Кренц Джейн Энн. Амариллис

   Лукас тенью скользнул в окно.
   Амариллис схватила его за руку, вместе они пересекли лужайку, держась в тени высокой изгороди. Наконец они добрались до машины, которую Лукас предусмотрительно оставил за большим складским зданием. Теперь им ничто не угрожало.
   Амариллис с облегчением вздохнула и в изнеможении опустилась на переднее сиденье. Лукас последовал за ней и сразу включил двигатель.
   — Едва не попались, — заметила Амариллис, — не знала, что охранники заходят в кабинеты. Я полагала, что они осматривают здание только снаружи.
   — Хочешь совет профессионала? — Лукас проехал мимо библиотеки, не включая габаритных огней. — Никогда ни на что полностью не полагайся, когда задумываешь такой, как сегодня, веселенький вечерок.
   Амариллис очнулась от своих раздумий, только когда машина проехала под красивыми ажурными воротами. Они медленно ехали по аллее к дому. Только теперь Амариллис сообразила, что Лукас не отвез ее домой. Она с удивлением смотрела на диковинный сад, по которому они проезжали. По обеим сторонам подъездной аллеи смутно виднелись деревья неизвестной породы с крупными листьями. Их кроны, соединяясь, не пропускали неровного света ночи. Необычная листва невиданных растений в свете фар казалась сплошной стеной. Медленно и плавно покачивались странные растения с золотистой окантовкой на листьях. Лучи света выхватывали то здесь, то там удивительные цветы непривычных оттенков.
   — Ничего подобного раньше не видела, — призналась Амариллис. — Напоминает сад великана. Все растения неправдоподобно большие.
   — Предыдущий владелец дома, талант седьмого уровня, был ученым-садоводом, проводившим эксперименты с растениями. Все здесь напоминает мне острова, поэтому я и купил этот дом.
   Колоннада массивных деревьев с веерообразной кроной заканчивалась у дома, не уступавшего саду своим причудливым видом. Амариллис разглядывала его с открытым от изумления ртом. Изящные шпили, резные колонны и высокие башни купались в серебристом ночном свете. Стиль нельзя было спутать ни с каким другим. Здание относилось к периоду Ранних открытий, что определяло его возраст почти в сотню лет.
   Это было время первых путешествий по неизведанным водным просторам Сент-Хеленс. Энтузиазм, оптимизм, большие надежды — вот что характеризовало духовный настрой общества той эпохи, нашедший отражение в возвышенности и некоторой вычурности стиля.
   Амариллис с интересом рассматривала каменный водопад ступеней, ведущих к покрытым резьбой дверям парадного входа. Это был дом Лукаса. Она не могла себе представить его живущим в таком фантастическом творении архитектуры. И все же это причудливое сооружение подходило для него как нельзя лучше. Сам он необычная личность, и дом его не походил на остальные.
   — Как ты находишь время присматривать за таким огромным домом и садом?
   — У меня нет на это времени, — чуть заметно улыбнулся Лукас. — Садом занимаются несколько садовников, а в доме днем работает целый штат прислуги.
   Амариллис покраснела от своей наивности.
   — Я все время забываю, что ты богат. — Она смущенно кашлянула. — Удивляюсь, что тебе не предлагали организовать экскурсии по дому и саду.
   — Общество охраны памятников пыталось добраться до дома, ты же знаешь, что это за публика. Все, что старше пятидесяти лет, для них уже памятник старины. Я им ответил, что мы обсудим вопрос с экскурсиями, если дела со «студнем» пойдут из рук вон плохо.
   Последовало молчание.
   — Мне нужно домой, — попросила Амариллис. — Я должна кое о чем поразмыслить.
   — О Гифорде Остерли?
   Она замерла от неожиданности.
   — Ты успел заметить его имя в записях?
   — Не забывай, я вырос в джунглях. — Он невесело улыбнулся, задумчиво глядя в полумрак. — Меня с детских лет приучили к наблюдательности.
   — Да, конечно, — она не знала, что еще сказать.
   — Зайди в дом, Амариллис, нам нужно поговорить, — пригласил ее Лукас, открывая дверцу машины.
 
   — Не знаю, почему его имя оказалось в записях профессора Ландрета, — говорила Амариллис, расхаживая по просторной гостиной с высокими потолками, отделанной в старом стиле. — Не могу найти разумного объяснения. По словам моих университетских знакомых, около двух месяцев назад между Гифордом и Ландретом произошло серьезное столкновение, из-за чего Гифорд подал заявление об уходе. Во всем этом столько неясного.
   — Возьми, — Лукас подал ей маленький бокал, — попробуй.
   — А что это? — Амариллис нахмурилась, взглянув на темную, пряно пахнущую жидкость.
   — Коньяк из лунного дерева.
   — Боже милостивый, да ведь он же страшно дорогой. — Амариллис крепче сжала бокал, словно боясь расплескать легендарный напиток.
   — Не беспокойся, — улыбнулся Лукас, — я берегу его для особых случаев.
   — А-а! — Она осторожно вдохнула стойкий запах. — Большое спасибо, но, правда, не стоило его открывать.
   Для Амариллис коньяк из лунного дерева казался чем-то невероятным, сказочным. Конечно же, ни у кого из ее родственников в Лоу-Белли никогда не водилась такая роскошь. Причина уникальности и необычайно высокой стоимости напитка заключалась в том, что его производство ограничивалось особым режимом плодоношения лунных деревьев. Плоды появлялись на них в тех редких случаях, когда происходило полное затмение обеих лун Сент-Хеленс: Челана и Якимы.
   Ученым-ботаникам не удалось установить природу синергетической связи между находящимися в стадии затмения лунами и механизмом образования плодов. Все попытки выращивать и заставить плодоносить лунные деревья в искусственных условиях потерпели неудачу.
   — Пей маленькими глотками, он очень крепкий, — посоветовал Лукас.
   — Да, я знаю. — Амариллис чуть пригубила свой бокал, и у нее тотчас перехватило дыхание: рот обожгло, словно огнем, но вслед за этим она ощутила необыкновенную сладость.
   — Понравилось? — спросил Лукас.
   — Вкус очень своеобразный, — ответила Амариллис и снова заходила по комнате.
   — Ты собираешься поговорить с Остерли, я правильно угадал?
   Амариллис остановилась у окна и стала смотреть на призрачный сад.
   — На мой взгляд, мысль не блестящая, хотя понимаю, что бесполезно тебя в этом убеждать.
   — Я должна с ним поговорить.
   — Почему?
   — Потому что он, возможно, последний, с кем разговаривал профессор незадолго до своей гибели.
   Лукас со стуком поставил на стол недопитый бокал. Он пересек гостиную и подошел к Амариллис.
   — Все это зашло слишком далеко. Оставь это дело, не вмешивайся. Не нужно тебе заниматься расследованием гибели Ландрета.
   — Я уже не могу остановиться, — прошептала она. — С того момента, как я узнала манеру работавшего в паре с Шеффилдом, меня не оставляет какое-то гнетущее чувство. Можешь считать это интуицией концентратора.
   — А я вижу в этом недостаток здравого смысла. Однажды я уже говорил и теперь повторяю снова, но, скорее всего, напрасно, обратись в полицию, если действительно считаешь, что есть основания для повторного расследования несчастного случая с Ландретом.
   — Я не могу идти в полицию, пока у меня нет убедительных доказательств.
   — А ты уверена, что нет другой причины, по которой ты отказываешься идти туда? — Лукас положил ей руки на плечи и повернул к себе лицом.
   — На что ты намекаешь?
   — Я понимаю, что ты хочешь найти всему объяснение, но мне начинает казаться, что тебя пугает правда, которая может открыться. Возможно, тебя беспокоит, что в этом деле окажется замешан кто-либо из твоих знакомых.
   — Ты считаешь, что я стремлюсь утаить истину, защищая чьи-то интересы?
   — Если тебе небезразличен этот человек, то так и есть. — Лукас взял в ладони ее лицо, его пальцы нежно скользнули по ее щеке. — Мне кажется, чувство преданности в тебе сильнее чувства профессиональной ответственности.
   — Это тебя не касается, Лукас.
   — Вот именно. — И он закрыл ей рот поцелуем, лишая возможности что-либо возразить.
 
   На следующее утро секретарь проводила Амариллис в шикарный кабинет Гифорда. Увидев ее, тот вежливо поднялся.
   — Здравствуй, Амариллис. Какой приятный сюрприз! Что привело тебя к нам в «Юник кристалз»? Ищешь работу?
   — Нет, дело личного свойства.
   — Садись, пожалуйста, — пригласил Гифорд.
   Амариллис украдкой рассматривала его. Она всегда считала Гифорда интересным мужчиной. За последние полгода он внешне совершенно не изменился, и все же в его чертах Амариллис не находила для себя прежней привлекательности, в их точеных очертаниях проступила какая-то вялость, придавая ему лениво-самодовольный вид. Раньше Амариллис этого не замечала.
   Она подумала, что в то время ее восхищение научными достижениями Гифорда лишали ее возможности оценивать его объективно. На факультете он был второй величиной после Ландрета. Никто не мог сомневаться в глубине его познаний.
   Глаза Гифорда по-прежнему поражали своей синевой. Он стал носить прическу в стиле Западных островов. Его светло-каштановую шевелюру перетягивал черный шнурок. Амариллис начинало казаться, что в Нью-Сиэтле один только Лукас оставался равнодушен к веяниям моды.
   Амариллис отметила, что Гифорд сохранял отличную форму. Он даже стал еще стройнее, с тех пор как они виделись в последний раз. Она подумала, продолжает ли он, как и раньше, играть в гольф и теннис. Амариллис взглянула на руки Гифорда, и они показались ей излишне изнеженными. Своими же мозолями он был обязан клюшке для гольфа и теннисной ракетке.
   Она явно становилась слишком придирчивой, раньше его руки показались бы ей достаточно красивыми.
   Самые большие изменения произошли в его одежде. Отошли в прошлое неуклюжий пиджак, хлопчатобумажные брюки и кроссовки, излюбленная экипировка сотрудников факультета. Сейчас на нем был серый с отливом костюм и в тон рубашка, придававшие ему солидный вид преуспевающего бизнесмена. Красный галстук-бабочка вносил в его элегантный облик оттенок эксцентричной щеголеватости.
   — Ты стал лучше одеваться, Гифорд, — улыбнулась Амариллис.
   — Могу себе это позволить.
   Она окинула взглядом кабинет, в высшей степени соответствовавший своему хозяину. Светло-серый ковер на полу, отливающая черным глянцем мебель подчеркивали деловую атмосферу. В то же время красные цветы в красной вазе оживляли спокойную элегантность интерьера, придавая ему законченный вид, совсем как красный галстук Гифорду.
   — Прими мои поздравления, — произнесла Амариллис, устраиваясь в дорогом кресле, — как я вижу, дела идут хорошо?
   — Очень хорошо, — довольно хмыкнул Гифорд, снова занимая свое место за столом. — Я совсем не жалею об университете. Мне следовало давно уйти с факультета. Не знаю, почему я ждал так долго. Так ты по какому делу ко мне?
   — Я сразу перейду к сути. Ты встречался с профессором Ландретом в день его гибели?
   Гифорд вздрогнул от неожиданности и растерянно заморгал, затем на его лице появилось задумчивое выражение.
   — Вопрос несколько неожиданный и странный. И почему тебя это интересует?
   — В прошлую пятницу мне позвонил аноним и намекнул, что с именем профессора Ландрета связана какая-то тайна. Я решила выяснить, что за этим скрывается.
   — С каких пор ты занимаешься расследованиями? Это дело полиции.
   — Им не удалось найти никаких следов преступления.
   — Возможно, потому, что никакого преступления не было, — негромко сказал Гифорд. — Единственный, кто мог усмотреть в гибели профессора что-то подозрительное, так это его секретарь, Ирен Данли. Она много лет была увлечена им, и теперь ей тяжело смириться с его гибелью.
   Пришел черед удивляться Амариллис.
   — Я знаю, что миссис Данли была всегда очень предана профессору Ландрету, даже испытывала к нему симпатию, но почему ты считаешь, что она была влюблена в него?
   Гифорд криво усмехнулся.
   — Как-то я зашел в приемную — это было вскоре после твоего ухода — и застал ее в слезах. Она узнала, что Ландрет регулярно встречался с какой-то грязной стриптизершей из клуба в районе Фаундерс-сквер. Должно быть, ей попалась его пометка о свидании, и она, заинтересовавшись, набрала номер. Как говорится, любопытство до добра не доводит.
   Амариллис слова Гифорда поразили до глубины души.
   — Чему ты так удивилась? — Потрясение Амариллис явно развеселило Гифорда. — Не можешь себе представить Ландрета в обществе стриптизерши? А разве ты не знаешь, что у чопорных пуритан, гордящихся своей высокой нравственностью, очень часто оказывается весьма необычное отношение к сексу? Естественно, присутствующие не в счет.
   Амариллис гордо выпрямилась, она не позволит Гифорду смутить себя. Это ему следует стыдиться своего поведения.
   — Прошу тебя ответить, виделся ли ты с профессором в тот день?
   — Тебя это не касается, тем не менее отвечу. Нет, я его не видел.
   — Как следует из записи профессора, у него была намечена встреча с тобой на три часа.
   — Ты узнала об этом от миссис Данли?
   — Нет, я сама видела твое имя, написанное его рукой.
   — Неужели? К твоему сведению, нам не о чем было с ним разговаривать. Могу рассказать тебе, если ты не знаешь, что мы с профессором крупно поспорили пару месяцев назад. Из-за этого старого пня мне и пришлось уйти из университета.
   — Почему ты так резко говоришь о нем?
   — Ты что, серьезно? — Гифорд театрально закатил глаза. — Я тебе сейчас объясню. Возможно, когда-то Ландрет и был видным ученым, но его время ушло. Он не желал учитывать новые веяния. Его методы устарели, если не сказать большего. Ландрет не хотел и слышать о каких-либо изменениях в работе факультета. И он был просто одержим своими этическими принципами.
   — Да, они всегда были у него на первом месте, — вспылила Амариллис. — Он создал «Кодекс этики». По сути дела, наша профессия достигла нынешних высот благодаря его заслугам. Да если бы не он, ты бы не сидел сейчас в этом шикарном офисе.
   — Ты совсем не изменилась, — с сожалением покачал головой Гифорд, — а жаль. Я полагал, что шесть месяцев пребывания в реальном мире — достаточный срок, чтобы хоть частично изменить наивные представления о жизни.
   Амариллис стиснула в руках сумочку и встала.
   — Так ты действительно не встречался с профессором в день его гибели?
   — Определенно нет. Если бы он мне попался на улице, я бы постарался перейти на другую сторону.
   Вот уж кого мне меньше всего хотелось видеть, так это его.
   Казалось, никто в мире не испытывал теплых чувств к Джонатану Ландрету. Амариллис молча направилась к выходу.
   — Амариллис.
   — Да. — Она остановилась на пороге.
   — Я видел твой снимок в газете. В прошлый четверг ты была на приеме в музее с Лукасом Трентом.
   — Ну и что?
   — Полагаю, это не было обычным свиданием, хотя в заметке на это намекалось. — Гифорд со значением посмотрел на нее. — Вы не очень подходите друг другу. Скорее, свидание носило деловой характер. Ты фокусировала для него в тот день?
   — Я не обсуждаю дела клиентов.
   — Ясно, встреча была деловой. — Гифорд кивнул с явным удовлетворением. — Я так и подумал. Говорят, у него талант девятого уровня, но бедняга всего лишь детектор. Вы вели что-то вроде расследования, верно? Трент заподозрил, что какой-то ловкий мошенник собирается похитить его находки? Или вопрос скорее частный? Слышал, одного из его вице-президентов уволили без официального предупреждения. А именно Миранду Локинг.
   Амариллис отметила про себя, что Гифорду нельзя было отказать в уме.
   — Ты прекрасно осведомлен.
   — Я взял себе за правило всегда быть в курсе событий, — снисходительно пояснил Гифорд.
   — Извини, меня ждут дела. — Амариллис открыла дверь.
   — И еще одно. Амариллис, если ты захочешь получать настоящие деньги, добро пожаловать к нам в «Юник кристалз». Я хорошо плачу. У меня за полгода ты заработаешь столько, сколько у Клементины Мэлоун за целый год.
   Логика и интуиция слились воедино — Амариллис внезапно осенило.
   — На приеме в музее с Шеффилдом работал кто-то из твоих подчиненных, верно?
   — Как ты догадалась насчет Шеффилда? Или, возможно, Трент пользуясь своим талантом, следил за ним?
   — Я узнала о таланте сенатора Шеффилда совсем случайно. — Амариллис приказала себе сохранять спокойный, бесстрастный тон. — Он силен, наверное, десятый уровень, да?
   — Кто знает? Он отказывается проходить тест. — Гифорд погасил улыбку. — Шеффилд заявляет, что это насилие над личностью. По его словам, Основатели никогда бы не потерпели такого беззастенчивого нарушения прав человека.
   — Значит, фокусировал в тот вечер один из твоих концентраторов. Это кое-что проясняет.
   — О чем ты?
   — Мне показались знакомыми приемы работы. Сначала я подумала, что специалиста готовил Ландрет, но ведь концентратор мог пройти подготовку и у тебя. Твоя методика сходна с техническими приемами профессора, потому что ты его ученик.
   — Знаешь, тебе действительно стоит подумать о моем предложении. Мы предоставляем услуги на очень высоком уровне, все наши клиенты — влиятельные люди.
   — А как насчет этики?
   — Уж не хочешь ли ты обвинить меня в нарушении Кодекса, дорогая Амариллис? Ты меня просто оскорбляешь.
   — В тот вечер один из твоих сотрудников помогал Шеффилду фокусировать харизму.
   — Всем известно, что харизма не талант. Это свойство натуры. — Гифорд развел руками. — Что я могу сказать, Шеффилд пользуется популярностью у избирателей.
   — Ты можешь называть это как хочешь, но, на мой взгляд, Шеффилд наделен мощным талантом, которым может воспользоваться в своих интересах в ходе предвыборной кампании.
   — Но все политики этим и занимаются.
   — Он «пережег» своего концентратора, тебе это тоже безразлично?
   — В каждой работе есть свои издержки. Кроме того, концентраторы выходят из строя на короткий период.
   — Фокусирование таланта в корыстных целях не только противоречит этическим нормам, это противозаконно.
   Гифорд принужденно улыбнулся.
   — Повторяю, харизма — не талант. Она не указана ни в одном из перечней талантов. Ее никогда не относили к парапсихологическим способностям. Это индивидуальная особенность, черта характера. Как, например, твои ханжеские взгляды на секс и этику.
   — Теперь, Гифорд, я поняла, почему ты никогда не ладил с профессором Ландретом. — Лицо Амариллис залилось краской возмущения. — В конечном итоге профессор всегда оставался джентльменом.
   — Хорош джентльмен, регулярно посещающий стриптизершу.
   Амариллис вышла из кабинета и беззвучно прикрыла за собой дверь.

Глава 10

 
   — Итак, дорогая, думаю с разделом «Внешние характеристики» покончено, — подвела итог Ханна на другом конце провода. — Я должна сказать, в последнее время ты стала с большим пристрастием подходить к выбору мужа.
   Амариллис вертела в руках ручку и смотрела на лежащий перед ней лист бумаги с заметками.
   — Чем больше я об этом думаю, тетя, тем яснее понимаю, что у меня есть определенные пожелания.
   — Давай посмотрим, все ли я правильно записала. Темные волосы, серые глаза, возраст между тридцатью и сорока, преуспевающий предприниматель, родом из небольшого городка или сельской местности, ты хочешь, чтобы он владел приемами рукопашного боя, не боялся риска. — Ханна остановилась. — Да, вот еще: консерватизм в одежде.
   — Полагаю, описание достаточно полное.
   — Капризы, капризы, слишком много требований, — пробормотала Ханна. — Прекрасно, остальную часть вопросника я для тебя заполнила, на этом первый этап завершен. Твоя тетя Софи мне кое в чем помогала.
   Услышав эти слова Ханны, Амариллис почувствовала некоторое облегчение.
   — Тетя Софи хорошо меня знает.
   — Как раз она и посоветовала мне не волноваться из-за того, что ты неожиданно стала такой разборчивой, — сухо заметила тетя. — По ее мнению, это добрый знак, говорящий о проснувшемся в тебе интересе.
   Несмотря на плохое настроение. Амариллис не могла удержаться от улыбки. Тетя Софи всегда отличалась свежим взглядом на вещи. В памяти возникли давние детские воспоминания. Амариллис увидела себя семилетней девочкой.
   Был знойный летний день. Городок Лоу-Белли уже целый месяц изнемогал от невыносимой жары. Солнце нещадно жгло землю. Софи захватила с собой в город Амариллис с подругой Линдой. Девочки зашли в кафе за мороженым, а Софи тем временем направилась по делам в банк.
   Когда довольные девочки стояли с мороженым на улице, они увидели эффектную женщину, выходившую из дорогого автомобиля.
   — Знаешь, кто это? — Линда лукаво посмотрела на Амариллис. — Это твоя бабушка.
   Амариллис внимательно оглядела элегантную темноволосую женщину.
   — Это не моя бабушка. У моей бабушки светлые волосы, и она ниже ростом.
   — У всех людей две бабушки, глупая. Эта леди — мать твоего отца. Ее зовут миссис Бейли. Значит, она твоя бабушка, так говорит моя мама.
   — Я тебе не верю.
   — Подойди и сама спроси, — предложила Линда.
   — А вот пойду и спрошу, — решительно шагнула вперед Амариллис. Вопрос был поставлен. Он требовал ответа. Она докажет Линде, что та говорит глупости, и делу конец.
   Чем ближе подходила Амариллис к незнакомке, тем большее впечатление та на нее производила. Элизабет Бейли своими дорогими нарядами, надменным видом и аристократичными манерами неизменно привлекала к себе внимание, особенно эффектно она выглядела на улице такого маленького городка, как Лоу-Белли.
   Элизабет заметила Амариллис, только когда та дернула ее за юбку. Женщина величественно повернула голову и взглянула вниз на девочку; странное выражение появилось в ее зеленых глазах.
   — Отпусти юбку, — подчеркнуто невозмутимо проговорила Элизабет, — не прикасайся ко мне.
   — Извините, — начала Амариллис, — вы такая красивая, моя подруга говорит, что вы моя бабушка. Это правда?
   — Конечно, я тебе не бабушка. — Лицо Элизабет стало напряженным. — У тебя нет бабушки, ты незаконнорожденная. — Она повернулась и величественно удалилась, не произнеся больше ни слова.
   Амариллис стояла неподвижно, глядя ей вслед, растаявшее мороженое капало на тротуар. Такой и увидела ее Софи, выйдя из банка. Другие дети тоже называли ее ублюдком, но впервые ей бросил это в лицо взрослый человек. А взрослые всегда говорят серьезные вещи.
   Софи взглянула на роскошную машину, затем на лицо девочки и сразу поняла все. Не боясь испачкаться потекшим мороженым, она крепко прижала к себе Амариллис.
   — Не обращай внимания на Элизабет Бейли, детка.
   — А она правда моя бабушка?
   — Да, но она не хочет признавать это, потому что чувствует себя виноватой.
   — Почему?
   — Длинная история, и сейчас, милая, не время и не место говорить об этом.
   — Она ненавидит меня, а я ее.
   — Когда-нибудь ты все поймешь.
   — Что я пойму? — Амариллис упрямо хотела выяснить истину, тяжесть которой ей суждено было нести всю жизнь.
   — Придет день, и ты узнаешь, почему Элизабет поступила так, а не иначе, и поймешь, почему она не могла это простить ни себе, ни другим. — Софи тяжело вздохнула. — Это она заставила твоего отца жениться на женщине, которую сама для него выбрала. Ей с самого начала было ясно, что они не пара, но ее интересовали деньги, земля, положение в обществе. Элизабет рассчитывала, что этим сделает сына счастливым. А для твоего отца существовала только твоя мама, но он был слишком молод и не мог противиться воле своей матери.
   — Я ее ненавижу, — повторила Амариллис, повернулась и швырнула растаявший стаканчик в дорогую машину Элизабет Бейли. Мороженое залило ветровое стекло.
   Софи рассматривала грязные потеки с удивлением и любопытством.
   — Думаю, и я не могла бы выразиться лучше.
   После этого случая Амариллис больше никогда не совершала таких безрассудных поступков, ей всегда удавалось вести себя сдержанно. Так было всегда, до тех пор, пока она не встретилась с Лукасом Трентом.
   — Это так волнующе, правда? — зазвучал в трубке голос Ханны.
   — Да, очень захватывающе.
   — Я сегодня же отправлю анкеты твоему консультанту, миссис Ритон. Она позвонит тебе, чтобы договориться о встрече.
   — Буду ждать с нетерпением, — откликнулась Амариллис. — Если мы закончили с вопросником, то мне пора вернуться к работе.
   — Конечно, дорогая. — Ханна тактично кашлянула. — А как твоя личная жизнь?
   — Моя личная жизнь?
   — Ты видишься с мистером Трентом?
   — Иногда. — Во рту у Амариллис пересохло.
   — Как жаль, что он такой сильный талант. Я заметила, что к нему подходят некоторые из характеристик, которые ты указала в анкете: темноволосый, преуспевающий предприниматель…
   — Это кажущееся сходство, тетя Ханна. Мне действительно пора. Передавай привет дяде Оскару и остальным родственникам.
   — Обязательно, кстати, послезавтра мы с Оскаром будем в городе. Мы переночуем в отеле недалеко от твоего дома, потому что у тебя всего одна спальня.
   — Замечательно, жду вас с нетерпением. До встречи.
   — А через неделю ты, конечно, приедешь в Лоу-Белли на день рождения тети Софи?
   — Как я могу об этом забыть? Вы же знаете. До свидания, тетя Ханна.
   — До пятницы.
   Амариллис положила трубку и вернулась к записям, от составления которых ее оторвал звонок Ханны. Ни один из пунктов не содержал и намека на решение загадки, и тем не менее мучили смутные подозрения. Амариллис еще раз просмотрела свои записи.