Страница:
- Вы пришли один?
- Я соблюдаю условия, - ответил доктор Кондон. - Я пришел в Кройке один.
Затем начались переговоры между уполномоченным Линдберга и предполагаемым похитителем.
Эта встреча 12 марта на кладбище св. Раймонда в нью-йоркском квартале Кройке состоялась в силу весьма странных обстоятельств. Доктор Джон Ф. Кондон, 74 лет, прежде доцент педагогики в Фордхэмском университете, а в юности неплохой спортсмен, был в Нью-Йорке известным человеком. С растущим интересом следил он за делом о похищении. Неэффективная работа полиции побудила его к действию, и он опубликовал на первой странице ежедневной бронкской газеты объявление, что готов в любом месте встретиться с похитителем ребенка и вступить с ним в переговоры. Абсолютная секретность гарантируется. Кроме того, он обещал добавить к выкупу 1000 долларов из собственных средств.
Поскольку различные (к сожалению, преждевременно становившиеся известными публике) предложении супругов Линдберг оставались без ответа, немедленная реакция похитителя на предложение доктора Кондона вызвала некоторое удивление. Но ответное письмо имело ту же "сигнатуру", и можно было предполагать, что оно действительно исходит от похитителя. Письмо содержало требование к посреднику ежедневно с 18 часов вечера находиться дома, так как последуют дальнейшие инструкции. Само собой разумеется, должны быть приготовлены 70000 долларов.
Поздним вечером 12 марта доктор Кондон получил второе письмо с требованием немедленно доехать до последней станции метро на линии Джером-Эв, а оттуда последовать на север в направлении Ван-Корт ленд-парка. Примерно в 300 метрах от станции он увидит павильон. Справа от входа под камнем будет лежать записка с дальнейшими указаниями.
Через сорок пять минут доктор Кондон уже держал записку в руках. В ней говорилось, что он должен следовать в направлении 233-й стрит, пока не наткнется на открытые ворота кладбища св. Раймонда, затем медленно идти по узкой тропе рядом с кладбищенской стеной...
Так состоялась эта встреча. Продлилась она от силы 15 минут. Доктор Кондон сразу заявил, что денег у него с собой нет, ибо полковник Линдберг и его жена требуют гарантий, что их ребенок действительно находится у получателя денег. Кроме того, платить больше 50 000 долларов он не уполномочен.
- Но мы требуем семьдесят тысяч! - заявил неизвестный. - Наша группа состоит из трех мужчин и двух женщин. Мы решили, что первый и второй номер получат по двадцать, а остальные - по десять тысяч долларов.
Сам он - номер второй, зовут его Джон и проживает он в Бостоне. Ребенок в порядке, но находится в 150 километрах отсюда. Ломаный язык незнакомца предположительно со скандинавским акцентом выдавал в нем иностранца.
Похититель все время подчеркивал, что похищение ребенка - дело целой группы. В конце концов они договорились, что при новой встрече Джон представит доказательства того, что ребенок у него и жив.
Еще через три дня доктор Кондон получил пакет с пижамой похищенного Чарльза Линдберга. Итак, значит, Джон действительно имел отношение к похищению.
Прошло ещё две недели, прежде чем 2 апреля 1932 года снова удалось установить контакт с похитителем.
Таким же образом, как и в первый раз, Кондона вызвали на место встречи на то же самое кладбище, находившееся в южной части Бронкса. После некоторых колебаний похититель согласился на 50000 долларов и в свою очередь вручил Кондону конверт, который следовало вскрыть только через три часа.
Линдберг, ожидавший доктора Кондона на углу близлежащей улицы, точно выдержал срок. Потом он вскрыл конверт и прочел:
"Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшая лодка, длиной 28 футов. Найдете её между Хозенекс-бич и Кой-Хилом, вблизи острова Элизабет".
Ранним утром 3 апреля Линдберг полетел в указанное место северо-западнее Нью-Йорка, где на причале стояло множество лодок. Но ни одна из них не называлась "Нелли" и не имела указанной длины. Линдберг обыскал весь берег и прилегающую прибрежную полосу. Водная полиция тоже установила контроль за всеми лодками в этом районе. 4 апреля поиски были продолжены, но безрезультатно. Наконец Линдбергу пришлось признать, что похититель обманул его н 50000 долларов пропали даром.
Как же вели себя при этом полиция и ФБР? Уже после первой встречи доктора Коплена с похитителем можно было с большой вероятностью предположить, что он совершил преступление в одиночку. Схватить, его при второй встрече было сущим пустяком, но этого сделано не было.
Места жительства Линдбергов и доктора Кондона находились под наблюдением. О предстоящей второй встрече, на которой похитителю должен был вручаться выкуп, полицию информировали заранее. За встречей с похитителем с безопасного расстояния даже наблюдал представитель полиции. Но похитителю после получения 50000 долларов дали беспрепятственно скрыться. Сначала ФБР рвалось расследовать дело, но в решительный момент не сделало ничего, кроме того, что заранее переписало номера серий пяти тысяч купюр.
Это странное поведение ФБР едва ли можно объяснить сентиментальным желанием сдержать обещание секретности встречи, данное похитителю Линдбергом и Копленом. Ведь известно было, с какой жестокостью вскоре с помощью ФБР был погублен совершенно неповинный в похищении человек. Однако пассивность ФБР становится понятной, если предположить, что дело Линдберга интересовало ФБР лишь как возможность, наконец, расширить сферу своей компетенции.
Смерть Виолет Шарпы
...Шли недели, а ничего так и не прояснилось.
12 мая к вечеру двое мужчин ехали по холмистым отрогам гор на возу с дровами. В одном месте, откуда можно было различить расположенный в нескольких милях дом Линдбергов, дровосеки остановились, так как одному из них потребовалось по нужде. Он слез с воза и отправился в кусты, но через секунду выскочил на дорогу.
- Орвилл, - крикнул он, - иди сюда быстрее! В кустарнике мертвый ребенок!
Мужчины молча разглядывали страшную находку. Всего в тридцати метрах от дороги, прикрытый ветками, в небольшом углублении лежал мертвый ребенок. Дровосеки бросились к своему возу и изо всех сил погнали к Холуэллу, где известили полицию. После сравнительно быстрого расследования было установлено, что это труп маленького Чарльза. Окончательную идентификацию облегчило наличие прирожденного дефекта на двух пальцах правой ступни. Судебно-медицинское исследование показало, что смерть наступила в результате размозжения черепа, и что ребенок убит уже более двух месяцев назад. С достаточной уверенностью можно было предположить, что он был умерщвлен сразу же после похищения.
Этот лес в свое время тоже неоднократно прочесывался полицией, которая так ничего и не нашла, хотя данный участок дороги на Холуэлл должен был бы привлечь особое её внимание. Теперь же предположили, что похитители наблюдали отсюда за домом Линдберга и заметили, как вдруг во всех комнатах зажегся огонь - признак того, что похищение обнаружено. Это, как полагали, повергло похитителей, понявших, что полиция начала поиски, в панику и послужило поводом для убийства ребенка.
Было ли это предположение правильным или нет, не установлено, но, во всяком случае, тщательность полицейских поисков непосредственно вблизи места обнаружения трупа оказалась под сомнением.
Итак, дело о похищении превратилось в дело об убийстве. Но и теперь расследование не продвинулось ни на шаг. Чтобы вообще что-то делать, полиция снова занялась прислугой семей Линдберг и Морроу, ибо за несколько недель до того подозрение пало на одного дружка няни Бетти Гоу. Однако безосновательность этого подозрения выяснилась очень скоро. Теперь расследование сосредоточилось в первую очередь на прислуге семьи Морроу родителей миссис Линдберг. Во время допроса Виолет Шарп, привлекательная 27-летняя горничная, не смогла достаточно убедительно и подробно рассказать о своих делах в день похищения, со времени которого как-никак прошло уже больше десяти недель. Незначительного противоречия в её показаниях оказалось достаточно, чтобы основательно "взять её в оборот". Виолет сообщила, что в день совершения преступления она познакомилась с одним молодым человеком; ей известно только его имя - Эрни. 1 марта они договорились ещё с одной парой пойти в кино. Но затем Виолет сказала, что они лишь пошли выпить пива. Полиции это показалось подозрительным.
Что произошло потом, 10 июня, за закрытыми дверями, кто именно с особой жестокостью взял девушку "в оборот" - агенты полиции штата Нью-Джерси или же сотрудники ФБР, - так и осталось неизвестным. Официально сообщалось, что Виолет Шарп не смогла дать об этом "Эрни" и другой паре никаких сведений. Когда же ей предъявили фотографию ранее судимого таксиста Эрнеста Бринкерта, она якобы узнала в нем того самого "Эрни", а потом вышла в соседнюю комнату и отравилась цианистым калием. Эрнест Бринкерт на допросе смог доказать свое безупречное алиби: он не имел ничего общего ни с Виолет Шарп, ни со всем этим делом.
Когда о смерти девушки стало известно общественности, объявились некий Эрнест Миллер и другая молодая пара, которые 1 марта вместе с Виолет находились в Энглвуде, за много миль от места преступления.
Что бы ни послужило причиной смерти Виолет Шарп, так или иначе, совершенно невинный человек лишился жизни ради того, чтобы полицейские служащие могли объявить о "удачном расследовании" дела. Многие газеты тогда писали, что это "позор для юстиции и полиции США".
В такой ситуации ФБР решило, что настал его час восстановить "честь полиции и юстиции", а для этого взять дело в свои руки. Специальный закон "Lindberg kidnap act", принятый конгрессом в Вашингтоне, отныне расследование похищений людей ("киднеппинг") относил к компетенции ФБР.
Гувер решил показать, на что способна его организация, и выделил из своего насчитывавшего 326 сотрудников учреждения 24 человека (под началом детективов лейтенантов Джеймса Дж. Финна и Франка Маккарти), которые должны были "заниматься делом Линдберга до тех пор, пока похитители не будут схвачены".
Последней зацепкой теперь могли служить только номера серий тех 50000 долларов, которые передал похитителю доктор Кондон. Эти номера были напечатаны в газетах всех штатов, списки их получили и банки. Время от времени купюры с соответствующими номерами появлялись в небольшом количестве, особенно в магазинах северной части Нью-Йорка, но на след их владельцев напасть никак не удавалось. Тем не менее, это позволяло предположить, что похититель проживает в Бронксе, где, как известно, встречался с ним доктор Кондон.
Миновал 1932 год, наступил 1933-й, но и он не дал никакого результата. Прошло уже почти девять месяцев нового года, когда 15 сентября "господин Случай" наконец-то принес успех, который был непосредственно связан с проведением "нового курса". Под лозунгом "нового курса" в 1932 году вступил в избирательную борьбу Франклин Делано Рузвельт, обещая найти выход из экономического кризиса, потрясавшего США с 1929 года. В 1932 году число безработных в стране составляло более 13 миллионов человек.
Учитывая этот факт, можно понять, почему пресса и радио уделяли столь большое внимание делу Линдберга. Ведь для средств массовой информации уголовный инцидент в семье известнейшего человека был как раз на руку, ибо он в разгар экономического кризиса помогал отвлечь внимание широких кругов населения от их собственных бед.
"Пропагандистская акция Линдберг" началась в марте 1932 года и держала людей в напряжении минимум четыре месяца - до смерти Виолет Шарп и полной передачи дела в руки ФБР в июне того же года. Избирательная борьба шла полным ходом, и в ноябре Рузвельт был избран президентом США.
С 1933 года он стал проводить в жизнь различные законопроекты "нового курса". Оказание помощи безработным, осуществление проектов создания новых рабочих мест, защита фермеров от принудительных мер и т. п. - вот что составляло его программу. Но поскольку "новый курс" прежде всего, был направлен на спасение капиталистического общественного строя и не затрагивал его основ, решающего успеха он не принес. Главным доказательством этого явилось то, что и спустя шесть лет в стране насчитывалось 9, 5 миллиона безработных.
Однако один из законов, принятых в рамках "нового курса", оказался для похитителя ребенка Линдбергов роковым, а именно положение об "аннулировании пункта о золоте". Желтые долларовые банкноты, владельцы которых ранее могли разменять их на золотые монеты, подлежали обмену на обычные зеленые банкноты (уже без права размена) до 1 мая 1933 года. После этого срока обмен производили только несколько банков.
Показания против показаний
Уолтер Лайл был владельцем бензозаправочной станции на 125-й стрит в Нью-Йорке. В субботу 15 сентября 1934 года клиентов было мало. Наконец к бензоколонке подъехал "додж". Лайл заправил его.
- С вас 98 центов, мистер.
Тот без слов протянул ему скомканную желтую 10-долларовую купюру.
- Теперь такие встречаются редко, - заметил Лайл.
- У меня их осталось всего несколько, но ведь их можно обменять.
- 0'кэй, вот вам сдача - девять долларов два цента.
Когда машина отъехала, Лайл подумал: "Не буду рисковать" - и записал на краю купюры номер "доджа": "NY4U - 13 - 41".
Уже в тот же день Лайл обменял желтую купюру, а в понедельник главный кассир банка обнаружил, что это купюра из выкупа, уплаченного Линдбергом похитителю. Он сразу же позвонил в ближайший полицейский участок, откуда сообщение передали агенту ФБР Финну. Позднее по номеру автомашины была установлена и личность её владельца: Бруно Рихард Гауптман, уроженец саксонского города Каменц, квалифицированный столяр. В 1923 году нелегально иммигрировал в США, многие годы безработный, ныне проживает по адресу: Бронкс, 1279 222-я Ист - стрит.
В течение дня агенты ФБР незаметно следили за Гауптманом, следуя за ним по пятам, и фиксировали, как он расплачивался желтыми купюрами с зарегистрированными номерами. 18 сентября его схватили.
После выдачи его штату Нью-Джерси (поскольку преступление было совершено там) 2 января 1935 года начался сенсационный суд присяжных, который длился шесть недель и закончился смертным приговором Гауптману.
Обвинение представило против Гауптмана следующие доказательства: в его квартире и гараже были найдены ещё 14000 долларов из суммы выкупа. Кроме того, доктор Кондон опознал в нем человека, с которым он дважды встречался и которому передал 50000 долларов. 14 вымогательских писем и 16 других письменных документов Гауптмана имели одни и те же грамматические ошибки. Принадлежность этих материалов Гауптману подтвердили и восемь графологов. Лестница была изготовлена инструментами обвиняемого, а часть материала для неё взята из деревянных свай дома Гауптмана на 222-й стрит, что доказал специальный эксперт ФБР Артур Келер. Свидетели показали, что видели Гаунтмана 1 марта 1932 года, перед преступлением, в Хопуэлле и 12 марта, перед встречей с доктором Кондоном, около его квартиры.
Все это, вместе взятое, давало весьма убедительные улики, которые не могли не произвести впечатления на присяжных. Однако защита утверждала, что найденные в квартире Г'ауптмана деньги в действительности принадлежат его другу парикмахеру Айседору Фишу, который якобы перед своим отъездом в Германию передал ему пакет на сохранение. Фиш умер в марте 1934 года. Тогда Гауптман будто бы вскрыл пакет и счел себя вправе воспользоваться неожиданно приобретенными им долларами. Кроме того, первая очная ставка с Кондоном была неубедительна, и тот окончательно опознал Гауптмана только при второй встрече. Один из графологов и защитники оспаривали заключения экспертов обвинения. Свидетелям, выставленным прокурором, адвокаты Гауптмана противопоставили собственных, которые заявляли, что видели обвиняемого в момент преступления совсем в другом районе страны.
К тому же защита утверждала, что эксперты, состоящие на правительственной службе, дискредитировали себя во многих предшествующих случаях, и сейчас улики сфабрикованы.
Итак, одни показания противоречили другим. Пояснения самого Гауптмана не содержали никаких противоречий, даже при самых изощренных приемах, с помощью которых представители обвинения пытались заставить его признаться. Однако показания свидетелей, выступающих в его пользу, сильно обесценивались тем, что большинство из них были ранее судимы. Кроме того, в биографии Гауптмана имелись темные места: перечень уголовных дел, совершенных им прежде в Германии, включал несколько краж и одно уличное ограбление с применением оружия.
Но если беспристрастно взвешивать все обстоятельства, вина Гауптмана отнюдь не была доказана однозначно. Присяжным тоже потребовалось более одиннадцати часов, прежде чем они пришли к единому решению. Противоречивы были и заключения экспертов. Виновен или невиновен - фактически осталось недоказанным.
Приговоренному в течение тринадцати месяцев семь раз сообщали время казни, и каждый раз за несколько минут до неё переносили срок приведения приговора в исполнение. 3 апреля 1936 года Бруно Гауптман был казнен на электрическом стуле.
Новые похождения Гастона Минса
Подробные сообщения средств массовой информации о случаях похищения людей вызвали новые преступления. Захотели погреть руки и мошенники, не имевшие отношения к похищениям. Сочиняя всякие истории, они стремились завладеть выкупом. Немало таких попыток было и в связи с делом о похищении ребенка Линдбергов.
Самый же крупный трюк проделал агент ФБР - уже упоминавшийся нами Гастон Б. Минс. Ни его деятельность в период первой мировой войны в качестве германского агента, ни обвинения в убийстве, а также подделке завещания не помешали этому гангстеру в президентство Гардинга быть принятым на службу в ФБР в качестве специального агента. Затем как "докладчик" министерства юстиции Минс приобрел большое влияние на кадровую политику Белого дома.
Вскоре после похищения сына Линдбергов в Вашингтоне состоялась встреча Минса с некой миссис Эвелин Уолш Маклин, весьма состоятельной дамой, женой издателя газеты "Вашингтон пост". Это похищение она приняла особенно близко к сердцу, ибо несколько лет назад одному из её сыновей тоже угрожало похищение, и его пришлось охранять днем и ночью в течение нескольких месяцев. Минс живо прикинул, что при помощи подходящей сказки у миссис Маклин можно выудить кое-какую сумму, но действительный успех превзошел все его ожидания...
Светский разговор ни о чем продолжался, пока миссис Маклин сама не заговорила о преступлении в Саурленд Маунтинс.
- Ужасно! Бедные родители... - простонала она.
Немного помедлив, Минс ответил:
- Собственно, мне не следовало бы говорить об этом, но, поскольку вы так близко принимаете к сердцу этот случай, буду с вами вполне откровенен. Недавно от одного знакомого я услышал нечто весьма примечательное об этом похищении. Если я не ошибаюсь, человек этот связан с бандой, похитившей ребенка.
Миссис Маклин была вся наэлектризована мыслью, что сможет помочь вернуть ребенка несчастным родителям. Идея эта и определила все её дальнейшие поступки. Через два дня Минс снова появился у нее.
- У меня есть кое-какие успехи, - сообщил он. - Мне удалось установить контакт с людьми, укравшими ребенка. Малышу живется хорошо. Но... - и при этом лицо его помрачнело, - банда требует за его освобождение 100 тысяч долларов. Если бы я только мог найти такую сумму...
Минс сразу заметил, что названная им сумма не вызвала шока. Поэтому он продолжал лгать, привел некоторые "подробности", и даже назвал несколько имен и кличку главаря банды - Лис. В конце концов, ему удалось побудить богатую даму пообещать ему 100 тысяч долларов.
- Я заплачу эти деньги похитителям, - заверил Минс, - только тогда, когда ребенок будет находиться в безопасности, причем именно у вас! А до тех пор надо соблюдать абсолютную секретность. Вы не должны говорить об этом ни единому человеку, иначе вам грозит опасность.
Для миссис Маклин потянулись недели ожидания. Уже через шесть дней она передала Минсу требуемую сумму. Мошенник время от времени появлялся у неё и рассказывал о трудностях, которые надеется вскоре преодолеть. Но это будет стоить ещё 4 тысячи долларов. Он получил и их. Затем последовали таинственные телефонные звонки, и Лис пообещал вскоре лично посетить миссис Маклин, чтобы договориться о деталях.
Лис действительно появился - в маске, в светлых замшевых перчатках. Он отлично сыграл свою роль и поведал, как это опасно - проникнуть через полицейский кордон, чтобы доставить ребенка. Не пообещав ничего конкретного, Лис снова исчез. Вслед затем у миссис Маклин стали опять раздаваться таинственные звонки.
- Говорит номер сто семнадцать, - произносил Минс, пользовавшийся этим кодом при телефонных разговорах. - Ребенок может быть у вас через два дня. Но Лису нужно ещё 35 тысяч долларов, чтобы без риска пройти через полицейское оцепление. Ровно столько от него требуют "копы", чтобы открыть проход в кордоне.
В своей неслыханной доверчивости миссис Маклин уже хотела заложить собственные драгоценности. Она поручила это своему адвокату, которому не составило большого труда узнать от клиентки всю историю. Юрист немедленно возбудил ходатайство об аресте Гастона Б. Минса.
15 июня 1932 года начался процесс по делу бывшего агента ФБР, закончившийся осуждением его на 15 лет каторжной тюрьмы за мошенничество. От этого сурового наказания Минса не спасло даже присутствие в зале суда его бывшего друга. После того как Минс был допрошен в качестве свидетеля по собственному делу, он не сразу вернулся на скамью подсудимых. Без всяких помех со стороны суда Минс направил свои стоны к той скамье, на которой сидел Гувер.
- Ну, Эдгар, - спросил он, - что скажете на это?
- Хорошенькую же вы заварили кашу, - ответил шеф ФБР.
Минс доверительно подмигнул:
- Но вы должны признать, что дело было обстряпано великолепно. Я все равно выкручусь.
Как бы то ни было, но 104 тысячи долларов, припрятанные преступником в надежном месте, спокойно дожидались его. Несмотря на интенсивные поиски, полиции не удалось найти ни цента. Немного дольше находился на свободе Лис, но потом взяли и его. Человек, так хитро скрывавшийся под этой кличкой, оказался не кем иным, как адвокатом Норманом Уайтэкером. Несмотря на свою профессию, ему пришлось смириться с крупным провалом. Он получил такое же наказание, как и Минс, с той лишь разницей, что его не ждали припрятанные доллары, ибо получить свою долю в 35 тысяч он не успел...
10. Истребители гангстеров.
"Час, которого мы ждали"
Трюк с деревянным пистолетом
В один из первых майских дней 1934 года Дж. Эдгар Гувер вызвал в свой кабинет джи-мена Сэмюэла П. Коули.
Собственно говоря, этот 34-летний агент всей своей предыдущей жизнью вовсе не был подготовлен для той тактики, которую он теперь должен был продемонстрировать в качестве образца. Ряд лет он разъезжал по стране как проповедник-миссионер мормонской церкви, затем закончил юридический факультет, некоторое время занимался адвокатской практикой и, в конце концов, оказался в ФБР. Но Гувер знал, почему он поручает намеченное дело именно этому внешне неуклюжему бывшему проповеднику, о котором, между прочим, говорили, что он лучший снайпер во всем ФБР.
- Послушайте, Сэм, - начал разговор шеф ФБР, - вчера на совещании у генерального прокурора Штатов было решено принять особые меры против Джона Диллинджера. С этого дня он "государственный враг номер один". Мы должны справиться с ним, чего бы это ни стоило. Операцию против Диллинджера возглавите вы. Идите по любому следу! Задерживайте всех лиц, которые хоть как-то были связаны с бандой. Лучше всего, разумеется, живыми, но важнее всего, чтобы эти люди вообще были обезврежены. Вам дается полное право применять огнестрельное оружие. Я ожидаю, что вы будете действовать беспощадно. Кстати, дело это стоящее. За голову Диллинджера, живого или мертвого, назначена награда в десять тысяч долларов!
- Можете полностью на меня положиться! - ответил джи-мен Коули.
Его ближайшим помощником стал Мелвиин Пурвис, начальник отделения ФБР в Чикаго. В последующие недели оба специальных агента и другие члены их оперативной группы демонстрировали образец действий джи-менов на будущее и дали ещё один повод для восхваления агентов ФБР в многочисленных фильмах и книгах, причем облик их определялся отнюдь не детективными способностями, а беспощадностью. Лучшим из агентов ФБР считался тот, кто быстрее других нажимает на спуск. "Совершенно новый тип полицейского", - писал английский криминолог Леонард Гриббл о джи-менах, начавших действовать в 1934 году.
"Дело Диллинджера" положило начало "жестокой волне". Обучением агентов ФБР, прежде всего, меткой стрельбе занимались ещё ранее специалисты армии и флота. Затем конгресс принял закон, разрешавший агентам ФБР постоянно носить огнестрельное оружие и при первой необходимости пускать его в ход. Теперь надлежало применить новую тактику.
...Джон Герберт Диллинджер начал свою гангстерскую карьеру как мелкий грабитель - с налетов на одиноко стоящие бензозаправочные станции и похищения их выручки. Неудачное ограбление привело его на восемь лет за решетку. В мае 1933 года он был условно выпущен из тюрьмы штата Индиана, после того как обещал в будущем никогда не вступать в конфликт с законом. Но в действительности у 30-летнего гангстера ещё в тюрьме созрел новый план. Выйдя на свободу, Диллинджер немедленно решил его осуществить, для чего сколотил "готовую стрелять" банду, которая с сентября 1933 года по июль 1934 года грабила на Среднем Западе один банк за другим.
- Я соблюдаю условия, - ответил доктор Кондон. - Я пришел в Кройке один.
Затем начались переговоры между уполномоченным Линдберга и предполагаемым похитителем.
Эта встреча 12 марта на кладбище св. Раймонда в нью-йоркском квартале Кройке состоялась в силу весьма странных обстоятельств. Доктор Джон Ф. Кондон, 74 лет, прежде доцент педагогики в Фордхэмском университете, а в юности неплохой спортсмен, был в Нью-Йорке известным человеком. С растущим интересом следил он за делом о похищении. Неэффективная работа полиции побудила его к действию, и он опубликовал на первой странице ежедневной бронкской газеты объявление, что готов в любом месте встретиться с похитителем ребенка и вступить с ним в переговоры. Абсолютная секретность гарантируется. Кроме того, он обещал добавить к выкупу 1000 долларов из собственных средств.
Поскольку различные (к сожалению, преждевременно становившиеся известными публике) предложении супругов Линдберг оставались без ответа, немедленная реакция похитителя на предложение доктора Кондона вызвала некоторое удивление. Но ответное письмо имело ту же "сигнатуру", и можно было предполагать, что оно действительно исходит от похитителя. Письмо содержало требование к посреднику ежедневно с 18 часов вечера находиться дома, так как последуют дальнейшие инструкции. Само собой разумеется, должны быть приготовлены 70000 долларов.
Поздним вечером 12 марта доктор Кондон получил второе письмо с требованием немедленно доехать до последней станции метро на линии Джером-Эв, а оттуда последовать на север в направлении Ван-Корт ленд-парка. Примерно в 300 метрах от станции он увидит павильон. Справа от входа под камнем будет лежать записка с дальнейшими указаниями.
Через сорок пять минут доктор Кондон уже держал записку в руках. В ней говорилось, что он должен следовать в направлении 233-й стрит, пока не наткнется на открытые ворота кладбища св. Раймонда, затем медленно идти по узкой тропе рядом с кладбищенской стеной...
Так состоялась эта встреча. Продлилась она от силы 15 минут. Доктор Кондон сразу заявил, что денег у него с собой нет, ибо полковник Линдберг и его жена требуют гарантий, что их ребенок действительно находится у получателя денег. Кроме того, платить больше 50 000 долларов он не уполномочен.
- Но мы требуем семьдесят тысяч! - заявил неизвестный. - Наша группа состоит из трех мужчин и двух женщин. Мы решили, что первый и второй номер получат по двадцать, а остальные - по десять тысяч долларов.
Сам он - номер второй, зовут его Джон и проживает он в Бостоне. Ребенок в порядке, но находится в 150 километрах отсюда. Ломаный язык незнакомца предположительно со скандинавским акцентом выдавал в нем иностранца.
Похититель все время подчеркивал, что похищение ребенка - дело целой группы. В конце концов они договорились, что при новой встрече Джон представит доказательства того, что ребенок у него и жив.
Еще через три дня доктор Кондон получил пакет с пижамой похищенного Чарльза Линдберга. Итак, значит, Джон действительно имел отношение к похищению.
Прошло ещё две недели, прежде чем 2 апреля 1932 года снова удалось установить контакт с похитителем.
Таким же образом, как и в первый раз, Кондона вызвали на место встречи на то же самое кладбище, находившееся в южной части Бронкса. После некоторых колебаний похититель согласился на 50000 долларов и в свою очередь вручил Кондону конверт, который следовало вскрыть только через три часа.
Линдберг, ожидавший доктора Кондона на углу близлежащей улицы, точно выдержал срок. Потом он вскрыл конверт и прочел:
"Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшая лодка, длиной 28 футов. Найдете её между Хозенекс-бич и Кой-Хилом, вблизи острова Элизабет".
Ранним утром 3 апреля Линдберг полетел в указанное место северо-западнее Нью-Йорка, где на причале стояло множество лодок. Но ни одна из них не называлась "Нелли" и не имела указанной длины. Линдберг обыскал весь берег и прилегающую прибрежную полосу. Водная полиция тоже установила контроль за всеми лодками в этом районе. 4 апреля поиски были продолжены, но безрезультатно. Наконец Линдбергу пришлось признать, что похититель обманул его н 50000 долларов пропали даром.
Как же вели себя при этом полиция и ФБР? Уже после первой встречи доктора Коплена с похитителем можно было с большой вероятностью предположить, что он совершил преступление в одиночку. Схватить, его при второй встрече было сущим пустяком, но этого сделано не было.
Места жительства Линдбергов и доктора Кондона находились под наблюдением. О предстоящей второй встрече, на которой похитителю должен был вручаться выкуп, полицию информировали заранее. За встречей с похитителем с безопасного расстояния даже наблюдал представитель полиции. Но похитителю после получения 50000 долларов дали беспрепятственно скрыться. Сначала ФБР рвалось расследовать дело, но в решительный момент не сделало ничего, кроме того, что заранее переписало номера серий пяти тысяч купюр.
Это странное поведение ФБР едва ли можно объяснить сентиментальным желанием сдержать обещание секретности встречи, данное похитителю Линдбергом и Копленом. Ведь известно было, с какой жестокостью вскоре с помощью ФБР был погублен совершенно неповинный в похищении человек. Однако пассивность ФБР становится понятной, если предположить, что дело Линдберга интересовало ФБР лишь как возможность, наконец, расширить сферу своей компетенции.
Смерть Виолет Шарпы
...Шли недели, а ничего так и не прояснилось.
12 мая к вечеру двое мужчин ехали по холмистым отрогам гор на возу с дровами. В одном месте, откуда можно было различить расположенный в нескольких милях дом Линдбергов, дровосеки остановились, так как одному из них потребовалось по нужде. Он слез с воза и отправился в кусты, но через секунду выскочил на дорогу.
- Орвилл, - крикнул он, - иди сюда быстрее! В кустарнике мертвый ребенок!
Мужчины молча разглядывали страшную находку. Всего в тридцати метрах от дороги, прикрытый ветками, в небольшом углублении лежал мертвый ребенок. Дровосеки бросились к своему возу и изо всех сил погнали к Холуэллу, где известили полицию. После сравнительно быстрого расследования было установлено, что это труп маленького Чарльза. Окончательную идентификацию облегчило наличие прирожденного дефекта на двух пальцах правой ступни. Судебно-медицинское исследование показало, что смерть наступила в результате размозжения черепа, и что ребенок убит уже более двух месяцев назад. С достаточной уверенностью можно было предположить, что он был умерщвлен сразу же после похищения.
Этот лес в свое время тоже неоднократно прочесывался полицией, которая так ничего и не нашла, хотя данный участок дороги на Холуэлл должен был бы привлечь особое её внимание. Теперь же предположили, что похитители наблюдали отсюда за домом Линдберга и заметили, как вдруг во всех комнатах зажегся огонь - признак того, что похищение обнаружено. Это, как полагали, повергло похитителей, понявших, что полиция начала поиски, в панику и послужило поводом для убийства ребенка.
Было ли это предположение правильным или нет, не установлено, но, во всяком случае, тщательность полицейских поисков непосредственно вблизи места обнаружения трупа оказалась под сомнением.
Итак, дело о похищении превратилось в дело об убийстве. Но и теперь расследование не продвинулось ни на шаг. Чтобы вообще что-то делать, полиция снова занялась прислугой семей Линдберг и Морроу, ибо за несколько недель до того подозрение пало на одного дружка няни Бетти Гоу. Однако безосновательность этого подозрения выяснилась очень скоро. Теперь расследование сосредоточилось в первую очередь на прислуге семьи Морроу родителей миссис Линдберг. Во время допроса Виолет Шарп, привлекательная 27-летняя горничная, не смогла достаточно убедительно и подробно рассказать о своих делах в день похищения, со времени которого как-никак прошло уже больше десяти недель. Незначительного противоречия в её показаниях оказалось достаточно, чтобы основательно "взять её в оборот". Виолет сообщила, что в день совершения преступления она познакомилась с одним молодым человеком; ей известно только его имя - Эрни. 1 марта они договорились ещё с одной парой пойти в кино. Но затем Виолет сказала, что они лишь пошли выпить пива. Полиции это показалось подозрительным.
Что произошло потом, 10 июня, за закрытыми дверями, кто именно с особой жестокостью взял девушку "в оборот" - агенты полиции штата Нью-Джерси или же сотрудники ФБР, - так и осталось неизвестным. Официально сообщалось, что Виолет Шарп не смогла дать об этом "Эрни" и другой паре никаких сведений. Когда же ей предъявили фотографию ранее судимого таксиста Эрнеста Бринкерта, она якобы узнала в нем того самого "Эрни", а потом вышла в соседнюю комнату и отравилась цианистым калием. Эрнест Бринкерт на допросе смог доказать свое безупречное алиби: он не имел ничего общего ни с Виолет Шарп, ни со всем этим делом.
Когда о смерти девушки стало известно общественности, объявились некий Эрнест Миллер и другая молодая пара, которые 1 марта вместе с Виолет находились в Энглвуде, за много миль от места преступления.
Что бы ни послужило причиной смерти Виолет Шарп, так или иначе, совершенно невинный человек лишился жизни ради того, чтобы полицейские служащие могли объявить о "удачном расследовании" дела. Многие газеты тогда писали, что это "позор для юстиции и полиции США".
В такой ситуации ФБР решило, что настал его час восстановить "честь полиции и юстиции", а для этого взять дело в свои руки. Специальный закон "Lindberg kidnap act", принятый конгрессом в Вашингтоне, отныне расследование похищений людей ("киднеппинг") относил к компетенции ФБР.
Гувер решил показать, на что способна его организация, и выделил из своего насчитывавшего 326 сотрудников учреждения 24 человека (под началом детективов лейтенантов Джеймса Дж. Финна и Франка Маккарти), которые должны были "заниматься делом Линдберга до тех пор, пока похитители не будут схвачены".
Последней зацепкой теперь могли служить только номера серий тех 50000 долларов, которые передал похитителю доктор Кондон. Эти номера были напечатаны в газетах всех штатов, списки их получили и банки. Время от времени купюры с соответствующими номерами появлялись в небольшом количестве, особенно в магазинах северной части Нью-Йорка, но на след их владельцев напасть никак не удавалось. Тем не менее, это позволяло предположить, что похититель проживает в Бронксе, где, как известно, встречался с ним доктор Кондон.
Миновал 1932 год, наступил 1933-й, но и он не дал никакого результата. Прошло уже почти девять месяцев нового года, когда 15 сентября "господин Случай" наконец-то принес успех, который был непосредственно связан с проведением "нового курса". Под лозунгом "нового курса" в 1932 году вступил в избирательную борьбу Франклин Делано Рузвельт, обещая найти выход из экономического кризиса, потрясавшего США с 1929 года. В 1932 году число безработных в стране составляло более 13 миллионов человек.
Учитывая этот факт, можно понять, почему пресса и радио уделяли столь большое внимание делу Линдберга. Ведь для средств массовой информации уголовный инцидент в семье известнейшего человека был как раз на руку, ибо он в разгар экономического кризиса помогал отвлечь внимание широких кругов населения от их собственных бед.
"Пропагандистская акция Линдберг" началась в марте 1932 года и держала людей в напряжении минимум четыре месяца - до смерти Виолет Шарп и полной передачи дела в руки ФБР в июне того же года. Избирательная борьба шла полным ходом, и в ноябре Рузвельт был избран президентом США.
С 1933 года он стал проводить в жизнь различные законопроекты "нового курса". Оказание помощи безработным, осуществление проектов создания новых рабочих мест, защита фермеров от принудительных мер и т. п. - вот что составляло его программу. Но поскольку "новый курс" прежде всего, был направлен на спасение капиталистического общественного строя и не затрагивал его основ, решающего успеха он не принес. Главным доказательством этого явилось то, что и спустя шесть лет в стране насчитывалось 9, 5 миллиона безработных.
Однако один из законов, принятых в рамках "нового курса", оказался для похитителя ребенка Линдбергов роковым, а именно положение об "аннулировании пункта о золоте". Желтые долларовые банкноты, владельцы которых ранее могли разменять их на золотые монеты, подлежали обмену на обычные зеленые банкноты (уже без права размена) до 1 мая 1933 года. После этого срока обмен производили только несколько банков.
Показания против показаний
Уолтер Лайл был владельцем бензозаправочной станции на 125-й стрит в Нью-Йорке. В субботу 15 сентября 1934 года клиентов было мало. Наконец к бензоколонке подъехал "додж". Лайл заправил его.
- С вас 98 центов, мистер.
Тот без слов протянул ему скомканную желтую 10-долларовую купюру.
- Теперь такие встречаются редко, - заметил Лайл.
- У меня их осталось всего несколько, но ведь их можно обменять.
- 0'кэй, вот вам сдача - девять долларов два цента.
Когда машина отъехала, Лайл подумал: "Не буду рисковать" - и записал на краю купюры номер "доджа": "NY4U - 13 - 41".
Уже в тот же день Лайл обменял желтую купюру, а в понедельник главный кассир банка обнаружил, что это купюра из выкупа, уплаченного Линдбергом похитителю. Он сразу же позвонил в ближайший полицейский участок, откуда сообщение передали агенту ФБР Финну. Позднее по номеру автомашины была установлена и личность её владельца: Бруно Рихард Гауптман, уроженец саксонского города Каменц, квалифицированный столяр. В 1923 году нелегально иммигрировал в США, многие годы безработный, ныне проживает по адресу: Бронкс, 1279 222-я Ист - стрит.
В течение дня агенты ФБР незаметно следили за Гауптманом, следуя за ним по пятам, и фиксировали, как он расплачивался желтыми купюрами с зарегистрированными номерами. 18 сентября его схватили.
После выдачи его штату Нью-Джерси (поскольку преступление было совершено там) 2 января 1935 года начался сенсационный суд присяжных, который длился шесть недель и закончился смертным приговором Гауптману.
Обвинение представило против Гауптмана следующие доказательства: в его квартире и гараже были найдены ещё 14000 долларов из суммы выкупа. Кроме того, доктор Кондон опознал в нем человека, с которым он дважды встречался и которому передал 50000 долларов. 14 вымогательских писем и 16 других письменных документов Гауптмана имели одни и те же грамматические ошибки. Принадлежность этих материалов Гауптману подтвердили и восемь графологов. Лестница была изготовлена инструментами обвиняемого, а часть материала для неё взята из деревянных свай дома Гауптмана на 222-й стрит, что доказал специальный эксперт ФБР Артур Келер. Свидетели показали, что видели Гаунтмана 1 марта 1932 года, перед преступлением, в Хопуэлле и 12 марта, перед встречей с доктором Кондоном, около его квартиры.
Все это, вместе взятое, давало весьма убедительные улики, которые не могли не произвести впечатления на присяжных. Однако защита утверждала, что найденные в квартире Г'ауптмана деньги в действительности принадлежат его другу парикмахеру Айседору Фишу, который якобы перед своим отъездом в Германию передал ему пакет на сохранение. Фиш умер в марте 1934 года. Тогда Гауптман будто бы вскрыл пакет и счел себя вправе воспользоваться неожиданно приобретенными им долларами. Кроме того, первая очная ставка с Кондоном была неубедительна, и тот окончательно опознал Гауптмана только при второй встрече. Один из графологов и защитники оспаривали заключения экспертов обвинения. Свидетелям, выставленным прокурором, адвокаты Гауптмана противопоставили собственных, которые заявляли, что видели обвиняемого в момент преступления совсем в другом районе страны.
К тому же защита утверждала, что эксперты, состоящие на правительственной службе, дискредитировали себя во многих предшествующих случаях, и сейчас улики сфабрикованы.
Итак, одни показания противоречили другим. Пояснения самого Гауптмана не содержали никаких противоречий, даже при самых изощренных приемах, с помощью которых представители обвинения пытались заставить его признаться. Однако показания свидетелей, выступающих в его пользу, сильно обесценивались тем, что большинство из них были ранее судимы. Кроме того, в биографии Гауптмана имелись темные места: перечень уголовных дел, совершенных им прежде в Германии, включал несколько краж и одно уличное ограбление с применением оружия.
Но если беспристрастно взвешивать все обстоятельства, вина Гауптмана отнюдь не была доказана однозначно. Присяжным тоже потребовалось более одиннадцати часов, прежде чем они пришли к единому решению. Противоречивы были и заключения экспертов. Виновен или невиновен - фактически осталось недоказанным.
Приговоренному в течение тринадцати месяцев семь раз сообщали время казни, и каждый раз за несколько минут до неё переносили срок приведения приговора в исполнение. 3 апреля 1936 года Бруно Гауптман был казнен на электрическом стуле.
Новые похождения Гастона Минса
Подробные сообщения средств массовой информации о случаях похищения людей вызвали новые преступления. Захотели погреть руки и мошенники, не имевшие отношения к похищениям. Сочиняя всякие истории, они стремились завладеть выкупом. Немало таких попыток было и в связи с делом о похищении ребенка Линдбергов.
Самый же крупный трюк проделал агент ФБР - уже упоминавшийся нами Гастон Б. Минс. Ни его деятельность в период первой мировой войны в качестве германского агента, ни обвинения в убийстве, а также подделке завещания не помешали этому гангстеру в президентство Гардинга быть принятым на службу в ФБР в качестве специального агента. Затем как "докладчик" министерства юстиции Минс приобрел большое влияние на кадровую политику Белого дома.
Вскоре после похищения сына Линдбергов в Вашингтоне состоялась встреча Минса с некой миссис Эвелин Уолш Маклин, весьма состоятельной дамой, женой издателя газеты "Вашингтон пост". Это похищение она приняла особенно близко к сердцу, ибо несколько лет назад одному из её сыновей тоже угрожало похищение, и его пришлось охранять днем и ночью в течение нескольких месяцев. Минс живо прикинул, что при помощи подходящей сказки у миссис Маклин можно выудить кое-какую сумму, но действительный успех превзошел все его ожидания...
Светский разговор ни о чем продолжался, пока миссис Маклин сама не заговорила о преступлении в Саурленд Маунтинс.
- Ужасно! Бедные родители... - простонала она.
Немного помедлив, Минс ответил:
- Собственно, мне не следовало бы говорить об этом, но, поскольку вы так близко принимаете к сердцу этот случай, буду с вами вполне откровенен. Недавно от одного знакомого я услышал нечто весьма примечательное об этом похищении. Если я не ошибаюсь, человек этот связан с бандой, похитившей ребенка.
Миссис Маклин была вся наэлектризована мыслью, что сможет помочь вернуть ребенка несчастным родителям. Идея эта и определила все её дальнейшие поступки. Через два дня Минс снова появился у нее.
- У меня есть кое-какие успехи, - сообщил он. - Мне удалось установить контакт с людьми, укравшими ребенка. Малышу живется хорошо. Но... - и при этом лицо его помрачнело, - банда требует за его освобождение 100 тысяч долларов. Если бы я только мог найти такую сумму...
Минс сразу заметил, что названная им сумма не вызвала шока. Поэтому он продолжал лгать, привел некоторые "подробности", и даже назвал несколько имен и кличку главаря банды - Лис. В конце концов, ему удалось побудить богатую даму пообещать ему 100 тысяч долларов.
- Я заплачу эти деньги похитителям, - заверил Минс, - только тогда, когда ребенок будет находиться в безопасности, причем именно у вас! А до тех пор надо соблюдать абсолютную секретность. Вы не должны говорить об этом ни единому человеку, иначе вам грозит опасность.
Для миссис Маклин потянулись недели ожидания. Уже через шесть дней она передала Минсу требуемую сумму. Мошенник время от времени появлялся у неё и рассказывал о трудностях, которые надеется вскоре преодолеть. Но это будет стоить ещё 4 тысячи долларов. Он получил и их. Затем последовали таинственные телефонные звонки, и Лис пообещал вскоре лично посетить миссис Маклин, чтобы договориться о деталях.
Лис действительно появился - в маске, в светлых замшевых перчатках. Он отлично сыграл свою роль и поведал, как это опасно - проникнуть через полицейский кордон, чтобы доставить ребенка. Не пообещав ничего конкретного, Лис снова исчез. Вслед затем у миссис Маклин стали опять раздаваться таинственные звонки.
- Говорит номер сто семнадцать, - произносил Минс, пользовавшийся этим кодом при телефонных разговорах. - Ребенок может быть у вас через два дня. Но Лису нужно ещё 35 тысяч долларов, чтобы без риска пройти через полицейское оцепление. Ровно столько от него требуют "копы", чтобы открыть проход в кордоне.
В своей неслыханной доверчивости миссис Маклин уже хотела заложить собственные драгоценности. Она поручила это своему адвокату, которому не составило большого труда узнать от клиентки всю историю. Юрист немедленно возбудил ходатайство об аресте Гастона Б. Минса.
15 июня 1932 года начался процесс по делу бывшего агента ФБР, закончившийся осуждением его на 15 лет каторжной тюрьмы за мошенничество. От этого сурового наказания Минса не спасло даже присутствие в зале суда его бывшего друга. После того как Минс был допрошен в качестве свидетеля по собственному делу, он не сразу вернулся на скамью подсудимых. Без всяких помех со стороны суда Минс направил свои стоны к той скамье, на которой сидел Гувер.
- Ну, Эдгар, - спросил он, - что скажете на это?
- Хорошенькую же вы заварили кашу, - ответил шеф ФБР.
Минс доверительно подмигнул:
- Но вы должны признать, что дело было обстряпано великолепно. Я все равно выкручусь.
Как бы то ни было, но 104 тысячи долларов, припрятанные преступником в надежном месте, спокойно дожидались его. Несмотря на интенсивные поиски, полиции не удалось найти ни цента. Немного дольше находился на свободе Лис, но потом взяли и его. Человек, так хитро скрывавшийся под этой кличкой, оказался не кем иным, как адвокатом Норманом Уайтэкером. Несмотря на свою профессию, ему пришлось смириться с крупным провалом. Он получил такое же наказание, как и Минс, с той лишь разницей, что его не ждали припрятанные доллары, ибо получить свою долю в 35 тысяч он не успел...
10. Истребители гангстеров.
"Час, которого мы ждали"
Трюк с деревянным пистолетом
В один из первых майских дней 1934 года Дж. Эдгар Гувер вызвал в свой кабинет джи-мена Сэмюэла П. Коули.
Собственно говоря, этот 34-летний агент всей своей предыдущей жизнью вовсе не был подготовлен для той тактики, которую он теперь должен был продемонстрировать в качестве образца. Ряд лет он разъезжал по стране как проповедник-миссионер мормонской церкви, затем закончил юридический факультет, некоторое время занимался адвокатской практикой и, в конце концов, оказался в ФБР. Но Гувер знал, почему он поручает намеченное дело именно этому внешне неуклюжему бывшему проповеднику, о котором, между прочим, говорили, что он лучший снайпер во всем ФБР.
- Послушайте, Сэм, - начал разговор шеф ФБР, - вчера на совещании у генерального прокурора Штатов было решено принять особые меры против Джона Диллинджера. С этого дня он "государственный враг номер один". Мы должны справиться с ним, чего бы это ни стоило. Операцию против Диллинджера возглавите вы. Идите по любому следу! Задерживайте всех лиц, которые хоть как-то были связаны с бандой. Лучше всего, разумеется, живыми, но важнее всего, чтобы эти люди вообще были обезврежены. Вам дается полное право применять огнестрельное оружие. Я ожидаю, что вы будете действовать беспощадно. Кстати, дело это стоящее. За голову Диллинджера, живого или мертвого, назначена награда в десять тысяч долларов!
- Можете полностью на меня положиться! - ответил джи-мен Коули.
Его ближайшим помощником стал Мелвиин Пурвис, начальник отделения ФБР в Чикаго. В последующие недели оба специальных агента и другие члены их оперативной группы демонстрировали образец действий джи-менов на будущее и дали ещё один повод для восхваления агентов ФБР в многочисленных фильмах и книгах, причем облик их определялся отнюдь не детективными способностями, а беспощадностью. Лучшим из агентов ФБР считался тот, кто быстрее других нажимает на спуск. "Совершенно новый тип полицейского", - писал английский криминолог Леонард Гриббл о джи-менах, начавших действовать в 1934 году.
"Дело Диллинджера" положило начало "жестокой волне". Обучением агентов ФБР, прежде всего, меткой стрельбе занимались ещё ранее специалисты армии и флота. Затем конгресс принял закон, разрешавший агентам ФБР постоянно носить огнестрельное оружие и при первой необходимости пускать его в ход. Теперь надлежало применить новую тактику.
...Джон Герберт Диллинджер начал свою гангстерскую карьеру как мелкий грабитель - с налетов на одиноко стоящие бензозаправочные станции и похищения их выручки. Неудачное ограбление привело его на восемь лет за решетку. В мае 1933 года он был условно выпущен из тюрьмы штата Индиана, после того как обещал в будущем никогда не вступать в конфликт с законом. Но в действительности у 30-летнего гангстера ещё в тюрьме созрел новый план. Выйдя на свободу, Диллинджер немедленно решил его осуществить, для чего сколотил "готовую стрелять" банду, которая с сентября 1933 года по июль 1934 года грабила на Среднем Западе один банк за другим.