Страница:
Скарфэйс изобретает рэкет
Аль-Капоне можно было упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии фантазии. В 1927 году он решил уделять поменьше внимания стычкам между бандами и осуществить новое задуманное предприятие. Многое из его юношеского опыта "kid Gang" теперь трансформировалось в новых масштабах. Аль-Капоне изобрел "рэкет" - своего рода способ вымогательства денег у владельцев различных фирм.
Еще ранее в Чикаго было немало случаев, когда банды бросали бомбы в прачечные и красильни, выбивали стекла, обливали фасады магазинов серной кислотой, крали белье клиентов. Вскоре владельцы фирм стали получать предложения: за приличную плату они будут избавлены от бомб и кислоты. Это в их же собственных интересах, а потому им не остается никакой иной альтернативы, как принять "предложение о защите".
Финансовые дела "рэкета" решались на основе принципов акционерного общества, и большая доля попадала в руки Аль-Капоне. Но и этого мало. Прежний единоличный владелец крупнейшей в Чикаго прачечной предложил Скарфэйсу стать партнером его фирмы; бизнесмен "не прогадал" - благодаря этому сразу же отпала необходимость в полицейской охране предприятия.
При все усиливавшемся переплетении капиталистических предприятий с преступным миром у Аль-Капоне имелось много различных средств обеспечения своих интересов, к тому же не только в Чикаго, но и в других городах. Специалисты оценивали в 1928 году его обороты в сумму свыше 105 миллионов долларов, причем 60 миллионов поступали от торговли алкоголем на "черном рынке", по прежнему процветавшей, 25 миллионов - от принадлежавших ему казино, где играли в запрещенные азартные игры, 10 миллионов - от публичных домов и ещё 10 - от новых предприятий.
Чем больше обороты, тем сильнее страх за свою жизнь. Аль-Капоне постоянно искал надежного убежища. Начиная с 1927 года, он правил своей "империей" с роскошной, строго охраняемой яхты, стоявшей у небольшого островка Палм, близ Майами, во Флориде.
К тому времени разгул бандитизма превратился в серьезную проблему и помимо полиции, к делу были подключены силы Министерства юстиции - ФБР и налоговое управление. 14 февраля 1929 года, в день св. Валентина, в Чикаго произошло крупное столкновение нескольких банд, после которого на улице остались лежать шестеро гангстеров. На этот раз полиция реагировала более живо, чем обычно: дюжина любителей перестрелок угодила в тюрьму, в том числе и трое близких сообщников Аль-Капоне. Хотя их быстро выпустили под залог крупной суммы, это все же послужило тревожным сигналом.
Гангстерские главари попытались ещё раз прийти к соглашению. В мае 1929 года они собрались в городе Атлантик-Сити. Переговоры длились три дня и закончились невиданным дотоле документом: четыре самые крупные банды объединились в единый синдикат, в один преступный концерн, все прибыли которого должны были поступать в общую кассу и делиться по заранее установленному принципу.
Но и этому проекту, прямо опиравшемуся на экономическую структуру Соединенных Штатов, не была суждена долгая жизнь, и уже вскоре между бандами вновь вспыхнули ожесточенные столкновения. Создание "Коза ностры" затруднило борьбу с мафией, но не отменило ее; ФБР потребовались большие, в том числе и нетрадиционные на то время усилия, чтобы "добраться" до многих вожаков, весьма многих "капо" и очень многих "солдат" - хотя ряды мафии пополнялись едва ли не быстрее, чем редели под ударами конкурентов и противников.
"Дело Америки - бизнес"
Тридцатилетнего Аль-Капоне теперь не покидала мысль оставить "дело" и удалиться на покой. Невероятное богатство давало ему возможность вести роскошную жизнь, из перестрелок он выходил невредимым, а полиция и юстиция его не трогали.
Если до сих пор гангстерскому боссу во всех его делах невероятно везло, то это объяснялось не только его положением, завоеванным длинной цепью преступлений. "Успехи" Аль-Капоне неразрывно связаны с обстановкой "диких 20-х годов". Так именуют американские историки период с 1924 года, когда США захлестнула волна преступлений и насилия, превзойдя все, что когда-либо совершал мир концентрированной и организованной преступности.
Беспримерны были и цифры, которые приводятся официальной и далеко не полной статистикой: 12 тысяч убийств в одном только 1926 году, причем с тенденцией роста. В 1933 году было зарегистрировано 1 миллион 300 тысяч крупных преступлений, ежедневно совершались нападения на банки. Годом позже было совершено 46614 разбойных нападений, 190389 взломов и около 523 тысяч краж. Криминальная статистика доказывает, что в то время в Соединенных Штатах действовало гораздо больше преступников, чем американских солдат в Европе в первую мировую войну.
Буржуазные криминологи, социологи и историки и сегодня ещё спорят о причинах, породивших "дикие 20-е годы". Большое значение придают они "сухому закону". Однако он обнажает только стимул, но не корни явления, ибо, когда в 1933 году закон был отменен, банды, занимавшиеся подпольной торговлей алкоголем, быстро переключились на наркотики. Либерализм любой ценой, либерализм, недостоверный в своем формализме, объяснял лишь периферийные явления тех лет. И это заметно в процессе преследования правоохранителями Аль-Капоне, начиная с 1929 года.
Расцвет преступности совпал с приходом к власти нового президента США - Калвина Д. Кулиджа. Свою программу он сформулировал словами: "Дело Америки - бизнес". Выдвинувшие его монополии видели в этом выход из глубоких социальных и экономических потрясений.
Машина бизнеса была запущена на полный ход. Выпуск массовой продукции принял невиданные масштабы. Ожесточилась борьба монополий за рынки и прибыли. Миллионы людей желали принять участие в бизнесе, ставшем государственной доктриной США.
В этой конкурентной борьбе все средства были хороши. Предприниматели первыми дали дурной пример, социально ущербленные слои стали подражать ему. Бессовестность формально осуждалась всеми прошлыми традициями и нормами, но фактически ценилась высоко - и можно с точностью сказать (такие исследования уже поводились), что в массовом сознании, которое выражает и формирует пресса и масс-культ, эта оценка все более распространялась. Тысячи людей, оказавшихся на обочине, большое число бедных, попавших в нищету из-за растущей пропасти между ними и богатыми, стали источником пополнения армии преступности.
Повсюду возникали самостоятельно, а частично и по заданию крупных бизнес-картелей преступные объединения и "рэкетирские" группы, для взимания с мелких предпринимателей мзды за "охрану" их от гангстеров. Преступность приобретала все более организованные формы и начала, приспосабливаясь к той ситуации, в которой находилось американское общество, переходить к монополистическим методам. Слияние коммерческого и криминального капитала становилось все более тесным, что, в свою очередь, вело к росту политического влияния гангстеров - сначала в местном, а затем и в федеральном масштабе.
Невозмутимый мистер Гувер
В "дикие 20-е годы" в Вашингтоне в аппарате власти произошли перемены. Приход в Белый дом в 1924 году Кулиджа вызвал персональные перестановки. Прежде всего, новый президент уволил в отставку генерального прокурора США М. Догерти. На его место он назначил своего школьного товарища Харлана Ф. Стоуна. Пришлось подать в отставку и замешанному во многих скандалах шефу ФБР Бернсу.
Дж. Эдгаром Гувером, который тогда был уже его заместителем, овладели мрачные мысли. "Вероятно, я следующий, кому придется уйти", - подводил он итоги своей прошлой деятельности, которая слишком часто выходила за рамки государственных законов.
10 мая 1924 года Стоун вызвал Гувера к себе. Как всегда, новый генеральный прокурор выглядел угрюмым.
Садитесь, - предложил он молодому человеку, в физиономии которого было нечто "бульдожье".
Стоун долго бесстрастно разглядывал его, и после умышленно затянутой паузы, без всякого предисловия сказал: "Эдгар, я думаю назначить вас директором Федерального бюро расследований".
Гувер сумел подавить свои чувства, поначалу никак не отреагировал, тоже помолчал и потом ледяным голосом произнес: "Охотно принимаю это назначение, мистер Стоун, но на определенных условиях".
- Каких именно? - спросил Стоун.
- Эта служба должна быть свободна от любых политических влияний. Назначения в будущем должны осуществляться лишь на основе личной пригодности и только для людей, доказавших свои способности. Сам я должен нести ответственность лишь перед генеральным федеральным прокурором.
- С другими условиями, - ответил Стоун, завершая разговор, - я Вам и не предложил бы эту должность. Успехов!
Происходил ли разговор между Стоуном и Гувером именно так, - никто не знает. В официальном изображении он передан так - как часть легенды, прославляющей ФБР, и того нимба, который создавался вокруг Гувера.
Новому шефу ФБР было 29 лет. За прошедшие семь лет он сумел зарекомендовать себя, и 1924 год подтвердил, что испытание он выдержал. Кандидатур было немало, но решающую роль сыграло то, что к молодому Гуверу благоволили монополии. Они действовали через человека, занимавшего высокий правительственный пост, - министра торговли Герберта К. Гувера, позже ставшего президентом США. Именно он и предложил Стоуну назначить главой ФБР своего однофамильца.
Хотел ли новый директор бюро действительно создать политически независимую службу полиции, как это могло показаться правдоподобным в его разговоре со Стоуном?
Несмотря на ряд ударов, до этого с успехом нанесенных "прогрессивным силам" и политическим радикалам страны, ФБР в 1924 году находилась в жалком состоянии. Так, неподкупные служащие считались раритетами, и по-прежнему искушенные представители группировок различных политических оттенков стремились подчинить бюро своему влиянию. "Быть свободным от политических веяний" означало для Гувера ни что иное, как синоним устранения противоборствующих группировок. Лишь генеральный федеральный прокурор и он лично должны отныне определять направление дел.
Гувер вступил в эту должность в 1924 году, чтобы, как он однажды признался, "оградить Америку от красных и черных". Для этого ему необходим был боеспособный инструмент, и он железным кулаком принялся наводить в ФБР "порядок".
Ненадежные сотрудники были уволены, обстоятельства личной жизни, семейные условия и прошлое оставшихся и вновь набранных агентов подвергнуты тщательному изучению. Отныне в ФБР должны были служить только исключительно "честные люди", верные господствующему строю. С помощью хорошо разработанной системы инспектирования постоянно контролировались успехи, усердие и развитие характера агентов - эта система постоянного контроля, также как ротации, действует до сих пор и, хотя на определенных этапах вызывала "обюрокрачивание" джи-менов и справедливые нарекания, во многом определяет сравнительную "чистоту" и независимость в отношениях с администрацией и, шире, элитой на низовых уровнях..
В своем письме к руководителям служб, датированном маем 1925 года, Гувер выдвинул дальнейшие требования:
"Я принял решение уволить без предупреждения того служащего, о котором я узнаю, что он при исполнении обязанностей принимал алкогольные напитки. Сам я не употребляю алкогольных напитков. От своих чиновников на внешней службе я не требую ничего такого, чего не требую от самого себя".
Позже это определение было несколько ослаблено. Вне службы агентам разрешалось выпивать не более двух коктейлей. Всегда, в точно назначенное время, джи-мены должны были быть на поверке, ибо Гувер сам работал ежедневно по шестнадцать часов.
В течение всей своей жизни Гувер оставался холостяком, и даже как-то он публично высказал сожаление о том, что целибат - безбрачие, - нельзя включить в моральный кодекс ФБР. За внебрачный секс карали так же строго, как за пьянство.
Гувер быстро установил и дугой профилирующий принцип. Теперь имена агентов, работавших над делом, редко упоминались в прессе. Слава успеха должна была принадлежать всему бюро; злые языки, конечно же, говорили, что в особенности его шефу - но в общем-то всем было понятно, что шефы могут и будут сменяться. "Паблисити" же на нижнем и средних уровнях в деятельности спецслужб - дело весьма опасное.
В течение трех лет Гувер реорганизовал свое учреждение и создал предпосылки для того, чтобы позже его стали называть "американским гестапо". Однако это было результатом не только кадровых изменений, но и превосходного умения начальника ФБР идти навстречу желаниям и воле государственно-монополистического капитала, иначе - политического чутья Гувера, который сделал пожизненную ставку на именно такую форму социального развития страны, патриотом которой он несомненно был, ну и конечно его выдающихся организаторских способностей.
Всю свою жизнь Гувер питал особую слабость к картотекам. Уже с 1917 года, когда он стал начальником регистратуры подозрительных иностранцев в военном отделе министерства юстиции, он мог предаваться своей страсти собирать и классифицировать материал о нежелательных лицах.
К 1924 году он распорядился завести картотеку на всех, кто играл определенную роль в общественной жизни страны. Картотека содержала постоянно обновляющиеся сведения о самых разных людях - от простого почтового служащего до президента страны. Биографические данные, сведения о мировоззрении, об участии в "левых" митингах, в подписании различных петиций, о подписке на прогрессивные газеты, о семье, родственниках и друзьях, о финансовом положении и "хобби", о поездках за границу и встречах с иностранцами, о любовных похождениях и возможных сексуальных извращениях - все это и многое другое отражалось в досье ФБР.
В 1931 году Гувер хвастался, что располагает "самой крупной картотекой в мире". Ныне в неё уже внесен каждый второй гражданин США. Эта картотека вместе с отпечатками пальцев представляет собой важнейший инструмент власти ФБР. Интересно понаблюдать, что делало сформированное Гувером ФБР для борьбы с преступностью в "дикие 20-е годы".
Веселые гангстеры из Атланты
"Если однажды попадешь в тяжелое положение и придется сесть в тюрьму, пусть тебя отправят в Атланту" - этот совет потихоньку давали даже в самих правительственных кругах Вашингтона, ибо повсюду ходили прямо-таки фантастические слухи о привольном житье в этой федеральной тюрьме, находящейся в штате Джорджия.
Только что назначенный генеральный прокурор США поручил ФБР проверить, так ли это. 1 октября 1924 года группа оперативных агентов прибыла в Атланту и в течение нескольких дней установила, что слухи об условиях в этой тюрьме были скорее преуменьшенными, нежели преувеличенными.
Так, в почтовом отделении тюрьмы хозяйничал старый знакомый джи-менов Грэдди Уэбб, который за несколько ограблений почт должен был отсидеть 25 лет. Он считался начальником почты тюрьмы, ему помогали сведущие мастера своего дела, тоже осужденные за ограбления почтовых отделений.
Если заключенному не хватало тюремного харча, он мог питаться в ресторане одного из городских отелей, посещал который в тюремной робе или в цивильном костюме - как ему угодно. В саду виллы, в которой жил начальник тюрьмы, на полную катушку шла игра в покер, и ставки достигали 50 долларов. Те, кого такое времяпрепровождение не удовлетворяло, посещали по вечерам бары или другие увеселительные заведения либо приглашали друзей из других камер повеселиться и выпить.
Каждый мог обставить свою камеру по собственному вкусу, - конечно, при условии, что у него достаточно наличных. Разумеется, и другие удобства предоставлялись не бесплатно и распределялись отнюдь не в соответствии с принципом справедливости. За хорошую жизнь надо было платить, и многие заключенные была в состоянии это делать.
Директор тюрьмы Уорден А. Сартейн получал от каждого привилегированного "гостя" от 100 до 5000 долларов в месяц. Кое-какие "куски" доставались и другим служащим тюрьмы, и даже тюремному священнику. Он передавал агентам ФБР признания исповедующихся. Сартейн и его коррумпированные сообщники все отрицали, но исповедь дело иное - он поведал преподобному обо всех своих грехах.
"Небольшие суммы, примерно сто долларов в месяц, - рассказал он, давали заключенным весьма немного, самое большее - койку поудобнее или некоторое послабление в работе. А тем, кто хотел обедать вне тюрьмы, играть в покер и танцевать, приходилось выложить 2500 долларов". За одноразовый вклад в этом размере заключенный Чесли Татен получил работу шофера тюремного врача. После этого он редко находился в камере, большей частью был в пути.
Выяснение истины не составило для джи-менов особого труда, и тем не менее это "расследование" было преподнесено как огромный успех ФБР, как наглядное доказательство того, сколь решительно повел Гувер борьбу с коррупцией даже в тюремных заведениях.
Развеселая жизнь в Атланте кончилась тем, что директору Сартейну самому пришлось провести в ней 18 месяцев, но уже в качестве заключенного № 24207. Некоторые служащие тюрьмы были приговорены к одному году и одному дню отсидки, остальных участников аферы оправдали. Возбужденное против священника дело закончилось безрезультатно, так как вмешался епископ и быстренько перевел служителя божьего в другое столь же богоугодное заведение.
Налог взимается и с преступлений
В других, намного более тяжелых случаях, насчитывавших десятки мертвых, ФБР оперировала менее успешно.
В 1925 году удар направлялся на сращивание контрабандной торговли алкоголем, наркотиками с полицейскими чиновниками в Цинциннати, что закончилось осуждением двадцати двух уголовных преступников - сорок восемь других обвиненных были оправданы.
К Аль-Капоне в Чикаго пока не рискнули подступиться, поскольку "федеральные законы, которые поручалось защищать ФБР, Капоне не нарушал". Если бы бюро предприняло меры против "Скарфэйса", оно само могло оказаться в опасности столкнуться с федеральным законом, так как Капоне торговал алкоголем, что хотя и было запрещено, однако ограничивалось не только Иллинойсом, но и вторгалось в другие федеральные штаты. Поскольку существовал "Закон о антитрестовской деятельности", который среди прочего "запрещал любое воспрепятствование торговли между штатами". Закон есть закон - ФБР во всяком случае не стало предпринимать ничего, чтобы не нарушать "Закон об антитрестовской деятельности".
В 1929 году ФБР выдвинуло Аль-Капоне претензию. Речь шла не о множестве убийств - эти "дела" были давно положены под сукно - и даже не о существовании банд. Обвинения против гангстерского босса были куда невиннее.
В начале года в Чикаго по жалобе федерального правительства должен был состояться процесс, на который вызывался в качестве свидетеля и Аль-Капоне. Однако Скарфэйс не явился. Вместо себя он прислал справку от врача, что пациенту Аль-Каноне, больному воспалением легких, предписан больничный режим и он является нетранспортабельным.
Агенты ФБР установили, что "тяжелобольной" посещал в это время скачки в солнечной Флориде, прогуливался на своей яхте у берегов Майами, летал на Багамские острова и посещал увеселительные заведения в других местах. Так появился пункт № 1 обвинения против супергангстера - неуважение к суду. Оно обошлось ему всего в 5 тысяч долларов - столь невелик был залог, которым он после ареста выкупил себе свободу. Затем Аль-Капоне поехал на совещание гангстерских боссов в Атлантик-Сити и провел ещё день на море с одним из своих "горилл". 16 мая он возвращался в Чикаго. По дороге, в Филадельфии, неожиданно отказал мотор автомашины и пришлось искать мастерскую для ремонта. У городского кинотеатра Аль-Капоне попал в устроенную полицией проверку документов.
Усердные служаки "копы" даже обыскали его. При нем они обнаружили револьвер в элегантной кожаной кобуре.
- Это - мое личное оружие, - развязно объяснил Капоне, - а вот и разрешение на него.
- Но разрешение выдано в Чикаго, и в штате Пенсильвания оно недействительно. Вы арестованы, мистер, за незаконное ношение оружия!
Все произошло очень быстро, через 17 часов процесс был закончен, и Аль-Капоне на целый год стал заключенным тюрьмы Холмесбург.
Тюремное начальство вполне отдавало себе отчет, какая ему выпала честь - держать у себя за решеткой столь знаменитого заключенного. Следовательно, в удобствах для него недостатка не было. Аль-Капоне мог вести продолжительные телефонные разговоры с Чикаго и даже приглашать своих доверенных лиц на беседу в тюрьму. Организация его пока что в основном продолжала действовать без помех.
В тюрьме Скарфэйс первый раз в жизни почувствовал себя свободным и раскованным. "За все долгие годы моей службы мне никогда ещё не приходилось видеть более покладистого, веселого и услужливого арестанта. Он идеальный заключенный", - вспоминал впоследствии тюремный врач.
Всеобщее удивление, вызванное тактикой Аль-Капоне, стремившегося к возможно скорейшему окончанию процесса и немедленному оглашению приговора, рассеялось, когда мэр Филадельфии заявил представителям прессы: "По донесениям, которые я имею, Аль-Капоне после совещания со своими соперниками ощущал грозящую ему смертельную опасность. Он скрывался от одной банды, которая хотела его убить. Поэтому совещание и состоялось в Атлантик-Сити, а не в Чикаго. Если бы он не был заинтересован в том, чтобы попасть в тюрьму, он бы боролся на суде до последнего".
Итак, пунктом № 2 обвинения стало незаконное ношение огнестрельного оружия. И это, действительно, не противоречило желаниям Аль-Капоне. Зато совсем не по вкусу гангстеру пришелся пункт № 3 обвинения - уклонение от уплаты налогов. Это был "нетрадиционный" ход ФБР и работающего в связке с джи-менами налогового департамента. В самом деле, получалось так, что с 1924 года Аль-Капоне приобрел огромное состояние, но не уплатил с него ни единого цента налогов. И вот против него было выдвинуто примечательное обвинение в том, что он не сообщал государству о своих преступлениях, а посему оно не имело возможности взимать с него подоходный налог. Именно так, предметом обвинения стали не убийства, не шантаж, не разбой и другие уголовные преступления, а уклонение от уплаты налогов с этих "дел"!
Само собой разумеется, расследование по данному пункту было непростым, ибо гангстерский босс сделал все возможное для сокрытия своих прибылей. Ревизоры мучились целых два года, а итог был не так внушителен. Доказать удалось лишь то, что за период с 1924 по 1929 год доходы Аль-Капоне составили не менее одного миллиона, что означало неуплату налогов в сумме около 185 тысяч долларов. Поскольку Аль-Капоне не смущаясь тратил свои деньги в открытую, можно было считать, что в действительности речь шла о гораздо большей, многомиллионной сумме. Противоречие между своими официально установленными доходами и фактическими расходами Аль-Капоне объяснил с подкупающей наивностью: "Один миллион - из собственного кармана, а остальные одолжил". Так как обратное доказать не удалось, засчитали только один миллион.
На суде в Чикаго все установили самым "тщательным" образом: за период с 1925 по 1927 год подоходный налог не уплачен, а за 1928-1929 годы нет сведений о доходах. За все вместе Аль-Капоне приговорили к десяти годам тюрьмы и 50 тысячам долларов денежного штрафа. Приговор был вынесен 24 октября 1931 года, и апелляционные инстанции, вплоть до Верховного суда США, утвердили его.
Первые два года Аль-Капоне провел в федеральной тюрьме в Атланте, веселые времена в которой, однако, уже миновали. Затем его перевели в более надежную с точки зрения предотвращения побега тюрьму. Находилась она на скалистом острове Алькатрас, расположенном около Сан-Франциско. После семи лет и шести месяцев заключения тюремные врачи поставили диагноз, что Аль-Капоне неизлечимо болен в результате запущенного сифилиса. В ноябре 1939 года его досрочно выпустили из тюрьмы. Он поселился на своей вилле во Флориде, где и умер в январе 1947 года.
После исчезновения Аль-Капоне с чикагской сцены его приемником стал "экс-горилла" Энтони Аккардо. Под его эгидой начал гангстерскую карьеру человек, чье имя впоследствии стало известно всему миру в связи с убийством президента Кеннеди, - Джек Руби.
Преступники в белых воротничках
Примерно к 1930 году приобрел свою теперешнюю структуру крупнейший преступный синдикат Соединенных Штатов - "Коза костра". Создание его началось в 90-х годах прошлого века, когда сицилийская мафия переключилась на США. Окруженное тайной и легендами братство, которое является, пожалуй, самой старой формой организованной преступности, нашло в Новом Свете благодатную почву для своего процветания.
Мафиози впервые привлекли к себе внимание, когда в Новом Орлеане и других городах Америки были найдены трупы членов этой организации, казненных по приговору тайного суда - за "предательство". На всех убитых был знак - разрез от уха до уха. Полиция тогда не сумела расследовать до конца ни один из этих случаев, ибо высший закон мафии - молчание.
Банды мафиози утвердились во многих городах Соединенных Штатов, прежде всего в Новом Орлеане, а затем на Северо-Восточном побережье. Между ними шла ожесточенная борьба, тогда Сальваторе Маранцано выдвинул план объединения всех этих групп чисто американским способом - в один "синдикат". Но осуществить свой план он не успел. Его злейшие конкуренты в борьбе за пост верховного главы нанесли свой удар 10 сентября 1931 года. Лаки Лучано и Вито Дженовезе убили Маранцано и 40 его ближайших сообщников. Массовые убийства среди мафиози вызвали ужас по всей стране от Атлантики до Тихого океана. Но путь к господству Дженовезе и Лучано, который затем стал играть первую скрипку, был открыт.
Аль-Капоне можно было упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии фантазии. В 1927 году он решил уделять поменьше внимания стычкам между бандами и осуществить новое задуманное предприятие. Многое из его юношеского опыта "kid Gang" теперь трансформировалось в новых масштабах. Аль-Капоне изобрел "рэкет" - своего рода способ вымогательства денег у владельцев различных фирм.
Еще ранее в Чикаго было немало случаев, когда банды бросали бомбы в прачечные и красильни, выбивали стекла, обливали фасады магазинов серной кислотой, крали белье клиентов. Вскоре владельцы фирм стали получать предложения: за приличную плату они будут избавлены от бомб и кислоты. Это в их же собственных интересах, а потому им не остается никакой иной альтернативы, как принять "предложение о защите".
Финансовые дела "рэкета" решались на основе принципов акционерного общества, и большая доля попадала в руки Аль-Капоне. Но и этого мало. Прежний единоличный владелец крупнейшей в Чикаго прачечной предложил Скарфэйсу стать партнером его фирмы; бизнесмен "не прогадал" - благодаря этому сразу же отпала необходимость в полицейской охране предприятия.
При все усиливавшемся переплетении капиталистических предприятий с преступным миром у Аль-Капоне имелось много различных средств обеспечения своих интересов, к тому же не только в Чикаго, но и в других городах. Специалисты оценивали в 1928 году его обороты в сумму свыше 105 миллионов долларов, причем 60 миллионов поступали от торговли алкоголем на "черном рынке", по прежнему процветавшей, 25 миллионов - от принадлежавших ему казино, где играли в запрещенные азартные игры, 10 миллионов - от публичных домов и ещё 10 - от новых предприятий.
Чем больше обороты, тем сильнее страх за свою жизнь. Аль-Капоне постоянно искал надежного убежища. Начиная с 1927 года, он правил своей "империей" с роскошной, строго охраняемой яхты, стоявшей у небольшого островка Палм, близ Майами, во Флориде.
К тому времени разгул бандитизма превратился в серьезную проблему и помимо полиции, к делу были подключены силы Министерства юстиции - ФБР и налоговое управление. 14 февраля 1929 года, в день св. Валентина, в Чикаго произошло крупное столкновение нескольких банд, после которого на улице остались лежать шестеро гангстеров. На этот раз полиция реагировала более живо, чем обычно: дюжина любителей перестрелок угодила в тюрьму, в том числе и трое близких сообщников Аль-Капоне. Хотя их быстро выпустили под залог крупной суммы, это все же послужило тревожным сигналом.
Гангстерские главари попытались ещё раз прийти к соглашению. В мае 1929 года они собрались в городе Атлантик-Сити. Переговоры длились три дня и закончились невиданным дотоле документом: четыре самые крупные банды объединились в единый синдикат, в один преступный концерн, все прибыли которого должны были поступать в общую кассу и делиться по заранее установленному принципу.
Но и этому проекту, прямо опиравшемуся на экономическую структуру Соединенных Штатов, не была суждена долгая жизнь, и уже вскоре между бандами вновь вспыхнули ожесточенные столкновения. Создание "Коза ностры" затруднило борьбу с мафией, но не отменило ее; ФБР потребовались большие, в том числе и нетрадиционные на то время усилия, чтобы "добраться" до многих вожаков, весьма многих "капо" и очень многих "солдат" - хотя ряды мафии пополнялись едва ли не быстрее, чем редели под ударами конкурентов и противников.
"Дело Америки - бизнес"
Тридцатилетнего Аль-Капоне теперь не покидала мысль оставить "дело" и удалиться на покой. Невероятное богатство давало ему возможность вести роскошную жизнь, из перестрелок он выходил невредимым, а полиция и юстиция его не трогали.
Если до сих пор гангстерскому боссу во всех его делах невероятно везло, то это объяснялось не только его положением, завоеванным длинной цепью преступлений. "Успехи" Аль-Капоне неразрывно связаны с обстановкой "диких 20-х годов". Так именуют американские историки период с 1924 года, когда США захлестнула волна преступлений и насилия, превзойдя все, что когда-либо совершал мир концентрированной и организованной преступности.
Беспримерны были и цифры, которые приводятся официальной и далеко не полной статистикой: 12 тысяч убийств в одном только 1926 году, причем с тенденцией роста. В 1933 году было зарегистрировано 1 миллион 300 тысяч крупных преступлений, ежедневно совершались нападения на банки. Годом позже было совершено 46614 разбойных нападений, 190389 взломов и около 523 тысяч краж. Криминальная статистика доказывает, что в то время в Соединенных Штатах действовало гораздо больше преступников, чем американских солдат в Европе в первую мировую войну.
Буржуазные криминологи, социологи и историки и сегодня ещё спорят о причинах, породивших "дикие 20-е годы". Большое значение придают они "сухому закону". Однако он обнажает только стимул, но не корни явления, ибо, когда в 1933 году закон был отменен, банды, занимавшиеся подпольной торговлей алкоголем, быстро переключились на наркотики. Либерализм любой ценой, либерализм, недостоверный в своем формализме, объяснял лишь периферийные явления тех лет. И это заметно в процессе преследования правоохранителями Аль-Капоне, начиная с 1929 года.
Расцвет преступности совпал с приходом к власти нового президента США - Калвина Д. Кулиджа. Свою программу он сформулировал словами: "Дело Америки - бизнес". Выдвинувшие его монополии видели в этом выход из глубоких социальных и экономических потрясений.
Машина бизнеса была запущена на полный ход. Выпуск массовой продукции принял невиданные масштабы. Ожесточилась борьба монополий за рынки и прибыли. Миллионы людей желали принять участие в бизнесе, ставшем государственной доктриной США.
В этой конкурентной борьбе все средства были хороши. Предприниматели первыми дали дурной пример, социально ущербленные слои стали подражать ему. Бессовестность формально осуждалась всеми прошлыми традициями и нормами, но фактически ценилась высоко - и можно с точностью сказать (такие исследования уже поводились), что в массовом сознании, которое выражает и формирует пресса и масс-культ, эта оценка все более распространялась. Тысячи людей, оказавшихся на обочине, большое число бедных, попавших в нищету из-за растущей пропасти между ними и богатыми, стали источником пополнения армии преступности.
Повсюду возникали самостоятельно, а частично и по заданию крупных бизнес-картелей преступные объединения и "рэкетирские" группы, для взимания с мелких предпринимателей мзды за "охрану" их от гангстеров. Преступность приобретала все более организованные формы и начала, приспосабливаясь к той ситуации, в которой находилось американское общество, переходить к монополистическим методам. Слияние коммерческого и криминального капитала становилось все более тесным, что, в свою очередь, вело к росту политического влияния гангстеров - сначала в местном, а затем и в федеральном масштабе.
Невозмутимый мистер Гувер
В "дикие 20-е годы" в Вашингтоне в аппарате власти произошли перемены. Приход в Белый дом в 1924 году Кулиджа вызвал персональные перестановки. Прежде всего, новый президент уволил в отставку генерального прокурора США М. Догерти. На его место он назначил своего школьного товарища Харлана Ф. Стоуна. Пришлось подать в отставку и замешанному во многих скандалах шефу ФБР Бернсу.
Дж. Эдгаром Гувером, который тогда был уже его заместителем, овладели мрачные мысли. "Вероятно, я следующий, кому придется уйти", - подводил он итоги своей прошлой деятельности, которая слишком часто выходила за рамки государственных законов.
10 мая 1924 года Стоун вызвал Гувера к себе. Как всегда, новый генеральный прокурор выглядел угрюмым.
Садитесь, - предложил он молодому человеку, в физиономии которого было нечто "бульдожье".
Стоун долго бесстрастно разглядывал его, и после умышленно затянутой паузы, без всякого предисловия сказал: "Эдгар, я думаю назначить вас директором Федерального бюро расследований".
Гувер сумел подавить свои чувства, поначалу никак не отреагировал, тоже помолчал и потом ледяным голосом произнес: "Охотно принимаю это назначение, мистер Стоун, но на определенных условиях".
- Каких именно? - спросил Стоун.
- Эта служба должна быть свободна от любых политических влияний. Назначения в будущем должны осуществляться лишь на основе личной пригодности и только для людей, доказавших свои способности. Сам я должен нести ответственность лишь перед генеральным федеральным прокурором.
- С другими условиями, - ответил Стоун, завершая разговор, - я Вам и не предложил бы эту должность. Успехов!
Происходил ли разговор между Стоуном и Гувером именно так, - никто не знает. В официальном изображении он передан так - как часть легенды, прославляющей ФБР, и того нимба, который создавался вокруг Гувера.
Новому шефу ФБР было 29 лет. За прошедшие семь лет он сумел зарекомендовать себя, и 1924 год подтвердил, что испытание он выдержал. Кандидатур было немало, но решающую роль сыграло то, что к молодому Гуверу благоволили монополии. Они действовали через человека, занимавшего высокий правительственный пост, - министра торговли Герберта К. Гувера, позже ставшего президентом США. Именно он и предложил Стоуну назначить главой ФБР своего однофамильца.
Хотел ли новый директор бюро действительно создать политически независимую службу полиции, как это могло показаться правдоподобным в его разговоре со Стоуном?
Несмотря на ряд ударов, до этого с успехом нанесенных "прогрессивным силам" и политическим радикалам страны, ФБР в 1924 году находилась в жалком состоянии. Так, неподкупные служащие считались раритетами, и по-прежнему искушенные представители группировок различных политических оттенков стремились подчинить бюро своему влиянию. "Быть свободным от политических веяний" означало для Гувера ни что иное, как синоним устранения противоборствующих группировок. Лишь генеральный федеральный прокурор и он лично должны отныне определять направление дел.
Гувер вступил в эту должность в 1924 году, чтобы, как он однажды признался, "оградить Америку от красных и черных". Для этого ему необходим был боеспособный инструмент, и он железным кулаком принялся наводить в ФБР "порядок".
Ненадежные сотрудники были уволены, обстоятельства личной жизни, семейные условия и прошлое оставшихся и вновь набранных агентов подвергнуты тщательному изучению. Отныне в ФБР должны были служить только исключительно "честные люди", верные господствующему строю. С помощью хорошо разработанной системы инспектирования постоянно контролировались успехи, усердие и развитие характера агентов - эта система постоянного контроля, также как ротации, действует до сих пор и, хотя на определенных этапах вызывала "обюрокрачивание" джи-менов и справедливые нарекания, во многом определяет сравнительную "чистоту" и независимость в отношениях с администрацией и, шире, элитой на низовых уровнях..
В своем письме к руководителям служб, датированном маем 1925 года, Гувер выдвинул дальнейшие требования:
"Я принял решение уволить без предупреждения того служащего, о котором я узнаю, что он при исполнении обязанностей принимал алкогольные напитки. Сам я не употребляю алкогольных напитков. От своих чиновников на внешней службе я не требую ничего такого, чего не требую от самого себя".
Позже это определение было несколько ослаблено. Вне службы агентам разрешалось выпивать не более двух коктейлей. Всегда, в точно назначенное время, джи-мены должны были быть на поверке, ибо Гувер сам работал ежедневно по шестнадцать часов.
В течение всей своей жизни Гувер оставался холостяком, и даже как-то он публично высказал сожаление о том, что целибат - безбрачие, - нельзя включить в моральный кодекс ФБР. За внебрачный секс карали так же строго, как за пьянство.
Гувер быстро установил и дугой профилирующий принцип. Теперь имена агентов, работавших над делом, редко упоминались в прессе. Слава успеха должна была принадлежать всему бюро; злые языки, конечно же, говорили, что в особенности его шефу - но в общем-то всем было понятно, что шефы могут и будут сменяться. "Паблисити" же на нижнем и средних уровнях в деятельности спецслужб - дело весьма опасное.
В течение трех лет Гувер реорганизовал свое учреждение и создал предпосылки для того, чтобы позже его стали называть "американским гестапо". Однако это было результатом не только кадровых изменений, но и превосходного умения начальника ФБР идти навстречу желаниям и воле государственно-монополистического капитала, иначе - политического чутья Гувера, который сделал пожизненную ставку на именно такую форму социального развития страны, патриотом которой он несомненно был, ну и конечно его выдающихся организаторских способностей.
Всю свою жизнь Гувер питал особую слабость к картотекам. Уже с 1917 года, когда он стал начальником регистратуры подозрительных иностранцев в военном отделе министерства юстиции, он мог предаваться своей страсти собирать и классифицировать материал о нежелательных лицах.
К 1924 году он распорядился завести картотеку на всех, кто играл определенную роль в общественной жизни страны. Картотека содержала постоянно обновляющиеся сведения о самых разных людях - от простого почтового служащего до президента страны. Биографические данные, сведения о мировоззрении, об участии в "левых" митингах, в подписании различных петиций, о подписке на прогрессивные газеты, о семье, родственниках и друзьях, о финансовом положении и "хобби", о поездках за границу и встречах с иностранцами, о любовных похождениях и возможных сексуальных извращениях - все это и многое другое отражалось в досье ФБР.
В 1931 году Гувер хвастался, что располагает "самой крупной картотекой в мире". Ныне в неё уже внесен каждый второй гражданин США. Эта картотека вместе с отпечатками пальцев представляет собой важнейший инструмент власти ФБР. Интересно понаблюдать, что делало сформированное Гувером ФБР для борьбы с преступностью в "дикие 20-е годы".
Веселые гангстеры из Атланты
"Если однажды попадешь в тяжелое положение и придется сесть в тюрьму, пусть тебя отправят в Атланту" - этот совет потихоньку давали даже в самих правительственных кругах Вашингтона, ибо повсюду ходили прямо-таки фантастические слухи о привольном житье в этой федеральной тюрьме, находящейся в штате Джорджия.
Только что назначенный генеральный прокурор США поручил ФБР проверить, так ли это. 1 октября 1924 года группа оперативных агентов прибыла в Атланту и в течение нескольких дней установила, что слухи об условиях в этой тюрьме были скорее преуменьшенными, нежели преувеличенными.
Так, в почтовом отделении тюрьмы хозяйничал старый знакомый джи-менов Грэдди Уэбб, который за несколько ограблений почт должен был отсидеть 25 лет. Он считался начальником почты тюрьмы, ему помогали сведущие мастера своего дела, тоже осужденные за ограбления почтовых отделений.
Если заключенному не хватало тюремного харча, он мог питаться в ресторане одного из городских отелей, посещал который в тюремной робе или в цивильном костюме - как ему угодно. В саду виллы, в которой жил начальник тюрьмы, на полную катушку шла игра в покер, и ставки достигали 50 долларов. Те, кого такое времяпрепровождение не удовлетворяло, посещали по вечерам бары или другие увеселительные заведения либо приглашали друзей из других камер повеселиться и выпить.
Каждый мог обставить свою камеру по собственному вкусу, - конечно, при условии, что у него достаточно наличных. Разумеется, и другие удобства предоставлялись не бесплатно и распределялись отнюдь не в соответствии с принципом справедливости. За хорошую жизнь надо было платить, и многие заключенные была в состоянии это делать.
Директор тюрьмы Уорден А. Сартейн получал от каждого привилегированного "гостя" от 100 до 5000 долларов в месяц. Кое-какие "куски" доставались и другим служащим тюрьмы, и даже тюремному священнику. Он передавал агентам ФБР признания исповедующихся. Сартейн и его коррумпированные сообщники все отрицали, но исповедь дело иное - он поведал преподобному обо всех своих грехах.
"Небольшие суммы, примерно сто долларов в месяц, - рассказал он, давали заключенным весьма немного, самое большее - койку поудобнее или некоторое послабление в работе. А тем, кто хотел обедать вне тюрьмы, играть в покер и танцевать, приходилось выложить 2500 долларов". За одноразовый вклад в этом размере заключенный Чесли Татен получил работу шофера тюремного врача. После этого он редко находился в камере, большей частью был в пути.
Выяснение истины не составило для джи-менов особого труда, и тем не менее это "расследование" было преподнесено как огромный успех ФБР, как наглядное доказательство того, сколь решительно повел Гувер борьбу с коррупцией даже в тюремных заведениях.
Развеселая жизнь в Атланте кончилась тем, что директору Сартейну самому пришлось провести в ней 18 месяцев, но уже в качестве заключенного № 24207. Некоторые служащие тюрьмы были приговорены к одному году и одному дню отсидки, остальных участников аферы оправдали. Возбужденное против священника дело закончилось безрезультатно, так как вмешался епископ и быстренько перевел служителя божьего в другое столь же богоугодное заведение.
Налог взимается и с преступлений
В других, намного более тяжелых случаях, насчитывавших десятки мертвых, ФБР оперировала менее успешно.
В 1925 году удар направлялся на сращивание контрабандной торговли алкоголем, наркотиками с полицейскими чиновниками в Цинциннати, что закончилось осуждением двадцати двух уголовных преступников - сорок восемь других обвиненных были оправданы.
К Аль-Капоне в Чикаго пока не рискнули подступиться, поскольку "федеральные законы, которые поручалось защищать ФБР, Капоне не нарушал". Если бы бюро предприняло меры против "Скарфэйса", оно само могло оказаться в опасности столкнуться с федеральным законом, так как Капоне торговал алкоголем, что хотя и было запрещено, однако ограничивалось не только Иллинойсом, но и вторгалось в другие федеральные штаты. Поскольку существовал "Закон о антитрестовской деятельности", который среди прочего "запрещал любое воспрепятствование торговли между штатами". Закон есть закон - ФБР во всяком случае не стало предпринимать ничего, чтобы не нарушать "Закон об антитрестовской деятельности".
В 1929 году ФБР выдвинуло Аль-Капоне претензию. Речь шла не о множестве убийств - эти "дела" были давно положены под сукно - и даже не о существовании банд. Обвинения против гангстерского босса были куда невиннее.
В начале года в Чикаго по жалобе федерального правительства должен был состояться процесс, на который вызывался в качестве свидетеля и Аль-Капоне. Однако Скарфэйс не явился. Вместо себя он прислал справку от врача, что пациенту Аль-Каноне, больному воспалением легких, предписан больничный режим и он является нетранспортабельным.
Агенты ФБР установили, что "тяжелобольной" посещал в это время скачки в солнечной Флориде, прогуливался на своей яхте у берегов Майами, летал на Багамские острова и посещал увеселительные заведения в других местах. Так появился пункт № 1 обвинения против супергангстера - неуважение к суду. Оно обошлось ему всего в 5 тысяч долларов - столь невелик был залог, которым он после ареста выкупил себе свободу. Затем Аль-Капоне поехал на совещание гангстерских боссов в Атлантик-Сити и провел ещё день на море с одним из своих "горилл". 16 мая он возвращался в Чикаго. По дороге, в Филадельфии, неожиданно отказал мотор автомашины и пришлось искать мастерскую для ремонта. У городского кинотеатра Аль-Капоне попал в устроенную полицией проверку документов.
Усердные служаки "копы" даже обыскали его. При нем они обнаружили револьвер в элегантной кожаной кобуре.
- Это - мое личное оружие, - развязно объяснил Капоне, - а вот и разрешение на него.
- Но разрешение выдано в Чикаго, и в штате Пенсильвания оно недействительно. Вы арестованы, мистер, за незаконное ношение оружия!
Все произошло очень быстро, через 17 часов процесс был закончен, и Аль-Капоне на целый год стал заключенным тюрьмы Холмесбург.
Тюремное начальство вполне отдавало себе отчет, какая ему выпала честь - держать у себя за решеткой столь знаменитого заключенного. Следовательно, в удобствах для него недостатка не было. Аль-Капоне мог вести продолжительные телефонные разговоры с Чикаго и даже приглашать своих доверенных лиц на беседу в тюрьму. Организация его пока что в основном продолжала действовать без помех.
В тюрьме Скарфэйс первый раз в жизни почувствовал себя свободным и раскованным. "За все долгие годы моей службы мне никогда ещё не приходилось видеть более покладистого, веселого и услужливого арестанта. Он идеальный заключенный", - вспоминал впоследствии тюремный врач.
Всеобщее удивление, вызванное тактикой Аль-Капоне, стремившегося к возможно скорейшему окончанию процесса и немедленному оглашению приговора, рассеялось, когда мэр Филадельфии заявил представителям прессы: "По донесениям, которые я имею, Аль-Капоне после совещания со своими соперниками ощущал грозящую ему смертельную опасность. Он скрывался от одной банды, которая хотела его убить. Поэтому совещание и состоялось в Атлантик-Сити, а не в Чикаго. Если бы он не был заинтересован в том, чтобы попасть в тюрьму, он бы боролся на суде до последнего".
Итак, пунктом № 2 обвинения стало незаконное ношение огнестрельного оружия. И это, действительно, не противоречило желаниям Аль-Капоне. Зато совсем не по вкусу гангстеру пришелся пункт № 3 обвинения - уклонение от уплаты налогов. Это был "нетрадиционный" ход ФБР и работающего в связке с джи-менами налогового департамента. В самом деле, получалось так, что с 1924 года Аль-Капоне приобрел огромное состояние, но не уплатил с него ни единого цента налогов. И вот против него было выдвинуто примечательное обвинение в том, что он не сообщал государству о своих преступлениях, а посему оно не имело возможности взимать с него подоходный налог. Именно так, предметом обвинения стали не убийства, не шантаж, не разбой и другие уголовные преступления, а уклонение от уплаты налогов с этих "дел"!
Само собой разумеется, расследование по данному пункту было непростым, ибо гангстерский босс сделал все возможное для сокрытия своих прибылей. Ревизоры мучились целых два года, а итог был не так внушителен. Доказать удалось лишь то, что за период с 1924 по 1929 год доходы Аль-Капоне составили не менее одного миллиона, что означало неуплату налогов в сумме около 185 тысяч долларов. Поскольку Аль-Капоне не смущаясь тратил свои деньги в открытую, можно было считать, что в действительности речь шла о гораздо большей, многомиллионной сумме. Противоречие между своими официально установленными доходами и фактическими расходами Аль-Капоне объяснил с подкупающей наивностью: "Один миллион - из собственного кармана, а остальные одолжил". Так как обратное доказать не удалось, засчитали только один миллион.
На суде в Чикаго все установили самым "тщательным" образом: за период с 1925 по 1927 год подоходный налог не уплачен, а за 1928-1929 годы нет сведений о доходах. За все вместе Аль-Капоне приговорили к десяти годам тюрьмы и 50 тысячам долларов денежного штрафа. Приговор был вынесен 24 октября 1931 года, и апелляционные инстанции, вплоть до Верховного суда США, утвердили его.
Первые два года Аль-Капоне провел в федеральной тюрьме в Атланте, веселые времена в которой, однако, уже миновали. Затем его перевели в более надежную с точки зрения предотвращения побега тюрьму. Находилась она на скалистом острове Алькатрас, расположенном около Сан-Франциско. После семи лет и шести месяцев заключения тюремные врачи поставили диагноз, что Аль-Капоне неизлечимо болен в результате запущенного сифилиса. В ноябре 1939 года его досрочно выпустили из тюрьмы. Он поселился на своей вилле во Флориде, где и умер в январе 1947 года.
После исчезновения Аль-Капоне с чикагской сцены его приемником стал "экс-горилла" Энтони Аккардо. Под его эгидой начал гангстерскую карьеру человек, чье имя впоследствии стало известно всему миру в связи с убийством президента Кеннеди, - Джек Руби.
Преступники в белых воротничках
Примерно к 1930 году приобрел свою теперешнюю структуру крупнейший преступный синдикат Соединенных Штатов - "Коза костра". Создание его началось в 90-х годах прошлого века, когда сицилийская мафия переключилась на США. Окруженное тайной и легендами братство, которое является, пожалуй, самой старой формой организованной преступности, нашло в Новом Свете благодатную почву для своего процветания.
Мафиози впервые привлекли к себе внимание, когда в Новом Орлеане и других городах Америки были найдены трупы членов этой организации, казненных по приговору тайного суда - за "предательство". На всех убитых был знак - разрез от уха до уха. Полиция тогда не сумела расследовать до конца ни один из этих случаев, ибо высший закон мафии - молчание.
Банды мафиози утвердились во многих городах Соединенных Штатов, прежде всего в Новом Орлеане, а затем на Северо-Восточном побережье. Между ними шла ожесточенная борьба, тогда Сальваторе Маранцано выдвинул план объединения всех этих групп чисто американским способом - в один "синдикат". Но осуществить свой план он не успел. Его злейшие конкуренты в борьбе за пост верховного главы нанесли свой удар 10 сентября 1931 года. Лаки Лучано и Вито Дженовезе убили Маранцано и 40 его ближайших сообщников. Массовые убийства среди мафиози вызвали ужас по всей стране от Атлантики до Тихого океана. Но путь к господству Дженовезе и Лучано, который затем стал играть первую скрипку, был открыт.