Кренц Джейн Энн. Скрытые таланты

   — И на протяжении этих целых двух с половиной лет, что ты была с ним, у тебя ни разу не было оргазма? — В голосе Калеба слышалось изумление. — В это трудно поверить.
   — Мы пытались много раз, — призналась Сиренити. Она понимала, что краснеет, и была рада, что он не видит румянца у нее на щеках. — Но у Стюарта была проблема.
   — Проблема?
   — Понимаешь, причина была чисто психологическая, а не физическая. Полагаю, это было вызвано его чувством вины и горя.
   — Подожди-ка минуточку. — Калеб сузил глаза и внимательно посмотрел на нее. — Уж не хочешь ли ты сказать, что провела два с половиной года своей жизни с мужчиной, у которого не получалась эрекция?
   — Отношения между людьми не исчерпываются сексом, — строго произнесла Сиренити.
   — Да, конечно. Правильно. Но два с половиной года с мужчиной, не способным по-настоящему заниматься с тобой любовью? Черт возьми, это просто невероятно. — Калеб сердито смотрел на нее. — Тогда почему он не сделал того, что только что сделал я? Даже импотент мог бы таким образом дать тебе хоть какое-то удовлетворение.
   Сиренити пожала плечами.
   — Каждый раз, когда мы были вместе, мы oба так беспокоились за него, что я, наверно, просто не могла расслабиться и получить удовольствие. Это было не так уж важно.
   — Да как сказать.
   Она нахмурилась.
   — Это было мое дело, и мне было не важно. Я была счастлива.
   — Вероятно, это потому, что ты не знала, чего лишаешься, — пробормотал Калеб.
   — Как говорит Куинтон, мы нее способны находить удовлетворение на множестве различных уровней существования. Надо лишь стараться жить в мире с самим собой.
   — Ясно. Так что же случилось с этими чудесными отношениями, которые были выше секса?
   — Я же сказала: в один прекрасный день Стюарт увидел, что выздоравливает. И понял, что его сексуальная жизнь опять станет нормальной.
   — Ты хочешь сказать, что у него наконец получилось с эрекцией и он слинял? — сухо спросил Калеб.
   — Это звучит довольно грубо, но, в сущности именно так и было. Мы оба сознавали, что он yeдет из Уиттс-Энда, как только исцелится. Стюарт был очень добрым человеком и поступил так, как cчел нужным.
   — Добрым? Ты считаешь это проявлением доброты? — Калеб недоверчиво уставился на нее. — Судя по всему, он просто эгоистичный сукин сын. Он использовал тебя как средство утешения, а как только член у него снова стал стоять, он сразу смылся из города.
   — Он считал, что будет несправедливо, если он займется со мной любовью, а потом уедет навсегда. Я понимала, что пришло время отпустить его. Вот и все.
   — Не обижайся, Сиренити, но, судя по этому типу Бартлету и тому, что ты рассказала мне о Рэдберне, приходится заключить, что у тебя были чертовски странные романы.
   — Кстати о романах, — живо сказала Сиренити, — я все это время думала. Возможно, раньше я ошибалась. Может быть, сейчас как раз и настало наше время.
   — Нет. Тогда ты была права. — Калеб с шумом выдохнул. Потом он легонько снял ее у себя с колен и стал в ванне во весь рост. Струи воды сбегали с его гладкого, сильною тела, пока он поднимался по ступенькам. Он протянул руку за полотенцем.
   — Калеб? — Она следила за игрой света и тени на eгo блестевших от влаги боках.
   Он усмехнулся под покровом теней.
   — Час уже поздний. Сегодня мне надо немного поспать. Если припоминаешь, завтра мне предстоит проводить анализ продукции.
   — Да, я знаю, но мне бы хотелось кое-что объяснить.
   — Не надо больше ничего объяснять. Не сегодня. Я же сказал, чтобы ты доверилась мне.
   — Я знаю. — Она задумчиво смотрела, как он одевается. Его подтянутое, без грамма жира тело казалось твердым и неотразимо мужественным. Ей мучительно было даже просто смотреть на него. — Ты, наверно, хочешь этим что-то доказать?
   — Да, наверно, так.
   — Я этого и боялась. — Она неохотно вылезла из ванны и взяла пушистое полотенце.
   Никто из них не произнес больше ни слова, пока они одевались.
   Калеб на минутку остановился у входной двери, чтобы поцеловать Сиренити на прощание. Потом он вышел и зашагал прочь, освещая себе путь фонариком. Постояв немного у окна, она пошла спать. Несколько минут спустя, уже засыпая, она могла бы поклясться, что откуда-то издалека до нее донеслись звуки вальса. Монтроуз, подумала она. Он часто музицировал поздно ночью. В безбрежной тишине, обволакивавшей горы, звук разносился очень далеко. Но последней мелькнувшей у нее мыслью было то, что вальс никогда не входил в обычный репертуар Монтроуза.

Глава 7

 
   Калеб вошел в «Уиттс-Энд гросери» через минуту после того, как Сиренити открыла двери своего магазина утром следующего дня.
   — Хочу просить тебя об одолжении, — произнес он с места в карьер.
   Сиренити поразил неистовый блеск его глаз из-под приспущенных век. Это определенно решает одну маленькую проблему, сказала она себе. Все утро она думала, что скажет ему, когда его увидит. А так он опередил ее.
   — Что за одолжение?
   Он взглянул на Зоун, которая энергично стирала пыль с полок в другом конце помещения. Потом снова перевел глаза на Сиренити и понизил голос:
   — Я должен навестить семью в эти субботу и воскресенье. Завтра моему деду исполняется восемьдесят два года. Меня там ждут. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
   — Очень мило с твоей стороны пригласить меня, — медленно проговорила она, стараясь выигратъ время.
   — Ты поедешь?
   Она встретилась с ним глазами и поняла, что не сможет отказаться.
   — Где это?
   — Вентресс-Вэлли. В двух часах езды отсюда.
   — Вентресс-Вэлли? — Голос Сиренити прозвучал неожиданно громко. — Вентресс-Вэлли? — Она уперла руки в бока и изумленно воззрилась на него. — Этo что, какое-то потрясающее совпадение или же ты на самом деле член семьи, в честь которой назван целый город?
   — Город назвали в честь моего прадеда. А в чем дело? Это к чему-то имеет какое-то отношение?
   — Черт возьми!
   Его губы сжались.
   — Что тут такого уж странного? Разве у вас в Уиттс-Энде нет ни одного из Уиттов?
   — Вот именно, что нет. Наш основатель Хедкейс Уитт был из отщепенцев шестидесятых годов. Настоящий хиппи, который хотел организовать здесь коммуну. Когда у него не получилось так, как он хотел, он подался на север, на Аляску. С тех пор о нем ни слуху ни духу.
   — В этом отношении Вентресс-Вэлли не так повезло. Вентрессы остались на месте. Они владели почти всей пригодной для обработки землей в округе.
   — Владели? В прошедшем времени?
   — По большей части. — Калеб одной рукой oперся о стену и смотрел на Сиренити с мрачным нетерпением. — За последние несколько лет мы продали большое количество земли, чтобы направить деньги в другие инвестиции. Мой дед оставил себе несколько акров. Он выращивает лошадей. Есть еще вопросы?
   — Сколько акров? — настороженно спросила Сиренити.
   — Это имеет какое-то значение?
   Она вытянула трубочкой губы и подумала.
   — Ну, я не знаю. Ты что, жутко богат, Калеб? То есть, я знаю, что ты преуспеваешь в делах, но может, ты триллионер или что-то в этом роде?
   — О состоянии моих финансов можно поговорить в другой раз. Сейчас я просто хочу, чтобы ты мне ответила «да» или «нет». Ты поедешь со мной в Вентресс-Вэлли?
   Сиренити смотрела ему в лицо.
   — Я не знаю. Меня и так уже слишком долго не было в магазине.
   — Нас не будет только два дня. Зоун может присмотреть за магазином.
   — Почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
   — Потому что хочу познакомить тебя с моей семьей. Да или нет?
   Она скрестила руки на груди и стала постукивать носком одной ноги.
   — Думаешь, я понравлюсь твоим родным?
   — Мне наплевать, что они подумают. Да или нет?
   — Да. — Она подняла руки, сдаваясь. — Ладно. Да. Хорошо. Я поеду с тобой.
   Он коротко кивнул, не разжимая челюстей.
   — Тогда с этим все. Увидимся позже. В кафе «Подсолнух» ко мне выстроилась целая очередь.
   — Да-да, верно. Оценка продукции. — Сиренити нахмурилась. — Не забудь: я хочу найти место для всех, кто пожелает, чтобы его включили в каталог.
   — Я специализируюсь в налаживании и запуске деловых предприятий, а не в потакании самолюбию людей с художественными наклонностями. Никто не попадет в каталог, если изделие или продукт не будет соответствовать требованиям.
   Сиренити улыбнулась с чувством превосходства.
   — Не сомневаюсь, что все изделия и продукты будут им соответствовать. Если нет, то мы поработаем индивидуально с каждым и добьемся этого.
   Калеб бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал. Просто повернулся и вышел из магазина. Колокольчики громко зазвенели, когда дверь за ним закрылась.
   Зоун дождалась, пока колокольчики замолкнут. Тогда она положила тряпку, которой вытирала пыль, и молитвенным жестом сложила ладони рук.
   — Что тут такое было, Сиренити?
   — А Бог его знает.
   — Опасность, — прошептала Зоун. — Опасность и смятение несет он.
   — Да нет. Думаю, он просто в дурном расположении духа из-за того, что вчера ему не удалось кое с кем переспать.
   — У меня такое впечатление, что для него это очень важно, Ариадна. — Сиренити проверила ценники на нескольких баночках тахинного соуса, прежде чем поставить их на полку. — Калеб пригласил меня поехать с ним сегодня к нему домой, и я согласилась. Мы уезжаем около десяти часов.
   — Значит, он хочет познакомить тебя со своей семьей. — Ариадна Гэлпин, хозяйка кафе «Подсолнух», казалась глубоко озабоченной. — Это похоже на сугубо традиционный тип мужчины.
   — Он такой и есть.
   — У тебя не очень хорошо получается с мужчинами традиционного типа, Сиренити.
   — Калеб другой.
   Ариадна перебросила толстую седеющую косу обратно за спину и сложила руки под пышной грудью. У Ариадны все было широкое и пьшное. Если бы она жила в более обычной обстановке, то подпала бы под стереотип бабушки. Здесь же, в Уиттс-Энде, люди думали о ней как о Матери. Разница-то невелика, как она однажды сказала Сиренити.
   — Это выше моего разумения, — сказала Ариадна. — Как он может быть и тем и другим в одно и то же время?
   Сиренити поставила на полку последнюю баночку тахинного соуса и выпрямилась. Она улыбнулась Ариадне со всей теплотой и любовью, проистекающей из привязанности длиною в целую жизнь. Ариадна присутствовала при рождении Сиренити. Она и горсточка других людей, оказавшихся тогда в Уиттс-Энде, помогли вырастить Сиренити.
   Это Ариадна научила Сиренити готовить, обращаться с кассовым аппаратом и вести основные счета. И все та же Ариадна своими советами и наставлениями помогла Сиренити в постижении тайн превращения девочки в женщину.
   Именно Ариадна лучше всех понимала смутное желание Сиренити иметь настоящую семью — как подспудное стремление на собственном опыте испытать ту тесную близость, что связывает мать, отца и ребенка.
   — Когда ты с ним познакомишься, то сразу поймешь, что я имею в виду, — ответила Сиренити. Ариадна в раздумье подняла брови.
   — Это у тебя серьезно, да?
   — Надеюсь, что так. — Сиренити любила Ариадну как родную тетку, но с ней было трудно разговаривать о мужчинах. Ариадна была самым бесполым человеческим существом, какое ей доводилось когда-ли6о встречать. Похоже, Ариадна действительно преодолела проблему отношений между мужчиной и женщиной. — Как продвигается кулинарная книга?
   Ариадна вздохнула, но не пыталась продолжить разговор о Калебе.
   — Я заканчиваю раздел блюд из фасоли и макарон. Джесси уже сделала иллюстрации. Они просто изумительны. Готовую рукопись можно будет отправлять в типографию недели через две.
   — Здорово. — Сиренити открыла мешок с чечевицей, вскинула его на бедро и высыпала содержимое в открытый бочонок. — Это значит, что тираж будет готов к выходу первого выпуска каталога. Можно будет организовать рекламу.
   — Ты правда думаешь, что это дело с заказами но почте у тебя получится?
   — Не сомневаюсь. — Сиренити широко улыбнулась. — Как оно может не получиться? Ведь у нас в команде самый лучший консультант по таким делам.
   — Наверно, уже слишком поздно советовать тебе придерживаться с ним чисто деловых отношений?
   — С каких это пор в Уиттс-Энде стали понимать что такое «чисто деловые отношения»?
   — Я боялась, что ты так скажешь.
   Складывая пустой мешок, Сиренити взглянула на часы.
   — Надо переодеться в дорогу, чтобы выглядеть как Городская и Сельская Мисс.
   Двумя часами позже Сиренити, сидя на пассажирском месте в зеленом «ягуаре» Калеба, с восторгом смотрела на открывающийся ее взору вид Вентресс-Вэлли. Акры прекрасно возделанной земли, виноградники и скотоводческие фермы раскинулись по всему слегка холмистому ландшафту. На дорогах встречалось больше пикапов, чем легковых машин. На неогороженных полях урчали трактора.
   Небольшой городок Вентресс-Вэлли представлял собой скопление нескольких скобяных лавок, фуражных магазинов, церквей, кафе и баров. В витринах были выставлены хлопчатобумажные рабочие комбинезоны, клетчатые рубашки и ковбойские шляпы.
   — Здесь ты и вырос? — спросила Сиренити, когда Калеб вел машину по главной улице. — Это как будто прямо с картины Нормана Рокуэлла.
   — У Рокуэлла как-то легко получалось не показать того, что на самом деле происходит за внешним фасадом такого городка, как этот, — сказал Калеб. В его голосе угадывалась взволнованность. — Я всегда мечтал выбраться отсюда. Уехал тем же летом, как окончил школу.
   — Где же дом твоего деда?
   — В двух милях от того конца города.
   — Ты уверен, что твои родные ждут меня?
   Сознавая, что ей так и не удалось до конца понять, как подобает выглядеть в светском обществе, Сиренити тщательно отобрала взятые в поездку вещи. Она не хотела поставить Калеба в неловкое положение перед родственниками.
   На ней были на удивление неинтересные вещи из тех, что про себя она называла коллекцией одежды для Городской и Сельской Мисс. Вычислить, как надо одеваться, чтобы своим видом не вызывать поднятых бровей у обитателей внешнего мира, всегда было для нее проблемой, пока ей в голову не пришла блестящая мысль — покупать одежду полными ансамблями по каталогам. Уж в этом-то случае, уверила она себя промахнуться просто невозможно. А без спасительной соломинки в виде каталогов она сразу терялась cpеди всех этих тончайших концепций моды, в которых так до конца и не разобралась.
   Костюмы, которые она носила в Сиэтле во время переговоров с Калебом, все были из каталога, претендовавшего на заботу о женщинах, предпочитающих «классический, строгий стиль». Оттуда же был и ансамбль, надетый ею сегодня. Поэтому она могла быть в какой-то мере спокойна, что выглядит более или менее нормально.
   Для сегодняшнего путешествия в неведомые дебри Средней Америки Сиренити выбрала брюки из шерстяного габардина мягкого песочного цвета и к ним кремовую шелковую блузку. Ее изящные серьги в золотых тонах были представлены на той же странице каталога, что и брюки с блузкой, так что Сиренити знала, что и с ними все в порядке.
   — Я звонил сегодня утром и говорил с Долорес, — сказал Калеб. — Она проследит, чтобы для тебя приготовили одну из гостевых комнат.
   — Кто такая Долорес?
   — Экономка деда. Она и ее муж Гарри работают у деда больше пятнадцати лет. Гарри присматривает за конюшнями.
   Сиренити зачарованно любовалась церковью с изящным шпилем, когда двери ее распахнулись и показалась свадебная процессия. На ступени высыпали подружки невесты в пастельно-розовых платьях. Появилась смеющаяся невеста, под традиционной фатой, в пышном белом платье. Жених, казавшийся немного неуклюжим в своем парадном костюме, схватил ее за руку и потянул к разукрашенному автомобилю. Гости бросали им вслед пригоршни риса.
   — Как приятно это видеть. Ты знаешь этих людей? — Сиренити показала в сторону церкви.
   Калеб коротко взглянул на молодоженов.
   — Невеста мне незнакома, а жених смахивает на Чака Джексона. В школе он был класса на два младше меня. После школы принял от отца фуражный магазин.
   Сиренити мечтательно улыбнулась.
   — И ты был на выпускной церемонии?
   — Конечно. — Он бросил на нее удивленный взгляд. — А ты разве нет?
   — В общем, нет. Я получила домашнее образование.
   Калеб нахмурился.
   — И кто же тебя учил?
   — Да фактически все жители Уиттс-Энда. У каждого я чему-нибудь научилась, даже у Блейда. И должно быть, эта система сработала, потому что я легко сдала вступительные экзамены в колледж. — Сиренити тихонько засмеялась. — Но мне страшно хотелось, чтобы была настоящая школьная выпускная церемония. Вот Уиттс-Энд мне ее и устроил.
   — Для одной тебя?
   — Да, представь себе. Ариадна сшила мне шапочку и мантию. Монтроуз сыграл выходной марш. Пришли абсолютно все. Куинтон произнес вдохновенную речь на тему о будущем математических плоскостей и всей Вселенной, которой никто из нас не понял. Но самым потрясающим было то, что мне достались все награды. Ведь никакой конкуренции не было.
   Калеб искоса с любопытством взглянул на нее.
   — Звучит немножко странно.
   — Не смейся. Я даже выступала с прощальной речью.
   — Надо же.
   Сиренити неуверенно посмотрела на него.
   — Что-нибудь не так?
   — Нет, ничего.
   Она почувствовала, что он говорит не правду, но решила не настаивать. Ее инстинкты подсказывали ей, что, если она станет требовать объяснений, он будет просто отрицать факт существования проблемы.
   Калеб становился все молчаливее и отстраненнее с каждой милей, отделявшей их от Уиттс-Энда. Чем ближе они подъезжали к Вентресс-Вэлли, тем холоднее он становился, тем глубже уходил в себя.
   Сиренити начала уже сомневаться, не совершила ли она ошибку, согласившись сопровождать его в этой поездке.
   Две ночи назад в пылу страсти все казалось кристально ясным. Но сегодня ей пришлось признаться себе, что ее отношения с Калебом как никогда затянуты густым туманом смятения чувств.
   — Твое отношение к Вентресс-Вэлли наверняка изменилось после того, как ты провел несколько лет вдали от него, — сказала Сиренити.
   — Нет, нисколько не изменилось. Я все так же ненавижу это место.
   Краешком глаза она взглянула на его профиль, словнo высеченный из гранита. У него был такой вид, будто он готовился вступить в бой.
   — Это твой родной город. Ты здесь родился и вырос. Никогда не поверю, что ты не испытываешь время от времени ностальгической тяги к нему.
   — По мне, пусть он провалится хоть в самую мрачную часть преисподней. Я ни на секунду и не вспомню о нем.
   Сиренити была озадачена той легкостью, с которой он отправил в преисподнюю весь свой родной город.
   — И что же тебе в нем так сильно не нравится?
   — Не будем говорить об этом.
   — С тобой здесь случилось что-то ужасное?
   — Нет.
   — Тогда за что ты так ненавидишь этот город?
   — Оставь, Сиренити. — Калеб свернул с главной трассы на узкую асфальтированную дорогу. — Мне не следовало ничего говорить. Я не хочу обсуждатъ ни Вентресс-Вэлли, ни мое типично американское детство.
   Сиренити скрестила руки и откинулась на спинку сиденья.
   — Понятно. Да, поездка действительно получается забавной. Не знаю, как и благодарить тебя за приглашение. Когда, ты говоришь, можно будет уехать?
   Руки Калеба крепче охватили баранку руля.
   — Черт. Послушай, я не хотел набрасываться на тебя. Не понимаю, почему так вышло. Я никогда не выхожу из себя.
   — Ха. Расскажи это кому-нибудь другому. Я уже много раз видела, как ты не выходишь из себя. — Тут она заметила вдалеке большой красивый старинный дом и сразу же позабыла о своем споре с Калебом. — Вот это да! Это и есть твой дом?
   — Это дом моего деда. Я в нем вырос. Своим домом я его не считаю.
   — И неудивительно. Это скорее дворец. У него такой вид, будто его следует занести в реестр исторических памятников.
   Дом господствовал над ландшафтом с широкими зелеными лужайками и высокими деревьями. И верхний и нижний этажи окружали веранды. Вдалеке, за чистыми белыми заборами, паслись ухоженные лошади.
   — Ты говорил, твой дед разводит лошадей? — Сиренити зачарованно всматривалась через ветровое стекло.
   — Арабской породы.
   — Вот вам и традиции. — Она засмеялась. — Ты умеешь ездить верхом?
   — Да.
   — Я бы позеленела от зависти, если бы знала тебя, когда мне было двенадцать лет. Мне тогда страстно хотелось иметь пони.
   — Я так понимаю, что с пони ничего не вышло?
   — Не вышло. Вместо пони Джулиус подарил мне замечательную собаку. — Сиренити улыбнулась. — Смотри-ка, какой сарай.
   — Конюшня.
   — Конюшня, — поправилась Сиренити. — Там, наверно, сено и все остальное.
   — Когда имеешь дело с лошадьми, то обычно где-то поблизости держишь и сено.
   — Ух ты! Вот вам классический сельский стиль жизни. Просто невероятно. Кусок подлинно американского быта. Обещай, что организуешь мне подробнейшую экскурсию до того, как мы уедем отсюда.
   — У меня почему-то такое ощущение, будто все это превращается в комедию положений под названием «Путешествие Сиренити в Среднюю Америку».
   — Не смейся. Путешествия очень расширяют кругозор.
   Калеб как-то странно взглянул на нее, поворачивая «ягуар» на обсаженную деревьями подъездную дорогу.
   — Мы здесь на востоке штата Вашингтон, а не на территории Внешней Монголии.
   — Для меня и то и другое — неведомые страны, — просто сказала Сиренити.
   Дверь дома Вентрессов открылась, едва Калеб остановил «ягуар» на круговой дорожке. Появилась женщина в цветастом платье, поверх которого был надет фартук. Ее волосы представляли собой массу мелких седеющих кудряшек. Обута она была в туфли того порочного типа, какой предпочитают носить люди, проводящие много времени на ногах.
   — Это Долорес. — Калеб открыл свою дверцу и вышел. Обходя машину, чтобы подойти к дверце с пассажирской стороны, он приветственно поднял руку.
   — Наконец-то вы приехали, молодой человек, — весело воскликнула Долорес. — Ваш дедушка начал уже беспокоиться.
   — Вряд ли. — Калеб открыл дверцу Сиренити. — Скорее, он уже начал сердиться.
   — Не без этого. — Долорес тепло улыбнулась Сиренити. — А это, должно быть, мисс Мейкпис.
   — Верно. Сиренити, это Долорес.
   — Здравствуйте. — Сиренити быстро выскользнула из «ягуара». — Какой красивый дом.
   — Спасибо. Бог свидетель, каких трудов мне стоит содержать его в таком виде. Хотя благодарности за это я не слышу никакой. Входите же, мисс Мейкпис. Я покажу вам вашу комнату, так что вы сможет освежиться, перед тем как встретиться с остальными.
   Калеб вынул из багажника оба чемодана, свой и Сиренити.
   — Все уже здесь?
   — Да, конечно. С час назад приехали. Мы ждали только вас и мисс Мейкиис. — Долорес улыбнулась Калебу. — Вы же знаете, что ваш дедушка ни за что не разрешил бы начинать, пока вы не приедете.
   — Тебе повезло, что у тебя такая дружная семья, — шепнула Калебу Сиренити, когда они поднимались по ступеням.
   — Да. Мы, Вентрессы, такие, — согласился Калеб. — Просто одна большая счастливая семья.
   Четверть часа спустя, чувствуя себя сравнительно освежившейся и уверенной в наряде из своей спецколлекции, Сиренити но длинному коридору направлялась к большой комнате в передней части дома. В руках она держала небольшой подарок, который привезла для Роланда Вентресса.
   Пройдя значительное, как ей показалось, расстояние, она повернула за угол и оказалась перед группой людей, в которой все очевидно были Вентрессами. Будучи собранными вместе, они легко обнаруживали фамильное сходство. Это была компания высоких темноволосых людей с уверенной осанкой и спокойными манерами, естественными для членов благородного, старинного клана. Она сделала глубокий вдох и попыталась вспомнить те приемы, которыми пользовалась, когда ей надо было присутствовать на вечеринках преподавателей в Буллингтонском колледже.
   — Здравствуйте, — сказала она всем присутствующим.
   Все тут же замолчали и повернулись к ней. Калеб стоял у окна, тихо разговаривая с совершенно седым человеком, который мог быть только его дедом и никем другим. Он сразу повернул голову на звук ее голоса. Его глаза впились в нее через всю комнату.
   — Сэр, это Сиренити Мейкпис. Сиренити, мой дед, Роланд Вентресс.
   — Здравствуйте, мистер Вентресс. — Сиренити улыбнулась, с интересом рассматривая старика.
   Калеб сказал ей, что деду исполняется восемьдесят два года, но ощущавшиеся в нем бодрость и энергия сделали бы честь человеку намного моложе его. Он был почти такого же роста, как Калеб. В плечах у него не было и намека на сутулость, хотя он всю жизнь работал на ранчо. Его глаза — карие, а не серые, как у Калеба, — смотрели остро и внимательно.
   — Мисс Мейкпис. — Роланд по-старомодному наклонил голову. У него в голосе слегка ощущалась медлительность западного выговора. — Рад, что вы смогли приехать. Позвольте мне представить вас членам нашей семьи. — Он кивнул в сторону женщины средних лет в трикотажном темно-синем костюме и синих с белым туфлях-лодочках. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не излишне суровое выражение лица.
   — Это моя племянница, Филлис Таррант.
   — Здравствуйте, мисс Мейкпис, — с холодной вежливостью сказала Филлис. Она рассматривала Сиренити с неопределенно-неодобрительным выражением на лице.
   Роланд указал на плотного мужчину, стоявшего рядом с Филлис.
   — Ее муж Говард. Он занимается недвижимостью.