— А черт его знает… Не помню. Может быть, от Петьки Гринберга?.. Понятия не имею.
КАК ПОКУПАЮТ ПАРУСА
КАК АРОН ИСКАЛ ОДНО, А НАШЕЛ СОВСЕМ ДРУГОЕ
КАК «ОПРИЧНИК» СТАНОВИЛСЯ ДОМОМ
КАК ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ СЕГОДНЯ СЛУЖАТ ДЕЛУ МИРА
КАК ЯХТА ПО НЕБУ ЛЕТАЛА
КАК ПОКУПАЮТ ПАРУСА
Волоча за собой тяжелый рюкзак, Марксен Иванович с трудом вылез из трамвая. Отдышался, закинул рюкзак за спину, прошагал немного от остановки и завернул за угол. И сразу же увидел «Москвич» Арона, стоявший у дома.
Муравич улыбнулся, подошел к автомобилю, погладил его по капоту, как члена семьи близких ему людей, и вошел в парадный подъезд.
Дверь ему открыл Арон, тут же перехватил тяжелый рюкзак и недовольно сказал:
— Сколько раз говорить, чтобы вы не таскали ничего! Что за упрямство?! Подождать не могли, пока я приеду за вами?
— Тут бинокль, барометр, компас, корабельные часы, коекакие навигационные инструменты… — виновато проговорил Марксен Иванович. — Разные мелочи, оставшиеся у меня от прошлых лет. Все, что потом очень пригодится в море… А еще я вам принес в подарок книжечку…
Марксен Иванович достал из большого кармана рюкзака толстую синюю книгу и дал ее Арону. Арон открыл книгу, прочитал вслух:
— «Справочник яхтсмена»… Боб Бонд…
— Замечательная книжонка! — радостно сказал Марксен Иванович. — Ну, буквально все, что вам нужно знать о яхте, о море, о такелаже. Просто прелесть! И таким доходчивым языком написана!.. Тут все ситуации, с которыми вам, может быть, придется столкнуться… Это должно быть вашей настольной книгой!.. А где Вася?
— Здесь я, здесь, Марксен Иванович!.. — закричал Вася из комнаты. — Проходите! Я для вас сюрприз приготовил! Марксен Иванович переступил порог комнаты и ахнул… Квартира была абсолютно пустой. Ни стульев, ни стола, ни дивана, ни шкафа… Небогатый гардероб Арона Иванова и Василия Рабиновича висел на гвоздях, вбитых в голые стены.
На кухне, кроме замызганной плиты и сваленных в угол сковородок и кастрюль, тоже не было ничего. Только японский календарь восьмидесятого года с голыми японочками болтался на двери.
— Боже мой… А где же мебель?.. — растерялся Марксен Иванович.
Вася взял Марксена Ивановича за руку, провел его во вторую пустую комнату и торжественно показал на четыре яхтенные лебедки, лежавшие на полу:
— А вот и мебель!!! — Сами говорили, что без этого нам в море не выйти!
— Да, да… Конечно, — Марксен Иванович присел на корточки, осмотрел лебедки. — Очень, очень хорошие лебедки, но…
— Когда в стране нет ни хрена, когда в магазинах за мебель дерут три цены, так и наша рухлядь пошла будьте-нате! — пребывая в полной эйфории от своих деловых качеств, прокричал Василий. Копеечка в копеечку! Мы еще в наваре на четыре сотни!..
— Фантастика… — прошептал Марксен Иванович.
— То ли еще будет! — пообещал Вася.
И тут же раздался входной звонок.
— Эт-то еще кого несет? — удивился Арон.
Вася бросил взгляд на часы и восхитился:
— Во, деловые ребята! Крутые — дальше некуда!.. Это те, которые твою квартиру купили.
— Ты квартиру продал?! Ну, сукин кот!!! Ну, Васька…
— Так это же наши паруса!!! — закричал Василий и побежал открывать дверь. — Ты чем за паруса собираешься платить?! Поцелуями? Или у тебя есть заначка в десять штук?! Раздолбай!..
Марксен Иванович и Арон ошеломленно переглянулись.
Вася открыл входную дверь и впустил в квартиру…
…ДВУХ ПРИЯТЕЛЕЙ ВОВИКА-МАЖОРА, которых Арон десять дней тому назад избил ночью на улице!
Один был с палочкой, прихрамывал. Половина физиономии синяя, глаз заплыл.
У второго — рука в гипсе, голова перевязана, верхняя губа вздута.
Однако во всем «фирмово-кооперативном», с перстнями, с толстыми золотыми цепочками на могучих шеях.
Арон увидел, КТО к ним пришел, и с быстротой молнии метнулся в ванную комнату. Нашарил под умывальником большой разводной ключ и вышел к гостям уже в полной боевой форме, готовый ко всему.
Первым делом он перекрыл собой Марксена Ивановича, отодвинул в сторону Васю и, подбросив на руке тяжелый разводной ключ, спросил, нехорошо улыбаясь:
— С чем пожаловали?
Один — с палочкой и заплывшим глазом, добродушно сказал Арону:
— Привет! Где-то я тебя, по-моему, видел?..
— Вполне возможно, — ответил Арон и поудобнее перехватил ключ.
— Да ты что, Арон?! Это же друзья Вовика-мажора! — воскликнул Вася. Разве я тебе не говорил? Вовик сейчас в больнице, а ребята твою квартиру купили… Они же в катастрофу попали! Вовик свою «девятку» — в хлам!.. Хорошо еще, что живы остались…
— Кто же это вас так? — ухмыльнулся Арон, поигрывая ключом.
— Нажрались в кабаке, прихватили водяры, каких-то блядей и поехали на хату… Где-то на Васильевском в траншею влетели. Тачке, извиняюсь, пиздец. Вовик до сих пор в травме Первого мединститута, а мы вот… Слушай, где-то я тебя видел!..
— Я ж сказал — возможно, — Арон цепко следил за гостями.
— А как же девки? — искренне поинтересовался Василий.
— Когда нас утром из ямы выгребли — девок не было, — сказал один. — А, может, они нам еще раньше «динамо» крутанули.
— Я, к примеру, ресторан помню, прошмандовок этих помню. А вот дальше… Гуляли ж по-черному. Пардон за извинение! — рассмеялся второй. — Ничего не помню…
— И Вовик не помнит? — осторожно спросил Арон.
— Ты что?! Мажор вообще в полном отрубе!.. Ладно. К делу.
Хромой вытащил из кармана три запечатанные пачки пятидесятирублевок и протянул их Васе:
— Пятнашка, как договаривались.
Второй, с перевязанной головой и рукой в гипсе, достал документы и сказал Арону:
— Держи. Тут твои ксивы, а это мои. Порядок?
Арон посмотрел документы, удивленно покачал головой:
— Ну и шустрики!..
— Так все же схвачено, батя! — польщенно рассмеялись приятели Вовика. — Все жить хотят — и райком, и горсовет, и ментовка. Твой корешок сказал — «надо срочно», мы срочно и сделали. Есть проблемы?
— Нет, — ответил Арон. — Вот только бабки пересчитаю.
— Арон!.. Свои же ребята… — устыдился проверки Василий.
Но Арон так на него посмотрел, что Вася тут же заткнулся.
— Не боись, Арон, — сказал один. — Не «кукла». Не держи нас за дешевых фрайеров. Мы — мальчики деловые. Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. Тебе — капуста, нам — хата, и разбежались.
Арон ласково оглядел двух искалеченных им парней и сказал:
— Вот и ладушки. Раз вы меня не знаете, раз я вас впервые вижу — тем более, посчитаю. Подержи-ка, Марксен Иванович.
Он протянул Муравичу разводной ключ и повернулся к Василию:
— Ну-ка, дай сюда бабки.
Разорвал все три запечатанные пачки и стал медленно пересчитывать, шевеля губами точно так же, как он это делал, когда считал капли для Марксена Ивановича…
Муравич улыбнулся, подошел к автомобилю, погладил его по капоту, как члена семьи близких ему людей, и вошел в парадный подъезд.
Дверь ему открыл Арон, тут же перехватил тяжелый рюкзак и недовольно сказал:
— Сколько раз говорить, чтобы вы не таскали ничего! Что за упрямство?! Подождать не могли, пока я приеду за вами?
— Тут бинокль, барометр, компас, корабельные часы, коекакие навигационные инструменты… — виновато проговорил Марксен Иванович. — Разные мелочи, оставшиеся у меня от прошлых лет. Все, что потом очень пригодится в море… А еще я вам принес в подарок книжечку…
Марксен Иванович достал из большого кармана рюкзака толстую синюю книгу и дал ее Арону. Арон открыл книгу, прочитал вслух:
— «Справочник яхтсмена»… Боб Бонд…
— Замечательная книжонка! — радостно сказал Марксен Иванович. — Ну, буквально все, что вам нужно знать о яхте, о море, о такелаже. Просто прелесть! И таким доходчивым языком написана!.. Тут все ситуации, с которыми вам, может быть, придется столкнуться… Это должно быть вашей настольной книгой!.. А где Вася?
— Здесь я, здесь, Марксен Иванович!.. — закричал Вася из комнаты. — Проходите! Я для вас сюрприз приготовил! Марксен Иванович переступил порог комнаты и ахнул… Квартира была абсолютно пустой. Ни стульев, ни стола, ни дивана, ни шкафа… Небогатый гардероб Арона Иванова и Василия Рабиновича висел на гвоздях, вбитых в голые стены.
На кухне, кроме замызганной плиты и сваленных в угол сковородок и кастрюль, тоже не было ничего. Только японский календарь восьмидесятого года с голыми японочками болтался на двери.
— Боже мой… А где же мебель?.. — растерялся Марксен Иванович.
Вася взял Марксена Ивановича за руку, провел его во вторую пустую комнату и торжественно показал на четыре яхтенные лебедки, лежавшие на полу:
— А вот и мебель!!! — Сами говорили, что без этого нам в море не выйти!
— Да, да… Конечно, — Марксен Иванович присел на корточки, осмотрел лебедки. — Очень, очень хорошие лебедки, но…
— Когда в стране нет ни хрена, когда в магазинах за мебель дерут три цены, так и наша рухлядь пошла будьте-нате! — пребывая в полной эйфории от своих деловых качеств, прокричал Василий. Копеечка в копеечку! Мы еще в наваре на четыре сотни!..
— Фантастика… — прошептал Марксен Иванович.
— То ли еще будет! — пообещал Вася.
И тут же раздался входной звонок.
— Эт-то еще кого несет? — удивился Арон.
Вася бросил взгляд на часы и восхитился:
— Во, деловые ребята! Крутые — дальше некуда!.. Это те, которые твою квартиру купили.
— Ты квартиру продал?! Ну, сукин кот!!! Ну, Васька…
— Так это же наши паруса!!! — закричал Василий и побежал открывать дверь. — Ты чем за паруса собираешься платить?! Поцелуями? Или у тебя есть заначка в десять штук?! Раздолбай!..
Марксен Иванович и Арон ошеломленно переглянулись.
Вася открыл входную дверь и впустил в квартиру…
…ДВУХ ПРИЯТЕЛЕЙ ВОВИКА-МАЖОРА, которых Арон десять дней тому назад избил ночью на улице!
Один был с палочкой, прихрамывал. Половина физиономии синяя, глаз заплыл.
У второго — рука в гипсе, голова перевязана, верхняя губа вздута.
Однако во всем «фирмово-кооперативном», с перстнями, с толстыми золотыми цепочками на могучих шеях.
Арон увидел, КТО к ним пришел, и с быстротой молнии метнулся в ванную комнату. Нашарил под умывальником большой разводной ключ и вышел к гостям уже в полной боевой форме, готовый ко всему.
Первым делом он перекрыл собой Марксена Ивановича, отодвинул в сторону Васю и, подбросив на руке тяжелый разводной ключ, спросил, нехорошо улыбаясь:
— С чем пожаловали?
Один — с палочкой и заплывшим глазом, добродушно сказал Арону:
— Привет! Где-то я тебя, по-моему, видел?..
— Вполне возможно, — ответил Арон и поудобнее перехватил ключ.
— Да ты что, Арон?! Это же друзья Вовика-мажора! — воскликнул Вася. Разве я тебе не говорил? Вовик сейчас в больнице, а ребята твою квартиру купили… Они же в катастрофу попали! Вовик свою «девятку» — в хлам!.. Хорошо еще, что живы остались…
— Кто же это вас так? — ухмыльнулся Арон, поигрывая ключом.
— Нажрались в кабаке, прихватили водяры, каких-то блядей и поехали на хату… Где-то на Васильевском в траншею влетели. Тачке, извиняюсь, пиздец. Вовик до сих пор в травме Первого мединститута, а мы вот… Слушай, где-то я тебя видел!..
— Я ж сказал — возможно, — Арон цепко следил за гостями.
— А как же девки? — искренне поинтересовался Василий.
— Когда нас утром из ямы выгребли — девок не было, — сказал один. — А, может, они нам еще раньше «динамо» крутанули.
— Я, к примеру, ресторан помню, прошмандовок этих помню. А вот дальше… Гуляли ж по-черному. Пардон за извинение! — рассмеялся второй. — Ничего не помню…
— И Вовик не помнит? — осторожно спросил Арон.
— Ты что?! Мажор вообще в полном отрубе!.. Ладно. К делу.
Хромой вытащил из кармана три запечатанные пачки пятидесятирублевок и протянул их Васе:
— Пятнашка, как договаривались.
Второй, с перевязанной головой и рукой в гипсе, достал документы и сказал Арону:
— Держи. Тут твои ксивы, а это мои. Порядок?
Арон посмотрел документы, удивленно покачал головой:
— Ну и шустрики!..
— Так все же схвачено, батя! — польщенно рассмеялись приятели Вовика. — Все жить хотят — и райком, и горсовет, и ментовка. Твой корешок сказал — «надо срочно», мы срочно и сделали. Есть проблемы?
— Нет, — ответил Арон. — Вот только бабки пересчитаю.
— Арон!.. Свои же ребята… — устыдился проверки Василий.
Но Арон так на него посмотрел, что Вася тут же заткнулся.
— Не боись, Арон, — сказал один. — Не «кукла». Не держи нас за дешевых фрайеров. Мы — мальчики деловые. Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. Тебе — капуста, нам — хата, и разбежались.
Арон ласково оглядел двух искалеченных им парней и сказал:
— Вот и ладушки. Раз вы меня не знаете, раз я вас впервые вижу — тем более, посчитаю. Подержи-ка, Марксен Иванович.
Он протянул Муравичу разводной ключ и повернулся к Василию:
— Ну-ка, дай сюда бабки.
Разорвал все три запечатанные пачки и стал медленно пересчитывать, шевеля губами точно так же, как он это делал, когда считал капли для Марксена Ивановича…
КАК АРОН ИСКАЛ ОДНО, А НАШЕЛ СОВСЕМ ДРУГОЕ
На следующий день Арон и Вася забрали свои инструменты и уволились из гаража.
— Спасибо вам, ребята. Не скоро я найду таких мужиков, — вздохнул председатель.
— И вам спасибо, — поклонился ему Арон.
— Если бы мы не уезжали… — сказал Вася.
— Что вы! Что вы! — взволновался председатель, оглянулся вокруг и понизил голос: Поезжайте! Пусть хоть кто-нибудь спасется.
Расчувствовался, шмыгнул носом и ушел в свою каптерку.
Арон погрузил инструменты в багажник, спросил Василия:
— Деньги есть с собой?
— Есть. А что?
— Дай сотни три.
— Зачем?
— Надо.
— Это не ответ, — сказал Василий, влезая в машину.
— Ты мне дашь три сотни или мне их нужно из тебя вытряхнуть? — так спросил Арон, что Вася тут же достал деньги.
— Пожалуйста!.. Я просто хотел понять… — начал было он, но Арон спрятал деньги в карман куртки и сказал:
— А теперь выметайся из машины!
— А как же…
— Никак. Таксярник возьмешь. Давай вали отсюда.
Ничего не понимая, Василий вылез из «Москвича». Арон сел за руль и уехал…
Через пятнадцать минут он подкатил к дому, где жили Клавка и Ривка. Поднялся по знакомой лестнице, позвонил в дверь.
Долго никто не открывал. Потом послышались шаркающие шаги, защелкали, к удивлению Арона, разные замки, и дверь наконец приоткрылась на длину короткой и мошной цепочки.
В образовавшуюся щель просунулся старушечий нос. Внизу торчали две детские замурзанные мордочки.
— Чаво надо? — злобно спросила старуха.
Арону показалось, что он перепутал номер квартиры. Глянул на эмалированную табличку, удивленно спросил:
— А Клава и Рива дома?
— Уехали. Таперича я тут живу. Могу и паспорт показать… — и старуха заплакала. Семнадцать лет ждала очереди!.. Пенсия — одни слезы… Каждый изгиляется, как хотит… Внуков кормить нечем, а они себе в ус не дують…
— Кто? — спросил Арон.
— Хто, хто… Детки мои разлюбезные!.. Невестки подол задрали — ищи-свищи… А дитям не скажешь, они кушать хотят… Господи! Хоть бы помереть скорей!.. Ваньку, младшенького, убили, дык военкомат за его двадцать рублей все никак не сподобиться прислать!
— Где убили-то? — тихо спросил Арон через щель.
— Дык, промеж армян с этими… Как их?.. зирбайжанцами встрял, его и убили.
— Ну, а Ривка-то с Клавкой где?
— Дык, сказала ж уехали!
— Надолго?
— Навовсе.
— Куда?
— А хто их знаить… К жидам, мабудь подались. Сейчас все туда едуть. И явреи, и русские, и нерусские…
Арон молчал, оглушенный известием. Старуха спросила его:
— Дык, паспорт нести показывать?
— Не надо паспорта… — сказал Арон. Ничего не надо.
— А ты сам-то откудова будешь? Не с ЖЭКу рази?..
Арон достал триста рублей, протянул их в щель старухе:
— Из военкомата. Возьми-ка. Это тебе за Ваньку доплата…
— Батюшки-и-и!.. — тоненько закричала старуха, цепко схватила деньги и мгновенно захлопнула дверь.
— Спасибо вам, ребята. Не скоро я найду таких мужиков, — вздохнул председатель.
— И вам спасибо, — поклонился ему Арон.
— Если бы мы не уезжали… — сказал Вася.
— Что вы! Что вы! — взволновался председатель, оглянулся вокруг и понизил голос: Поезжайте! Пусть хоть кто-нибудь спасется.
Расчувствовался, шмыгнул носом и ушел в свою каптерку.
Арон погрузил инструменты в багажник, спросил Василия:
— Деньги есть с собой?
— Есть. А что?
— Дай сотни три.
— Зачем?
— Надо.
— Это не ответ, — сказал Василий, влезая в машину.
— Ты мне дашь три сотни или мне их нужно из тебя вытряхнуть? — так спросил Арон, что Вася тут же достал деньги.
— Пожалуйста!.. Я просто хотел понять… — начал было он, но Арон спрятал деньги в карман куртки и сказал:
— А теперь выметайся из машины!
— А как же…
— Никак. Таксярник возьмешь. Давай вали отсюда.
Ничего не понимая, Василий вылез из «Москвича». Арон сел за руль и уехал…
Через пятнадцать минут он подкатил к дому, где жили Клавка и Ривка. Поднялся по знакомой лестнице, позвонил в дверь.
Долго никто не открывал. Потом послышались шаркающие шаги, защелкали, к удивлению Арона, разные замки, и дверь наконец приоткрылась на длину короткой и мошной цепочки.
В образовавшуюся щель просунулся старушечий нос. Внизу торчали две детские замурзанные мордочки.
— Чаво надо? — злобно спросила старуха.
Арону показалось, что он перепутал номер квартиры. Глянул на эмалированную табличку, удивленно спросил:
— А Клава и Рива дома?
— Уехали. Таперича я тут живу. Могу и паспорт показать… — и старуха заплакала. Семнадцать лет ждала очереди!.. Пенсия — одни слезы… Каждый изгиляется, как хотит… Внуков кормить нечем, а они себе в ус не дують…
— Кто? — спросил Арон.
— Хто, хто… Детки мои разлюбезные!.. Невестки подол задрали — ищи-свищи… А дитям не скажешь, они кушать хотят… Господи! Хоть бы помереть скорей!.. Ваньку, младшенького, убили, дык военкомат за его двадцать рублей все никак не сподобиться прислать!
— Где убили-то? — тихо спросил Арон через щель.
— Дык, промеж армян с этими… Как их?.. зирбайжанцами встрял, его и убили.
— Ну, а Ривка-то с Клавкой где?
— Дык, сказала ж уехали!
— Надолго?
— Навовсе.
— Куда?
— А хто их знаить… К жидам, мабудь подались. Сейчас все туда едуть. И явреи, и русские, и нерусские…
Арон молчал, оглушенный известием. Старуха спросила его:
— Дык, паспорт нести показывать?
— Не надо паспорта… — сказал Арон. Ничего не надо.
— А ты сам-то откудова будешь? Не с ЖЭКу рази?..
Арон достал триста рублей, протянул их в щель старухе:
— Из военкомата. Возьми-ка. Это тебе за Ваньку доплата…
— Батюшки-и-и!.. — тоненько закричала старуха, цепко схватила деньги и мгновенно захлопнула дверь.
КАК «ОПРИЧНИК» СТАНОВИЛСЯ ДОМОМ
Было очень раннее утро…
Сверкающий лаком, совершенно законченный семнадцатиметровый «Опричник» стоял в кильблоках на задворках яхтклуба еще без мачты, но уже одним своим видом — отполированным гребным винтом, гигантским килем, тускло мерцающими медными окантовками иллюминаторов, туго натянутыми леерами, будил самые необузданные видения: дальние моря и неведомые страны, начало новой удивительной жизни, в которой грезились волны и ветры, соленые брызги и разноязычный гомон чужих берегов, сладко дурманящие тропические цветы и шоколадные волоокие женщины с призывными улыбками и тонкими талиями при вполне пухлых бедрах…
И только три детали чуть-чуть притормаживали этот манящий вдаль полет фантазии — старый, ржавый «москвич» Арона, стоявший рядом с кильблоками; кухонные веревки, натянутые от борта к борту между леерными стойками с выстиранным бельишком Арона и Васи; и обычное цинковое ведро, привязанное у самого начала киля под днищем яхты.
В сонной тишине было отчетливо слышно, как кто-то протопал внутри яхты, затем проскрипела и захлопнулась какая-то дверь. Щелкнула задвижка и раздалось, не оставляющее сомнений, журчание чьей-то струи…
А потом послышался характерный звук спускаемой воды и через мгновение все «это» вылилось через открытый гальюнный кингстон а висящее под яхтой обычное, домашнее цинковое ведро.
И хриплый со сна голос Арона:
— Васька! Сегодня твоя очередь парашу выносить…
И ни словечка в ответ… На палубу в одних трусах вылез сонный, подрагивающий от утренней свежести Василий. Он трижды развел руки в стороны, дважды присел, иммитируя зарядку, но тут же потянулся, зевнул, обхватил себя тощими руками и застыл, устремив взгляд вперед, через нос яхты, словно перед его взором простиралась необъятная даль океана…
Из каюты показалась встрепанная голова Арона:
— Ты меня слышишь, Васька?!
Василий очнулся, ответил раздраженно:
— Слышу, слышу! Ты, давай, жратву готовь, а то скоро Марксен приедет…
Спустя два-три часа вокруг «Опричника» собралась вся бригада реставраторов во главе с Федором Николаевичем, деятели яхт-клуба, Марксен Иванович и Арон с Василием.
На земле были разложены новые огромные, сверкающие белизной паруса. Все ходили вокруг них и восхищенно прищелкивали языками:
— Ай да паруса!..
— Это тебе не уплотненный лавсан. Это — дакрон! Сто двадцать квадратных метров настоящего дакрона.
— Марксен Иванович! Можно неделикатный вопросик? Сколько с вас наши мастерские за паруса содрали?
— Страшно сказать, ребятки… Десять тысяч!
— Перекреститесь, Марксен Иванович! Они вам даром достались! За десять они только для вас сделали… Тут с одних кооператоров за сто квадратов шестнадцать слупили!..
— Так то кооператоры. Мои-то — работяги… — и Марксен Иванович кивнул на Василия и Арона.
Василий водил Арона за руку вокруг парусов и шептал ему:
— Смотри, Ароша… Мы отдали за пятнадцать штук, прямо скажем говенную квартиру с комнатами — одиннадцать и четырнадцать метров, причем, заметь себе, четырнадцать — проходная… В довольно жлобском районе, с видом на помойку, а взамен получили сто двадцать квадратных метров потрясающих парусов с видом на совершенно другую жизнь! И еще пять тысяч у нас осталось!..
— Что ты меня уговариваешь, как бабу?! Я, что, против?
— Я не уговариваю, я просто не хочу, чтобы ты ходил с кислой мордой…
— Пока мы не сможем отдать семь тысяч Федору Николаевичу и его ребятам у меня другой морды не будет!
— Господи! Делов-то на рыбью ногу! — облегченно вздохнул Василий. Федор Николаевич! Можно вас на минутку?
— Знатные, знатные паруса… С такими парусами на край света, подошел Федор Николаевич.
— У вас там какое-то было предложение к Арону Моисеевичу? — вкрадчиво сказал Вася.
— Дык, Арон Моисеевич… Какое там предложение!.. Василий всегда скажет!.. Проще пареной репы. Вы должны семь тысяч. Так?
— Так, так! — Вася попытался ускорить ход событий.
— Ты, Арон Моисеевич, отдаешь мне своего «Москвича», и мы в расчете. А со своими ребятками я сам расплачусь. Лады?
— А кто будет государству платить семь процентов комиссионных? — спросил Арон.
— А государство пусть лапу пососет, — рассудительно сказал Федор Николаевич. Будя нас грабить-то! Счас поедем к моей дочке — она у меня нотариус, оформишь на мое имя доверенность с правом продажи, и не за полста рублей, как лицу постороннему, а за два с полтиной, как ближайшему родственнику. А то «государству„! Мы лучше сегодня эти семь процентов пропьем за милую душу! Возьмем Марксена Ивановича и «Шаланды полные кефали…“
Сверкающий лаком, совершенно законченный семнадцатиметровый «Опричник» стоял в кильблоках на задворках яхтклуба еще без мачты, но уже одним своим видом — отполированным гребным винтом, гигантским килем, тускло мерцающими медными окантовками иллюминаторов, туго натянутыми леерами, будил самые необузданные видения: дальние моря и неведомые страны, начало новой удивительной жизни, в которой грезились волны и ветры, соленые брызги и разноязычный гомон чужих берегов, сладко дурманящие тропические цветы и шоколадные волоокие женщины с призывными улыбками и тонкими талиями при вполне пухлых бедрах…
И только три детали чуть-чуть притормаживали этот манящий вдаль полет фантазии — старый, ржавый «москвич» Арона, стоявший рядом с кильблоками; кухонные веревки, натянутые от борта к борту между леерными стойками с выстиранным бельишком Арона и Васи; и обычное цинковое ведро, привязанное у самого начала киля под днищем яхты.
В сонной тишине было отчетливо слышно, как кто-то протопал внутри яхты, затем проскрипела и захлопнулась какая-то дверь. Щелкнула задвижка и раздалось, не оставляющее сомнений, журчание чьей-то струи…
А потом послышался характерный звук спускаемой воды и через мгновение все «это» вылилось через открытый гальюнный кингстон а висящее под яхтой обычное, домашнее цинковое ведро.
И хриплый со сна голос Арона:
— Васька! Сегодня твоя очередь парашу выносить…
И ни словечка в ответ… На палубу в одних трусах вылез сонный, подрагивающий от утренней свежести Василий. Он трижды развел руки в стороны, дважды присел, иммитируя зарядку, но тут же потянулся, зевнул, обхватил себя тощими руками и застыл, устремив взгляд вперед, через нос яхты, словно перед его взором простиралась необъятная даль океана…
Из каюты показалась встрепанная голова Арона:
— Ты меня слышишь, Васька?!
Василий очнулся, ответил раздраженно:
— Слышу, слышу! Ты, давай, жратву готовь, а то скоро Марксен приедет…
Спустя два-три часа вокруг «Опричника» собралась вся бригада реставраторов во главе с Федором Николаевичем, деятели яхт-клуба, Марксен Иванович и Арон с Василием.
На земле были разложены новые огромные, сверкающие белизной паруса. Все ходили вокруг них и восхищенно прищелкивали языками:
— Ай да паруса!..
— Это тебе не уплотненный лавсан. Это — дакрон! Сто двадцать квадратных метров настоящего дакрона.
— Марксен Иванович! Можно неделикатный вопросик? Сколько с вас наши мастерские за паруса содрали?
— Страшно сказать, ребятки… Десять тысяч!
— Перекреститесь, Марксен Иванович! Они вам даром достались! За десять они только для вас сделали… Тут с одних кооператоров за сто квадратов шестнадцать слупили!..
— Так то кооператоры. Мои-то — работяги… — и Марксен Иванович кивнул на Василия и Арона.
Василий водил Арона за руку вокруг парусов и шептал ему:
— Смотри, Ароша… Мы отдали за пятнадцать штук, прямо скажем говенную квартиру с комнатами — одиннадцать и четырнадцать метров, причем, заметь себе, четырнадцать — проходная… В довольно жлобском районе, с видом на помойку, а взамен получили сто двадцать квадратных метров потрясающих парусов с видом на совершенно другую жизнь! И еще пять тысяч у нас осталось!..
— Что ты меня уговариваешь, как бабу?! Я, что, против?
— Я не уговариваю, я просто не хочу, чтобы ты ходил с кислой мордой…
— Пока мы не сможем отдать семь тысяч Федору Николаевичу и его ребятам у меня другой морды не будет!
— Господи! Делов-то на рыбью ногу! — облегченно вздохнул Василий. Федор Николаевич! Можно вас на минутку?
— Знатные, знатные паруса… С такими парусами на край света, подошел Федор Николаевич.
— У вас там какое-то было предложение к Арону Моисеевичу? — вкрадчиво сказал Вася.
— Дык, Арон Моисеевич… Какое там предложение!.. Василий всегда скажет!.. Проще пареной репы. Вы должны семь тысяч. Так?
— Так, так! — Вася попытался ускорить ход событий.
— Ты, Арон Моисеевич, отдаешь мне своего «Москвича», и мы в расчете. А со своими ребятками я сам расплачусь. Лады?
— А кто будет государству платить семь процентов комиссионных? — спросил Арон.
— А государство пусть лапу пососет, — рассудительно сказал Федор Николаевич. Будя нас грабить-то! Счас поедем к моей дочке — она у меня нотариус, оформишь на мое имя доверенность с правом продажи, и не за полста рублей, как лицу постороннему, а за два с полтиной, как ближайшему родственнику. А то «государству„! Мы лучше сегодня эти семь процентов пропьем за милую душу! Возьмем Марксена Ивановича и «Шаланды полные кефали…“
КАК ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ СЕГОДНЯ СЛУЖАТ ДЕЛУ МИРА
— …»в Одессу Костя приводил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил…» — пел здоровенный детина в белых лаковых полуботиночках и белом костюме с красной «бабочкой».
Оглушительно гремел ресторанный оркестр.
Прифранченные Федор Николаевич, Марксен Иванович, Арон и Вася сидели за столиком. Все, кроме Муравича, пили водку. Перед Марксеном Ивановичем стоял стограммовый графинчик с коньяком. Он осторожно прихлебывал из крохотной рюмочки и говорил:
— Нет, нет и нет! Бред сивой кобылы! Вы, что? Это вам не швербот какой-нибудь! Это большая крейсерская яхта! И при поворотах поезда, крайние точки — нос и корма будут выходить в стороны!.. А четыре метра по высоте в кильблоках — это вам что?! Как вы думаете проходить туннели? Забудьте о железной дороге! Только на барже по Волге-Балту! Скажи им, Федя!..
Федор Николаевич икнул от неожиданности, опрокинул в рот большого рюмаша, понюхал корочку и почти трезво сказал:
— Ты, Моисеич, и ты, Василий, — не маленькие. Сами понимать должны — ваша бандура, груз негабаритный. Только Волга-Балтом!
— Но вы же сами говорили, что на барже до Одессы нужно не меньше месяца чапать! — простонал Василий.
Федор Николаевич хотел было ответить Василию, но в эту секунду мимо него стал протискиваться официант с блюдом свежих помидоров, зелени, севрюги и зернистой икры.
Федор Николаевич охнул и ухватил официанта сзади за смокинг:
— Ты ж говорил, что помидоров и икры у вас нет?! А это что?!
— Помидоры и икра только на конвертируемую валюту!
Пустите сейчас же, а то милицию вызову, огрызнулся официант.
— О, бля… Дожили. Перестроились… — только и смог сказать Федор Николаевич.
За соседним столиком трое военных летчиков — подполковник, майор и капитан, пили из фужеров шампанское пополам с коньяком. Пьяными и блудливыми глазами они в упор разглядывали чужих женщин, время от времени подполковник протягивал капитану двадцатипятирублевку и хрипло говорил:
— Отнеси. Пусть еще споет за Одессу!..
Белоснежный детина с ловкостью фокусника принимал «четвертак», делал знак оркестру и, выждав четыре такта вступления, начинал:
— «В тумане скрылась милая Одесса, золотые огоньки…» Что бы ни пел детина — все танцевали только фокстрот.
— Ну, так мы придем в Одессу на месяц позже! — кричал Марксен Иванович. — Вася! Закусывай сейчас же!.. Арон! Куда ты смотришь? Положи Васе ветчинки… Вы столько лет ждали этого момента. Так подождите еще месяц — ничего страшного. На барже отдохнете, наберетесь сил и в Одессу придете готовыми ко всему…
— Шо я слышу? — прохрипел подполковник и с полным фужером, качаясь, подошел к Марксену Квановичу. — Не, шо я слышу?! Сплошной разговор за Одессу!.. В этом городе трех, мать их за ногу, революций, в этой, извиняюсь, обосранной колыбели, люди говорят за мою милую, родную Одессу?! Разрешите представиться — военный летчик первого класса подполковник Ничипорук…
Подполковник даже попытался щелкнуть каблуками, но пошатнулся, и если бы Арон во-время не подхватил его, на Вооруженные силы могло бы лечь пятно позора.
— Вы лучше присаживайтесь, товарищ подполковник, — сказал ему Арон.
— Зови меня просто — Леха, — прохрипел Ничипорук.
Этой ночью «москвич» снова стоял у кильблоков «Опричника». Но теперь в нем, на правах полновластного хозяина, спал мертвецки пьяный Федор Николаевич, и в такт его булькающему, рыдающему храпу в стареньком «Москвиче» что-то ритмично дребезжало и позвякивало…
В уже почти обжитой каюте «Опричника» при полном электрическом свете (украденном с соседнего фонарного столба) гуляли «под большое декольте» Арон, Вася, подполковник Леха, майор Аркаша и капитан Митя.
Во главе стола сидел улыбающийся и единственно трезвый Марксен Иванович и прихлебывал обжигающий чай, держа большую фаянсовую кружку двумя руками.
— Нет, Леха!.. — Ты чего-то явно не понимаешь! — кричал Вася. Она только длины — семнадцать метров!!!
В ответ все три летчика оскорбительно захохотали.
— И в высоту, с кильблоками — четыре!.. — добавил Арон, чем вызвал еще больший взрыв веселья со стороны представителей военно-воздушных сил.
— Ой, я сейчас умру!.. — хрипел Леха. — Митя! Наливай!..
— А то, что она весит тринадцать тонн, это ты понять можешь?! — в отчаянии прокричал Вася. Да еще центнер консервов, крупа, инструменты!.. Наши собственные шмотки, наконец!
— Ой, ой… — заходился Леха. Не, чижики, вы слышите?! Если я счас не выпью, я просто не знаю, что будет!!!
— Васенька! Арончик!.. — сквозь смех и слезы прокричал капитан Митя. Вас на сцену — Мише Жванецкому делать нечего!.. Скажи, Аркаша?
— Жуткий, повальный успех! — подтвердил майор. — Они всех комиков по миру пустят, да, командир?
— А то! — прохрипел подполковник Леха.
Арон и Василий были откровенно растеряны. Марксен Иванович тоже пребывал в легком недоумении.
— Подождите, ребятки… Леша, Аркадий, Митя! Вы, что, серьезно это? — спросил Марксен Иванович.
— Не, Марксен Иванович, отрицательно качнул головой подполковник Леха. — Пока это было не серьезно. Пока что это был чисто одесский треп. А теперь, ша!
И за столом стало тихо.
— У всех налито? — спросил Леха, оглядел стол и сам себе ответил: — У всех. Тогда три минуты попробуем быть серьезными. У меня экипаж — восемь чижиков. Классные чижики! Где сейчас остальные пять, меня не колышит. Лишь бы они к сроку были на базе у самолета. Если я что скажу не так — мой второй летчик Аркаша и мой штурманец Митя меня поправят. Я разрешаю. Несколько лет мы с чижиками каждый день летали в Афган. Мы возили туда живых мальчиков, а обратно привозили мертвых. И за это мы получали чеки Внешторгбанка и ордена… Теперь все иначе. Теперь мы перестроились и перековали мечи на орала. Теперь мы играем в конверсию. Теперь мы возим тихие мирные грузы. Хотя, что может быть более тихим и мирным, чем двести гробов с мертвыми мальчиками? Неужели тот двухэтажный разобранный дом с ваннами и туалетами, всего на восемь комнат и гаражом на две машины, который мы сегодня приволокли из Одессы в Ленинград от нашего одесского жулика-генерала — вашему ленинградскому жулику-генералу, чтобы вашего не обвинили, что он построил себе дачу, используя служебное положение. А называется наш рейс — Советская Армия помогает народному хозяйству! Так неужели после всего этого дерьма мы не можем запихать вашу паршивую лодочку… семнадцать метров!.. тринадцать тонн!.. Тьфу!!! в наш замечательный аэроплан, со всеми вашими бебихами, и через три часа вы увидите нашу Одессу, а еще через пару дней выйдете в открытое море и поплывете навстречу своей судьбе… И не волнуйтесь, Арончик и Вася. И вы, Марксен Иванович, умоляю, не нервничайте. После погрузки вашей яхты в нашем самолетике еще найдется место для пары пульмановских вагонов.
Оглушительно гремел ресторанный оркестр.
Прифранченные Федор Николаевич, Марксен Иванович, Арон и Вася сидели за столиком. Все, кроме Муравича, пили водку. Перед Марксеном Ивановичем стоял стограммовый графинчик с коньяком. Он осторожно прихлебывал из крохотной рюмочки и говорил:
— Нет, нет и нет! Бред сивой кобылы! Вы, что? Это вам не швербот какой-нибудь! Это большая крейсерская яхта! И при поворотах поезда, крайние точки — нос и корма будут выходить в стороны!.. А четыре метра по высоте в кильблоках — это вам что?! Как вы думаете проходить туннели? Забудьте о железной дороге! Только на барже по Волге-Балту! Скажи им, Федя!..
Федор Николаевич икнул от неожиданности, опрокинул в рот большого рюмаша, понюхал корочку и почти трезво сказал:
— Ты, Моисеич, и ты, Василий, — не маленькие. Сами понимать должны — ваша бандура, груз негабаритный. Только Волга-Балтом!
— Но вы же сами говорили, что на барже до Одессы нужно не меньше месяца чапать! — простонал Василий.
Федор Николаевич хотел было ответить Василию, но в эту секунду мимо него стал протискиваться официант с блюдом свежих помидоров, зелени, севрюги и зернистой икры.
Федор Николаевич охнул и ухватил официанта сзади за смокинг:
— Ты ж говорил, что помидоров и икры у вас нет?! А это что?!
— Помидоры и икра только на конвертируемую валюту!
Пустите сейчас же, а то милицию вызову, огрызнулся официант.
— О, бля… Дожили. Перестроились… — только и смог сказать Федор Николаевич.
За соседним столиком трое военных летчиков — подполковник, майор и капитан, пили из фужеров шампанское пополам с коньяком. Пьяными и блудливыми глазами они в упор разглядывали чужих женщин, время от времени подполковник протягивал капитану двадцатипятирублевку и хрипло говорил:
— Отнеси. Пусть еще споет за Одессу!..
Белоснежный детина с ловкостью фокусника принимал «четвертак», делал знак оркестру и, выждав четыре такта вступления, начинал:
— «В тумане скрылась милая Одесса, золотые огоньки…» Что бы ни пел детина — все танцевали только фокстрот.
— Ну, так мы придем в Одессу на месяц позже! — кричал Марксен Иванович. — Вася! Закусывай сейчас же!.. Арон! Куда ты смотришь? Положи Васе ветчинки… Вы столько лет ждали этого момента. Так подождите еще месяц — ничего страшного. На барже отдохнете, наберетесь сил и в Одессу придете готовыми ко всему…
— Шо я слышу? — прохрипел подполковник и с полным фужером, качаясь, подошел к Марксену Квановичу. — Не, шо я слышу?! Сплошной разговор за Одессу!.. В этом городе трех, мать их за ногу, революций, в этой, извиняюсь, обосранной колыбели, люди говорят за мою милую, родную Одессу?! Разрешите представиться — военный летчик первого класса подполковник Ничипорук…
Подполковник даже попытался щелкнуть каблуками, но пошатнулся, и если бы Арон во-время не подхватил его, на Вооруженные силы могло бы лечь пятно позора.
— Вы лучше присаживайтесь, товарищ подполковник, — сказал ему Арон.
— Зови меня просто — Леха, — прохрипел Ничипорук.
Этой ночью «москвич» снова стоял у кильблоков «Опричника». Но теперь в нем, на правах полновластного хозяина, спал мертвецки пьяный Федор Николаевич, и в такт его булькающему, рыдающему храпу в стареньком «Москвиче» что-то ритмично дребезжало и позвякивало…
В уже почти обжитой каюте «Опричника» при полном электрическом свете (украденном с соседнего фонарного столба) гуляли «под большое декольте» Арон, Вася, подполковник Леха, майор Аркаша и капитан Митя.
Во главе стола сидел улыбающийся и единственно трезвый Марксен Иванович и прихлебывал обжигающий чай, держа большую фаянсовую кружку двумя руками.
— Нет, Леха!.. — Ты чего-то явно не понимаешь! — кричал Вася. Она только длины — семнадцать метров!!!
В ответ все три летчика оскорбительно захохотали.
— И в высоту, с кильблоками — четыре!.. — добавил Арон, чем вызвал еще больший взрыв веселья со стороны представителей военно-воздушных сил.
— Ой, я сейчас умру!.. — хрипел Леха. — Митя! Наливай!..
— А то, что она весит тринадцать тонн, это ты понять можешь?! — в отчаянии прокричал Вася. Да еще центнер консервов, крупа, инструменты!.. Наши собственные шмотки, наконец!
— Ой, ой… — заходился Леха. Не, чижики, вы слышите?! Если я счас не выпью, я просто не знаю, что будет!!!
— Васенька! Арончик!.. — сквозь смех и слезы прокричал капитан Митя. Вас на сцену — Мише Жванецкому делать нечего!.. Скажи, Аркаша?
— Жуткий, повальный успех! — подтвердил майор. — Они всех комиков по миру пустят, да, командир?
— А то! — прохрипел подполковник Леха.
Арон и Василий были откровенно растеряны. Марксен Иванович тоже пребывал в легком недоумении.
— Подождите, ребятки… Леша, Аркадий, Митя! Вы, что, серьезно это? — спросил Марксен Иванович.
— Не, Марксен Иванович, отрицательно качнул головой подполковник Леха. — Пока это было не серьезно. Пока что это был чисто одесский треп. А теперь, ша!
И за столом стало тихо.
— У всех налито? — спросил Леха, оглядел стол и сам себе ответил: — У всех. Тогда три минуты попробуем быть серьезными. У меня экипаж — восемь чижиков. Классные чижики! Где сейчас остальные пять, меня не колышит. Лишь бы они к сроку были на базе у самолета. Если я что скажу не так — мой второй летчик Аркаша и мой штурманец Митя меня поправят. Я разрешаю. Несколько лет мы с чижиками каждый день летали в Афган. Мы возили туда живых мальчиков, а обратно привозили мертвых. И за это мы получали чеки Внешторгбанка и ордена… Теперь все иначе. Теперь мы перестроились и перековали мечи на орала. Теперь мы играем в конверсию. Теперь мы возим тихие мирные грузы. Хотя, что может быть более тихим и мирным, чем двести гробов с мертвыми мальчиками? Неужели тот двухэтажный разобранный дом с ваннами и туалетами, всего на восемь комнат и гаражом на две машины, который мы сегодня приволокли из Одессы в Ленинград от нашего одесского жулика-генерала — вашему ленинградскому жулику-генералу, чтобы вашего не обвинили, что он построил себе дачу, используя служебное положение. А называется наш рейс — Советская Армия помогает народному хозяйству! Так неужели после всего этого дерьма мы не можем запихать вашу паршивую лодочку… семнадцать метров!.. тринадцать тонн!.. Тьфу!!! в наш замечательный аэроплан, со всеми вашими бебихами, и через три часа вы увидите нашу Одессу, а еще через пару дней выйдете в открытое море и поплывете навстречу своей судьбе… И не волнуйтесь, Арончик и Вася. И вы, Марксен Иванович, умоляю, не нервничайте. После погрузки вашей яхты в нашем самолетике еще найдется место для пары пульмановских вагонов.
КАК ЯХТА ПО НЕБУ ЛЕТАЛА
Нет, не хвастал пьяный подполковник Леха! Не напрасно ржали над Ароном и Васей майор Аркаша и капитан Митя!..
Когда «Опричника» в родных кильблоках, установленных на какие-то огромные салазки, трактор-тягач по аппарели втаскивал в гигантское чрево Лехиного самолета, казалось, что сказочный кит с распахнутой пастью заглатывает маленькую, робкую сардинку!
Таких невероятных самолетов, с печально опушенными концами крыльев, с четырьмя циклопическими двигателями, висящими на пилонах у самой земли, ни Арон, ни Вася, ни даже Марксен Иванович никогда не видели.
Они стояли с раскрытыми ртами, а командир этого фантастического летающего сооружения — уже не в кителе, а в аккуратной кожаной куртке, абсолютно трезвый и чисто выбритый Леха Ничипорук горделиво усмехался и говорил:
— Это же не аппарат, это же чудо! А, Марксен Иванович?
И Марксен Иванович мог в ответ только потрясенно развести руками…
Потом это чудовищное, до уродливости пузатое дитя суперсовременной авиационной техники взревело всеми двигателями, коротко пробежалось по взлетной полосе и вдруг круто взмыло в серое ленинградское небо, с каждой секундой становясь все изящнее, стремительней и прекрасней…
В кабине летчиков, в левом командирском кресле, за штурвалом сидел теперь жесткий, предельно собранный подполковник Леха Ничипорук.
Справа от него — второй пилот майор Аркадий. Где-то далеко внизу и впереди штурман капитан Митя.
А за спинами командира и второго летчика — радист, техники, стрелки, инженер… все с наушниками на головах, с ларингофонами на шеях. Каждый на своем месте. Каждый делает свое дело. Каждый понимает друг друга с полуслова.
— Штурман! — хрипит Ничипорук в ларингофон.
— Слушаю, командир! — мгновенно откликается Митя.
— Займем эшелон, свяжись с нашей базой тяжелых вертолетов, с полковником Казанцевым!
— Есть, командир!
— Когда выйдет на связь, пусть переходит на наш канал. Он знает. Понял, штурман?
— Так точно, командир!
Второй летчик понимающе улыбнулся. Ничипорук подмигнул ему:
— На хер мне нужно, чтобы мои разговоры с Гришкой Казанцевым на магнитку писались! Имел я их всех в виду…
В огромном дрожащем фюзеляже раскрепленная яхта занимала в лучшем случае одну треть пространства, а сидящие на откидной скамейке Марксен Иванович, Арон и Вася казались маленькими и несчастными существами, замурованными в гигантский железный ящик.
Марксен Иванович вязал свою нескончаемую жилетку, Арон дремал, а Вася хлопотливо проверял документы:
— Паспорт раз… Паспорт два… Паспорт три. Есть!.. Справка на валюту… Кот наплакал! Есть… Технический паспорт… Есть… Регистровое удостоверение? Есть!.. Слава богу! Марксен Иванович… У вас приглашения с собой?
— Да, Васенька.
— Оба экземпляра?
— Оба, оба. Не волнуйся.
Они даже не заметили, как к ним подошел Ничипорук.
— Ну, как, мужики? Не душно, не тесно? — прохрипел он.
Арон всхлипнул со сна, открыл глаза:
— Все о'кей, командир. Садись, поболтаем…
— Да нет, — улыбнулся Лсха. — Мне рассиживаться некогда. И вдруг на весь огромный самолет раздался искаженный динамиками голос штурмана Мити, включившего громкую связь:
— Командир! Полковник Казанцев на связи!
Леха нажал кнопку над головой Васи, прохрипел в решеточку:
— Понял. Иду, — отпустил кнопку и сказал: — Хочу с одним своим корешком, тоже афганцем, поболтать насчет вашей лодочки. Он жук, каких свет не видывал! У него в Одессе все схвачено.
И быстро ушел. Арон задумчиво посмотрел ему в след:
— Вот от таких… никуда уезжать неохота!..
А Леха уже сидел в своем командирском кресле, для верности прижимал к горлу ларингофоны и говорил:
— Семнадцать метров… Ширина три десять… Высота от нижней точки киля до верхнего обреза каюты три, три с половиной… Тринадцать тонн. Ты там продумай, как эту мудянку застропить, а мы будем заходить на базу… Счас скажу… Штурман! Расчетное время посадки?
— Одиннадцать двадцать, командир!
— Слышал, Гришаня? Одиннадцать двадцать. И свяжись с Немкой Блюфштейном!.. Скажи, пусть своих чижиков из яхт-клуба соберет и встретит моих корешков прямо на воде!.. Мачту поставить, движок опробовать… Понял? Гриня! А когда ты мне пузырь коньяку отдашь? То есть, как это «какой»?! Ну, ты нахал!.. Кто на «Черноморец» ставил?! Ах, папа римский!.. Ну, Гриня!.. Шоб я еще с тобой хоть раз… Штурман! — в ярости заорал Ничипорук. Куда связь делась?
Когда «Опричника» в родных кильблоках, установленных на какие-то огромные салазки, трактор-тягач по аппарели втаскивал в гигантское чрево Лехиного самолета, казалось, что сказочный кит с распахнутой пастью заглатывает маленькую, робкую сардинку!
Таких невероятных самолетов, с печально опушенными концами крыльев, с четырьмя циклопическими двигателями, висящими на пилонах у самой земли, ни Арон, ни Вася, ни даже Марксен Иванович никогда не видели.
Они стояли с раскрытыми ртами, а командир этого фантастического летающего сооружения — уже не в кителе, а в аккуратной кожаной куртке, абсолютно трезвый и чисто выбритый Леха Ничипорук горделиво усмехался и говорил:
— Это же не аппарат, это же чудо! А, Марксен Иванович?
И Марксен Иванович мог в ответ только потрясенно развести руками…
Потом это чудовищное, до уродливости пузатое дитя суперсовременной авиационной техники взревело всеми двигателями, коротко пробежалось по взлетной полосе и вдруг круто взмыло в серое ленинградское небо, с каждой секундой становясь все изящнее, стремительней и прекрасней…
В кабине летчиков, в левом командирском кресле, за штурвалом сидел теперь жесткий, предельно собранный подполковник Леха Ничипорук.
Справа от него — второй пилот майор Аркадий. Где-то далеко внизу и впереди штурман капитан Митя.
А за спинами командира и второго летчика — радист, техники, стрелки, инженер… все с наушниками на головах, с ларингофонами на шеях. Каждый на своем месте. Каждый делает свое дело. Каждый понимает друг друга с полуслова.
— Штурман! — хрипит Ничипорук в ларингофон.
— Слушаю, командир! — мгновенно откликается Митя.
— Займем эшелон, свяжись с нашей базой тяжелых вертолетов, с полковником Казанцевым!
— Есть, командир!
— Когда выйдет на связь, пусть переходит на наш канал. Он знает. Понял, штурман?
— Так точно, командир!
Второй летчик понимающе улыбнулся. Ничипорук подмигнул ему:
— На хер мне нужно, чтобы мои разговоры с Гришкой Казанцевым на магнитку писались! Имел я их всех в виду…
В огромном дрожащем фюзеляже раскрепленная яхта занимала в лучшем случае одну треть пространства, а сидящие на откидной скамейке Марксен Иванович, Арон и Вася казались маленькими и несчастными существами, замурованными в гигантский железный ящик.
Марксен Иванович вязал свою нескончаемую жилетку, Арон дремал, а Вася хлопотливо проверял документы:
— Паспорт раз… Паспорт два… Паспорт три. Есть!.. Справка на валюту… Кот наплакал! Есть… Технический паспорт… Есть… Регистровое удостоверение? Есть!.. Слава богу! Марксен Иванович… У вас приглашения с собой?
— Да, Васенька.
— Оба экземпляра?
— Оба, оба. Не волнуйся.
Они даже не заметили, как к ним подошел Ничипорук.
— Ну, как, мужики? Не душно, не тесно? — прохрипел он.
Арон всхлипнул со сна, открыл глаза:
— Все о'кей, командир. Садись, поболтаем…
— Да нет, — улыбнулся Лсха. — Мне рассиживаться некогда. И вдруг на весь огромный самолет раздался искаженный динамиками голос штурмана Мити, включившего громкую связь:
— Командир! Полковник Казанцев на связи!
Леха нажал кнопку над головой Васи, прохрипел в решеточку:
— Понял. Иду, — отпустил кнопку и сказал: — Хочу с одним своим корешком, тоже афганцем, поболтать насчет вашей лодочки. Он жук, каких свет не видывал! У него в Одессе все схвачено.
И быстро ушел. Арон задумчиво посмотрел ему в след:
— Вот от таких… никуда уезжать неохота!..
А Леха уже сидел в своем командирском кресле, для верности прижимал к горлу ларингофоны и говорил:
— Семнадцать метров… Ширина три десять… Высота от нижней точки киля до верхнего обреза каюты три, три с половиной… Тринадцать тонн. Ты там продумай, как эту мудянку застропить, а мы будем заходить на базу… Счас скажу… Штурман! Расчетное время посадки?
— Одиннадцать двадцать, командир!
— Слышал, Гришаня? Одиннадцать двадцать. И свяжись с Немкой Блюфштейном!.. Скажи, пусть своих чижиков из яхт-клуба соберет и встретит моих корешков прямо на воде!.. Мачту поставить, движок опробовать… Понял? Гриня! А когда ты мне пузырь коньяку отдашь? То есть, как это «какой»?! Ну, ты нахал!.. Кто на «Черноморец» ставил?! Ах, папа римский!.. Ну, Гриня!.. Шоб я еще с тобой хоть раз… Штурман! — в ярости заорал Ничипорук. Куда связь делась?