Линда ощутила полузабытое томление в груди. Как странно, что один лишь Мэтт – дерзкий, насмешливый, безответственный – вызывал в ней такое ускорение пульса, такой сердечный трепет! Если бы Джим, милый, добрый, честный Джим хотя бы раз пробудил в ней такую же реакцию, тогда, возможно, их брак и мог бы стать более счастливым.
Впрочем, даже мысль об этом показалась Линде предательской, и она быстро проговорила:
– Мама, чайник закипел.
Мать заваривала чай, безостановочно продолжая рассуждать о Мэтте Дейтоне и его неуместном появлении в городе. Она твердо верила в правоту всех своих высказываний, и ей явно никогда не приходило в голову, что Линду могла раздражать ее страсть к долгим речам.
Линда вздохнула. Мать всегда твердо верила, что все ее усилия неизменно направлены «на благо Линди Бет», поэтому нет никакой возможности уговорить ее сменить тему. Нора Оуэн будет упрямо давить и давить, пока Линда с ней не согласится. Обычно она и не сопротивлялась, зная по опыту, что все равно это бесполезно.
Нора налила две чашки чая, вовсе не озадаченная молчанием дочери.
– Если этот жуткий тип пробудет дома несколько недель, тебе нужно с самого начала дать ему понять, что ты не желаешь иметь с ним ничего общего. Ты ведь знаешь его повадки, Линди Бет. Такому протяни палец, так он откусит всю руку. Вспомни, что случилось в то лето перед твоей учебой в колледже. Конечно, тебе было только восемнадцать лет, ты была слишком юна, чтобы знать, чего он от тебя добивается...
– Он добивался, чтобы я переспала с ним, – тихо ответила Линда. – Но не беспокойся, мама. Я думаю, что, прожив семь лет в Нью-Йорке, Мэтью Дейтон найдет себе летом более интересное занятие, чем соблазнять соседку-вдову. Ты ведь знаешь, что не все мужчины на свете мечтают проложить дорожку к моей постели.
Нора поморщилась. Несмотря на ее любовь к прямоте, существовало несколько тем, – и секс стоял в этом списке на первом месте, – которых она предпочитала касаться лишь намеками.
Линда почти угадала мысли матери. Нора, вероятно, спрашивала себя, почему «малышка Линди Бет» в последнее время стала говорить с такой шокирующей откровенностью, и мысленно винила за это, конечно же, падение нравов на телевидении и в кино. По мнению Норы, телепрограммы потеряли былую привлекательность после того, как убрали передачи «Я люблю Люси» и «Предоставьте это бобру».
Нора протерла чайник и стол, расставила все на свои места в буфете и уж потом села за стол с чашкой чая.
– Линди Бет, я предупреждаю тебя, будь осторожней с этим человеком. Это настоящий хулиган и насильник, а с такими простой осторожностью не обойдешься. Вспомни, он не только испортил жизнь Сюзанны Маккензи, но и подбирался к тебе. Нечего и говорить, что он непременно попытается проделать это снова. Ведь ты, в конце концов, одинокая женщина, верно?
Одинокая! Это слово пронеслось в сознании Линды с легким привкусом истерики. Боже мой, если бы только она и впрямь была одинокой – по-настоящему – хотя бы на один день! Или даже на полдня.
Она подавила в себе приступ смеха и ответила с обычной кротостью:
– Мэтт никакой не насильник, мама. Ты ведь знаешь, что его не арестовали и не судили. Более того, многие в Карсоне знают, что он не имеет никакого отношения к Сюзанне Маккензи. Он всегда отрицал, что был с ней в ту ночь, да и вообще никогда бы не стал принуждать ее спать с ним против ее воли.
Нора Оуэн встретила это возражение презрительным фырканьем.
– Откуда ты знаешь? Этот парень замышлял всякие гадости с тех пор, как его вышвырнули из школы. Линди Бет, не позволяй своему доброму сердцу одержать верх над здравым смыслом.
– Со мной такого не бывает, – ответила Линда с неожиданной горечью. – Каким-то образом я всегда ухитряюсь остаться в стороне. Всегда у меня все в порядке, и все в городе только и говорят мне при встрече, какая я замечательная.
Мать пристально взглянула на нее, но в это время зазвонил дверной колокольчик, и Линда вскочила на ноги. – Я открою.
Она отодвинула защелку и так и осталась стоять на месте, а ее пальцы словно примерзли к дверной ручке.
В дверях стоял Мэтт Дейтон собственной персоной – одна рука на поясе, другая небрежно засунута в карман. Высокая мускулистая фигура загораживала яркое солнце, бросая тень на кухонный пол. Выцветшие джинсы и футболка из хлопка не портили общего приятного впечатления. Линда окинула взглядом густые светлые волосы и темно-синие глаза, которые, как обычно, смеялись на загорелом мужественном лице. Годы беспутной, по слухам, жизни ничуть не лишили его той прежней роковой красоты. Более того, его облик приобрел опасный своей привлекательностью отпечаток зрелости и умудренности в том, что раньше казалось лишь юной необузданной чувственностью.
У Линды невольно перехватило дыхание. К счастью, Мэтт не глядел на нее. Его наглая ухмылка сделалась шире, и он поднес руку ко лбу в насмешливом приветствии, увидев ее мать.
– Здравствуйте, миссис Оуэн. Как поживаете? Выглядите вы неплохо.
Нора обрела присутствие духа с быстротой, приличествующей опоре церковной общины и не последней в городе персоне.
– Живу я хорошо, благодарю тебя, Мэтт. А вот тебя уж точно тут не ожидала увидеть. Мы и не думали, что ты появишься в Карсоне так скоро.
– Я решил, что не грех навестить родительский дом. – Он бросил быстрый взгляд на Линду. – У меня тут остались кое-какие незаконченные дела. Кажется, пора их завершить.
Мэтт прислонился к дверному косяку, казалось, вовсе не замечая, что его не приглашают войти в дом.
– Тренер Маккензи по-прежнему преподает в школе, – зачем-то сообщила Нора. – Сюзанна уехала из города, но я слышала, что ее ребенка кто-то взял себе.
– Я уехал из города вовсе не из-за Маккензи, – ответил Мэтт. – И вернулся не из-за них. – Он отвернулся, не дожидаясь ответа Норы, и Линда увидела, что возле губ у него залегла жесткая складка. – Линди Бет, меня прислали к тебе гонцом. Мать приглашает тебя с близнецами завтра вечером на ужин. Дженнифер пришлось сегодня вернуться в Денвер, иначе бы она зашла к тебе, а завтра утром она снова прилетит в Гранд-Джанкшен.
– Я весьма признательна Салли, – торопливо ответила Линда, слишком остро ощущая за спиной присутствие матери. – Но не знаю...
– Мама просила напомнить, что твои родители пойдут играть в боулинг и что тебе нечего ужинать в одиночестве. Да и потом Дженнифер не захочет слышать никаких отказов. – Он иронично улыбнулся. – Вот почему так трудно жить в маленьком городке, Линда. Всем известно, кто и как проводит вечера. И поэтому всякие вежливые отказы тут не проходят. Если ты не хочешь идти к нам, так прямо и скажи.
По волнам гнева, ударявшим ей в спину, Линда могла определить, что мать готова разрушить хрупкую дамбу благопристойности. Она поспешила сказать, удивляясь сама своему ответу:
– Я с удовольствием приведу близнецов к ужину и повидаюсь с Джен. Если только это не обременит твою маму. Пожалуйста, поблагодари ее и скажи, что мне не терпится выслушать все ваши семейные новости. Может быть, мне принести что-нибудь на десерт?
От улыбки Мэтта по рукам Линды пробежал странный холодок.
– Что ж, захвати, – кивнул он. – Я почти поверил, что тебе и в самом деле хочется прийти к нам на ужин.
Линда вздохнула и заставила себя посмотреть ему в глаза. Это оказалось трудней, чем она думала.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, Мэтт. Ты ведь знаешь, что мне всегда приятно бывать в вашей семье.
На какой-то момент его темно-синие глаза в упор уставились на нее, затем он слегка пожал плечами.
– Ты никогда не думала над тем, как приятно говорить правду? – поинтересовался он. – Не другим, а самой себе. Знаешь, когда говоришь одну лишь правду, так легко становится на душе.
Линда вспыхнула от негодования, в пылу момента забыв о присутствии матери.
– Я всегда говорю правду, Мэтью Дейтон. Всегда.
Он обвел ее возмутительно сочувствующим взглядом.
– Бедная Линди Бет, – пробормотал он. – По-моему, ты и впрямь веришь тому, что говоришь. Может, и всегда верила. До свидания, миссис Оуэн.
Небрежно махнув рукой ее матери, он повернулся и зашагал по аккуратно выметенной садовой дорожке.
– Ну и ну! – воскликнула Нора Оуэн, вкладывая в это короткое восклицание всю силу подавлявшихся доселе эмоций. – Ну, Линди Бет, что я тебе говорила? От этого человека одни лишь неприятности.
2
Впрочем, даже мысль об этом показалась Линде предательской, и она быстро проговорила:
– Мама, чайник закипел.
Мать заваривала чай, безостановочно продолжая рассуждать о Мэтте Дейтоне и его неуместном появлении в городе. Она твердо верила в правоту всех своих высказываний, и ей явно никогда не приходило в голову, что Линду могла раздражать ее страсть к долгим речам.
Линда вздохнула. Мать всегда твердо верила, что все ее усилия неизменно направлены «на благо Линди Бет», поэтому нет никакой возможности уговорить ее сменить тему. Нора Оуэн будет упрямо давить и давить, пока Линда с ней не согласится. Обычно она и не сопротивлялась, зная по опыту, что все равно это бесполезно.
Нора налила две чашки чая, вовсе не озадаченная молчанием дочери.
– Если этот жуткий тип пробудет дома несколько недель, тебе нужно с самого начала дать ему понять, что ты не желаешь иметь с ним ничего общего. Ты ведь знаешь его повадки, Линди Бет. Такому протяни палец, так он откусит всю руку. Вспомни, что случилось в то лето перед твоей учебой в колледже. Конечно, тебе было только восемнадцать лет, ты была слишком юна, чтобы знать, чего он от тебя добивается...
– Он добивался, чтобы я переспала с ним, – тихо ответила Линда. – Но не беспокойся, мама. Я думаю, что, прожив семь лет в Нью-Йорке, Мэтью Дейтон найдет себе летом более интересное занятие, чем соблазнять соседку-вдову. Ты ведь знаешь, что не все мужчины на свете мечтают проложить дорожку к моей постели.
Нора поморщилась. Несмотря на ее любовь к прямоте, существовало несколько тем, – и секс стоял в этом списке на первом месте, – которых она предпочитала касаться лишь намеками.
Линда почти угадала мысли матери. Нора, вероятно, спрашивала себя, почему «малышка Линди Бет» в последнее время стала говорить с такой шокирующей откровенностью, и мысленно винила за это, конечно же, падение нравов на телевидении и в кино. По мнению Норы, телепрограммы потеряли былую привлекательность после того, как убрали передачи «Я люблю Люси» и «Предоставьте это бобру».
Нора протерла чайник и стол, расставила все на свои места в буфете и уж потом села за стол с чашкой чая.
– Линди Бет, я предупреждаю тебя, будь осторожней с этим человеком. Это настоящий хулиган и насильник, а с такими простой осторожностью не обойдешься. Вспомни, он не только испортил жизнь Сюзанны Маккензи, но и подбирался к тебе. Нечего и говорить, что он непременно попытается проделать это снова. Ведь ты, в конце концов, одинокая женщина, верно?
Одинокая! Это слово пронеслось в сознании Линды с легким привкусом истерики. Боже мой, если бы только она и впрямь была одинокой – по-настоящему – хотя бы на один день! Или даже на полдня.
Она подавила в себе приступ смеха и ответила с обычной кротостью:
– Мэтт никакой не насильник, мама. Ты ведь знаешь, что его не арестовали и не судили. Более того, многие в Карсоне знают, что он не имеет никакого отношения к Сюзанне Маккензи. Он всегда отрицал, что был с ней в ту ночь, да и вообще никогда бы не стал принуждать ее спать с ним против ее воли.
Нора Оуэн встретила это возражение презрительным фырканьем.
– Откуда ты знаешь? Этот парень замышлял всякие гадости с тех пор, как его вышвырнули из школы. Линди Бет, не позволяй своему доброму сердцу одержать верх над здравым смыслом.
– Со мной такого не бывает, – ответила Линда с неожиданной горечью. – Каким-то образом я всегда ухитряюсь остаться в стороне. Всегда у меня все в порядке, и все в городе только и говорят мне при встрече, какая я замечательная.
Мать пристально взглянула на нее, но в это время зазвонил дверной колокольчик, и Линда вскочила на ноги. – Я открою.
Она отодвинула защелку и так и осталась стоять на месте, а ее пальцы словно примерзли к дверной ручке.
В дверях стоял Мэтт Дейтон собственной персоной – одна рука на поясе, другая небрежно засунута в карман. Высокая мускулистая фигура загораживала яркое солнце, бросая тень на кухонный пол. Выцветшие джинсы и футболка из хлопка не портили общего приятного впечатления. Линда окинула взглядом густые светлые волосы и темно-синие глаза, которые, как обычно, смеялись на загорелом мужественном лице. Годы беспутной, по слухам, жизни ничуть не лишили его той прежней роковой красоты. Более того, его облик приобрел опасный своей привлекательностью отпечаток зрелости и умудренности в том, что раньше казалось лишь юной необузданной чувственностью.
У Линды невольно перехватило дыхание. К счастью, Мэтт не глядел на нее. Его наглая ухмылка сделалась шире, и он поднес руку ко лбу в насмешливом приветствии, увидев ее мать.
– Здравствуйте, миссис Оуэн. Как поживаете? Выглядите вы неплохо.
Нора обрела присутствие духа с быстротой, приличествующей опоре церковной общины и не последней в городе персоне.
– Живу я хорошо, благодарю тебя, Мэтт. А вот тебя уж точно тут не ожидала увидеть. Мы и не думали, что ты появишься в Карсоне так скоро.
– Я решил, что не грех навестить родительский дом. – Он бросил быстрый взгляд на Линду. – У меня тут остались кое-какие незаконченные дела. Кажется, пора их завершить.
Мэтт прислонился к дверному косяку, казалось, вовсе не замечая, что его не приглашают войти в дом.
– Тренер Маккензи по-прежнему преподает в школе, – зачем-то сообщила Нора. – Сюзанна уехала из города, но я слышала, что ее ребенка кто-то взял себе.
– Я уехал из города вовсе не из-за Маккензи, – ответил Мэтт. – И вернулся не из-за них. – Он отвернулся, не дожидаясь ответа Норы, и Линда увидела, что возле губ у него залегла жесткая складка. – Линди Бет, меня прислали к тебе гонцом. Мать приглашает тебя с близнецами завтра вечером на ужин. Дженнифер пришлось сегодня вернуться в Денвер, иначе бы она зашла к тебе, а завтра утром она снова прилетит в Гранд-Джанкшен.
– Я весьма признательна Салли, – торопливо ответила Линда, слишком остро ощущая за спиной присутствие матери. – Но не знаю...
– Мама просила напомнить, что твои родители пойдут играть в боулинг и что тебе нечего ужинать в одиночестве. Да и потом Дженнифер не захочет слышать никаких отказов. – Он иронично улыбнулся. – Вот почему так трудно жить в маленьком городке, Линда. Всем известно, кто и как проводит вечера. И поэтому всякие вежливые отказы тут не проходят. Если ты не хочешь идти к нам, так прямо и скажи.
По волнам гнева, ударявшим ей в спину, Линда могла определить, что мать готова разрушить хрупкую дамбу благопристойности. Она поспешила сказать, удивляясь сама своему ответу:
– Я с удовольствием приведу близнецов к ужину и повидаюсь с Джен. Если только это не обременит твою маму. Пожалуйста, поблагодари ее и скажи, что мне не терпится выслушать все ваши семейные новости. Может быть, мне принести что-нибудь на десерт?
От улыбки Мэтта по рукам Линды пробежал странный холодок.
– Что ж, захвати, – кивнул он. – Я почти поверил, что тебе и в самом деле хочется прийти к нам на ужин.
Линда вздохнула и заставила себя посмотреть ему в глаза. Это оказалось трудней, чем она думала.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, Мэтт. Ты ведь знаешь, что мне всегда приятно бывать в вашей семье.
На какой-то момент его темно-синие глаза в упор уставились на нее, затем он слегка пожал плечами.
– Ты никогда не думала над тем, как приятно говорить правду? – поинтересовался он. – Не другим, а самой себе. Знаешь, когда говоришь одну лишь правду, так легко становится на душе.
Линда вспыхнула от негодования, в пылу момента забыв о присутствии матери.
– Я всегда говорю правду, Мэтью Дейтон. Всегда.
Он обвел ее возмутительно сочувствующим взглядом.
– Бедная Линди Бет, – пробормотал он. – По-моему, ты и впрямь веришь тому, что говоришь. Может, и всегда верила. До свидания, миссис Оуэн.
Небрежно махнув рукой ее матери, он повернулся и зашагал по аккуратно выметенной садовой дорожке.
– Ну и ну! – воскликнула Нора Оуэн, вкладывая в это короткое восклицание всю силу подавлявшихся доселе эмоций. – Ну, Линди Бет, что я тебе говорила? От этого человека одни лишь неприятности.
2
Мэтт присоединился к остальным членам своей семьи, уютно сидевшим за столом на заднем дворе среди цветов, когда Линда с близнецами уже уходила домой.
– Ну что, как дела с твоей новой работой? – с нетерпением спросил Фрэнк сына.
Мэтт покачал головой.
– Они все еще никак не могут окончательно решить, па. Теперь мне придется звонить им в понедельник.
– Я буду за тебя болеть, – улыбнулась брату Дженнифер.
– Спасибо, но большой беды не будет, если я и не получу ее, – небрежно пожал плечами Мэтью.
– А что за работу ты надеешься получить, Мэтт? – вежливо поинтересовалась Линда. Для нее было большим облегчением, что почти весь вечер прошел без него, и теперь она могла разговаривать с ним вполне по-дружески.
– Связанную со строительством, – ответил он после краткой паузы и присел на корточки, оказавшись на одном уровне с близнецами. – Мы еще не знакомы. Меня зовут Мэтт Дейтон, я знал вашу маму, когда она была еще маленькой девочкой. А как зовут вас?
Кейт задумчиво посмотрела на него.
– Вот он Дрю, – сказала она наконец. – А я Кейт.
Девочка сунула под самый нос Мэтта три пальца.
– Нам обоим вот столько лет, потому что мы близнецы.
– Три года – замечательный возраст, – сказал Мэтт. – А ты знаешь, когда тебе и брату исполнится четыре?
– В день нашего рождения.
Она отбросила волосы с глаз и насмешливо посмотрела на большого дядю, который задал ей такой глупый вопрос.
Дженнифер тихо засмеялась.
– Что-то сегодня на женщин не действует твое роковое обаяние, Мэтт. Неужели ты стареешь?
Он усмехнулся.
– Еще поглядим. Пожалуй, мне придется поехать в город и утешить свою уязвленную гордость с какой-нибудь красоткой.
Салли Дейтон окликнула сына из гамака.
– Сначала проводи до дома Линду, Мэтт, будь так любезен. Дрю почти засыпает на ходу, да и у Кейт тоже слипаются глаза.
Линда тут же запротестовала:
– Ах, не нужно, Салли! Я сама справлюсь. К чему утруждать Мэтта...
– Мне это не составит никакого труда, – перебил он ее, подхватывая на руки Дрю. – И вообще мне хотелось поговорить с тобой о некоторых вещах, Линда, и случай как нельзя более подходящий.
В ограде, разделявшей участки Дейтонов и Оуэнов, когда-то была удобная лазейка, в которую мог протиснуться ребенок. А теперь визитерам приходилось идти от одной парадной двери до другой, что с двумя полусонными детьми казалось целым путешествием.
Линда поняла, что нелепо протестовать слишком энергично против помощи Мэтта. Да и вообще у нее нет каких-либо причин ощущать неудобство от его присутствия. В то давнишнее лето она вела себя неразумно, но ведь тогда ей едва исполнилось восемнадцать лет и она была слишком напугана, чтобы оказать Мэтту ту поддержку, которой он заслуживал. Оглядываясь назад, она поняла, что его холодный гнев и презрение во время их последней встречи были вполне оправданны. Однако все старые раны должны уже давным-давно затянуться. И напряжение, возникшее между ними, не иначе как плод ее воспаленного воображения.
Линда взяла на руки сонную, но все еще брыкающуюся Кейт и повернулась к Дейтонам, чтобы поблагодарить их за этот вечер.
– Увидимся завтра утром, – пообещала Дженнифер. – Только не слишком рано. Я собираюсь отоспаться и посвящу этому большую часть каникул.
Хор веселых слов прощания летел по заднему двору вслед за Линдой и Мэттом. Линда думала о том, что ее мать сейчас уже стояла бы у раковины по локоть в мыльной пене, а вот Салли Дейтон не видела особых добродетелей в мытье посуды и подала ужин на одноразовых тарелках. Ту немногочисленную посуду, которую нельзя было сразу же выбросить, отнесли на кухню и оставили мокнуть в раковине, пока у кого-нибудь не появится достаточно энергии, чтобы помыть ее.
Линда улыбнулась при мысли, в какой ужас пришла бы ее мать от такого безобразного ведения хозяйства.
Мэтт тихо произнес над головкой спящего Дрю:
– Я готов поменяться с тобой мыслями. Похоже, твои очень забавные.
Линда засмеялась.
– Не очень. Я подумала про мытье посуды.
– Несколько лет назад я бы попросил тебя объяснить, что же смешного в грязных тарелках, но теперь я стал слишком умным, чтобы задавать подобные вопросы. Дожив до зрелого возраста, до двадцати восьми лет, я наконец-то понял, что существуют какие-то высшие области мышления, которые мужчины никогда не смогут понять, в отличие от женщин.
Он даже не пытался скрыть едкую иронию.
– Я чувствую отзвук мужского шовинизма в этом замечании, – возмутилась Линда.
Мэтт усмехнулся.
– И это только потому, что я предположил, что женщины мыслят по иным меркам, чем мужчины?
Его улыбка не потеряла своей прежней власти над ней, и руки Линды непроизвольно сжались крепче вокруг тельца дочери.
– Мы идем домой? – спросила она, очнувшись от полусна.
– Да, домой, – ответила Линда, выходя из дейтоновского двора на улицу. – Тебе уже давно пора спать, Кети.
– Нет, – запротестовала девочка, – не пора.
Когда появлялась возможность сказать «нет», устоять малышка просто не могла.
Дрю приоткрыл глаза, проснувшись ровно настолько, чтобы возмущенно произнести:
– Не пора. Я не устал. Я играю. – И его голова тут же снова привалилась к плечу Мэтта.
Мэтт опустил взгляд на сонного ребенка, явно забавляясь происходящим.
– Вижу, что мужчина немногословный, но с твердыми убеждениями.
– Очень твердыми, – согласилась с сокрушенным вздохом Линда. – Кейт и Дрю абсолютно не волнует то, что говорится в книгах по уходу за маленькими детьми: когда малышам исполняется три года, они вырастают из своих капризов. А эта парочка, как мне кажется, будет и до окончания школы вести себя будто несносные двухлетки.
– Лучше научи их поскорее читать. Твои дети не могут рассчитывать на приличное воспитание, если ты не будешь читать с ними одни книги. Только постарайся, чтобы они не стали слишком рано совать нос в раздел «Подростковый возраст», – насмешливо посоветовал Мэтт.
– Это мысль, – засмеялась она. Потом прижала Кейт к бедру, чтобы освободить руку и отбросить с лица светлую прядь волос. – Ты сказал, что хочешь спросить меня о чем-то.
– Я? Ах, верно! Об Урчалках.
Она с пораженным видом вскинула голову.
– Об Урчалках? Кто тебе сказал об этом?
– Мать. Она прислала мне в прошлом месяце пару твоих рисунков. По ее словам, ты сделала целую серию и все работы очень удались.
Линда вспыхнула.
– Она слишком добра ко мне, чтобы ' судить мои работы объективно.
– Да, верно. Вот почему мне и хочется посмотреть самому всю серию, если ты позволишь.
Линда криво усмехнулась.
– И ты будешь настаивать, что мои рисунки замечательные, соглашаясь с мнением своей матери, даже если они тебе не понравятся?
Он пожал плечами.
– Если тебе и в самом деле важна твоя работа, ты не захочешь слушать вежливую ложь. Моя мать смотрит на твои рисунки глазами, полными любви, и мы оба знаем, что это не может не влиять на ее суждения. Она утверждает, что тебе пришла в голову по-настоящему оригинальная мысль о семействе придуманных животных, которых ты назвала Урчалками, и что ты сделала превосходные эскизы для серии мягких игрушек. Обычно я полностью доверяю ее мнению. Но она считает тебя почти членом семьи и не может судить беспристрастно, так что мне придется посмотреть самому долгим и критическим взором. Линда заставила себя говорить равнодушным тоном, хотя ей всегда нелегко давалось обсуждение собственных работ:
– Не знаю, насколько оригинальна моя придумка, но я вполне уверена, что рисунки обладают коммерческой ценностью.
– А достаточно ли у тебя профессионализма, чтобы так говорить?
– Думаю, что да. В колледже я прослушала неплохой курс по коммерческой стоимости произведений искусства, так что немного разбираюсь что к чему. И не надо быть великим коммерсантом, чтобы понять, как легко можно воплотить мои идеи в производство.
– Так я смогу увидеть рисунки, Линда? – настойчиво спросил Мэтт.
Она прислонилась к двери родительского дома, радуясь, что руки заняты дочкой, и испытывая странную беззащитность при мысли, что Мэтт будет разглядывать ее Урчалок. Пусть даже он не слишком преуспел в Нью-Йорке в качестве профессионального художника, все равно он необычайно талантлив. И он сразу поймет, если ее рисунки хоть чего-то стоят.
Не глядя на него, она ответила:
– Я не показывала Урчалок никому, кроме твоей матери. Почему ты хочешь на них посмотреть, Мэтт?
Он ответил после недолгих колебаний:
– Потому что один из моих приятелей случайно оказался президентом компании по изготовлению игрушек «Плейбрит». Я ничего не обещаю, но если образцы и впрямь так хороши, как утверждает мать, его компания, возможно, и заинтересуется ими. Тогда производство твоих Урчалок будет поставлено на коммерческую основу.
Линда резко выпрямилась, отчего Кейт что-то сонно забормотала. Уже несколько месяцев в душе она мечтала добиться коммерческого успеха своими Урчалками. Но теперь, когда Мэтт даст ей возможность проверить ее фантазию при ярком свете дня, она засомневалась, хочется ли ей и в самом деле рисковать и разрушать свои мечты. Она молча призналась себе, что страдает от прогрессирующей творческой анемии.
– Эскизы еще не закончены, – поспешно заявила она. – Над ними нужно еще много работать, прежде чем они будут готовы предстать на коммерческую апробацию.
– Я вполне понимаю, что ряд эскизов еще не завершен. Не беспокойся, Линда, я и не жду совершенства.
Ей следовало бы знать, что Мэтт не из тех, кто верит вежливым отговоркам. Он никогда не считался приверженцем светских условностей, тем более если речь шла об искусстве. Даже подростком он был страстно одержим живописью, за что его и невзлюбил тренер Маккензи. Тот предложил Мэтту место полузащитника в футбольной команде школы, когда парень учился в выпускном классе, а тот отказался от столь лестного предложения, небрежно заявив, что часы, отведенные на тренировки, совпадают с его уроками живописи в Гранд-Джанкшене и что искусство ему дороже.
Линда осмелилась наконец задать вопрос, который весь вечер вертелся у нее на языке:
– Как у тебя дела, Мэтт? Надеюсь, ты продолжаешь писать?
– Вроде того. – Тон его ответа пресекал ее дальнейшие вопросы. Он покосился на нее. – И не увиливай, Линди Бет. Сейчас речь идет о тебе, а не обо мне. Когда я смогу посмотреть эскизы к Урчалкам?
– Мне непонятна твоя настойчивость, Мэтт. Откуда тебе знать, годятся ли мои эскизы? Ведь у тебя нет опыта в дизайне игрушек?
Мэтью немного помедлил.
– Непосредственного опыта нет, это верно, – ответил он наконец. – Я не дам тебе стопроцентной гарантии, что твоя работа обладает коммерческим потенциалом, однако я часто видел, как принимает подобные решения мой друг, и прекрасно знаю его требования. И если твои эскизы покажутся мне подходящими, я перешлю их ему по почте, а уж он даст им оценку эксперта.
Линда сделала вид, что поглощена застегиванием пуговицы на кофточке дочери.
– Может, тебе покажется глупым весь мой замысел Урчалок.
– Не исключено, – согласился он. – Но разве тебе не будет приятно, когда ты поймешь, что не просто отдавала свое свободное время приятному занятию, но и создала забавную игрушку для тысяч детишек?
– Я и сама не знаю, – призналась она, удивившись собственной откровенности. – Порой легче жить с надеждой в душе, чем понимать, что у тебя ничего не вышло.
– Мне это знакомо, – пробормотал Мэтт.
Он произнес эти слова с глубоким убеждением, и Линда вспомнила, что, по стандартам большинства ее знакомых, Мэтт закоренелый неудачник. В двадцать восемь лет у него нет ни ученой степени, ни приличной работы, ни жены, ни детей и скорее всего денег тоже.
И все-таки, стоя перед ним, Линда ощущала, что он излучает волны такой уверенности в себе, какая обретается людьми лишь при подлинном успехе. Что бы он ни сделал к данному моменту своей жизни, вид у него вполне довольный.
Неожиданно в его глазах появилось сочувствие, когда он взглянул на нее. Потом он легко погладил ее по щеке.
– Что ж, подумай пару дней, а после этого скажешь, можно или нет мне посмотреть твои эскизы. Хорошо? Я останусь в городе еще недели на две.
Не успела Линда ответить, как дверь распахнулась так резко, что она едва не потеряла равновесие.
На пороге появились Рон и Нора Оуэны. Нора учащенно дышала, словно только что пробежала немалую дистанцию.
Линда не упала только потому, что схватилась за дверной косяк.
– Мама! Папа! Я и не ожидала, что вы вернетесь так рано.
– Я и вижу, что ты не ожидала этого. – Голос Норы звучал еще более грозно, чем обычно в присутствии Мэтью.
Рон прокашлялся.
– Добрый вечер, Мэтт, – кивнул он. – Давай мне Дрю. – Он взял спящего ребенка на руки. – Детям уже давно пора быть в постели.
Рон с неуклюжей лаской похлопал внука по спине, когда тот зашевелился. А Нора Оуэн тем временем брала на руки внучку, с упреком выговаривая дочери:
– Уже почти девять часов, Линда, они уже час назад должны были лечь спать. Детям их возраста необходим твердый режим. Ты все время до самого окончания школы ложилась спать очень рано, и я ни разу не слышала от тебя малейшего протеста.
– Сейчас лето, – стала оправдываться Линда. – А им было так весело у Дей-тонов. Они вполне могут отоспаться завтра.
– Ты заходишь в дом? – спросила Нора, подчеркнуто не приглашая Мэтта, небрежно оперевшегося спиной о столбик крыльца.
Мэтт выпрямился и положил руку на плечо Линды.
– Нет, благодарю, – ответил он с нахальной улыбкой. – Нам еще рано ложиться спать.
Нора Оуэн посмотрела на его пальцы, по-хозяйски обхватившие плечо дочери; казалось, она балансирует на грани апоплексического удара.
– Боже мой, Мэтт, крыльцо освещено! – ахнула она. – Вас увидит весь город!
– Неужели?
Мэтта, казалось, вовсе не смутили слова Норы. Он оглянулся через плечо, как будто искал наблюдающих за ними зрителей, и еще тесней прижал Линду к себе. Потом посмотрел на нее сверху вниз, создавая абсолютно ложное впечатление интимности, и она увидела, что в его глазах пляшет смешинка, но губы напряженно сжаты.
– Мы крайне признательны, если вы позаботитесь о близнецах и уложите их в кроватки, верно, дорогая?
– Да, верно. – Лишь произнеся эти слова, Линда с удивлением подумала, не загипнотизировал ли ее Мэтт. Иначе как могла она согласиться с человеком, который явно смеялся над косными взглядами на жизнь ее родителей?
Он повернулся к супругам Оуэн и одарил их еще одной скупой улыбкой.
– Пожалуй, мы с Линдой прогуляемся по городу. Если немного задержимся, не ждите и не беспокойтесь. Можете быть уверены, я позабочусь, чтобы Линда благополучно легла в постель.
Линда и ее родители онемели от этого, казалось бы, простодушного замечания. Мэтт повернулся, чтобы уйти, но ничуть не ослабил хватку и по-прежнему крепко держал Линду за плечи, так что ей нужно было либо потребовать, чтобы ее отпустили, либо послушно последовать за ним.
Она выбрала последнее и направилась вниз по ступеням под неразборчивые выражения недовольства, звучавшие за ее спиной.
«У родителей сейчас такой вид, как будто я раскрасила себя с головы до пят в красный цвет и заявила, что прогуляюсь голой по городу», – с сожалением подумала Линда.
В последнее время она начала понимать, что жители Карсона готовы превратить ее в живой монумент героической памяти Джима. Все горожане, а ее родители в особенности, с удовольствием видели ее в вечной роли городской достопримечательности – «молодой вдовы, жертвы трагедии». И если она позволит продолжаться этому и дальше, то скоро будет испытывать вину всякий раз, когда заговорит с неженатым мужчиной. Ей уже давно пора начать потихоньку борьбу за независимость.
Мэтт шагал, что-то тихонько напевая себе под нос и подчеркнуто не обращая внимания на окружающих. Линда вдыхала прохладный сухой воздух колорадского вечера и ловила себя на том, что она не только не раздосадована таким неслыханным поведением Мэтта, но ее еще и разбирает смех. Он всегда умел повернуть все так, что ей становилась заметна смешная сторона происходящего. Возможно, как раз поэтому маленький акт неповиновения так ее радовал.
Он снял руку с ее плеча, едва они вышли на улицу, и Линда мысленно поблагодарила его за деликатность. Она поправила блузку и волосы. Боже упаси, если миссис Виттмейер или кто-либо из ее подружек-сплетниц увидят, как вдовая миссис Джеймс Петри идет, положив голову на плечо Мэтта Дейтона. Уж тогда Карсон не успокоится несколько недель, все будут мусолить эту сенсационную новость.
Так они и шли в молчании, пока не оказались на перекрестке с главной улицей их городка.
– Ну что, как дела с твоей новой работой? – с нетерпением спросил Фрэнк сына.
Мэтт покачал головой.
– Они все еще никак не могут окончательно решить, па. Теперь мне придется звонить им в понедельник.
– Я буду за тебя болеть, – улыбнулась брату Дженнифер.
– Спасибо, но большой беды не будет, если я и не получу ее, – небрежно пожал плечами Мэтью.
– А что за работу ты надеешься получить, Мэтт? – вежливо поинтересовалась Линда. Для нее было большим облегчением, что почти весь вечер прошел без него, и теперь она могла разговаривать с ним вполне по-дружески.
– Связанную со строительством, – ответил он после краткой паузы и присел на корточки, оказавшись на одном уровне с близнецами. – Мы еще не знакомы. Меня зовут Мэтт Дейтон, я знал вашу маму, когда она была еще маленькой девочкой. А как зовут вас?
Кейт задумчиво посмотрела на него.
– Вот он Дрю, – сказала она наконец. – А я Кейт.
Девочка сунула под самый нос Мэтта три пальца.
– Нам обоим вот столько лет, потому что мы близнецы.
– Три года – замечательный возраст, – сказал Мэтт. – А ты знаешь, когда тебе и брату исполнится четыре?
– В день нашего рождения.
Она отбросила волосы с глаз и насмешливо посмотрела на большого дядю, который задал ей такой глупый вопрос.
Дженнифер тихо засмеялась.
– Что-то сегодня на женщин не действует твое роковое обаяние, Мэтт. Неужели ты стареешь?
Он усмехнулся.
– Еще поглядим. Пожалуй, мне придется поехать в город и утешить свою уязвленную гордость с какой-нибудь красоткой.
Салли Дейтон окликнула сына из гамака.
– Сначала проводи до дома Линду, Мэтт, будь так любезен. Дрю почти засыпает на ходу, да и у Кейт тоже слипаются глаза.
Линда тут же запротестовала:
– Ах, не нужно, Салли! Я сама справлюсь. К чему утруждать Мэтта...
– Мне это не составит никакого труда, – перебил он ее, подхватывая на руки Дрю. – И вообще мне хотелось поговорить с тобой о некоторых вещах, Линда, и случай как нельзя более подходящий.
В ограде, разделявшей участки Дейтонов и Оуэнов, когда-то была удобная лазейка, в которую мог протиснуться ребенок. А теперь визитерам приходилось идти от одной парадной двери до другой, что с двумя полусонными детьми казалось целым путешествием.
Линда поняла, что нелепо протестовать слишком энергично против помощи Мэтта. Да и вообще у нее нет каких-либо причин ощущать неудобство от его присутствия. В то давнишнее лето она вела себя неразумно, но ведь тогда ей едва исполнилось восемнадцать лет и она была слишком напугана, чтобы оказать Мэтту ту поддержку, которой он заслуживал. Оглядываясь назад, она поняла, что его холодный гнев и презрение во время их последней встречи были вполне оправданны. Однако все старые раны должны уже давным-давно затянуться. И напряжение, возникшее между ними, не иначе как плод ее воспаленного воображения.
Линда взяла на руки сонную, но все еще брыкающуюся Кейт и повернулась к Дейтонам, чтобы поблагодарить их за этот вечер.
– Увидимся завтра утром, – пообещала Дженнифер. – Только не слишком рано. Я собираюсь отоспаться и посвящу этому большую часть каникул.
Хор веселых слов прощания летел по заднему двору вслед за Линдой и Мэттом. Линда думала о том, что ее мать сейчас уже стояла бы у раковины по локоть в мыльной пене, а вот Салли Дейтон не видела особых добродетелей в мытье посуды и подала ужин на одноразовых тарелках. Ту немногочисленную посуду, которую нельзя было сразу же выбросить, отнесли на кухню и оставили мокнуть в раковине, пока у кого-нибудь не появится достаточно энергии, чтобы помыть ее.
Линда улыбнулась при мысли, в какой ужас пришла бы ее мать от такого безобразного ведения хозяйства.
Мэтт тихо произнес над головкой спящего Дрю:
– Я готов поменяться с тобой мыслями. Похоже, твои очень забавные.
Линда засмеялась.
– Не очень. Я подумала про мытье посуды.
– Несколько лет назад я бы попросил тебя объяснить, что же смешного в грязных тарелках, но теперь я стал слишком умным, чтобы задавать подобные вопросы. Дожив до зрелого возраста, до двадцати восьми лет, я наконец-то понял, что существуют какие-то высшие области мышления, которые мужчины никогда не смогут понять, в отличие от женщин.
Он даже не пытался скрыть едкую иронию.
– Я чувствую отзвук мужского шовинизма в этом замечании, – возмутилась Линда.
Мэтт усмехнулся.
– И это только потому, что я предположил, что женщины мыслят по иным меркам, чем мужчины?
Его улыбка не потеряла своей прежней власти над ней, и руки Линды непроизвольно сжались крепче вокруг тельца дочери.
– Мы идем домой? – спросила она, очнувшись от полусна.
– Да, домой, – ответила Линда, выходя из дейтоновского двора на улицу. – Тебе уже давно пора спать, Кети.
– Нет, – запротестовала девочка, – не пора.
Когда появлялась возможность сказать «нет», устоять малышка просто не могла.
Дрю приоткрыл глаза, проснувшись ровно настолько, чтобы возмущенно произнести:
– Не пора. Я не устал. Я играю. – И его голова тут же снова привалилась к плечу Мэтта.
Мэтт опустил взгляд на сонного ребенка, явно забавляясь происходящим.
– Вижу, что мужчина немногословный, но с твердыми убеждениями.
– Очень твердыми, – согласилась с сокрушенным вздохом Линда. – Кейт и Дрю абсолютно не волнует то, что говорится в книгах по уходу за маленькими детьми: когда малышам исполняется три года, они вырастают из своих капризов. А эта парочка, как мне кажется, будет и до окончания школы вести себя будто несносные двухлетки.
– Лучше научи их поскорее читать. Твои дети не могут рассчитывать на приличное воспитание, если ты не будешь читать с ними одни книги. Только постарайся, чтобы они не стали слишком рано совать нос в раздел «Подростковый возраст», – насмешливо посоветовал Мэтт.
– Это мысль, – засмеялась она. Потом прижала Кейт к бедру, чтобы освободить руку и отбросить с лица светлую прядь волос. – Ты сказал, что хочешь спросить меня о чем-то.
– Я? Ах, верно! Об Урчалках.
Она с пораженным видом вскинула голову.
– Об Урчалках? Кто тебе сказал об этом?
– Мать. Она прислала мне в прошлом месяце пару твоих рисунков. По ее словам, ты сделала целую серию и все работы очень удались.
Линда вспыхнула.
– Она слишком добра ко мне, чтобы ' судить мои работы объективно.
– Да, верно. Вот почему мне и хочется посмотреть самому всю серию, если ты позволишь.
Линда криво усмехнулась.
– И ты будешь настаивать, что мои рисунки замечательные, соглашаясь с мнением своей матери, даже если они тебе не понравятся?
Он пожал плечами.
– Если тебе и в самом деле важна твоя работа, ты не захочешь слушать вежливую ложь. Моя мать смотрит на твои рисунки глазами, полными любви, и мы оба знаем, что это не может не влиять на ее суждения. Она утверждает, что тебе пришла в голову по-настоящему оригинальная мысль о семействе придуманных животных, которых ты назвала Урчалками, и что ты сделала превосходные эскизы для серии мягких игрушек. Обычно я полностью доверяю ее мнению. Но она считает тебя почти членом семьи и не может судить беспристрастно, так что мне придется посмотреть самому долгим и критическим взором. Линда заставила себя говорить равнодушным тоном, хотя ей всегда нелегко давалось обсуждение собственных работ:
– Не знаю, насколько оригинальна моя придумка, но я вполне уверена, что рисунки обладают коммерческой ценностью.
– А достаточно ли у тебя профессионализма, чтобы так говорить?
– Думаю, что да. В колледже я прослушала неплохой курс по коммерческой стоимости произведений искусства, так что немного разбираюсь что к чему. И не надо быть великим коммерсантом, чтобы понять, как легко можно воплотить мои идеи в производство.
– Так я смогу увидеть рисунки, Линда? – настойчиво спросил Мэтт.
Она прислонилась к двери родительского дома, радуясь, что руки заняты дочкой, и испытывая странную беззащитность при мысли, что Мэтт будет разглядывать ее Урчалок. Пусть даже он не слишком преуспел в Нью-Йорке в качестве профессионального художника, все равно он необычайно талантлив. И он сразу поймет, если ее рисунки хоть чего-то стоят.
Не глядя на него, она ответила:
– Я не показывала Урчалок никому, кроме твоей матери. Почему ты хочешь на них посмотреть, Мэтт?
Он ответил после недолгих колебаний:
– Потому что один из моих приятелей случайно оказался президентом компании по изготовлению игрушек «Плейбрит». Я ничего не обещаю, но если образцы и впрямь так хороши, как утверждает мать, его компания, возможно, и заинтересуется ими. Тогда производство твоих Урчалок будет поставлено на коммерческую основу.
Линда резко выпрямилась, отчего Кейт что-то сонно забормотала. Уже несколько месяцев в душе она мечтала добиться коммерческого успеха своими Урчалками. Но теперь, когда Мэтт даст ей возможность проверить ее фантазию при ярком свете дня, она засомневалась, хочется ли ей и в самом деле рисковать и разрушать свои мечты. Она молча призналась себе, что страдает от прогрессирующей творческой анемии.
– Эскизы еще не закончены, – поспешно заявила она. – Над ними нужно еще много работать, прежде чем они будут готовы предстать на коммерческую апробацию.
– Я вполне понимаю, что ряд эскизов еще не завершен. Не беспокойся, Линда, я и не жду совершенства.
Ей следовало бы знать, что Мэтт не из тех, кто верит вежливым отговоркам. Он никогда не считался приверженцем светских условностей, тем более если речь шла об искусстве. Даже подростком он был страстно одержим живописью, за что его и невзлюбил тренер Маккензи. Тот предложил Мэтту место полузащитника в футбольной команде школы, когда парень учился в выпускном классе, а тот отказался от столь лестного предложения, небрежно заявив, что часы, отведенные на тренировки, совпадают с его уроками живописи в Гранд-Джанкшене и что искусство ему дороже.
Линда осмелилась наконец задать вопрос, который весь вечер вертелся у нее на языке:
– Как у тебя дела, Мэтт? Надеюсь, ты продолжаешь писать?
– Вроде того. – Тон его ответа пресекал ее дальнейшие вопросы. Он покосился на нее. – И не увиливай, Линди Бет. Сейчас речь идет о тебе, а не обо мне. Когда я смогу посмотреть эскизы к Урчалкам?
– Мне непонятна твоя настойчивость, Мэтт. Откуда тебе знать, годятся ли мои эскизы? Ведь у тебя нет опыта в дизайне игрушек?
Мэтью немного помедлил.
– Непосредственного опыта нет, это верно, – ответил он наконец. – Я не дам тебе стопроцентной гарантии, что твоя работа обладает коммерческим потенциалом, однако я часто видел, как принимает подобные решения мой друг, и прекрасно знаю его требования. И если твои эскизы покажутся мне подходящими, я перешлю их ему по почте, а уж он даст им оценку эксперта.
Линда сделала вид, что поглощена застегиванием пуговицы на кофточке дочери.
– Может, тебе покажется глупым весь мой замысел Урчалок.
– Не исключено, – согласился он. – Но разве тебе не будет приятно, когда ты поймешь, что не просто отдавала свое свободное время приятному занятию, но и создала забавную игрушку для тысяч детишек?
– Я и сама не знаю, – призналась она, удивившись собственной откровенности. – Порой легче жить с надеждой в душе, чем понимать, что у тебя ничего не вышло.
– Мне это знакомо, – пробормотал Мэтт.
Он произнес эти слова с глубоким убеждением, и Линда вспомнила, что, по стандартам большинства ее знакомых, Мэтт закоренелый неудачник. В двадцать восемь лет у него нет ни ученой степени, ни приличной работы, ни жены, ни детей и скорее всего денег тоже.
И все-таки, стоя перед ним, Линда ощущала, что он излучает волны такой уверенности в себе, какая обретается людьми лишь при подлинном успехе. Что бы он ни сделал к данному моменту своей жизни, вид у него вполне довольный.
Неожиданно в его глазах появилось сочувствие, когда он взглянул на нее. Потом он легко погладил ее по щеке.
– Что ж, подумай пару дней, а после этого скажешь, можно или нет мне посмотреть твои эскизы. Хорошо? Я останусь в городе еще недели на две.
Не успела Линда ответить, как дверь распахнулась так резко, что она едва не потеряла равновесие.
На пороге появились Рон и Нора Оуэны. Нора учащенно дышала, словно только что пробежала немалую дистанцию.
Линда не упала только потому, что схватилась за дверной косяк.
– Мама! Папа! Я и не ожидала, что вы вернетесь так рано.
– Я и вижу, что ты не ожидала этого. – Голос Норы звучал еще более грозно, чем обычно в присутствии Мэтью.
Рон прокашлялся.
– Добрый вечер, Мэтт, – кивнул он. – Давай мне Дрю. – Он взял спящего ребенка на руки. – Детям уже давно пора быть в постели.
Рон с неуклюжей лаской похлопал внука по спине, когда тот зашевелился. А Нора Оуэн тем временем брала на руки внучку, с упреком выговаривая дочери:
– Уже почти девять часов, Линда, они уже час назад должны были лечь спать. Детям их возраста необходим твердый режим. Ты все время до самого окончания школы ложилась спать очень рано, и я ни разу не слышала от тебя малейшего протеста.
– Сейчас лето, – стала оправдываться Линда. – А им было так весело у Дей-тонов. Они вполне могут отоспаться завтра.
– Ты заходишь в дом? – спросила Нора, подчеркнуто не приглашая Мэтта, небрежно оперевшегося спиной о столбик крыльца.
Мэтт выпрямился и положил руку на плечо Линды.
– Нет, благодарю, – ответил он с нахальной улыбкой. – Нам еще рано ложиться спать.
Нора Оуэн посмотрела на его пальцы, по-хозяйски обхватившие плечо дочери; казалось, она балансирует на грани апоплексического удара.
– Боже мой, Мэтт, крыльцо освещено! – ахнула она. – Вас увидит весь город!
– Неужели?
Мэтта, казалось, вовсе не смутили слова Норы. Он оглянулся через плечо, как будто искал наблюдающих за ними зрителей, и еще тесней прижал Линду к себе. Потом посмотрел на нее сверху вниз, создавая абсолютно ложное впечатление интимности, и она увидела, что в его глазах пляшет смешинка, но губы напряженно сжаты.
– Мы крайне признательны, если вы позаботитесь о близнецах и уложите их в кроватки, верно, дорогая?
– Да, верно. – Лишь произнеся эти слова, Линда с удивлением подумала, не загипнотизировал ли ее Мэтт. Иначе как могла она согласиться с человеком, который явно смеялся над косными взглядами на жизнь ее родителей?
Он повернулся к супругам Оуэн и одарил их еще одной скупой улыбкой.
– Пожалуй, мы с Линдой прогуляемся по городу. Если немного задержимся, не ждите и не беспокойтесь. Можете быть уверены, я позабочусь, чтобы Линда благополучно легла в постель.
Линда и ее родители онемели от этого, казалось бы, простодушного замечания. Мэтт повернулся, чтобы уйти, но ничуть не ослабил хватку и по-прежнему крепко держал Линду за плечи, так что ей нужно было либо потребовать, чтобы ее отпустили, либо послушно последовать за ним.
Она выбрала последнее и направилась вниз по ступеням под неразборчивые выражения недовольства, звучавшие за ее спиной.
«У родителей сейчас такой вид, как будто я раскрасила себя с головы до пят в красный цвет и заявила, что прогуляюсь голой по городу», – с сожалением подумала Линда.
В последнее время она начала понимать, что жители Карсона готовы превратить ее в живой монумент героической памяти Джима. Все горожане, а ее родители в особенности, с удовольствием видели ее в вечной роли городской достопримечательности – «молодой вдовы, жертвы трагедии». И если она позволит продолжаться этому и дальше, то скоро будет испытывать вину всякий раз, когда заговорит с неженатым мужчиной. Ей уже давно пора начать потихоньку борьбу за независимость.
Мэтт шагал, что-то тихонько напевая себе под нос и подчеркнуто не обращая внимания на окружающих. Линда вдыхала прохладный сухой воздух колорадского вечера и ловила себя на том, что она не только не раздосадована таким неслыханным поведением Мэтта, но ее еще и разбирает смех. Он всегда умел повернуть все так, что ей становилась заметна смешная сторона происходящего. Возможно, как раз поэтому маленький акт неповиновения так ее радовал.
Он снял руку с ее плеча, едва они вышли на улицу, и Линда мысленно поблагодарила его за деликатность. Она поправила блузку и волосы. Боже упаси, если миссис Виттмейер или кто-либо из ее подружек-сплетниц увидят, как вдовая миссис Джеймс Петри идет, положив голову на плечо Мэтта Дейтона. Уж тогда Карсон не успокоится несколько недель, все будут мусолить эту сенсационную новость.
Так они и шли в молчании, пока не оказались на перекрестке с главной улицей их городка.