для новобрачных.
— «Когда» было неизбежным, — прошептала она, — но «почему» тоже имеет значение.
— Почему? — повторил он, глядя ей в глаза, — Потому что, так суждено.
Ей было достаточно взгляда, полного любви. Она отдалась желанию, которое так долго сдерживала, и обвила руками его тело. Погрузив пальцы в его густые волосы, она решила осуществить все свои фантазии. Сегодня она не будет сдерживаться.
Он позволил себе тоже следовать своим инстинктам и сделать то, что хотел еще в ту первую ночь, когда был у нее в гостях: подхватив ее на руки, он понес ее в постель.
Теперь он не будет торопиться, он будет ее баловать. Он позаботится, чтобы она поняла, что она для него существо особое, не такая, как все. Он по одной снял с нее туфли, затем скользнул пальцами по лодыжкам и погладил ее стройные икры. Помассировал под коленями. Потом его руки задержались у края юбки, и он посмотрел ей в глаза. Она лежала, распростершись на кровати, по подушке раскинулись ее чудные волосы, облаком окаймлявшие лицо.
Его длинные пальцы исчезли у нее под платьем, и он смотрел, как приподнялись уголки ее губ, когда он стал гладить ее бедра. Он отстегнул один чулок и медленно стащил его с ноги, причем пальцы его ласкали гладкую шелковистую кожу. Он отбросил этот чулок и потянулся за вторым.
Когда он сел около нее на постель, она тоже села и стала целовать его. Ласковыми легкими, как крылья бабочки, поцелуями он покрывал ее тело и плечи, спуская с них бретельки ее платья. Его пальцы нащупали сбоку молнию и открыли ее. Платье волнами упало ей на колени. Она откинулась назад и снова легла, а он стянул платье с ее бедер и дальше с ног.
Он любовался ею в лунном свете, одетой только в черное кружевное белье, которое она выбирала, думая о нем. «О, Анни», — проговорил он голосом, охрипшим от удовольствия видеть ее такой.
Она снова села, чтобы видеть его лицо.
— Теперь моя очередь, — сказала она и перегнулась с края кровати, чтобы снять с него ботинки и носки. Закусив нижнюю губу, она скользнула пальцами ему под расстегнутую рубашку и буквально сорвала ее с его плеч. Ее пальцы слегка дрожали, когда она расстегивала пряжку у него на поясе. Она расцепила крючок и, глубоко вздохнув, опустила молнию.
Он отшвырнул рубашку в сторону и, поднявшись на ноги, стал около постели. В ушах его застучало, когда она, просунув под резинку большие пальцы, стащила вниз его брюки и трусы. Она услышала его тихий стон, когда ее руки нашли его и стали интимно гладить. И снова она подивилась глубине той выдержки, которую он проявлял, давая ей право определять темп их отношений.
Она стала на колени, лаская его своими чуткими пальцами. Он взял двумя ладонями ее лицо, как чашу, и жадно прильнул губами к ее рту. Их поцелуи становились все глубже, и одновременно он снимал последние кружевные пустяки с ее тела и гладил места, которые они прикрывали, дразнил ее, заставлял хотеть себя еще больше, наполняя каждую частицу ее тела раскаленным добела желанием обладания, которое доставляемое им ей удовольствие только распаляло.
Повторяя ее имя, он улегся рядом с ней на кровать, где снова поклонялся ее телу своими губами и руками, показывая ей, что у него на сердце. Ноги их переплелись, и он перекатился, чтобы нависнуть над ней. У нее потемнели глаза, и она потянулась к нему. Целуя его в губы, она направила его в себя. И начался бессмертный ритм, который утишал их огонь, одновременно распаляя его.
Они достигли одной вершины, потом другой, пока не стало казаться, что больше наслаждение усилиться не может. И в этот момент что-то расцвело в них и понесло через край.
Позже она лежала в его объятиях, ее тело было нежным и слабым от удовлетворения, а сердце переполнено сладким покоем. Никогда она не предполагала, что он будет таким нежным любовником, что он будет так ее лелеять своими руками, телом и ласковыми словами, которые снова и снова доводили ее до экстаза.
Когда она впервые с ним повстречалась, она решила, что, как и большинство плейбоев, он интересуется только своими нуждами. Но по мере того, как она узнавала его получше, понимала, что он человек не себялюбивый, хотя только за последний час поняла, насколько он способен отдать себя всего.
Сегодня сердце ее переполняла не только любовь к нему, но и восхищение. С ним будет трудно расстаться, а забыть просто невозможно. Он испортил ее для других: теперь никто и никогда для нее не сравнится с ним. Ей стало грустно думать об их неизбежном расставании, и она отстранила от себя эти мысли, чтобы жить сегодня, этим днем, насладиться этим временем, когда он с ней, а там будь, что будет.
— Проснись, ленивица, — прошептал он, целуя ее веки.
— Я проснулась, — сонно проговорила она.
Он обнял ее и стал целовать, пока она совсем не проснулась.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она.
— Что делаю? — он перестал и заглянул ей в глаза.
— Снова будишь во мне голод, когда я чувствовала себя такой сытой и удовлетворенной.
— Удовлетворенной, угу? — на его лице появилось выражение мужской гордости. — Ну, что ж, если я что-то начал, полагаю, ты ожидаешь, что я это закончу.
— Догадался, — она устроилась поудобнее в его руках.
Он вздохнул.
— Мужскую работу никогда всю не переделать.
— Ага, никогда, — она потянулась за подушкой, чтобы стукнуть его, но он жарко поцеловал ее. Ее рука замерла в воздухе и, поменяв цель, обвилась вокруг него.
Была уже середина утра, когда он, наконец, затащил ее в душ. Его любовь привела ее в ленивое и сонное состояние.
— Торопись, женщина, — ласково понукал он ее, — нам еще с тобой ехать.
— Что?
Он направил душ ей на голову, намылил руки и стал пальцами растирать ей спину.
— О-ох, — благодарно застонала она. — Я даю тебе десять минут на это, а потом прекрати.
Он рассмеялся.
— Ладно, но потом ты наденешь джинсы и отправишься в машину.
— Зачем?
— Потому что мы схватим что-нибудь на завтрак и поедем в горы, так что возьми с собой фотоаппарат.
Она повернула к нему лицо.
— Я могу поучаствовать в этих планах?
Его руки начали размыливать пену круговыми движениями по плечам, вниз по спине…
— Участвовать? — спрашивал он, а руки двигались ниже и ниже. — Конечно, можешь. Что ты хочешь предложить?
Она закрыла глаза и глотнула, пытаясь справиться с желаниями, которые он снова вызывал из глубины ее тела.
— Не помню.
— Ну, что мне с тобой делать?
Она пожала плечами.
— Ты что-нибудь придумаешь. Я уверена.
Спустя час они уже вышли из дома на свежий бодрящий воздух раннего ноябрьского утра. Забравшись в машину, они проехали несколько кварталов до ресторана. После завтрака у стойки Тейлор повез их в горы. Анни поставила камеру на пол между ногами и, откинувшись, наслаждалась видами природы. Спустя некоторое время они свернули на частную дорогу и поехали по ней через лес, полный елей, сосен, осин и лиственниц, где землю покрывал ковер опавших листьев и иголок.
Когда они подъехали к деревянной хижине, с большим крытым крыльцом, Тейлор притормозил машину. С крыльца открывался потрясающий вид на горы. Тейлор полез под панель, нажал кнопку дистанционного управления, и дверь гаража распахнулась. Он завел туда машину и опустил дверь.
— Подожди, пока я зажгу свет, — он вылез из машины и включил свет, после чего подошел к ее дверце.
С нескрываемой гордостью он повел ее на верх и внутрь.
— Вот мы и дома.
Она медленно поворачивалась, обходя большую комнату, выглядывая в высокие окна на горные виды, рассматривая громадный каменный очаг, занимавший всю стену.
— Мне очень нравится, — сказала она, направляясь к длинной полке над очагом. Губы ее тронула улыбка, когда она заметила там игрушку — дровосека, которую он вырезал, когда приводил к ней в лавку Брайана. Она тихонько толкнула игрушку, и маленький лесоруб. закачался вверх и вниз на полке.
— Сейчас вернусь, — сказал он, направляясь к двери. — Надо разгрузить машину.
Она рассеянно кивнула и подошла к краю полки, чтобы посмотреть на несколько фотографий в рамках. На них она увидела совсем молодого Тейлора, стоящего рядом с более старым мужчиной около наполовину разобранной машины. Этот человек так был похож на Тейлора, что, наверняка, был его отцом. Они были еще на одной фотографии вместе с женщиной, стоящей на крыльце белого бунгало. За ними на двери висела рождественская гирлянда из сосновых веток с шишками.
Они стояли рука об руку и улыбки их были схожи. На лицах всех троих был свет единства тесной хорошей семьи. На женщине был скромный халат, на мужчине темно-синий рабочий комбинезон, а молодой Тейлор был одет в джинсы и клетчатую рубашку. Все они выглядели счастливыми, но что-то не сходилось.
Это не было поместье, дом с колоннами, где, как она считала, он вырос. Дом на фотографии мог находиться во многих местах, в том числе и рядом с Колорадо Спрингс, но она была уверена, что это не был богатый район. И поле для гольфа тоже там не просматривалось.
Она мельком увидела Тейлора, который нес на кухню сумку с провизией. А минуту спустя он подошел к очагу, держа под мышкой большую картонную коробку.
— Что это такое? — спросила она.
— Сейчас увидишь.
Он замолчал, чтобы разжечь бумагу и растопку, которые уже лежали под поленьями на решетке. Когда огонь затрещал, он снова повернулся к картонной коробке, заботливо раскрыл и распаковал ее.
Анни просто рот раскрыла, когда оттуда появилась пара резных диких уток.
— Откуда они у тебя? Я думала, что их выиграл на аукционе старый джентльмен, мистер Мартин.
Он улыбнулся и поставил их на полку над очагом.
— Он и выиграл.
— А как же тогда они оказались у тебя?
— Я сделал ему предложение…
— …от которого он не мог отказаться, — закончила она фразу.
— По правде говоря, нет. Мистер Мартин очень добрый человек и довольно сентиментальный. Когда я объяснил ему, что эти утки имеют для меня особое значение, он предложил отдать их мне по той цене, которую заплатил на аукционе.
Она в смятении заморгала.
— Ты мог бы купить другую пару в нашей лавке и дешевле.
— Это было бы не то же самое. Эти резные фигурки всегда будут напоминать мне о том дне, когда ты пожертвовала их на аукцион… о тебе.
Она нежно улыбнулась.
— Ты сентиментальный.
— Виноват, виноват, — он поднял руки вверх. — Во всяком случае мистер Мартин приедет к тебе на следующей неделе купить другую пару приманок. Он, действительно, восхищается твоей работой. Кстати, ею восхищаются многие. Я не удивлюсь, что следующая неделя в лавке будет очень деловой.
— И ты, конечно, к этому не имеешь никакого отношения, — она лукаво улыбнулась ему.
— Как я уже говорил, аукцион дал твоей работе рекламу. А ты сама придаешь своей работе ее высокое качество.
— Ты никогда раньше так не говорил, — она шагнула к нему.
— Не говорил? — он заключил ее в объятия.
— Не насчет качества.
— Я всегда говорил, Анни, что ты женщина высшего сорта, но мне кажется, что во мне есть что-то такое, из-за чего ты во мне не уверена.
— Поправка, в тебе еще есть что-то такое, чего я не знаю.
Он какое-то время внимательно смотрел на нее.
— Ты до сих пор считаешь меня испорченным плей-боем, ищущим развлечений?
Она покачала головой.
— Это было несправедливо. Так ведь?
Он пожал плечами.
— Полагаю, что ты думала по принципу «одного поля ягодка».
— Все равно несправедливо. Не каждый выбирает себе друзей точно таких же, как он, — это она поняла за последние недели. — Я поспешно судила о тебе, Тейлор, и прошу за это прощения. Наверное, это больше говорит о моей неуверенности в себе, чем о чем-то еще.
— Признаться в таком сможет не каждый, — он поцеловал ее в кончик носа. — Извинение принято, — он поцеловал ее в губы. — Между прочим, извинения всегда вызывают у меня голод. Могу ли я заинтересовать вас стаканом вина, экскурсией по дому и «Цыпленком Малоун»?
— А кто будет готовить? — спросила она.
— Мы.
— Снова нарываешься на неприятности, да?
— Нет, если только это будет зависеть от меня.
— Тогда согласна.
Он повел ее на кухню, где откупорил бутылку охлажденного «Пьепорте» и наполнил два стакана. Анни последовала за ним в экскурсию по дому (он провел ее повсюду) и, вернувшись к очагу, она сказала:
— Мне нравится планировка, и вид из каждой комнаты великолепный.
— Я сам чертил планы и следил за строительством. В городе я сохраняю квартиру, но мой дом здесь.
Она показала на фотографию Тейлора около полуразобранной машины.
— Наверное, ты всегда любил автомобили.
— Да, всегда. Мы с отцом находили где-нибудь старый автомобиль 1914 года и по выходным дням восстанавливали его, а потом доходно продавали. Все хотели «Порше», а эта модель была очень доступной и доставляла много радости. Вот та, что на снимке, когда мы ее нашли, была просто грудой металлолома, — он слегка улыбнулся. — Переключать скорости у нее было все равно, как двигать ложкой в пюре, но мы привели ее в порядок и продали.
— Так что ты не был рожден в семье, владевшей агентством по продаже роскошных автомобилей?
Он покачал головой.
— Когда я был еще в университете, я получил в наследство скромную сумму по страховке и по окончании учебы организовал мастерскую подержанных машин. Одно к одному и через несколько лет оказалось, что я могу купить себе агентство. Так что, нет, я не родился с серебряной ложкой во рту, если ты так думала.
Она так думала раньше, но говорить об этом не стала. Это было так очевидно. Она потянулась за другим фото на полке, тем, где были сняты трое.
— Это твоя семья?
Он кивнул, лицо его помрачнело.
— Это была моя семья.
— О, — она стала серьезной. — Извини, Тейлор.
Он покачал головой, глядя на фотоснимок.
— Это случилось давно… когда я был еще в колледже в Боулдере. Каждую осень мои родители любили ездить в хижину моего дяди на Лесистых Холмах. Однажды они возвращались после выходных, когда налетела ранняя метель, — черты его лица заострились от горечи. — Им надо было остановиться у обочины и там переночевать, но отец не мог подумать о том, что пропустит день работы на фабрике. В отчете о происшествии сказано, что его занесло на встречную полосу и он попал под колеса тяжелого грузовика, — Тейлор глотнул и посмотрел в сторону, — по крайней мере, это было быстро. Мне сказали, что они не мучились.
Ее ладонь легла на его руку.
— Ты не должен винить себя за то, что случилось. Это был несчастный случай.
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Ты очень проницательна. Но подумай, Анни, если бы я на эти выходные приехал домой, их вез бы я, и я бы настоял, чтобы мы в тот день остановились, а не ехали дальше.
Она покачала головой и пожала плечами.
— Кто знает? Может быть, ничего не изменилось бы. Ты же не знаешь, о чем в тот день думал твой отец. Ты только думаешь, что знаешь причины, по которым он поступал так или иначе. И ты не должен себя винить. Они бы этого не хотели.
— Нет… они не хотели бы, — он коснулся ее лица и вид у него стал задумчивым. — Наверное, надо научиться прощать.
Она кивнула.
— А ты научилась, это делать, Анни? — он ласково гладил ее большим пальцем по подбородку туда-сюда.
— Что именно? — она посмотрела настороженно.
— Научилась прощать… своего отца… себя?
Она отвела глаза и глубоко вздохнула.
— Нет. Не могу сказать, что научилась.
— Ладно. Когда научишься, скажешь мне.
Она могла только кивнуть и надеяться, что он будет терпелив с ней.
Глава 11
На следующее утро Анни закрыла дверь в свою квартиру и вышла на солнечное открытое крыльцо. Поеживаясь на утреннем осеннем холодке, она смотрела на далекие горы и вспоминала пронзительное удовольствие днем раньше стоять рядом с Тейлором на пороге его дома.
Они смотрели вниз на темную синеву озера, питаемого ледником, когда внезапно налетевший ветер взбил его зеркальную гладь белыми барашками маленького моря.
Она думала о Тейлоре Мак Куэйде, его силе, и его нежности, и понимала, что все эти дни мысли ее были заняты только им. Но ей еще надо было заниматься своей лавкой. «Пора идти туда», — подумала она, спускаясь по ступенькам к задней двери лавки.
— Привет, незнакомка, — покричал, завидев ее, Бэр.
— Подожди, я помогу тебе, — она прыгнула через две последние ступеньки, чтобы придержать ему дверь, когда он заносил в помещение ящик с образцами дерева, оставленными для него.
Он буркнул что-то, ставя свою объемистую ношу на рабочий стол. Схватив кривой нож, он разрезал стягивающую пакет ленту.
— Что-то я почти не видел тебя последнее время, — он мельком глянул на нее, продолжая раскрывать свою посылку, и заметил блестящие глаза и румянец на щеках. — Хорошо провела выходные?
— Замечательно, — ее улыбка просто лучилась теплом. — А ты?
— Тоже. Вчера днем на несколько часов открывал магазин. И дело шло неплохо. Очень много людей, которые были на тихом аукционе, говорили о тебе всякие хорошие слова.
— Я хорошо провела время. А дикие утки, которых мы пожертвовали, принесли серьезные деньги.
— Слышал. Хорошая реклама. Привлекла много новых покупателей из тех, кому есть, что тратить. А как поживает этот малыш Брайан?
— Я его с тех пор не видела, но еду с ними в верховой поход в следующую субботу.
— Что ж, теперь я могу спросить о большом парне… как его там, Тейлоре.
— Прекрасно, — она нашла себе работу, помогая ему выгружать образцы дерева и раскладывая их по столу.
— Вы с ним теперь все время будете вместе? — спрашивал он, как бы между прочим, но глаза смотрели остро, и ее ответа он ждал напряженно.
Она пожала плечами.
— Трудно сказать… Может быть.
Он улыбнулся ей с таким видом, который говорил, что он знает ее лучше, чем она сама себя.
— Что ж, пора, пора.
Она подняла руки, чтобы он не торопил ее.
— Ладно, ладно. Я вижусь с ним… сейчас. Может быть, я на пороге большого разочарования.
— С таким настроением в клуб оптимистов тебя не пустят, — в его темных глазах появилась поддразнивающая смешинка.
— Ты должен это знать, — она покачала головой, — ты же неизлечимый Оптимист десятилетия.
— Ну, ведь как говорят: «не рискнешь — не выиграешь», — он широко улыбнулся ей.
— Конечно. Напомни мне об этом после того, как я разобьюсь и сгорю. Ладно? — она отставила ящик в сторону.
Его взгляд смягчился.
— Право, Анни, пора тебе начинать жить, пора рисковать, хоть немножко. Ты слишком молода, чтобы быть такой осторожной и подчиняться условностям. Впусти в свою жизнь хотя бы немного волнений.
— Я свою долю волнений получаю, спасибо.
— Неужели? — в его глазах загорелся плотоядный иск. — Хм-м, а поподробнее?
— Остынь. Я не описываю в деталях.
Он почесал в бороде и недоуменно поинтересовался:
— Что ж, прости, что я такой тупой, но мне непонятно.
— Что именно?
— Если тебе действительно нравится этот парень, откуда все эти мрачные предсказания, что все плохо кончится?
Она пожала плечами и, не глядя ему в глаза ответила:
— Думаю, что из-за того, к какому типу людей он относится, — она перестала суетиться и ударила ладонями по столу. — Ладно, пусть он неиспорченный, не ребеночек, которому все приготовили на серебряной тарелочке, каким я его считала, но все равно он такой красивый и обаятельный…
— Ну и что? Разве не этого хочет каждая женщина?
— В этом все дело. Я спрашиваю тебя, как такой парень может осесть с одной женщиной? Он всю свою жизнь будет притягивать женщин… масса соблазна, как я говорю.
Глаза ее затуманились сомнением, и по лицу пробежала болезненная гримаса.
Бэр затряс головой.
— Сестричка, у тебя все в голове перепуталось.
— Я просто боюсь, что…
— Страхи становятся меньше, когда о них говоришь вслух, — Бэр шутливо поднял брови.
— Хорошо, когда такой красивый, обаятельный и богатый мужчина, как Тейлор…
— Так, так… — понукал ее Бэр.
— Что сохранит его от того, чтобы стать таким, как наш отец? Человеком, который не мог оставаться с одной женщиной, человеком, влюбленным в стиль жизни плейбоев?..
Бэр покачал головой.
— Ты, сестричка, все перечисляешь поверхностные вещи. Наш отец и Тейлор Мак Куэйд скроены не из одного куска материи.
— Как можешь ты быть так уверен? — она замолчала, глядя на него.
Он поднял два деревянных бруска.
— Возьми, к примеру, эти два образца. Они выглядят похожими, не правда ли? Одинаковый цвет, текстура, форма.
Она кивнула.
— Но на этом сходство кончается, — он перевернул бруски другой стороной, внимательно изучая их, и подал один из них ей. — Посмотри на маленький узел на верхнем конце.
Она нашла его и потерла пальцами.
— Слабина в строении. Почти наверняка при нагрузке расколется в этом месте. А теперь проверь этот, — и он передал ей другой образец.
Она повертела его в руках, погладила ладонью, критически осмотрела со всех сторон, потом вопросительно подняла глаза на Бэра.
— Хороший материал, — ответил он, — выстоит под нагрузкой и будет работать долго.
Она положила деревяшку на стол.
— Что ты хочешь этим доказать?
— Не смешивай всех людей в одну кучу, как ты это любишь, — он покачал головой. — Все люди разные и их маленькие отличия делают их совершенно различными.
— Но как можешь ты быть уверен, что выбрал правильно? — ее рука опустилась на безупречный брусок.
— Так же, как выбираю дерево. Опытным путем. Этого ничто не заменит.
Она криво усмехнулась в ответ.
— Опытный путь может быть очень болезненным и, кто знает, может быть даже смертельным.
— Если уж дойдет до самого плохого, ты выживешь. Ты ведь пережила такое трудное детство, ведь так?
Она снова кивнула.
— Мы оба пережили.
— Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, что это и есть часть нашей проблемы, — он пожал плечами. — Я знаю, знаю, что ты моего мнения не спрашиваешь. Но, милая моя, пора тебе перестать сравнивать с нашим отцом каждого красивого парня с хорошо подвешенным языком. Признайся, наш отец был непутевым, ветреным. Это и была его роковая слабость. Не каждый красивый и обаятельный парень станет таким, как он, — он заулыбался и подмигнул ей. — Возьми, к примеру, меня.
Она засмеялась.
— Поняла, поняла, — обойдя стол, она обхватила руками его руку. — Я так надеюсь, что ты прав, большой брат, действительно надеюсь.
Спустя мгновение она подняла голову и насмешливо поглядела на него.
— Ты всегда помогаешь мне прийти в себя.
Он обнял ее.
— Рад это слышать.
— Не так уж я обижена на отца. Может быть, и правда его слабости, как ты говоришь, были присущи его натуре, — она посмотрела на брусок со слабинкой, — может быть, дело было в том, что он не мог измениться, даже если и хотел… он был просто слабым, — ей пришло в голову, что слово «слабый» никак не применимо к Тейлору Мак Куэйду.
— Думаю, что теперь ты правильно разобралась в этом, — он обнял сестру. — Отец был человеком слабым и приверженным ко многому, о чем мы может никогда и не узнаем.
Ее глаза налились слезами.
— Может, пришла пора мне простить и забыть все, что с ним связано.
Они смотрели вниз на темную синеву озера, питаемого ледником, когда внезапно налетевший ветер взбил его зеркальную гладь белыми барашками маленького моря.
Она думала о Тейлоре Мак Куэйде, его силе, и его нежности, и понимала, что все эти дни мысли ее были заняты только им. Но ей еще надо было заниматься своей лавкой. «Пора идти туда», — подумала она, спускаясь по ступенькам к задней двери лавки.
— Привет, незнакомка, — покричал, завидев ее, Бэр.
— Подожди, я помогу тебе, — она прыгнула через две последние ступеньки, чтобы придержать ему дверь, когда он заносил в помещение ящик с образцами дерева, оставленными для него.
Он буркнул что-то, ставя свою объемистую ношу на рабочий стол. Схватив кривой нож, он разрезал стягивающую пакет ленту.
— Что-то я почти не видел тебя последнее время, — он мельком глянул на нее, продолжая раскрывать свою посылку, и заметил блестящие глаза и румянец на щеках. — Хорошо провела выходные?
— Замечательно, — ее улыбка просто лучилась теплом. — А ты?
— Тоже. Вчера днем на несколько часов открывал магазин. И дело шло неплохо. Очень много людей, которые были на тихом аукционе, говорили о тебе всякие хорошие слова.
— Я хорошо провела время. А дикие утки, которых мы пожертвовали, принесли серьезные деньги.
— Слышал. Хорошая реклама. Привлекла много новых покупателей из тех, кому есть, что тратить. А как поживает этот малыш Брайан?
— Я его с тех пор не видела, но еду с ними в верховой поход в следующую субботу.
— Что ж, теперь я могу спросить о большом парне… как его там, Тейлоре.
— Прекрасно, — она нашла себе работу, помогая ему выгружать образцы дерева и раскладывая их по столу.
— Вы с ним теперь все время будете вместе? — спрашивал он, как бы между прочим, но глаза смотрели остро, и ее ответа он ждал напряженно.
Она пожала плечами.
— Трудно сказать… Может быть.
Он улыбнулся ей с таким видом, который говорил, что он знает ее лучше, чем она сама себя.
— Что ж, пора, пора.
Она подняла руки, чтобы он не торопил ее.
— Ладно, ладно. Я вижусь с ним… сейчас. Может быть, я на пороге большого разочарования.
— С таким настроением в клуб оптимистов тебя не пустят, — в его темных глазах появилась поддразнивающая смешинка.
— Ты должен это знать, — она покачала головой, — ты же неизлечимый Оптимист десятилетия.
— Ну, ведь как говорят: «не рискнешь — не выиграешь», — он широко улыбнулся ей.
— Конечно. Напомни мне об этом после того, как я разобьюсь и сгорю. Ладно? — она отставила ящик в сторону.
Его взгляд смягчился.
— Право, Анни, пора тебе начинать жить, пора рисковать, хоть немножко. Ты слишком молода, чтобы быть такой осторожной и подчиняться условностям. Впусти в свою жизнь хотя бы немного волнений.
— Я свою долю волнений получаю, спасибо.
— Неужели? — в его глазах загорелся плотоядный иск. — Хм-м, а поподробнее?
— Остынь. Я не описываю в деталях.
Он почесал в бороде и недоуменно поинтересовался:
— Что ж, прости, что я такой тупой, но мне непонятно.
— Что именно?
— Если тебе действительно нравится этот парень, откуда все эти мрачные предсказания, что все плохо кончится?
Она пожала плечами и, не глядя ему в глаза ответила:
— Думаю, что из-за того, к какому типу людей он относится, — она перестала суетиться и ударила ладонями по столу. — Ладно, пусть он неиспорченный, не ребеночек, которому все приготовили на серебряной тарелочке, каким я его считала, но все равно он такой красивый и обаятельный…
— Ну и что? Разве не этого хочет каждая женщина?
— В этом все дело. Я спрашиваю тебя, как такой парень может осесть с одной женщиной? Он всю свою жизнь будет притягивать женщин… масса соблазна, как я говорю.
Глаза ее затуманились сомнением, и по лицу пробежала болезненная гримаса.
Бэр затряс головой.
— Сестричка, у тебя все в голове перепуталось.
— Я просто боюсь, что…
— Страхи становятся меньше, когда о них говоришь вслух, — Бэр шутливо поднял брови.
— Хорошо, когда такой красивый, обаятельный и богатый мужчина, как Тейлор…
— Так, так… — понукал ее Бэр.
— Что сохранит его от того, чтобы стать таким, как наш отец? Человеком, который не мог оставаться с одной женщиной, человеком, влюбленным в стиль жизни плейбоев?..
Бэр покачал головой.
— Ты, сестричка, все перечисляешь поверхностные вещи. Наш отец и Тейлор Мак Куэйд скроены не из одного куска материи.
— Как можешь ты быть так уверен? — она замолчала, глядя на него.
Он поднял два деревянных бруска.
— Возьми, к примеру, эти два образца. Они выглядят похожими, не правда ли? Одинаковый цвет, текстура, форма.
Она кивнула.
— Но на этом сходство кончается, — он перевернул бруски другой стороной, внимательно изучая их, и подал один из них ей. — Посмотри на маленький узел на верхнем конце.
Она нашла его и потерла пальцами.
— Слабина в строении. Почти наверняка при нагрузке расколется в этом месте. А теперь проверь этот, — и он передал ей другой образец.
Она повертела его в руках, погладила ладонью, критически осмотрела со всех сторон, потом вопросительно подняла глаза на Бэра.
— Хороший материал, — ответил он, — выстоит под нагрузкой и будет работать долго.
Она положила деревяшку на стол.
— Что ты хочешь этим доказать?
— Не смешивай всех людей в одну кучу, как ты это любишь, — он покачал головой. — Все люди разные и их маленькие отличия делают их совершенно различными.
— Но как можешь ты быть уверен, что выбрал правильно? — ее рука опустилась на безупречный брусок.
— Так же, как выбираю дерево. Опытным путем. Этого ничто не заменит.
Она криво усмехнулась в ответ.
— Опытный путь может быть очень болезненным и, кто знает, может быть даже смертельным.
— Если уж дойдет до самого плохого, ты выживешь. Ты ведь пережила такое трудное детство, ведь так?
Она снова кивнула.
— Мы оба пережили.
— Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, что это и есть часть нашей проблемы, — он пожал плечами. — Я знаю, знаю, что ты моего мнения не спрашиваешь. Но, милая моя, пора тебе перестать сравнивать с нашим отцом каждого красивого парня с хорошо подвешенным языком. Признайся, наш отец был непутевым, ветреным. Это и была его роковая слабость. Не каждый красивый и обаятельный парень станет таким, как он, — он заулыбался и подмигнул ей. — Возьми, к примеру, меня.
Она засмеялась.
— Поняла, поняла, — обойдя стол, она обхватила руками его руку. — Я так надеюсь, что ты прав, большой брат, действительно надеюсь.
Спустя мгновение она подняла голову и насмешливо поглядела на него.
— Ты всегда помогаешь мне прийти в себя.
Он обнял ее.
— Рад это слышать.
— Не так уж я обижена на отца. Может быть, и правда его слабости, как ты говоришь, были присущи его натуре, — она посмотрела на брусок со слабинкой, — может быть, дело было в том, что он не мог измениться, даже если и хотел… он был просто слабым, — ей пришло в голову, что слово «слабый» никак не применимо к Тейлору Мак Куэйду.
— Думаю, что теперь ты правильно разобралась в этом, — он обнял сестру. — Отец был человеком слабым и приверженным ко многому, о чем мы может никогда и не узнаем.
Ее глаза налились слезами.
— Может, пришла пора мне простить и забыть все, что с ним связано.