Страница:
Поиски были трудными. Две группы 334-го отряда вышли на восточную сторону укрепрайона, которая находилась в непосредственной близости от пограничной заставы Пакистана. Пакистанские пограничники ее от греха покинули. С наступлением рассвета поиск был прекращен...
Эпилог
С. Козлов
С. Козлов
Часть IV. Развал Союза и потери спецназа
С. Козлов
С. Козлов
Эпилог
По возвращении в пункт постоянной дислокации начался сбор разведывательной информации о результатах операции в укрепрайоне Карера. По агентурным данным, в ходе операции было уничтожено более 300 боевиков. Командир душманского полка и его заместители были арестованы и впоследствии расстреляны в Пакистане. Для руководства боевыми действиями в укрепрайон 31 марта прибыл лично председатель ИПА (Исламской Партии Афганистана) Гульбетдин Хекматиар.
Удалось установить, что два разведчика, которых не удалось найти, погибли в бою и были перенесены духами в кишлак Нова, но местные жители, опасаясь возмездия со стороны «шурави», вынесли убитых на отметку 2118, где подорвались на мине. С поста Цорандоя наблюдали этот подрыв, о чем доложили в штаб нашего отряда. Командование 334-го отряда подготовило две группы для эвакуации тел погибших и запросило наверху разрешение на действия. Но ввиду непосредственной близости госграницы был наложен запрет на какие-либо действия в нашумевшем районе.
И хотя операция завершилась разгромом укрепрайона Карера, командир 15-й ОБрСпН подполковник Бабушкин был снят с занимаемой должности и отправлен в Союз...
Духи служили в укрепрайоне по 3 месяца, после чего их отпускали в краткосрочный отпуск домой. Одного из таких отпускников и удалось захватить органам МГБ Афганистана, а после его передали в штаб 334-го ооСпН в г. Асадобад.
Удалось установить, что два разведчика, которых не удалось найти, погибли в бою и были перенесены духами в кишлак Нова, но местные жители, опасаясь возмездия со стороны «шурави», вынесли убитых на отметку 2118, где подорвались на мине. С поста Цорандоя наблюдали этот подрыв, о чем доложили в штаб нашего отряда. Командование 334-го отряда подготовило две группы для эвакуации тел погибших и запросило наверху разрешение на действия. Но ввиду непосредственной близости госграницы был наложен запрет на какие-либо действия в нашумевшем районе.
И хотя операция завершилась разгромом укрепрайона Карера, командир 15-й ОБрСпН подполковник Бабушкин был снят с занимаемой должности и отправлен в Союз...
Духи служили в укрепрайоне по 3 месяца, после чего их отпускали в краткосрочный отпуск домой. Одного из таких отпускников и удалось захватить органам МГБ Афганистана, а после его передали в штаб 334-го ооСпН в г. Асадобад.
С. Козлов
Налет на реке Лора
За несколько дней до описываемых событий в группе Кривенко во время засадных действий произошел трагический случай. Молодой боец по ошибке застрелил замполита роты, приняв его и командира группы, которые поднимались от дороги к позициям группы, за моджахедов. Сам Кривенко спасся только чудом. Однако, несмотря ни на что, «руки ему крутили», как будто это он убил замполита. Для того, чтобы он всегда был под рукой для следственных органов, но не уклонялся от боевых действий, его с группой назначили для совершения облетов.
Четырнадцатого июня 1985 года в долине реки Лора на удалении сто двадцать километров от города Кандагар был сбит вертолет Ми-8 из состава ВВС ДРА. Отправленный в этот район для разведки истребитель МиГ-21 также был сбит, однако пилоту удалось катапультироваться. В связи с данными событиями Кривенко поставили задачу найти и эвакуировать пилота до того, как он будет пленен. Разведывательной информации по данному району практически не было. Из-за пересеченной местности броня туда не могла пройти, а вертолеты могли только десантировать группу или только ее эвакуировать. Удаление не позволяло пилотам поддерживать группу, ведущую бой, с воздуха более пятнадцати-двадцати минут. В связи с этим группы отряда там не работали.
Поскольку задача была непростой, группу усилили двумя радистами и расчетом АГС-17. Всего под командой Кривенко находилось двадцать человек. Когда вертолеты со спецназом на борту были в районе, увиденное поразило и летчиков и разведчиков. Предполагалось, что и самолет и вертолет были сбиты случайными моджахедами. Но ни о какой случайности и речи быть не могло. Вдоль всего хребта на протяжении нескольких километров тянулась укрепленная зона ПВО мятежников, которая, как потом выяснилось, прикрывала исламский комитет ДИРА. Зона состояла из очагов ПВО, которые в свою очередь включали забетонированные позиции ЗГУ и двух-трех ДШК. И окопы и огневые точки были хорошо укреплены, находясь либо в вырубленных в скальной породе окопах, либо отрытых, но забетонированных. Все это встретило незваных гостей плотным огнем. Обалдевший от увиденного пилот обернулся на командира группы, сидевшего справа и сзади от него и спросил: «Ну что, братан, садиться будем или ну их на х...?».
Позже Кривенко рассказывал, что если бы его так не доставали следователи и дознаватели, он бы не один раз подумал, высаживаться или нет. А в данном случае он махнул рукой и скомандовал: «Садись!». Вертушка круто развернулась и зашла прямо на хребет, где находились позиции ПВО, но не на сам гребень, а на террассу, проходящую под ним. Группу спасло то, что и ДШК и ЗГУ были приспособлены для стрельбы по воздушным целям. Приказав прижать духов огнем, которые несколько растерялись от такой наглости советских спецназовцев, Кривенко, захватив с собой пулеметчика, обошел слева позиции моджахедов и занял высотку, которая господствовала на данном хребте. После этого они огнем от туда сбили духов с их позиций. Когда группа заняла забетонированные окопы, она открыла огонь по соседним очагам ПВО. Моджахеды понесли потери и отошли. Прекрасно понимая, что духи его не оставят в покое, Кривенко распределил свой личный состав по позициям укрепрайона с тем, чтобы иметь возможность максимально его контролировать. Моджахеды предприняли попытку отбить захваченный укрепрайон, но понесли потери и отошли. Поскольку группа, которой командовал Кривенко, была досмотровой, то и боеприпасов у разведчиков было немного. У пулеметчиков по одной-две дополнительных ленте, а у автоматчиков только то, что помещалось в нагрудный подсумок, то есть магазинов шесть-семь, да по четыре гранаты. Тот, кто воевал, знает, что в сложившейся ситуации этих боеприпасов явно недостаточно. Поэтому командир группы запросил командование доставить ему патроны и гранаты к подствольникакам и АГС-17. Однако спустя некоторое время, когда командование вышло с ним на связь и поинтересовалось, сколько он еще продержится потому, что были какие-то проблемы с авиацией, Кривенко сообщил, что он нашел и трофейные боеприпасы и оружие, и пока затруднений с амуницией не испытывает.
Моджахеды возобновили попытку отбить район, но с прежним успехом. Единственными успешными действиями атакующих можно считать то, что они подсадили двух снайперов, которые смогли легко ранить двух разведчиков. Других потерь у Кривенко не было. Командованию Кривенко доложил, что парашют они нашли, но самого пилота обнаружить не удалось. Для поддержки спецназовцев несколькими километрами южнее на том же хребте, проходящем вдоль реки, вечером была высажена усиленная десантно-штурмовая рота под командованием заместителя командира дшб. Идя всю ночь, десантники к утру с грехом пополам смогли дойти до позиций, занятых спецназом. По дороге они нашли брошенный духами ДШК. Теперь их всех ждала награда. Заместитель комбата несколько позже рассказывал мне, насколько он был потрясен, увидев то, что сделали разведчики столь малыми силами. Когда же он узнал, что высоту, которую по его разумению должен был оборонять как минимум взвод, обороняют всего два спецназовца, ему чуть не стало плохо. А когда с другой высоты, где, по понятиям общевойсковой тактики должно располагаться отделение, поднялся всего один разведчик, капитан сказал, что он вообще не понимает как спецназ воюет. Внизу в ущелье находились входы в пещеры, где по предположению Кривенко были склады. Для того чтобы их обследовать, он предложил командиру десантников занять позиции, которые удерживала группа до их подхода. Услышав это, десантник наотрез отказался, сказав, что надо скорее вызывать вертолеты и уносить отсюда ноги, пока они все тут не полегли. Никакие увещевания на него не действовали. Так, собрав только то, что находилось на позициях и спецназовцы и десантники были эвакуированы в пункт постоянной дислокации.
В этой истории для Кривенко было лучшей наградой то, что от него отстали наконец следственные органы.
Четырнадцатого июня 1985 года в долине реки Лора на удалении сто двадцать километров от города Кандагар был сбит вертолет Ми-8 из состава ВВС ДРА. Отправленный в этот район для разведки истребитель МиГ-21 также был сбит, однако пилоту удалось катапультироваться. В связи с данными событиями Кривенко поставили задачу найти и эвакуировать пилота до того, как он будет пленен. Разведывательной информации по данному району практически не было. Из-за пересеченной местности броня туда не могла пройти, а вертолеты могли только десантировать группу или только ее эвакуировать. Удаление не позволяло пилотам поддерживать группу, ведущую бой, с воздуха более пятнадцати-двадцати минут. В связи с этим группы отряда там не работали.
Поскольку задача была непростой, группу усилили двумя радистами и расчетом АГС-17. Всего под командой Кривенко находилось двадцать человек. Когда вертолеты со спецназом на борту были в районе, увиденное поразило и летчиков и разведчиков. Предполагалось, что и самолет и вертолет были сбиты случайными моджахедами. Но ни о какой случайности и речи быть не могло. Вдоль всего хребта на протяжении нескольких километров тянулась укрепленная зона ПВО мятежников, которая, как потом выяснилось, прикрывала исламский комитет ДИРА. Зона состояла из очагов ПВО, которые в свою очередь включали забетонированные позиции ЗГУ и двух-трех ДШК. И окопы и огневые точки были хорошо укреплены, находясь либо в вырубленных в скальной породе окопах, либо отрытых, но забетонированных. Все это встретило незваных гостей плотным огнем. Обалдевший от увиденного пилот обернулся на командира группы, сидевшего справа и сзади от него и спросил: «Ну что, братан, садиться будем или ну их на х...?».
Позже Кривенко рассказывал, что если бы его так не доставали следователи и дознаватели, он бы не один раз подумал, высаживаться или нет. А в данном случае он махнул рукой и скомандовал: «Садись!». Вертушка круто развернулась и зашла прямо на хребет, где находились позиции ПВО, но не на сам гребень, а на террассу, проходящую под ним. Группу спасло то, что и ДШК и ЗГУ были приспособлены для стрельбы по воздушным целям. Приказав прижать духов огнем, которые несколько растерялись от такой наглости советских спецназовцев, Кривенко, захватив с собой пулеметчика, обошел слева позиции моджахедов и занял высотку, которая господствовала на данном хребте. После этого они огнем от туда сбили духов с их позиций. Когда группа заняла забетонированные окопы, она открыла огонь по соседним очагам ПВО. Моджахеды понесли потери и отошли. Прекрасно понимая, что духи его не оставят в покое, Кривенко распределил свой личный состав по позициям укрепрайона с тем, чтобы иметь возможность максимально его контролировать. Моджахеды предприняли попытку отбить захваченный укрепрайон, но понесли потери и отошли. Поскольку группа, которой командовал Кривенко, была досмотровой, то и боеприпасов у разведчиков было немного. У пулеметчиков по одной-две дополнительных ленте, а у автоматчиков только то, что помещалось в нагрудный подсумок, то есть магазинов шесть-семь, да по четыре гранаты. Тот, кто воевал, знает, что в сложившейся ситуации этих боеприпасов явно недостаточно. Поэтому командир группы запросил командование доставить ему патроны и гранаты к подствольникакам и АГС-17. Однако спустя некоторое время, когда командование вышло с ним на связь и поинтересовалось, сколько он еще продержится потому, что были какие-то проблемы с авиацией, Кривенко сообщил, что он нашел и трофейные боеприпасы и оружие, и пока затруднений с амуницией не испытывает.
Моджахеды возобновили попытку отбить район, но с прежним успехом. Единственными успешными действиями атакующих можно считать то, что они подсадили двух снайперов, которые смогли легко ранить двух разведчиков. Других потерь у Кривенко не было. Командованию Кривенко доложил, что парашют они нашли, но самого пилота обнаружить не удалось. Для поддержки спецназовцев несколькими километрами южнее на том же хребте, проходящем вдоль реки, вечером была высажена усиленная десантно-штурмовая рота под командованием заместителя командира дшб. Идя всю ночь, десантники к утру с грехом пополам смогли дойти до позиций, занятых спецназом. По дороге они нашли брошенный духами ДШК. Теперь их всех ждала награда. Заместитель комбата несколько позже рассказывал мне, насколько он был потрясен, увидев то, что сделали разведчики столь малыми силами. Когда же он узнал, что высоту, которую по его разумению должен был оборонять как минимум взвод, обороняют всего два спецназовца, ему чуть не стало плохо. А когда с другой высоты, где, по понятиям общевойсковой тактики должно располагаться отделение, поднялся всего один разведчик, капитан сказал, что он вообще не понимает как спецназ воюет. Внизу в ущелье находились входы в пещеры, где по предположению Кривенко были склады. Для того чтобы их обследовать, он предложил командиру десантников занять позиции, которые удерживала группа до их подхода. Услышав это, десантник наотрез отказался, сказав, что надо скорее вызывать вертолеты и уносить отсюда ноги, пока они все тут не полегли. Никакие увещевания на него не действовали. Так, собрав только то, что находилось на позициях и спецназовцы и десантники были эвакуированы в пункт постоянной дислокации.
В этой истории для Кривенко было лучшей наградой то, что от него отстали наконец следственные органы.
С. Козлов
Как взяли первые «Стингеры»
Одной из самых знаменитых операций спецназа ГРУ во время войны в Афганистане стал захват зимой 1987 года новейшего в то время американского оружия — только что переправленных духам «стингеров». Впоследствии эта история обросла множеством подробностей, которые присочинили высокие военные начальники ради новых звездочек на погонах. Якобы «стингеры» разведка отследила еще в США и затем пристально следила за всеми этапами их пути. На самом деле всю операцию от начала до конца разработали и осуществили бойцы седьмого отряда спецназа. Он был сформирован в Изяславле (Прикарпатский военный округ), введен в Афганистан в 1985-м и расквартирован в г. Шахджое. Читайте рассказ участников событий.
Владимир Ковтун, на 1987 год заместитель командира 2 роты 7 отряда специального назначения ГРУ:
В январе 1987 года я собирался на выход снова на стык зон ответственности с Кандагарским отрядом (в Кандагаре располагался 173 отряд спецназа ГРУ, прим. ред). По дороге на Кандагар, недалеко от Калата, в районе кишлака Джилавур есть солидная «зеленка». Почти перпендикулярно дороге, на юго-восток шло Мельтанайское ущелье. И нам, и кандагарцам туда летать было далековато. Пользуясь этим, духи чувствовали себя в этом районе довольно вольготно. Сергеев задумал очередную авантюру — поработать там. План был такой. Выбрать место для засады, отработать и несколько недель больше вообще не появляться в этом районе, чтобы духи успокоились. Потом снова отработать и снова на время пропасть. Так и щипать потихоньку.
Под видом досмотровых действий мы полетели на разведку местности. Досмотровой группой командовал Вася Чебоксаров. Мы с Сергеевым летели выбрать место засады, десантирования и дневки.
Евгений Сергеев, в 1987 году заместитель командира батальона 7 отряда спецназа, планировавший операцию:
Именно все так и было. Мы с Ковтуном летели на ведущем вертолете. С нами было еще два или три бойца. Я сидел за пулеметом на месте борт-стрелка. В ведомом вертолете летел лейтенант Чебоксаров со своими бойцами.
Владимир Ковтун:
Сначала летели на юго-запад вдоль бетонки. Потом свернули влево и вошли в ущелье. Внезапно на дороге обнаружили трех мотоциклистов. Увидев наши вертушки, они быстро спешились и открыли огонь из стрелкового оружия, а также сделали два беглых пуска из ПЗРК. Но мы сначала эти пуски приняли за выстрелы из РПГ. Это был период, когда слаженность действий экипажей вертолетов и групп специального назначения была близка к идеальной. Летчики сразу сделали резкий вираж и подсели. Уже когда покидали борт, командир успел нам крикнуть: «Они из гранатомета стреляют». Двадцать четверки (вертолеты Ми-24 прим. ред.) прикрывали нас с воздуха, а мы, высадившись, завязали бой на земле.
Евгений Сергеев:
Как только увидели мотоциклистов, сразу открыли огонь. Мотоциклисты в Афганистане — однозначно духи. Жму на гашетку пулемета. Командиром вертолетного отряда был Соболь. Он успевает отработать НУРСами и сразу уходит на посадку. И тут такое ощущение, что по нам сделали выстрел из РПГ. Я успел «завалить» стрелка. Садились только ведущим бортом. Еще в воздухе я заметил странную трубу у одного из мотоциклистов. На земле по радио услышал, что по одной из «двадцатьчетверок» тоже выстрелили из гранатомета. По радио даю команду ведомой «восьмерке» оставаться в воздухе. Динамика боя высока, а духов не так много. Решил, что пока ведомый сядет, пройдет время и все уже будет кончено. В воздухе его огонь был для нас нужнее. В случае, если обстановка каким-то образом осложнится, я смогу высадить десант в том месте, где мне в тот момент он будет нужнее. На земле мы разделились. Я с одним бойцом побежал по дороге. Володя с двумя разведчиками побежал вправо. Духов забили почти в упор. На земле мотоциклы. К одному из них приторочена труба, завернутая в одеяло. Внутренний голос спокойно говорит: «Это ПЗРК». Тут смотрю, обратно Ковтун едет на мотоцикле.
Владимир Ковтун:
В том бою мы «завалили» шестнадцать человек. Видимо, на высотке сидела группа моджахедов, подошедшая ранее из кишлака. Не могли же они все приехать на трех мотоциклах. Возможно, они пытались организовать засаду ПВО с наземным прикрытием и заодно опробовать поступившие недавно «Стингеры».
За одним из духов, у которого в руках была какая-то труба и кейс типа «дипломат», погнался я и двое бойцов. Он меня интересовал, прежде всего, из-за «дипломата». Еще и не предполагая, что труба — это пустой контейнер от «Стингера», я сразу почувствовал, что там могут быть интересные документы. Дух был от нас метрах в ста-ста пятидесяти. «Двадцатьчетверки» взяли его «в круг», обстреливая из счетверенных пулеметов, и не давали уйти. На бегу кричу в «Ромашку»: «Мужики! Только не упустите!». Дух, видимо понял, что убивать его не хотят, и стал убегать отстреливаясь. Когда он удалился уже метров на двести, я вспомнил, что я мастер спорта по стрельбе. Нет уж, думаю, я тебя не упущу. Сделал полный вдох-выдох, присел на колено и в затылок «догнал» его. Когда подбежал, в глаза бросилась странная труба. Явно не гранатомет. ПЗРК, хоть наши, хоть вражеские, имеют много сходства. И, несмотря на то, что антенна не была развернута, мелькнула догадка: «Может, „Стингер?“. Кстати, не попали они в нас, хоть и стреляли дважды, именно потому, что времени на подготовку комплекса у них не было и антенну так и не развернули. По сути, били, как из гранатомета, навскидку.
Но особо рассматривать трофеи было некогда. Пули посвистывали. Схватил автомат, трубу, «дипломат» и к вертушкам. Подбегаю к Сергееву. Он спрашивает: «Что?».
Отвечаю: «ПЗРК». Он, несмотря на то, что мы недавно здорово поругались, расплылся в улыбке и полез руки жать. Кричит: «Володя!». Остальные эмоции без слов.
Евгений Сергеев:
Радость, конечно, была большая. И не оттого, что мы практически заработали себе геройские звезды. Об этом тогда никто не думал. Главное — есть результат, и кажется, неплохой. Несмотря на эмоции, я заметил, как отходят трое духов. Дал команду ведомому подсесть и взять их в плен. Досмотровая группа высадилась, но духов взять не смогла. Уничтожили.
Весь бой длился не более десяти минут. Раненому духу вкололи промедол и загрузили в вертолет. Место это было опасное, поэтому задерживаться там не было резона.
Владимир Ковтун:
Бой занял не более двадцати минут. Дали команду на отход. Бойцы принесли еще две трубы. Одну такую же пустую и одну не использованную. Вертушка взлетела и взяла обратный курс. В салоне я открыл дипломат, а там полная документация по «Стингеру». Начиная от адресов поставщиков в Штатах и заканчивая подробной инструкцией по пользованию комплексом. Тут уж мы вообще от радости обалдели. Все знали, какой ажиотаж создало командование Армии вокруг закупок моджахедами «Стингеров». Знали и то, что тому, кто возьмет первый, хотя бы один образец, вручат звезду Героя.
Евгений Сергеев:
Опыта к этому моменту у нас было достаточно. Я знал, что после боя духи обязательно придут своих забирать. Хоронить-то нужно до захода солнца. Поэтому часа через полтора-два можно смело наведываться туда же и иметь второй результат.
Так и сделали. Только залетали в этот раз в ущелье с юга. Я поднял две восьмерки и четыре двадцатьчетверки. Людей взял побольше. Правда, на месте боя никого больше не обнаружили. Ущелье прочесали еще раз. Искали станцию опознавания «свой-чужой», но безрезультатно. Потом доставили все захваченное и раненого духа в Кандагар. Дух тот лежал в госпитале сначала в Кандагаре, потом в Кабуле. Как рассказывали, там он внезапно скончался, хотя еще в Кандагаре практически поправился.
Владимир Ковтун:
Шуму вокруг этого было много. Прилетел командир бригады полковник Герасимов. К Герою решили представить меня, Сергеева, Соболя — командира борта, на котором мы летели, и одного сержанта из досмотровой группы. Для оформления представления на Героя положено фотографировать кандидата. Нас четверых сфотографировали и... В конце концов, ничего не дали. По-моему, «Знамя» получил сержант. У Женьки было не снятое партийное взыскание, а на меня было заведено уголовное дело. За что не дали вертолетчику Героя, до сих пор не знаю. Наверное, он тоже был в опале у своего командования.
Хотя, на мой взгляд, ничего особо героического мы тогда не совершили, но факт, остается фактом. Первый «Стингер» взяли мы.
Евгений Сергеев:
Как потом выяснилось из документов, захваченных Ковтуном, эти «Стингеры» были первые из партии в 3000 штук, которую закупили моджахеды в Штатах. Конечно, одной из основных причин, послужившей такому ажиотажу вокруг «Стингеров», была необходимость получить вещественные доказательства активной поддержки душманов американцами. Захваченные документы четко свидетельствовали об этом.
Когда в Кабуле я рассказал, как получилось реально, мне высокие начальники удивленно возразили, что уж больно все просто. После этого меня стали обрабатывать и усложнять. В результате получалось, что наша агентура засекла загрузку партии ПЗРК в Штатах, отследила ее разгрузку в Пакистане и так далее «пасла» ее до самого Афганистана. Как только «Стингеры» попали в Афганистан, были подняты по тревоге Кандагарский и наш отряды. Ждали, когда духи со «Стингерами» окажутся в зоне досягаемости. И, как только они туда попали, мы быстренько взлетели и отработали. Но это все «сказки венского леса». Хотя за сказки наградили уйму народа до «самого верха».
Правда, она всегда жестче и проще. Все произошло примерно в девять-пол десятого утра. В это время обычно никакого движения духов не бывает. Нам просто повезло, а духам нет.
Хотя надо признать, что в то время наши спецслужбы различными путями пытались достать образец «Стингера». Насколько мне известно, КГБ, который в то время был очень мощной организацией, через свою агентуру тоже пытался их добыть. Однако сделал это советский спецназ.
Владимир Ковтун, на 1987 год заместитель командира 2 роты 7 отряда специального назначения ГРУ:
В январе 1987 года я собирался на выход снова на стык зон ответственности с Кандагарским отрядом (в Кандагаре располагался 173 отряд спецназа ГРУ, прим. ред). По дороге на Кандагар, недалеко от Калата, в районе кишлака Джилавур есть солидная «зеленка». Почти перпендикулярно дороге, на юго-восток шло Мельтанайское ущелье. И нам, и кандагарцам туда летать было далековато. Пользуясь этим, духи чувствовали себя в этом районе довольно вольготно. Сергеев задумал очередную авантюру — поработать там. План был такой. Выбрать место для засады, отработать и несколько недель больше вообще не появляться в этом районе, чтобы духи успокоились. Потом снова отработать и снова на время пропасть. Так и щипать потихоньку.
Под видом досмотровых действий мы полетели на разведку местности. Досмотровой группой командовал Вася Чебоксаров. Мы с Сергеевым летели выбрать место засады, десантирования и дневки.
Евгений Сергеев, в 1987 году заместитель командира батальона 7 отряда спецназа, планировавший операцию:
Именно все так и было. Мы с Ковтуном летели на ведущем вертолете. С нами было еще два или три бойца. Я сидел за пулеметом на месте борт-стрелка. В ведомом вертолете летел лейтенант Чебоксаров со своими бойцами.
Владимир Ковтун:
Сначала летели на юго-запад вдоль бетонки. Потом свернули влево и вошли в ущелье. Внезапно на дороге обнаружили трех мотоциклистов. Увидев наши вертушки, они быстро спешились и открыли огонь из стрелкового оружия, а также сделали два беглых пуска из ПЗРК. Но мы сначала эти пуски приняли за выстрелы из РПГ. Это был период, когда слаженность действий экипажей вертолетов и групп специального назначения была близка к идеальной. Летчики сразу сделали резкий вираж и подсели. Уже когда покидали борт, командир успел нам крикнуть: «Они из гранатомета стреляют». Двадцать четверки (вертолеты Ми-24 прим. ред.) прикрывали нас с воздуха, а мы, высадившись, завязали бой на земле.
Евгений Сергеев:
Как только увидели мотоциклистов, сразу открыли огонь. Мотоциклисты в Афганистане — однозначно духи. Жму на гашетку пулемета. Командиром вертолетного отряда был Соболь. Он успевает отработать НУРСами и сразу уходит на посадку. И тут такое ощущение, что по нам сделали выстрел из РПГ. Я успел «завалить» стрелка. Садились только ведущим бортом. Еще в воздухе я заметил странную трубу у одного из мотоциклистов. На земле по радио услышал, что по одной из «двадцатьчетверок» тоже выстрелили из гранатомета. По радио даю команду ведомой «восьмерке» оставаться в воздухе. Динамика боя высока, а духов не так много. Решил, что пока ведомый сядет, пройдет время и все уже будет кончено. В воздухе его огонь был для нас нужнее. В случае, если обстановка каким-то образом осложнится, я смогу высадить десант в том месте, где мне в тот момент он будет нужнее. На земле мы разделились. Я с одним бойцом побежал по дороге. Володя с двумя разведчиками побежал вправо. Духов забили почти в упор. На земле мотоциклы. К одному из них приторочена труба, завернутая в одеяло. Внутренний голос спокойно говорит: «Это ПЗРК». Тут смотрю, обратно Ковтун едет на мотоцикле.
Владимир Ковтун:
В том бою мы «завалили» шестнадцать человек. Видимо, на высотке сидела группа моджахедов, подошедшая ранее из кишлака. Не могли же они все приехать на трех мотоциклах. Возможно, они пытались организовать засаду ПВО с наземным прикрытием и заодно опробовать поступившие недавно «Стингеры».
За одним из духов, у которого в руках была какая-то труба и кейс типа «дипломат», погнался я и двое бойцов. Он меня интересовал, прежде всего, из-за «дипломата». Еще и не предполагая, что труба — это пустой контейнер от «Стингера», я сразу почувствовал, что там могут быть интересные документы. Дух был от нас метрах в ста-ста пятидесяти. «Двадцатьчетверки» взяли его «в круг», обстреливая из счетверенных пулеметов, и не давали уйти. На бегу кричу в «Ромашку»: «Мужики! Только не упустите!». Дух, видимо понял, что убивать его не хотят, и стал убегать отстреливаясь. Когда он удалился уже метров на двести, я вспомнил, что я мастер спорта по стрельбе. Нет уж, думаю, я тебя не упущу. Сделал полный вдох-выдох, присел на колено и в затылок «догнал» его. Когда подбежал, в глаза бросилась странная труба. Явно не гранатомет. ПЗРК, хоть наши, хоть вражеские, имеют много сходства. И, несмотря на то, что антенна не была развернута, мелькнула догадка: «Может, „Стингер?“. Кстати, не попали они в нас, хоть и стреляли дважды, именно потому, что времени на подготовку комплекса у них не было и антенну так и не развернули. По сути, били, как из гранатомета, навскидку.
Но особо рассматривать трофеи было некогда. Пули посвистывали. Схватил автомат, трубу, «дипломат» и к вертушкам. Подбегаю к Сергееву. Он спрашивает: «Что?».
Отвечаю: «ПЗРК». Он, несмотря на то, что мы недавно здорово поругались, расплылся в улыбке и полез руки жать. Кричит: «Володя!». Остальные эмоции без слов.
Евгений Сергеев:
Радость, конечно, была большая. И не оттого, что мы практически заработали себе геройские звезды. Об этом тогда никто не думал. Главное — есть результат, и кажется, неплохой. Несмотря на эмоции, я заметил, как отходят трое духов. Дал команду ведомому подсесть и взять их в плен. Досмотровая группа высадилась, но духов взять не смогла. Уничтожили.
Весь бой длился не более десяти минут. Раненому духу вкололи промедол и загрузили в вертолет. Место это было опасное, поэтому задерживаться там не было резона.
Владимир Ковтун:
Бой занял не более двадцати минут. Дали команду на отход. Бойцы принесли еще две трубы. Одну такую же пустую и одну не использованную. Вертушка взлетела и взяла обратный курс. В салоне я открыл дипломат, а там полная документация по «Стингеру». Начиная от адресов поставщиков в Штатах и заканчивая подробной инструкцией по пользованию комплексом. Тут уж мы вообще от радости обалдели. Все знали, какой ажиотаж создало командование Армии вокруг закупок моджахедами «Стингеров». Знали и то, что тому, кто возьмет первый, хотя бы один образец, вручат звезду Героя.
Евгений Сергеев:
Опыта к этому моменту у нас было достаточно. Я знал, что после боя духи обязательно придут своих забирать. Хоронить-то нужно до захода солнца. Поэтому часа через полтора-два можно смело наведываться туда же и иметь второй результат.
Так и сделали. Только залетали в этот раз в ущелье с юга. Я поднял две восьмерки и четыре двадцатьчетверки. Людей взял побольше. Правда, на месте боя никого больше не обнаружили. Ущелье прочесали еще раз. Искали станцию опознавания «свой-чужой», но безрезультатно. Потом доставили все захваченное и раненого духа в Кандагар. Дух тот лежал в госпитале сначала в Кандагаре, потом в Кабуле. Как рассказывали, там он внезапно скончался, хотя еще в Кандагаре практически поправился.
Владимир Ковтун:
Шуму вокруг этого было много. Прилетел командир бригады полковник Герасимов. К Герою решили представить меня, Сергеева, Соболя — командира борта, на котором мы летели, и одного сержанта из досмотровой группы. Для оформления представления на Героя положено фотографировать кандидата. Нас четверых сфотографировали и... В конце концов, ничего не дали. По-моему, «Знамя» получил сержант. У Женьки было не снятое партийное взыскание, а на меня было заведено уголовное дело. За что не дали вертолетчику Героя, до сих пор не знаю. Наверное, он тоже был в опале у своего командования.
Хотя, на мой взгляд, ничего особо героического мы тогда не совершили, но факт, остается фактом. Первый «Стингер» взяли мы.
Евгений Сергеев:
Как потом выяснилось из документов, захваченных Ковтуном, эти «Стингеры» были первые из партии в 3000 штук, которую закупили моджахеды в Штатах. Конечно, одной из основных причин, послужившей такому ажиотажу вокруг «Стингеров», была необходимость получить вещественные доказательства активной поддержки душманов американцами. Захваченные документы четко свидетельствовали об этом.
Когда в Кабуле я рассказал, как получилось реально, мне высокие начальники удивленно возразили, что уж больно все просто. После этого меня стали обрабатывать и усложнять. В результате получалось, что наша агентура засекла загрузку партии ПЗРК в Штатах, отследила ее разгрузку в Пакистане и так далее «пасла» ее до самого Афганистана. Как только «Стингеры» попали в Афганистан, были подняты по тревоге Кандагарский и наш отряды. Ждали, когда духи со «Стингерами» окажутся в зоне досягаемости. И, как только они туда попали, мы быстренько взлетели и отработали. Но это все «сказки венского леса». Хотя за сказки наградили уйму народа до «самого верха».
Правда, она всегда жестче и проще. Все произошло примерно в девять-пол десятого утра. В это время обычно никакого движения духов не бывает. Нам просто повезло, а духам нет.
Хотя надо признать, что в то время наши спецслужбы различными путями пытались достать образец «Стингера». Насколько мне известно, КГБ, который в то время был очень мощной организацией, через свою агентуру тоже пытался их добыть. Однако сделал это советский спецназ.
Часть IV. Развал Союза и потери спецназа
С. Козлов
Не давите на солдата
Вывод войск из Афганистана для многих казался окончанием времени войны и наступлением времени мира. Однако «мудрое руководство» М. С. Горбачева в период перестройки уже подтолкнуло политические процессы на окраинах Советского Союза, которые в конце концов и довели Союз до краха. Но в начале была борьба с пьянством и заигрывание с Западом.
Историю эту мне рассказал Серега Иванов, бывший мой старший товарищ по Рязанскому десантному училищу, когда мы служили в Крыму.
Это случилось в разгар перестройки. Серега тогда командовал одной из рот специального назначения армейского подчинения в ГСВГ. Не так давно назначенный Министр Обороны товарищ Язов, сокращенно МОТЯ, прибыл в Германию для того, чтобы лично ознакомиться с положением дел в Группе. Как никак, форпост Варшавского договора. Объезжая войска, добрался он, наконец, и до армии, в состав которой входила Серегина рота.
Рота специального назначения — самое элитное подразделение, находящееся в распоряжении начальника разведки и начальника штаба армии, многие из которых, к слову сказать, понятия не имели, для чего она им нужна и использовали ее как Бог на душу положит. В мирное время, то есть находясь в пункте постоянной дислокации, некоторые роты использовали как комендантское подразделение, а в военное, то есть на учениях, — даже как противотанковый резерв. Было это не везде, но встречалось.
Серегина рота занималась боевой подготовкой. Не зайти в такое замечательное подразделение новый министр не мог, это понимали все. Как водится, расположение роты и прилегающую территорию бойцы буквально вылизали. В день прибытия высокой комиссии всех бойцов вместе с их командирами, дабы исключить их общение с Язовым, отправили на полевые занятия. Так спокойнее. В роте остался только суточный наряд, заинструктированный до умопомрачения, и командир роты с замполитом. «На стреме» был выставлен впередсмотрящий, дабы своевременно сигнализировать о появлении маршала со свитой. С нарядом отработаны все их действия, выполняемые в случае прибытия в расположение роты старшего начальника. На тумбочку поставили рослого, туповатого, но громкоголосого бойца, чтобы командой «Смирно!» на время контузить прибывших. Чтобы сразить внешним видом, но не напороть глупости, дежурным по роте поставили красавца сержанта. Он должен был только представиться, а уж доложить и завершить впечатление, рапортуя Язову, должен был сам Серега, здоровяк около двух метров роста.
Министр прибыл, как и полагается, в окружении свиты. Потряс пальцем в ухе, оглушенный криком дневального, принял доклад от командира роты и начал бродить по расположению, задавая периодически кое-какие вопросы. Но, видимо, было ему скучно. Везде порядок и ни единого живого солдатика, кроме дневального. Свита ему, видно, уже порядком надоела. А время, напоминаю, было перестроечное. Хождение в народ одобрялось. И решил МОТЯ поговорить по душам с дневальным. А как говорить, если не знакомы. Подошел министр к солдату и остановился напротив. У бойца, хоть от волнения по телу и прошла вибрация, но представился он, как и положено. Настала очередь Язова. МОТЯ, наверное, решил, что глупо будет, если министр обороны страны будет представляться солдату. Кого-кого, а уж его-то все военные должны знать в лицо. Но, видимо, чтобы устранить все недомолвки по этому вопросу, Дмитрий Тимофеевич спросил:
— Ну, а меня ты знаешь?
— Так точно! — не моргнув глазом, гаркнул боец. Ободренный маршал продолжил беседу:
— Ну, и кто я? — и сделал это явно напрасно, так как дневального после такого прямого вопроса заклинило. Заработавшая мысль исказила его лицо, но безрезультатно. Возникла неловкая пауза.
— Так кто же? — решил подбодрить бойца министр. В ответ боец покрылся пятнами, но не проронил ни звука. Ситуация начинала принимать неприятный оборот. Произведенное первоначально благоприятное впечатление начало исчезать. Солдат Советской Армии не знает своего министра — это вам не шутки! Замполит понял, что за это спросят с него, и попытался подсказать солдату:
— Вспоминай, мы же с вами на политзанятиях учили, — и начал за спиной Язова, бесшумно раскрывая рот, произносить его должность.
Боец мучительно пытался прочитать по губам, но то ли у замполита с артикуляцией было плохо, то ли Серегин пудовый кулак за спиной замполита испортил все дело и, вместо того, чтобы, набрав полную грудь воздуха, гаркнуть: «Министр Обороны СССР!» — боец шумно выпустил воздух и начал потеть. Язов, желая выйти из неловкой ситуации, решил подсказать солдату:
— Ну, вспоминай же! Мой портрет висит у Вас в ленкомнате.
Боец с надеждой посмотрел на министра, мысль его лихорадочно заработала и, вполне возможно, что он бы в конце концов вспомнил, но тут его взялись подбадривать и сопровождающие министра офицеры и генералы:
— Ну, же!
— Давай вспоминай!
— Ну, что же ты?! — возгласы раздавались один за другим и вместо того, чтобы ободрить солдата, они окончательно его смутили.
— Ну, кто я? — наконец, более строго спросил начавший терять терпение МОТЯ. Это было каплей, переполнившей чашу. Брови, ордена, маршальские звезды поплыли перед глазами дневального. Лицо исказила гримаса и он, наконец, дрожащими губами выдавил из себя:
— Б-Б-Брежнев! — и заплакал.
Такого финала не ожидал никто. Сопровождающие министра застыли, изобразив немую сцену из «Ревизора». Язов, придя в себя, махнул рукой, плюнул в сердцах и ушел. За ним все остальные. Оставшийся в роте Серега, посмотрев на замполита, видимо, лихорадочно соображающего, что ему теперь скажет Член Военного Совета Армии, сказал: «А так все хорошо начиналось! Вызываем в Москву!». Дневальный зарыдал в голос.
Историю эту мне рассказал Серега Иванов, бывший мой старший товарищ по Рязанскому десантному училищу, когда мы служили в Крыму.
Это случилось в разгар перестройки. Серега тогда командовал одной из рот специального назначения армейского подчинения в ГСВГ. Не так давно назначенный Министр Обороны товарищ Язов, сокращенно МОТЯ, прибыл в Германию для того, чтобы лично ознакомиться с положением дел в Группе. Как никак, форпост Варшавского договора. Объезжая войска, добрался он, наконец, и до армии, в состав которой входила Серегина рота.
Рота специального назначения — самое элитное подразделение, находящееся в распоряжении начальника разведки и начальника штаба армии, многие из которых, к слову сказать, понятия не имели, для чего она им нужна и использовали ее как Бог на душу положит. В мирное время, то есть находясь в пункте постоянной дислокации, некоторые роты использовали как комендантское подразделение, а в военное, то есть на учениях, — даже как противотанковый резерв. Было это не везде, но встречалось.
Серегина рота занималась боевой подготовкой. Не зайти в такое замечательное подразделение новый министр не мог, это понимали все. Как водится, расположение роты и прилегающую территорию бойцы буквально вылизали. В день прибытия высокой комиссии всех бойцов вместе с их командирами, дабы исключить их общение с Язовым, отправили на полевые занятия. Так спокойнее. В роте остался только суточный наряд, заинструктированный до умопомрачения, и командир роты с замполитом. «На стреме» был выставлен впередсмотрящий, дабы своевременно сигнализировать о появлении маршала со свитой. С нарядом отработаны все их действия, выполняемые в случае прибытия в расположение роты старшего начальника. На тумбочку поставили рослого, туповатого, но громкоголосого бойца, чтобы командой «Смирно!» на время контузить прибывших. Чтобы сразить внешним видом, но не напороть глупости, дежурным по роте поставили красавца сержанта. Он должен был только представиться, а уж доложить и завершить впечатление, рапортуя Язову, должен был сам Серега, здоровяк около двух метров роста.
Министр прибыл, как и полагается, в окружении свиты. Потряс пальцем в ухе, оглушенный криком дневального, принял доклад от командира роты и начал бродить по расположению, задавая периодически кое-какие вопросы. Но, видимо, было ему скучно. Везде порядок и ни единого живого солдатика, кроме дневального. Свита ему, видно, уже порядком надоела. А время, напоминаю, было перестроечное. Хождение в народ одобрялось. И решил МОТЯ поговорить по душам с дневальным. А как говорить, если не знакомы. Подошел министр к солдату и остановился напротив. У бойца, хоть от волнения по телу и прошла вибрация, но представился он, как и положено. Настала очередь Язова. МОТЯ, наверное, решил, что глупо будет, если министр обороны страны будет представляться солдату. Кого-кого, а уж его-то все военные должны знать в лицо. Но, видимо, чтобы устранить все недомолвки по этому вопросу, Дмитрий Тимофеевич спросил:
— Ну, а меня ты знаешь?
— Так точно! — не моргнув глазом, гаркнул боец. Ободренный маршал продолжил беседу:
— Ну, и кто я? — и сделал это явно напрасно, так как дневального после такого прямого вопроса заклинило. Заработавшая мысль исказила его лицо, но безрезультатно. Возникла неловкая пауза.
— Так кто же? — решил подбодрить бойца министр. В ответ боец покрылся пятнами, но не проронил ни звука. Ситуация начинала принимать неприятный оборот. Произведенное первоначально благоприятное впечатление начало исчезать. Солдат Советской Армии не знает своего министра — это вам не шутки! Замполит понял, что за это спросят с него, и попытался подсказать солдату:
— Вспоминай, мы же с вами на политзанятиях учили, — и начал за спиной Язова, бесшумно раскрывая рот, произносить его должность.
Боец мучительно пытался прочитать по губам, но то ли у замполита с артикуляцией было плохо, то ли Серегин пудовый кулак за спиной замполита испортил все дело и, вместо того, чтобы, набрав полную грудь воздуха, гаркнуть: «Министр Обороны СССР!» — боец шумно выпустил воздух и начал потеть. Язов, желая выйти из неловкой ситуации, решил подсказать солдату:
— Ну, вспоминай же! Мой портрет висит у Вас в ленкомнате.
Боец с надеждой посмотрел на министра, мысль его лихорадочно заработала и, вполне возможно, что он бы в конце концов вспомнил, но тут его взялись подбадривать и сопровождающие министра офицеры и генералы:
— Ну, же!
— Давай вспоминай!
— Ну, что же ты?! — возгласы раздавались один за другим и вместо того, чтобы ободрить солдата, они окончательно его смутили.
— Ну, кто я? — наконец, более строго спросил начавший терять терпение МОТЯ. Это было каплей, переполнившей чашу. Брови, ордена, маршальские звезды поплыли перед глазами дневального. Лицо исказила гримаса и он, наконец, дрожащими губами выдавил из себя:
— Б-Б-Брежнев! — и заплакал.
Такого финала не ожидал никто. Сопровождающие министра застыли, изобразив немую сцену из «Ревизора». Язов, придя в себя, махнул рукой, плюнул в сердцах и ушел. За ним все остальные. Оставшийся в роте Серега, посмотрев на замполита, видимо, лихорадочно соображающего, что ему теперь скажет Член Военного Совета Армии, сказал: «А так все хорошо начиналось! Вызываем в Москву!». Дневальный зарыдал в голос.
С. Козлов
В теплой дружественной обстановке
Другая забавная история приключилась с тем же бойцом, но некоторое время спустя, когда стал он более опытным воином.
Служить он старался и если бы не его заторможенность, цены бы ему не было. Кстати, не все было в этом отношении потеряно, так как туповатость свою он осознавал. В конце концов, не всем же быть Келдышами, кто-то должен уметь хорошо выполнять и более простую работу. Парень он был здоровенный и на учениях, когда надо на большие расстояния тащить на себе по тридцать с гаком килограммов груза, был незаменим.
В ту пору Советский Союз начал вести политику сближения с Западом, которая предполагала открытость во многих вопросах. На учениях войск в ГСВГ cтали присутствовать военные наблюдатели из Северо-Атлантического блока. И, если раньше факт существования в Советской Армии спецназа вообще отрицался, то теперь «вражеские» офицеры могли на учениях даже полюбоваться на разведчика специального назначения во плоти. Мало того, они могли с ним побеседовать. Но, как говорится, дружба-дружбой, а табачок врозь. Поэтому перед предстоящими учениями всех участников и, в первую очередь, солдат отцы-командиры, замполиты и сотрудники особого отдела армии проинструктировали, чтоб не вздумали ляпнуть сдуру, чего не следует. Тем не менее, советский солдат не должен был выглядеть в глазах Запада как некое зашоренное существо, неспособное к свободному общению и изложению своих мыслей. В общем, солдаты по задумке «политрабочих» должны были, при необходимости, свободно общаться с иностранными наблюдателями, но четко знать грань, которую в разговоре переходить нельзя. Задача отнюдь не простая, учитывая образовательный уровень наших солдат, некоторые из которых не способны были даже сказать, сколько в СССР союзных республик. Естественно, серегиных подчиненных инструктировали особо тщательно. Больше всего переживал по поводу предстоящего возможного общения наш герой. Наученный горьким опытом разговора с министром, он боялся, брякнув что-нибудь не то, подвести своих командиров. Серегу он любил и уважал, как отца родного. Узнав о его переживаниях, «отец родной», поговорив с ним еще раз, ободрил его и напомнил, что общаться с иностранцами надо легко и естественно, тем не менее, всегда надо помнить, чего говорить не следует. Ободренный командирским участием, солдат заверил Серегу, что, если что, то так и поступит. Иванов, конечно, не особо ему поверил. Он больше надеялся на то, что, авось, обойдется.
Служить он старался и если бы не его заторможенность, цены бы ему не было. Кстати, не все было в этом отношении потеряно, так как туповатость свою он осознавал. В конце концов, не всем же быть Келдышами, кто-то должен уметь хорошо выполнять и более простую работу. Парень он был здоровенный и на учениях, когда надо на большие расстояния тащить на себе по тридцать с гаком килограммов груза, был незаменим.
В ту пору Советский Союз начал вести политику сближения с Западом, которая предполагала открытость во многих вопросах. На учениях войск в ГСВГ cтали присутствовать военные наблюдатели из Северо-Атлантического блока. И, если раньше факт существования в Советской Армии спецназа вообще отрицался, то теперь «вражеские» офицеры могли на учениях даже полюбоваться на разведчика специального назначения во плоти. Мало того, они могли с ним побеседовать. Но, как говорится, дружба-дружбой, а табачок врозь. Поэтому перед предстоящими учениями всех участников и, в первую очередь, солдат отцы-командиры, замполиты и сотрудники особого отдела армии проинструктировали, чтоб не вздумали ляпнуть сдуру, чего не следует. Тем не менее, советский солдат не должен был выглядеть в глазах Запада как некое зашоренное существо, неспособное к свободному общению и изложению своих мыслей. В общем, солдаты по задумке «политрабочих» должны были, при необходимости, свободно общаться с иностранными наблюдателями, но четко знать грань, которую в разговоре переходить нельзя. Задача отнюдь не простая, учитывая образовательный уровень наших солдат, некоторые из которых не способны были даже сказать, сколько в СССР союзных республик. Естественно, серегиных подчиненных инструктировали особо тщательно. Больше всего переживал по поводу предстоящего возможного общения наш герой. Наученный горьким опытом разговора с министром, он боялся, брякнув что-нибудь не то, подвести своих командиров. Серегу он любил и уважал, как отца родного. Узнав о его переживаниях, «отец родной», поговорив с ним еще раз, ободрил его и напомнил, что общаться с иностранцами надо легко и естественно, тем не менее, всегда надо помнить, чего говорить не следует. Ободренный командирским участием, солдат заверил Серегу, что, если что, то так и поступит. Иванов, конечно, не особо ему поверил. Он больше надеялся на то, что, авось, обойдется.