— Так это, что… ВАШИ ЛЮДИ?!
   Феликс Сергеевич горделиво улыбнулся и красноречиво промолчал.
   Командир лодки прямо зашелся от бешенства! Закричал:
   — Мы каждую минуту жизнью рискуем!.. А вы!.. На наши деньги! Да если бы я знал!.. Я бы по ним еще до всплытия так жахнул, что от них даже дыма не осталось бы!!! Ползаете, сволочи, по всему свету, мутите воду, строите разные пакости, а расхлебывать нам?!
   Феликс Сергеевич тихонько вынул из кармана диктофон, включил его и незаметно положил на стол под салфетку.
   — Мне бы не хотелось разговаривать в таком тоне, — степенно сказал он.
   — Молча-а-ать!!! — рявкнул командир лодки, схватил со стола одну из бутылок и с размаху ударил ее как раз по тому месту, где под салфеткой лежал включенный диктофон. Брызнули во все стороны осколки. — Молчать! Я здесь царь и бог, и воинский начальник!!! Я один, своей старой дерьмовой лодкой, даже не всплывая, могу в одну секунду развязать третью мировую войну!!! Я пасу такой ядерный заряд, что тебе Чернобыль покажется раем!.. Слышишь ты, Эдмундыч хуев?!
   Феликс Сергеевич не на шутку испугался:
   — Я не хотел сказать ничего обидного… Я ценю ваше повседневное мужество, я с глубочайшим вниманием отношусь ко всему, что вы говорите… — он незаметно заглянул под салфетку и увидел там ошметки от диктофона. — Боже меня сохрани, что либо…
   — Вот именно… — уже негромко, приходя в себя, сказал капитан второго ранга и залпом выпил большую рюмку. И повторил:
   — Вот именно — Боже тебя сохрани! А то я прикажу записать в вахтенный журнал, что ты погиб при исполнении служебных обязанностей и… привет, Феликс Эдмундович! Понял?..

КАК ПРОВОДИТЬ «УРОК ГУМАНИЗМА» В ОТКРЫТОМ МОРЕ

   «Опричник» лениво покачивался на воде. На слабом ветру трепыхался полуспущенный стаксель. Большого паруса — грота не было и в помине. С мачты свисали обрывки каких-то веревок, и вообще яхта имела довольно потрепанный вид.
   Не лучше выглядели и мореплаватели.
   На физиономиях полуседая щетина почти недельной давности, провалившиеся от усталости и постоянного недосыпа глаза, оранжевые спасательные жилеты, надетые на голое тело, руки, изрезанные шкотами и тросами…
   Василий сидел на крыше каюты, зашивал большой парус толстой цыганской иглой. Рядом лежал раскрытый «Справочник яхтсмена» Боба Бонда, придавленный тяжелым разводным ключом.
   Сделав несколько стежков, Василий заглядывал в книгу и сам себе читал вслух:
   — «…а затем с обратной стороны стежка в точку С…» Так! Сделал… Дальше? «Вытащив иглу в точке С, повторите стежок столько раз, сколько потребуется…» Василий тупо посмотрел на парус, снова заглянул в книгу и возмутился:
   — А сколько требуется, ни черта не сказано!.. Ну, Боба! Написал «Справочник»!..
   — Васька! — крикнул Арон из машинного отделения. — Чего ты на Бобу лаешься? Он же написал «Справочник яхтсмена», а не пособие для идиотов!
   Перемазанный с ног до головы машинным маслом, грязными по локоть руками Арон перебирал в двигателе систему впрыска топлива — промывал разобранные форсунки, тонюсенькие отверстия продувал, прочищал проволочкой, протирал чистыми тряпками, которые тут же становились неузнаваемо грязными…
   — Очень остроумно! — обиделся Василий. — Возьми иглу и шей сам.
   — А ты будешь двигатель перебирать? Хватит того, что ты вместо солярки в топливный бак пресную воду захерачил! А я теперь мудохаюсь… Ни о чем попросить нельзя!..
   — Я виноват, что ты канистры рядом поставил, да?! Виноват?!
   — Смотреть надо было, раздолбай! Теперь ни воды, ни топлива!
   — Я «раздолбай»?!! А кто ночью большой парус порвал? Я, что ли?!
   — Он сам порвался!
   — Он порвался потому, что ты во-время не взял рифы!
   — Засранец! — закричал Арон. — Как я один, на руле, в темноте рифы возьму?! Ты дрыхнешь без задних ног…
   Василий воздел руки к небу, трагически схватился за голову:
   — О, боже мой!.. Как это космонавты по полгода вдвоем летают — ума не приложу!..
   — Очень просто, — сказал Арон. — Если один космонавт говорит другому, что нужно залить в двигатель солярку, так тот льет солярку, а не пресную воду!
   — Да пошел ты со своей соляркой!!! Окончательно заколебал, говнюк!.. — в ярости заорал Василий и схватил тяжелый разводной ключ…
   Неизвестно, чем кончилась бы эта нервная перепалка, но вдруг послышался нарастающий вой мощных двигателей, и Арон с Василием увидели, что к ним на бешеной скорости мчится судно, похожее на современный торпедный катер.
   Катер был чуть не вдвое больше «Опричника». Когда он подлетел почти вплотную, да еще и обогнул «Опричник», не снижая оборотов своих могучих двигателей, бедную деревянную яхту разболтало так, что Арон и Василий только чудом не вывалились за борт!
   Двигатели катера взвыли еще сильней, вода за его кормой вспучилась белым пенным грибом, и катер остановился, как вкопанный.
   Вот это реверс!.. — восхитился Арон.
   Тяжелые крупнокалиберные пулеметы катера мгновенно развернулись в сторону «Опричника», и с борта катера раздался короткий приказ по-английски.
   — О, мать вашу в душу! Да что мы медом намазаны, чтоли?! — выругался Арон и закричал во весь голос: — Ай гоу ту Хайфа!!!
   — В ответ раздалась короткая пулеметная очередь, вспоровшая воду у самого борта «Опричника».
   Другой голос прокричал в мегафон эту же фразу, но понемецки.
   — Ай гоу ту Хайфа!.. — снова завопил Арон.
   И снова прогрохотал пулемет.
   Третий голос повторил приказ по-румынски.
   — Ай гоу… — только было начал Арон, как пулемет снова дал очередь, а четвертый голос произнес приказ по-чешски.
   Тут Арон в отчаянии закричал по-английски все, что успел выучить еще в Ленинграде:
   — Кян ай юз е терминал энд бай дринк уотер!!! Йес, сэр, плиз, ю кян юз ауа терминал энд бай дринк уотер!.. Айм сори! Айм вери глед ту си ю!.. Хау мач кост сикс ауэ стендинг ту хендринт литерз ов дринк уотер… Ай гоу ту Хайфа!.. Ол райт!.. Бай-бай!..
   На катере возникло замешательство. Затем пятый голос прокричал в мегафон что-то по-польски…
   — Ай гоу ту Хайфа… — тупо прошептал Арон.
   — М-да… — сказал Вася, не отрывая глаз от пулеметов. Как говорится, «Говно твои дела, Иван-царевич, садись-ка ты на своего серого волка и скачи-ка ты к такой-то матери…» Говорил тебе — учи английский! — и зажмурился в ожидании пулеметной очереди.
   Но на этот раз пулеметы промолчали. Зато шестой голос отдал приказ по-болгарски.
   Вася и Арон беспомощно, но достаточно выразительно пожали плечами и развели руки в стороны.
   И тогда с катера раздалась русская речь:
   — Всем лечь лицом вниз! Руки за голову! В случае неповиновения открываю огонь!..
   — Так бы и сказал!.. — пробормотал Арон и брякнулся на палубу. — Ложись, Васька! А то пристрелят ни за хрен собачий…
   Как только Василий упал на палубу рядом с Ароном, с катера трижды прозвучали позывные — первая музыкальная строфа некогда популярной мелодии «Сталин и Мао слушают нас…», и на самой высокой точке катера, над радарной установкой, взвился большой черный флаг!
   — Арончик, ты читал в детстве «Остров сокровищ»? — шепнул Васька.
   — Конечно.
   — Ну, так сейчас ты увидишь пиратов…
   Поначалу все, действительно, происходило, как в добротном пиратском фильме!
   «Опричник» пришвартовали к борту катера точно так же, как три дня тому назад к советской подводной лодке.
   Арон и Вася были подняты на ноги и прикручены обрывками собственных шкотов к собственной же мачте. Рты у них были заклеены широкой липкой лентой.
   А вокруг них, в черных комбинезонах с короткими рукавами и черных спортивных шапочках с козырьком и большим желтым иероглифом спереди до зубов вооруженные, с большими ножами у пояса стояли и ржали трое молодцов, каждый из которых в физическом развитии не уступал легендарному Арнольду Шварцнегеру.
   И вдруг смех прекратился. Шварцнегеры вытянулись в струнку и, с несколько пугливой преданностью, уставились на проход в каюту…
   …в проеме которого, удивленно подняв брови, стоял маленький, тощенький, очень пожилой китаец в легкомысленном ярко-желтом комбинезончике с длинными рукавами и такой же ярко-желтой шапочке с козырьком, но с черным иероглифом. И без какого бы то ни было оружия.
   В одной руке он держал документы Арона и Васи, а в другой — двести шестьдесят долларов, проданных им советским банком.
   Глядя на своих пленников снизу вверх из кокпита, пожилой китаец спросил на превосходном русском языке:
   — Это все, чем вы располагаете?
   Вася и Арон замычали, закивали утвердительно…
   Китаец нахмурился и дал знак своим молодцам освободить пленников. Один тут же бросился отвязывать их от мачты, а двое поспешно сорвали куски липкой ленты с их ртов.
   Раздался дикий двухголосый вопль боли! На том месте, где небритые лица Арона и Васи были заклеены лентой, — пятидневной щетины как не бывало…
   Зато вся она осталась на внутренней стороне ленты, которую теперь разглядывали три здоровенных пирата, с трудом удерживаясь от хохота.
   Пожилой китаец укоризненно покачал головой и, протянув тоненькую хрупкую ручонку с кровными долларами Арона и Васи:
   — Я сейчас повторю вопрос. А вы, прежде, чем спешить с ответом, хорошенько подумайте. Мы обладаем приборами, которые безошибочно реагируют на золото, платину, бриллианты, где бы они ни были спрятаны: забиты ли в виде гвоздей, впаяны ли в монтажные схемы радиостанций, заделаны ли в киль яхты, в ее такелаж… В случае обнаружения этот участок выпиливается электронной пилой, а яхта сжигается напалмовыми огнеметами вместе со всем экипажем. Даю справку: все предыдущие суда сгорали за шесть-восемь минут…
   — О, бля, техника!.. — удивленно сказал Арон.
   Китаец польшенно улыбнулся:
   — Естественно, это зависит от конструкции судна и его водоизмещения. Итак, повторяю свой вопрос. Это все, что у вас есть?
   И китаец чуточку раздраженно потряс жиденькой пачкой долларов.
   — Да!.. — сказал Вася, морщась и потирая безволосый квадрат на лице.
   — У нас больше не меняют… — мрачно подтвердил Арон.
   — Это вам выдали на один день? — не понял китаец.
   — На всю оставшуюся жизнь, — объяснил ему Вася.
   — А как же провиант, топливо, ремонт, наем лоцмана, оплата стоянок, зарядки аккумуляторов, покупка пресной воды?..
   — А кого это у нас колышит? — буркнул Арон.
   У пиратов вытянулись физиономии. Пожилой китаец возмущенно втянул ноздрями воздух, прикрыл глаза.
   Из воды, при помощи толстого линя и острозубой «кошки», через борт яхты перевалился четвертый пират в легком водолазном костюме с аквалангом на спине и безошибочным прибором в руках.
   Китаец открыл глаза, вопросительно посмотрел на него. Тот отрицательно покачал головой. Пираты переглянулись…
   В эту секунду из каюты, зажимая рот, со стоном выскочил пятый пират и, чуть не сбив с ног пожилого китайца, помчался на бак. Там он перегнулся через носовой релинг и стал неудержимо блевать.
   За ним из каюты вышел шестой пират. В руке он держал точно такой же прибор, как и у аквалангиста. И тоже, как аквалангист, отрицательно покачал головой.
   — Это я уже понял, Сташек, — негромко произнес старый китаец. — Что с Клаусом?
   И он показал на блюющего пирата. Пират Сташек начал было отвечать ему по-китайски, но старик улыбнулся и сказал:
   — Можешь говорить по-русски. Тебе не повредит практика. Так что с Клаусом?
   — Он решил немножко кушать у них на камбузе. Хотел узнать, чем питаются русские в море… — с легким акцентом сказал Сташек.
   Как неосторожно, — старый китаец поднял глаза к небу и горестно покачал головой.
   Пираты смотрели на Арона и Васю с ужасом и жалостью.
   — Что он там у нас сожрал? — шепотом спросил Вася у Арона.
   — Да там ничего особенного не было! Перловка и частик в томате… Абсолютно свежий. Только сегодня банку открыл… — прошептал Арон.
   — Надо было хоть луковку покрошить! Иностранцы же!..
   — Кто ж знал!.. У нас двести восемьдесят миллионов жрут и радуются, а его, видишь ли, блевать потянуло, суку!..
   Пожилой китаец оглядел пустынный горизонт, помолчал и наконец принял решение.
   — Так… — Негромко сказал он. — Будем считать этот захват учебно-тренировочным. А пока, пользуясь тем, что объект захвата не может продолжать самостоятельное движение изза неисправности двигателя и парусной оснастки, попробуем на нем детальную отработку редчайшей ситуации в нашей профессии — всестороннее оказание помощи объекту или так называемый «Урок гуманизма». На протяжении всего «Урока» говорим только на языке объекта!..
   Уже через десять минут один пират виртуозно зашивал парус.
   …второй — быстро и ловко менял оборванные шкоты и фалы…
   …третий — помогал Арону собирать двигатель…
   …четвертый — корпел в каюте над картой. Рассчитывал для «Опричника» подходы к Босфору…
   …пятый — добросовестно перемывал гору грязной посуды на камбузе…
   …шестой — мотался между своим пиратским катером и яхтой — таскал на «Опричник» какую-то провизию, бутылки с минеральной водой…
   В коклите сидели старый китаец и Василий. Великосветски пили горячий китайский чай из черных китайских чашечек, закусывали крохотным печеньицем с черного лакированного китайского подносика.
   Одновременно с чаепитием старый китаец разглядывал вырезку из иностранного спортивного журнала, которая и подвинула Василия и Арона на покупку «Опричника».
   — Цена здесь, как и в любом рекламном издании, излишне эффектна, но… Если вашу яхту переоборудовать и реставрировать… — снисходительно говорил старый китаец.
   — Мы двадцать тысяч заплатили за реставрацию! — горячо сказал Василий.
   — «Двадцать тысяч» чего? — любезно осведомился китаец.
   — Рублей!..
   — Реставрация, о которой говорю я, должна стоить не двадцать, а двести тысяч. И не рублей, а долларов. Тогда за вашу яхту вы сможете получить миллионов восемь. Так что потенциально — вы очень богатые люди! Если не будете торопиться с продажей. Но мысль — превосходная! И яхта — очень, очень хорошая… Поверьте моему профессиональному опыту — за тридцать пять лет беспорочной службы во всех акваториях мирового океана я потопил таких яхт более полутора сотен и могу по достоинству оценить вашу покупку.
   От последней фразы старого китайца Васю слегка качнуло, но он взял себя в руки и сказал, элегантно прихлебывая из чашечки:
   — Спасибо на добром слове… Но я никогда не знал, что ваша деятельность распространяется и на Черное море.
   — Да, сравнительно недавнее начинание… Я бы сказал, что это уже плоды НАШЕЙ перестройки, — улыбнулся китаец. — Когда у нас на Тайване было решено создать хотя бы одну группу пиратов в бассейне Черного моря, мне предложили возглавить ее в качестве капитана-наставника. Или, как теперь говорят, в роли «играющего тренера». Буду честен: не хотелось покидать родные места. Семья, возраст… Но!.. Новизна так заманчива, а я по натуре человек творческий, ищущий… Я не смог отказаться. И не жалею об этом. Коллектив прекрасный, абсолютно интернациональный, из представителей всех, в прошлом, социалистических стран. Очень закаленные люди. Здесь и венгр, и поляк, и чех, и румын, и восточный немец, и даже болгарин…
   — А русских нет?
   — Поначалу был и русский, был и северный кореец. Но они оказались столь ортодоксальными, что их пришлось… Сами понимаете, — улыбнулся пожилой китаец и потыкал пальчиком куда-то вниз.
   — Откуда они все русский знают?
   — Ну, во-первых, вы заставляли их изучать ваш язык еще в школе. А потом, помните, было ведь очень модно приглашать в Союз на учебу иностранцев. Почти все они — выпускники советских институтов.
   — Интересно… А вы… Виноват, не знаю имя-отчества… — культурненько отставив грязноватый мизинец, Вася прихлебнул из маленькой чашечки.
   — Ши Го-сюн, — слегка поклонился китаец.
   — Очень приятно! А вы откуда же так, по нашему?
   — Оттуда же. Только на много лет раньше. В пятидесятые годы, когда два великих народа с упоением пели «Русский с китайцем братья навек…», я заканчивал философский факультет Московского университета. И очень хорошо учился.
   — Так оно и видно, — искренне согласился Вася.
   Из каюты вышел пират с картой в руках. Что-то почтительно проговорил по-китайски, оборвал себя на полуслове и сплюнул:
   — Тьфу, епа мать!.. Все в башка перемешалось!..
   — Продолжай, Иржи, не нервничай, — сказал ему китаец.
   Иржи показал карту Василию, стал тыкать в нее пальцем:
   — Смотри, Вася… Вас отнесло вот сюда. Теперь на Босфор у вас курс изменился — сто четырнадцать градусов! И помните о магнитном склонении! Оно здесь три и четыре десятых градуса. Маяк Румели остается с правого борта. Почитай обязательно лоцию!.. Строго идите по курсу. Вот сюда не заползайте — это район военных учений и стрельб. Прихлопнут в одну секунду. Или ваши, или турки. А дальше по своей прокладке. Ты сам ее делал?
   — Нет, — честно признался Вася. Это делал один наш друг. Его теперь нет в живых…
   — Жалко, — сказал Иржи. — Очень высокий уровень прокладки. Профи!..
   — Спасибо, Иржи!.. Большое тебе спасибо!
   — Нема за цо… — ответил Иржи и пожаловался китайцу: У них навигационный инструментарий времен Магеллана и Кука…
   — Я видел, — грустно улыбнулся китаец. — Они очень мужественные люди…
   Из камбуза высунулся еще один пират, сверкнул белозубой улыбкой и подмигнул Васе:
   — На камбузе все о'кей! Не ленитесь ребята мыть посуду сразу после еды — очень воспитывает характер.
   Перепрыгнул через борт яхты на катер и исчез.
   — Какой симпатяга парень! — радостно сказал Вася китайцу.
   — Очень, очень симпатичный! — подтвердил пожилой китаец.
   — Мы вчера брали французскую шхуну, так он так весело перестрелял там полэкипажа, что о них даже никто пожалеть не успел!..
   И тут от ужаса Вася ненадолго потерял сознание…
   Когда настало время идиллического прощания, пиратский катер и «Опричник» под парусами около полумили шли паряллельными курсами.
   В черных пиратских шапочках с козырьками и желтым иероглифом спереди, с пиратскими ножами у пояса, Василий и Арон поочередно передавали друг другу бинокль и наблюдали, как пираты весело и дружелюбно махали им руками.
   Затем катер приветственно приспустил наполовину свой черный флаг, трижды в воздухе прозвучала первая музыкальная строфа из песни «Сталин и Мао слушают нас…», и катер, взвыв своими чудовищными двигателями, чуть ли не в три секунды совершенно исчез из виду…
   Василий стоял на руле, смотрел в расходящийся кильватерный след исчезнувшего пиратского катера. Потом вздохнул глубоко и задумчиво проговорил:
   — Черт его знает, что лучше!.. В мире все так относительно…
   Арон понял его состояние. Вытащил из-за пазухи большую бутылку «Баккарди», отвинтил пробку и протянул бутылку Василию:
   — На-ко, хлебни… Сейчас — в самый раз.
   Василий взял бутылку, прямо из горлышка сделал солидный глоток. Удивился крепости напитка, изумленно посмотрел на этикетку и вернул бутылку Арону:
   — Откуда?
   — Да этот румын Михай подарил, — Арон тоже приложился к бутылке. — Крепкая, стерва!.. Они меня с Клаусом, с немцем с этим, все к себе в команду пытались склеить. Им для ровного счета очень еврей нужен. И именно русский еврей!..
   — Так чего же ты? — ревниво и неприязненно спросил Василий. — Шел бы! «Еврей-пират» — это звучит гордо!..
   — Дурак ты, Васька, и уши у тебя холодные! — обиделся Арон. — Как же ты, сукин кот, мог подумать, что я тебя брошу?! Совесть у тебя есть? Ах, ты, Васька, Васька… Отлупить тебя, что ли?..
   — Ладно тебе, благодарно улыбнулся ему Василий. — Давай еще по граммульке!..
   Арон отхлебнул из бутылки, передал ее Василию и огорченно покачал головой:
   — Ну надо же было такое сказать!..

КАК ПРОХОДИТЬ БОСФОР С КЛАРНЕТОМ

   В северные ворота Босфора «Опричник» входил в большой компании самых разных судов — от рыболовецких сейнеров до огромных танкеров.
   Справа по борту отлично был виден мыс Румели, окаймленный высокими крутыми скалами, старый, разрушенный форт, маяк и небольшое селение, из которого приметно торчали мачты радиостанций.
   Слева — низенький и почти незаметный мыс Анадолу, тоже с маяком, сигнальной мачтой и каким-то большим белым строением рядом с минаретом…
   По мере вхождения яхты в пролив количество судов, идущих вместе с «Опричником» в одном направлении, и судов, следующих навстречу, все увеличивалось и увеличивалось.
   Арон стоял у штурвала, Василий читал лоцию, сверял ее с картой.
   — Арон! Пора переходить на двигатель… Вот Румели, вот Анадолу… — Василий на всякий случай заглянул в лоцию. — Все. Пора убирать паруса!
   — Погоди, Васек! Погоди, родной… — Арон тревожно смотрел вперед, крутил головой, испуганно поглядывал на скопление судов вокруг. — Там горючего — кот наплакал!.. Надо на парусах тянуть сколько можно…
   — Ты чувствуешь, что течение увеличилось?
   — Чувствую, чувствую!.. Ну, хоть еще пару миль…
   — Нельзя, Арончик! — Василий нырнул в каюту, вылетел оттуда со «Справочником яхтсмена». — Вот, пожалуйста!.. Послушай, что пишет Боб Бонд…
   — Да вали от меня со своим Бондом!.. — плачущим голосом закричал Арон, еле увернувшись от какого-то нахального сейнера. — Не до него мне сейчас!
   — Единственных три челока, которым можно было доверять, строго-настрого предупреждали — проливы проходить только на двигателе! — крикнул Василий.
   — Что ты мне голову морочишь?! Какие еще «Три человека»?!
   — Как это «какие»!.. Неблагодарный тип! Боба Бонд — раз!.. — для убедительности Василий потряс «Справочником…» перед носом Арона. — Старый пират Ши Го-сюн — два! И самое главное: Марксен Иванович — три!..
   Упоминание имени Марксена Ивановича сделало свое дело — двумя веревками, привязанными к штурвалу, Арон закрепил его в одном положении и со словами:
   — Все! Тут ты меня достал!.. — бросился травить шкоты большого паруса. — Становись на лебедку, хрен моржовый!
   На удивление и к обоюдному удовольствию, быстро и ловко убрали паруса. В их слаженных действиях уже отчетливо стал проглядывать какой-то опыт мореплавания.
   — Сам уложишь? — спросил Арон.
   — Спрашиваешь!.. — кряхтя и посапывая, Василий стал укладывать тяжеленный парус на гик.
   Арон отвязал штурвал и попытался завести двигатель, но тот только чихал, всхлипывал одним цилиндром и не заводился.
   Яхту течением стало разворачивать поперек пролива, и тут же сзади раздался панический гудок какого-то пароходишки.
   — Ну, что там у тебя?! — закричал Василий.
   Арон хотел было ответить ему, но тут двигатель вдруг завелся, застучал и потянул яхту вперед.
   Арон облегченно вздохнул, выровнял штурвалом направление яхты и крикнул Василию:
   — Стаксель уложи верхним концом наружу! А то потом опять будем три часа искать фаловый угол!
   В черной пиратской шапочке со сбившимся к уху козырьком, мокрый от напряжения всех своих небольших сил, Василий крикнул ему в ответ:
   — Ароша! Смотри вперед и занимайся своим сраным двигателем! И молись, чтобы у тебя хватило горючего!..
   — У «меня»?! — возмутился Арон. — Ну, мерзавец! Ну, Шейгиц!.. Да если бы ты не перепутал канистры!..
   В самом узком месте пролива Босфор, у Мыса Ашиян с роскошной старинной крепостью, украшенной белоснежными башнями, где интенсивность судов как в одну сторону, так и в другую достигла скученности муравейника…
   …большая, грязная турецкая шхуна волокла на буксире притихший «Опричник» с убранными парусами и молчащим двигателем.
   На корме шхуны, свесив босые ноги за борт, сидел средних лет турок и специально для «Опричника» играл на кларнете «Калинку».
   «Калинка, калинка, калинка моя…» — неслось над Босфором.
   Еще три турка, таких же грязных и живописных, как и их шхуна, валялись на корме рядом с кларнетистом и прихлопывали в ладоши в такт мелодии.
   Изредка они что-то по-турецки кричали Арону и Васе, на что Арон кричал им в ответ:
   — Айм но индостайн! Тенк ю вери мач! Ай гоу ту Хайфа!..
   Турки заливались сочувственным смехом, а кларнетист менял «Калинку» на «Не слышны в саду даже шорохи…» Арон сидел в кокпите, стыдливо оглядывался по сторонам на плывущие рядом суда и бормотал:
   — Просто перед людями неудобно… Все своим ходом, а нас волокут, как убогих…
   Василий стоял у штурвала, пытался его успокоить:
   — Чего ты дергаешься?! Ну, не хватило горючего! Ай, ай, ай, ай. Делов на рыбью ногу! С каждым такое может случиться…
   — И вообще… — глухо сказал Арон и уставился вниз, в решетчатый настил кокпита.
   Вася посмотрел на Арона и понял, что дело не только в том, что их, на глазах у всего мира, тащут на буксире.
   — Прекрати сейчас же! — мягко сказал он. Плывем на халяву — одно удовольствие… Первый раз можем хоть по сторонам посмотреть. Гляди какая крепость… Ты же таких в жизни не видел!..
   Не поднимая глаз, Арон отрешенно проговорил:
   — Наша Петропавловка ничуть не хуже…
   Васе вдруг до боли в сердце стало жалко Арона, да и себя вместе с ним, покойного Марксена Ивановича, оставленных Леху Ничипорука, Гриню Казанцева и Нему Блюфштейна, потерянных навсегда Клавку и Ривку, и ему захотелось бросить к чертовой матери этот штурвал, лечь навзничь на решетку кокпита и, глядя в чужое небо, завыть от нахлынувшей дикой тоски…
   Но он только горько усмехнулся и тихо сказлл Арону: