Кренц Джейн Энн. Скрытые таланты

   Она ухватилась за мешавшую ей ветку и отвела ее в сторону.
   Внезапно что-то привлекло ее внимание, и она остановилась. Посмотрев налево, она увидела, как сквозь туман проступает какая-то темная тень. Ощутив легкий укол тревоги, она резко повернулась лицом к существу, которое возникало у нее на глазах.
   Не спуская с нее глаз, животное медленно приближалось. Утыканный шипами стальной ошейник зловеще блеснул в тусклом сером свете.
   У Сиренити отлегло от сердца.
   — О, привет, Стикс³. А где твой приятель?
   Из тумана выбежал еще один ротвейлер в таком же стальном ошейнике с шипами, как у первого.
   — А вот и Харон. Как дела, дружище?
   Черно-рыжие собаки двигались совершенно бесшумно. Подойдя к Сиренити, они подняли свои массивные головы, чтобы она их погладила. Она почесала у животных за ушами.
   — Что вы здесь делаете? Зачем бегаете в тумане? Лежали бы себе в тепле, у огня. И где Блейд?
   — Я здесь, Сиренити.
   Сиренити повернула голову на звук знакомого хрипловатого голоса, растягивающего слова. Из тумана вышел человек, который был известен всем и каждому в Уиттс-Энде просто как Блейд⁴.
   Телосложением он очень походил на своих ротвейлеров: крупный, с мощной мускулатурой, широченными плечами и выпуклой грудной клеткой. У него было крупное лицо с квадратным подбородком, глаза сине-стального цвета и почти совсем отсутствовала шея. Коротко остриженную голову прикрывало рабочее кепи.
   Сиренити полагала, что Блейду было где-то под пятьдесят, но судить точнее было трудно. Сам он ни когда не заговаривал о своем возрасте. А в Уиттс-Энде действовало неписаное правило, по которому не полагалось расспрашивать человека о его прошлом без приглашения с его стороны.
   Как всегда, Блейд был одет в камуфляжный комбинезон и военного фасона ботинки на толстой подошве. К тканому ремню, опоясывавшему его ниже талии, было подвешено множество устрашающего вида ножей и других орудий и инструментов.
   — Вижу, ты делаешь обход, Блейд. — Вчера во время долгого пути домой в Уиттс-Энд, Сиренити попыталась представить себе Блейда в качестве шантажиста. И почти сразу же отказалась от этой попытки. Она знает Блейда всю свою жизнь Он слишком прямолинеен, чтобы путаться с шантажом, и слишком занят своими бесконечными теориями о заговорах и заговорщиках. Кроме того он — член семьи, один из тех, кто растил ее с младенчества.
   — Проверяю кое-что, — отозвался Блейд.
   — Днем? — Сиренити подняла брови. Днем Блейд обычно спал и только ночью совершал свои бесконечные обходы.
   — Прошлой ночью на дороге было необычное движение. Слышал, как откуда-то отсюда отъехала машина, совсем поздно. Не видел ее из-за тумана.
   — Наверно, просто кто-то возвращался домой от друзей. Может, это была Джесси.
   — Может, и так. А может, и нет. Чувствую, вот-вот что-то случится. Зоун со мной согласна. Думаю последить, не засеку ли разведчика.
   — Разведчика?
   — Обязательно должен быть. Всегда бывает перед хорошо спланированной операцией. Он явится, чтобы провести рекогносцировку. Потом даст сигнал остальным, чтобы начинали атаку.
   — Да, понятно. Разведчик.
   Блейд смотрел на нее таким же пристальным, немигающим взглядом, что и ротвейлеры.
   — А ты зачем здесь? Ты ведь должна быть в Сиэтле со своими новыми деловыми планами.
   — Вернулась на день раньше, — ответила Сиренити.
   Глаза Блейда сузились.
   — Все идет по графику?
   — Нет. — Сиренити посмотрела сверху вниз на Харона, который терся головой о ее руку. — Мои расчеты не оправдались.
   — Значит ли это, что ты теперь не откроешь магазин для торговли местными продуктами по почтовым заказам?
   — Нет, не значит. Я собираюсь начать составление каталога, Блейд, но, похоже, для старта мне придется поискать другого консультанта. Мистер Вентресс посчитал, что я неподходящая клиентка. По-видимому, я не отвечаю его высоким требованиям.
   Блейд долго молчал, усваивая услышанную информацию.
   — Он плохо обошелся с тобой?
   — Нет-нет, что ты, — торопливо ответила Сиренити. — Нет, ничего подобного. С его стороны это было просто деловое решение.
   — Хочешь, я съезжу к нему? Поговорю с ним вместо тебя?
   Сиренити представляла себе яснее ясного, на что будет похож разговор Блейда с Калебом. Наверняка все кончится тем, что на нее подадут в суд. Но все равно, очень мило со стороны Блейда предложить это Она была тронута. Блейд никогда не выезжал за пределы Уиттс-Энда без крайней нужды. Во внешнем мире он чувствовал себя не в своей тарелке.
   — Нет, Блейд, спасибо. Правда, все в порядке. Решение было обоюдным. Не думаю, что больше хочу иметь дело с мистером Вентрессом, чем он со мной.
   — Ты уверена?
   — Уверена. — Сиренити улыбнулась ласково-печальной улыбкой. — Но все равно, спасибо тебе.
   — Куда ты идешь?
   — К Эмброузу. Хочу кое о чем с ним поговорить.
   Блейд кивнул.
   — Ладно. А не боишься заблудиться в этом тумане?
   — Не такой уж он страшный. Со мной будет все в порядке.
   — Тогда мы, наверно, двинемся дальше. — Сине-стальные глаза Блейда испытующе всматривались в серый туман. — Просто у меня сегодня какое-то неприятное чувство.
   — Понимаю. Но как ты думаешь, не многовато ли нынче тумана для успешной нелегальной операции?
   — Осторожность не помешает. — Движением руки Блейд подозвал молчаливых ротвейлеров. — Нельзя знать заранее, когда они нанесут удар.
   — И то верно.
   Блейд прикоснулся к заостренному козырьку своего кепи.
   — Приятного тебе дня.
   — Спасибо. Тебе тоже.
   Сиренити стояла, держа руки в карманах, и смотрела вслед Блейду и ротвейлерам, пока они не скрылись за серой завесой тумана. Когда их не стало видно, она повернулась и продолжила путь к хижине Эмброуза.
   Ей вдруг пришло в голову, что было бы интересно понаблюдать за выражением лица Калеба, если бы Блейд и в самом деле явился к нему в офис выяснять отношения. Она с сожалением вздохнула, зная, что мечтать о мести — бесполезное занятие. Надо думать о будущем. Заново все планировать. И для начала подыскать нового консультанта. Еще через несколько минут Сиренити вышла из-под деревьев на небольшую поляну, где стояла бревенчатая хижина Эмброуза. Ей показалось странным, что в окнах нет света. В такой туманный день в домике должно быть совсем темно.
   Она заметила и то, что над трубой не вился дым. Только бы Эмброуз не оказался пьяным до бесчувствия, как это случалось с ним время от времени. У нее было к нему несколько вопросов, и она рассчитывала получить ответы.
   Сиренити решительно направилась к ведущим домик ступеням. Сделка с Калебом рухнула, сгорела синим огнем, и этого уже не поправишь, но она намеревалась узнать, по чьей вине все произошло.
   Ей никак не верилось, что вдохновителем такого плана мог оказаться Эмброуз, но одно было бесспорно: кто бы ни отправил ей эти снимки, он должен был добыть их у Эмброуза. Именно у Эмброуза хранились негативы, и он, как она полагала, был единственным человеком, имевшим набор фотографий.
   Сиренити поднялась по ступенькам и громко постучала в дверь. Никакого ответа не последовало.
   — Эмброуз, я знаю, что ты дома. Открой дверь. Мне надо с тобой поговорить.
   И опять ответом было молчание. Ей стало не по себе.
   — Эмброуз?
   Сиренити попробовала повернуть дверную ручку. Она легко поддалась, как и большинство дверных ручек в Уиттс-Энде. Здесь никто не трудился запирать свои двери, просто никогда не было нужды принимать такие меры предосторожности.
   Она слегка приоткрыла дверь и заглянула внутрь в полумрак.
   Ощущение, что здесь что-то не так, обдало ее холодом. Она в неподвижности застыла на пороге.
   — Эмброуз, ты здесь?
   Сиренити шагнула в комнату и, протянув руку, нашарила на стене выключатель. При тусклом свете слабой лампочки она окинула жилище Эмброуза быстрым, встревоженным взглядом. Рассеянно отметила, что воздух в нем был застоявшийся. От камина пахло давно сгоревшими дровами, старым дымом. Зола в нем была холодная.
   Везде лежали, как всегда, кипы газет. Эмброуз был информационным наркоманом. Он подписывался на все крупные ежедневные газеты Сиэтла, Портленда и Лос-Анджелеса. Помимо газет, в комнате было полно самого разнообразного фотооборудования. Фотоаппараты, объективы и экспонометры занимали почти все наличное пространство. Эмброуз питал страсть к материальной части своего искусства. К несчастью, удовлетворение этой страсти было ему не по карману. Случалось, все обитатели Уиттс-Энда одалживали ему деньги на покупку нового фотоаппарата или какого-нибудь сногсшибательного объектива.
   Две немытые кофейные чашки стояли на видавшем виды сосновом столе перед продавленной кушеткой. Рядом с чашками в пепельнице лежало несколько окурков и кучки пепла. Когда Эмброуз пытался удержаться от употребления алкоголя, он пил много кофе и беспрерывно курил.
   Сиренити направилась по коридорчику на кухню.
   — Эмброуз?
   Снова в ответ молчание. Она заметила, что дверь ведущая к лестнице в подвал, закрыта. Возможно Эмброуз работает внизу. Он располагал одним из немногочисленных в Уиттс-Энде подвалов. Там у него была оборудована темная комната, где он хранил в идеальном порядке свою коллекцию фотографий, негативов и свой деловой архив.
   Сиренити заглянула на кухню и увидела, что там никого нет. Она подошла к двери в подвал и постучала. Если Эмброуз работает в темной комнате, то ни к чему открывать дверь без предупреждения.
   Опять никакого ответа.
   — Я открываю эту дверь, Эмброуз.
   После очередной порции молчания она так и сделала.
   В подвале было темно. И стоял такой сильный запах алкоголя, что она чуть не задохнулась. Она ощупью нашла выключатель на стене.
   Первое, что она увидела, когда загорелся свет, 6ыло нечто похожее на кучу старой одежды у подножия лестницы.
   А потом увидела руку, частично закрытую рукавом куртки. И пару ботинок.
   — Эмброуз. Боже мой, Эмброуз.
   На какое-то мгновение Сиренити парализовал ужас. От страшного стеснения в груди перехватило дыхание. Ей удалось сбросить с себя оцепенение и медленно сойти вниз по лестнице. Глаза ее наполнились слезами.
   У Эмброуза Эстерли больше не будет шансов на большой успех в беспощадном мире коммерческой фотографии.
 
   — Напился вдребезги и упал с лестницы, бедняга. — Куинтон Пристли медленно вел свой потрепанный фургон сквозь туман по узкой асфальтированной дороге к коттеджу Сиренити. — Думаю, этим все и должно было кончиться. Он просто гробил себя. Все это знали. И надо же было именно тебе оказаться там и обнаружить его.
   — Если бы я не пошла к нему сегодня, его могли бы еще долго не найти. — Сиренити сжала лежавшие на коленях руки в перчатках и стала с грустью смотреть через грязное ветровое стекло фургона Куинтона. Туман слегка поредел, но теперь длинные тени раннего вечера несли с собой в горы еще более густую темноту. — Надеюсь, он не очень долго мучился.
   Куинтон был первым, кому она позвонила, после того как набрала специальный номер, чтобы вызвать шерифа и машину «скорой помощи» к домику Эмброуза. Она знала, что прибытия властей из Буллингтона придется ждать около часа, а оставаться в одиночестве ей не хотелось.
   В лице Куинтона, владельца единственного в Уиттс-Энде книжного магазина и единственной же пивоварни, городок имел своего философа. Лет пятидесяти с небольшим, он был худым и жилистым, с бездонными темными глазами и пышной, заметно седеющей бородой.
   Куинтон изучал философию и математику в каком-то престижном частном колледже, но потом решил оставить мир истеблишмента и заняться разработкой собственной философской системы. В первые годы своей жизни в Уиттс-Энде он действительно написал и опубликовал четыре тоненьких томика. Вместе взятые, эти книги излагали исчерпывающую, тщательно выстроенную, базирующуюся на математике философскую теорию, которой удалось завоевать небольшой круг приверженцев в среде интеллектуальной элиты крупнейших университетов.
   Достигнув своей цели, Куинтон обратился к другим проектам, а именно решил открыть книжный магазин и пивоваренный завод. Как он однажды объяснил Сиренити, держать книжный магазин выгоднее, чем писать книги, а стремление варить лучшее в мире пиво — намного более надежный путь к философскому просвещению, чем традиционный академический подход.
   — Медики сказали, что при падении Эмброуз сломал себе шею и, по всей вероятности, умер мгновенно. — Куинтон сбавил скорость перед поворотом на подъездную дорожку, ведущую к коттеджу Сиренити. — Не думай об этом. Ты ничего не могла сделать. Жизнь представляет собой ряд линий, соединяющих между собой точки на бесконечном множестве геометрических плоскостей. Все мы существуем в разных точках этих плоскостей в разное время. Иногда эти точки на мгновение соединяются через плоскости прямой линией, а иногда нет.
   Как всегда, Сиренити не имела ни малейшего понятия, о чем толкует Куинтон. И это не беспокоило ее. Ни один человек в Уиттс-Энде не мог сказать, что понимает Куинтона, когда тот пускался в свои философствования.
   — Джесси приняла известие лучше, чем я думала, — заметила Сиренити. — Меня беспокоило, как она прореагирует.
   Джесси Бланшар была художница, давно живущая в Уиттс-Энде, у которой с Эмброузом последние три года был периодически прерывавшийся и вновь возобновлявшийся роман. В последнее время, насколько было известно Сиренити, этот роман находился в фазе перерыва, однако Сиренити было известно и то, что Эмброуз был очень дорог Джесси.
   — Похоже, это не было для нее такой уж неожиданностью, — сказал Куинтон. — Ее глаз художника позволяет ей под поверхностью жизни видеть второй слой реальности. Она знала, что Эмброуз был глубоко неблагополучной личностью.
   — Да, наверно, знала.
   Куинтон взглянул на нее.
   — То одно, то другое — мы ведь так и не поговорили о том, как дела в Сиэтле. И почему ты вернулась раньше?
   — Как говорят в деловых кругах, мистер Вентресс и я не смогли прийти к обоюдному согласию.
   Куинтон нахмурился.
   — Что же произошло?
   — Это долгая история. Сейчас мне что-то не хочется в нее углубляться. Я все расскажу тебе позже, обещаю.
   — Когда сочтешь нужным. — Куинтон свернул на подъездную дорожку к дому Сиренити. — Похоже, у тебя гости. Ты знаешь кого-нибудь с зеленым «ягуаром»?
   — Никого. — Сиренити с любопытством следила, как машина выплывает из серого клубящегося тумана. Она была припаркована рядом с ее собственным красным джипом.
   — Может, какой-то заблудившийся турист решил спросить дорогу. — Куинтон остановил фургон и выключил зажигание. — Я войду с тобой, удостоверюсь, что все в порядке.
   — Спасибо. Принимается с благодарностью.
   — В наше время осторожность не помешает, — сказал Куинтон, открывая дверцу фургона. — Даже здесь, в Уиттс-Энде. Векторы ангелов на других планетах иногда достигают нашей плоскости существования.
   — Угу. — Сиренити открыла дверцу со своей стороны и спрыгнула с высокого сиденья. Она обошла фургон спереди. Куинтон присоединился к ней, и они зашагали рядом к двери ее коттеджа.
   Куинтон глянул на пустующее пассажирское сиденье «ягуара».
   — Гость, кто бы он ни был, явно счел возможным запросто войти к тебе в дом. Может, тебе пора начать запирать свою дверь, Сиренити?
   — Это, должно быть, кто-то из знакомых. — Сиренити стала быстро подниматься по ступеням. Куинтон не отставал от нее.
   Когда она была уже на верхней ступеньке, входная дверь распахнулась. На пороге стоял Калеб Вентресс с таким видом, словно имел полное право здесь находиться.
   Сиренити впервые увидела его одетым не в строгий костюм и рубашку с галстуком. На Калебе были черные брюки с аккуратно заглаженными складками и темно-зеленая рубашка с длинными рукавами, которая была почти точно такого же цвета, как «ягуар». Бесстрастный взгляд его серых глаз скользнул по Сиренити и надолго задержался на Куинтоне.
   Сиренити резко остановилась, открыв от изумления рот.
   — Что вы здесь делаете?
   — Приехал повидать вас. — Калеб не спускал глаз с Куинтона.
   — Ты знаешь этого человека, Сиренити? — спокойно спросил Куинтон.
   — Знаю, — ответила она. Вопреки всему в ней вспыхнула крохотная искорка надежды. Возможно, Калеб пересмотрел свою позицию, подумала она. Может, когда он успокоился, то понял, что эта попытка шантажа, в сущности, ерундовое дело, и его реакция была чрезмерно резкой. — Это Калеб Вентресс, тот консультант, с которым у меня были дела в Сиэтле. Калеб, это Куинтон Пристли. Мой друг.
   — Пристли.
   Калеб протянул руку с подчеркнуто холодным видом, словно не ожидал от Куинтона соблюдения формальностей и это было ему совершенно безразлично. Жест минимальной вежливости, не более того.
   Куинтон коротко пожал протянутую руку и тут же отпустил ее.
   — Значит, Вентресс.
   — Да.
   — Вы ведь из внешнего мира, не так ли? Вы человек, до мозга костей впитавший в себя сталь и бетон этой параллельной вселенной. Человек, который длительное время, а возможно и вообще никогда, не соприкасался с другими плоскостями существования.
   Брови Калеба поднялись.
   — Дорога от Сиэтла действительно заняла много времени, если вы это хотите сказать.
   Куинтон искоса взглянул на Сиренити.
   — Может, мне пока остаться поблизости?
   Сиренити покачала головой.
   — Все в порядке, Куинтон. Я справлюсь.
   — Ладно. Но запомни: если две точки оказались на одной и той же плоскости в одно и то же время, это не обязательно означает, что им суждено соединиться друг с другом. Иногда одна из них просто проходит сквозь один уровень реальности на пути к другому.
   — Я это запомню, — пообещала Сиренити. Куинтон коротко кивнул Калебу и стал спускаться с крыльца.
   Калеб проводил его взглядом.
   — Он всегда так говорит?
   — Всегда.
   — Что вы с ним делали?
   — Прошлой ночью умер один наш друг, — тихо ответила Сиренити. — Я обнаружила его тело несколько часов назад. Куинтон помогал мне разговаривать с властями и делать все остальное, что требуется в таких случаях.
   — Черт. Печально это слышать. — Калеб посмотрел на нее. — Близкий друг?
   — Можно и так сказать. Здесь, в Уиттс-Энде, все близкие друзья всех. — Сиренити прошла мимо него в маленькую гостиную. Стены в ней были заняты полками с книгами, как и большинство других стен в ее доме.
   Некоторые книги остались еще с ее юных лет. До того дня, когда Сиренити отправилась учиться в колледж, ей ни разу не приходилось бывать в обычном школьном классе. Джулиус и другие жители Уиттс-Энда учили ее дома. И так хорошо справились с этой работой, что она получила высшую оценку на вступительных экзаменах.
   Большую часть библиотеки Сиренити составляли реликвии ее непродолжительной карьеры в качестве преподавателя социологии в небольшом колледже в Буллингтоне. И преподавательская работа, и незаконченная докторская диссертация казались ей сейчас бесконечно далекими.
   — Кто это был? — тихо спросил Калеб.
   — Его звали Эмброуз Эстерли, — ответила Сиренити. Она затаила дыхание, не зная, какой реакции ждать от Калеба. — Вы, вероятно, помните это имя. Это фотограф, сделавший те снимки.
   Калеб отпустил дверь, и она медленно закрылась. С выражением спокойной задумчивости в глазах он повернулся и смотрел, как Сиренити снимает свою расшитую бусинами и украшенную бахромой куртку.
   — Как он умер?
   Сиренити вскинула голову. Она стояла перед Калебом, твердо упираясь в пол ногами и сунув руки в глубокие карманы длинной бирюзовой туники ручной вязки, надетой поверх белых лосин.
   — Похоже, что он напился и скатился с лестницы. Кажется, я как-то упоминала, что у Эмброуза были проблемы из-за пристрастия к спиртному.
   — Действительно, вы упоминали об этом. А сегодня вы пошли навестить его?
   — Да.
   — Почему?
   — По-моему, причина очевидна. Я всегда считала Эмброуза другом. Но друзья не пытаются шантажировать друг друга. Я хотела знать, сам ли он послал мне эти фотографии или отдал их кому-то еще, кто воспользовался ими для того, чтобы сорвать мое деловое соглашение с вами.
   — Черт! Так и знал, что вы отмочите что-то вроде этого, — пробормотал Калеб.
   Сиренити замигала, чтобы не расплакаться.
   — Ответов я так и не получила. Когда я пришла, Эмброуз был мертв. — Она резко повернулась и вышла на кухню.
   — Сиренити…
   — Зачем вы проделали сегодня весь этот путь, Калеб? — Она стояла к нему спиной, держа чайник под краном.
   — Мне не понравилась мысль о том, что вы попытаетесь в одиночку выследить шантажиста.
   — Почему вас должно волновать, что я делаю?
   Калеб подошел и встал в дверях крошечной кухоньки.
   — Имея дело с шантажистами, можно оказаться в опасности.
   — Ну и что? Вас ведь это не касается. — Сиренити смахнула влагу с глаз рукавом своей туники, поставила чайник на плиту и включила горелку. — Я же сказала, бедного Эмброуза больше нет. Он уже не сможет ответить ни на чьи вопросы.
   — Вы сами говорили, что шантажистом мог быть кто-то другой, а не Эмброуз.
   — Это верно. — Сиренити бросила на него быстрый взгляд. — Но, как вы вчера столь метко выразились, это моя проблема, а не ваша.
   — К несчастью, по условиям того контракта, что подписан у меня в офисе, это не так. Я сказал вам, у меня есть принципы. Вы мой клиент, Сиренити, а я еще никогда не бросал клиента. И сейчас не намерен это делать.
   Сиренити пристально смотрела на него. Проблеск надежды у нее в душе погас. Калеб приехал из-за своих драгоценных и нерушимых деловых принципов, a вoвce не потому, что питает к ней какие-то чувства.
   — Забудьте об этом. Мне не нужна ваша помощь. Ни в деле с шантажом, ни вообще.
   — Черт побери, у вас нет большого выбора. Я не собираюсь позволить вам испортить мою репутацию.
   У нее округлились глаза от полнейшего изумления.
   — Вашу репутацию?
   — Подписанный вами контракт несокрушим, как скала. Уж я-то знаю — сам писал. Если не захочу отпустить вас до истечения срока действия, вам придется выплачивать мне весьма высокий гонорар.
   — Но вы не собирались брать с меня никакого гонорара, — сказала она. — Вместо этого вы должны были получать долю прибыли.
   — Вы, по-видимому, не очень внимательно читали пункт десятый, — вежливо возразил Калеб. — Там оговаривается полная выплата моих обычных гонораров в том случае, если вы откажетесь от проекта до его завершения. Будьте благоразумны, Сиренити мне как-то не верится, что вы захотите платить такие деньги, не получив хоть что-то взамен.
   — Я не собираюсь платить вам ни цента.
   — А я могу выставить целую команду адвокатов, которые добьются, чтобы вы заплатили. — Губы Калеба тронула легкая усмешка, которая не изменила, однако, выражения отстраненной настороженности у него в глазах. — Нравится вам это или нет, но, похоже, мы все-таки будем партнерами.

Глава 3

 
   Сиренити во все глаза смотрела на Калеба.
   — Для человека, не одобряющего шантаж, вы неплохо справляетесь с этим делом.
   Челюсти Калеба сжались, но взгляд не дрогнул. Выражение его лица стало еще более жестким.
   — Это не шантаж. Это бизнес.
   — И это все, о чем вы только и думаете? Бизнес? — Как могла она настолько ошибиться в этом человеке? Сиренити поражалась себе. Ведь у нее даже сложилось впечатление, что они в чем-то похожи, что их внутренние голоса откликаются друг другу, что они каким-то образом друг друга понимают, что их молчаливо тянет друг к другу.
   Очевидно, ее обычно безошибочное интуитивное чувство на этот раз не сработало, заблудилось в тумане влечения к Калебу. До нее вдруг дошло, что это ее первое соприкосновение с настоящей страстью, такой, что затрагивает и тело, и душу.
   — Нет, бизнес не единственное, о чем я думаю, — ответил ровным голосом Калеб. — Но он определенно занимает одно из первых мест в списке моих насущных интересов.
   — Это сразу видно. — Чайник засвистел. Сиренити взяла ложечку, открыла жестянку и стала насыпать чай в заварочный чайник. — Но у других могут быть другие насущные интересы.
   — Не хотите ли вы этим сказать, что организация жизнеспособного предприятия торговли по почтовым заказам здесь, в Уиттс-Энде, уже не возглавляет список ваших насущных интересов?
   — Я найду другой способ этого добиться. В вашей помощи я не нуждаюсь.
   — Вы обязательно получите мою помощь, хотите вы этого или нет. — Улыбка Калеба не выражала веселья. — Раз вам все равно платить, так не лучше ли воспользоваться этой возможностью?
   — Какой возможностью? Возможностью работать с человеком, который считает меня половой тряпкой, потому что я однажды позировала без одежды профессиональному фотографу?
   — Нет, Сиренити, — сказал Калеб холодно. — Я думаю, что вам следует воспользоваться возможностью работать с человеком, который является если не самым лучшим, то, несомненно, одним из лучших консультантов по вновь создаваемым предприятиям на всем северо-западе.
   Сиренити широко раскрыла глаза.
   — И при этом он еще так мило скромен. — Он рывком подняла кипящий чайник с плиты и стала заваривать чай.
   — Успокойтесь. — Калеб заговорил мягче, наблюдая, как она размахивает чайником. — Понятно, что вы расстроены. Вы перенесли сегодня душевную травму, найдя Эстерли мертвым, и все такое. Как только у вас будет возможность успокоиться и прийти в себя, мы с вами поговорим о планах на будущее.