Страница:
Ревда раскурил трубку и гипнотизирующим взором уставился на индикатор.
— Если мы делаем заявку, то по окончании полетов просим у ПВО-шников материалы объективного контроля, под видом того, что нужно проверить выполнение экипажами планового задания. Соответствующее разрешение у нас имеется. Сравниваем результаты и смотрим, удалось нам их обмануть или нет. Но сегодня у нас вообще-то другая задача: нужно проверить, как изделие будет уворачиваться от боестолкновения с другими вертолетами, его комплекс должен противодействовать заодно и средствам обнаружения воздушного базирования типа АВАКСа или прицелов перехватчиков, истребителей других вертолетов. А локаторщики пусть себе молотят по графику, создают, так сказать, тактический фон. В реальных условиях «Горынычу» придется дурить и наземные, и воздушные средства одновременно, так что сегодня у изделия проверка на прочность.
— Теперь понятно, — кивнул Давыдов, — а то я думал…
Что он думал, майор так и не договорил. Динамик радиостанции, работающей на связи с экипажами в воздухе, захрипел и четко проговорил:
— Берестяной — старт, я семьсот сорок третий, взрыв в салоне, теряю высоту. Берестяной…
Ревда привстал со своего кресла. Трубка упала на стол, пепел рассыпался по пластику. Командир напряженным голосом запросил экипаж. В эфире царила тишина. Чуть слышно щелкал спусковой механизм фоторегистрирующей установки, фотографирующей выноса РСП.
— Сорок третий, это «Птеродактиль»?
— Он самый, — Ревда снова запросил экипаж «Горыныча»:
— Семьсот сорок третий, я Берестяной — старт, на связь.
В эфире царила тишина.
— Они могут быть в «мертвой зоне»[10] для нас. Если они сели, то с земли нас не слышат, а мы не слышим их. Попросите другой экипаж связаться с ними, — подсказал Давыдов.
Командир кивнул и твердым голосом произнес:
— Семьсот сорок шестой, я Берестяной — старт, как меня слышите?
— Берестяной — старт, слышу вас на четверку, — последовал немедленный ответ.
— Вызовите сорок третьего.
— Вызываю. Семьсот сорок третий, я семьсот сорок шестой. На связь.
По отсутствию дальнейшего радиообмена Анатолий понял, что ответа не было. Ответа «потерявшегося» борта, находись тот на земле, на СКП все равно бы не услышали, но если бы экипаж, находящийся в воздухе, установил связь с «Птеродактилем», были бы слышны фразы «сорок шестого». Поскрипывали катушки магнитофона, наматывающие на ленту секунды и минуты. В динамике снова прозвучало:
— Семьсот сорок третий, я семьсот сорок шестой, на связь.
Экипаж «Змея Горыныча» не отвечал.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой. Связи с сорок третьим нет. Как поняли?
— Принял, — четко выговорил Ревда, по лицу его трудно было что-либо прочесть, оно казалось высеченным из горной породы.
Внезапно из динамика донеслось:
— Берестяной — старт, я семьсот сорок второй, наблюдаю столб дыма в районе пункта шесть второго маршрута.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой, столб черного дыма подтверждаю, — эхом отозвался экипаж второго вертолета.
— Семьсот сорок шестой, установить источник дыма, — скомандовал Ревда. Еще несколько минут прошло в напряженной тишине.
— Шестой пункт, это где? — не выдержал Сухов.
Комэск обернулся и молча постучал прокуренным ногтем по прозрачному пластику висящего у него за спиной планшета. Давьщов подвинулся ближе к карте. У указанной точки, значилась возвышенность — гора Столовая.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой, наблюдаю на южном склоне об ломки, вертолета, горит керосин из баков.
— Что с экипажем?
— Людей не видно.
— Сорок шестой, сесть рядом сможете?
— Есть площадка возле дороги, буду садиться там.
— Принял, будь на связи. Семьсот сорок второй, немедленно возвращайтесь на точку.
— Вас понял, на точку. Выполняю.
Ревда нервно обернулся к Давыдову и Сухову:
— Врача и группу ПСС[11] к месту доставим вер тушкой. Вы летите?
— Разумеется, — оба кивнули.
— Собирайтесь, я только доложу наверх и — за вами.
Приятели направились к выходу, Давыдов остановился и подозвал к себе ротного:
— Запись четкая?
— Как из соседней комнаты говорили, связь — пять баллов.
— Пленку опечатать и никому без моей команды…
— Как положено, — успокоил его ротный, показывая жестяную коробку, на корпусе была четко видна свежая печать, — не волнуйтесь, все сделаем как нужно.
ГЛАВА 6. ДЫМ НАД ЛЕСОМ
ГЛАВА 7. ДОПРОС, КАК ПОДВИД БЕСЕДЫ
— Если мы делаем заявку, то по окончании полетов просим у ПВО-шников материалы объективного контроля, под видом того, что нужно проверить выполнение экипажами планового задания. Соответствующее разрешение у нас имеется. Сравниваем результаты и смотрим, удалось нам их обмануть или нет. Но сегодня у нас вообще-то другая задача: нужно проверить, как изделие будет уворачиваться от боестолкновения с другими вертолетами, его комплекс должен противодействовать заодно и средствам обнаружения воздушного базирования типа АВАКСа или прицелов перехватчиков, истребителей других вертолетов. А локаторщики пусть себе молотят по графику, создают, так сказать, тактический фон. В реальных условиях «Горынычу» придется дурить и наземные, и воздушные средства одновременно, так что сегодня у изделия проверка на прочность.
— Теперь понятно, — кивнул Давыдов, — а то я думал…
Что он думал, майор так и не договорил. Динамик радиостанции, работающей на связи с экипажами в воздухе, захрипел и четко проговорил:
— Берестяной — старт, я семьсот сорок третий, взрыв в салоне, теряю высоту. Берестяной…
Ревда привстал со своего кресла. Трубка упала на стол, пепел рассыпался по пластику. Командир напряженным голосом запросил экипаж. В эфире царила тишина. Чуть слышно щелкал спусковой механизм фоторегистрирующей установки, фотографирующей выноса РСП.
— Сорок третий, это «Птеродактиль»?
— Он самый, — Ревда снова запросил экипаж «Горыныча»:
— Семьсот сорок третий, я Берестяной — старт, на связь.
В эфире царила тишина.
— Они могут быть в «мертвой зоне»[10] для нас. Если они сели, то с земли нас не слышат, а мы не слышим их. Попросите другой экипаж связаться с ними, — подсказал Давыдов.
Командир кивнул и твердым голосом произнес:
— Семьсот сорок шестой, я Берестяной — старт, как меня слышите?
— Берестяной — старт, слышу вас на четверку, — последовал немедленный ответ.
— Вызовите сорок третьего.
— Вызываю. Семьсот сорок третий, я семьсот сорок шестой. На связь.
По отсутствию дальнейшего радиообмена Анатолий понял, что ответа не было. Ответа «потерявшегося» борта, находись тот на земле, на СКП все равно бы не услышали, но если бы экипаж, находящийся в воздухе, установил связь с «Птеродактилем», были бы слышны фразы «сорок шестого». Поскрипывали катушки магнитофона, наматывающие на ленту секунды и минуты. В динамике снова прозвучало:
— Семьсот сорок третий, я семьсот сорок шестой, на связь.
Экипаж «Змея Горыныча» не отвечал.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой. Связи с сорок третьим нет. Как поняли?
— Принял, — четко выговорил Ревда, по лицу его трудно было что-либо прочесть, оно казалось высеченным из горной породы.
Внезапно из динамика донеслось:
— Берестяной — старт, я семьсот сорок второй, наблюдаю столб дыма в районе пункта шесть второго маршрута.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой, столб черного дыма подтверждаю, — эхом отозвался экипаж второго вертолета.
— Семьсот сорок шестой, установить источник дыма, — скомандовал Ревда. Еще несколько минут прошло в напряженной тишине.
— Шестой пункт, это где? — не выдержал Сухов.
Комэск обернулся и молча постучал прокуренным ногтем по прозрачному пластику висящего у него за спиной планшета. Давьщов подвинулся ближе к карте. У указанной точки, значилась возвышенность — гора Столовая.
— Берестяной — старт, я семьсот сорок шестой, наблюдаю на южном склоне об ломки, вертолета, горит керосин из баков.
— Что с экипажем?
— Людей не видно.
— Сорок шестой, сесть рядом сможете?
— Есть площадка возле дороги, буду садиться там.
— Принял, будь на связи. Семьсот сорок второй, немедленно возвращайтесь на точку.
— Вас понял, на точку. Выполняю.
Ревда нервно обернулся к Давыдову и Сухову:
— Врача и группу ПСС[11] к месту доставим вер тушкой. Вы летите?
— Разумеется, — оба кивнули.
— Собирайтесь, я только доложу наверх и — за вами.
Приятели направились к выходу, Давыдов остановился и подозвал к себе ротного:
— Запись четкая?
— Как из соседней комнаты говорили, связь — пять баллов.
— Пленку опечатать и никому без моей команды…
— Как положено, — успокоил его ротный, показывая жестяную коробку, на корпусе была четко видна свежая печать, — не волнуйтесь, все сделаем как нужно.
ГЛАВА 6. ДЫМ НАД ЛЕСОМ
Столб дыма, поднимающийся над местом аварии, они заметили издалека. Ревда, перекрикивая рев двигателей, скомандовал пилоту:
— Сначала пройди по кругу, посмотрим, чего и как.
Потом жестом потребовал от правака, чтобы тот отдал ему гарнитуру радиостанции. Щелкнув переключателем, запросил экипаж вертушки, севшей у места падения раньше:
— Семьсот сорок шестой, что у вас?
— Не подойти, все в пламени.
— Экипаж?
— Похоже, шансов никаких.
Вертушка, накренившись на левый борт, прошла над кронами сосен, росших на вершине горы, и в иллюминаторы стал виден склон и черный остов вертолета посреди пылающего пятна горящего топлива. Поврежденный корпус Ка-27 лежал недалеко от дороги, огибающей южный склон горы Столовая. Длинные языки оранжевого пламени лизали остов вертолета. Пламя полыхало по всей площади пятна разлившегося топлива, к небу поднимались жирные клубы черного дыма.
— Ни хрена себе, — только и смог выговорить Давыдов, разглядывая место катастрофы через иллюминатор.
— Почти полные баки! Столько керосина! — наклонившись к нему, проорал командир группы ПСС.
Давыдов кивнул и покосился на груду оборудования, брошенного внавал посреди салона.
— Столько всего, и…
Командир группы перехватил его взгляд и развел руками.
— Тут это не поможет, — он похлопал ладонью по металлическому боку баллона огромного огнетушителя на колесиках с надувными шинами, — пожарная машина нужна! Пойду к пилотам, пусть на СКП передадут, чтобы из Софьино «пожарку» вызывали, а то из «эскадры» пока доедет, тушить будет нечего.
Вертушка резко накренилась вправо, очерчивая круг над местом крушения.
— Тут садиться негде, место занято, — громко сказал пилот, обернувшись к комэску, — нужно сорок второго поднимать.
Игорь Владимирович с пониманием кивнул и скомандовал, прижав к губам кругляшок микрофона, прикрепленного к гарнитуре связи на длинной дужке:
— Семь сорок шесть! Колеса в воздух! Возвращайся на точку. Заправиться, быть готовым к вылету, если понадобится…
— Вас понял, освобождаю площадку. Отойдите в сторону, взлетаю. Ветер у земли метров пять, девяносто — девяносто пять градусов.
— Вас поняли, отходим, спасибо, — отозвался командир вертушки, перекладывая ручку управления машиной вправо и чуть притапливая правую педаль. Машина скользнула в сторону, освобождая пространство взлетающему борту.
К месту аварии было не подойти. Пламя от земли поднималось почти в рост человека, в воздухе стоял едкий запах горящего керосина. Сажа и копоть осели на иголках растущих у опушки елочек и сосенок, окрасив деревья в черный цвет. Сквозь пламя можно было разглядеть черный корпус вертолета с обломанными винтами и погнутыми рулями. Спасатели стали развертывать свое оборудование. Чтобы быть чем-то полезным, Анатолий, прихватив себе в помощники Дениса, занялся налаживанием связи с «базой».
Пожарная машина приехала только через полтора часа. Пожарные размотали брезентовые рукава и, вылив целый бак, уехали заправляться. Пламя чуть осело, а затем разгорелось с прежней силой. Огонь пылал, пока не выгорел весь керосин, только после этого вернувшиеся пожарные залили корпус упавшего Ка-27 белой пеной. И все равно раскалившаяся земля не позволяла приблизиться к почерневшему остову разбившейся вертушки. Спасатели смогли подойти к ней только к вечеру. За это время у места аварии собралась уйма народа в форме и в штатском, скопилось десятка два машин, развернули передвижную радиостанцию, аппаратную засекреченной связи, полевую кухню и штабной салон для начальства. Сухов где-то раздобыл для приятелей пару комбинезонов наподобие МЧС-овских. Приехали судебные медики, подполковник из службы безопасности полетов ВВС, курирующие агентство по летной части и эксперт из «Авиапромсервиса»[12]. Все были заняты, каждый работал по своему профилю. У корпуса вертушки сверкали сполохи фотовспышки, бродил оператор с камерой, подполковник и гражданский указывали ему и фотографу, что и с какого ракурса снимать. Подполковник попутно надиктовывал что-то на карманный диктофон, а гражданский делал пометки в потрепанном блокноте. Своей неторопливой основательностью и худобой он напомнил Анатолию лейтенанта Коломбо из детективного сериала. Анатолий его так про себя и окрестил. Медики погрузили в машину четыре продолговатых полиэтиленовых мешка и уехали, осталась только фельдшерица, поминутно нюхающая нашатырь. Группа ПСС, построившись цепью, прочесывала склон в поисках обломков машины. Прошло часов восемь с момента аварии. К этому моменту Давыдов и Сухов, вставшие ни свет ни заря, уже буквально валились с ног. Оба держались на чудовищном количестве выпитого кофе и неизбежном в подобных случаях «шиле», но старались ни на шаг не отстать от работающих у вертушки экспертов. Те осмотрели вертолет снаружи и, нацепив респираторы, полезли внутрь. Приятели их примеру не последовали, дышать и около вертолета было нечем, не говоря уже о том, чтобы лезть в салон. Анатолий заглянул внутрь через проем оторвавшегося при падении люка, там было черным-черно, покореженные стойки, жгуты проводки, какие-то металлические трубки. Разобраться в этом металлоломе, как ему показалось, было невозможно. Закончив осмотр, гражданский распорядился, чтобы фотограф и оператор с камерой зашли внутрь и сняли приборную доску. Пока те работали, эксперты выбрались наружу, чтобы не мешать, отошли в сторонку и закурили.
— Вы закончили? — поинтересовался у них Сухов.
Затянувшись дымом, подполковник кивнул:
— Пока здесь все. Еще полно работы с самой машиной, но это уже не сегодня.
— Там же взрыв был, на борту, — оттирая лицо от сажи носовым платком, проговорил Сухов. — Вы не установили — что случилось?
— Экспертиза покажет, — пожал плечами под полковник.
— Я бы хотел еще посмотреть материалы объективного контроля, — вмешался в разговор гражданский. — Это можно организовать?
Вид у него был измотанный, но голос звучал уверенно и бодро.
— Думаю, лучше это сделать на базе, — ответил ему Анатолий.
— Сейчас на точку вертушка пойдет, — подошел к курящим Рев да. — Если вы здесь закончили, то собирайтесь. К вашему приезду что-нибудь приготовить?
— Перекусить было бы неплохо. И умыться, — невесело усмехнулся подполковник.
— Мне понадобятся: телевизор с видиком, снимки с экранов РСП и магнитофон, чтобы послушать все переговоры экипажа с землей, — непререкаемым тоном заявил гражданский, — а еще штурманскую карту с нанесенными на ней маршрутами полетов, плановую таблицу, все радио данные, списки дежурной смены и аппаратные журналы со всех объектов связи и РТО. А пока давайте сюда техников, «черный ящик» снимать будем.
Всю обратную дорогу пассажиры салона летели молча. По прибытии наскоро привели себя в порядок и после ужина встретились в кабинете у командира отдельной эскадрильи. Народу прибавилось, приехали какие-то чины в ставших недавно модными НАТО-вских полевых свитерах, какой-то невзрачный юноша в строгом костюме, двое пожилых дядечек в потертых летных куртках. Пока ждали материалы объективного контроля, «Коломбо» и подполковник включили телевизор и видеомагнитофон и занялись просмотром отснятого материала, что-то негромко комментируя друг другу. Наконец появился ротный с катушками магнитной ленты и фотографиями экранов диспетчерского локатора РСП. Судя по цвету щек и распространяемому аромату, он уже принял, и принял немало, но на ногах держался крепко. Майор доложил о прибытии и поинтересовался:
— Кому сдавать материал?
— Давайте я все возьму, — встрепенулся «Коломбо».
— Что значит «возьму»? Принимайте под расписку, как положено, — майор достал из подмышки клеенчатую папку и выложил на стол несколько листков, на которых эксперт поставил размашистую подпись.
— Разрешите выйти? — майор вполоборота повернулся к Ревде.
— У вас к командиру роты связи и РТО что-нибудь есть? — обратился комэск к присутствующим.
— Пока ничего, но пусть здесь побудет, — не дожидаясь ответов остальных, распорядился «Коломбо». Ротный уселся на свободный стул и, казалось, погрузился в дремоту. Подполковник и «Коломбо» в хронологическом порядке разложили на столешнице фотографии, потом извлекли из жестяной коробки магнитную ленту и принялись устанавливать ее на магнитофон. Ревда негромко говорил о чем-то с мужиком в строгом костюме, изредка бросавшим взгляды на Давыдова и Сухова. По внешнему виду и повадкам мужик напоминал «старшего товарища» из дуэта «Люди в черном», но только в молодые годы. «Черт знает что, какие-то дурацкие сравнения в голову лезут, — устало покачал головой Давыдов. — Вымотался как сволочь, вот что. Того и гляди — Фокс Малдер привидится». Мужик в костюме, косясь на приятелей, склонился к командиру части и согласно, как китайский болванчик, кивал головой.
— Уже перемотано на начало. Бумажка заложена на начале комплексной проверки, — не меняя положения и не открывая глаз, подал голос со своего стула ротный.
— Спасибо, — невозмутимо отозвался Коломбо. — В каком режиме писали? Надеюсь, не «запись-автомат».
— На этом «мафоне» такого режима нет, — отозвался ротный. — Запись ведется в масштабе реального времени.
— Хорошо, — кивнул «Коломбо», — я пока послушаю предварительную и предполетную, а тем временем пусть сюда принесут часы, — обернулся он к Ревде.
— Какие часы? — не понял тот.
— Вот эти, — эксперт протянул командиру фотографию экрана диспетчерского локатора, — рядом с индикатором на стойке аппаратуры были укреплены часы и пластина с датой дня полетов, воинским званием и Ф.И.О. дежурного оператора.
— Хорошо, — Ревда, недоумевая, пожал плечами. — А зачем вам часы-то? Вроде бы и так все ясно…
— Мне не ясно, — перебил его «Коломбо» и включил воспроизведение.
Ревда отошел к телефону и распорядился, чтобы доставили требуемые часы. Все притихли. «Коломбо» внимательно слушал запись, изредка обмениваясь с подполковником замечаниями и делая в своем блокноте какие-то заметки. Предварительную и предполетную они слушали, проматывая пустые участки ленты, а когда пошла запись постановки задач на разведку погоды и радиообмена в ходе полета разведчика, они включили запись и вообще не трогали кнопку ускоренной перемотки. Прослушав эту часть ленты, «Коломбо» удовлетворенно кивнул и выключил магнитофон.
— Так как насчет часов-то? — поинтересовался он, не поворачивая головы.
— Сейчас будут здесь, — буркнул Игорь Владимирович, нервно набивая трубку табаком.
— Подождем, — спокойно ответил «Коломбо». Ревда молча закурил. Следуя его примеру, курящие потянулись за сигаретами, кто-то вышел. Один только «Коломбо» не шелохнулся, да ротный мирно посапывал на своем стуле. Подполковник — компаньон «Коломбо» отошел к окну, распахнул форточку и тоже закурил.
Воспользовавшись перерывом, Давыдов подошел к нему и поинтересовался шепотом:
Извините, почему всем распоряжается этот дяденька, а не вы? Он же гражданский?
— Петрович-то?
— Кто? — переспросил Анатолий. — Как его зовут?
— Алексей Петрович Павлов, — шепотом же отозвался подполковник. — Во-первых, он полков ник запаса, во-вторых, в этих случаях «Авиапромсервис» вправе принимать участие в расследовании, во всяком случае, до тех пор, пока не будет установлено, что не было отказа авиационной техники. Он в какой-то степени и меня проверяет. В смысле, как я эту часть курировал, соблюдались ли все правила эксплуатации и все такое. И, в-третьих, он до увольнения был в нашем отделе шефом, и по части подобных расследований ему равных нет, а у «граждан» он недавно работает, они его еле у болтали, чтобы он к ним устроился, только зарплатой и соблазнили. Пенсион-то у нас не особо, даже если ты и полкан. Так что я у него учусь, пользуясь случаем. И еще, он своим авторитетом кого хошь задавит, я рядом с ним жалкий подмастерье. Есть чему поучиться.
— Ясно, — кивнул Давыдов. — А, почему вы «черный ящик» не используете? Если был отказ авиационной техники, там же должны быть все данные?
— После взрыва и пожара в здешних условиях показания бортовых самописцев не снять, от ленты одни обрывки, все в Москву везти нужно, в спецлабораторию.
Вошел дежурный и принес часы. Павлов внимательно осмотрел их и обернулся отчего-то не к командиру, а к ротному:
— Те самые?
— А какие же еще! — раздраженно ответил Ревда.
— Я не вас спрашиваю, а вот его. Проверьте номер.
— Те, с РСП, — внимательно осмотрев часы, подтвердил майор.
— Отлично, — эхом отозвался «Коломбо», снова включил запись, послушал время начала полетов, остановил воспроизведение и перевел стрелки часов на это время. Потом отмотал запись чуть-чуть назад и снова включил воспроизведение. Как только голос руководителя полетов произнес:
«Четвертое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого года, десять часов одна минута. Начало полетов на аэродроме Березовка», Павлов запустил часы. Прослушивая запись, они с подполковником перебирали фотоснимки, сверяя время на них и на часах. Попутно Алексей Петрович что-то писал в своем блокноте. Два снимка он задумчиво отложил в сторону, сделав на оборотной стороне какие-то пометки карандашом. Затем прозвучали слова, отмерившие для экипажа вертолета время до и после: «я семьсот сорок третий, взрыв в салоне». Павлов дослушал запись, выключил магнитофон и откинулся на спинку стула.
— Ну, что скажете? — Ревда выпустил клуб дыма и поднялся со своего места.
— Качество записи хорошее, — невозмутимо ответил «Коломбо».
— Усматриваете какие-либо нарушения по производству полетов?
— Пока не усматриваю. Кстати, какие задачи отрабатывались в ходе этих полетов?
— Испытания бортового радиоэлектронного оборудования.
— Навигационного?
— Нет, ничего общего с навигацией, чистая спецуха, — подал голос зампотех эскадрильи.
— А оно не могло как-нибудь повлиять на работу навигационного оборудования?
— Нет, не могло, — зампотех отрицательно покачал головой. — Разные диапазоны частот, виды сигналов, ничего общего.
— А это не было связано с применением каких-нибудь средств поражения, которые могли повести себя не так, как им положено?
— Ничего такого, — зампотех развел руками.
— У вас к личному составу еще вопросы будут? — нетерпеливо произнес комэск.
— Пока нет. А что такое?
— В таком случае пора бразды правления передать следователю, — четко выговаривая каждое слово, произнес комэск.
— В смысле? — все так же невозмутимо спросил Павлов.
— В смысле, что налицо диверсия.
— Это как же?
— А так. Взрыв в салоне был?
— Допустим, — кивнул «Коломбо».
— И вы, и наши специалисты видели, что взрыв произошел где-то в районе стоек с аппаратурой.
— И что из этого следует?
— Вряд ли кто-то из членов экипажа потащит на борт что-то, что может взорваться. Ведь так?
— Согласен.
— Значит, это сделал кто-то другой.
— Резонно. И что, у вас кто-то такой есть на примете? — иронично, склонив голову к правому плечу, поинтересовался Павлов.
— Перед вылетом машину осматривали специалисты ТЭЧ, члены экипажа и, в том числе — борттехник. Никто ничего подозрительного не обнаружил. И ничего нового на машине не было. За исключением одной вещи, — Ревда повернулся в сторону Сухова и Давыдова. — Наше московское начальство привезло дополнительный блок, который и был установлен в стойку с остальной аппаратурой,
— А с чего вы взяли, что это именно он бабахнул? — удивленно привстал со своего места Сухов.
— Больше нечему, всю остальную аппаратуру обкатывали не один раз!
— Ну, давайте вызывать экспертов из ФСБ, пусть берут пробы на взрывчатку, — спокойно сказал Павлов.
— ФСБ вызывать не будем, — поднялся со своего места мужик в костюме. — В агентстве есть своя служба безопасности и внутренних расследований. Я как раз оттуда, и пробы мы уже взяли. Наличие взрывчатого вещества, а именно тринитротолуола в соскобах, взятых внутри салона, подтверждается, так что…
— Так что вам для начала лучше связаться с полковником Салий и подполковником Рязановым, — подал голос разозленный Давыдов. Чего-чего, а диверсионной деятельности за годы военной карьеры ему еще никто не шил.
— Вот об этом-то и о многом другом мы с вами и поговорим. Есть много подозрительных неясностей (Давыдов пренебрежительно фыркнул), так что дальнейшую беседу мы с вами продолжим в отдельном кабинете и без свидетелей.
— Сначала пройди по кругу, посмотрим, чего и как.
Потом жестом потребовал от правака, чтобы тот отдал ему гарнитуру радиостанции. Щелкнув переключателем, запросил экипаж вертушки, севшей у места падения раньше:
— Семьсот сорок шестой, что у вас?
— Не подойти, все в пламени.
— Экипаж?
— Похоже, шансов никаких.
Вертушка, накренившись на левый борт, прошла над кронами сосен, росших на вершине горы, и в иллюминаторы стал виден склон и черный остов вертолета посреди пылающего пятна горящего топлива. Поврежденный корпус Ка-27 лежал недалеко от дороги, огибающей южный склон горы Столовая. Длинные языки оранжевого пламени лизали остов вертолета. Пламя полыхало по всей площади пятна разлившегося топлива, к небу поднимались жирные клубы черного дыма.
— Ни хрена себе, — только и смог выговорить Давыдов, разглядывая место катастрофы через иллюминатор.
— Почти полные баки! Столько керосина! — наклонившись к нему, проорал командир группы ПСС.
Давыдов кивнул и покосился на груду оборудования, брошенного внавал посреди салона.
— Столько всего, и…
Командир группы перехватил его взгляд и развел руками.
— Тут это не поможет, — он похлопал ладонью по металлическому боку баллона огромного огнетушителя на колесиках с надувными шинами, — пожарная машина нужна! Пойду к пилотам, пусть на СКП передадут, чтобы из Софьино «пожарку» вызывали, а то из «эскадры» пока доедет, тушить будет нечего.
Вертушка резко накренилась вправо, очерчивая круг над местом крушения.
— Тут садиться негде, место занято, — громко сказал пилот, обернувшись к комэску, — нужно сорок второго поднимать.
Игорь Владимирович с пониманием кивнул и скомандовал, прижав к губам кругляшок микрофона, прикрепленного к гарнитуре связи на длинной дужке:
— Семь сорок шесть! Колеса в воздух! Возвращайся на точку. Заправиться, быть готовым к вылету, если понадобится…
— Вас понял, освобождаю площадку. Отойдите в сторону, взлетаю. Ветер у земли метров пять, девяносто — девяносто пять градусов.
— Вас поняли, отходим, спасибо, — отозвался командир вертушки, перекладывая ручку управления машиной вправо и чуть притапливая правую педаль. Машина скользнула в сторону, освобождая пространство взлетающему борту.
К месту аварии было не подойти. Пламя от земли поднималось почти в рост человека, в воздухе стоял едкий запах горящего керосина. Сажа и копоть осели на иголках растущих у опушки елочек и сосенок, окрасив деревья в черный цвет. Сквозь пламя можно было разглядеть черный корпус вертолета с обломанными винтами и погнутыми рулями. Спасатели стали развертывать свое оборудование. Чтобы быть чем-то полезным, Анатолий, прихватив себе в помощники Дениса, занялся налаживанием связи с «базой».
Пожарная машина приехала только через полтора часа. Пожарные размотали брезентовые рукава и, вылив целый бак, уехали заправляться. Пламя чуть осело, а затем разгорелось с прежней силой. Огонь пылал, пока не выгорел весь керосин, только после этого вернувшиеся пожарные залили корпус упавшего Ка-27 белой пеной. И все равно раскалившаяся земля не позволяла приблизиться к почерневшему остову разбившейся вертушки. Спасатели смогли подойти к ней только к вечеру. За это время у места аварии собралась уйма народа в форме и в штатском, скопилось десятка два машин, развернули передвижную радиостанцию, аппаратную засекреченной связи, полевую кухню и штабной салон для начальства. Сухов где-то раздобыл для приятелей пару комбинезонов наподобие МЧС-овских. Приехали судебные медики, подполковник из службы безопасности полетов ВВС, курирующие агентство по летной части и эксперт из «Авиапромсервиса»[12]. Все были заняты, каждый работал по своему профилю. У корпуса вертушки сверкали сполохи фотовспышки, бродил оператор с камерой, подполковник и гражданский указывали ему и фотографу, что и с какого ракурса снимать. Подполковник попутно надиктовывал что-то на карманный диктофон, а гражданский делал пометки в потрепанном блокноте. Своей неторопливой основательностью и худобой он напомнил Анатолию лейтенанта Коломбо из детективного сериала. Анатолий его так про себя и окрестил. Медики погрузили в машину четыре продолговатых полиэтиленовых мешка и уехали, осталась только фельдшерица, поминутно нюхающая нашатырь. Группа ПСС, построившись цепью, прочесывала склон в поисках обломков машины. Прошло часов восемь с момента аварии. К этому моменту Давыдов и Сухов, вставшие ни свет ни заря, уже буквально валились с ног. Оба держались на чудовищном количестве выпитого кофе и неизбежном в подобных случаях «шиле», но старались ни на шаг не отстать от работающих у вертушки экспертов. Те осмотрели вертолет снаружи и, нацепив респираторы, полезли внутрь. Приятели их примеру не последовали, дышать и около вертолета было нечем, не говоря уже о том, чтобы лезть в салон. Анатолий заглянул внутрь через проем оторвавшегося при падении люка, там было черным-черно, покореженные стойки, жгуты проводки, какие-то металлические трубки. Разобраться в этом металлоломе, как ему показалось, было невозможно. Закончив осмотр, гражданский распорядился, чтобы фотограф и оператор с камерой зашли внутрь и сняли приборную доску. Пока те работали, эксперты выбрались наружу, чтобы не мешать, отошли в сторонку и закурили.
— Вы закончили? — поинтересовался у них Сухов.
Затянувшись дымом, подполковник кивнул:
— Пока здесь все. Еще полно работы с самой машиной, но это уже не сегодня.
— Там же взрыв был, на борту, — оттирая лицо от сажи носовым платком, проговорил Сухов. — Вы не установили — что случилось?
— Экспертиза покажет, — пожал плечами под полковник.
— Я бы хотел еще посмотреть материалы объективного контроля, — вмешался в разговор гражданский. — Это можно организовать?
Вид у него был измотанный, но голос звучал уверенно и бодро.
— Думаю, лучше это сделать на базе, — ответил ему Анатолий.
— Сейчас на точку вертушка пойдет, — подошел к курящим Рев да. — Если вы здесь закончили, то собирайтесь. К вашему приезду что-нибудь приготовить?
— Перекусить было бы неплохо. И умыться, — невесело усмехнулся подполковник.
— Мне понадобятся: телевизор с видиком, снимки с экранов РСП и магнитофон, чтобы послушать все переговоры экипажа с землей, — непререкаемым тоном заявил гражданский, — а еще штурманскую карту с нанесенными на ней маршрутами полетов, плановую таблицу, все радио данные, списки дежурной смены и аппаратные журналы со всех объектов связи и РТО. А пока давайте сюда техников, «черный ящик» снимать будем.
Всю обратную дорогу пассажиры салона летели молча. По прибытии наскоро привели себя в порядок и после ужина встретились в кабинете у командира отдельной эскадрильи. Народу прибавилось, приехали какие-то чины в ставших недавно модными НАТО-вских полевых свитерах, какой-то невзрачный юноша в строгом костюме, двое пожилых дядечек в потертых летных куртках. Пока ждали материалы объективного контроля, «Коломбо» и подполковник включили телевизор и видеомагнитофон и занялись просмотром отснятого материала, что-то негромко комментируя друг другу. Наконец появился ротный с катушками магнитной ленты и фотографиями экранов диспетчерского локатора РСП. Судя по цвету щек и распространяемому аромату, он уже принял, и принял немало, но на ногах держался крепко. Майор доложил о прибытии и поинтересовался:
— Кому сдавать материал?
— Давайте я все возьму, — встрепенулся «Коломбо».
— Что значит «возьму»? Принимайте под расписку, как положено, — майор достал из подмышки клеенчатую папку и выложил на стол несколько листков, на которых эксперт поставил размашистую подпись.
— Разрешите выйти? — майор вполоборота повернулся к Ревде.
— У вас к командиру роты связи и РТО что-нибудь есть? — обратился комэск к присутствующим.
— Пока ничего, но пусть здесь побудет, — не дожидаясь ответов остальных, распорядился «Коломбо». Ротный уселся на свободный стул и, казалось, погрузился в дремоту. Подполковник и «Коломбо» в хронологическом порядке разложили на столешнице фотографии, потом извлекли из жестяной коробки магнитную ленту и принялись устанавливать ее на магнитофон. Ревда негромко говорил о чем-то с мужиком в строгом костюме, изредка бросавшим взгляды на Давыдова и Сухова. По внешнему виду и повадкам мужик напоминал «старшего товарища» из дуэта «Люди в черном», но только в молодые годы. «Черт знает что, какие-то дурацкие сравнения в голову лезут, — устало покачал головой Давыдов. — Вымотался как сволочь, вот что. Того и гляди — Фокс Малдер привидится». Мужик в костюме, косясь на приятелей, склонился к командиру части и согласно, как китайский болванчик, кивал головой.
— Уже перемотано на начало. Бумажка заложена на начале комплексной проверки, — не меняя положения и не открывая глаз, подал голос со своего стула ротный.
— Спасибо, — невозмутимо отозвался Коломбо. — В каком режиме писали? Надеюсь, не «запись-автомат».
— На этом «мафоне» такого режима нет, — отозвался ротный. — Запись ведется в масштабе реального времени.
— Хорошо, — кивнул «Коломбо», — я пока послушаю предварительную и предполетную, а тем временем пусть сюда принесут часы, — обернулся он к Ревде.
— Какие часы? — не понял тот.
— Вот эти, — эксперт протянул командиру фотографию экрана диспетчерского локатора, — рядом с индикатором на стойке аппаратуры были укреплены часы и пластина с датой дня полетов, воинским званием и Ф.И.О. дежурного оператора.
— Хорошо, — Ревда, недоумевая, пожал плечами. — А зачем вам часы-то? Вроде бы и так все ясно…
— Мне не ясно, — перебил его «Коломбо» и включил воспроизведение.
Ревда отошел к телефону и распорядился, чтобы доставили требуемые часы. Все притихли. «Коломбо» внимательно слушал запись, изредка обмениваясь с подполковником замечаниями и делая в своем блокноте какие-то заметки. Предварительную и предполетную они слушали, проматывая пустые участки ленты, а когда пошла запись постановки задач на разведку погоды и радиообмена в ходе полета разведчика, они включили запись и вообще не трогали кнопку ускоренной перемотки. Прослушав эту часть ленты, «Коломбо» удовлетворенно кивнул и выключил магнитофон.
— Так как насчет часов-то? — поинтересовался он, не поворачивая головы.
— Сейчас будут здесь, — буркнул Игорь Владимирович, нервно набивая трубку табаком.
— Подождем, — спокойно ответил «Коломбо». Ревда молча закурил. Следуя его примеру, курящие потянулись за сигаретами, кто-то вышел. Один только «Коломбо» не шелохнулся, да ротный мирно посапывал на своем стуле. Подполковник — компаньон «Коломбо» отошел к окну, распахнул форточку и тоже закурил.
Воспользовавшись перерывом, Давыдов подошел к нему и поинтересовался шепотом:
Извините, почему всем распоряжается этот дяденька, а не вы? Он же гражданский?
— Петрович-то?
— Кто? — переспросил Анатолий. — Как его зовут?
— Алексей Петрович Павлов, — шепотом же отозвался подполковник. — Во-первых, он полков ник запаса, во-вторых, в этих случаях «Авиапромсервис» вправе принимать участие в расследовании, во всяком случае, до тех пор, пока не будет установлено, что не было отказа авиационной техники. Он в какой-то степени и меня проверяет. В смысле, как я эту часть курировал, соблюдались ли все правила эксплуатации и все такое. И, в-третьих, он до увольнения был в нашем отделе шефом, и по части подобных расследований ему равных нет, а у «граждан» он недавно работает, они его еле у болтали, чтобы он к ним устроился, только зарплатой и соблазнили. Пенсион-то у нас не особо, даже если ты и полкан. Так что я у него учусь, пользуясь случаем. И еще, он своим авторитетом кого хошь задавит, я рядом с ним жалкий подмастерье. Есть чему поучиться.
— Ясно, — кивнул Давыдов. — А, почему вы «черный ящик» не используете? Если был отказ авиационной техники, там же должны быть все данные?
— После взрыва и пожара в здешних условиях показания бортовых самописцев не снять, от ленты одни обрывки, все в Москву везти нужно, в спецлабораторию.
Вошел дежурный и принес часы. Павлов внимательно осмотрел их и обернулся отчего-то не к командиру, а к ротному:
— Те самые?
— А какие же еще! — раздраженно ответил Ревда.
— Я не вас спрашиваю, а вот его. Проверьте номер.
— Те, с РСП, — внимательно осмотрев часы, подтвердил майор.
— Отлично, — эхом отозвался «Коломбо», снова включил запись, послушал время начала полетов, остановил воспроизведение и перевел стрелки часов на это время. Потом отмотал запись чуть-чуть назад и снова включил воспроизведение. Как только голос руководителя полетов произнес:
«Четвертое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого года, десять часов одна минута. Начало полетов на аэродроме Березовка», Павлов запустил часы. Прослушивая запись, они с подполковником перебирали фотоснимки, сверяя время на них и на часах. Попутно Алексей Петрович что-то писал в своем блокноте. Два снимка он задумчиво отложил в сторону, сделав на оборотной стороне какие-то пометки карандашом. Затем прозвучали слова, отмерившие для экипажа вертолета время до и после: «я семьсот сорок третий, взрыв в салоне». Павлов дослушал запись, выключил магнитофон и откинулся на спинку стула.
— Ну, что скажете? — Ревда выпустил клуб дыма и поднялся со своего места.
— Качество записи хорошее, — невозмутимо ответил «Коломбо».
— Усматриваете какие-либо нарушения по производству полетов?
— Пока не усматриваю. Кстати, какие задачи отрабатывались в ходе этих полетов?
— Испытания бортового радиоэлектронного оборудования.
— Навигационного?
— Нет, ничего общего с навигацией, чистая спецуха, — подал голос зампотех эскадрильи.
— А оно не могло как-нибудь повлиять на работу навигационного оборудования?
— Нет, не могло, — зампотех отрицательно покачал головой. — Разные диапазоны частот, виды сигналов, ничего общего.
— А это не было связано с применением каких-нибудь средств поражения, которые могли повести себя не так, как им положено?
— Ничего такого, — зампотех развел руками.
— У вас к личному составу еще вопросы будут? — нетерпеливо произнес комэск.
— Пока нет. А что такое?
— В таком случае пора бразды правления передать следователю, — четко выговаривая каждое слово, произнес комэск.
— В смысле? — все так же невозмутимо спросил Павлов.
— В смысле, что налицо диверсия.
— Это как же?
— А так. Взрыв в салоне был?
— Допустим, — кивнул «Коломбо».
— И вы, и наши специалисты видели, что взрыв произошел где-то в районе стоек с аппаратурой.
— И что из этого следует?
— Вряд ли кто-то из членов экипажа потащит на борт что-то, что может взорваться. Ведь так?
— Согласен.
— Значит, это сделал кто-то другой.
— Резонно. И что, у вас кто-то такой есть на примете? — иронично, склонив голову к правому плечу, поинтересовался Павлов.
— Перед вылетом машину осматривали специалисты ТЭЧ, члены экипажа и, в том числе — борттехник. Никто ничего подозрительного не обнаружил. И ничего нового на машине не было. За исключением одной вещи, — Ревда повернулся в сторону Сухова и Давыдова. — Наше московское начальство привезло дополнительный блок, который и был установлен в стойку с остальной аппаратурой,
— А с чего вы взяли, что это именно он бабахнул? — удивленно привстал со своего места Сухов.
— Больше нечему, всю остальную аппаратуру обкатывали не один раз!
— Ну, давайте вызывать экспертов из ФСБ, пусть берут пробы на взрывчатку, — спокойно сказал Павлов.
— ФСБ вызывать не будем, — поднялся со своего места мужик в костюме. — В агентстве есть своя служба безопасности и внутренних расследований. Я как раз оттуда, и пробы мы уже взяли. Наличие взрывчатого вещества, а именно тринитротолуола в соскобах, взятых внутри салона, подтверждается, так что…
— Так что вам для начала лучше связаться с полковником Салий и подполковником Рязановым, — подал голос разозленный Давыдов. Чего-чего, а диверсионной деятельности за годы военной карьеры ему еще никто не шил.
— Вот об этом-то и о многом другом мы с вами и поговорим. Есть много подозрительных неясностей (Давыдов пренебрежительно фыркнул), так что дальнейшую беседу мы с вами продолжим в отдельном кабинете и без свидетелей.
ГЛАВА 7. ДОПРОС, КАК ПОДВИД БЕСЕДЫ
«Дальнейшая беседа» оказалась форменным допросом и происходила в кабинете начальника штаба. «Беседовать» Давыдову выпало после Сухова, посему он даже сподобился вздремнуть в комнате отдыха, правда, в присутствии какого-то прапорщика в повседневной форме с васильковыми кантами на брюках и такой же окантовкой погон. Под курткой у него явно угадывалось наличие плечевой кобуры. Когда Анатолия пригласили войти, на часах было уже четыре утра. Прапорщик сопроводил Давыдова до самой двери и устроился на подоконнике в коридоре. Для начала следователь представился и даже продемонстрировал соответствующие корочки, из коих Давыдов узнал, что имеет удовольствие общаться с капитаном Захаровым Григорием Сергеевичем из службы внутренней безопасности. Взяв с Давыдова подписку об ответственности за дачу ложных показаний, он развалился в кресле и, задымив сигаретой, поинтересовался:
— Ну, молодой человек, и что вы можете сообщить по известному вам делу?
Давыдов с минуту спокойно разглядывал следователя, потом резко выхватил у него сигарету, подошел к окну и выкинул ее в форточку, затем сел не на стул, а на диван и безапелляционно отчеканил:
— Во-первых, юноша, для вас я еще пока товарищ майор.
— Вот именно «пока», — многозначительно поднял Захаров палец кверху.
— Во-вторых, — невозмутимо перебил его Давыдов, — курить младшим по званию полагается только с разрешения старшего, а, в-третьих, пока мы без свидетелей — будешь хамить, получишь в репу и замучаешься потом объяснительные писать про то, как споткнулся в неосвещенном умывальнике и стукнулся об раковину. Хочешь с меня показания снимать, сначала бумажку принеси с резолюцией товарища военного прокурора.
От такого напора капитан опешил, потом неопределенно хмыкнул и кивнул:
— Ладно, товарищ майор, во-первых, если вы обратили внимание, в протоколе вы значитесь как свидетель, а не как подозреваемый, так что кипятиться не стоит. Ну а насчет всего остального, будем считать, что я сделал выводы. Согласны?
Давыдов молча пожал плечами.
— Если вы не против, я все же закурю, а то спать хочется.
— Можете поверить, мне тоже.
— Верю.
— Ну и?
— Так что вам известно?
— О чем? — устало вопросил Давыдов.
— Ну, о взрыве?
— То же, что и вам. О взрыве я услышал, находясь на СКП во время полетов.
— Хорошо, сформулируем по-другому. Вы знали, что за аппаратуру вы привезли?
— Нет, не знал. Уже здесь нам сказали, что это контрольно-решающее устройство бортовой станции разведки и помех.
— А кто вам это сказал?
— Оператор станции, капитан Галушко.
— А он его сразу узнал?
— В смысле?
— Ну, откуда он знал, что это оно? Именно это устройство? Он его что, раньше видел?
Между вопросами и ответами Захаров успевал что-то писать в листке протокола.
— Они его на доработку сдавали, насколько я понял, на завод. Так что капитан, скорее всего, его раньше уже видел.
— А кто его с завода забирал?
— А я почем знаю, — зевнул Давыдов.
— Вы или Сухов к этому отношения не имели?
— Не имели, нам его начальство оставило в запакованном виде.
— Кто именно из начальства? Салий или Рязанов?
— Вот уж не знаю, — майор пожал плечами, — коробка была у дежурного по отделу.
— А откуда вы узнали о ее существовании?
— Нам Рязанов записку оставил…
— Где?
— В отделе, на столе в кабинете.
— Вы уверены, что это сделал именно он?
— А кто же еще?
— Не знаю. Почему вы считаете, что это он вам написал записку?
— Подписана она была им, — начал злиться Давыдов.
— Не нужно нервничать. Вы что же, почерк узнали, или подпись?
— Да кому еще в голову придет писать нам записки? О моем существовании вообще знали только Салий и Рязанов. Это был первый день моей работы в отделе.
— Ну, молодой человек, и что вы можете сообщить по известному вам делу?
Давыдов с минуту спокойно разглядывал следователя, потом резко выхватил у него сигарету, подошел к окну и выкинул ее в форточку, затем сел не на стул, а на диван и безапелляционно отчеканил:
— Во-первых, юноша, для вас я еще пока товарищ майор.
— Вот именно «пока», — многозначительно поднял Захаров палец кверху.
— Во-вторых, — невозмутимо перебил его Давыдов, — курить младшим по званию полагается только с разрешения старшего, а, в-третьих, пока мы без свидетелей — будешь хамить, получишь в репу и замучаешься потом объяснительные писать про то, как споткнулся в неосвещенном умывальнике и стукнулся об раковину. Хочешь с меня показания снимать, сначала бумажку принеси с резолюцией товарища военного прокурора.
От такого напора капитан опешил, потом неопределенно хмыкнул и кивнул:
— Ладно, товарищ майор, во-первых, если вы обратили внимание, в протоколе вы значитесь как свидетель, а не как подозреваемый, так что кипятиться не стоит. Ну а насчет всего остального, будем считать, что я сделал выводы. Согласны?
Давыдов молча пожал плечами.
— Если вы не против, я все же закурю, а то спать хочется.
— Можете поверить, мне тоже.
— Верю.
— Ну и?
— Так что вам известно?
— О чем? — устало вопросил Давыдов.
— Ну, о взрыве?
— То же, что и вам. О взрыве я услышал, находясь на СКП во время полетов.
— Хорошо, сформулируем по-другому. Вы знали, что за аппаратуру вы привезли?
— Нет, не знал. Уже здесь нам сказали, что это контрольно-решающее устройство бортовой станции разведки и помех.
— А кто вам это сказал?
— Оператор станции, капитан Галушко.
— А он его сразу узнал?
— В смысле?
— Ну, откуда он знал, что это оно? Именно это устройство? Он его что, раньше видел?
Между вопросами и ответами Захаров успевал что-то писать в листке протокола.
— Они его на доработку сдавали, насколько я понял, на завод. Так что капитан, скорее всего, его раньше уже видел.
— А кто его с завода забирал?
— А я почем знаю, — зевнул Давыдов.
— Вы или Сухов к этому отношения не имели?
— Не имели, нам его начальство оставило в запакованном виде.
— Кто именно из начальства? Салий или Рязанов?
— Вот уж не знаю, — майор пожал плечами, — коробка была у дежурного по отделу.
— А откуда вы узнали о ее существовании?
— Нам Рязанов записку оставил…
— Где?
— В отделе, на столе в кабинете.
— Вы уверены, что это сделал именно он?
— А кто же еще?
— Не знаю. Почему вы считаете, что это он вам написал записку?
— Подписана она была им, — начал злиться Давыдов.
— Не нужно нервничать. Вы что же, почерк узнали, или подпись?
— Да кому еще в голову придет писать нам записки? О моем существовании вообще знали только Салий и Рязанов. Это был первый день моей работы в отделе.