– Двадцать пять.
   – Поздновато начинать-то, – обронил юнец, и за это до сих пор Исаев себя ругает.
   Но подошедший к ним Николай Григорьевич Белов, первый из советских борцов чемпион Европы, обратил внимание на фигуру незнакомого парня.
   – Ну-ка, – говорит, – пойдем в зал.
   И вот тут, сказал бы я, начинается продолжение легенды. Недаром же повествуют об этом все очевидцы с искренним восторгом, и есть даже стихи о моменте, который его товарищи и коллеги считают историческим:
 
Я помню день,
Когда пришел Парфенов в зал.
Великий тренер Гордиенко
Ему сказал:
«Я знал, что должен ты сюда прийти.
Входи, добро пожаловать!
Теперь с тобой нам по пути».
 
   Это Ширшаков написал, Лев Андреевич, с которым, как и со многими другими товарищами Парфенова, познакомился я на соревнованиях памяти того великого тренера Гордиенко – на мемориале в честь столетия со дня его рождения осенью прошлого года. Проходили соревнования в спортивном комплексе «Трудовые резервы», и здесь, на последовавшем затем товарищеском вечере, я еще раз убедился, какое оно дружное и сплоченное, ветеранское борцовское братство, как дорожат они в большинстве своем памятью о славных страницах советского спорта.
   Итак, будущий великий борец, а пока просто рабочий подмосковной ткацкой фабрики предстал перед самым выдающимся советским тренером в этом виде спорта. Слово Виталию Белоглазову, с которым Парфенов потом и крепко дружил, и не раз боролся:
   – Андрей Антонович (речь о Гордиенко. – В. К.) попросил его сперва штангу поднять. Было на ней 85 килограммов, и Толя, – не как штангисты обычно – за гриф и на грудь, а затем уже выжимают или толкают, – он ее перед собой поднял на вытянутых руках. Все так и ахнули: вот это да! А когда он по просьбе Гордиенко разделся, изумились еще больше. Атлет! Фигура Геракла!
   Восторженные слова слышал я в связи с этим от разных людей – и, честно говоря, несколько удивлялся. Ведь все эти «разные» сами борцы, то есть люди редкостной силы, в полном смысле богатыри. И уж если так восхищаются силой и сложением своего товарища – значит действительно было чем восхититься.
   – Чудо-богатырь! – продолжает Виталий Александрович Белоглазов. – Одни мышцы, ни жиринки. Рост у него был 190, а вес около 120, и все – сплошные мускулы.
   О многом думал я, слушая все это. А больше всего, пожалуй, вот о чем. Такой необыкновенный силач и красавец дожил до 25 с лишним лет, словно и не придавая никакого значения этой своей феноменальности. Вот она, скромность русского человека.
   – Я его спрашивал: «А как же ты в танк влезал, Толя?» – говорит Белоглазов. – «Потихонечку, – отвечал, – потихонечку...»
   Правда, однажды там, на войне, подвели гигантские габариты, о чем рассказал мне его сын Владимир Парфенов, сам тоже по стопам отца ставший борцом, мастером спорта. Когда танк, который вел Анатолий Иванович, немцы подбили, он стал вылезать и зацепился валенком за крюк.
   – Валенки-то были – 49-й размер! Вот и повис на танковой башне, и тут его подстрелили...
   Но вернемся к тому, что его товарищи называют вторым жизненным подвигом Анатолия Парфенова. Не забудем, он начал тренироваться, овладевая классической (или греко-римской по нынешней терминологии) борьбой не только в необычно позднем возрасте, но и с тремя тяжелыми фронтовыми ранениями – в руку, ногу и голову. Рука, перебитая в локте, у него не сгибалась, а в голове до конца жизни оставались осколки фашистского снаряда, которые хирурги не рисковали извлекать. Нередко переносил жуткие боли.
   Он начинает одерживать одну внушительную победу за другой. Над сильнейшими соперниками, включая прославленного Коткаса! Он становится чемпионом Советского Союза в тяжелом весе и в 1956 году, убедительно потеснив других претендентов, номером первым входит в состав олимпийской команды.
   Надо сказать, что поначалу не повезло нашим борцам в Мельбурне. Было несколько проигрышей в предварительных соревнованиях, в том числе у Парфенова. Тем большее уважение вызывает то, что, мобилизовав все силы, советская команда в конце концов стала победительницей.
   У Парфенова решающая схватка была с немцем Дитрихом. Ну да, немец из ГДР, но не следует забывать: после войны прошло еще немного времени, и она жила в Парфенове очень остро. Мне рассказывали, как однажды в Харькове, где проходили соревнования, он вскочил ночью во сне и начал крушить все вокруг. Оказывается, приснилось ему, что идет бой, немцы на него наседают, вот и начал отбиваться...
   Дитрих – серьезный противник. Участник, победитель и призер пяти олимпиад! После Анатолий Иванович признавался товарищам, что не очень хорошо спал перед той схваткой. Но, когда началась она, советский борец сразу задал такой наступательный темп, что стало очевидно: немец этого напора не выдерживает. Наверное (так говорят очевидцы), вновь почувствовал себя Анатолий Парфенов бойцом в атаке, которая решала исход важнейшего боя. Важнейшего не только для его подразделения – для всего фронта, даже для страны. Ведь чувство долга, как давно заметили товарищи, было одним из главных качеств борца Парфенова.
   И нет сомнений, что именно оно помогло тогда на олимпийском ковре вчерашнему солдату. Вопреки серьезным утратам здоровья, понесенным от тяжких ран, он максимально собрал воедино всю волю, а темпа, заданного вначале, упрямо не снижал. До победы.
   Он стал заслуженным мастером спорта СССР, но еще и заслуженным тренером. Так что когда наступил неизбежный для любого спортсмена срок прощаться с выступлениями на соревнованиях, он с борьбой не простился, продолжая воспитывать учеников. И здесь тоже добился выдающегося результата.
   – У нас в стране в нашем виде спорта это единственный факт, когда олимпийский чемпион вырастил еще одного олимпийского чемпиона, – сказал мне директор Музея борьбы В. С. Белов. – Он, Анатолий Парфенов, вырастил Николая Балбошина, который ровно через двадцать лет после собственной его победы в Мельбурне победил на Олимпиаде в Монреале.
   Величайшую, ни с чем не сравнимую радость и гордость испытал, наверное, Анатолий Иванович в связи с победой своего ученика. Да уже был у него повод порадоваться при открытии тех Олимпийских игр в Канаде: ведь знамя нашей страны доверили там нести не кому-нибудь, а его любимому питомцу, ставшему для Анатолия Ивановича словно вторым сыном. Значит, верили в него. И он не подвел.
   Балбошин начал тренироваться с Парфеновым в восемнадцать лет, когда призвали его во внутренние войска, относившиеся к спортивному обществу «Динамо». Анатолий Иванович был на четверть века старше, но иногда еще выступал, и Коля, будучи школьником, бегал смотреть соревнования на первенство Москвы, восхищаясь ветераном динамовской команды. А вот теперь они оказались в одном зале борьбы, и Анатолий Иванович, понаблюдав за Николаем, выбрал его себе в спарринг-партнеры. Чтобы самому тренироваться и его тренировать.
   – Знаете, что я сразу понял? – говорит мне Николай Федорович. – Я понял, что на эти тренировки ни в коем случае нельзя приходить в настроении «так себе», «шаляй-валяй», нельзя даже на минуту-другую относиться к ним с прохладцей. Сам Анатолий Иванович каждый раз выкладывался сполна, и от меня он требовал того же. Коронная борьба у него была в партере, любимый прием – «двойной нельсон», и если этим приемом железно захватывал, вырваться было почти невозможно. Несмотря на возраст, силу сохранил могучую, а увлекался так, что иногда я побаивался, как бы что-нибудь во мне не переломил. Учил многому, и скоро пошли результаты. В 1969-м я выиграл молодежное первенство страны, потом – чемпионат «Динамо», чемпионат Советского Союза, Европы, мира...
   Мы беседовали с Николаем Федоровичем после тренировки, которую он вел – теперь уже сам как тренер – в зале борьбы ЦСКА. «Подрабатываю», – заметил вскользь, не желая, видимо, вдаваться в подробности. Однако разговор у нас пошел о разном – от умения тренера увидеть в «зеленом» подростке будущего чемпиона до нынешнего положения спорта в нашей некогда величайшей спортивной державе.
   В детстве был у него случай, когда пришел он, тринадцатилетний школьник, в недавно построенный недалеко от его дома спорткомплекс «Наука». Очень хотел заниматься борьбой. Но тренер предложил подтянуться на канате «без ног», а когда у него не получилось, выставил за дверь. Дескать, нечего тебе тут делать. И осталась от того эпизода у него не только жгучая обида – остались мысли, как легко можно любое, даже самое заветное, стремление пресечь. Ведь не пойди он больше в зал борьбы (а такое было абсолютно реально после перенесенной обиды), и не было бы олимпийского чемпиона Николая Балбошина.
   А самая главная его мысль, усвоенная от Анатолия Ивановича Парфенова и подтвержденная личным опытом, состоит в том, что в спорте важнее всего преданность избранному делу. Всепоглощающая, «до фанатизма», как он говорит. Когда юношей, например, узнал, что в квасе есть какой-то процент алкоголя, решительно отказался от кваса. Вот этот в лучшем смысле слова «фанатизм» поддерживал и развивал в нем тренер Парфенов! И чем дальше слушаю я Балбошина, тем больше понимаю, что им обоим очень повезло друг с другом.
   Суть, по-моему, в следующем: Николай, как никто другой, основами характера своего соответствовал высочайшим требованиям наставника. А требования эти были не только технические или силовые – они, в сущности, были нравственные.
   «Ну как же ты мог такое сделать?» – это, по воспоминаниям Николая Федоровича, был самый суровый упрек в устах Парфенова, который, будучи удивительно добрым человеком, никогда и ни на кого голос не повышал. Коренной для истинно нравственного человека вопрос: как же можно? Барьер против лжи и двоедушия, себялюбия и корысти.
   Я прочитал в одной из заметок об А. И. Парфенове, что он «смог свой несгибаемый победный дух передать Н. Балбошину». Входит ли нравственность в победный дух спортсмена? Думаю, по глубинной сути – обязательно. Не удивляюсь, когда на вопрос о том, с кем особенно дружил Анатолий Иванович и в ком видел пример для себя, я слышу имена великих динамовцев – легендарного вратаря Льва Яшина и выдающего боксера Николая Королева. Для меня несомненна их родственность в нравственном смысле.
   А заходит речь о времени нынешнем, когда деньги вдруг вышли на первое место везде, включая спорт, – и слышу от Николая Федоровича Балбошина то, что, наверное, сказал бы сегодня и его учитель, его наставник:
   – Я счастлив, что жил и боролся в то время, когда не деньги были для нас главным и когда мы побеждали.
   Но если не деньги, то что? И почему побеждали столь триумфально, а теперь – уже не так? Это огромная тема, требующая специального разговора, однако свой ответ на вопросы, волнующие сегодня многих, дает личность Анатолия Парфенова. Как одного из лучших представителей того советского спортивного поколения.
   Интересно проследить, чем до сих пор восхищаются в нем товарищи. Да, силой, которую сохранял он до весьма солидного возраста. Но еще его скромностью. Казалось бы, с такими заслугами был человек, а никогда заслуги эти не выставлял. Нынче едва «засветится» спортсмен на телеэкране – уже звезда. Имя Парфенова Международный астрономический союз присвоил одной из малых планет Солнечной системы, но не было ничего у него от звездной болезни. Недаром дети к нему так тянулись.
   Вижу картинку: в Казахстане, в Петропавловске, куда приехала группа ведущих московских борцов пропагандировать свой вид спорта, идет Анатолий Иванович. Одет в немодный и неброский плащ, в руке сетка с кефирными бутылками, а за ним – гомонящая детская ватага:
   – Дядя Толя, дядя Толя! Как ты сегодня бороться будешь? Победишь?
   – Ковер покажет. Здесь сильные все, обещать ничего не могу...
   Много теплых воспоминаний оставила и его любовь к крестьянскому труду, особенно к косьбе, крепко соединявшая олимпийского чемпиона с родной деревней. Мог даже с тренировки отпроситься, чтобы клевер для коровы вокруг стадиона «Динамо» обкосить. А потом как косил в левую сторону, так на очередных соревнованиях всех соперников «с бедра» в эту сторону и завалил.
   Словом, всегда он чувствовал себя сыном своей земли и частицей своего народа, которые и давали силу ему. Нынче, дабы подчеркнуть особое положение «узкого круга» над народом, ввели в обиход это высокомерное понятие – «элита». У относящих себя к ней спортсменов стало модным вести «светский образ жизни»: постоянно ходить по всякого рода тусовкам, банкетам, фуршетам, сниматься для глянцевых журналов и в видео-клипах, выставляя напоказ личную жизнь и богатство, соревноваться между собой, у кого машина «самая крутая». Конечно, спортивным успехам все это не способствует – наоборот, разрушает их.
   Парфенову после олимпийской победы вручили автомашину «Победа», и он ездил на ней до конца жизни. Другую, разумеется, мог бы купить, да как-то не собрался. Не очень-то думал об этом. А после 1991-го все накопления на сберкнижке враз пропали. Иная настала жизнь.
   Мне символичным представляется, что его жизнь окончилась в роковом 1993-м. Поехал перед Новым годом в деревню дом протопить, чтобы повезти затем туда всю семью. Но день прошел, потом второй, а его все нет. Нашли лежащим в холодном доме на полу, без сознания, в замерзшей луже воды.
   Судя по всему, стало ему плохо (может быть, фронтовой осколок в голове сдвинулся, есть и такое предположение), и, упав, потянулся к ведру с водой, чтобы запить лекарство. Ведро опрокинулось. В ледяной воде пролежал он больше суток, результатом чего стало тяжелейшее воспаление легких. И – конец.
   ... Я смотрю на его улыбающееся лицо в газете пятидесятилетней давности. Не знал он тогда, не мог даже вообразить, что не станет великой страны под названием Советский Союз, за которую он воевал и которую представлял на международных соревнованиях.
   Не знал, что станется и с нашим спортом – почти из ста школ олимпийского резерва уцелеют едва около десятка. Деньги потребуют с детей за спортивные занятия и снаряжение. Хоккейные и другие спортивные площадки во дворах ликвидируют, а мастера хоккея, футбола, тенниса и прочих видов спорта в погоне за большими деньгами отправятся по белу свету – выступать не за свою страну...
   Наверное, он спросил бы сегодня:
   – Так чего же вы хотите? Каких побед? Мы победы за деньги не покупали, это вообще не для русских.
   Любимый ученик Анатолия Ивановича говорит так.
   Меня обрадовало, что по инициативе учеников и товарищей теперь проводится мемориал памяти богатыря земли Русской Анатолия Парфенова – «Богатырские игры». Однако должно произойти большее, гораздо большее. Когда снова такие цельные личности, как Анатолий Парфенов, Лев Яшин, Николай Королев – с беспредельной любовью к Родине и самоотверженностью, бескорыстием и нравственной чистотой, – займут центральные позиции в нашем спорте, когда опять будет забота о массовом спорте для всех и откажемся от чуждых нам нравов чистогана, вот тогда вернем себе место и честь самой великой спортивной страны.

Глава третья
Личины антисоветской смуты

   Сопоставлять советскую и антисоветскую жизнь можно в разных ипостасях. Но, пожалуй, нагляднее всего резкое отличие одной от другой проявляется в человеческом качестве. Достаточно сравнить, кто был знаковыми фигурами тогда и теперь, какие были герои советского общества и что за кумиры пришли им на смену.
   Признаюсь, об этих «кумирах» не хочется писать. Однако приходилось и до сих пор приходится. Горе, причиненное ими моей Родине, настолько велико, что простить невозможно. Унижение советского человека, глумление над советской историей, разорение советской культуры и нравственности – всё это и многое другое на их счету. А каких людей, какую «нравственность» и «культуру» предлагают взамен? Пропасть их низменного падения воистину неизмерима.
   Антисоветски настроенные лица заняли государственные посты при Ельцине и разваливали всю социально-экономическую систему, все отрасли народного хозяйства страны (теперь это уже признают и сами «демократы» из партии «Единая Россия»), а при Путине они же остались или пришли такие же и продолжают делать то же.
   Но в народе говорят: сколько веревочке ни виться – быть концу.
   Неустойчивость и рискованность такого положения чувствуют нынешние хозяева Российского государства.
   Для сохранения себя они используют все возможности влияния на народ, организуют и всячески поддерживают показы по телеканалам программ, заведомо искажающих факты и советскую действительность, чтобы опорочить достижения советского строя, разными средствами внушить людям, особенно молодежи, непривлекательность и даже отвращение к устройству жизни на коллективных социалистических основах.
   Целые серии заказных телефильмов, созданных под руководством враждебно настроенных к России режиссеров, на литературной основе авторов-диссидентов, иногда бежавших из Советского Союза и сочинивших пасквили на советское жизнеустройство в угоду приютившим их хозяевам, обрушились в последние годы на телезрителей.
   «Московская сага», «Дети Арбата», «Штрафбат», «В круге первом» и другие подобные сериалы призваны по существу оправдать изменников, врагов Отечества, возвести на пьедестал предательство, а для авторов явились как бы самооправданием их неблаговидных поступков.
   Те, кто разрушал сложившиеся традиционные советские отношения в обществе, пребывая у власти, и те услужливые их пособники из так называемой творческой элиты – все вместе они представляют обобщенный образ личин, недругов России и русских людей.

Интригующий автопортрет власти

   В мае 1994 года в связи с выходом в свет книги Б. Н. Ельцина под названием «Записки президента» я обратился с публикацией нескольких вопросов российского гражданина к президенту своей страны.
   Господин президент!
   На торжественной презентации, показанной по телевидению, о вашей новой книге говорилось, что ей суждено стать бестселлером.
   «Записки президента» – это действительно интересно для многих. Ведь многим хочется узнать подробности об участии первого лица государства в главных событиях нашей жизни за последние годы. Причем узнать не от кого-нибудь, а от этого самого лица.
   Ценно и то, что содержащаяся в книге информация снимает массу вопросов.
   Например, я все-таки сомневался, когда слышал, будто президент США звонит вам по разного рода «кадровым» делам. Считал, это уж слишком.
   А оказывается – так и есть: «За несколько дней до начала седьмого съезда мне позвонил Буш. Он просил меня не отдавать без борьбы Гайдара и Козырева». Хорошо, что попросил, а не приказал. Но все равно после этого окончательно ясно: Гайдару логичнее называть себя не «Выбором России», а «Выбором Америки». Вопросов тут теперь нет.
   Но, ответив на одни вопросы, книга породила немало других. Позвольте некоторые задать вам.
   Одна из центральных глав книги называется «Крах империи».
   Это – о 19–21 августа 1991 года, когда, как вы пишете, «рухнула последняя империя». И добавляете: «событие глобальное, планетарное».
   Что ж, версия не нова. «Крах», «рухнула» – все это сказано как о великом благе. Но...
   Дальше, где дается оценка действиям членов ГКЧП, читаю у вас совсем иное: «Эти люди и решили нашу судьбу на долгие годы вперед. Их надо „благодарить“ за распад Союза, за связанную с этим страшную драму общества».
   Какова же в конце концов ваша истинная трактовка случившегося? Что произошло – крах империи, которую, помнится, кое-кто называл даже империей зла, или развал Союза? Великое благо это или страшная драма? А если драма, неужели вы до сих пор не признаёте, что сыграли в ней отнюдь не положительную роль?
   Вы шли к власти, борясь якобы за интересы народа. Против корыстной номенклатуры. Во всяком случае такими были лозунги. А что теперь?
   Извините за длинную цитату, но она представляется мне принципиально важной: «Однажды я проезжал на машине мимо митинга национал-патриотов или коммунистов-не знаю уж, кого было больше. Кажется, коммунистов. Останавливаюсь. Смотрю: стоит пожилая бабка, в руках полотнище – красный флаг, и она машет им, как маятником, будто ее кто дергает за веревочки. Вяло так, монотонно и приговаривает при этом: долой, долой... Я попросил Коржакова подойти к ней и спросить: кого долой-то? Он подошел, спросил, она в ответ: да пошел ты!»
   Поразительная сцена и поразительно написана. Чего стоит одно это выражение: «пожилая бабка». Не только потому, что молодых старушек не бывает. Но – бабка! Написать такое о старой и, судя по всему, несчастной женщине... Назвать ее не бабушкой и даже не бабулькой, как насмешливо именуют таких женщин «новые русские»...
   А ведь вполне может быть, что она ровесница вашей матери, о которой вы пишете с такой теплотой и памяти которой посвящаете книгу. Переживания матери президента, на которого нападает «проклятый съезд», понятны. Но отчего вы не захотели понять переживания той, другой старой женщины – с красным флагом? И неужто в самом деле не дошло до вас, кому адресовалось это ее «долой» и почему?
   Вашу маму, как вы сообщаете, похоронили на Кунцевском кладбище в Москве.
   А многие старики сейчас даже не уверены, что их более-менее нормально похоронят, потому что нет денег на гробы и могилы. По иронии судьбы в том же номере «Аргументов и фактов», где опубликована глава о вашей матери, есть такая заметка: «До 120 человек в неделю вывозят петербургские катафалки на безымянные кладбища. Похороны, которые стоят ныне от 300 тыс. руб., грозят многим семьям полным финансовым крахом».
   Вы знали об этом? Если не знали, та женщина могла бы вас просветить. Но вы сами даже не подошли к ней – так сказать, представительнице народа. Послали начальника своей службы безопасности Коржакова. Так за кого же вы теперь, Борис Николаевич? Или считаете, что народ – это только чиновники да банкиры? А с другими-то встречаетесь, разговариваете хоть иногда, интересуетесь, как они живут? Что-то из книги этого не видно.
   Лично о себе вы рассказали немало. О мыслях своих, чувствах. Особенно в острые, критические, переломные моменты.
   Возникает образ человека мужественного, но и ранимого.
   Вновь вспоминаете пленум Московского горкома партии, куда вас привезли «прямо с больничной койки и в хорошем партийном стиле топтали несколько часов».
   Вы подчеркиваете: «Я не выношу обстановки публичного наскока. Когда бьют с разных сторон, все вместе».
   Вот эпизод, связанный со Съездом народных депутатов.
   «В тот вечер, 9 декабря, после очередного заседания я вернулся на дачу не поздно. Увидел глаза жены и детей. Рванул в баню. Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо. Очень нехорошо.
   Вытащил меня из этого жуткого состояния Александр Васильевич Коржаков. Сумел как-то открыть дверь в баню. Уговорил вернуться в дом. Ну, в общем, помог по-человечески».
   Подобные «жуткие состояния» переносить тяжело, что говорить. Но умеете ли вы проникнуться чувством другого человека, если он оказывается в аналогичном состоянии? Можете ли быть терпимым?
   Такие мои вопросы не случайны. Вы сами подсказали их своим обстоятельным рассказом об отношениях с разными соратниками.
   Интересная деталь. Подбирается кандидат на должность спикера парламента. И на что же вы обращаете внимание прежде всего? «Тогда Хасбулатов казался умным, интеллигентным человеком. И тихим. Главное – тихим».
   Значит, это главное...
   Подбирается другая кандидатура – председателя Конституционного суда. «Валерий Дмитриевич был одним из членов Конституционной комиссии. Причем – самым незаметным. Самым скромным... Тоже тихий, порядочный интеллигент».
   Тихие, послушные, покладистые по первому впечатлению, они на поверку оказались и независимыми, и твердыми.
   Но... примечательный у вас на это взгляд. Вот ваш комментарий к одной из напряженных бесед с Председателем Верховного Совета: «Каждый хотел быть лидером (то есть и вы, и он. – В. К.). Меня к этому обязывает, так сказать, служебное положение. А у него, как, мне кажется, это какая-то природная страсть».
   Выходит, у вас такой страсти нет? Просто служебное положение вынудило? Да полно, вся книга по существу – это рассказ о борьбе за власть. Хотели вы того или не хотели, но картина получилась однозначная. Властный лидер, склонный к единоличному диктату, не терпит рядом с собой самостоятельных людей. А в случае противостояния, сопротивления может крепко и прицельно бить. Без колебаний.
   Характерной показалась мне и история увольнения Егора Яковлева с должности главы телевидения «Останкино». Вроде, как вы оговорились, готовы были «работать с независимым, сильным, талантливым человеком, тем более на таком посту». Ан не вышло. И с ним не вышло. А уж Яковлев-то, будучи главным редактором «Московских новостей», так старался проложить вам дорогу к власти!
   И вот – ваши слова: «Единственное, за что себя ругаю, что не нашел времени, а главное, сил, чтобы встретиться с Егором Яковлевым и нормально, по-человечески с ним поговорить».
   Написать книгу время и силы у вас нашлись.
   Хотя ведь очень нелегкое это дело! Тем более вы и сами, выступая на презентации, признали, что журналистский опыт у вас небольшой. Однако взялись-таки.
   В телекомментарии к той презентации прозвучало, что ваша практика написания книг по горячим следам острейших политических событий по-своему уникальна. В мире ведущие политические деятели обычно приступают к мемуарам уже после ухода на отдых.