Кренц Джейн Энн. Скрытые таланты

   — Разговор конфиденциальный? — спросила Зоун.
   Калеб усмехнулся уголком рта.
   — Если не возражаете.
   — Нет, конечно, нет. — Зоун поднялась из-за стола. — Дам вам поговорить наедине. Мне пора вернуться в магазин.
   — Спасибо, — сказал Калеб. — Я недолго.
   Зоун остановилась и посмотрела на него пристальным взглядом.
   — Хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.
   — Забудьте об этом.
   — Я не могу. Да и не хочу. Я спросила Блейда, что произошло в той пещере. Он говорит, что Ройс поскользнулся и упал.
   — Именно так все и было.
   — Я понимаю, что вы не хотите обременять меня знанием того, что из-за меня вам с Блейдом пришлось убить человека. Вы очень добры, что пытаетесь меня оградить. Но, как я сказала Блейду, в этом нет необходимости.
   — Зоун, если у вас плохо со слухом, читайте по губам: Кинкейд поскользнулся и упал.
   — Пусть будет так, как вы хотите. — Зоун улыбнулась своей немного печальной улыбкой. — Мне ясно, что вы и Блейд желаете, чтобы все осталось так, как есть. Я больше никогда не заговорю об этом.
   — Приятно это знать.
   — Теперь я вижу, что неверно истолковала флюиды, доходившие до меня от источников видений. Bы не были причиной ощущаемого мной смятения и опасности. Вы были противодействующей силой.
   — А, — с глубокомысленным видом произнес Калеб. — Это все объясняет.
   — Вот именно, — серьезно сказала Зоун. — Эманации, которые я ощущала вокруг вас, были без сомнения, настроены на ту же длину волны, что и улавливаемые мной флюиды смятения и опасности. Естественно поэтому, что ваши эманации резонировали на той же частоте, что и эманации источника.
   — Естественно.
   — Так и получилось, что я ошибочно приняла их за отрицательную, а не положительную энергию, — заключила Зоун.
   — Мне вполне понятно, как могла произойти такая простая ошибка, — сказал Калеб.
   — Благодарю вас за ваше доброе отношение. Я буду хранить его как бесценный дар. Я ваша вечная должница. — Она склонила свою аккуратно выбритую голову в грациозном поклоне, повернулась и, словно по воздуху, поплыла к выходу из кафе. Калеб долго смотрел ей вслед. Потом перевел взгляд на Сиренити.
   — Она действительно верит во весь этот вздор о флюидах и противодействующих силах или просто дурачит меня?
   — Не знаю, — честно призналась Сиренити. — Я же говорила тебе, что в некоторых отношениях она похожа на Блейда. Они оба живут одновременно в двух плоскостях мироздания; одна из них — это то, что все мы называем действительностью, а другая — это то, что существует, вероятно, лишь у них в голове.
   — Другими словами, они оба странные. Джесси была права. Возможно, они и впрямь созданы друг для друга. Подожди, я только схожу за кофе.
   — Уже несу. — Ариадна спешила к ним из-за стойки. В одной руке она держала кружку с кофе, а в другой — домашнее миндальное печенье. — Вот, угощайтесь.
   — Спасибо. — Калеб повесил куртку на спинку стула, на котором только что сидела Зоун. Потом сел, пододвинул к себе кружку и обмакнул печенье в кофе.
   — На здоровье. — Ариадна улыбнулась. — И спасибо за то, что вы сделали прошлой ночью.
   — Да ничего я не сделал. Просто болтался в компании с Блейдом и видел, как одержимый жаждой убийства маньяк свалился в один из источников в пещере, где бывают видения.
   — Что касается меня, то мне подойдет абсолютно все, что бы вы ни сказали.
   Калеб вонзил зубы в печенье и пробурчал что-то неразборчивое.
   — Но я говорила не только об этом, — тихо пpoмолвила Ариадна. — Я хотела вас поблагодарить за то, что вы потом все хлопоты взяли на себя. Для нас могли возникнуть сложности.
   — Открою вам маленький секрет, Ариадна. Шериф Бэннер сам не хотел ничего осложнять. Он запросил данные на Кинкейда и узнал, что этот парень — ходячая бомба замедленного действия. У меня сложилось впечатление, что шериф почувствовал не меньшее облегчение, чем все остальные, когда узнал, что этот сукин сын бултыхнулся в одну из ям с водой.
   — Бэннер хороший человек, — сказала Ариадна. — Но мне почему-то кажется, что они с Блейдом никогда бы не поняли друг друга. Так что спасибо за то, что вы все уладили.
   — Мне тогда все равно было нечего делать. — Калеб остановился и стал задумчиво рассматривать наполовину съеденное печенье. — Сколько это может храниться?
   — Бискотти — так называется это печенье — можно хранить и месяц, и больше, — объяснила Ариадна. — Оно печется дважды на протяжении нескольких часов, так что оно очень сухое, похоже на крекер. Мне приходилось есть бискотти шестимесячной давности. Его нельзя было отличить от свежевыпеченного.
   — Думаю, бискотти можно включить в каталог вместе с джемом и кулинарной книгой, — заметил Калеб.
   Ариадна расцвела.
   — Я могу делать бискотти с разным вкусом.
   — Прекрасно. Над упаковкой поработаем позже. Обсудите с Зоун графику.
   — Хорошо. Надо будет взглянуть на некоторые рецепты бискотги. Вероятно, придется нанимать кого-то помогать мне при выпечке.
   — Так рождается экономика, — пробормотал Калеб.
   — Что?
   — Ничего. Просто замечание на тему об основной природе определенных космических сил.
   — А-а. — Ариадна вернулась за стойку и стала рыться в стопке поваренных книг.
   Сиренити смотрела, как Калеб макает в кофе остаток своего бискотти. Она наклонилась над столом и прошептала:
   — Видишь, никого не беспокоит, что произошло в той пещере. Люди просто благодарны тебе за то, что ты позаботился обо всем, включая Блейда. Теперь все тебе доверяют. Ты стал одним из нас.
   — Кем-то вроде почетного гражданина Уиттс-Энда, а?
   — Можно и так сказать.
   Калеб усмехнулся уголком рта.
   — Приятно сознавать, что и мне есть где-то место.
   — Так зачем же ты уезжаешь отсюда сегодня? Собираешься заглянуть в свой офис в Сиэтле?
   — Нет, я звонил утром миссис Хоттен. Там все нормально.
   — Куда же ты едешь?
   — В Вентресс-Вэлли. Я тут поразмышлял кое о чем.
   — О чем именно?
   — Об этой расписке в получении денег за твои фотографии, которую мы нашли в архиве Эстерли.
   Сиренити испустила стон.
   — Из-за всех треволнений я совершенно о ней забыла.
   — Зато я не забыл.
   — Вижу. — Сиренити напряженно смотрела на него. — Ладно, рассказывай, что ты там надумал.
   Калеб обхватил кружку обеими руками и задумчиво посмотрел на кофе.
   — Я думаю, что, может быть, мое первое заключение было ошибочным, может быть, не было никаких двух шантажистов. Я думаю, что с самого начала за всем этим стоял Франклин. А Эстерли ему чуточку помог.
   — Франклин? — Сиренити ошеломленно посмотрелa на него. — Что ты хочешь сказать? Зачем ему делать такое? В этом нет никакого смысла.
   — Все сходится, Сиренити. Допустим, что расписка, которую мы нашли, говорит нам правду. Франклин купил у Эстерли эти фотографии двадцатого числа. Через пару дней он анонимно послал их тебе, чтобы попытаться заставить тебя отказаться от сделки со мной.
   — А какое ему может быть дело до одного из проектов, которые ты берешься консультировать?
   — Ему было бы совершенно наплевать, если бы это был просто еще один проект. Но если у него возникло подозрение, что у меня с тобой что-то есть, и если он знал об этих снимках, то забеспокоился бы. — Калеб скривил губы. — И Франклин, и Филлис разделяют опасение деда, что моя дурная кровь скажется рано или поздно.
   — Другими словами, они все опасаются, что тебя соблазнит какая-нибудь женщина с темным прошлым, — заключила Сиренити.
   — Что-то в этом роде.
   — Но откуда Франклин мог узнать обо мне?
   — Хороший вопрос.
   — Ну, некоторым образом тебя, наверно, как раз и постигла та участь, которой они больше всего боялись, не так ли? — Сиренити виновато усмехнулась. — Мое прошлое настолько туманно, что я даже не знаю, как выглядели мои родители. У тебя хотя бы есть фотографии твоих матери и отца. У меня и того нет.
   — Должно быть, это странное ощущение, когда не знаешь, как выглядели твои родители.
   — Да, странное, — прошептала Сиренити. — Но иногда я чувствую какую-то связь с ними. Прошлой ночью вот это спасло мне жизнь. — Она инстинктивно дотронулась до фигурки грифона, которая снова вернулась на свое место у нее на шее. Единственное, что досталось мне от них в наследство. И те приемы самообороны, которым обучил меня Блейд. Если бы не все это вместе взятое, я бы погибла.
   — Не напоминай мне, — помрачнел Калеб. Сиренити опустила руку.
   — Странно, правда?
   — Что странно?
   — То, как мы все связаны друг с другом, даже когда думаем, что мы одни на всем белом свете, даже если не очень-то и хотим быть связанными. Как будто к нам пристали кусочки других людей, нравится нам это или нет. Взять, например, тебя и Блейда.
   Калеб скорчил гримасу.
   — Что там такое со мной и Блейдом?
   — Вы вместе пережили в пещере приключение, которое наверняка оставило свой отпечаток на каждом из вас. Никто, кроме вас с Блейдом, так никогда и не узнает, что там произошло. Теперь до конца своей жизни всякий раз, когда будете думать об этом, каждый из вас вспомнит другого, потому что вы это пережили вместе.
   — Навеки быть психически прикованным к Блейду. От этой мысли мороз по коже. — Калеб со стуком поставил свою кружку на стол. — Кажется, мы уже отклоняемся в область метафизики. А это несколько за пределами моего поля деятельности. Я — консультант по вопросам бизнеса, ты не забыла?
   — Один из самых лучших на всем северо-западе тихоокеанского побережья. По крайней мере ты сам все время так мне говоришь.
   — Правильно, черт возьми. И предпочитаю функционировать каждый раз в одной математической плоскости, а не в нескольких сразу, если ты не против. Вернемся к дяде Франклину.
   — Я слушаю.
   — Как я начал объяснять до того, как меня прервали, моя теория состоит в том, что он завладел этими фотографиями и послал их тебе, надеясь для начала, что ты признаешь свое поражение в игре и тихонько уйдешь со сцены. Если же ты этого не сделаешь, если рискнешь рассказать мне о фотографиях, то, по его расчету, положу всему конец я сам.
   — Но вместо того чтобы порвать со мной и с моим проектом, ты поехал за мной в Уиттс-Энд. И сообщил мне, что никто из нас не может аннулировать контракт, потому что ты обязан поддерживать свое бесценное деловое реноме.
   Калеб поднял брови и отпил глоток кофе.
   — По моей теории, когда дядя Франклин понял, что его план не сработал и что я все еще сильно увлечен тобой, так сильно, что привез тебя домой знакомить с родными, он запаниковал и решился на более крутые меры.
   — Позвонил тебе и заявил, что его шантажируют.
   Калеб кивнул.
   — Он сказал мне, что я должен перестать встречаться с тобой, потому что некто угрожает отправить твои фотографии в «Вентресс-Вэлли ньюс».
   — А значит, снова вывалять в грязи твое благородное семейство. — Сиренити немного подумала. — До определенного момента это имеет смысл. Но есть парочка вопросов, которые требуется прояснить.
   — Да, действительно. — Калеб откинулся на спинку стула и стал задумчиво разглядывать дверь магазина, которая была видна ему из окна кафе. — Первый большой вопрос вот какой: как дядя мог узнать, что эти фотографии вообще существуют?
   — Вот именно. Он же банкир. Он не из тех, кто захочет якшаться с обитателями Уиттс-Энда. Кто мог ему сказать, что фотографии существуют и что он может купить их у Эмброуза Эстерли?
   — Сам Эстерли, вероятно, — сказал Калеб. — Я все-таки думаю, что это он заварил всю кашу. Но не потому, что хотел остановить процесс перемен здесь, в Уиттс-Энде. Он ставил перед собой более простую цель. Ему нужны были деньги. Судя по тому, что я слышал о твоем приятеле Эмброузе, он все время кого-то уговаривал одолжить ему денег на новое фотооборудование, верно?
   — В общем, да, — неохотно признала Сиренити. — Это правда.
   — Если принять, что он на самом деле знал о том старом скандале благодаря своей страсти к чтению газет, то можно принять и то, что сам он и направил тебя ко мне — чтобы открыть доходное шантажное дело.
   — С трудом в это верится, но, наверно, Эмброуз мог так отчаянно нуждаться в деньгах, что связался с твоим дядей после того, как устроил мою встречу с тобой.
   — Он сказал Франклину, что имени Вентрессов вновь грозит скандальная история, а потом предложил продать ему фотографии замешанной в ней женщины. Дальше дело было за Франклином. — Он купил фотографии за пять тысяч долларов, — сказала Сиренити, обдумывая ситуацию по ходу дела. — Сначала с их помощью попробовал отпугнуть меня. Когда это не сработало, он обратился к тебе, утверждая, что его шантажируют.
   — В этом есть какая-то логика, — заметил Калеб.
   — Хорошо то, что, если верить твоей теории, нам не нужно беспокоиться о том, не бродит ли где-то поблизости еще один шантажист, — продолжала Сиренити.
   — Да, всю эту историю можно объяснить алчностью Эстерли и заботой дяди Франклина о чести семьи.
   — Но почему исчезли негативы? — не успокаивалась Сиренити. — Сделка купли-продажи с Франклином была законной. Эмброуз задокументировал ее, как если бы это была обычная коммерческая операция. Эмброуз никого не шантажировал. Ему нечего было скрывать. Он имел право продать эти снимки.
   — Может, он и негативы продал Франклину. Тот обязательно захотел бы приобрести их.
   — Может быть. И что ты собираешься делать? — спросила Сиренити.
   По глазам Калеба было так же трудно о чем-то догадаться, как и глядя на воду источника видений.
   — Съездить сегодня в Вентресс-Вэлли и проверить свою теорию.
   Сердце Сиренити тревожно сжалось, но она заставила себя сохранить внешнее спокойствие.
   — М-м-м, но как ты думаешь узнать, прав ты или нет относительно связи между Эмброузом и твоим дядей?
   — Собираюсь поговорить в открытую. Я намерен собрать всех — Франклина, Филлис и деда — в одной комнате и выяснить отношения с Франклином. Заставлю его признаться, какую роль он во всем этом играет.
   — Калеб, я не уверена, что это такая уж хорошая идея.
   Калеб посмотрел на нее.
   — Вероятно, Франклин думает, что я буду ходить на цыпочках вокруг этой истории. Он делает ставку на то, что я отступлю перед угрозой так называемого шантажа ради семьи. Но он ошибается. Я собираюсь с треском его разоблачить.
   — Твой дядя пытался лишь защитить доброе имя семьи. Конечно, надо признать, что он заходит слишком далеко, но ты ведь можешь понять, почему он так делает. Мне кажется, ты должен поступить в этом случае как-то деликатно и тактично.
   — Деликатно и тактично? — Улыбка Калеба была еще холоднее, чем его глаза. — Всю свою жизнь я именно так и поступал по отношению к семье, и что я этого теперь имею? Я делал все, что от меня ожидалось. Я соглашался со всеми требованиями, выполнял все, о чем меня просили, старался удовлетворить всех и каждого. Но этого всегда было мало.
   — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что этого всегда было мало?
   — Что бы я ни делал, мне никогда не удавалось загладить проступок родителей. Всякий раз, когда дед и другие смотрят на меня, они видят не меня, а фатальную ошибку моего отца и дурную кровь моей матери. Всякий раз, когда я смотрю им в глаза, я вижу, что они наблюдают за мной и ждут того великого дня, когда я докажу, как они правы во всех подозрениях относительно меня.
   — О Калеб. — Сиренити прикоснулась к его руке.
   — И вот наконец этот великий день настал. — Калеб поднялся из-за стола и протянул руку за курткой, которая висела у него на спинке стула.
   — Погоди, — быстро сказала Сиренити. — Калеб, я не хочу, чтобы ты поступал необдуманно.
   — Необдуманно? Смешно это слышать от тебя. — Калеб нагнулся и крепко поцеловал ее в открытые губы. Когда он поднял голову, его глаза светились. — Этo ведь ты научила меня значению этого слова.
   Она схватила его за рукав, когда он повернулся, чтобы уйти.
   — Послушай меня. Если ты пойдешь на такое выяснение отношений, находясь в своем теперешнем настроении, то можешь вызвать разлад в семье.
   — Ну и что? Плевать я на это хотел.
   — Калеб, это ведь твоя семья.
   — Ничего подобного. Я никогда не был полноправным членом клана Вентрессов. Более того, я прекращаю свои старания стать им. Я все эти годы мирился с массой всего с их стороны, делал все, о чем бы они меня ни попросили, надеясь оплатить долг, унаследованный от родителей. Но ты знаешь, как говорят о шантаже: он никогда не кончается. Единственный cпособ положить ему конец — это перестать платить.
   Сиренити вскочила на ноги.
   — Если ты собираешься в лоб выяснять отношения со своей семьей, мне лучше поехать с тобой.
   — Нет. Я не хочу впутывать тебя в это.
   — Но я и так уже впутана.
   — Ты не поедешь со мной, и точка.
   Дверь кафе открылась. На пороге стоял Уэбстер в своем обычном заляпанном грязью комбинезоне. Расплывшись в торжествующей улыбке, он разжал руку и показал гладкий круглый камень размером с ладонь.
   — Ну как, Вентресс?
   Калеб мельком взглянул на камень.
   — Уэбстер, я сейчас очень спешу. Поговорим об этом, когда я вернусь, хорошо?
   — Это не камень, а конфетка, — сказал Уэбстер. Он хитро посмотрел на Калеба. — И я знаю, где можно достать еще сотню таких же. Настоящих красавцев, как этот.
   — Говорю вам, я сейчас очень тороплюсь.
   — Возьмите его, — не отставал Уэбстер. — Положите его в карман. Поносите пока с собой. Посмотрите, каков он в руке.
   — Хорошо, хорошо, давайте. — Калеб схватил камень и положил в карман куртки. — А теперь дайте-ка пройти, ладно? Мне предстоит неблизкий путь.
   — Конечно, конечно, Вентресс. — Он озабоченно нахмурился. — Вы ведь не насовсем уезжаете, нет?
   — Сегодня вечером вернусь. Мы обсудим потенциальные возможности вашего камня, как только я рассмотрю его получше.
   — Ладно. — Лицо Уэбстера просветлело. — Хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.
   — Не стоит. Я ничего особенного не сделал.
   — Конечно. — Уэбстер многозначительно подмигнул. — Как скажете, Вентресс.
   Ничего не ответив, Калеб вышел за дверь и быстро зашагал по деревянному тротуару к тому месту, где был припаркован его «ягуар». Сиренити схватила свою куртку.
   — Прости, Уэбстер.
   — А? Ох, извини. Не подумал, что стою у тебя на дороге. — Уэбстер шагнул в сторону, пропуская Сиренити. — Вентрессу понравится камень. Вот увидишь.
   — Я уверена, что понравится. — Сиренити на секунду остановилась и обернулась к Ариадне. — Скажи Зоун, что я уезжаю из города с Калебом. Вернусь вечером.
   — Скажу.
   Сиренити быстро повернулась, выскочила за дверь и помчалась к «ягуару». Калеб уже сидел за рулем. Когда она подбежала к машине, он включил мотор.
   Сиренити рывком открыла дверцу и упала на пассажирское сиденье.
   — Какого черта ты придумала? — спросил Калеб сердито.
   — Я еду с тобой. — Сиренити пристегнулась ремнем.
   — Нет, не едешь.
   — Ты не можешь уехать без меня. — Сиренити откинулась на спинку сиденья и заперла дверцу. — Ты забыл, что ты мой партнер? Я никогда не брошу партнера на произвол судьбы. У меня есть определенные принципы, которые я должна соблюдать.
   — Проклятие, — сказал Калеб.
   Он включил скорость и выехал на дорогу.

Глава 15

 
   Они проехали десять миль вниз по горной дороге, прежде чем Калеб снова заговорил:
   — Разговор будет неприятный, Сиренити.
   — Я знаю.
   — Я не позволю тебе вмешиваться.
   — Я и не собираюсь вмешиваться.
   — Твое присутствие не повлияет на то, как я решил поступить в данной ситуации.
   — Я это понимаю.
   — Ты не отговоришь меня сделать так, как я решил.
   — Само собой.
   — Еще не поздно. Я могу развернуться и отвезти тебя обратно в Уиттс-Энд.
   Сиренити положила руку на длинную, напряженную мышцу верхней части его бедра.
   — Я не позволю тебе ввязаться в это одному, помнишь, я говорила, что каждый человек живет с приставшими к нему кусочками других людей?
   — Помню.
   — Не смотри сразу, но к тебе прилип огромный кусок меня. И отлепляюсь я не очень легко.
   Калеб не нашелся, что на это сказать. Она была права, причем даже больше, чем думала и чем могла знать. С каждым проходящим днем и каждой ночью он все яснее осознавал, насколько велик приставший к нему кусок ее и в какой большой степени она стала неотъемлемой его частью — жизненно важной, абсолютно необходимой.
   Калеб взглянул в зеркало заднего обзора и увидел собственное отражение. Оно было плотным и реальным — живым. Я определенно выгляжу взбешенным, подумал он, но плотным и реальным. Настоящим. Живым. Я могу прикасаться к вещам. Я имею значение. И вещи, и люди могут прикасаться ко мне.
   — Черт, — пробормотала Сиренити.
   — В чем дело? Передумала ехать со мной?
   — Нет, проблема не в этом.
   — А в чем?
   Она дернула себя за длинную, свободного покроя блузу из цветастого батика, надетую поверх широких расклешенных брюк из этой же ткани. Линию талии подчеркивал замысловато украшенный пояс с массивной пряжкой.
   — Не успела заскочить в телефонную будку и преобразиться в стиле Городской и Сельской Мисс.
   — Не беспокойся об этом. — Калеб бросил взгляд на ее непокорные рыжие кудри и улыбнулся. — Tы и так выглядишь замечательно.
   — Правда?
   — Можешь мне поверить, ты никогда не выгдядела такой прекрасной. Разве что, пожалуй, на тех снимках, которые сделал Эстерли.
   Сиренити повернула к нему голову с такой быстротой, которая не оставляла сомнений в том, насколько неожиданными были для нее эти слова.
   — Ты ведь так и не сказал мне, что думаешь об этих фотографиях.
   Калеб вспомнил эффект противопоставления простодушной наивности и вечной женственности, так прекрасно схваченный Эстерли на фотографиях Сиренити.
   — Ты была права. Они действительно произведения искусства. У Эстерли ты получилась чем-то вроде мифической лесной нимфы. Изначальной, словно одна из стихий природы. Прекрасной.
   — Я рада, что они тебе понравились. — В голосе Сиренити слышалось облегчение. — Меня немного встревожила твоя реакция. Ты почти ничего не сказал, после того как увидел их.
   — Меня отвлек звонок Франклина, насколько я помню, а потом то одно, то другое мешало вернуться к этой теме. Эти твои снимки просто потрясающие.
   — Спасибо.
   Уголком глаза он увидел, как ее губы начали складываться в довольную улыбку.
   — И когда все это закончится, — добавил спокойно Калеб, — я собираюсь сделать так, чтобы и негативы, и все до одного отпечатки этих снимков оказались в моем безраздельном владении.
   Ее глаза округлились.
   — Почему?
   — Потому что эти фотографии станут частью моей персональной коллекции фотоискусства.
   — Я не знала, что ты коллекционируешь произведения фотоискусства.
   — Просто я не так давно начал.
   Странно, но в этот раз Вентресс-Вэлли показался Сиренити далеко не таким живописным и очаровательным, как в прошлый приезд. Возможно, виной этому был серый свет, который, просачиваясь сквозь свинцовые облака, создавал довольно мрачную атмосферу. Но может быть и так, подумала она, что это ее собственное тревожное настроение преображает пейзаж из красочного кусочка настоящей Америки в декорации, создающие ощущение скрытой угрозы.
   Какова бы ни была причина, но сегодня поля в окрестностях города, где уборка урожая почти закончилась, явно казались пустыми и заброшенными. Не было заметно оживления в магазинах, расположенных вдоль главной улицы Вентресс-Вэлли. Перед церковью на этот раз не толпились нарядные участники свадебной церемонии, что лишало обстановку последней оптимистической нотки.
   — Ты уверен, что хочешь довести до конца задуманное? — Сиренити напряженно застыла на своем сиденье, когда Калеб свернул на длинную подъездную дорожку, которая вела к дому его деда.
   — Уверен.
   — Может, лучше было бы обдумать какой-то иной подход к этой проблеме. Выяснять отношения в лоб всегда неприятно.
   — Я предупреждал, что разговор не будет приятным. И предлагал тебе вернуться в Уиттс-Энд.
   Сиренити оставила и эту последнюю попытку отговорить Калеба. Она с самого начала понимала, что ей не удастся предотвратить то, что сейчас произойдет. Ей оставалось лишь быть рядом с ним, когда он будет рвать ткань своего прошлого.
   Дверь большого дома открылась, как раз когда Калеб остановил «ягуар» и выключил мотор. На широкое крыльцо вышла Долорес. Ее лицо осветилось удивлением и радостью. Она торопливо спустилась по ступеням, пока Калеб и Сиренити выбирались из машины.
   — Калеб, что вы здесь делаете? Мы вас не ждали. — Долорес улыбнулась Сиренити. — Приятно видеть вас снова, мисс Мейкпис. Я сейчас же приготовлю вашу комнату.
   — Не беспокойся. — Калеб закрыл дверцу со своей стороны. — Мы ненадолго.
   Улыбка Долорес стала вопрошающей.
   — Что вы такое говорите? Вы только что приехали. Конечно, вы переночуете.
   — Нет, — сказал Калеб. — Мы не сможем остаться. Мне очень жаль, Долорес.
   Улыбка Долорес исчезла совсем.
   — Что-то случилось, да?
   — Это семейное дело. — Голос Калеба звучал сурово и холодно. — Дед дома?
   — Он на конюшне, с Гарри.
   — Тебя не затруднит позвонить от моего имени дяде Франклину и тете Филлис? Скажи им, что их присутствие срочно требуется здесь.
   — Конечно, позвоню. — Долорес бросила еще один быстрый, тревожный взгляд на Сиренити. — Франклин должен быть у себя в офисе, в банке. Он не любит, когда его отрывают от работы.