* * *
Я, Вэк, Клок и Куня пришли на физкультуру раньше всех и стоим в «предбаннике», где двери в спортзал, в нашу и женскую раздевалки. Куня никогда не переодевается на физкультуру в раздевалке – боится, что сделают темную. У него под школьной формой всегда, даже в мае, надет облезлый синий спортивный костюм, и он просто снимает пиджак, рубашку и штаны и бросает на подоконник в «предбаннике». Иногда это его не спасает: все равно затаскивают в раздевалку и мучают.Дверь женской раздевалки приоткрыта: еще никто не пришел. Вэк выглядывает из двери и говорит нам:
– Жупченко идет. Давай ее защупаем, пока никого нет. Куня, на шухер.
Куня выходит из «предбанника» в коридор, и входит Жупченко – некрасивая и толстая, в тапках со стоптанными задниками и спортивных штанах под платьем. Она идет мимо нас к своей раздевалке, заглядывает туда. Вэк подходит к ней сзади и хватает за жопу.
– Э, ты что, сдурел? – она оборачивается.
Мы с Клоком подскакиваем и все вместе волочем ее в раздевалку. Жупченко брыкается и орет. Вэк двумя руками держит ее за сиськи, я тоже стараюсь схватиться, но не получается, потому что и Клок сует руки, и мы мешаем друг другу. Тогда я задираю ей платье, чтобы залезть в трусы. Она орет еще громче, но моя рука уже у нее в трусах, и я трогаю пизду – сначала волосы, а потом что-то мягкое. В этот момент Куня орет:
– Лиза.
Мы выскакиваем из женской раздевалки в свою, но Жупченко успевает дать мне оплеуху.
В нашей раздевалке я спрашиваю Вэка:
– А она не заложит?
Он хохочет:
– Ну, и что она скажет? Меня пацаны зажимали? За сиськи щупали?
Мы с Клоком тоже хохочем.
Потом я иду в туалет. На этом этаже рядом с нашим и бабским есть специальный, учительский. Он открыт. Я захожу в него и закрываюсь изнутри. Я нюхаю пальцы, которыми трогал Жупченко. Запах немного похож на мазь Вишневского, которой мне мазали нарыв на плече. Или это и была мазь Вишневского, у нее, там? У меня встает, и я начинаю дрочить. Получается очень быстро, и малофья брызгает прямо на стену. Я вытираю хуй носовым платком и выхожу. Возле двери стоит молодая учительница, из первого или второго класса.
– Ты что, не знаешь, что это учительский туалет? – спрашивает она.
Я молча прохожу мимо нее и думаю – интересно, заметит она соплю малофьи на стене или нет?
* * *
Всех пацанов забрали с уроков и повезли в военкомат – проходить медкомиссию. Мы стоим в коридоре в очереди к психиатру: все в трусах и с медицинскими картами. Дверь в кабинет открыта, и слышно, как врачиха спрашивает у Быка:– Что тяжелее, килограмм железа или килограмм ваты?
– Железа.
– Почему?
– Ну, железо тяжелее ваты.
– А сколько будет пятью девять?
– Сорок пять.
– А шестью восемь?
– Сорок восемь.
– А семью девять?
– Шестьдесят четыре... Нет, шестьдесят пять...
– Ладно, можешь идти.
Она что-то пишет в его карте. Покрасневший от натуги Бык выходит из кабинета, и туда заходит Клок.
– Что, засадила тебя на таблице умножения? – спрашивает Вэк. – Покажи, что она написала – что умственно отсталый?
Мы все смеемся, даже Куня – в «семейных» трусах на два размера больше, чем надо, тощий, бледный, с синяками на плечах.
– А ты хули смеешься? – Бык бьет его кулаком в живот. Куня приседает и плачет.
– Мальчики, потише, – говорит врачиха. – Вы же мешаете мне работать. Ведите себя, как следует.
* * *
– Деньги есть? – спрашивает у меня Клок после третьего урока.– Рубль.
– А дома кто?
– Никого.
– Пошли на «точку», купим вина, а потом бухнем у тебя.
– Давай. А геометрия?
– Ну ее на хуй. Не пойдем.
– Ладно.
Забираем куртки в гардеробе и идем сначала в пятиэитажку рядом с моей. Между первым и вторым этажом вся стена в надписях: «Пять лет прошло – немалый срок, вставай за хэви-метал рок», Accept, HMR, AC/DC.
– Что это за «металлисты» такие? – спрашиваю я.
– Не знаю. А тебе что, «металл» нравится?
– Нет.
– И мне нет. Ненавижу весь рок, особенно тяжелый.
Клок звонит в обитую дерматином дверь на третьем этаже. Открывает тетка с седыми растрепанными волосами, в синем грязном халате, из-под которого торчит ночная рубашка.
– Одну «чернила», – Клок дает ей деньги. Тетка уходит и приносит бутылку «Агдама». Я сую ее в сумку, между учебниками и тетрадями.
– А где она берет «чернило»? – спрашиваю я на улице.
– В винно-водочном. Она там всех знает, раньше работала, пока не поперли за пьянку. Дает им рублей двадцать или пятьдесят в месяц.
– А проверки там разные?
– Хули проверки? Дадут проверяющему бутылку шампанского и коньяка какого-нибудь – и все заебись.
* * *
Мы курим на крыльце школы, прямо под окнами директорского кабинета. Выскакивает Гнус – директор. Все успеваем затушить сигареты, кроме Вэка. Он особо и не торопится.– А ну-ка пошли со мной, – говорит ему Гнус.
Вэк нагло улыбается, делает затяжку и бросает бычок под ноги.
– А ну-ка подбери.
Вэк медленно, как старый дед, нагибается и берет бычок двумя пальцами.
– Теперь положи в урну – и со мной.
Вэк возвращается минут через пятнадцать. Мы все это время ждем за углом.
– Ну, что?
– Ничего. Гнус совсем оборзел. Надо ему ебальник разрисовать.
– Что, пиздил тебя? – спрашивает Бык.
– Да.
– По морде?
– По морде и в живот. Потом вытащил ключи и начал сюда совать, типа мучить, – он показывает пальцами под подбородком.
– Ему самому так делали, наверное, – говорю я. – Он же в интернате учился.
– Откуда ты знаешь?
– Так, кто-то говорил.
Я не хочу говорить, что про это мне рассказала мама.
– Ну, что? Отпиздим Гнуса, – Вэк смотрит на всех так, как будто все соссали и только один он смелый.
– А если ментам сдаст? – спрашивает Бык.
– А как он узнает, кто? Мы вечером, когда темно. И переоденемся, чтобы не узнал. Накинем мешок на голову, насуем и съебемся.
* * *
Вечером Гнус – в шубе из искусственного меха, черной кроличьей шапке и с обшарпанным дипломатом – идет от школы к остановке. Мы втроем – я, Вэк и Бык – выскакиваем из-за деревьев и сбиваем Гнуса с ног. Дипломат отлетает метров на пять. У всех у нас шапки натянуты до подбородка, чтобы не было видно лиц. Я надеваю Гнусу на голову мешок, и мы втроем начинаем пинать его ногами, стараясь попасть по морде, по яйцам или в живот.– А-а-а! Помогите! Милиция! – орет Гнус.
Народу вокруг нету, но все равно надо уходить. Я дергаю Быка за рукав – мы договорились не разговаривать, чтобы Гнус не узнал по голосам. Бык толкает Вэка, и мы отваливаем.
* * *
На следующий день я и Вэк курим на заднем крыльце и издалека видим, как Гнус идет от остановки. В черных очках. Вэк улыбается:– Значит, наставили Гнусу «фиников», раз очки надел, да?
– А если узнает?
– Не ссы, не узнает. Ладно, все это херня. Вот сегодня дискотека в клубе. Будет большой сбор. Я пойду, а ты?
– Не знаю.
– Поехали, надо начинать за район лазить. А то познакомишься с бабой, и что ты ей скажешь? Что ты на своем районе «нулевой»? Что за район не ходишь? Что в «основе» друзей нет?
– Ладно.
– Надо Быку сказать и Клоку. А Быру позовем?
– Давай позовем. Только думаешь – он поедет?
* * *
Вечером на остановке собралось человек пятьдесят пацанов – от восьмиклассников до «старых», которым уже по восемнадцать и даже больше.– Короче, едем до площади Гагарина, потом пешком в клуб, – говорит Обезьяна. – Не разделяемся, все вместе.
В троллейбусе становимся сзади, а кто не поместился, толпятся в проходах. Цыган громко пердит и орет:
– Пожар!
Остальные тоже пердят. Какая-то тетка на сиденье зажимает нос.
Потом все закуриваем. Народа, кроме нас, в троллейбусе мало. Некоторые оборачиваются, но рыпаться боятся.
– Слушайте анекдот, – говорит Цыган. – Короче, приехал Горбачев в гости к Рейгану, идут они по городу, Рейган все ему показывает, хуе-мое. Тут негритос какой-то стоит, жвачку жует, потом выплюнул, а Рейган ее – в карман. Горбачев спрашивает – нахуя? А Рейган говорит – мы их на гондоны переделываем и к вам отправляем. Потом Рейган приехал к Горбачеву, ну и то же самое, короче. Ходят они, все смотрят. Под кустом мужик с бабой ебутся, мужик гондон выбросил, а Горбачев поднял – и в карман. Рейган, типа, спрашивает – зачем? Как зачем, мы их на жвачки переделываем и к вам в Америку отправляем.
Все опять хохочут, кроме Быка. Он смотрит на остальных, потом тоже смеется.
– Ну что, боишься? – спрашивает у меня Клок.
– Ну, так. Первый раз все-таки.
– Не ссы. Надо же начинать. А ты, Вэк, боишься?
– Пошел ты в пизду.
– Сам пошел.
Приехали. Всей толпой вываливаем из троллейбуса и идем к клубу. На площади перед клубом уже стоит какая-то «банда» – человек пятьдесят.
– Это «ленинцы», – говорит Обезьяна. – Готовьтесь. Будем пиздиться.
Мы идем прямо на них и орем: «Ну, что, готовьтесь», «Счас вам пиздец», «Ленинцы-хуенинцы».
Когда подходим близко, начинается «мочилово». Мне кто-то бьет ногой по почкам, я падаю и получаю еще раз – но несильно – по спине. Вскакиваю на ноги и начинаю «махаться» с каким-то маленьким толстым «ленинцем». Рядом Вэк ногами добивает другого «ленинца» – его сбил с ног Цыган. На Клока напали сразу двое, и он отмахивается от них.
– Менты! – кричит кто-то. Визжит сирена.
– Все, мир! «Стелим» ментов! – кричит Обезьяна.
– Хорошо, ладно! – говорит высокий здоровый пацан-«ленинец», их «основа».
Менты выскакивают из «бобика». Один орет:
– Ну-ка, быстро разойтись, что такое?
– Сзади заходите! Окружаем ментов! – кричит Обезьяна.
К «бобику» со всех сторон бегут пацаны. Мент тянется к кобуре, потом убирает руку и лезет обратно в машину. За дверь уже схватились, не давая ему ее закрыть.
– Заводи, еб твою мать! – кричит мент. – А ты вызывай подкрепление!
Водитель пытается завестись. Дверь отламывается, и руки тянутся к менту. Он выхватывает пистолет и направляет на нас.
– Назад, блядь, пидарасы. Убью на хуй!
– Ни хуя себе, а я думал, у него там тряпки, – говорит Цыган. Видно, что он на самом деле удивлен.
Толпа отступает.
– Заводи ты, еб твою мать!
«Бобик» заводится, но ехать некуда – со всех сторон машину окружает толпа пацанов. «Ленинцы» перемешались в ней с нашими – «рабочими».
– Бей им окна, блядь, – орет Обезьяна.
– Я тебе разобью счас. Хуярь по толпе, дави их на хуй! – говорит мент водиле.
«Бобик» трогается. Несколько человек выскакивают прямо из-под колес. Со всех сторон по машине молотят кулаками и ногами, стекло в боковой двери разбивается.
– Вам пиздец! – кричит мент. Мы хохочем. Машина вырывается из толпы, несколько человек бегут за ней.
– Ладно, до следующего раза, – говорит «ленинский» основа Обезьяне.
– До следующего.
* * *
– Ну, бля, класс! – говорит Вэк. – Заебись ментов попугали. И «ленинцев» тоже.Мы едем в троллейбусе домой. Многие пацаны еще остались в городе – «поснимать» баб или просто погулять, а мы втроем едем домой, потому что Быку надо домой к девяти.
– Я ему прямого – он на жопу. Тогда я ногами начинаю стелить – по морде ему и в нос – пусть знает, как на «Рабочий» залупаться.
– Лежачего нельзя бить. Некрасиво, – говорит Бык.
– Не пизди. Это тебе не дома, это за свой район. Он упал – если не добить, кого-нибудь за ногу схватит – и сразу «постилка».
– Все равно так нельзя. Некрасиво.
– Да не пизди ты. Красиво, некрасиво...
– А Быра хули не пришел? – спрашиваю я.
– А это ты у него спроси, – отвечает Вэк. – Может, соссал.
Выходим из троллейбуса.
На остановке стоит малый из нашей школы – учится классе в шестом, наверное.
– Счас я с ним поговорю, – говорит Вэк.
– Да ладно, не трогай его, – Бык хочет схватить Вэка за руку, но тот увертывается.
– Малый, привет. Дай-ка копеек.
– Нету.
– А если найду?
– А где ты найдешь, если у меня их нету?
– Малый, ты много на себя берешь. Я могу и не понять.
Малый смотрит на Вэка, но не испуганно, а злобно. Видно, он пацан заебистый.
– Малый, ты чего-то не понял?
– Отстань.
– Что? – Вэк бьет его кулаком в нос. Капля крови вытекает у малого из ноздри и падает на его светлую куртку. Вэк дергает его за руку, сбивает с ног. Малый плачет. Вэк бьет его ногой в живот и отходит.
– Зря ты его, – говорит Бык. – Он тебе ничего не сделал. Тем более, свой малый со своего района.
– Что ты мне целый день мозги ебешь? – кричит Вэк. – Счас тебе точно въебу.
– Попробуй.
– И попробую.
– Ладно, успокойтесь, – говорю я и становлюсь между ними.
Они злобно смотрят друг на друга но драку не затевают.
* * *
На «трудах» работаем в слесарной мастерской: выпиливаем самопальные гаечные ключи, которые Клим – учитель – потом продаст автобусному парку. Он говорит, что за эти деньги ученики будут ездить на экскурсии, но до сих пор никто еще никуда не съездил.Как обычно, Клим, дав задание, уходит в свой кабинет.
– Начинай! – кричит Вэк. Все хватают напильники и молотят ими по верстакам. Вбегает Клим – маленький, толстый и лысый.
– Вы что, охуели, блядь? Класс идиотов!
В руке у него резиновая дубинка – «палочка-выручалочка», вроде ментовской, только помягче. Клим бьет ей по голове первого попавшегося – Быру. Остальные хохочут и перестают стучать молотками.
– Все. Не занимайтесь хуйней. Работайте, – Клим выходит.
– Хули ты смеялся? – Быра поворачивается к Куне.
– Все смеялись.
– Мало ли, что все? А ты хули смеялся?
– Ладно, не трогай его, – говорит Бык. – Все смеялись.
– А ты не пизди.
– Что?
– Что слышал.
– Э, Быра, ты что, охуел?
– Быра, пойдешь с Быком «по разам»? – спрашивает Вэк.
Бык подходит к Быриному верстаку. Все остальные смотрят на них.
– Ну, что, будешь? – снова спрашивает Вэк.
– Нет, не сегодня. Голова болит.
– Соссал! – кричит Вэк. – Все слышали? Быра с Быком сосцал «по разам».
– Ничего я не соссал.
Быра неожиданно дает прямого Быку в нос, хочет добавить, но Бык увертывается. Оба выскакивают в проход между верстаками.
– Куня, на шухер! – командует Вэк, и тот бежит к дверям.
Бык с Бырой махаются на равных. Бык немного выше и чаще бьет ногами. Быра хватает его за ногу и хочет повалить, но Бык несколько раз молотит его по морде. Быра отпускает ногу и останавливается.
– Ну, что? Еще будешь? – спрашивает Вэк.
– Нет.
– Молодец, Бык, – говорит Вэк и хлопает его по плечу. Быра выходит из мастерской.
На втором уроке, после перемены, Куня обзывается на Кощея. Они – самые дохлые в классе – Куня последний, а Кощей предпоследний, но Кощея трогают меньше, потому что он псих и может как нечего делать засандалить молотком или стулом по голове. У него есть брат, который отсидел по два года в первом, втором и третьем классе и ушел в армию после восьмого. Куня никогда ни на кого не обзывается, кроме Кощея: остальных он боится.
Кощей берет молоток и замахивается на Куню. Все перестают работать и смотрят, что будет.
– Ебни ему, Кощей, – говорит Вэк.
В мастерской тихо, и слышно, как что-то хрустит в голове Куни, когда Кощей бьет по ней молотком. У Куни течет кровь, и он падает. Кощей бьет еще два раза и опускает молоток. Лицо у него становится белым, как огрызок мела у Клима на столе. Он, наверное, сам неслабо соссал.
Бык подходит к нему и вырывает молоток. Кощей не сопротивляется.
В мастерской воняет говном.
– Смотрите, Кощей обосрался, – говорит Быра.
Входит Клим:
– Почему не работаете? Что за хуйня?
Замечает Куню.
– Что с ним?
– Поскользнулся, и на него сверху молоток упал. И напильник.
– Вы что, охуели? Скорую вызывать. Скорей. Егоров, Беги в канцелярию, звони.
– Он что, еще и обосрался? – Клим нюхает воздух.
– Нет, это Кощей обосрался, – говорит Вэк. – Его в столовой отравили.
– Ну-ка домой, обмываться.
Кощей выбегает из мастерской.
– А остальные работать – хули вы стоите?
* * *
Курим в туалете. Начались морозы, и на крыльце уже особо не покуришь. Бык одновременно срет, а я и Вэк читаем надписи на стенах.– «Лена Стоянова еще девочка. Кот», – читает Вэк. – Ну, это он, наверное, ее и ебал.
Кот на год старше нас и с этого года учится в тридцать втором «училе», а Стоянова раньше была с ним в одном классе, и сейчас – в девятом. Ничего «пила», за ней многие бегают.
В туалет заходит малый – класс четвертый или пятый. У самых малых – свой туалет на первом этаже. Он смотрит на нас и начинает расстегивать штаны. Бык в это время вытирает жопу тетрадным листом в клеточку.
– Ты, что, малый, в школу ссать ходишь? – спрашивает Вэк.
Малый повернулся и смотрит на него. Ясно, что он соссал.
– А нахуя ты тогда ссышь здесь? – Вэк хохочет.
Он положил сигарету на подоконник и расстегивает штаны. Малый в это время уже застегивает ширинку. Вэк подходит к нему сзади и ссыт на штаны, оставляя темные пятна. Малый плачет и идет к двери.
– Куда? – говорит Вэк. – Ты еще не покурил. Он берет с подоконника свою сигарету, затягивается и выпускает дым прямо на малого, потом еще.
– Теперь можешь идти.
Малый выскакивает из туалета.
– Зря ты его обоссал, Вэк, – говорит Бык. – Ну, обдуть дымом – ладно, а обоссывать нахуя?
– Нахуя ты его защищаешь? – говорит Вэк. – Он что, твой брат или друг?
– Нет, так просто.
* * *
В гардеробе после уроков к нам с Вэком подходит Быра.– Слышь, пошлите сегодня ко мне, у меня самогонка есть.
– А дома кто? – спрашивает Вэк?
– Только баба. Но она мешать не будет.
– Ладно.
Одеваемся и идем к его пятиэтажке рядом со школой.
– Это ты, Сярхей? – спрашивает баба, когда Быра отмыкает входную дверь.
– Да, я. Тихо ты.
Мы входим в узкую прихожую. В ней воняет гуталином и пылью.
– Пошли на кухню.
Быра достает зеленую бутылку 0,7 мутной самогонки, заткнутой газетой, кусок сала, полбулки хлеба и три соленых огурца.
– Сярхей, а хто это с тобой?
– Тихо ты. Кто надо. Не мешай.
Быра закрывает кухонную дверь.
– Она заебала уже. Мамаша ее прописала, чтобы двухкомнатную получить. У нее раньше дом в деревне был. Продали. Гарнитур мамаша купила. Польский.
Быра разливает самогонку по стаканам, нарезает хлеб и сало.
– Ну, будем, – говорит Вэк.
Чокаемся и выпиваем.
– Ты что, правда, Анохину выебал? – спрашивает Вэк.
– Да, три раза. Летом еще.
– Где?
– Да здесь.
– А баба?
– А хули баба? Сидела в своей комнате.
– Может, еще скажешь, Анохина целка была?
– Нет, не целка.
– И как все было?
– Ну, как. Пришли, вмазали, музон там, хуе-мое, разделись, потом...
– А как ты добазарился?
– Ну, как. Говорит – пошли музон послушаем, у меня темы классные есть.
– А она?
– Давай, пошли.
– А что сейчас?
– Что сейчас?
– Больше не дает?
– Если захочу, то даст.
В кухню входит Бырина баба. Она в деревенском разноцветном платке.
– Ай-яй-яй. Такие маладыя – и уже пьють.
– Иди отсюда, не мешай.
– Усе матке скажу.
– Ну, скажи.
– А мне можно? Тридцать капель?
– Можно, только потом вали отсюда и не мешай.
Быра наливает ей в свой стакан самогонки, отрезает хлеба и сала.
– Ну, спасибо, унучык, – «баба» выпивает самогонку, закусывает.
– Ну, все, теперь иди.
Баба выходит.
Быра наливает всем по второй. Выпиваем.
– А ты не пиздишь? – спрашивает Вэк.
– Про что?
– Насчет Анохиной. А если мы у нее спросим?
– Ну, спрашивай.
– Алкаголики, еб вашу мать, – слышится голос бабы из комнаты. – Ня вучацца, а только пьють. Алкаголики, пьяницы.
– Заткнись, – кричит ей Быра.
– А ты на миня ня крычы. Мой дом продали – это счас мой дом.
– Заткнись ты, сука.
– А ты так со мной не разговарывай. Гауно ты ящо.
– Ты счас допиздишься.
– А ты не пугай бабу старую. Не надо меня пугать.
– Нет, я счас встану – и пиздец тебе.
– А я тебя не боюсь.
– Ну, все. Счас тебе пизда будет.
Быра вскакивает и бежит в комнату. Слышно, как он дает своей бабе оплеухи, потом возвращается на кухню.
– Ну, давайте допьем.
Он разливает остатки самогонки. Допиваем.
– Ну, так что насчет Анохиной? Давай поспорим, что ты ее не ебал?
– Зачем мне с тобой спорить?
– Значит, пиздишь.
– Нет.
– Ладно, кончай приебываться, – говорю я. Не хватало еще, чтобы они тут драку устроили. – Ебал, не ебал – тебе какая разница?
* * *
Наталья, учиха по рус-лит, злится с самого начала урока.– Наверное, муж недоебал, – шепчет мне Бык.
– Ну, ты бы помог, – отвечаю я.
Про нее много разговоров насчет этого. Она еще молодая по сравнению с остальными – лет 27 или 28, не больше. Что у нее за муж, конечно, никто не знает. А злая она почти всегда. Ненавидит нашу школу и всех нас. Постоянно орет на нас: «Что вы за идиоты такие, что за дебилы? Пролетарии недоделанные, вот что значит рабочий район. Одно скотовье».
Она вызывает Куню, который уже недели две, как выписался из больницы. Он выходит к доске в своем грязном костюме, с немытыми ушами и торчащими на голове «петухами».
– Ну, что ты нам сегодня расскажешь интересного и глубокомысленного о проблеме героя в «Евгении Онегине»? – спрашивает Наталья.
Класс смеется. Куня морщит подбородок, как будто сейчас заплачет, потом поворачивается к классу жопой и несколько раз громко пердит.
– Вот вам, вот вам! – кричит он и выбегает за дверь.
Все хохочут, Наталья зажимает нос и тоже хохочет.
– Я думала, такое только в анекдотах бывает, – говорит она. – Ладно, продолжаем урок. Шмаров – к доске.
* * *
– Давайте Куню завафлим сегодня, – предлагает Вэк перед физкультурой. Мы только что пришли в раздевалку.– Что, по-настоящему? – Бык тупо смотрит на него.
– Ну, а хули? Смотреть на него? Он же чмо, самый последний.
– Таких лучше вообще не трогать, – говорит Бык.
– А ты не защищай, не надо. Решили дать ему за щеку, значит дадим.
Вэк выходит из раздевалки в предбанник. Куня уже снял штаны и пиджак и остался в своем спортивном костюме. Штаны заправлены в носки, и носки натянуты почти до колена. Кеды он, наверное, забыл дома, потому что остался в своих рваных тапках.
Вэк хватает его за плечи и тащит в раздевалку. Куня цепляется за батарею. Подскакивает Быра и бьет Куню кулаком в живот. Вдвоем они втаскивают его в раздевалку и закрывают дверь.
– Ты что, по правде хочешь? – спрашивает Клок. – Думаешь, он у тебя будет сосать?
– Не будет – заставим! – Вэк ржет. Они с Бырой сажают Куню на скамейку, Клок хватает его за ноги, а Вэк начал расстегивать свои штаны.
– Кощей! На шухер! – кричит Клок. Обычно на шухер ставят Куню, но раз он «занят», приходится идти Кощею. Он с недовольной рожей выходит в «предбанник».
Кроме нас, в раздевалке еще несколько пацанов – Егоров и «примерные», но они переодеваются и в нашу сторону не смотрят, чтобы, если что, сказать, что ничего не видели.
Вэк вынимает хуй и подносит к губам Куни. Тот хочет отвернуться, но Быра дает ему по челюсти.
– Будешь сосать? – спрашивает Вэк.
Куня мотает головой. Быра еще раз бьет его в челюсть.
– Тогда обоссы его хотя бы, – говорит Клок.
Вэк улыбается, и из его хуя начинает литься струя мочи – прямо на голову Куни. Клок с Бырой отскакивают, чтобы не попало на них. Куню теперь никто не держит, и он выскакивает из раздевалки. Вэк подтягивает штаны.
– Жалко, что не взял.
Следующий раз я его... это... Хорошо? – спрашивает Быра.
Никто ему не отвечает.
* * *
Воскресенье. Я сижу дома и от нечего делать смотрю со своими какую-то ерунду по телевизору. В дверь звонят, и я иду открыть. Это Бык с Вэком, оба пьяные.– Привет, мы бухло принесли.
Я закрываю за собой дверь и выхожу на лестничную площадку.
– Вы что, ебанулись? Сегодня же воскресенье, у меня все дома.
– А-а, – недовольно бурчит Бык.
– Хуй на, – говорит Вэк. – Ты же говорил – у него свободная хаза.
– Ну, я думал...
– Ладно, вынеси хоть пожрать. А сигареты есть?
– Нету.
– Ну, тогда хоть спичек и газету.
– Ладно.
Я возвращаюсь в квартиру.
– Кто это? – спрашивает мама.
– Это ко мне.
– Так впусти своих друзей, что они будут под дверью стоять?
– А куда я их впущу, на кухню, что ли?
– А хоть и на кухню.
Я отрезаю на кухне немного хлеба и сыра, беру с табуретки старую газету, потом коробок спичек с полки и незаметно прохожу через комнату.
– Что это ты взял? – спрашивает мама.
– Так, ничего.
Выхожу на площадку. Бык ссыт, повернувшись к перилам. Его струя льется на нижние площадки.
– Ты что, охуел? – говорю я. – А если соседи?
– Я их в жопу выебу.
– Своих будешь ебать, а эти настучат моим, потом придется разъебываться.
Бык стряхивает капли со своего хуя. Я только сейчас замечаю, какой он у него маленький, намного меньше, чем мой. Я думал, такие только у детей бывают. Я даю Вэку сыр, хлеб и газету со спичками. Бык забирает газету, отрывает кусок и сворачивает самокрутку без табака, поджигает и сует себе в рот. Мы с Вэком хохочем.
– Это ты так куришь? – спрашивает Вэк.
– Ну, а хули? У тебя что, сигареты есть?
– Хуй, завернутый в газету, заменяет сигарету. Газета у тебя уже есть, только хуя не хватает.