Страница:
В. В. Бартольд заложил основы действительного понимания высокоорганизованной монгольской государственности, и его исследования были так или иначе продолжены в трудах академиков Б. Я. Владимирцова "Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм" (1934), Г. А. Федорова-Давыдова "Общественный строй Золотой Орды" (1973) и др. Но эти труды, увы, известны по сути дела только специалистам, а в массовом сознании Монгольская империя по-прежнему предстает как нечто сугубо примитивное и способное-де только все рушить и грабить.
Одним из наиболее существенных последствий рождения Монгольской империи было создание исторического феномена Евразии, которая ранее являла собой только географическую - то есть чисто природную - реальность. Вспомним, что лишь после 1240 года европейцы впервые смогли добраться до восточной Азии и по пути были, между прочим, прямо-таки поражены целым рядом достижений евразийской цивилизации, например, ее транспортными и почтовыми коммуникациями.
Знаменитый венецианский путешественник Марко Поло, достигший в 1270-х годах дальних восточных пределов Империи, восхищенно писал, как "много дорог в разные области... и на всякой дороге написано, куда она идет... По какой бы дороге ни выехал... гонец великого хана, через двадцать пять миль (примерно 40 км.- В. К.) он приезжает на станцию, по-ихнему, янб (вошедшее в русский язык "ям".- В. К.), а по-нашему - конная почта; на каждой станции большой, прекрасный дом, где гонцы пристают... на каждой станции от трехсот до четырехсот лошадей, всегда наготове для гонцов... Вот так-то ездят по всем областям и царствам великого хана... Такого величия, такой роскоши не было ни у какого императора, ни у одного короля... Еле под силу рассказывать или описывать это... Когда нужно поскорее доложить великому хану... гонцы... мчатся до тех пор, пока не проедут двадцать пять миль на станцию, тут им готовы другие лошади, свежие скакуны... Вот так-то... гонцы проезжают двести пятьдесят миль... а коли нужно и весть важная, так и по триста миль проезжают"11 (то есть 500 км в сутки!).
Другой европейский "открыватель" Монгольской империи, Гильом Рубрук, поведал, что он со своим посольством (а не ханские гонцы) двигался в 1250-х годах по имперским дорогам со скоростью 80-100 км в день - но и это было для тех времен удивительным12.
Однако Запад, несмотря ни на что, всегда был уверен, что, в принципе, только его цивилизация и созданные им империи представляют действительную ценность. Даже и современный, недавно скончавшийся, английский историк Джон Феннел в книге об эпохе монгольской власти над Русью (книга эта, кстати сказать, роскошно и массовым тиражом издана в 1989 году в Москве) заявил, что "находиться в вассальной зависимости от Золотой Орды было позорно и бессмысленно", и "осудил" Александра Невского за его тесное сотрудничество с монгольской властью13. Между тем, ни Феннелу, ни какому-либо другому западному историку никогда не пришло бы на ум назвать "позорной" и "бессмысленной" вассальную зависимость многих европейских народов от империи Карла Великого и его преемников не только подчинявших себе громадную территорию, но и беспощадно уничтожавших непокорных представителей "иной цивилизации"...
И в России всегда признавали, что империя Карла Великого сыграла плодотворную роль, заложив основы цивилизации и культуры Запада, и готовы были понять (и, в каком-то смысле, "простить") все насилия и жестокости имперской политики. Но, как мы видим, западный историк, не утруждая себя аргументацией, объявляет долгий период бытия Руси в составе евразийской империи XIII-XV веков только "позором" и "бессмыслицей"... И с прискорбием приходится признать, что этот высокомерный "приговор" прочно внедрен в сознание множества русских людей.
Отсюда и проистекает настоятельная потребность безосновательно утверждать, что Русь, будто бы, с 1240 по 1480 год только к тому и стремилась, чтобы свергнуть монгольскую власть. Но, во-первых, такая цель была совершенно утопической. Никто не мог действительно противостоять этой власти до окончательного распада Золотой Орды в середине XV века. В. В. Бартольд писал о Чингисхане, что его "деятельность имела более прочные результаты, чем деятельность других мировых завоевателей (Александра Македонского, Тимура, Наполеона). Границы империи после Чингисхана не только не сократились, но значительно расширились, и по обширности Монгольская империя превзошла все когда-либо существовавшие государства"14.
Во-вторых, Империя - в силу ее охарактеризованной выше "терпимости" отнюдь не ставила задачи уничтожить культуру вошедших в нее стран, и в том числе Руси, которая в условиях вассалитета пережила один из наивысших своих взлетов, столь очевидно воплотившийся в личностях преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева и целого ряда других их выдающихся современников.
Общеизвестно, что Русь платила Империи дань, но мало кому известны ее конкретные размеры. В исследовании С. М. Каштанова "Финансы средневековой Руси" показано (с опорой на предшествующие исследования), что дань составляла в XIV веке 5000 рублей, а в XV - 7000 рублей в год15. По тем временам, это, конечно, огромные суммы; так, на 1 рубль можно было купить тогда в среднем 100 пудов, то есть более 1600 кг хлеба. Но необходимо учитывать, что дань была весьма обременительна только для русских князей, которые, собрав с населения эти тысячи рублей, отдавали их "царю", вместо того чтобы вложить в собственные государственные дела. Что же касается народа, он не мог испытывать из-за этой дани особых тягот, ибо население Руси насчитывало тогда примерно пять миллионов человек, и на душу в XIV веке приходилась, следовательно, всего лишь 1/1000 тогдашнего рубля в год то есть цена 1,6 кг хлеба (конечно, подушная подать в целом была намного более значительна; речь идет только о той ее доле, которая предназначалась именно для монгольской власти).
Поэтому весьма широко распространенное представление, согласно которому золотоордынская дань обрекала русский народ на нищету, явно не соответствует реальному положению вещей. Не следует сводить к крайней скудости и те денежные средства, которые оставались в руках князей после уплаты дани; известно, например, что великие князья Семен Гордый (правил в 1341-1353 гг.) и Василий I Дмитриевич (1389-1425), платившие дань ханам, тем не менее имели возможность выделять тысячные суммы для поддержки находившейся тогда в труднейших обстоятельствах Константинопольской патриархии, исполняя тем самым свой христианский долг (разумеется, по доброй воле).
* * *
Конечно, то, что было сказано выше о Монгольской империи и ее "ответвлении" - Золотой Орде, только намечает некоторые контуры темы. И, отсылая интересующихся читателей хотя бы к упомянутым выше специальным трудам историков, я перехожу непосредственно к Куликовской битве.
Противником Московского войска на притоке Дона реке Непрядве была - о чем уже сказано - не Золотая, а как называет ее летопись - Мамаева Орда, которая в целом ряде отношений кардинально отличалась от первой, и великий князь Дмитрий Иванович, вошедший в историю под именем Дмитрий Донской, как мы еще увидим, достаточно ясно осознавал это глубочайшее отличие.
Правда, такое осознание пришло к нему и его сподвижникам, вероятно, не сразу, а для многих современников и, в особенности, потомков осталось вообще недоступным - что отразилось и в тех или иных литературных произведениях о Куликовской битве, созданных в конце XIV - начале XVI века, хотя произведения эти, в общем и целом, содержат весомую "информацию", раскрывающую суть дела. Нельзя не отметить, что историки - хоть это и странно - словно не замечают - как говорится, в упор не видят - многие существеннейшие сообщения, имеющиеся в тех давних повестях и сказаниях о битве; впрочем, на то есть свои причины, о которых еще пойдет речь.
Но начнем по порядку. В течение первой половины XIV века Золотая Орда была могучим и, казалось, цветущим государством; "нормальными" - если воспользоваться емким современным словечком - были и ее взаимоотношения с вассалом - Русью. Так, хан Узбек (правил в 1313-1342 гг.) выдал свою сестру Кончаку за Московского князя Юрия Даниловича, продемонстрировав тем самым высокую меру уважения к своему вассалу (в святом крещении Кончака приняла имя Агафьи), а следующий хан Джанибек (1342-1357) и его ханша Тайдула находились в своего рода дружбе с одним из наиболее выдающихся деятелей Руси - митрополичьим наместником (с 1340-го) и митрополитом всея Руси (с 1354 года) Алексием.
Впоследствии историки не раз "обличали" Алексия за его добрые отношения с монголами, но такого рода нападки решительно противоречили собственно русской точке зрения, ибо еще в 1447 году Алексий был причислен к лику святых и даже занял в их сонме одно из высших мест. А позднее, в начале XVI века - когда монгольская власть над Русью уже давно не существовала - великий иконописец Дионисий создал для Успенского собора в Кремле "житийный" образ митрополита Алексия, в котором святитель наглядно прославлялся и за свои отношения с повелителями Золотой Орды (пять из 20 "клейм", то есть эпизодов жития, посвящены именно этому),- что следовало бы учитывать историкам, пытающимся доказывать "непримиримость" Руси к монголам, которую, мол, скрывали только по необходимости (между тем, в 1506-1508 гг., когда гениальный иконописец осуществлял свой замысел, скрывать это было незачем).
Но вернемся в середину XIV века. Как известно, в 1357 году, ровно через сто двадцать лет после вторжения Батыя в пределы Руси, Золотая Орда оказалась в состоянии длительного и тяжкого кризиса. Началом его послужило убийство хана Джанибека и двенадцати его сыновей (не исключено, впрочем, что 12 - это использованное в рассказах о событии символическое число и в действительности их было меньше), притом в заговоре непосредственно участвовал один из сыновей хана - Бердибек, который и сел на место отца.
Уже сам по себе вопиющий факт отцеубийства не мог не привести к "дестабилизации" Золотой Орды, хотя, по всей вероятности, он не только породил смуту, но и сам был порожден теми или иными кризисными обстоятельствами, которые уяснять здесь нет ни места, ни необходимости. Вскоре, в 1359 году, и сам Бердибек был убит - по-видимому, своим братом Кулпой (Кульной), уцелевшим в резне 1357 года. И на протяжении следующих двух десятилетий на золотоордынском престоле сменили друг друга более двадцати (!) ханов - пока к власти не пришел Тохтамыш, сумевший править не менее чем полтора десятилетия. В русских летописях период от Джанибека до Тохтамыша обозначен выразительным словом "замятня" (не так давно период этот был тщательно исследован в работе высококвалифицированного востоковеда А. П. Григорьева "Золотоордынские ханы 60-70-х годов XIV в. Хронология правлений"16).
В сложившейся ситуации исключительную роль стал играть выдающийся военачальник и политик Мамай. До прихода к власти Бердибека Мамай был, как явствует из ряда источников, крымским темником - то есть командовал расположенным в Крыму и прилегающей к нему степи золотоордынским войском. Хан Бердибек выдал за Мамая свою дочь и предоставил ему высший государственный пост беглербека; Мамай, естественно, находился теперь не в Крыму, а в столице на нижней Волге.
Убийство Бердибека, очевидно, прервало карьеру Мамая, но в условиях "замятни" он уже в 1361 году выдвинул своего "кандидата" в ханы Золотой Орды - потомка Чингисхана Абдуллу (в русских летописях - Авдуля), который в 1362 году на несколько месяцев стал ханом, будучи, в действительности, марионеткой Мамая (последний, не принадлежа к роду Чингизидов, никак не мог претендовать на официальную верховную власть в Золотой Орде).
В конце 1362 года Абдулла (то есть, фактически - Мамай) был свергнут другим потомком Чингисхана, Мюридом, и вместе с Мамаем вынужден был удалиться в Крым. Правда, чрезвычайно энергичный Мамай и в дальнейшем неоднократно предпринимал попытки захватить власть в Золотой Орде, а в 1370 году счел, вероятно, Абдуллу негодным "претендентом" и, убив его, стал продвигать на престол другого чингизида - Бюлека (в русских летописях Тюляк-Тюлек).
Однако и из этого замысла ничего не вышло. И причина неудач, по-видимому, была не в том, что у Мамая недоставало воинских сил; согласно упомянутому выше исследованию А. П. Григорьева, он в течение 1360-х первой половины 1370-х гг., обладая первоклассной военной мощью, сумел захватывать столицу Золотой Орды четыре или даже пять раз, но все-таки вынужден был вскоре же покидать ее. Причину этого помогает уяснить сообщение летописи о том, как позже, в конце 1380 года, Мамай вступил в бой с Тохтамышем, который был "законным" ханом: "Мамаевы же князья, сойдя с коней, изъявили покорность царю Тохтамышу и поклялись ему по своей вере и стали на его сторону, а Мамая оставили поруганным"17.
Естественно прийти к выводу, что примерно то же самое происходило и ранее: Мамай неоднократно захватывал власть в Золотой Орде, однако при появлении того или иного законного хана ему просто переставали повиноваться. Этому, вроде бы, противоречит тот факт, что официально власть принадлежала чингизидам Абдулле и, позднее, Бюлеку. Однако даже в русской летописи под 1378 годом сказано, что "царь (то есть хан, выдвинутый Мамаем.- В. К.) не владеяше ничим же, и не смеяше ничто же сотворити пред Мамаем, но всяко старейшинство держаше Мамай, и всеми владеяше". В Золотой Орде об этом знали, конечно, еще точнее, чем на Руси.
И к середине 1370-х гг. Мамай, как следует из источников, прекращает бесплодные попытки захвата власти в Золотой Орде и обращает свой взгляд на Москву. Важно иметь в виду отсутствие каких-либо сведений о том, что Мамай проявлял враждебность в отношении Москвы ранее, до 1374 года; напротив, он, например, по собственному почину посылал Дмитрию Ивановичу "ярлык на великое княжение", хотя полагалось, чтобы русские князья сами обращались с просьбой об этом ярлыке. Известно также, что в 1371 году Дмитрий Иванович навестил Мамая и "многы дары и великы посулы (подати) подавал Мамаю". Но под 1374-м годом летопись сообщает о бесповоротном "розмирии" Дмитрия Ивановича с Мамаем, которое, в конечном счете, и привело к Куликовской битве.
Как уже сказано, это начавшееся в 1374 году противостояние Руси и Мамая вовсе не являлось борьбой великого князя Дмитрия Ивановича с Золотой Ордой. И не только потому, что Мамай не был ханом Золотой Орды. Сама Мамаева Орда - по крайней мере ко времени ее "розмирия" с Русью представляла собой совершенно особенное явление, о чем достаточно ясно сообщают известные всем источники. Но историки, как правило, игнорируют эту "информацию", поскольку они не усматривают и словно бы даже не желают усмотреть существенное различие между Мамаем и ханами Золотой Орды (так, в уже цитированной статье из БСЭ победа Руси над Мамаем определена как "удар по господству Золотой Орды").
В "Сказании о Мамаевом побоище" изложена следующая "программа" собравшегося в поход на Москву Мамая - программа, которую у нас нет никаких оснований считать произвольным вымыслом автора "Сказания":
"Мамай... нача глаголати ко своим упатом (правителям) и князем и уланом (члены княжеских семей): "Аз тако не хощю творити, како Батый; како изждену князи (изгоню князей - имеется в виду русских) и которые городы красны довлеют (пригодны) нам, и ту(т) сядем, тихо и безмятежно поживем... И многи Орды присовокупив к себе и рати ины понаимова, Бесермены и Армены, Фрязы, Черкасы, Ясы и Буртасы... И поиде на Русь... и заповеда улусом (здесь: селеньям) своим: "Ни един вас не пашите хлеба, да будете готовы на Русские хлебы"...
То есть Мамай, в отличие от создателя Золотой Орды Батыя (и, конечно, от его преемников), намеревался не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться со своим окружением в ее лучших городах, к чему золотоордынские правители никогда не стремились; столь же несовместимы с образом жизни Золотой Орды наемные иноплеменные войска, на которых, очевидно, возлагал большие или даже основные свои надежды Мамай. Словом, Мамаева Орда была принципиально другим явлением, нежели Золотая Орда, и ставила перед собой иные цели. Но в работах о Куликовской битве, как это ни удивительно, почти нет попыток осмыслить процитированные только что сведения, подкрепляемые и другими источниками.
Поход Мамая на Москву истолковывается обычно только как средство заставить Русь платить ему дань в том же объеме, в каком ее получала Золотая Орда при "благополучных" ханах - Узбеке и Джанибеке. Так, автор ряда сочинений о Куликовской битве В. В. Каргалов утверждает:
"По свидетельству летописца, послы Мамая "просили дань, как при хане Узбеке и сыне его Джанибеке"... Требование Мамая было явно неприемлемым, и Дмитрий Иванович ответил отказом. Послы, "глаголяху гордо", угрожали войной, потому что Мамай уже стоит "в поле за Доном со многою силою". Но Дмитрий Иванович проявил твердость"18.
Здесь мы сталкиваемся с прямо-таки поразительным фактом. Поскольку В. В. Каргалов, подобно многим другим историкам, не видит в Мамае деятеля, по своей сути совершенно иного, чем золотоордынские правители, он "сумел" попросту "не заметить", что на той же самой странице цитируемого им источника сообщено как раз об уплате Мамаю требуемой им дани!
Поначалу Дмитрий Иванович, действительно, не хотел ее платить, поскольку знал действительный "статус" Мамая, не являвшегося ханом Золотой Орды и, следовательно, не имевшего "права" на ту дань, которую он требовал. Однако затем, посоветовавшись с митрополитом, который сказал, что Мамай "за наша согрешениа идет пленити землю нашу" и "вам подобает, православным князем, тех нечестивых дарми утоляти четверицею..." (то есть, дарами удовлетворить вчетверо большими, чем прежде), Дмитрий Иванович "злата и сребра много отпусти Мамаю". И это было, несомненно, разумное решение государственного деятеля, который предпочел платить золотом и серебром, а не многими жизнями своих подданных (к тому же, в случае победы "многой силы" Мамая, все равно пришлось бы отдать "злато и сребро"...).
Однако сразу же после уплаты требуемой дани снова пришли "вести, яко Мамай неотложно хощет итти на великого князя Дмитриа Ивановича" (там же). Это, понятно, означает, что истинная цель Мамая была вовсе не в получении богатой дани,- хотя не только В. В. Каргалов, но и подавляющее большинство историков решает проблему именно так. Тем самым, кстати сказать, явно и крайне принижается сам смысл Куликовской битвы, ибо все, в сущности, сводится к спору о количестве дани: Мамай требует ее в "полном" размере, а Дмитрий Иванович не хочет удовлетворить это требование, и в результате гибнут тысячи русских людей...
В национально-историческом сознании - или хотя бы чувстве Куликовская битва являет собой громадное судьбоносное событие, имевшее всемирное значение - и это, как я постараюсь доказать, полностью соответствует политической или, вернее, геополитической действительности той эпохи. И поистине грустно видеть, как в сочинениях множества историков, не желающих, в частности, вчитаться с должным вниманием даже в известные источники, это событие оказывается всего-навсего результатом "полемики" вокруг вопроса о размере дани...
Для понимания истинного смысла и значения Куликовской битвы необходимо, прежде всего, более или менее конкретное представление о "своеобразии" Мамаевой Орды, которую, как уже говорилось, совершенно безосновательно отождествляют с Золотой Ордой (или же говорят об Орде "вообще").
Начнем с того, что Мамаева Орда занимала совсем иное географическое и, в более глубоком смысле, геополитическое положение: ее центром, ее средоточием являлось не Нижнее Поволжье, а Крым, отделенный от золотоордынского центра в Поволжье тысячекилометровым пространством.
Это ясно видно, в частности, из исторических источников, которые, к сожалению, неизвестны русским исследователям,- так называемых "Памятных записей армянских рукописей XIV века", изданных в 1950 году в Ереване, но только в оригинале. Виднейший исследователь истории армянских поселений в Крыму В. А. Микаелян любезно предоставил мне свои переводы интересовавших меня "записей":
а) "...написана сия рукопись в городе Крым (ныне - Старый Крым.- В. К.) ...в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны - от Керчи до Сарукермана (Херсонес, ныне в Севастополе.- В. К.) - здесь собрали людей и скот, и находится Мамай в Карасу (ныне г. Белогорск, в 45 км к западу от Старого Крыма.- В. К.) с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе";
б) "завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым..."
в) "...написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая - князя князей..."19.
Как видим, в период с 1365 по 1377 год Мамай, согласно этим, сделанным тогда же, армянским записям, был властителем Крыма, притом есть все основания полагать, что его владычество началось здесь значительно раньше, а завершилось только в конце 1380 года. Опираясь на другие сведения, можно утверждать, что "волнения" и "сборы" 1365 года, о которых говорится в первой из записей, связаны с очередной попыткой Мамая захватить власть в Золотой Орде, с подготовкой его похода в Поволжье.
Но об этом - ниже. Важно прежде всего установить, что средоточием деятельности Мамая был именно Крым, и только в связи с этим можно понять тогдашнюю ситуацию в целом (следует, правда, оговорить, что огромное конное войско Мамая не могло находиться постоянно и целиком в засушливых крымских степях, и основным местопребыванием этого войска был обладавший пышным травяным покровом Великий Луг, простиравшийся к северу от Крыма вдоль левого берега Днепра,- что недавно было точно установлено20).
Поскольку Мамай, как известно, начал свою карьеру в качестве "крымского темника", он имел, так сказать, глубокие корни в Крыму, ибо появился там не позднее первой половины 1350-х годов. А Крым представлял собой совершенно особенную в геополитическом плане территорию - как с точки зрения многовековой истории, так и с точки зрения тогдашней ситуации в Европе и Азии.
Но, как это ни прискорбно, многие из тех, кто изучал деятельность Мамая, вообще не обращались к "крымской" теме. Вот чрезвычайно выразительный пример. Автор ряда ценных трудов о Золотой Орде В. Л. Егоров не раз затрагивал проблемы, связанные с Мамаем и, в частности, вопрос об осуществленном им перед походом на Куликово поле "найме" разноплеменных военных отрядов, в том числе "Бесермен (то есть, мусульман) и Армен". И историк утверждал, что-де это "летописное указание может относиться к мусульманским отрядам, навербованным в Азербайджане... Такой же отряд наемников был приглашен из Армении"21.
Не буду касаться "азербайджанской" темы (ибо и сам В. Л. Егоров явно не уверен, что "бесермен" вербовали именно в Азербайджане), но поистине печальна неосведомленность историка о том, что в самом Крыму, откуда Мамай начал свой поход на Куликово поле, имелось тогда многочисленное армянское население, сложившееся главным образом в результате изгнания или бегства армян в XI веке и позже с их исторической родины, завоеванной тюркской империей Сельджукидов; Крым даже называли тогда "Приморской Арменией". Между тем, квалифицированный историк В. Л. Егоров полагает, что Мамай мог привести наемных армянских воинов на Куликово поле только с их далекой (даже по прямой линии - 1700 км!) и отделенной Кавказским хребтом исконной земли...
И это всего лишь один яркий "пример" тех ошибочных представлений о Мамае, к которым неизбежно приводит недостаточное (или вообще отсутствующее) внимание к тому факту, что этот исторический деятель был нераздельно связан с Крымом; без глубокого и тщательного изучения "крымской" проблемы вообще невозможно понять феномен Мамаевой Орды.
* * *
Что же касается общего положения в Крыму в XIV веке, в нем нельзя разобраться без уяснения тогдашней роли итальянцев, главным образом генуэзцев,- роли, поистине определяющей, оказывавшей властное воздействие на все основные крымские - хотя, конечно, не только крымские - события. О том, что итальянцы прочно утвердились еще в XIII веке в Крыму, знают, как говорится, все и каждый - хотя бы по остаткам их мощных крепостей в Феодосии, Судаке или Балаклаве, мощь которых ясно видна и теперь, в наши дни. Однако полное, всестороннее и действительно глубокое, схватывающее суть событий понятие об "итальянском присутствии" в Крыму не характерно даже и для профессиональных историков. Правда, в целом ряде исследований, обращающихся к теме этого "присутствия", содержится и верное освещение тех или иных фактов, и истинное истолкование их смысла (примеры еще будут приведены). Но чрезвычайно редки случаи, когда понимание отдельных сторон проблемы, так сказать, вписано в общую картину мировой истории XIV века.
Здесь необходимо еще раз вспомнить о цитированном выше трактате Арнольда Тойнби "Постижение истории", в котором признано, что "западная цивилизация" последовательно "продвигалась" на восток - к "линии" Эльбы, затем - Одера и, далее, Двины, и "к концу XIV века (то есть, отмечу, как раз ко времени Куликовской битвы! - В. К.) континентальные европейские варвары, противостоявшие... развитым цивилизациям, исчезли с лица земли". В результате "западное и православное христианство... оказались в прямом соприкосновении по всей континентальной линии от Адриатического моря до Северного Ледовитого океана".
Тойнби, как уже говорилось, предпочел, в сущности, промолчать о том, что имели место и очень многочисленные, и чрезвычайно активные "продвижения" Запада дальше этой существеннейшей "линии". Он сказал, правда, что "литовцы последними из европейских язычников испытали в XIII-XIV вв. порыв крестовых походов (с Запада.- В. К.)... и внимание Тевтонского ордена целое столетие было приковано к Литве. Это смертельное давление (! - В. К.) Запада на литовцев стало причиной того, что и литовцы получили стимул к завоеванию и, в свою очередь, двинулись в земли русского православного христианства"; кроме того, по словам Тойнби, "скандинавы также расширяли свои владения за счет Эстонии... Финляндии"22 и т. д.
Одним из наиболее существенных последствий рождения Монгольской империи было создание исторического феномена Евразии, которая ранее являла собой только географическую - то есть чисто природную - реальность. Вспомним, что лишь после 1240 года европейцы впервые смогли добраться до восточной Азии и по пути были, между прочим, прямо-таки поражены целым рядом достижений евразийской цивилизации, например, ее транспортными и почтовыми коммуникациями.
Знаменитый венецианский путешественник Марко Поло, достигший в 1270-х годах дальних восточных пределов Империи, восхищенно писал, как "много дорог в разные области... и на всякой дороге написано, куда она идет... По какой бы дороге ни выехал... гонец великого хана, через двадцать пять миль (примерно 40 км.- В. К.) он приезжает на станцию, по-ихнему, янб (вошедшее в русский язык "ям".- В. К.), а по-нашему - конная почта; на каждой станции большой, прекрасный дом, где гонцы пристают... на каждой станции от трехсот до четырехсот лошадей, всегда наготове для гонцов... Вот так-то ездят по всем областям и царствам великого хана... Такого величия, такой роскоши не было ни у какого императора, ни у одного короля... Еле под силу рассказывать или описывать это... Когда нужно поскорее доложить великому хану... гонцы... мчатся до тех пор, пока не проедут двадцать пять миль на станцию, тут им готовы другие лошади, свежие скакуны... Вот так-то... гонцы проезжают двести пятьдесят миль... а коли нужно и весть важная, так и по триста миль проезжают"11 (то есть 500 км в сутки!).
Другой европейский "открыватель" Монгольской империи, Гильом Рубрук, поведал, что он со своим посольством (а не ханские гонцы) двигался в 1250-х годах по имперским дорогам со скоростью 80-100 км в день - но и это было для тех времен удивительным12.
Однако Запад, несмотря ни на что, всегда был уверен, что, в принципе, только его цивилизация и созданные им империи представляют действительную ценность. Даже и современный, недавно скончавшийся, английский историк Джон Феннел в книге об эпохе монгольской власти над Русью (книга эта, кстати сказать, роскошно и массовым тиражом издана в 1989 году в Москве) заявил, что "находиться в вассальной зависимости от Золотой Орды было позорно и бессмысленно", и "осудил" Александра Невского за его тесное сотрудничество с монгольской властью13. Между тем, ни Феннелу, ни какому-либо другому западному историку никогда не пришло бы на ум назвать "позорной" и "бессмысленной" вассальную зависимость многих европейских народов от империи Карла Великого и его преемников не только подчинявших себе громадную территорию, но и беспощадно уничтожавших непокорных представителей "иной цивилизации"...
И в России всегда признавали, что империя Карла Великого сыграла плодотворную роль, заложив основы цивилизации и культуры Запада, и готовы были понять (и, в каком-то смысле, "простить") все насилия и жестокости имперской политики. Но, как мы видим, западный историк, не утруждая себя аргументацией, объявляет долгий период бытия Руси в составе евразийской империи XIII-XV веков только "позором" и "бессмыслицей"... И с прискорбием приходится признать, что этот высокомерный "приговор" прочно внедрен в сознание множества русских людей.
Отсюда и проистекает настоятельная потребность безосновательно утверждать, что Русь, будто бы, с 1240 по 1480 год только к тому и стремилась, чтобы свергнуть монгольскую власть. Но, во-первых, такая цель была совершенно утопической. Никто не мог действительно противостоять этой власти до окончательного распада Золотой Орды в середине XV века. В. В. Бартольд писал о Чингисхане, что его "деятельность имела более прочные результаты, чем деятельность других мировых завоевателей (Александра Македонского, Тимура, Наполеона). Границы империи после Чингисхана не только не сократились, но значительно расширились, и по обширности Монгольская империя превзошла все когда-либо существовавшие государства"14.
Во-вторых, Империя - в силу ее охарактеризованной выше "терпимости" отнюдь не ставила задачи уничтожить культуру вошедших в нее стран, и в том числе Руси, которая в условиях вассалитета пережила один из наивысших своих взлетов, столь очевидно воплотившийся в личностях преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева и целого ряда других их выдающихся современников.
Общеизвестно, что Русь платила Империи дань, но мало кому известны ее конкретные размеры. В исследовании С. М. Каштанова "Финансы средневековой Руси" показано (с опорой на предшествующие исследования), что дань составляла в XIV веке 5000 рублей, а в XV - 7000 рублей в год15. По тем временам, это, конечно, огромные суммы; так, на 1 рубль можно было купить тогда в среднем 100 пудов, то есть более 1600 кг хлеба. Но необходимо учитывать, что дань была весьма обременительна только для русских князей, которые, собрав с населения эти тысячи рублей, отдавали их "царю", вместо того чтобы вложить в собственные государственные дела. Что же касается народа, он не мог испытывать из-за этой дани особых тягот, ибо население Руси насчитывало тогда примерно пять миллионов человек, и на душу в XIV веке приходилась, следовательно, всего лишь 1/1000 тогдашнего рубля в год то есть цена 1,6 кг хлеба (конечно, подушная подать в целом была намного более значительна; речь идет только о той ее доле, которая предназначалась именно для монгольской власти).
Поэтому весьма широко распространенное представление, согласно которому золотоордынская дань обрекала русский народ на нищету, явно не соответствует реальному положению вещей. Не следует сводить к крайней скудости и те денежные средства, которые оставались в руках князей после уплаты дани; известно, например, что великие князья Семен Гордый (правил в 1341-1353 гг.) и Василий I Дмитриевич (1389-1425), платившие дань ханам, тем не менее имели возможность выделять тысячные суммы для поддержки находившейся тогда в труднейших обстоятельствах Константинопольской патриархии, исполняя тем самым свой христианский долг (разумеется, по доброй воле).
* * *
Конечно, то, что было сказано выше о Монгольской империи и ее "ответвлении" - Золотой Орде, только намечает некоторые контуры темы. И, отсылая интересующихся читателей хотя бы к упомянутым выше специальным трудам историков, я перехожу непосредственно к Куликовской битве.
Противником Московского войска на притоке Дона реке Непрядве была - о чем уже сказано - не Золотая, а как называет ее летопись - Мамаева Орда, которая в целом ряде отношений кардинально отличалась от первой, и великий князь Дмитрий Иванович, вошедший в историю под именем Дмитрий Донской, как мы еще увидим, достаточно ясно осознавал это глубочайшее отличие.
Правда, такое осознание пришло к нему и его сподвижникам, вероятно, не сразу, а для многих современников и, в особенности, потомков осталось вообще недоступным - что отразилось и в тех или иных литературных произведениях о Куликовской битве, созданных в конце XIV - начале XVI века, хотя произведения эти, в общем и целом, содержат весомую "информацию", раскрывающую суть дела. Нельзя не отметить, что историки - хоть это и странно - словно не замечают - как говорится, в упор не видят - многие существеннейшие сообщения, имеющиеся в тех давних повестях и сказаниях о битве; впрочем, на то есть свои причины, о которых еще пойдет речь.
Но начнем по порядку. В течение первой половины XIV века Золотая Орда была могучим и, казалось, цветущим государством; "нормальными" - если воспользоваться емким современным словечком - были и ее взаимоотношения с вассалом - Русью. Так, хан Узбек (правил в 1313-1342 гг.) выдал свою сестру Кончаку за Московского князя Юрия Даниловича, продемонстрировав тем самым высокую меру уважения к своему вассалу (в святом крещении Кончака приняла имя Агафьи), а следующий хан Джанибек (1342-1357) и его ханша Тайдула находились в своего рода дружбе с одним из наиболее выдающихся деятелей Руси - митрополичьим наместником (с 1340-го) и митрополитом всея Руси (с 1354 года) Алексием.
Впоследствии историки не раз "обличали" Алексия за его добрые отношения с монголами, но такого рода нападки решительно противоречили собственно русской точке зрения, ибо еще в 1447 году Алексий был причислен к лику святых и даже занял в их сонме одно из высших мест. А позднее, в начале XVI века - когда монгольская власть над Русью уже давно не существовала - великий иконописец Дионисий создал для Успенского собора в Кремле "житийный" образ митрополита Алексия, в котором святитель наглядно прославлялся и за свои отношения с повелителями Золотой Орды (пять из 20 "клейм", то есть эпизодов жития, посвящены именно этому),- что следовало бы учитывать историкам, пытающимся доказывать "непримиримость" Руси к монголам, которую, мол, скрывали только по необходимости (между тем, в 1506-1508 гг., когда гениальный иконописец осуществлял свой замысел, скрывать это было незачем).
Но вернемся в середину XIV века. Как известно, в 1357 году, ровно через сто двадцать лет после вторжения Батыя в пределы Руси, Золотая Орда оказалась в состоянии длительного и тяжкого кризиса. Началом его послужило убийство хана Джанибека и двенадцати его сыновей (не исключено, впрочем, что 12 - это использованное в рассказах о событии символическое число и в действительности их было меньше), притом в заговоре непосредственно участвовал один из сыновей хана - Бердибек, который и сел на место отца.
Уже сам по себе вопиющий факт отцеубийства не мог не привести к "дестабилизации" Золотой Орды, хотя, по всей вероятности, он не только породил смуту, но и сам был порожден теми или иными кризисными обстоятельствами, которые уяснять здесь нет ни места, ни необходимости. Вскоре, в 1359 году, и сам Бердибек был убит - по-видимому, своим братом Кулпой (Кульной), уцелевшим в резне 1357 года. И на протяжении следующих двух десятилетий на золотоордынском престоле сменили друг друга более двадцати (!) ханов - пока к власти не пришел Тохтамыш, сумевший править не менее чем полтора десятилетия. В русских летописях период от Джанибека до Тохтамыша обозначен выразительным словом "замятня" (не так давно период этот был тщательно исследован в работе высококвалифицированного востоковеда А. П. Григорьева "Золотоордынские ханы 60-70-х годов XIV в. Хронология правлений"16).
В сложившейся ситуации исключительную роль стал играть выдающийся военачальник и политик Мамай. До прихода к власти Бердибека Мамай был, как явствует из ряда источников, крымским темником - то есть командовал расположенным в Крыму и прилегающей к нему степи золотоордынским войском. Хан Бердибек выдал за Мамая свою дочь и предоставил ему высший государственный пост беглербека; Мамай, естественно, находился теперь не в Крыму, а в столице на нижней Волге.
Убийство Бердибека, очевидно, прервало карьеру Мамая, но в условиях "замятни" он уже в 1361 году выдвинул своего "кандидата" в ханы Золотой Орды - потомка Чингисхана Абдуллу (в русских летописях - Авдуля), который в 1362 году на несколько месяцев стал ханом, будучи, в действительности, марионеткой Мамая (последний, не принадлежа к роду Чингизидов, никак не мог претендовать на официальную верховную власть в Золотой Орде).
В конце 1362 года Абдулла (то есть, фактически - Мамай) был свергнут другим потомком Чингисхана, Мюридом, и вместе с Мамаем вынужден был удалиться в Крым. Правда, чрезвычайно энергичный Мамай и в дальнейшем неоднократно предпринимал попытки захватить власть в Золотой Орде, а в 1370 году счел, вероятно, Абдуллу негодным "претендентом" и, убив его, стал продвигать на престол другого чингизида - Бюлека (в русских летописях Тюляк-Тюлек).
Однако и из этого замысла ничего не вышло. И причина неудач, по-видимому, была не в том, что у Мамая недоставало воинских сил; согласно упомянутому выше исследованию А. П. Григорьева, он в течение 1360-х первой половины 1370-х гг., обладая первоклассной военной мощью, сумел захватывать столицу Золотой Орды четыре или даже пять раз, но все-таки вынужден был вскоре же покидать ее. Причину этого помогает уяснить сообщение летописи о том, как позже, в конце 1380 года, Мамай вступил в бой с Тохтамышем, который был "законным" ханом: "Мамаевы же князья, сойдя с коней, изъявили покорность царю Тохтамышу и поклялись ему по своей вере и стали на его сторону, а Мамая оставили поруганным"17.
Естественно прийти к выводу, что примерно то же самое происходило и ранее: Мамай неоднократно захватывал власть в Золотой Орде, однако при появлении того или иного законного хана ему просто переставали повиноваться. Этому, вроде бы, противоречит тот факт, что официально власть принадлежала чингизидам Абдулле и, позднее, Бюлеку. Однако даже в русской летописи под 1378 годом сказано, что "царь (то есть хан, выдвинутый Мамаем.- В. К.) не владеяше ничим же, и не смеяше ничто же сотворити пред Мамаем, но всяко старейшинство держаше Мамай, и всеми владеяше". В Золотой Орде об этом знали, конечно, еще точнее, чем на Руси.
И к середине 1370-х гг. Мамай, как следует из источников, прекращает бесплодные попытки захвата власти в Золотой Орде и обращает свой взгляд на Москву. Важно иметь в виду отсутствие каких-либо сведений о том, что Мамай проявлял враждебность в отношении Москвы ранее, до 1374 года; напротив, он, например, по собственному почину посылал Дмитрию Ивановичу "ярлык на великое княжение", хотя полагалось, чтобы русские князья сами обращались с просьбой об этом ярлыке. Известно также, что в 1371 году Дмитрий Иванович навестил Мамая и "многы дары и великы посулы (подати) подавал Мамаю". Но под 1374-м годом летопись сообщает о бесповоротном "розмирии" Дмитрия Ивановича с Мамаем, которое, в конечном счете, и привело к Куликовской битве.
Как уже сказано, это начавшееся в 1374 году противостояние Руси и Мамая вовсе не являлось борьбой великого князя Дмитрия Ивановича с Золотой Ордой. И не только потому, что Мамай не был ханом Золотой Орды. Сама Мамаева Орда - по крайней мере ко времени ее "розмирия" с Русью представляла собой совершенно особенное явление, о чем достаточно ясно сообщают известные всем источники. Но историки, как правило, игнорируют эту "информацию", поскольку они не усматривают и словно бы даже не желают усмотреть существенное различие между Мамаем и ханами Золотой Орды (так, в уже цитированной статье из БСЭ победа Руси над Мамаем определена как "удар по господству Золотой Орды").
В "Сказании о Мамаевом побоище" изложена следующая "программа" собравшегося в поход на Москву Мамая - программа, которую у нас нет никаких оснований считать произвольным вымыслом автора "Сказания":
"Мамай... нача глаголати ко своим упатом (правителям) и князем и уланом (члены княжеских семей): "Аз тако не хощю творити, како Батый; како изждену князи (изгоню князей - имеется в виду русских) и которые городы красны довлеют (пригодны) нам, и ту(т) сядем, тихо и безмятежно поживем... И многи Орды присовокупив к себе и рати ины понаимова, Бесермены и Армены, Фрязы, Черкасы, Ясы и Буртасы... И поиде на Русь... и заповеда улусом (здесь: селеньям) своим: "Ни един вас не пашите хлеба, да будете готовы на Русские хлебы"...
То есть Мамай, в отличие от создателя Золотой Орды Батыя (и, конечно, от его преемников), намеревался не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться со своим окружением в ее лучших городах, к чему золотоордынские правители никогда не стремились; столь же несовместимы с образом жизни Золотой Орды наемные иноплеменные войска, на которых, очевидно, возлагал большие или даже основные свои надежды Мамай. Словом, Мамаева Орда была принципиально другим явлением, нежели Золотая Орда, и ставила перед собой иные цели. Но в работах о Куликовской битве, как это ни удивительно, почти нет попыток осмыслить процитированные только что сведения, подкрепляемые и другими источниками.
Поход Мамая на Москву истолковывается обычно только как средство заставить Русь платить ему дань в том же объеме, в каком ее получала Золотая Орда при "благополучных" ханах - Узбеке и Джанибеке. Так, автор ряда сочинений о Куликовской битве В. В. Каргалов утверждает:
"По свидетельству летописца, послы Мамая "просили дань, как при хане Узбеке и сыне его Джанибеке"... Требование Мамая было явно неприемлемым, и Дмитрий Иванович ответил отказом. Послы, "глаголяху гордо", угрожали войной, потому что Мамай уже стоит "в поле за Доном со многою силою". Но Дмитрий Иванович проявил твердость"18.
Здесь мы сталкиваемся с прямо-таки поразительным фактом. Поскольку В. В. Каргалов, подобно многим другим историкам, не видит в Мамае деятеля, по своей сути совершенно иного, чем золотоордынские правители, он "сумел" попросту "не заметить", что на той же самой странице цитируемого им источника сообщено как раз об уплате Мамаю требуемой им дани!
Поначалу Дмитрий Иванович, действительно, не хотел ее платить, поскольку знал действительный "статус" Мамая, не являвшегося ханом Золотой Орды и, следовательно, не имевшего "права" на ту дань, которую он требовал. Однако затем, посоветовавшись с митрополитом, который сказал, что Мамай "за наша согрешениа идет пленити землю нашу" и "вам подобает, православным князем, тех нечестивых дарми утоляти четверицею..." (то есть, дарами удовлетворить вчетверо большими, чем прежде), Дмитрий Иванович "злата и сребра много отпусти Мамаю". И это было, несомненно, разумное решение государственного деятеля, который предпочел платить золотом и серебром, а не многими жизнями своих подданных (к тому же, в случае победы "многой силы" Мамая, все равно пришлось бы отдать "злато и сребро"...).
Однако сразу же после уплаты требуемой дани снова пришли "вести, яко Мамай неотложно хощет итти на великого князя Дмитриа Ивановича" (там же). Это, понятно, означает, что истинная цель Мамая была вовсе не в получении богатой дани,- хотя не только В. В. Каргалов, но и подавляющее большинство историков решает проблему именно так. Тем самым, кстати сказать, явно и крайне принижается сам смысл Куликовской битвы, ибо все, в сущности, сводится к спору о количестве дани: Мамай требует ее в "полном" размере, а Дмитрий Иванович не хочет удовлетворить это требование, и в результате гибнут тысячи русских людей...
В национально-историческом сознании - или хотя бы чувстве Куликовская битва являет собой громадное судьбоносное событие, имевшее всемирное значение - и это, как я постараюсь доказать, полностью соответствует политической или, вернее, геополитической действительности той эпохи. И поистине грустно видеть, как в сочинениях множества историков, не желающих, в частности, вчитаться с должным вниманием даже в известные источники, это событие оказывается всего-навсего результатом "полемики" вокруг вопроса о размере дани...
Для понимания истинного смысла и значения Куликовской битвы необходимо, прежде всего, более или менее конкретное представление о "своеобразии" Мамаевой Орды, которую, как уже говорилось, совершенно безосновательно отождествляют с Золотой Ордой (или же говорят об Орде "вообще").
Начнем с того, что Мамаева Орда занимала совсем иное географическое и, в более глубоком смысле, геополитическое положение: ее центром, ее средоточием являлось не Нижнее Поволжье, а Крым, отделенный от золотоордынского центра в Поволжье тысячекилометровым пространством.
Это ясно видно, в частности, из исторических источников, которые, к сожалению, неизвестны русским исследователям,- так называемых "Памятных записей армянских рукописей XIV века", изданных в 1950 году в Ереване, но только в оригинале. Виднейший исследователь истории армянских поселений в Крыму В. А. Микаелян любезно предоставил мне свои переводы интересовавших меня "записей":
а) "...написана сия рукопись в городе Крым (ныне - Старый Крым.- В. К.) ...в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны - от Керчи до Сарукермана (Херсонес, ныне в Севастополе.- В. К.) - здесь собрали людей и скот, и находится Мамай в Карасу (ныне г. Белогорск, в 45 км к западу от Старого Крыма.- В. К.) с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе";
б) "завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым..."
в) "...написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая - князя князей..."19.
Как видим, в период с 1365 по 1377 год Мамай, согласно этим, сделанным тогда же, армянским записям, был властителем Крыма, притом есть все основания полагать, что его владычество началось здесь значительно раньше, а завершилось только в конце 1380 года. Опираясь на другие сведения, можно утверждать, что "волнения" и "сборы" 1365 года, о которых говорится в первой из записей, связаны с очередной попыткой Мамая захватить власть в Золотой Орде, с подготовкой его похода в Поволжье.
Но об этом - ниже. Важно прежде всего установить, что средоточием деятельности Мамая был именно Крым, и только в связи с этим можно понять тогдашнюю ситуацию в целом (следует, правда, оговорить, что огромное конное войско Мамая не могло находиться постоянно и целиком в засушливых крымских степях, и основным местопребыванием этого войска был обладавший пышным травяным покровом Великий Луг, простиравшийся к северу от Крыма вдоль левого берега Днепра,- что недавно было точно установлено20).
Поскольку Мамай, как известно, начал свою карьеру в качестве "крымского темника", он имел, так сказать, глубокие корни в Крыму, ибо появился там не позднее первой половины 1350-х годов. А Крым представлял собой совершенно особенную в геополитическом плане территорию - как с точки зрения многовековой истории, так и с точки зрения тогдашней ситуации в Европе и Азии.
Но, как это ни прискорбно, многие из тех, кто изучал деятельность Мамая, вообще не обращались к "крымской" теме. Вот чрезвычайно выразительный пример. Автор ряда ценных трудов о Золотой Орде В. Л. Егоров не раз затрагивал проблемы, связанные с Мамаем и, в частности, вопрос об осуществленном им перед походом на Куликово поле "найме" разноплеменных военных отрядов, в том числе "Бесермен (то есть, мусульман) и Армен". И историк утверждал, что-де это "летописное указание может относиться к мусульманским отрядам, навербованным в Азербайджане... Такой же отряд наемников был приглашен из Армении"21.
Не буду касаться "азербайджанской" темы (ибо и сам В. Л. Егоров явно не уверен, что "бесермен" вербовали именно в Азербайджане), но поистине печальна неосведомленность историка о том, что в самом Крыму, откуда Мамай начал свой поход на Куликово поле, имелось тогда многочисленное армянское население, сложившееся главным образом в результате изгнания или бегства армян в XI веке и позже с их исторической родины, завоеванной тюркской империей Сельджукидов; Крым даже называли тогда "Приморской Арменией". Между тем, квалифицированный историк В. Л. Егоров полагает, что Мамай мог привести наемных армянских воинов на Куликово поле только с их далекой (даже по прямой линии - 1700 км!) и отделенной Кавказским хребтом исконной земли...
И это всего лишь один яркий "пример" тех ошибочных представлений о Мамае, к которым неизбежно приводит недостаточное (или вообще отсутствующее) внимание к тому факту, что этот исторический деятель был нераздельно связан с Крымом; без глубокого и тщательного изучения "крымской" проблемы вообще невозможно понять феномен Мамаевой Орды.
* * *
Что же касается общего положения в Крыму в XIV веке, в нем нельзя разобраться без уяснения тогдашней роли итальянцев, главным образом генуэзцев,- роли, поистине определяющей, оказывавшей властное воздействие на все основные крымские - хотя, конечно, не только крымские - события. О том, что итальянцы прочно утвердились еще в XIII веке в Крыму, знают, как говорится, все и каждый - хотя бы по остаткам их мощных крепостей в Феодосии, Судаке или Балаклаве, мощь которых ясно видна и теперь, в наши дни. Однако полное, всестороннее и действительно глубокое, схватывающее суть событий понятие об "итальянском присутствии" в Крыму не характерно даже и для профессиональных историков. Правда, в целом ряде исследований, обращающихся к теме этого "присутствия", содержится и верное освещение тех или иных фактов, и истинное истолкование их смысла (примеры еще будут приведены). Но чрезвычайно редки случаи, когда понимание отдельных сторон проблемы, так сказать, вписано в общую картину мировой истории XIV века.
Здесь необходимо еще раз вспомнить о цитированном выше трактате Арнольда Тойнби "Постижение истории", в котором признано, что "западная цивилизация" последовательно "продвигалась" на восток - к "линии" Эльбы, затем - Одера и, далее, Двины, и "к концу XIV века (то есть, отмечу, как раз ко времени Куликовской битвы! - В. К.) континентальные европейские варвары, противостоявшие... развитым цивилизациям, исчезли с лица земли". В результате "западное и православное христианство... оказались в прямом соприкосновении по всей континентальной линии от Адриатического моря до Северного Ледовитого океана".
Тойнби, как уже говорилось, предпочел, в сущности, промолчать о том, что имели место и очень многочисленные, и чрезвычайно активные "продвижения" Запада дальше этой существеннейшей "линии". Он сказал, правда, что "литовцы последними из европейских язычников испытали в XIII-XIV вв. порыв крестовых походов (с Запада.- В. К.)... и внимание Тевтонского ордена целое столетие было приковано к Литве. Это смертельное давление (! - В. К.) Запада на литовцев стало причиной того, что и литовцы получили стимул к завоеванию и, в свою очередь, двинулись в земли русского православного христианства"; кроме того, по словам Тойнби, "скандинавы также расширяли свои владения за счет Эстонии... Финляндии"22 и т. д.