Страница:
Мяч с шорохом прыгал по асфальту, мальчишки вопили как ненормальные, а мысли Николая Евгеньевича приняли другое направление: он схватил со стола телефонный блокнот, нашел нужный номер и, усевшись в вертящееся финское кресло, набрал номер.
– Здравствуйте, Надежда Анатольевна, – мягким баритоном пророкотал он в трубку. – Вас беспокоит Луков… Статья? Да почти готова… Думаю, в четверг-пятницу принесу. Ну, может, чуть больше листа, вы ведь меня не ограничивали в размерах… Надежда Анатольевна, мне пришла в голову одна мысль: ну что я все хвалю и хвалю Роботова, «деревенщиков»… Может, стоит кого-нибудь и критикнуть для сравнения? Тут я читал рукопись… Вадима Казакова. Да нет, роман еще не вышел…
Заведующая отделом критики журнала резонно заметила, что если книга не вышла, как же ее можно критиковать? На это Луков сказал, что он читал ранее написанные романы Казакова и считает, что по ним смело можно пройтись…
Заведующая редакцией, кстати, старая знакомая Лукова, не возражала. Она слышала о Казакове, но ничего не читала ни о нем, ни его.
Повесив трубку, Николай Евгеньевич впервые за сегодняшний день улыбнулся. Открыл папку, где у него хранились ранее сделанные наброски, нашел заметки о старом романе Казакова, присоединил к ним копию рецензии, с которой не посчиталось издательство, поставил на стол портативную пишущую машинку, стоявшую на тумбочке в углу. Это удачная идея – вставить в почти готовую статью о выдающихся, на его взгляд, современных писателях критический разбор хотя бы двух книг Вадима Казакова… Так сказать, взлеты и падения в нашей прозе! Может, и дать такое название? Полистав заметки, Николай Евгеньевич – а у него руки чесались сразу сесть за машинку – решил сходить в районную библиотеку и взять еще что-нибудь из произведений Казакова.
Библиотекарша, хорошо знавшая Лукова, заявила, что все книги Вадима Казакова на руках. А на последний роман – запись. Чертыхнувшись про себя, Николай Евгеньевич отправился в библиотеку при Доме литераторов на улицу Воровского. Небо было серое, затянутое дымчатыми облаками, вот-вот зарядит дождь. Из сумок и портфелей прохожих торчали ручки зонтов. Многие в плащах, лишь юноши и девушки еще щеголяли в летней одежде. Луков тоже надел синий плащ с блестящими пуговицами. На голове у него светлая мохнатая кепка. Из-за все увеличивающейся плеши приходится носить головные уборы даже в теплую погоду. На улице Воровского библиотекарь принесла ему единственную книгу Казакова. Она с интересом посмотрела на Лукова:
– А вы знакомы с Вадимом Казаковым?
– Вот знакомлюсь… – буркнул Николай Евгеньевич и, не попрощавшись, вышел из библиотеки.
На углу, на стоянке такси, он увидел чернобородого прозаика Вячеслава Ильича Шубина в модной куртке с капюшоном и молниями.
– А-а, Макиавелли! – заулыбался в бороду Шубин. – Я слышал, ты подал документы в приемную комиссию? Захотелось на вольные хлеба? Не рановато, Никколо?
Вячеслав Шубин был в приятельских отношениях с Алферовым, Монастырским, состоял членом многих литературных комиссий. От него многое зависело…
– Привет нашему классику, – улыбнулся и Луков, обеими руками пожимая пухлую короткопалую руку Шубина. – Читал в журнале вашу повесть. Глубоко вы копнули в Сибири! Какой колорит… В своей статье для журнала я упомянул вашу повесть. Язык – как у Вячеслава Шишкова…
– Я не хотел бы быть на кого-либо похожим, – помрачнел Вячеслав Ильич.
Луков, до этой встречи и не думавший помянуть в статье Шубина, – признаться, повесть ему не понравилась, слишком уж подражательна, не случайно с языка сорвался Вячеслав Шишков: именно ему бессовестно и подражал Шубин, – теперь решил во что бы то ни стало вставить похвальный абзац…
– Я ведь вас сравнил с классиком, а не с каким-то, например, Вадимом Казаковым, – осторожно вставил Луков. Он не знал, как тот относится к писателю.
– Носятся с этим Казаковым! – с досадой вырвалось у Шубина. – Куда ни приедешь на периферию, все спрашивают: почему Казаков не приезжает с вами на творческие встречи? А откуда я знаю, почему он прячется от читателей и писателей? Может, ты знаешь?
– Набивает себе цену?
– Цену себе набивают не так, дорогой Макиавелли, – рассмеялся Шубин. – Кому и знать, как не тебе. У нас ведь как? Если писателя ругают, значит, хороший, острый! Вас, критиков, теперь никто и в грош не ставит. Да и кто сейчас хорошо пишет о современной прозе? Назови мне фамилии! А-а, то-то и оно… Один мой хороший знакомый знаешь каким образом прослыл умным и проницательным человеком? Он обо всех без исключения говорил только плохое… И почти никогда не ошибался! Рано или поздно, как говорится, и ангел согрешит.
– Не умный он, ваш знакомый, а дурак, – возразил Луков. – Ругать всех без разбору глупо, и идиоту известно, что начальство не следует дразнить: оно больно клюется.
– Ты, конечно, дразнить не будешь…
Подошло такси, Шубин сунул ему пухлую ладонь и уселся рядом с водителем. В черной бороде его поблескивали серебряные нити, карие глаза хитро прищурились.
– Только смотри не сравнивай меня с Шишковым в своей статье… Уже один карикатурист нарисовал меня в «Литературке» вылитым автором «Угрюм-реки»… Разве я похож на Шишкова?
– Внешне или… вообще? – растерялся Луков.
– Я против тебя выступать не буду, – засмеялся Шубин. – Может, и пройдешь в Союз писателей… Только вот у тебя ни одной солидной монографии нет, могут и забодать… – Он остро взглянул в глаза критику: – А чего бы тебе, Никколо, не написать книжку обо мне, а? Сам знаешь, охотники найдутся, я ведь тоже сейчас в силе… Ты подумай, старик! – Рассмеялся, помахал рукой, и такси уехало.
«А ведь он прав, черт бородатый! – глядя на высотный дом напротив, подумал Луков. – Провалят на приемной комиссии – все равно придется за книжку засесть… И почему бы не написать о Шубине?..»
Николай Евгеньевич повернулся и снова зашагал в библиотеку: нужно на всякий случай захватить и книги Шубина. Мужик он пробивной, член двух или трех редсоветов крупных издательств, поможет быстренько протолкнуть книжку о себе.
Библиотекарь за несколько минут подобрала ему все вышедшие за последние десять лет книги Вячеслава Шубина. И были они в отличном состоянии, потому что рука читателя почти не касалась их.
3
4
– Здравствуйте, Надежда Анатольевна, – мягким баритоном пророкотал он в трубку. – Вас беспокоит Луков… Статья? Да почти готова… Думаю, в четверг-пятницу принесу. Ну, может, чуть больше листа, вы ведь меня не ограничивали в размерах… Надежда Анатольевна, мне пришла в голову одна мысль: ну что я все хвалю и хвалю Роботова, «деревенщиков»… Может, стоит кого-нибудь и критикнуть для сравнения? Тут я читал рукопись… Вадима Казакова. Да нет, роман еще не вышел…
Заведующая отделом критики журнала резонно заметила, что если книга не вышла, как же ее можно критиковать? На это Луков сказал, что он читал ранее написанные романы Казакова и считает, что по ним смело можно пройтись…
Заведующая редакцией, кстати, старая знакомая Лукова, не возражала. Она слышала о Казакове, но ничего не читала ни о нем, ни его.
Повесив трубку, Николай Евгеньевич впервые за сегодняшний день улыбнулся. Открыл папку, где у него хранились ранее сделанные наброски, нашел заметки о старом романе Казакова, присоединил к ним копию рецензии, с которой не посчиталось издательство, поставил на стол портативную пишущую машинку, стоявшую на тумбочке в углу. Это удачная идея – вставить в почти готовую статью о выдающихся, на его взгляд, современных писателях критический разбор хотя бы двух книг Вадима Казакова… Так сказать, взлеты и падения в нашей прозе! Может, и дать такое название? Полистав заметки, Николай Евгеньевич – а у него руки чесались сразу сесть за машинку – решил сходить в районную библиотеку и взять еще что-нибудь из произведений Казакова.
Библиотекарша, хорошо знавшая Лукова, заявила, что все книги Вадима Казакова на руках. А на последний роман – запись. Чертыхнувшись про себя, Николай Евгеньевич отправился в библиотеку при Доме литераторов на улицу Воровского. Небо было серое, затянутое дымчатыми облаками, вот-вот зарядит дождь. Из сумок и портфелей прохожих торчали ручки зонтов. Многие в плащах, лишь юноши и девушки еще щеголяли в летней одежде. Луков тоже надел синий плащ с блестящими пуговицами. На голове у него светлая мохнатая кепка. Из-за все увеличивающейся плеши приходится носить головные уборы даже в теплую погоду. На улице Воровского библиотекарь принесла ему единственную книгу Казакова. Она с интересом посмотрела на Лукова:
– А вы знакомы с Вадимом Казаковым?
– Вот знакомлюсь… – буркнул Николай Евгеньевич и, не попрощавшись, вышел из библиотеки.
На углу, на стоянке такси, он увидел чернобородого прозаика Вячеслава Ильича Шубина в модной куртке с капюшоном и молниями.
– А-а, Макиавелли! – заулыбался в бороду Шубин. – Я слышал, ты подал документы в приемную комиссию? Захотелось на вольные хлеба? Не рановато, Никколо?
Вячеслав Шубин был в приятельских отношениях с Алферовым, Монастырским, состоял членом многих литературных комиссий. От него многое зависело…
– Привет нашему классику, – улыбнулся и Луков, обеими руками пожимая пухлую короткопалую руку Шубина. – Читал в журнале вашу повесть. Глубоко вы копнули в Сибири! Какой колорит… В своей статье для журнала я упомянул вашу повесть. Язык – как у Вячеслава Шишкова…
– Я не хотел бы быть на кого-либо похожим, – помрачнел Вячеслав Ильич.
Луков, до этой встречи и не думавший помянуть в статье Шубина, – признаться, повесть ему не понравилась, слишком уж подражательна, не случайно с языка сорвался Вячеслав Шишков: именно ему бессовестно и подражал Шубин, – теперь решил во что бы то ни стало вставить похвальный абзац…
– Я ведь вас сравнил с классиком, а не с каким-то, например, Вадимом Казаковым, – осторожно вставил Луков. Он не знал, как тот относится к писателю.
– Носятся с этим Казаковым! – с досадой вырвалось у Шубина. – Куда ни приедешь на периферию, все спрашивают: почему Казаков не приезжает с вами на творческие встречи? А откуда я знаю, почему он прячется от читателей и писателей? Может, ты знаешь?
– Набивает себе цену?
– Цену себе набивают не так, дорогой Макиавелли, – рассмеялся Шубин. – Кому и знать, как не тебе. У нас ведь как? Если писателя ругают, значит, хороший, острый! Вас, критиков, теперь никто и в грош не ставит. Да и кто сейчас хорошо пишет о современной прозе? Назови мне фамилии! А-а, то-то и оно… Один мой хороший знакомый знаешь каким образом прослыл умным и проницательным человеком? Он обо всех без исключения говорил только плохое… И почти никогда не ошибался! Рано или поздно, как говорится, и ангел согрешит.
– Не умный он, ваш знакомый, а дурак, – возразил Луков. – Ругать всех без разбору глупо, и идиоту известно, что начальство не следует дразнить: оно больно клюется.
– Ты, конечно, дразнить не будешь…
Подошло такси, Шубин сунул ему пухлую ладонь и уселся рядом с водителем. В черной бороде его поблескивали серебряные нити, карие глаза хитро прищурились.
– Только смотри не сравнивай меня с Шишковым в своей статье… Уже один карикатурист нарисовал меня в «Литературке» вылитым автором «Угрюм-реки»… Разве я похож на Шишкова?
– Внешне или… вообще? – растерялся Луков.
– Я против тебя выступать не буду, – засмеялся Шубин. – Может, и пройдешь в Союз писателей… Только вот у тебя ни одной солидной монографии нет, могут и забодать… – Он остро взглянул в глаза критику: – А чего бы тебе, Никколо, не написать книжку обо мне, а? Сам знаешь, охотники найдутся, я ведь тоже сейчас в силе… Ты подумай, старик! – Рассмеялся, помахал рукой, и такси уехало.
«А ведь он прав, черт бородатый! – глядя на высотный дом напротив, подумал Луков. – Провалят на приемной комиссии – все равно придется за книжку засесть… И почему бы не написать о Шубине?..»
Николай Евгеньевич повернулся и снова зашагал в библиотеку: нужно на всякий случай захватить и книги Шубина. Мужик он пробивной, член двух или трех редсоветов крупных издательств, поможет быстренько протолкнуть книжку о себе.
Библиотекарь за несколько минут подобрала ему все вышедшие за последние десять лет книги Вячеслава Шубина. И были они в отличном состоянии, потому что рука читателя почти не касалась их.
3
Обойдя кругом «ГАЗ-66-01», Андрей Абросимов покачал головой: за лето крепенько ему досталось! Правое крыло помято, краска на капоте местами содрана, одна фара разбита, не работает и задний фонарь. Видно, где-то колючей проволокой сбоку разодрало у стойки брезент. Работавший на машине паренек два дня назад был призван в армию. Чувствуется, что за машиной особенно не следил, вон сколько засохшей грязи налипло под крыльями! И как он ездил ночью с разбитой фарой и без заднего фонаря?
Климовская райзаготконтора находилась на берегу большого, с пологими берегами озера. Прямо из окон видны были лодки с рыбаками, на другом берегу раскинулся садово-ягодный кооператив. Маленькие, похожие на скворечники, разноцветные домики карабкались на зеленый, с кустами смородины холм, повсюду – кучи песка, кирпича, необрезных досок. Андрей только подивился: чего это горожане вздумали так близко от дома строить крошечные дачки? Некоторым, очевидно, из окон многоэтажных домов можно увидеть как на ладони свой участок.
В Климове пожелтели старые липы на улицах, трава на берегу еще вовсю зеленела, а в камышах и тростнике у берегов бархатисто темнели шишки. Говорили, что на озере хорошо щука берет. Андрей особенно рыбалкой не увлекался, но, если бы попался подходящий компаньон с лодкой, не отказался бы на вечерней зорьке спиннинг покидать. В Климово он прибыл сегодня утром. Околыч – настоящая фамилия его была Гирькин – определил своего шофера на постой к старушке, жившей неподалеку от конторы. Ее неогороженный огород спускался прямо к озеру. Была и маленькая черная банька с поленницей дров. К старушке иногда забегала внучка Ксения, жившая с родителями в пятиэтажном доме в центре. Помогала по хозяйству, в субботу топила баню. Об этом рассказала новому постояльцу Мавра Егоровна – так звали хозяйку. В деревянном старом доме она отвела Андрею маленькую комнату с окном на озеро. Наверное, по утрам его будут будить утки, которые по тропинке сами ходят к озеру.
В конторе Андрея оформили на два месяца. Неделю они с Околычем поработают в Климове, а потом отправятся по районам области. Вот-вот начнется заготовка картофеля, поспевают и другие овощи, так что, как сказал Околыч, успевай только поворачиваться! Когда Андрей показал ему машину, Околыч тут же позвонил знакомому в «Сельхозтехнику» – тот пообещал все, что надо, сделать.
– Валяй к Новикову, – распорядился Околыч. – Возьми запчасти, которые смогут тебе понадобиться в командировке. Да не стесняйся – бери побольше.
– А документ?
– Это не твоя забота, – ухмыльнулся Околыч. – Потом все оформлю. Мы с кладовщиком Новиковым знакомы не первый год!
И действительно, завскладом без всяких возражений выдал Андрею все, что тот попросил, даже комплект инструмента. Подогнав «газон» к берегу, Андрей принялся за ремонт. Покопаться в технике он любил, да и опыт был изрядный – как-никак он шофер второго класса. На любительское удостоверение он сдал еще в десятом классе, а профессиональные права получил в армии – там он научился водить танк, вездеход, многотонный тягач.
День стоял пасмурный, но дождя не было. С озера тянул ветер, он рябил свинцовую воду, шуршал в тростнике. Шишки просыпали коричневый пух в воду. Домашние утки плескались у самого берега. Слышно было, как на том берегу визжала электрическая пила, стучал топор. И всякий раз ему откликалось эхо. Волна негромко плескалась в травянистый берег. Рыболовы замерли на плесе, их черные лодки ощетинились бамбуковыми удочками. Низко пролетела чайка, за ней две вороны. Неожиданно они одновременно спикировали на воду и пропали за камышом.
Андрей вынул из гнезда помятый рефлектор, отсоединил контакты, винты и гайки аккуратно складывал в банку из-под салаки, которую предварительно вымыл.
Прилаживая новую фару, вспомнил свой разговор с заведующим кафедрой журналистики Владимовым Петром Осиповичем. Он зашел к нему за справкой, что является студентом последнего курса.
– Не мог еще год потерпеть? – упрекнул завкафедрой, еще нестарый человек с короткой прической, молодившей его. Он повертел в руках заявление Абросимова о переводе его на заочное отделение, медленно порвал на четыре части и обрывки бросил в плетеную корзину в углу кабинета. – Так и быть, я разрешаю тебе пройти практику в климовской районной газете…
– Я зачислен в райзаготконтору, – вставил Андрей. – Что-то напоминающее «Рога и копыта».
– Ладно, пойду на преступление: дам тебе направление на практику досрочно – наши студенты поедут в феврале, а ты уж постарайся, напиши несколько очерков. А после практики не за горами и диплом… Как тебе в голову-то пришло соваться ко мне с этим дурацким заявлением? Не буду же я из-за блажи, ударившей тебе в голову, отчислять с последнего курса своего лучшего студента?
– Я напишу несколько очерков о райзаготконторе! – осенило Андрея. – Только бы напечатали.
– Только не в стихах, – улыбнулся завкафедрой.
Все устроилось самым наилучшим образом: Андрей остается на курсе, проходит журналистскую практику в Климове, потом защита диплома, госэкзамены, и прощай, университет! Когда он сообщил об этом родителям, отец ничего не сказал, а мать даже расплакалась от радости. Она считала, что диплом заочника меньше стоит, чем диплом студента дневного отделения…
Перед отъездом Андрея в Климове отец сказал:
– Почему бы тебе не поехать на Байкал или в Антарктику? Твой друг Петя Викторов влюблен в север.
– Так это Петя, – улыбнулся Андрей.
– Райзаготконтора… – помолчав, заметил отец. – Может, ты и прав. Мы чаще всего рвемся куда-нибудь вдаль, а то, что у нас под носом, не замечаем.
– Моим начальником будет некий Околыч, – рассказал Андрей. – Он мне показался на редкость интересным типом. Он заявил, что деньги, мол, валяются у нас под ногами, но не каждый умеет их увидеть и подобрать.
– А он, Околыч, видит?
– И на земле, и под землей… Он ведь заготовитель. Его интересует все, что растет наверху и в земле.
– Жулик?
– Держится уверенно, все в Климове его знают, говорят, с ним не пропадешь.
– Вот только на кого он работает? – сказал отец. – На себя или на государство?
– Я это и постараюсь выяснить, – пообещал Андрей.
– Боюсь, сын, тебя надолго не хватит… – напоследок сказал отец. – Расстанется с тобой Околыч!
– Почему? – удивился Андрей.
– Видишь ли, почти всем Абросимовым свойственно чувство обостренной справедливости, отчего многие твои родственники и пострадали. А этот Околыч, судя по всему, делец… Сможешь ли ты стерпеть обман, несправедливость, воровство?
– Я – журналист, – ответил Андрей. – И чтобы понять истоки зла, наверное, стоит и самому залезть в эту выгребную яму по уши.
– Я бы сейчас не смог, – сказал отец.
– Я попробую, – улыбнулся Андрей.
Привинтив фару и поставив задний фонарь, Андрей при помощи молотка и нескольких чурок из поленницы, как смог, выровнял вмятину на крыле, потом подкрасил зеленой краской, которую тоже прихватил на складе. Бабка Мавра дала ему дратвы, сапожную иглу и шило – покойный муж ее сапожничал, – и Андрей наложил на разодранный брезент квадратную заплатку. Теперь машина выглядела нормально. Хорошо, что паренька-шофера призвали в армию, – там его быстро научат порядку, – еще бы полгода, и он окончательно доконал бы «газон».
Услышав какое-то звяканье, Андрей поднял голову и оглянулся: мимо по тропинке к озеру с пустыми ведрами на коромысле прошла невысокая пухленькая девушка в коротких брючках и синей водолазке. В рыжих волосах у нее черная лента, завязанная смешным бантиком. За девушкой бежал кривоногий щенок с лохматыми ушами. Набрав воды, она понесла ведра к бане Мавры Егоровны. Андрей сообразил, что это и есть ее внучка Ксения. На вид лет шестнадцать. Чуть сгибаясь под тяжестью коромысла, она мелко семенила короткими ножками, не глядя себе под ноги. Когда она прошла мимо, наверное, в пятый раз, Андрей сказал:
– Может, помочь?
– Раньше надо было, – бойко ответила она. – Да вы и не сумеете на коромысле.
– Давай попробую. – Андрей подошел к ней, снял с плеч коромысло с ведрами.
Действительно, с непривычки половину ведер он выплеснул себе на брюки и туфли, пока донес до бани. Девчонка шла рядом и поучала:
– Нужно ногами-то семенить и чуть нагнуться вперед, тогда не будет брызгать.
«Вот, значит, почему она крутила задом! – улыбнулся про себя Андрей. – Тут, оказывается, тоже есть свои секреты…»
Он попробовал пройти так же, как ходила с коромыслом она, и вода сразу перестала выплескиваться. Девчонка засмеялась:
– Как смешно вы ходите! Как моя бабушка, когда уток загоняет с озера домой.
В черной продымленной бане в печь был вмазан широкий, луженный изнутри чан, в углу стояла выщербленная, проржавевшая по краям ванна, в которую заливали холодную воду. Ксения ловко затопила печку, подложив к поленьям свернувшуюся в трубку бересту. В бане пахло дымом и сухими березовыми вениками. Андрей представил себе горячий сухой жар, шумный выхлоп из жерла каменки, когда туда подбросишь полковшика кипятка, и себя на черном дощатом полке с размоченным веником в руках…
– Пустишь помыться-то? – спросил он сидевшую на корточках перед печкой девчонку.
– Мойтесь, жалко, что ли. – Она пожала плечами. – Воды хватит. Можно еще в ведрах оставить в предбаннике.
– А веники есть?
– На чердаке, – кивнула на черный потолок Ксения.
Когда пламя забушевало в печке, они вышли из дымной бани. Андрей присел на ступеньках, а девушка прислонилась к высокой березе, широко раскинувшей свои ветви над крышей. К стволу был приколочен шест с покосившимся скворечником.
– Наша баня вот-вот развалится, – заговорила Ксения. – Вот у Околыча баня! Не баня, а дворец! Там и русская, и сауна, и холл, где отдохнуть можно. Даже медный самовар есть. Как кто из начальства приезжает в Климово, так их привозят попариться к Околычу.
– Где же его баня? – окидывая взглядом берег, поинтересовался Андрей.
– На даче, это отсюда пятнадцать километров. Там красивое лесное озеро и народу мало.
– И он ездит каждую субботу? – удивился Андрей.
– А чего ему! – улыбнулась Ксения. – У Околыча две дачи, две машины и даже есть собственный трактор…
– Ты что мне сказки рассказываешь? – не поверил Андрей. – Он ведь не падишах какой-нибудь, а всего-навсего обыкновенный заготовитель.
– Дача его на озере, дача тещи в Никулине, «Жигули» дочери Розы и его собственная «Волга»… А вы видели его дом на том берегу? Два этажа, семь комнат и самая лучшая в Климове голубятня.
– Как же ему все это удалось-то?
– Надо уметь жить… – явно повторила чьи-то слова Ксения.
– Может, он и меня научит? – с улыбкой взглянул на нее Андрей.
– Мой-то Васька ничему у него не научился, – вздохнула девушка. – Разве что пить…
– Околыч еще и пьет?
– У него норма – полтора стакана, и больше ни капли, а Ваське только дай… Не знает меры, дурачок!
– Васька – это мой предшественник? – кивнув на машину, стоявшую на берегу, спросил Андрей.
– До работы в райзаготконторе выпивал, но никогда не терял головы, – рассудительно продолжала Ксения. – А как стал ездить по району с Околычем, явилась лишняя деньга – и пошло-поехало!
– То-то он машину запустил, – посетовал Андрей. – А мне теперь на ней до самой зимы пахать!
– Когда ему было машиной заниматься? – усмехнулась девушка. – С утра продерет глаза – и за руль, а к вечеру уже пьяный.
– Как же Околыч его держал?
– Другого-то не было. Они ведь по месяцу мотались в глубинке. А Вася – хороший шофер, когда трезвый. Вообще-то, Околыч его не раз строго отчитывал, но у них такая работа, что без бутылки никак… Да сами скоро увидите!
Ксения пошла в баню, подложила поленьев, в березовых ветвях запутался густой пахучий дым, с недовольным криком сорвалась с дерева сизоворонка. Над головой, оглушительно грохоча, низко прошел желто-голубой вертолет, длинная раскоряченная тень летела впереди. С озера послышались гулкие шлепки валька о белье – там на дощатых кладях согнулась полная женщина в белой кофте и высоко подвернутой юбке. Солнечный луч, растолкав серые комки, вырвался на волю, рассек озерную гладь на две засеребрившиеся половины, розовым высветил на том берегу стволы сосен.
– Как вас звать-то? – спросила девушка. – Меня – Ксения.
Но руки не протянула. Андрей сказал.
– Скажите, Андрей, – глядя на него небольшими светлыми глазами, спросила девушка, – его там отучат пить?
– В армии-то? – рассмеялся Андрей. – Как пить дать отучат… – Сказал и поймал себя на том, что, пожалуй, некстати употребил фразу «как пить дать».
Затуманившиеся грустью глаза Ксении повеселели. Она куснула мелкими острыми зубами нижнюю губу. Только сейчас Андрей заметил на ее белом лбу и пухлых щеках множество маленьких веснушек. Нос у нее был широковат книзу, а на круглом подбородке – ямочка. Только что познакомились, а ему казалось, что он давно ее знает. Отчего это? От обычности ее облика? Он вспомнил Марию Знаменскую… Вот она ни на кого не похожа! В ее глаза можно смотреть и читать мысли. И они у девушки чистые, возвышенные. На Марию можно во всем положиться, она не обманет, не предаст, а что может быть ценнее этого качества? Мария проводила его на поезд, не обращая ни на кого внимания, крепко поцеловала и потом шла рядом с вагоном, пока пассажирский не набрал скорость… Всего несколько дней, как они расстались, а он уже скучает…
Андрей в двадцать лет, несколько раз обжегшись на девушках, не то чтобы охладел к ним, но стал относиться с некоторой настороженностью. Поначалу он видел их в навеянном книгами романтическом ореоле. Относился как к существам нежным, слабым, нуждающимся в мужской защите. Он и в школе не раз вступался за одноклассниц перед мальчишками, из-за чего и прозвали Арамисом. Ребята почему-то считали, что из всех мушкетеров лишь Арамис был рыцарем в отношении женского пола. Однако, повзрослев, Андрей понял, что действительность несколько иная, чем он предполагал: современные девушки не считали себя слабыми существами, а, наоборот, проявляли в жизни скорее мужские качества – твердость характера, целеустремленность, напор и даже нахальство. Конечно, в силу прошлых традиций, если это было выгодно, девушка могла и прикинуться слабой, беззащитной, как мадам Щукина из чеховского рассказа «Беззащитное существо». В наше время девушки в большинстве случаев сами выбирают себе парней, а если ошибаются, то не колеблясь отвергают их. А эта мода одеваться в мужское, коротко стричься, пить вино, курить? Да и крепкое словечко запросто может сорваться с языка. Поняв, что современные девушки ничего общего не имеют с воспетыми воздушными героинями Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Андрей стал и относиться к ним по-другому.
Мария Знаменская… Возможно, романтизма в ее натуре и не было, но вот женственности, понимания его, Андрея, искренности и способности к самопожертвованию он ни у кого больше из знакомых не встречал, разве что у сестры Ольги… Не зря же многие – Оля и Мария сами в этом признавались – считают их несовременными. А Андрею как раз это больше всего в них и нравилось…
Что-то было общее в характерах Марии Знаменской и вот этой веснушчатой Ксении… Может, искреннее переживание за близкого человека? Желание помочь ему? Почему ему, незнакомому парню, девушка вдруг открылась, поведала о своей тревоге за любимого человека? Другая могла бы и скрыть все это в себе, а встретившись с другим парнем, и вида не подать, что у нее кто-то есть, тем более что этот кто-то уехал за тридевять земель… И он, Андрей, обычно трудно вступавший в контакт с девушками, так непринужденно заговорил с ней…
– У Околыча в ходу такая фраза: «Сам живи и давай жить другим…» – прервала его размышления девушка. – Сам-то он хорошо устроился, катается как сыр в масле, говорит моя бабушка… А вот другим почему-то плохо! Вася никогда столько не зарабатывал, как с Околычем, а деньги не пошли ему впрок: все пропил, да и неприятности были с ГАИ – чуть прав не лишили.
– Вернется твой Вася из армии другим человеком, – сказал Андрей.
– Я тоже в это верю.
Сейчас, присмотревшись вблизи к девушке, Андрей подумал, что ей, пожалуй, уже восемнадцать, не меньше.
– Мы решили пожениться, когда он демобилизуется, – сказала Ксения. – Он предлагал прямо сейчас, но я решила, что лучше потом…
– Правильно решила.
– Вы думаете, он не вернется? – взглянула она ему в глаза.
– Я так не думаю, – ответил он..
– В будущем году я заканчиваю училище кулинарии, – продолжала девушка. – Зимой будут распределять, я попрошусь в ту местность, где служит Вася. Может, даже к ним в часть устроюсь… – Она поднялась со ступенек: – Надо еще дров подложить! Знаете, сколько нужно баню топить, чтобы была парной? Два-три часа, а зимой – четыре.
Решив, что нитролак на крыле и капоте подсох и теперь пыль не пристанет, Андрей тоже поднялся: ему еще нужно в контору за путевками и авансом. Надо заскочить в спортмаг и купить спальный мешок – мало ли где придется ночевать. Выезжают завтра в шесть утра – так сказал Околыч.
– Приходите, Андрей, через два часа! – высунувшись из бани, крикнула Ксения. – Первый пар – ваш!
– Не забудь в шайке замочить березовый веник, – улыбнулся Андрей.
Климовская райзаготконтора находилась на берегу большого, с пологими берегами озера. Прямо из окон видны были лодки с рыбаками, на другом берегу раскинулся садово-ягодный кооператив. Маленькие, похожие на скворечники, разноцветные домики карабкались на зеленый, с кустами смородины холм, повсюду – кучи песка, кирпича, необрезных досок. Андрей только подивился: чего это горожане вздумали так близко от дома строить крошечные дачки? Некоторым, очевидно, из окон многоэтажных домов можно увидеть как на ладони свой участок.
В Климове пожелтели старые липы на улицах, трава на берегу еще вовсю зеленела, а в камышах и тростнике у берегов бархатисто темнели шишки. Говорили, что на озере хорошо щука берет. Андрей особенно рыбалкой не увлекался, но, если бы попался подходящий компаньон с лодкой, не отказался бы на вечерней зорьке спиннинг покидать. В Климово он прибыл сегодня утром. Околыч – настоящая фамилия его была Гирькин – определил своего шофера на постой к старушке, жившей неподалеку от конторы. Ее неогороженный огород спускался прямо к озеру. Была и маленькая черная банька с поленницей дров. К старушке иногда забегала внучка Ксения, жившая с родителями в пятиэтажном доме в центре. Помогала по хозяйству, в субботу топила баню. Об этом рассказала новому постояльцу Мавра Егоровна – так звали хозяйку. В деревянном старом доме она отвела Андрею маленькую комнату с окном на озеро. Наверное, по утрам его будут будить утки, которые по тропинке сами ходят к озеру.
В конторе Андрея оформили на два месяца. Неделю они с Околычем поработают в Климове, а потом отправятся по районам области. Вот-вот начнется заготовка картофеля, поспевают и другие овощи, так что, как сказал Околыч, успевай только поворачиваться! Когда Андрей показал ему машину, Околыч тут же позвонил знакомому в «Сельхозтехнику» – тот пообещал все, что надо, сделать.
– Валяй к Новикову, – распорядился Околыч. – Возьми запчасти, которые смогут тебе понадобиться в командировке. Да не стесняйся – бери побольше.
– А документ?
– Это не твоя забота, – ухмыльнулся Околыч. – Потом все оформлю. Мы с кладовщиком Новиковым знакомы не первый год!
И действительно, завскладом без всяких возражений выдал Андрею все, что тот попросил, даже комплект инструмента. Подогнав «газон» к берегу, Андрей принялся за ремонт. Покопаться в технике он любил, да и опыт был изрядный – как-никак он шофер второго класса. На любительское удостоверение он сдал еще в десятом классе, а профессиональные права получил в армии – там он научился водить танк, вездеход, многотонный тягач.
День стоял пасмурный, но дождя не было. С озера тянул ветер, он рябил свинцовую воду, шуршал в тростнике. Шишки просыпали коричневый пух в воду. Домашние утки плескались у самого берега. Слышно было, как на том берегу визжала электрическая пила, стучал топор. И всякий раз ему откликалось эхо. Волна негромко плескалась в травянистый берег. Рыболовы замерли на плесе, их черные лодки ощетинились бамбуковыми удочками. Низко пролетела чайка, за ней две вороны. Неожиданно они одновременно спикировали на воду и пропали за камышом.
Андрей вынул из гнезда помятый рефлектор, отсоединил контакты, винты и гайки аккуратно складывал в банку из-под салаки, которую предварительно вымыл.
Прилаживая новую фару, вспомнил свой разговор с заведующим кафедрой журналистики Владимовым Петром Осиповичем. Он зашел к нему за справкой, что является студентом последнего курса.
– Не мог еще год потерпеть? – упрекнул завкафедрой, еще нестарый человек с короткой прической, молодившей его. Он повертел в руках заявление Абросимова о переводе его на заочное отделение, медленно порвал на четыре части и обрывки бросил в плетеную корзину в углу кабинета. – Так и быть, я разрешаю тебе пройти практику в климовской районной газете…
– Я зачислен в райзаготконтору, – вставил Андрей. – Что-то напоминающее «Рога и копыта».
– Ладно, пойду на преступление: дам тебе направление на практику досрочно – наши студенты поедут в феврале, а ты уж постарайся, напиши несколько очерков. А после практики не за горами и диплом… Как тебе в голову-то пришло соваться ко мне с этим дурацким заявлением? Не буду же я из-за блажи, ударившей тебе в голову, отчислять с последнего курса своего лучшего студента?
– Я напишу несколько очерков о райзаготконторе! – осенило Андрея. – Только бы напечатали.
– Только не в стихах, – улыбнулся завкафедрой.
Все устроилось самым наилучшим образом: Андрей остается на курсе, проходит журналистскую практику в Климове, потом защита диплома, госэкзамены, и прощай, университет! Когда он сообщил об этом родителям, отец ничего не сказал, а мать даже расплакалась от радости. Она считала, что диплом заочника меньше стоит, чем диплом студента дневного отделения…
Перед отъездом Андрея в Климове отец сказал:
– Почему бы тебе не поехать на Байкал или в Антарктику? Твой друг Петя Викторов влюблен в север.
– Так это Петя, – улыбнулся Андрей.
– Райзаготконтора… – помолчав, заметил отец. – Может, ты и прав. Мы чаще всего рвемся куда-нибудь вдаль, а то, что у нас под носом, не замечаем.
– Моим начальником будет некий Околыч, – рассказал Андрей. – Он мне показался на редкость интересным типом. Он заявил, что деньги, мол, валяются у нас под ногами, но не каждый умеет их увидеть и подобрать.
– А он, Околыч, видит?
– И на земле, и под землей… Он ведь заготовитель. Его интересует все, что растет наверху и в земле.
– Жулик?
– Держится уверенно, все в Климове его знают, говорят, с ним не пропадешь.
– Вот только на кого он работает? – сказал отец. – На себя или на государство?
– Я это и постараюсь выяснить, – пообещал Андрей.
– Боюсь, сын, тебя надолго не хватит… – напоследок сказал отец. – Расстанется с тобой Околыч!
– Почему? – удивился Андрей.
– Видишь ли, почти всем Абросимовым свойственно чувство обостренной справедливости, отчего многие твои родственники и пострадали. А этот Околыч, судя по всему, делец… Сможешь ли ты стерпеть обман, несправедливость, воровство?
– Я – журналист, – ответил Андрей. – И чтобы понять истоки зла, наверное, стоит и самому залезть в эту выгребную яму по уши.
– Я бы сейчас не смог, – сказал отец.
– Я попробую, – улыбнулся Андрей.
Привинтив фару и поставив задний фонарь, Андрей при помощи молотка и нескольких чурок из поленницы, как смог, выровнял вмятину на крыле, потом подкрасил зеленой краской, которую тоже прихватил на складе. Бабка Мавра дала ему дратвы, сапожную иглу и шило – покойный муж ее сапожничал, – и Андрей наложил на разодранный брезент квадратную заплатку. Теперь машина выглядела нормально. Хорошо, что паренька-шофера призвали в армию, – там его быстро научат порядку, – еще бы полгода, и он окончательно доконал бы «газон».
Услышав какое-то звяканье, Андрей поднял голову и оглянулся: мимо по тропинке к озеру с пустыми ведрами на коромысле прошла невысокая пухленькая девушка в коротких брючках и синей водолазке. В рыжих волосах у нее черная лента, завязанная смешным бантиком. За девушкой бежал кривоногий щенок с лохматыми ушами. Набрав воды, она понесла ведра к бане Мавры Егоровны. Андрей сообразил, что это и есть ее внучка Ксения. На вид лет шестнадцать. Чуть сгибаясь под тяжестью коромысла, она мелко семенила короткими ножками, не глядя себе под ноги. Когда она прошла мимо, наверное, в пятый раз, Андрей сказал:
– Может, помочь?
– Раньше надо было, – бойко ответила она. – Да вы и не сумеете на коромысле.
– Давай попробую. – Андрей подошел к ней, снял с плеч коромысло с ведрами.
Действительно, с непривычки половину ведер он выплеснул себе на брюки и туфли, пока донес до бани. Девчонка шла рядом и поучала:
– Нужно ногами-то семенить и чуть нагнуться вперед, тогда не будет брызгать.
«Вот, значит, почему она крутила задом! – улыбнулся про себя Андрей. – Тут, оказывается, тоже есть свои секреты…»
Он попробовал пройти так же, как ходила с коромыслом она, и вода сразу перестала выплескиваться. Девчонка засмеялась:
– Как смешно вы ходите! Как моя бабушка, когда уток загоняет с озера домой.
В черной продымленной бане в печь был вмазан широкий, луженный изнутри чан, в углу стояла выщербленная, проржавевшая по краям ванна, в которую заливали холодную воду. Ксения ловко затопила печку, подложив к поленьям свернувшуюся в трубку бересту. В бане пахло дымом и сухими березовыми вениками. Андрей представил себе горячий сухой жар, шумный выхлоп из жерла каменки, когда туда подбросишь полковшика кипятка, и себя на черном дощатом полке с размоченным веником в руках…
– Пустишь помыться-то? – спросил он сидевшую на корточках перед печкой девчонку.
– Мойтесь, жалко, что ли. – Она пожала плечами. – Воды хватит. Можно еще в ведрах оставить в предбаннике.
– А веники есть?
– На чердаке, – кивнула на черный потолок Ксения.
Когда пламя забушевало в печке, они вышли из дымной бани. Андрей присел на ступеньках, а девушка прислонилась к высокой березе, широко раскинувшей свои ветви над крышей. К стволу был приколочен шест с покосившимся скворечником.
– Наша баня вот-вот развалится, – заговорила Ксения. – Вот у Околыча баня! Не баня, а дворец! Там и русская, и сауна, и холл, где отдохнуть можно. Даже медный самовар есть. Как кто из начальства приезжает в Климово, так их привозят попариться к Околычу.
– Где же его баня? – окидывая взглядом берег, поинтересовался Андрей.
– На даче, это отсюда пятнадцать километров. Там красивое лесное озеро и народу мало.
– И он ездит каждую субботу? – удивился Андрей.
– А чего ему! – улыбнулась Ксения. – У Околыча две дачи, две машины и даже есть собственный трактор…
– Ты что мне сказки рассказываешь? – не поверил Андрей. – Он ведь не падишах какой-нибудь, а всего-навсего обыкновенный заготовитель.
– Дача его на озере, дача тещи в Никулине, «Жигули» дочери Розы и его собственная «Волга»… А вы видели его дом на том берегу? Два этажа, семь комнат и самая лучшая в Климове голубятня.
– Как же ему все это удалось-то?
– Надо уметь жить… – явно повторила чьи-то слова Ксения.
– Может, он и меня научит? – с улыбкой взглянул на нее Андрей.
– Мой-то Васька ничему у него не научился, – вздохнула девушка. – Разве что пить…
– Околыч еще и пьет?
– У него норма – полтора стакана, и больше ни капли, а Ваське только дай… Не знает меры, дурачок!
– Васька – это мой предшественник? – кивнув на машину, стоявшую на берегу, спросил Андрей.
– До работы в райзаготконторе выпивал, но никогда не терял головы, – рассудительно продолжала Ксения. – А как стал ездить по району с Околычем, явилась лишняя деньга – и пошло-поехало!
– То-то он машину запустил, – посетовал Андрей. – А мне теперь на ней до самой зимы пахать!
– Когда ему было машиной заниматься? – усмехнулась девушка. – С утра продерет глаза – и за руль, а к вечеру уже пьяный.
– Как же Околыч его держал?
– Другого-то не было. Они ведь по месяцу мотались в глубинке. А Вася – хороший шофер, когда трезвый. Вообще-то, Околыч его не раз строго отчитывал, но у них такая работа, что без бутылки никак… Да сами скоро увидите!
Ксения пошла в баню, подложила поленьев, в березовых ветвях запутался густой пахучий дым, с недовольным криком сорвалась с дерева сизоворонка. Над головой, оглушительно грохоча, низко прошел желто-голубой вертолет, длинная раскоряченная тень летела впереди. С озера послышались гулкие шлепки валька о белье – там на дощатых кладях согнулась полная женщина в белой кофте и высоко подвернутой юбке. Солнечный луч, растолкав серые комки, вырвался на волю, рассек озерную гладь на две засеребрившиеся половины, розовым высветил на том берегу стволы сосен.
– Как вас звать-то? – спросила девушка. – Меня – Ксения.
Но руки не протянула. Андрей сказал.
– Скажите, Андрей, – глядя на него небольшими светлыми глазами, спросила девушка, – его там отучат пить?
– В армии-то? – рассмеялся Андрей. – Как пить дать отучат… – Сказал и поймал себя на том, что, пожалуй, некстати употребил фразу «как пить дать».
Затуманившиеся грустью глаза Ксении повеселели. Она куснула мелкими острыми зубами нижнюю губу. Только сейчас Андрей заметил на ее белом лбу и пухлых щеках множество маленьких веснушек. Нос у нее был широковат книзу, а на круглом подбородке – ямочка. Только что познакомились, а ему казалось, что он давно ее знает. Отчего это? От обычности ее облика? Он вспомнил Марию Знаменскую… Вот она ни на кого не похожа! В ее глаза можно смотреть и читать мысли. И они у девушки чистые, возвышенные. На Марию можно во всем положиться, она не обманет, не предаст, а что может быть ценнее этого качества? Мария проводила его на поезд, не обращая ни на кого внимания, крепко поцеловала и потом шла рядом с вагоном, пока пассажирский не набрал скорость… Всего несколько дней, как они расстались, а он уже скучает…
Андрей в двадцать лет, несколько раз обжегшись на девушках, не то чтобы охладел к ним, но стал относиться с некоторой настороженностью. Поначалу он видел их в навеянном книгами романтическом ореоле. Относился как к существам нежным, слабым, нуждающимся в мужской защите. Он и в школе не раз вступался за одноклассниц перед мальчишками, из-за чего и прозвали Арамисом. Ребята почему-то считали, что из всех мушкетеров лишь Арамис был рыцарем в отношении женского пола. Однако, повзрослев, Андрей понял, что действительность несколько иная, чем он предполагал: современные девушки не считали себя слабыми существами, а, наоборот, проявляли в жизни скорее мужские качества – твердость характера, целеустремленность, напор и даже нахальство. Конечно, в силу прошлых традиций, если это было выгодно, девушка могла и прикинуться слабой, беззащитной, как мадам Щукина из чеховского рассказа «Беззащитное существо». В наше время девушки в большинстве случаев сами выбирают себе парней, а если ошибаются, то не колеблясь отвергают их. А эта мода одеваться в мужское, коротко стричься, пить вино, курить? Да и крепкое словечко запросто может сорваться с языка. Поняв, что современные девушки ничего общего не имеют с воспетыми воздушными героинями Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Андрей стал и относиться к ним по-другому.
Мария Знаменская… Возможно, романтизма в ее натуре и не было, но вот женственности, понимания его, Андрея, искренности и способности к самопожертвованию он ни у кого больше из знакомых не встречал, разве что у сестры Ольги… Не зря же многие – Оля и Мария сами в этом признавались – считают их несовременными. А Андрею как раз это больше всего в них и нравилось…
Что-то было общее в характерах Марии Знаменской и вот этой веснушчатой Ксении… Может, искреннее переживание за близкого человека? Желание помочь ему? Почему ему, незнакомому парню, девушка вдруг открылась, поведала о своей тревоге за любимого человека? Другая могла бы и скрыть все это в себе, а встретившись с другим парнем, и вида не подать, что у нее кто-то есть, тем более что этот кто-то уехал за тридевять земель… И он, Андрей, обычно трудно вступавший в контакт с девушками, так непринужденно заговорил с ней…
– У Околыча в ходу такая фраза: «Сам живи и давай жить другим…» – прервала его размышления девушка. – Сам-то он хорошо устроился, катается как сыр в масле, говорит моя бабушка… А вот другим почему-то плохо! Вася никогда столько не зарабатывал, как с Околычем, а деньги не пошли ему впрок: все пропил, да и неприятности были с ГАИ – чуть прав не лишили.
– Вернется твой Вася из армии другим человеком, – сказал Андрей.
– Я тоже в это верю.
Сейчас, присмотревшись вблизи к девушке, Андрей подумал, что ей, пожалуй, уже восемнадцать, не меньше.
– Мы решили пожениться, когда он демобилизуется, – сказала Ксения. – Он предлагал прямо сейчас, но я решила, что лучше потом…
– Правильно решила.
– Вы думаете, он не вернется? – взглянула она ему в глаза.
– Я так не думаю, – ответил он..
– В будущем году я заканчиваю училище кулинарии, – продолжала девушка. – Зимой будут распределять, я попрошусь в ту местность, где служит Вася. Может, даже к ним в часть устроюсь… – Она поднялась со ступенек: – Надо еще дров подложить! Знаете, сколько нужно баню топить, чтобы была парной? Два-три часа, а зимой – четыре.
Решив, что нитролак на крыле и капоте подсох и теперь пыль не пристанет, Андрей тоже поднялся: ему еще нужно в контору за путевками и авансом. Надо заскочить в спортмаг и купить спальный мешок – мало ли где придется ночевать. Выезжают завтра в шесть утра – так сказал Околыч.
– Приходите, Андрей, через два часа! – высунувшись из бани, крикнула Ксения. – Первый пар – ваш!
– Не забудь в шайке замочить березовый веник, – улыбнулся Андрей.
4
Вадим Федорович и Виолетта завтракали у своего домика, когда к ним подошел Захар Галкин. Присев на чурбачок, почесал корявым пальцем бугристый нос, пожелал приятного аппетита. Роста он был невысокого, но под ситцевой, с расстегнутым воротником рубашкой угадывались крепкие мускулы. Галкин рассказывал, что когда-то был нападающим футбольной команды.
– Беда у меня, – понурив голову, сообщил он.
– С женой поругался? – улыбнулся Вадим Федорович.
– Я с ней каждый день ругаюсь, вернее, она меня, как жучок-древоточец, точит и точит… А тут вон чего придумала: взяла и отравила мою любимую собаку. Сначала я думал, заболел мой Байкал: не ест, только воду лакает да траву щиплет, как овца. Потом гляжу, все хуже и хуже, а ночью залез в сарай к поросятам и околел на полу. Я бы и не знал, что это дело рук Васильевны, да из чашки Байкала петух поклевал остатки и тоже в одночасье загнулся. Вот какие дела творит моя сволота Васильевна!
– Беда у меня, – понурив голову, сообщил он.
– С женой поругался? – улыбнулся Вадим Федорович.
– Я с ней каждый день ругаюсь, вернее, она меня, как жучок-древоточец, точит и точит… А тут вон чего придумала: взяла и отравила мою любимую собаку. Сначала я думал, заболел мой Байкал: не ест, только воду лакает да траву щиплет, как овца. Потом гляжу, все хуже и хуже, а ночью залез в сарай к поросятам и околел на полу. Я бы и не знал, что это дело рук Васильевны, да из чашки Байкала петух поклевал остатки и тоже в одночасье загнулся. Вот какие дела творит моя сволота Васильевна!