Козлов Вильям Федорович. Время любить

   В дверь без стука снова ввалился сосед. Сняв шапку, мрачно уставился на Казакова.
   – Встретил на дороге участкового, тот сообщил: только что в поселковый позвонили из больницы – Борис Александров, очухавшись и узнав, что он натворил в магазине, сиганул прямо из окна палаты – это на четвертом этаже – головой вниз. И надо ж такое! Не в сугроб угодил, а прямо в оставленные с осени строителями бетонные плиты.
   – Белая горячка, – констатировал Казаков. – Вот до чего доводит человека треклятая водка!
   – Зачем же ее продают?! – гневно вырвалось у Широкова. – Если от нее такой вред и человеку, и государству!
   – А вот этого, Иван Степанович, и я не знаю, – развел руками Казаков, уверенный, что за свои семьдесят восемь лет он все на белом свете перевидел и испытал.

Глава шестая

1

   Андрей вел грузовик по неширокой заасфальтированной улице Андижана. Солнце раскалило металлический верх кабины, отражалось от окон белых зданий, бамперов легковых машин. Удивительный город Андижан! На улицах рядом с современными «Жигулями» можно увидеть узбека в полосатом халате и тюбетейке верхом на ишаке. К двух– и трехэтажным зданиям из кирпича примыкали дома с плоскими крышами и длинными по фасаду верандами, на которых играли ребятишки и сушилось белье. Вдоль тротуаров тянулся узкий арык с мутной зеленоватой водой. Говорили, что в неглубоких азиатских речках можно поймать крупных рыбин.
   В Ленинграде всего пять градусов тепла, а здесь в тени плюс сорок два. Люди ходили в легких одеждах, пряча лицо от ослепительного солнца, в чайханах важно сидели седобородые старцы в халатах и пили из пиал зеленый чай.
   Андрей с напарником только что разгрузились на складе облпотребсоюза, сдали по ведомости ящики со сгущенным молоком, мясными консервами, связки копченых колбас, замороженных цыплят. Всего восемь тонн груза. Документы оформлял напарник Эдик Баблоян, круглолицый, склонный к полноте армянин. Он старше Андрея на десять лет, работает на дальних внутренних перевозках уже два года. В свое время закончил эксплуатационный факультет Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, но работа по специальности не вдохновила его, и он вскоре деятельно принялся «эксплуатировать» грунтовые дороги… За долгие часы дороги Баблоян много чего порассказал Андрею Абросимову. Говорил он почти без акцента, с юмором. На лоснящемся от жары круглом лице то и дело появлялась веселая улыбка. Глаза у него большие, черные, с влажным блеском. Особенно они становились выразительными, когда он рассказывал о женщинах, с которыми ему довелось встретиться на дальних трассах. Если его послушать, то ему попадались лишь одни красавицы, у которых ноги – «во-о!», талия – «вва-а!», бюст – «ввах-х!» Огонь, а не женщины! Эдик даже о самых сокровенных вещах рассказывал без тени смущения. Андрея коробили подробности, он начинал насвистывать, но увлеченный приятными воспоминаниями Баблоян ничего не замечал и заливался соловьем.
   – Ты, Андрейчик (он почему-то именно так называл своего напарника), мне нравишься, – как-то признался Эдик. – Хорошо, что сразу сказал, что ты журналист! Это по-честному… Ну, а напишешь про меня, так это, Андрейчик, слава. Обо мне сразу все узнают, знаешь, как это приятно? А то живешь, и никто о тебе, кроме мамы-папы, не вспоминает, разве это порядок?
   – А женщины? – не удержался и спросил Андрей.
   – Нынешние женщины лишь о себе думают, – с грустью протянул Баблоян. – Я их люблю, и они себя любят…
   – Странный каламбур…
   Старшим водителем был Баблоян, а Андрей его сменщиком. Их фургон не был оборудован спальным местом, и по дороге они останавливались в гостиницах. Баблоян мгновенно вступал в контакт с самыми неприступными и хмурыми администраторами, и им всегда давали места. Эдик совершал по этой трассе уже не первый рейс. Его мечта была перейти в «Совавтотранс», на зарубежные поездки. «Вот где можно делать большую деньгу! – загорался Эдик. – Мало того, что там хорошая зарплата, так ведь можно законным путем привезти массу дефицитных товаров… Шоферы привозят оттуда стереомагнитофоны, приемники, даже „видики“»!
   Голубой мечтой Эдика было приобрести видеомагнитофон и смотреть дома, в Ленинграде, со своей семьей разные фильмы. Он рассказывал, что у одного его приятеля есть «видик», так он, Эдик, не слезая со стула, шесть часов смотрел приключенческие фильмы! После этого просмотра он и загорелся желанием приобрести видеомагнитофон. Отечественный покупать не хочется, а японский стоит ого-го! Вместе с цветным телевизором столько же, сколько последняя модель «Жигулей». Это не считая кассет. Получается, что каждый фильм на дому обойдется дороже ста рублей!..
   Андрей слышал про видеотехнику, кассеты с зарубежными фильмами, но пока еще не видел ни одного фильма: в квартирах его знакомых не было видеомагнитофонов. Они только что входили в быт. Обыкновенные стереомагнитофоны с музыкальными кассетами у многих появились, а такая модная новинка, как видеотехника, еще редкость. Эдик сказал, что одна четырехчасовая кассета с фильмами стоит сто – сто двадцать рублей! А в кинотеатре, где тоже идут зарубежные фильмы, самый дорогой билет стоит семьдесят копеек…
   – Притормози, Андрейчик! – сказал Баблоян, жмурясь от бьющего в лобовое стекло солнца.
   Они ехали по узкой улице старого города, справа остался указатель на аэропорт. Здесь почти все дома были одноэтажные, азиатского стиля. Машин тут было меньше, чем в центре, зато маленьких ишаков с большими повозками и седоками хоть отбавляй. Пегие, серые с желтым, черные длинноухие животные с отрешенными белыми и седыми мордами неторопливо трусили, чаще всего даже не трусили, а семенили из конца в конец. На машины они не обращали внимания, не уступали дороги.
   Андрей остановился возле глиняного серого забора, который здесь называют дувалом, Эдик нажал на клаксон. Тотчас из незаметной в стене калитки выкатился малорослый мужчина в тенниске и джинсах, на ногах – белые, с синими полосами, заграничные кроссовки, на голове – тюбетейка. Ее можно сложить и засунуть в карман. Андрей купил пару таких.
   Эдик проворно выпрыгнул из кабины, долго тряс пухлую руку мужчины, кивнув на напарника, что-то сказал, узбек закивал Андрею, заулыбался. Андрей вылез из кабины и пожал ему руку.
   – Тимур, – представился мужчина. Черные узкие глаза у него с хитринкой. – Чичас будет готов плов из молодого барашка. А к нему красное сухое вино…
   – Пить на такой жаре? – покачал головой Баблоян. – Не искушай, Тимур… Сам знаешь, в ночь по холодку нам выезжать отсюда.
   – Работа – это главное, – закивал Тимур. – Тогда шампанского? Оно, как квас, через два часа все выйдет пузырьками…
   Пока они во внутреннем, огороженном дувалом дворе, где росли фруктовые деревья и тянулись заросли винограда, ели из высоких мисок горячий душистый плов, запивая его охлажденной водой, в рефрижератор четыре узбека в белых рубашках с закатанными рукавами грузили ящики, картонные коробки. Андрей это увидел, когда вышел на улицу, чтобы взять из кабины свою сумку. Он поставил об этом в известность своего напарника.
   – Это наш с тобой небольшой попутный бизнес… – улыбнулся Эдик. – Почему бы нам не помочь хорошему человеку?
   – Нам ведь должны загрузить машину на первом же погрузочном пункте, – заметил Андрей. Об этом им говорил диспетчер еще при отъезде из Ленинграда.
   – Документы в порядке, – похлопал себя по карману Баблоян. – Не имей, Андрейчик, сто рублей, а имей трех друзей… Много не надо – рано или поздно продадут.
   – Кушайте плов, кушайте, – любезно предлагал, сидя на ковре на корточках, Тимур. И совсем другим, требовательным голосом кричал в темный проем двери: – Мизида, неси дыню, виноград, груши!
   – В Ленинграде холодно, дождь, – продолжал Эдик. – А мы нашим дорогим ленинградцам привезем солнечный привет из знойной Азии!
   – Очень хорошие фрукты, – согласно кивал Тимур. – Ваши земляки будут довольны. Таких дынь, как у нас, нигде не сыщешь!
   Узбечка в полосатом национальном платье принесла огромный поднос с фруктами и янтарной дыней. Над низким столом, за которым сидели Андрей и Эдик, поплыл приятный аромат. Таких дынь Андрей действительно никогда в жизни не ел, сочные желтоватые ломти прямо таяли во рту, гроздья белого и сизого винограда будто запотели, а наливные груши, казалось, вот-вот лопнут. Удивительная все же азиатская земля! Такая серая, растрескавшаяся, неприглядная на вид, а родит такое чудо. Здесь, конечно, главное – это вода. Без воды земля ничего не родит. Там, где не протекают арыки, нет речек и озер, земля напоминает заброшенный растрескавшийся асфальт. Хилые, искривленные деревца с тусклой листвой, чахлые кустики колючих растений, перекати-поле – вот и все, что встречалось им по дороге в пустыне.
   Выехали они из старого города во втором часу ночи. Если днем хотелось поскорее спрятаться в тень, то после захода солнца сразу с пепельных гор повеяло прохладой, а к двенадцати ночи уже хотелось на себя натянуть пиджак. Эдик долго о чем-то шептался с Тимуром, Андрей – он уже сидел за рулем заведенной машины – видел, как из одних рук в другие перекочевал пухлый пакет, перетянутый резинкой. Если это деньги, то их не пересчитывали. Тимур по-хозяйски обошел грузовик кругом, попинал в задние спаренные скаты, погладил ладонью серебристый бок изотермического кузова.
   – Я буду ждать вас в Купчине в условленное время, – сказал он Баблояну, когда тот уселся рядом с Андреем. – Машина не подведет? Не развалится по дороге?
   – Ты шутишь, Тимур! – рассмеялся Эдик. – Автослесари перед каждым дальним рейсом по полдня сидят под ней… Не подмажешь – не поедешь!
   За последним городским постом ГАИ их перегнала милицейская «Волга» и посигналила, чтобы они остановились. Баблоян замысловато выругался и, выскочив из машины, пошел к «Волге». На круглом лице его играла широкая улыбка. Отворилась желтая дверца, и рука поманила шофера в кабину. В тусклом свете подфарников Андреи видел, как Эдик жестикулировал обеими руками, сидящий рядом с ним человек сидел спокойно. Минут через пять Баблоян вышел из машины, забрался в кабину рефрижератора, достал из-под сиденья пакет, стянутый черной резинкой, и снова мрачно отправился к «Волге». Улыбку его будто корова языком слизнула. В ответ на удивленный взгляд напарника махнул рукой и тяжко вздохнул.
   «Волга» с мигалкой рванулась вперед, а Баблоян сам сел за руль. Некоторое время он молчал, потом повернул к Андрею расстроенное лицо.
   – Ну и прохиндей этот капитан! – вырвалось у него. – Второй раз, сучий сын, накалывает меня!
   Хитрый Эдик не посвящал напарника в свои темные дела, но тут, видно, крепко его допекли. Он рассказал, как зарабатывает деньги на обратных рейсах. С Тимуром он встречается уже второй раз. За первый рейс из Андижана в Ленинград Баблоян «заработал» три тысячи рублей. Как это случилось? Однажды к нему подошел Тимур и сделал на первый взгляд довольно странное предложение: дескать, он немедленно выкладывает Эдику четыре тысячи рублей за то, что тот полностью загрузит свой восьмитонный фургон свежими фруктами и срочно доставит их в Ленинград, где его встретит Тимур по такому-то адресу. Если груз будет доставлен в срок и без потерь, то четыре тысячи остаются шоферу, а если что-либо случится по дороге, например авария или груз конфискуют, то Баблоян обязан по приезде в Ленинград в течение суток вернуть Тимуру восемь тысяч рублей…
   Соглашение джентльменское, потому что рискуют оба: Тимур – потерей груза, который, безусловно, после реализации на городских рынках будет стоить в несколько раз больше гарантийных четырех тысяч, а Баблоян – личными четырьмя тысячами, которые в случае провала всей операции нужно будет вернуть хозяину вместе с его четырьмя тысячами.
   Баблоян согласился. Разгрузившись на складе, он подъехал к дому Тимура, где рефрижератор быстренько загрузили ящиками и коробками те же самые молодцы, что и в этот раз… Ночью он выехал из города, а вскоре его остановил сотрудник ГАИ. Разговор был коротким: пятьсот рублей, или возвращаемся в город и разгружаемся во дворе милиции…
   На этот раз капитан содрал тысячу, правда, пообещал лично проводить через все посты до границы области. Причем точно знает, сколько тонн погрузили у Тимура.
   – Уж не в сговоре ли он с ним? – вслух рассуждал Эдик, глядя на красные огни идущей впереди «Волги». Капитан выключил мигалку. – Не похоже… Но то, что он следил за нами, – это точно. Не исключено, что он и с Тимура берет мзду… Ну и жулик!
   – А ты? – насмешливо посмотрел на него Андрей.
   – Во-первых, Андрейчик, я все-таки за баранкой, во-вторых, рискую собственными деньгами… Тимур в курсе, что у меня свой «жигуленок». Не отдам деньги – заберет машину… А этот гад? Чем он рискует? Я попытался его припугнуть: дескать, приедем к прокурору, я скажу ему, что ты требовал с меня тысячу рублей, – так он засмеялся: мол, кто тебе, хапуге, поверит? Свидетелей-то нет при этом!.. И ведь, наверное, не с одного меня отстегивает! Разве мало сюда рефрижераторов приходит? А таких дельцов, как Тимур, тут хватает… Знаешь, сколько он получит за свои фрукты? Нам с тобой такие деньги и не снились…
   Южная ночь темна, как глубокий колодец, звезды здесь низкие и яркие, а вот луны не видно. Темные вершины далеких гор, казалось, упираются в небо. Нет-нет светляком мелькнет впереди огонек и погаснет. Неширокая лента асфальта убегает в свете фар, на обочинах возникают то искривленный куст, то длинный хвост рыжей травы, деревьев тут нет. Иногда с дороги нехотя слетают ночные птицы. Глаза их отражают желтый свет. Два раза перебежали шоссе тонконогие степные косули. Красные огни впереди идущей машины то удалялись, то снова приближались. Дорога была ровной, прямой, усыпляющей. Лучше всего ездить по холмистой дороге – в сон не клонит. Впрочем, Эдику было не до сна. Потеря тысячи рублей вызвала у него прилив злости. Он пытался Андрею втолковать, что его левый рейс не наносит никакого ущерба государству, а вот люди, злоупотребляющие служебным положением, подрывают все наши устои. Уж если в милиции есть типы, берущие взятки, да не просто берущие, а вымогающие, то как же требовать честности от обыкновенных людей? Какой дурак в наше время откажется от легкого заработка? Хочешь хорошо есть-пить, иметь заграничную технику, красиво одеваться, любить хорошеньких женщин – крутись, человече, вынюхивай, где левыми деньгами пахнет! Ну что он, Баблоян, имел бы на железной дороге? Зарплату инженера – и все. А на дальних перевозках он заработал на кооперативную квартиру, купил «Жигули», модно одет… Он ведь только наполовину армянин – мама у него русская и родом из Ленинграда. Сколько его знакомых, закончивших институт, ушли продавцами в торговлю, автослесарями на станции технического обслуживания, стали «шабашниками»… Когда не было в продаже красивых вещей, транзисторной техники, легковых машин, люди ходили в широких брюках и одинаковых пальто, тогда и не было стимула деньги зарабатывать. Тогда героями нашего времени были метростроевцы, военные, инженеры, а теперь многое изменилось: люди, живущие на одну зарплату, считаются неудачниками, про таких говорят: «Не умеют жить!» А кто умеет? Тот, кто делает «бабки», хоть на макулатуре, стеклянной таре, в магазинах «Мясо-рыба», в комиссионках, или, как их теперь называют, «комках». На кого сейчас обратит внимание красивая девушка? На инженера с крупного завода или на бармена за стойкой? Или продавца магазина, который, выйдя из-за прилавка, переоденется в шикарный костюм, сядет в сверкающие «Жигули», а то и в «мерседес», оснащенный стереомагнитофоном с колонками, и повезет ее «на юга» или на модный прибалтийский курорт…
   Андрей мучительно думал: откуда все это пошло? Он хорошо знает историю нашей страны: были нэп, первые сталинские пятилетки, когда трудовой подъем советских людей изумлял весь мир, была страшная война с фашизмом, и опять советские люди показали всему миру чудеса героизма и освободили человечество от коричневой чумы, были тяжелые послевоенные годы, когда нужно было поднимать города и села из руин и пепла, и все было по плечу советскому человеку, будь то освоение целины или завоевание космического пространства… И вот люди стали жить лучше, выбрались из тесных коммуналок, появились в стране красивые товары, вещи, миллионы людей приобрели автомобили… И вот в это самое время, будто зеленая плесень в углу, появилась прослойка деляг, тунеядцев, фарцовщиков, спекулянтов… Но что именно вызвало эту плесень? Кто создал для ее появления благоприятные условия, говоря научным термином – питательную среду? И если поначалу плесень таилась по темным углам, то теперь широко выплеснулась наружу… За одну только поездку из Ленинграда в Андижан Андрей столкнулся с тремя махровыми жуликами: Баблояном, Тимуром, капитаном ГАИ… А сколько их осталось в тени? Ведь кто-то оформил Эдику фиктивную квитанцию, что в рефрижераторе находится государственный груз, кто-то поставил пломбы на оцинкованную дверь? И перед кем-то в Ленинграде Эдик должен будет отчитаться за то, что не взял на обратном пути попутный груз, который обязан был взять на первом же погрузочном пункте?.. И наверное, все это делается не за красивые глаза? Кому-то Эдик «отстегивает» от суммы, выданной ему Тимуром…
   Говорил ему и климовский воротила Околыч, что от его доходов немалая толика идет и тем, от кого он зависит и кто смотрит на его дела сквозь пальцы, а также и тем, кто помогает ему…
   Иногда в центральных газетах появляются статьи об очень крупных хищниках, схваченных за руку с поличным. И вскрываются такие дикие факты, что нормальному человеку трудно поверить: как это можно столько денег украсть у государства? Сотни тысяч, миллионы… А ведь не сразу этот высокопоставленный жулик стал вором. Совершая свои крупные махинации, он не мог остаться незамеченным. Значит, знали, но не трогали… Почему? Уж не потому ли, что он, как и Околыч, «отстегивал» и вышестоящим начальникам часть наворованного?..
   Жулик, вор… В этих словах таится нечто зловещее, противоестественное. Разве не у жулика сидел на ковре и ел жирный плов Андрей? Разве не жулик вот сейчас сидит рядом с ним в кабине? Окончил институт, государство пять лет бесплатно учило этого человека, а он и года не проработал по специальности, «слинял», как он выразился… Разве он не ограбил государство? И вместе с тем это неглупый, остроумный, живой человек, он учился в советской школе, был пионером, потом комсомольцем… Когда же плесень успела коснуться его? И ведь Эдуард Баблоян отнюдь не считает себя жуликом, так же как и Околыч. Они просто считают себя умнее других, которые вкалывают на предприятии за зарплату и не понимают, что вокруг такие удивительные возможности делать деньги… Возможности! Откуда они появились, кто дал им зеленую улицу?..
   – Знаешь, как я первый раз еще студентом заработал на мотоцикл «Ява»? – вдруг разоткровенничался Баблоян. – Я учился уже на третьем курсе. Тогда уже были огромные очереди на автомашины, например старая «Волга-21», отмахавшая по дорогам сто тысяч километров, на рынке стоила десять – двенадцать тысяч рублей… Потолкался я у Апраксина двора с недельку, понаблюдал за торговлей и смекнул: если пошевелить мозгами, то завтра же «Ява», как говорится, будет у меня в кармане… И пошевелил! Вижу, подъехал к ряду машин интеллигентный человек, явно не в курсе всех торговых дел, подхожу к нему, спрашиваю, сколько хочет за «Волгу». Он говорит, его приятель недавно продал за девять, ну и он столько бы хотел… Машина в авариях не была, содержалась в теплом гараже. Я и сам вижу, что «Волга» в порядке. Хорошо, говорю, завтра все провернем, а сейчас поезжайте в гараж и ждите меня… Ну, он дал телефон и уехал. А я еще с час потолкался среди «купцов», кстати, попался мне узбек. Толкую ему, что есть приличная «Волга», сто тысяч пробег – это для нее не километраж! – вид хоть на выставку, стоит одиннадцать «кусков»… Узбек торговаться не стал, лишь сказал, что хотел бы еще десяток ковров прикупить… Но с коврами я, конечно, не стал связываться, привез его в гараж, показал «Волгу». Проехал мой купец на ней – машина в порядке… А еще до этого я позвонил хозяину и сказал, что плачу за «Волгу» десять тысяч, только к нему просьба: ни во что не вмешиваться, все предоставить мне, мол, беру не себе, а для близкого родственника… Дядечка-то, видно, лопух, он армянина от узбека не отличит… Короче говоря, провернул я всю эту операцию «Ы» за полдня. Чистоганом положил себе в карман шестьсот рублей – как раз на двухцилиндровую «Яву». Купец доволен, дядечка в восторге, что вместо девяти получил десять, ну, конечно, и я ни на кого не в обиде… Кстати, и государство не пострадало, получило свои семь процентов комиссионных… После этого я и подумал: стоит ли мне вкалывать инженером-эксплуатационником на стальных магистралях, когда можно вот так легко и изящно зарабатывать деньги? Надо жить, Андрейчик, по принципу: живи сам и давай жить другим…
   – Гнусный принцип, – вырвалось у Андрея. Это же самое он слышал от Околыча.
   – Придумай другой, – улыбнулся Баблоян.
   – Придумаем… – заметил Андрей. Этим «придумаем» он как бы подсознательно отделил себя от таких, как Околыч, Баблоян.
   – Тогда тебе надо было идти, Андрейчик, в милицию, – балагурил Эдик. – Так ведь и милиция грешит… Сам видел, как капитан увел у меня «кусок»!.. В милиции-то тоже работают люди, хотят сладко пить и кушать. Найдется такой, которого можно купить за наличные…
   – Всех не купишь, – буркнул Андрей.
   – А всех и не надо, – сказал Баблоян. – На всех у нас денег не хватит.
   Андрей верил, что рано или поздно всему этому стяжательству придет конец. Отец много об этом писал, еще когда работал в АПН. И позже выступал со статьями в газетах и журналах, обличая мелкобуржуазную прослойку, появившуюся в нашем обществе.
   Вот уже второй раз Андрей, как говорится, нос к носу сталкивается с откровенным делягой, пытается спорить с ним, но ни Околыч, ни Баблоян всерьез не воспринимают его слова. Считают его наивным, а может, и дураком… Но что он может им противопоставить? Слова? Плевать они на них хотели! Фельетон он все-таки написал и послал из Ленинграда в климовскую районную газету. Ответ был коротким: «Мы проверили ваш материал, факты не подтвердились…» Тогда Андрей послал фельетон в «Известия», оттуда сообщили, что материал не представляет для них интереса…
   Конечно, по сравнению с крупными расхитителями и валютчиками Околыч – мелочь, он и сам себя так называл. В Ленинграде состоялось несколько открытых судебных процессов над спекулянтами и скупщиками произведений искусства, которые они переправляли за рубеж. По телевидению показывали судебный процесс над целой группой валютных воротил и махинаторов. Жулики заворачивали сотнями тысяч рублей. У одного из них в тайнике нашли на миллион рублей старинных икон, картин, изделий из бронзы, серебра и золота…
   «Волга» с мигалкой остановилась у поста ГАИ, из открытого окна высунулась рука и махнула: мол, счастливого пути…
   – Кончилась наша «охрана», – сказал Эдик, закуривая. – Ну а дальше, как говорится, бог не выдаст – свинья не съест! Документы хоть в лупу разглядывай – не подкопаешься. Ну а если какой формалист придерется и захочет в кузов заглянуть, ему придется тоже дать в лапу… Но это уже мелочи. Больше никто не обложит такой тяжкой данью, как этот хан в милицейской форме…
   – А меня ты не боишься? – спросил Андрей. – Вдруг я заявлю, что ты везешь левый товар?
   – Не шути так, Андрейчик! – скосил на него черный веселый глаз Баблоян. – От таких шуток у человека жизнь сразу на три года укорачивается…
   «Почему на три? – вяло подумал Андрей, его понемногу тянуло в сон. – Что он имеет в виду? Три года отсидки?»
   – Хотя ты ничем и не рискуешь, я тебе полтысчонки подкину, – продолжал Эдик. – Так что моли бога, чтобы у нас не было до самого Питера никаких неприятностей!
   – Денег я от тебя не возьму, ты и так уже потерпел убыток… – сказал Андрей. – И ездить с тобой больше не буду.
   – Ну и дурак, – добродушно рассмеялся Эдик. – Другой тебя и сам не возьмет в такую поездку. Я сам был студентом, знаю, как перебиваться с хлеба на квас… На первом курсе в морском порту вечерами подрабатывал, ящики таскал на своем горбу, зарабатывал на ресторан, девочек… – Он повернул круглое лицо и с интересом посмотрел на напарника: – А ты, часом, не того? Не чокнутый?
   – Ну тебя к черту! – отмахнулся Андрей. – Попробую заснуть, разбуди, когда устанешь.
   – Может, у тебя бабушка – миллионерша? – не мог успокоиться Эдик. – Богатое наследство тебе оставила? От таких денег отказывается! Вот это напарничек мне попался!