Майкл залпом осушил стакан и зарыдал…
Арон и Василий растерянно переглянулись.
Поправляя прическу, в салон вошла Грета-Нюся. Увидела рыдающего Майкла, коротко спросила:
— Плач по гибнущей России?
— Ага… — кивнул Вася.
— Про ужасы западной «системы» было?
— Да, — сказал Арон. — Просто лектор райкома!..
— Это наша обычная программа. Как нажремся, так несем капитализм по всем кочкам. Грета-Нюся уселась в кресло, закурила длинную коричневую сигарету. — Не обращайте внимания.
— Все равно жалко, — Василий осторожно тронул за плечо рыдающего миллионера: Миша, а Миша… Послушай-ка! Может, тебе эмигрировать в Советский Союз? А, браток?..
— Или попросить там политического убежища, — сказал Арон.
— Точно! — обрадовался Василий. — Ты же часто бываешь в Москве. Как наши за границей делают? Вышел втихаря из гостиницы, и в милицию. Так, дескать, и так — прошу предоставить мне убежище в вашей чудесной стране…
— Только надо обязательно напирать на то, что ты был всю жизнь не согласен с капитализмом, — добавил Арон.
— И кровь мешками проливал в борьбе с собственным классом, — присоветовал Василий.
— Тебя сразу примут! — сказал Арон. — У нас, знаешь, как любят страдальцев из-за бугра?!
— Это у нас на своих насрать, а к зарубежным у нас отношение — будьте-нате! — подтвердил Василий.
— Получишь советский паспорт, однокомнатную квартирку в новостройке, — пообещал Арон.
— Эй! Эй! Эй!.. — в панике закричала Нюся-Грета. — А ну, кончайте!.. Он же с пьяных глаз может сейчас такое натворить!.. Я не для того в него пять лет втюхала, чтобы… Все! Закрыли эту тему! Лучше поговорим о деле.
КАК ДОРОГО СТОИТ ЛЕВЫЙ БОРТ
КАК ВОЗНИКАЮТ БУНТЫ НА КОРАБЛЕ
КАК «…СЛАВА — ЯРКАЯ ЗАПЛАТА НА ВЕТХОМ РУБИЩЕ» И Т.Д.
КАК ВАСЯ И АРОН ВВЯЗАЛИСЬ В МОРСКОЙ БОЙ С ДВУМЯ САМЫМИ МОГУЧИМИ ВОЕННЫМИ ФЛОТАМИ В МИРЕ И С ЧЕСТЬЮ ВЫИГРАЛИ ЭТО ИСТОРИЧЕСКОЕ СРАЖЕНИЕ
КАК ОБЫЧНО ДОПЛЫВАЮТ ДО ХАЙФЫ
Арон и Василий растерянно переглянулись.
Поправляя прическу, в салон вошла Грета-Нюся. Увидела рыдающего Майкла, коротко спросила:
— Плач по гибнущей России?
— Ага… — кивнул Вася.
— Про ужасы западной «системы» было?
— Да, — сказал Арон. — Просто лектор райкома!..
— Это наша обычная программа. Как нажремся, так несем капитализм по всем кочкам. Грета-Нюся уселась в кресло, закурила длинную коричневую сигарету. — Не обращайте внимания.
— Все равно жалко, — Василий осторожно тронул за плечо рыдающего миллионера: Миша, а Миша… Послушай-ка! Может, тебе эмигрировать в Советский Союз? А, браток?..
— Или попросить там политического убежища, — сказал Арон.
— Точно! — обрадовался Василий. — Ты же часто бываешь в Москве. Как наши за границей делают? Вышел втихаря из гостиницы, и в милицию. Так, дескать, и так — прошу предоставить мне убежище в вашей чудесной стране…
— Только надо обязательно напирать на то, что ты был всю жизнь не согласен с капитализмом, — добавил Арон.
— И кровь мешками проливал в борьбе с собственным классом, — присоветовал Василий.
— Тебя сразу примут! — сказал Арон. — У нас, знаешь, как любят страдальцев из-за бугра?!
— Это у нас на своих насрать, а к зарубежным у нас отношение — будьте-нате! — подтвердил Василий.
— Получишь советский паспорт, однокомнатную квартирку в новостройке, — пообещал Арон.
— Эй! Эй! Эй!.. — в панике закричала Нюся-Грета. — А ну, кончайте!.. Он же с пьяных глаз может сейчас такое натворить!.. Я не для того в него пять лет втюхала, чтобы… Все! Закрыли эту тему! Лучше поговорим о деле.
КАК ДОРОГО СТОИТ ЛЕВЫЙ БОРТ
На следующие сутки погода изменилась неузнаваемо! Ярко светило солнце, где-то на дальних островах, материках и вообще — на земле, наверное, стояла удушающая жара, но здесь в самом центре Средиземного моря дул освежающий легкий бриз, и добротно починенный «Опричник» мчался под всеми парусами к долгожданной неизвестной Хайфе…
Вахту нес Арон, а Василий сидел на крыше рубки и возбужденно кричал:
— Как же! Отдадим мы им яхту за три миллиона!.. Держи карман шире! Нашли дураков! Они думают, что они хозяева жизни, а мы такие маленькие дешевые фрайера!.. А на вот, выкуси! «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока…» Три миллиона!.. Да мы за нее у нас в Израиле минимум восемь миллионов возьмем!
— Да… — сказал Арон. — Ушлая баба! Но я ее шпокнул… Что-то, Васька, у меня по этому делу тоска начинается… Сны разные вижу, Клавку вспоминаю…
— Потерпи, Арончик. Продадим яхту, устроимся, купим дом, заведем серьезное, солидное дело — за нами девки будут табуном ходить. Потерпи!..
— Придется, согласился Арон. — Жаль только, что теперь до самой Хайфы нет ни одного порта… Можно было бы там раскрутиться. Бабки теперь есть…
— Что ты! — воскликнул Василий и счастливо засмеялся.
— Бабок у нас теперь навалом!..
Он стал выгребать из левого кармана штанов доллары:
— Двадцать долларов подарил капитан «Академика Сахарова»… Команда собрала нам — тридцать семь… Это уже пятьдесят семь? И самое главное! За это мы давали расписку, что претензий к мистеру и миссис Флеминг не имеем?
— Компенсация?
— Конечно! Я же говорил тебе — ЛЕВЫЙ борт очень дорого стоит. Итак…
Василий сделал роскошную театральную позу, нагнетающую волнение зрителей, медленно засунул руку в правый карман и с криком:
— От представителей мирового капитала, в компенсацию за нанесенный ущерб бедным советским эмигрантам ровно ОДНА ТЫСЯЧА долларов!!! — и выдернул из кармана десять стодолларовых купюр.
— Ура-а-а-а!!! — закричал Арон на все Средиземное море.
Василий сел, скрестив ноги, развернул доллары веером и стал томно обмахивать ими себя.
— Ну, как? Идут мне доллары? — спросил он у Арона.
— Очень! — искренне восхитился Арон. — Сфотографироваться бы с ними…
Василий сложил все деньги в одну пачку и слез на палубу. Осмотрел бывшее место пролома, по-хозяйски подергал новые ванты:
— И починили они нам все шикарно! Ни хрена не заметно…
— Починили здорово, ничего не скажешь, — согласился Арон.
— Василек! Ты бы не телепался с бабками, а спрятал бы их куда-нибудь от греха подальше. Жратва у нас есть…
Арон оглянулся на корму, улыбнулся зеленому шелковому флагу с золотым драконом:
— Флаг мы уже имеем… Так что до берега нам деньги вроде бы ни к чему.
— Точно! — сказал Василий.
Он спрыгнул в кокпит и направился к дверям каюты. Остановился в проеме, повернулся к Арону, прищурился и сказал:
— Нет! Но как мы этих Флемингов сделали на тысчонку?! А?..
— Гениально! — ответил Арон. — Мне их даже немножко жалко…
Вахту нес Арон, а Василий сидел на крыше рубки и возбужденно кричал:
— Как же! Отдадим мы им яхту за три миллиона!.. Держи карман шире! Нашли дураков! Они думают, что они хозяева жизни, а мы такие маленькие дешевые фрайера!.. А на вот, выкуси! «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока…» Три миллиона!.. Да мы за нее у нас в Израиле минимум восемь миллионов возьмем!
— Да… — сказал Арон. — Ушлая баба! Но я ее шпокнул… Что-то, Васька, у меня по этому делу тоска начинается… Сны разные вижу, Клавку вспоминаю…
— Потерпи, Арончик. Продадим яхту, устроимся, купим дом, заведем серьезное, солидное дело — за нами девки будут табуном ходить. Потерпи!..
— Придется, согласился Арон. — Жаль только, что теперь до самой Хайфы нет ни одного порта… Можно было бы там раскрутиться. Бабки теперь есть…
— Что ты! — воскликнул Василий и счастливо засмеялся.
— Бабок у нас теперь навалом!..
Он стал выгребать из левого кармана штанов доллары:
— Двадцать долларов подарил капитан «Академика Сахарова»… Команда собрала нам — тридцать семь… Это уже пятьдесят семь? И самое главное! За это мы давали расписку, что претензий к мистеру и миссис Флеминг не имеем?
— Компенсация?
— Конечно! Я же говорил тебе — ЛЕВЫЙ борт очень дорого стоит. Итак…
Василий сделал роскошную театральную позу, нагнетающую волнение зрителей, медленно засунул руку в правый карман и с криком:
— От представителей мирового капитала, в компенсацию за нанесенный ущерб бедным советским эмигрантам ровно ОДНА ТЫСЯЧА долларов!!! — и выдернул из кармана десять стодолларовых купюр.
— Ура-а-а-а!!! — закричал Арон на все Средиземное море.
Василий сел, скрестив ноги, развернул доллары веером и стал томно обмахивать ими себя.
— Ну, как? Идут мне доллары? — спросил он у Арона.
— Очень! — искренне восхитился Арон. — Сфотографироваться бы с ними…
Василий сложил все деньги в одну пачку и слез на палубу. Осмотрел бывшее место пролома, по-хозяйски подергал новые ванты:
— И починили они нам все шикарно! Ни хрена не заметно…
— Починили здорово, ничего не скажешь, — согласился Арон.
— Василек! Ты бы не телепался с бабками, а спрятал бы их куда-нибудь от греха подальше. Жратва у нас есть…
Арон оглянулся на корму, улыбнулся зеленому шелковому флагу с золотым драконом:
— Флаг мы уже имеем… Так что до берега нам деньги вроде бы ни к чему.
— Точно! — сказал Василий.
Он спрыгнул в кокпит и направился к дверям каюты. Остановился в проеме, повернулся к Арону, прищурился и сказал:
— Нет! Но как мы этих Флемингов сделали на тысчонку?! А?..
— Гениально! — ответил Арон. — Мне их даже немножко жалко…
КАК ВОЗНИКАЮТ БУНТЫ НА КОРАБЛЕ
А потом, на смену бурным вчечатлениям и событиям, пришло тоскливое, выматывающее, однообразное плавание — без берегов, без островов, без лагун, без заходов в чужие бухты и порты, без единого нового человеческого лица…
В ушах — томительный, ни на секунду не прекращающийся скрип снастей, комариный писк ветра в такелаже, редкое похлопывание парусов, негромкий, надоедливый плеск маленьких, частых волн о борта яхты…
Вокруг только одна вода и вода — то зеленая, то синяя, то серая, то черно-фиолетовая…
А над головой — слепящее солнце, коварное солнце, страшное солнце!..
Видишь только свет его, но под свежим морским ветром не чувствуешь его разящих лучей. Зато к вечеру все тело горит, голова раскалывается, лохмотьями слезает со спины и плеч сожженная кожа, к груди не притронуться…
В ночи холодным светом посверкивают тысячи и тысячи звезд.
Сон свободного от вахты тяжек и удушлив. И короток. Невероятно короток! Только уронил многопудовую голову на жесткую, постоянно влажную подушку, как из кокпита несется:
— Эй! Подъем!.. Ветер переменился. Вылезай, мать твою! Берись за паруса!…
А поспал человек всего лишь двадцать минут, не больше…
Матерясь, вылезает из каюты, спит на ходу, но уже тянет шкоты, вяжет узлы на утках, крутит рукоятки лебедок…
Только лег, только прикрыл глаза, — снова крик:
— Проснись!.. Проснись же, тебе говорят!
— Ну, что?.. Что еще?.. — чуть не плачет «отдыхающий».
— Я курс изменил. Нанеси на карту и проставь время! А то опять заблудимся к едрене-фене!..
Зажигается свет в каюте, расстилается на столе карта. Глаза закрываются, ничего не видят, пальцы не держат карандаш, транспортир…
— Ну, что там у тебя за курс, мать-перемать?..
— Сто тридцать пять!
— Время поворота?
— Два десять!
— Скорость?
— Откуда я знаю?! Рассчитай!
— Ой, мама родная…
Рассчитал, нанес на карту, проставил время и лег. Только, казалось бы, глаза прикрыл, опять от штурвала крик несется:
— Ты на вахту собираешься? Или я должен за тебя тут всю ночь уродоваться?!
Под утро красные от бессонницы глаза, обветренные губы потрескались, кроваточат. Тело будто исхлестано, ноги не держат, рук не поднять…
— Жрать будешь?
— Нет. Чайку бы с лимончиком…
— А с эклером не хочешь, гурман хренов?!
— Пошел ты!..
И опять изнуряющее солнце, солнце, солнце… Скрипят блоки, подвывают ванты, плещет о борт волна — все одно и то же, одно и то же! Небо и вода… Вода и небо…
Редко-редко, где-то на горизонте появится и исчезнет что-то водоплавающее, но так далеко, что и не разобрать — пароход ли, яхта ли, а может, ничего не было — просто пригрезилось от усталости…
— Посуду будешь мыть за собой? — Да так раздраженно, будто с кровным врагом!
— Обойдешься… Сам помоешь, не сдохнешь.
— Ну, гад!..
— На себя посмотри…
Все раздражает! Все выводит из себя!.. Не так повернулся, не так посмотрел, недостаточно быстро что-то сделал… Ответил не так, спросил не тем тоном!.. Слишком слабо затянул какой-то узел!.. Слишком сильно затянул узел — теперь не распутать ни черта! И руки у тебя не тем концом вставлены, а у тебя мозги не работают!..
— И вообще, на кой хрен ты мне сдался?!.. Что, я один не мог?!
— Ты — один?! Ха-ха-ха! Что ты можешь один? Бездарность!..
В глубине души оба ощущают всю меру своей неправоты и несправедливости, но уже не остановиться — момент уже упущен! И растет глухая бесконтрольная ненависть, рожденная дикой усталостью и однообразием, бессонницей, постоянным нервным ожиданием конечной цели плавания — где почти в пятьдесят лет все надо будет начинать сначала, заново. И сразу! Без времени на раскачку и раздумья!
И от этого в голову все чаще и чаще вползает одна и та же мыслишка: «А надо ли было?..» И становится так страшно, так жутко, так хочется найти виноватого!..
На четвертые сутки происходит взрыв!
— На кой черт ты вообще плывешь?! — кричит Василий, придравшись к какому-то пустяку. Сидел бы себе в Ленинграде, крутил бы колеса, жлоб с деревянной мордой!
— Я плыву к себе на историческую родину! А вот ты, что тут делаешь, говнюк?! Ты — вообще не еврей!!! — орет Арон.
— А кто учил иврит?! Ты, что ли? Я не еврей?! Да, я в сто раз больше еврей, чем ты! Я — «Рабинович»!!!
— Ты — «Рабинович»?! Засранец! У тебя фамилия моей родной сестры Ривочки! Ты просто бежишь от Советской власти! — Арон стоит у штурвала и орет это все, автоматически поглядывая на компас и бессознательно корректирует курс штурвалом. — А я плыву к себе! В свою страну!.. Я — чистокровный еврей…
— Ты?! Ха-ха-ха! Какой ты еврей?! Дерьмо несчастное! — кричит Василий. — Еврей!.. Водка литрами, мат-перемат, чуть что — в морду! Еврей!.. Кто тебе поверит?.. Ни один нормальный еврей себе такого не позволяет! Он — еврей!.. Смотрите на него! Ты — «Фоня-квас» — вот ты кто, уголовная твоя морда!..
— А ты?.. Ты кто??? — Арон в беспамятстве от ярости бросает штурвал, поворачивается к Василию и протягивает к нему свои огромные натруженные лапища: Я — работяга! Я всю жизнь вот этими своими руками… А ты — жулик! Торгаш несчастный!.. Ворюга!!!
— Я — ворюга?! Ах, ты блядь толстомордая!!!
Василий, не раздумывая, бьет Арона в челюсть — раз, другой, третий!..
Ошеломленный Арон отлетает назад к рубке, сильно ударяется затылком о лебедку и замертво падает в кокпит…
Паруса спущены, валяются кое-как на палубе и крыше рубки…
За штурвалом никого нет, и «Опричник», повинуясь только течению, болтается на воде, покачивая голой мачтой…
В каюте, по одну сторону стола, тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, сидят Арон и Василий и горько плачут…
У Арона перевязана голова, у Василия забинтована правая кисть руки.
На столе, на ненужной уже карте Эгейского моря пустая бутылка из-под греческого коньяка «Метакса» и почти пустая бутылка «Столичной». Два стакана, немудрящая закусочка — одна тарелка на двоих и два пиратских ножа в сливочном масле.
— Прости меня, Арончик… — всхлипывает Василий и кладет повинную голову на широкое плечо Арона.
Арон гладит Василия по голове, говорит сквозь слезы:
— Господи… Да что же это с нами такое, Васечка?..
Василий разливает остатки «Столичной» по стаканам. Пытается сделать себе бутерброд для закуски, но рука, разбитая о челюсть Арона, плохо слушается.
Арон мягко отбирает у Василия кусок хлеба и нож, сам делает ему бутерброд и поднимает стакан:
— Ну?.. Ай гоу ту Хайфа? — спрашивает он и вытирает рукавом слезы с лица.
У Василия дрожат губы. Он пытается благодарно улыбнуться Арону, тоже поднимает стакан и, всхлипывая, тихо говорит:
— Ай гоу ту Хайфа, Арончик…
В ушах — томительный, ни на секунду не прекращающийся скрип снастей, комариный писк ветра в такелаже, редкое похлопывание парусов, негромкий, надоедливый плеск маленьких, частых волн о борта яхты…
Вокруг только одна вода и вода — то зеленая, то синяя, то серая, то черно-фиолетовая…
А над головой — слепящее солнце, коварное солнце, страшное солнце!..
Видишь только свет его, но под свежим морским ветром не чувствуешь его разящих лучей. Зато к вечеру все тело горит, голова раскалывается, лохмотьями слезает со спины и плеч сожженная кожа, к груди не притронуться…
В ночи холодным светом посверкивают тысячи и тысячи звезд.
Сон свободного от вахты тяжек и удушлив. И короток. Невероятно короток! Только уронил многопудовую голову на жесткую, постоянно влажную подушку, как из кокпита несется:
— Эй! Подъем!.. Ветер переменился. Вылезай, мать твою! Берись за паруса!…
А поспал человек всего лишь двадцать минут, не больше…
Матерясь, вылезает из каюты, спит на ходу, но уже тянет шкоты, вяжет узлы на утках, крутит рукоятки лебедок…
Только лег, только прикрыл глаза, — снова крик:
— Проснись!.. Проснись же, тебе говорят!
— Ну, что?.. Что еще?.. — чуть не плачет «отдыхающий».
— Я курс изменил. Нанеси на карту и проставь время! А то опять заблудимся к едрене-фене!..
Зажигается свет в каюте, расстилается на столе карта. Глаза закрываются, ничего не видят, пальцы не держат карандаш, транспортир…
— Ну, что там у тебя за курс, мать-перемать?..
— Сто тридцать пять!
— Время поворота?
— Два десять!
— Скорость?
— Откуда я знаю?! Рассчитай!
— Ой, мама родная…
Рассчитал, нанес на карту, проставил время и лег. Только, казалось бы, глаза прикрыл, опять от штурвала крик несется:
— Ты на вахту собираешься? Или я должен за тебя тут всю ночь уродоваться?!
Под утро красные от бессонницы глаза, обветренные губы потрескались, кроваточат. Тело будто исхлестано, ноги не держат, рук не поднять…
— Жрать будешь?
— Нет. Чайку бы с лимончиком…
— А с эклером не хочешь, гурман хренов?!
— Пошел ты!..
И опять изнуряющее солнце, солнце, солнце… Скрипят блоки, подвывают ванты, плещет о борт волна — все одно и то же, одно и то же! Небо и вода… Вода и небо…
Редко-редко, где-то на горизонте появится и исчезнет что-то водоплавающее, но так далеко, что и не разобрать — пароход ли, яхта ли, а может, ничего не было — просто пригрезилось от усталости…
— Посуду будешь мыть за собой? — Да так раздраженно, будто с кровным врагом!
— Обойдешься… Сам помоешь, не сдохнешь.
— Ну, гад!..
— На себя посмотри…
Все раздражает! Все выводит из себя!.. Не так повернулся, не так посмотрел, недостаточно быстро что-то сделал… Ответил не так, спросил не тем тоном!.. Слишком слабо затянул какой-то узел!.. Слишком сильно затянул узел — теперь не распутать ни черта! И руки у тебя не тем концом вставлены, а у тебя мозги не работают!..
— И вообще, на кой хрен ты мне сдался?!.. Что, я один не мог?!
— Ты — один?! Ха-ха-ха! Что ты можешь один? Бездарность!..
В глубине души оба ощущают всю меру своей неправоты и несправедливости, но уже не остановиться — момент уже упущен! И растет глухая бесконтрольная ненависть, рожденная дикой усталостью и однообразием, бессонницей, постоянным нервным ожиданием конечной цели плавания — где почти в пятьдесят лет все надо будет начинать сначала, заново. И сразу! Без времени на раскачку и раздумья!
И от этого в голову все чаще и чаще вползает одна и та же мыслишка: «А надо ли было?..» И становится так страшно, так жутко, так хочется найти виноватого!..
На четвертые сутки происходит взрыв!
— На кой черт ты вообще плывешь?! — кричит Василий, придравшись к какому-то пустяку. Сидел бы себе в Ленинграде, крутил бы колеса, жлоб с деревянной мордой!
— Я плыву к себе на историческую родину! А вот ты, что тут делаешь, говнюк?! Ты — вообще не еврей!!! — орет Арон.
— А кто учил иврит?! Ты, что ли? Я не еврей?! Да, я в сто раз больше еврей, чем ты! Я — «Рабинович»!!!
— Ты — «Рабинович»?! Засранец! У тебя фамилия моей родной сестры Ривочки! Ты просто бежишь от Советской власти! — Арон стоит у штурвала и орет это все, автоматически поглядывая на компас и бессознательно корректирует курс штурвалом. — А я плыву к себе! В свою страну!.. Я — чистокровный еврей…
— Ты?! Ха-ха-ха! Какой ты еврей?! Дерьмо несчастное! — кричит Василий. — Еврей!.. Водка литрами, мат-перемат, чуть что — в морду! Еврей!.. Кто тебе поверит?.. Ни один нормальный еврей себе такого не позволяет! Он — еврей!.. Смотрите на него! Ты — «Фоня-квас» — вот ты кто, уголовная твоя морда!..
— А ты?.. Ты кто??? — Арон в беспамятстве от ярости бросает штурвал, поворачивается к Василию и протягивает к нему свои огромные натруженные лапища: Я — работяга! Я всю жизнь вот этими своими руками… А ты — жулик! Торгаш несчастный!.. Ворюга!!!
— Я — ворюга?! Ах, ты блядь толстомордая!!!
Василий, не раздумывая, бьет Арона в челюсть — раз, другой, третий!..
Ошеломленный Арон отлетает назад к рубке, сильно ударяется затылком о лебедку и замертво падает в кокпит…
Паруса спущены, валяются кое-как на палубе и крыше рубки…
За штурвалом никого нет, и «Опричник», повинуясь только течению, болтается на воде, покачивая голой мачтой…
В каюте, по одну сторону стола, тесно прижавшись друг к другу, обнявшись, сидят Арон и Василий и горько плачут…
У Арона перевязана голова, у Василия забинтована правая кисть руки.
На столе, на ненужной уже карте Эгейского моря пустая бутылка из-под греческого коньяка «Метакса» и почти пустая бутылка «Столичной». Два стакана, немудрящая закусочка — одна тарелка на двоих и два пиратских ножа в сливочном масле.
— Прости меня, Арончик… — всхлипывает Василий и кладет повинную голову на широкое плечо Арона.
Арон гладит Василия по голове, говорит сквозь слезы:
— Господи… Да что же это с нами такое, Васечка?..
Василий разливает остатки «Столичной» по стаканам. Пытается сделать себе бутерброд для закуски, но рука, разбитая о челюсть Арона, плохо слушается.
Арон мягко отбирает у Василия кусок хлеба и нож, сам делает ему бутерброд и поднимает стакан:
— Ну?.. Ай гоу ту Хайфа? — спрашивает он и вытирает рукавом слезы с лица.
У Василия дрожат губы. Он пытается благодарно улыбнуться Арону, тоже поднимает стакан и, всхлипывая, тихо говорит:
— Ай гоу ту Хайфа, Арончик…
КАК «…СЛАВА — ЯРКАЯ ЗАПЛАТА НА ВЕТХОМ РУБИЩЕ» И Т.Д.
На следующий день их догнало французское пассажирское круизное судно.
— Ай гоу ту Хайфа!!! — кричали им сотни полторы пассажиров, облепив борт, со стороны которого параллельным курсом шел «Опричник». — Ай гоу ту Хайфа!..
Чтобы уравнять скорость, судно застопорило машины и по всем международным законам морской вежливости даже приспустило флаг в знак приветствия Арона и Василия!
Вася тоже быстренько опустил зеленый платок маленькой стамбульской проститутки до середины древка от швабры, верно служившему «Опричнику» флагштоком.
С французского судна грянули аплодисменты!
— Нужна ли вам какая-нибудь помощь, продукты, деньги? — крикнули им по-английски с мостика в мощный мегафон.
— Ноу! Ноу!.. — благодарно отмахивались Василий и Арон.
Арон бойко вопил в рупор, свернутый из старой отработанной карты:
— Айм вери глэд ту си ю!!! Айм вери глэд ту си ю!.. Тенк ю вери мач!.. Тенк ю вери мач!!!
— Не хотите ли подняться к нам на борт, принять ванну и пообедать с капитаном? — спросили с мостика.
— Тенк ю! Тенк ю вери мач!.. Айм сори! Сори, говорю!.. Времени нет! — отвечал Арон в рупор, разводил руки в стороны и показывал на часы — дескать, «нет ни одной свободной минутки…» С яхты было хорошо видно, как пассажиры вдруг засуетились, стали что-то запихивать в большой пластиковый мешок и привязывать к нему веревку. При этом пассажиры хохотали и что-то кричали вразнобой по-французски.
— Чего это они, Арон? — спросил Василий.
— А кто их знает… Ни по нашему вопят, ни по-английскому. Ни черта не разберешь!..
Тем временем пассажиры перекинули мешок за борт и стали осторожно опускать его в «Опричник». Арон и Василий приняли пластиковый мешок, и как только пассажиры убедились в том, что теперь мешку не грозит никакая опасность, они тут же сбросили на яхту и веревку.
Лайнер гуднул на прощание так, что Арон и Василий чуть не попадали от испуга и, постепенно набирая скорость, двинулся вперед.
— Аллон з, анфан де ля патри-и-и… — пело несколько десятков пассажиров.
Когда французское пассажирское судно стало совсем-совсем маленьким, Василий сказал Арону:
— Посмотри, чего в мешке-то. Мне его никак не развязать, и стыдливо объяснил: рука совсем запухла…
— Я тебе на ночь компресс сделаю, — пообещал ему Арон, и сам взялся развязывать пластиковый мешок.
Первое, что он оттуда вынул — была бутылка «Курвуазье».
— Годится! — сказал Василий. — А то мы по этому делу — на исходе. Чего там дальше?
Арон удивленно посмотрел в мешок и вытащил целую кипу газет и журналов. Полистал их, вгляделся и всплеснул руками:
— Батюшки светы!.. Ну, дают капиталисты!..
Греческие и французские, турецкие и испанские, английские и немецкие, американские и шведские, итальянские и израильские газеты и журналы пестрели уже известными и еще не виденными фотографиями «Опричника» и его владельцев — Василия Рабиновича и Арона Иванова!
Все статьи о них, независимо от языка, на котором была выпущена газета или издан журнал, назывались по-английски:
— «АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!»…
— Ай гоу ту Хайфа!!! — кричали им сотни полторы пассажиров, облепив борт, со стороны которого параллельным курсом шел «Опричник». — Ай гоу ту Хайфа!..
Чтобы уравнять скорость, судно застопорило машины и по всем международным законам морской вежливости даже приспустило флаг в знак приветствия Арона и Василия!
Вася тоже быстренько опустил зеленый платок маленькой стамбульской проститутки до середины древка от швабры, верно служившему «Опричнику» флагштоком.
С французского судна грянули аплодисменты!
— Нужна ли вам какая-нибудь помощь, продукты, деньги? — крикнули им по-английски с мостика в мощный мегафон.
— Ноу! Ноу!.. — благодарно отмахивались Василий и Арон.
Арон бойко вопил в рупор, свернутый из старой отработанной карты:
— Айм вери глэд ту си ю!!! Айм вери глэд ту си ю!.. Тенк ю вери мач!.. Тенк ю вери мач!!!
— Не хотите ли подняться к нам на борт, принять ванну и пообедать с капитаном? — спросили с мостика.
— Тенк ю! Тенк ю вери мач!.. Айм сори! Сори, говорю!.. Времени нет! — отвечал Арон в рупор, разводил руки в стороны и показывал на часы — дескать, «нет ни одной свободной минутки…» С яхты было хорошо видно, как пассажиры вдруг засуетились, стали что-то запихивать в большой пластиковый мешок и привязывать к нему веревку. При этом пассажиры хохотали и что-то кричали вразнобой по-французски.
— Чего это они, Арон? — спросил Василий.
— А кто их знает… Ни по нашему вопят, ни по-английскому. Ни черта не разберешь!..
Тем временем пассажиры перекинули мешок за борт и стали осторожно опускать его в «Опричник». Арон и Василий приняли пластиковый мешок, и как только пассажиры убедились в том, что теперь мешку не грозит никакая опасность, они тут же сбросили на яхту и веревку.
Лайнер гуднул на прощание так, что Арон и Василий чуть не попадали от испуга и, постепенно набирая скорость, двинулся вперед.
— Аллон з, анфан де ля патри-и-и… — пело несколько десятков пассажиров.
Когда французское пассажирское судно стало совсем-совсем маленьким, Василий сказал Арону:
— Посмотри, чего в мешке-то. Мне его никак не развязать, и стыдливо объяснил: рука совсем запухла…
— Я тебе на ночь компресс сделаю, — пообещал ему Арон, и сам взялся развязывать пластиковый мешок.
Первое, что он оттуда вынул — была бутылка «Курвуазье».
— Годится! — сказал Василий. — А то мы по этому делу — на исходе. Чего там дальше?
Арон удивленно посмотрел в мешок и вытащил целую кипу газет и журналов. Полистал их, вгляделся и всплеснул руками:
— Батюшки светы!.. Ну, дают капиталисты!..
Греческие и французские, турецкие и испанские, английские и немецкие, американские и шведские, итальянские и израильские газеты и журналы пестрели уже известными и еще не виденными фотографиями «Опричника» и его владельцев — Василия Рабиновича и Арона Иванова!
Все статьи о них, независимо от языка, на котором была выпущена газета или издан журнал, назывались по-английски:
— «АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!»…
КАК ВАСЯ И АРОН ВВЯЗАЛИСЬ В МОРСКОЙ БОЙ С ДВУМЯ САМЫМИ МОГУЧИМИ ВОЕННЫМИ ФЛОТАМИ В МИРЕ И С ЧЕСТЬЮ ВЫИГРАЛИ ЭТО ИСТОРИЧЕСКОЕ СРАЖЕНИЕ
Теперь в каюте не было живого места от газетно-журнальных вырезок!
Когда Василий кончил прикнопливать к стенке последнюю вырезку из американского журнала со своей собственной фотографией крупным планом, от штурвала раздался голос Арона:
— Вась, а Вась! Выйди, глянь-ко, что еще за чудо такое?!
Василий вылез из каюты и увидел метров в ста от яхты странное плоское серебристое сооружение типа огромной площадки с многочисленными сверкающими мачтачками.
— Давай, подворачивай поближе. Разберемся, — сказал Василий.
— Становись к штурвалу, а я уберу паруса. Может, чего-нибудь там и пригодится…
Сооружение действительно оказалось большим — метров двадцать в длину и метров десять в ширину, — красивым плотом из гофрированного блескучего металла. Из него торчали в небо тонкие высокие мачты с какими-то радиоштуковинками на верхушках.
Плот стоял неподвижно — ни вперед, ни назад. Только покачивался слегка. То ли на якоре, то ли еще каким другим способом.
Арон и Василий вылезли из яхты на плот, накинули швартовый конец «Опричника» на одну из мачточек и стали расхаживать по этому плоту, прикидывая, нет ли на нем чего-нибудь такого, что может пригодится их «Опричнику» или вообще в хозяйстве…
Пока они разглядывали крепление мачт на плоту и соображали, каким способом легче всего эту мачту выкрутить, откуда ни возьмись из-за горизонта к плоту и яхте примчался большой военный катер с американским флагом.
— Ай гоу ту Хайфа! — тут же гордо представились Василий и Арон, уже привычно рассчитывая на свою популярность и на продолжение приятной беседы с такими симпатичными американскими военными моряками.
— Знаем! Знаем!.. Видели вас, дураков, по телевизору, читали про вас в прессе! — прокричали им с катера по-английски. — А теперь убирайтесь отсюда ко всем чертям! И немедленно!!! Это район совместных учений военно-морских сил Соединенных Штатов Америки и Советского Союза! Через двадцать минут начнутся ракетные стрельбы, а так как вы, кретины, стоите на Главной мишени, от вас даже пара не останется!
— Что он сказал? — спросил Василий у Арона.
Приветливо улыбаясь и приветственно помахивая рукой американскому катеру, Арон разобрал только про телевизор и прессу, а больше не понял ни единого слова. Но нахально сказал Василию:
— Говорит, что видел нас по телевизору и читал про нас в прессе. И спрашивает, не нужно ли нам чего.
— Да пошли ты его подальше. Я уже понял, как можно слямзить эти мачты… Пусть уплывают скорее! — сказал Василий.
— Вери, вери гуд!.. — крикнул Арон катеру. — Тенк ю вери мач!
— Вы разве не слышали по радио предупреждения о стрельбах, идиоты?! — рявкнули на них с катера.
— Чего он сказал? — снова спросил Василий, уже свято уверовав в Арона, как в знатока английского языка.
— Айм ноу радио!.. — радостно сообщил катеру Арон и перевел Василию: Хочет, бедняга, поговорить с нами по радио, а я ему говорю, что радио у нас нет!..
— Вам осталось жить всего двадцать минут, болваны!!!
— Шурли!.. Тенк ю! Бай-бай, ребята! — расточая улыбки, помахал катеру Арон. Вася тоже улыбнулся и тоже помахал рукой.
С катера посмотрели на них круглыми глазами, покрутили пальцем у виска, запустили двигатель и умчались опять за горизонт…
…откуда вдруг стали появляться далекие силуэты каких-то кораблей.
— Смотри, пароходиков сколько!.. — удивился Василий. То пусто, то густо!
— И вон! Гляди, гляди!.. — прокричал Арон, указывая в противоположную сторону.
Василий развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел еще одну группу судов, появившихся из-за горизонта, но с другой стороны света.
…Когда одна из мачточек была уже почти вывинчена и Арон радостным голосом обещал Василию сделать из нее для «Опричника» такой флагшток, что с ним будет не стыдно войти в любой порт мира…
…со стороны одной группы «пароходиков» и со стороны другой — противоположной раздалось далекое тревожное уханье, воздух наполнился душераздирающим свистом и гулом и вокруг серебристого плота, на котором возились Арон и Василий, море стадо вдруг вспучиваться гигантскими фонтанами ракетных взрывов!..
Пришвартованный к плоту тринадцатитонный «Опричник», словно пушинка, подпрыгнул в воздух, ударился концами и кормой о плот, снова отскочил на длину швартового конца и снова ударился!..
От приближающихся разрывов серебристый плот бросало из стороны в сторону. Василий и Арон, из последних сил поддерживая друг друга, цеплялись за тоненькие мачточки…
— Вот теперь нам, кажется, пришел полный пиздец… — в отчаянии простонал Арон.
— Погоди, Ароша… Может, выгребемся… — прохрипел Василий.
Арон изловчился и перекинул Василия в яхту. Впрыгнул в нее сам, выхватил из чехла свой пиратский нож и одним взмахом отхватил швартовый конец, удерживавший яхту у главной мишени совместных боевых действий двух самых могучих в мире флотов.
А с военного американского катера, на бешеной скорости летевшего к своим кораблям, истерически кричали в микрофон:
— Прекратите огонь!!! Прекратите огонь!.. Радируйте русским, чтобы прекратили огонь!!! В районе главной мишени — деревянная яхта с двумя психопатами!!! Прекратите огонь! Сообщите русским! Немедленно сообщите русским!..
На американском флагмане все схватились за головы!
— Прекратите огонь!!! — понеслось по всем службам.
— Деревянная яхта в районе главной мишени!…
— Вот почему ее не было видно на локаторе!…
Советский ракетный крейсер успел сделать еще три залпа прежде, чем с мостика раздалась команда:
— Прекратите огонь! Коллеги сообщают, что у главной мишени болтается какая-то яхта!..
— Ну, так пусть пеняет на себя! Всех предупреждали…
После короткого разбега с огромного американского авианосца в воздух взмыли сразу три самолета…
С флагманского корабля американцев поднялись два вертолета — разведчик и санитарный.
— Постарайтесь выловить хотя бы трупы!.. — кричали им вслед по радио.
На советском флагмане адмирал приказал капитану первого ранга:
— Поднимите вертолет, узнайте в чем дело.
— Слушаюсь! — сказал каперанг и пожал плечами: — Накрыли, как пить дать. Только горючее будем зря жечь…
— Выполняйте, — сухо сказал адмирал.
«Опричник» стоял с наполовину поднятыми парусами, а вокруг него плавали рваные остатки гофрированной платформы — главной мишени для ракетных морских стрельб. На некоторых больших кусках сохранились облюбованные Ароном и Васей мачточки — шесты с радиолокационными отражателями, сообщавшими военным кораблям о местонахождении мишени…
В воздухе стоял рев реактивных двигателей. Это совсем рядом садились на свой авианосец три американских самолета. Разведывательный вертолет военно-морских сил США тоже усаживался на палубу своего флагмана.
Над «Опричником» остались висеть только два вертолета — американский санитарный и русский — посланный по приказанию советского адмирала.
Все военные корабли — и русские, и американские, подошли чуть ли не вплотную к яхте и встали, окружив «Опричника» широким грозным кольцом.
Рядом с авианосцем, ракетными крейсерами, эсминцами, противолодочными кораблями и прочей военной водоплавающей техникой под государственными флагами самых сильных держав планеты, от киля до клотика упиханные смертоносным оружием, способные уничтожить полмира за десять минут…
…маленький, деревянный «Опричник» казался жалкой и робкой козявкой, которую окружило стадо слонов и гиппопотамов.
А два вертолета, почти касающиеся его мачты, очень напоминали двух кондоров, которые только и ждут, чтобы броситься сверху на эту козявку и растерзать ее в клочья!..
Тем более, что с советского вертолета летчик откровенно грозил кулаком Арону и Василию и, с нотками сожаления в голосе, докладывал своему флагману:
— Живы, сволочи! Это те два жида, про которых нам еще на прошлой неделе говорили!..
— Возвращайтесь на базу! — последовал приказ.
Вертолет взмыл вверх и пошел к своему кораблю…
Американский санитарный вертолет тоже докладывал своему начальству:
— Все о'кей, сэр! Живы-здоровы! Яхта на плаву, сэр! Кажется, наша помощь не нужна. Но я вижу только двоих, а на такой яхте…
— Их всегда было только двое. Вы уверены, что им не нужна помощь?
— Да! Я отлично вижу, как они возятся на яхте и что-то кричат. Скорее всего, это обычный шок. Для этого у меня есть прекрасное лекарство, сэр!
А на «Опричнике» разъяренные Василий и Арон поднимали паруса и злобно орали на огромные военные корабли, окружившие их яхту:
— Засранцы!!!
— Чего вылупились, подлюги?!
— Делать вам не хрена, гадам!!!
— Стрелять они учатся, падлы!..
— Вам надо учиться в мире жить, а не стрелять, суки рваные!!!
Но вот паруса уже подняты и наполнены ветром.
— Врубай еще и двигатель! — кричит Василий. — В гробу мы их всех видели и в белых тапочках!!!
Арон завел дизель и завопил всем кораблям — и советским, и американским:
— А ну, разойдись, дерьмо собачье! Вперед, Васька!!!
Послушно повинуясь штурвалу, на хорошей скорости «Опричник» стал выходить из этого страшного военного кольца. Гордо трепетал на ветру зеленый, уже порядком выгоревший и выцветший, ничейный флаг «Опричника»…
Американский санитарный вертолет немного проводил их, сбросил им в кокпит пластмассовый тубус с вымпелом и улетел.
— С кораблей не добили, решили с воздуха доклевать, — пробормотал Арон. — Васька! Посмотри, чего там…
Василий поднял тубус, отвинтил крышку и вытащил оттуда… большой красочный журнал «Луи» с роскошными голыми и полуодетыми девками!
— Елочки точеные!.. — сказал он и сунул журнал под нос Арону. — Гляди-ка, Ароша! Ничего себе уха?..
Не отрываясь от штурвала, Арон скосил глаза на раскрытый журнал, обалдело покачал головой и сказал:
— С этого надо было и начинать, а не пулять в нас!
Когда Василий кончил прикнопливать к стенке последнюю вырезку из американского журнала со своей собственной фотографией крупным планом, от штурвала раздался голос Арона:
— Вась, а Вась! Выйди, глянь-ко, что еще за чудо такое?!
Василий вылез из каюты и увидел метров в ста от яхты странное плоское серебристое сооружение типа огромной площадки с многочисленными сверкающими мачтачками.
— Давай, подворачивай поближе. Разберемся, — сказал Василий.
— Становись к штурвалу, а я уберу паруса. Может, чего-нибудь там и пригодится…
Сооружение действительно оказалось большим — метров двадцать в длину и метров десять в ширину, — красивым плотом из гофрированного блескучего металла. Из него торчали в небо тонкие высокие мачты с какими-то радиоштуковинками на верхушках.
Плот стоял неподвижно — ни вперед, ни назад. Только покачивался слегка. То ли на якоре, то ли еще каким другим способом.
Арон и Василий вылезли из яхты на плот, накинули швартовый конец «Опричника» на одну из мачточек и стали расхаживать по этому плоту, прикидывая, нет ли на нем чего-нибудь такого, что может пригодится их «Опричнику» или вообще в хозяйстве…
Пока они разглядывали крепление мачт на плоту и соображали, каким способом легче всего эту мачту выкрутить, откуда ни возьмись из-за горизонта к плоту и яхте примчался большой военный катер с американским флагом.
— Ай гоу ту Хайфа! — тут же гордо представились Василий и Арон, уже привычно рассчитывая на свою популярность и на продолжение приятной беседы с такими симпатичными американскими военными моряками.
— Знаем! Знаем!.. Видели вас, дураков, по телевизору, читали про вас в прессе! — прокричали им с катера по-английски. — А теперь убирайтесь отсюда ко всем чертям! И немедленно!!! Это район совместных учений военно-морских сил Соединенных Штатов Америки и Советского Союза! Через двадцать минут начнутся ракетные стрельбы, а так как вы, кретины, стоите на Главной мишени, от вас даже пара не останется!
— Что он сказал? — спросил Василий у Арона.
Приветливо улыбаясь и приветственно помахивая рукой американскому катеру, Арон разобрал только про телевизор и прессу, а больше не понял ни единого слова. Но нахально сказал Василию:
— Говорит, что видел нас по телевизору и читал про нас в прессе. И спрашивает, не нужно ли нам чего.
— Да пошли ты его подальше. Я уже понял, как можно слямзить эти мачты… Пусть уплывают скорее! — сказал Василий.
— Вери, вери гуд!.. — крикнул Арон катеру. — Тенк ю вери мач!
— Вы разве не слышали по радио предупреждения о стрельбах, идиоты?! — рявкнули на них с катера.
— Чего он сказал? — снова спросил Василий, уже свято уверовав в Арона, как в знатока английского языка.
— Айм ноу радио!.. — радостно сообщил катеру Арон и перевел Василию: Хочет, бедняга, поговорить с нами по радио, а я ему говорю, что радио у нас нет!..
— Вам осталось жить всего двадцать минут, болваны!!!
— Шурли!.. Тенк ю! Бай-бай, ребята! — расточая улыбки, помахал катеру Арон. Вася тоже улыбнулся и тоже помахал рукой.
С катера посмотрели на них круглыми глазами, покрутили пальцем у виска, запустили двигатель и умчались опять за горизонт…
…откуда вдруг стали появляться далекие силуэты каких-то кораблей.
— Смотри, пароходиков сколько!.. — удивился Василий. То пусто, то густо!
— И вон! Гляди, гляди!.. — прокричал Арон, указывая в противоположную сторону.
Василий развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел еще одну группу судов, появившихся из-за горизонта, но с другой стороны света.
…Когда одна из мачточек была уже почти вывинчена и Арон радостным голосом обещал Василию сделать из нее для «Опричника» такой флагшток, что с ним будет не стыдно войти в любой порт мира…
…со стороны одной группы «пароходиков» и со стороны другой — противоположной раздалось далекое тревожное уханье, воздух наполнился душераздирающим свистом и гулом и вокруг серебристого плота, на котором возились Арон и Василий, море стадо вдруг вспучиваться гигантскими фонтанами ракетных взрывов!..
Пришвартованный к плоту тринадцатитонный «Опричник», словно пушинка, подпрыгнул в воздух, ударился концами и кормой о плот, снова отскочил на длину швартового конца и снова ударился!..
От приближающихся разрывов серебристый плот бросало из стороны в сторону. Василий и Арон, из последних сил поддерживая друг друга, цеплялись за тоненькие мачточки…
— Вот теперь нам, кажется, пришел полный пиздец… — в отчаянии простонал Арон.
— Погоди, Ароша… Может, выгребемся… — прохрипел Василий.
Арон изловчился и перекинул Василия в яхту. Впрыгнул в нее сам, выхватил из чехла свой пиратский нож и одним взмахом отхватил швартовый конец, удерживавший яхту у главной мишени совместных боевых действий двух самых могучих в мире флотов.
А с военного американского катера, на бешеной скорости летевшего к своим кораблям, истерически кричали в микрофон:
— Прекратите огонь!!! Прекратите огонь!.. Радируйте русским, чтобы прекратили огонь!!! В районе главной мишени — деревянная яхта с двумя психопатами!!! Прекратите огонь! Сообщите русским! Немедленно сообщите русским!..
На американском флагмане все схватились за головы!
— Прекратите огонь!!! — понеслось по всем службам.
— Деревянная яхта в районе главной мишени!…
— Вот почему ее не было видно на локаторе!…
Советский ракетный крейсер успел сделать еще три залпа прежде, чем с мостика раздалась команда:
— Прекратите огонь! Коллеги сообщают, что у главной мишени болтается какая-то яхта!..
— Ну, так пусть пеняет на себя! Всех предупреждали…
После короткого разбега с огромного американского авианосца в воздух взмыли сразу три самолета…
С флагманского корабля американцев поднялись два вертолета — разведчик и санитарный.
— Постарайтесь выловить хотя бы трупы!.. — кричали им вслед по радио.
На советском флагмане адмирал приказал капитану первого ранга:
— Поднимите вертолет, узнайте в чем дело.
— Слушаюсь! — сказал каперанг и пожал плечами: — Накрыли, как пить дать. Только горючее будем зря жечь…
— Выполняйте, — сухо сказал адмирал.
«Опричник» стоял с наполовину поднятыми парусами, а вокруг него плавали рваные остатки гофрированной платформы — главной мишени для ракетных морских стрельб. На некоторых больших кусках сохранились облюбованные Ароном и Васей мачточки — шесты с радиолокационными отражателями, сообщавшими военным кораблям о местонахождении мишени…
В воздухе стоял рев реактивных двигателей. Это совсем рядом садились на свой авианосец три американских самолета. Разведывательный вертолет военно-морских сил США тоже усаживался на палубу своего флагмана.
Над «Опричником» остались висеть только два вертолета — американский санитарный и русский — посланный по приказанию советского адмирала.
Все военные корабли — и русские, и американские, подошли чуть ли не вплотную к яхте и встали, окружив «Опричника» широким грозным кольцом.
Рядом с авианосцем, ракетными крейсерами, эсминцами, противолодочными кораблями и прочей военной водоплавающей техникой под государственными флагами самых сильных держав планеты, от киля до клотика упиханные смертоносным оружием, способные уничтожить полмира за десять минут…
…маленький, деревянный «Опричник» казался жалкой и робкой козявкой, которую окружило стадо слонов и гиппопотамов.
А два вертолета, почти касающиеся его мачты, очень напоминали двух кондоров, которые только и ждут, чтобы броситься сверху на эту козявку и растерзать ее в клочья!..
Тем более, что с советского вертолета летчик откровенно грозил кулаком Арону и Василию и, с нотками сожаления в голосе, докладывал своему флагману:
— Живы, сволочи! Это те два жида, про которых нам еще на прошлой неделе говорили!..
— Возвращайтесь на базу! — последовал приказ.
Вертолет взмыл вверх и пошел к своему кораблю…
Американский санитарный вертолет тоже докладывал своему начальству:
— Все о'кей, сэр! Живы-здоровы! Яхта на плаву, сэр! Кажется, наша помощь не нужна. Но я вижу только двоих, а на такой яхте…
— Их всегда было только двое. Вы уверены, что им не нужна помощь?
— Да! Я отлично вижу, как они возятся на яхте и что-то кричат. Скорее всего, это обычный шок. Для этого у меня есть прекрасное лекарство, сэр!
А на «Опричнике» разъяренные Василий и Арон поднимали паруса и злобно орали на огромные военные корабли, окружившие их яхту:
— Засранцы!!!
— Чего вылупились, подлюги?!
— Делать вам не хрена, гадам!!!
— Стрелять они учатся, падлы!..
— Вам надо учиться в мире жить, а не стрелять, суки рваные!!!
Но вот паруса уже подняты и наполнены ветром.
— Врубай еще и двигатель! — кричит Василий. — В гробу мы их всех видели и в белых тапочках!!!
Арон завел дизель и завопил всем кораблям — и советским, и американским:
— А ну, разойдись, дерьмо собачье! Вперед, Васька!!!
Послушно повинуясь штурвалу, на хорошей скорости «Опричник» стал выходить из этого страшного военного кольца. Гордо трепетал на ветру зеленый, уже порядком выгоревший и выцветший, ничейный флаг «Опричника»…
Американский санитарный вертолет немного проводил их, сбросил им в кокпит пластмассовый тубус с вымпелом и улетел.
— С кораблей не добили, решили с воздуха доклевать, — пробормотал Арон. — Васька! Посмотри, чего там…
Василий поднял тубус, отвинтил крышку и вытащил оттуда… большой красочный журнал «Луи» с роскошными голыми и полуодетыми девками!
— Елочки точеные!.. — сказал он и сунул журнал под нос Арону. — Гляди-ка, Ароша! Ничего себе уха?..
Не отрываясь от штурвала, Арон скосил глаза на раскрытый журнал, обалдело покачал головой и сказал:
— С этого надо было и начинать, а не пулять в нас!
КАК ОБЫЧНО ДОПЛЫВАЮТ ДО ХАЙФЫ
И еще они плыли День, Ночь и День…