И, слава богу, им никто больше не встретился на их нелегком пути!..
Но во вторую Ночь их все-таки догнал злой и беспощадный шторм.
Снова разлетались снасти!.. Рвались мокрые веревки, разваливались блоки, трещали по всем швам паруса!..
Большой парус — почти в сто квадратных метров, разлетелся в клочья! Не сладить было с ним на такой волне, при таком ветре — ни рифы взять, ни убрать его вовсе!.. Рук не хватало, сил человеческих…
Бултыхались в черной, пенной воде под одним стакселем. Может быть, это и спасло, что грот разлетелся ко всем чертям…
Штурвал в четыре руки удерживали. Молились, только бы не заклинила цепная передача! Только бы не потерять управление!..
А вокруг — ни одной живой души!..
Правда, под утро, когда ветер уже стал слегка стихать, осторожно подошло какое-то суденышко (так и не разобрали в предрассветных сумерках — кто, что, откуда?..), предложило помощь — все конец толстого каната с кормы показывали, дескать, «не взять ли вас на буксир, господа хорошие?..» Но Василий сказал Арону:
— Пошли они… За этот буксир они у нас потом все карманы вывернут! А нам еще жить на что-то надо… Когда мы еще яхту продадим? Когда свои миллионы получим!.. Точно?
— Точно, — ответил ему Арон. — Не маленькие. Сами выгребемся.
А утром — будто ночью ничего и не было!
Тишь, гладь, да божья благодать… Вода — зеркальная, без единого барашка. Чуть парит, и от этого в усталых, провалившихся глазах горизонт дрожит, размывается, теряет четкость и смотреть на него подолгу трудно. От напряжения слезы наворачиваются, в висках начинает стучать…
Шли под одним рваным и излохмаченным стакселем и верным двигателем. Под мерный стук дизеля пили кофе из термоса.
Со встречного курса прилетел маленький самолетик. Снизился, покружился над «Опричником», помахал крылышками, развернулся и улетел обратно.
— Наверное, Хайфа близко, — сказал Арон.
— С чего это? — спросил Василий.
— А такие маленькие далеко не летают…
— Не скажи. Вспомни пацана немецкого — Руста. Откуда он прилетел, чтобы на Красную площадь усесться? А самолетик такой же!
Арон пожал плечами, ничего не ответил.
Во всю пекло солнце. Наверное, уже израильское… И на долгие разговоры просто не было сил.
Когда солнце стояло в зените и жара стала несусветной — показалась Хайфа.
Вернее, не столько Хайфа, сколько мыс Рас-эль-Курум, как сообщил Василий, держа в руках последний том лоции Юго-Восточной части Средиземного моря, изданный в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году Министерством обороны Союза ССР и Главным управлением навигации и океанографии.
Прямо по курсу уже виднелось большое белое здание госпиталя, неподалеку от него угадывался высоченный элеватор…
Справа торчал в небо позолоченный купол храма, а в глубине мыса, на вершине горы еще одно приметное здание. Как сказал всезнающий Василий — гостиница.
Василий приволок из каюты крупномасштабную карту «Подходы к порту Хайфа» — в одном сантиметре пятьдесят метров, поглядел на нее внимательно, прикинул на глаз новый курс и сказал Арону:
— Ароша… Лево руля градусов на пятнадцать-двадцать. Как говорят в Одессе — теперь это без разницы. Этот мыс — Рас-эль-Курум все равно обходить. — Заход в порт со стороны бухты Акко. А здесь у них главная набережная. Здесь ни рыбы не половишь, ни на якорь не станешь. Сплошные запреты!.. Как у нас…
Арон молча довернул и повел «Опричник» параллельно берегу. Минуты через три откашлялся и неуверенно сказал:
— Знаешь, Васька… А может, не будем продавать яхту?.. Я чего-то к ней так уже привык… Да и насобачились мы на ней вроде. Неужели мы с тобой без этих миллионов на житуху не заработаем? А по первости на ней даже жить можно…
Василий отложил в сторону карту и лоцию, уселся на банку кокпита и уставился на Арона. Покачал головой удивленно и сказал:
— Телепат хренов…
КАК АРОН И ВАСЯ БРОСИЛИ ЯКОРЯ В ТЕПЛЫЕ ПРИБРЕЖНЫЕ ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОДЫ НА ГЛАЗАХ У ВСЕЙ ХАЙФЫ
Но во вторую Ночь их все-таки догнал злой и беспощадный шторм.
Снова разлетались снасти!.. Рвались мокрые веревки, разваливались блоки, трещали по всем швам паруса!..
Большой парус — почти в сто квадратных метров, разлетелся в клочья! Не сладить было с ним на такой волне, при таком ветре — ни рифы взять, ни убрать его вовсе!.. Рук не хватало, сил человеческих…
Бултыхались в черной, пенной воде под одним стакселем. Может быть, это и спасло, что грот разлетелся ко всем чертям…
Штурвал в четыре руки удерживали. Молились, только бы не заклинила цепная передача! Только бы не потерять управление!..
А вокруг — ни одной живой души!..
Правда, под утро, когда ветер уже стал слегка стихать, осторожно подошло какое-то суденышко (так и не разобрали в предрассветных сумерках — кто, что, откуда?..), предложило помощь — все конец толстого каната с кормы показывали, дескать, «не взять ли вас на буксир, господа хорошие?..» Но Василий сказал Арону:
— Пошли они… За этот буксир они у нас потом все карманы вывернут! А нам еще жить на что-то надо… Когда мы еще яхту продадим? Когда свои миллионы получим!.. Точно?
— Точно, — ответил ему Арон. — Не маленькие. Сами выгребемся.
А утром — будто ночью ничего и не было!
Тишь, гладь, да божья благодать… Вода — зеркальная, без единого барашка. Чуть парит, и от этого в усталых, провалившихся глазах горизонт дрожит, размывается, теряет четкость и смотреть на него подолгу трудно. От напряжения слезы наворачиваются, в висках начинает стучать…
Шли под одним рваным и излохмаченным стакселем и верным двигателем. Под мерный стук дизеля пили кофе из термоса.
Со встречного курса прилетел маленький самолетик. Снизился, покружился над «Опричником», помахал крылышками, развернулся и улетел обратно.
— Наверное, Хайфа близко, — сказал Арон.
— С чего это? — спросил Василий.
— А такие маленькие далеко не летают…
— Не скажи. Вспомни пацана немецкого — Руста. Откуда он прилетел, чтобы на Красную площадь усесться? А самолетик такой же!
Арон пожал плечами, ничего не ответил.
Во всю пекло солнце. Наверное, уже израильское… И на долгие разговоры просто не было сил.
Когда солнце стояло в зените и жара стала несусветной — показалась Хайфа.
Вернее, не столько Хайфа, сколько мыс Рас-эль-Курум, как сообщил Василий, держа в руках последний том лоции Юго-Восточной части Средиземного моря, изданный в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году Министерством обороны Союза ССР и Главным управлением навигации и океанографии.
Прямо по курсу уже виднелось большое белое здание госпиталя, неподалеку от него угадывался высоченный элеватор…
Справа торчал в небо позолоченный купол храма, а в глубине мыса, на вершине горы еще одно приметное здание. Как сказал всезнающий Василий — гостиница.
Василий приволок из каюты крупномасштабную карту «Подходы к порту Хайфа» — в одном сантиметре пятьдесят метров, поглядел на нее внимательно, прикинул на глаз новый курс и сказал Арону:
— Ароша… Лево руля градусов на пятнадцать-двадцать. Как говорят в Одессе — теперь это без разницы. Этот мыс — Рас-эль-Курум все равно обходить. — Заход в порт со стороны бухты Акко. А здесь у них главная набережная. Здесь ни рыбы не половишь, ни на якорь не станешь. Сплошные запреты!.. Как у нас…
Арон молча довернул и повел «Опричник» параллельно берегу. Минуты через три откашлялся и неуверенно сказал:
— Знаешь, Васька… А может, не будем продавать яхту?.. Я чего-то к ней так уже привык… Да и насобачились мы на ней вроде. Неужели мы с тобой без этих миллионов на житуху не заработаем? А по первости на ней даже жить можно…
Василий отложил в сторону карту и лоцию, уселся на банку кокпита и уставился на Арона. Покачал головой удивленно и сказал:
— Телепат хренов…
КАК АРОН И ВАСЯ БРОСИЛИ ЯКОРЯ В ТЕПЛЫЕ ПРИБРЕЖНЫЕ ИЗРАИЛЬСКИЕ ВОДЫ НА ГЛАЗАХ У ВСЕЙ ХАЙФЫ
А еще через минуту от мыса Рас-эль-Курум к ним наперерез примчался большой белый катер, в котором были три человека — двое в незнакомой Арону и Василию форме, а третий — лет пятидесяти, в белых брюках и белой рубашке без воротничка.
Он так темпераментно махал руками и что-то кричал, что Арон невольно сбросил газ и вопросительно уставился на него. А Василий сплюнул в сердцах и уже отработанно гаркнул:
— Ай гоу ту Хайфа!!!
— А это что?! — простонал человек в рубашке и показал на мыс Рас-эль-Курум. — Господин Рабинович и господин Иванов!..
Я — Шапиро из Мелитополя! Я пока буду ваш переводчик!.. Немедленно повертайте к набережной!!! Вас же там вся Хайфа ждет!..
— Но там нет причала!.. — крикнул Арон.
— Для кого?! Для вас?! Мишугине! Следуйте за мной! — распорядился Шапиро и что-то на иврите сказал людям в форме.
Те рассмеялись, развернули катер и, стараясь не уходить далеко от «Опричника», неторопко повели катер к берегу — туда, где виднелся белый госпиталь, золотой купол храма, элеватор и гостиница на горе.
Арон прибавил обороты двигателю и повел яхту за катером с Шапиро из Мелитополя на борту.
Когда до набережной оставалось метров сто пятьдесят, Василий и Арон увидели огромную толпу встречающих — человек триста, не меньше!
Над набережной висел длинный белый транспарант, на котором по-английски было написано метровыми буквами:
«АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!»
— Ничего себе… — пробормотал Василий. — Мамочка родная!..
— Попали!.. — сказал Арон и резко замедлил ход яхты, переведя двигатель на реверсивный режим.
— Ты что?.. Ты что?! — испугался Василий.
— Ничего! — отрезал Арон. — Я пока себя в порядок не приведу, близко не подойду к берегу!
— Неудобно, Арончик… — прошептал Василий, поглядывая на рукоплещущую толпу.
— Неудобно в таком виде на глаза людям показываться, — сказал Арон. — Ты на себя посмотри! Это же кошмар какой-то!..
Арон оглядел Василия с головы до ног и будто увидел его впервые: обросшего длинными неопрятными космами, с двухнедельной щетиной, грязного, измученного, в пропотевшей и уже продранной тельняшке, в разорванных шортах, сделанных из обычных старых рабочих брюк при помощи одного взмаха ножниц, с грязными заскорузлыми руками, колени в ссадинах, черная пиратская шапочка смотрела сломанным козырьком куда-то вбок, на ногах вместо бывших баскетбольных кедов чудовищные опорки…
— Ужас… — сказал Арон. — Просто тихий ужас!.. А теперь посмотри на меня. Что ты видишь?
Василий пожал плечами:
— Наверное, то же самое… Только в два раза больше.
— Тем более! — сказал Арон. — Вали на бок, убирай стаксель к чертовой матери и становись на носовой якорь. А я отдам второй якорь с кормы.
Шапиро из Мелитополя углядел, что «Опричник» остановился и в панике закричал с катера:
— Что случилось, господин Иванов?! Что такое, господин Рабинович?!
Ловко и очень профессионально Василий убирал стаксель. Арон выключил двигатель и крикнул в ответ Шапиро:
— Не волнуйтесь! Сейчас встанем на якорь, а через тридцать минут подойдем к стенке! О'кей?
— Никакого «о'кея»!.. — в ужасе закричал Шапиро из Мелитополя. — Вы сошли с ума! Люди уже второй час ждут встречи с вами!
— Подождут еще полчаса, — ответил ему Арон. — Мы почти пятьдесят лет ждали встречи с ними!..
Шапиро в отчаянии схватился за голову, а катер умчался к причальной стенке набережной, где стояла толпа местных жителей в ожидании героев всемирной прессы, радио и телевидения — легендарных Василия Рабиновича и Арона Иванова. Цветы, оркестр, восторженные крики!..
На «Опричнике» Василий уже отпустил стаксель и даже успел аккуратно сложить его в мешок. И теперь, охая и кряхтя, подтаскивал тяжеленный якорь с толстой железной цепью к носовому релингу.
Точно то же самое, но на корме делал Арон. Только без оханья и кряхтения. Он просто поднял стокилограммовый якорь с провисающей цепью и теперь держал его в руках в ожидании, когда Василий будет в состоянии опрокинуть свой якорь за борт.
— Держись, Васюся! Сейчас мы им покажем, как это делается! — крикнул Арон. Готов?
— Готов!.. — сдавленным от налряжения голосом откликнулся Василий.
— Отдать якоря!!! — прогремел Арон.
Оба якоря с носа и кормы упали в воду одновременно.
Толпа на берегу зааплодировала!
Загрохотали якорные цепи…
По мере погружения якорей в пучину Средиземного моря грохот цепей все усиливался и усиливался, становился почему-то все громче, все страшнее!..
Затихла на берегу толпа…
Арон и Василий недоуменно переглянулись и вдруг почувствовали, как «Опричник» затрясло, залихорадило!..
Вибрация стала такой мощной, что им поневоле пришлось уцепиться за что попало, чтобы не свалиться в воду!
Жутко грохотали якорные цепи!.. Тряска достигла невероятного предела и вдруг…
…БЕДНАЯ СТАРАЯ ЯХТА С НЕЛЕПЫМ И НЕЗАСЛУЖЕННЫМ НАЗВАНИЕМ, ПОСТРОЙКИ ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА, СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ПРОЛЕЖАВШАЯ В СЫРОЙ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ЗЕМЛЕ, КУПЛЕННАЯ АРОНОМ И ВАСИЛИЕМ ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ, ВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗА ДВАДЦАТЬ, ЛЕТАВШАЯ ПО ВОЗДУХУ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ОДЕССУ, НЕ ПОТОПЛЕННАЯ БОЕВЫМИ РАКЕТАМИ РОССИИ И АМЕРИКИ, ПРОШЕДШАЯ ПО МНОГИМ МОРЯМ ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ МОРСКИХ МИЛЬ, ВЫСУШЕННАЯ БЕЗЖАЛОСТНЫМ СОЛНЦЕМ, ИСТРЕПАННАЯ БЕСПОЩАДНЫМИ ШТОРМАМИ, НЕ ВЫДЕРЖАЛА ОБЫЧНОЙ ЯКОРНОЙ ВИБРАЦИИ И НА ГЛАЗАХ У ИЗУМЛЕННОЙ ХАЙФЫ РАЗВАЛИЛАСЬ НА МЕЛКИЕ ЩЕПКИ!..
Несчастный «Опричник» рассыпался просто в прах!..
В прах рассыпалась и мечта о десяти миллионах долларов…
Мечта проплыла по теплой прибрежной израильской воде обломками досок, обрывками парусов, кусками мачты, каюты, карт, вырезками из газет всего мира и фотографией Марксена Ивановича Муравича.
Набережная застонала, закричала, зарыдала!..
— Васька… Где ты?.. — захлебывался тонущий Арон и беспомощно бил своими сильными руками по воде…
— Арончик!.. — Василий уже наглотался воды и с выпученными глазами пытался ухватиться за что-то, выныривал и снова погружался в воду…
От причальной стенки уже мчались спасательные катера, уже летели в воду пробковые круги…
Теряя сознание, Арон ухватился за спасательный круг и вдруг совсем рядом услышал захлебывающийся голос Василия:
— Не трогай, Арон!.. Минимум — пятьсот долларов…
Арон в ужасе отдернул руку от круга и неожиданно для себя вдруг поплыл по-собачьи, приговаривая:
— За такие бабки пошли они в жопу…
И откуда силы взялись — он даже умудрился подплыть к Василию, который уже уходил на дно, держа в зубах выловленную фотографию Марксена Ивановича, подтянул его повыше над водой и прохрипел:
— Греби, Васенька… Греби, родненький!..
А толпа на набережной вопила, кричала, неистовствовала…
И если бы Василий и Арон не были бы сейчас так заняты спасением собственных жизней и не разучивали бы, несколько запоздало, азы элементарного плавания, а вгляделись бы в толпу на набережной, они наверняка смогли бы увидеть среди встречающих приодетых и сильно похорошевших Клавку в Ривку — своих бывших жен и настоящих сестер!
А рядом с Клавкой и Ривкой они наверняка увидели б Нему Блюфштейна с двумя детьми, женой и старенькой одесской мамой…
Но если бы Арон и Василий еще смогли бы и прислушаться к тому, что вопила толпа, они обязательно услышали бы, как Клавка и Ривка орали на весь Израиль:
— Арончик!.. Васечка!!!
— Васечка!!! Арончик!..
— Ой-ой-ой!.. Они же никогда не умели плавать!..
— Арончик!.. Васечка!..
Думается, что Арон и Василий могли бы услышать и бывшего инженера-майора Нему Блюфштейна, который причитал, словно синагогальный служака:
— Боже мой… Боже мой!.. Хоть бы они выгреблись!..
И уж конечно Василию и Арону было бы очень приятно услышать, как Ривка и Клавка, не сговариваясь, одновременно показали пальцами на своих плывущих бывших мужей и настоящих братьев и со знанием дела сказали Неме хором:
— За этих — не волнуйтесь! Эти — выгребутся!..
Но ничего этого Вася и Арон не слышали и не видели.
Они плыли… Впервые, на исходе пятого десятка лет своей нелегкой и путаной жизни, задыхаясь и захлебываясь, помогая друг другу из последних сил, по-собачьи, но плыли!..
Плыли к берегу Хайфы.
Он так темпераментно махал руками и что-то кричал, что Арон невольно сбросил газ и вопросительно уставился на него. А Василий сплюнул в сердцах и уже отработанно гаркнул:
— Ай гоу ту Хайфа!!!
— А это что?! — простонал человек в рубашке и показал на мыс Рас-эль-Курум. — Господин Рабинович и господин Иванов!..
Я — Шапиро из Мелитополя! Я пока буду ваш переводчик!.. Немедленно повертайте к набережной!!! Вас же там вся Хайфа ждет!..
— Но там нет причала!.. — крикнул Арон.
— Для кого?! Для вас?! Мишугине! Следуйте за мной! — распорядился Шапиро и что-то на иврите сказал людям в форме.
Те рассмеялись, развернули катер и, стараясь не уходить далеко от «Опричника», неторопко повели катер к берегу — туда, где виднелся белый госпиталь, золотой купол храма, элеватор и гостиница на горе.
Арон прибавил обороты двигателю и повел яхту за катером с Шапиро из Мелитополя на борту.
Когда до набережной оставалось метров сто пятьдесят, Василий и Арон увидели огромную толпу встречающих — человек триста, не меньше!
Над набережной висел длинный белый транспарант, на котором по-английски было написано метровыми буквами:
«АЙ ГОУ ТУ ХАЙФА!»
— Ничего себе… — пробормотал Василий. — Мамочка родная!..
— Попали!.. — сказал Арон и резко замедлил ход яхты, переведя двигатель на реверсивный режим.
— Ты что?.. Ты что?! — испугался Василий.
— Ничего! — отрезал Арон. — Я пока себя в порядок не приведу, близко не подойду к берегу!
— Неудобно, Арончик… — прошептал Василий, поглядывая на рукоплещущую толпу.
— Неудобно в таком виде на глаза людям показываться, — сказал Арон. — Ты на себя посмотри! Это же кошмар какой-то!..
Арон оглядел Василия с головы до ног и будто увидел его впервые: обросшего длинными неопрятными космами, с двухнедельной щетиной, грязного, измученного, в пропотевшей и уже продранной тельняшке, в разорванных шортах, сделанных из обычных старых рабочих брюк при помощи одного взмаха ножниц, с грязными заскорузлыми руками, колени в ссадинах, черная пиратская шапочка смотрела сломанным козырьком куда-то вбок, на ногах вместо бывших баскетбольных кедов чудовищные опорки…
— Ужас… — сказал Арон. — Просто тихий ужас!.. А теперь посмотри на меня. Что ты видишь?
Василий пожал плечами:
— Наверное, то же самое… Только в два раза больше.
— Тем более! — сказал Арон. — Вали на бок, убирай стаксель к чертовой матери и становись на носовой якорь. А я отдам второй якорь с кормы.
Шапиро из Мелитополя углядел, что «Опричник» остановился и в панике закричал с катера:
— Что случилось, господин Иванов?! Что такое, господин Рабинович?!
Ловко и очень профессионально Василий убирал стаксель. Арон выключил двигатель и крикнул в ответ Шапиро:
— Не волнуйтесь! Сейчас встанем на якорь, а через тридцать минут подойдем к стенке! О'кей?
— Никакого «о'кея»!.. — в ужасе закричал Шапиро из Мелитополя. — Вы сошли с ума! Люди уже второй час ждут встречи с вами!
— Подождут еще полчаса, — ответил ему Арон. — Мы почти пятьдесят лет ждали встречи с ними!..
Шапиро в отчаянии схватился за голову, а катер умчался к причальной стенке набережной, где стояла толпа местных жителей в ожидании героев всемирной прессы, радио и телевидения — легендарных Василия Рабиновича и Арона Иванова. Цветы, оркестр, восторженные крики!..
На «Опричнике» Василий уже отпустил стаксель и даже успел аккуратно сложить его в мешок. И теперь, охая и кряхтя, подтаскивал тяжеленный якорь с толстой железной цепью к носовому релингу.
Точно то же самое, но на корме делал Арон. Только без оханья и кряхтения. Он просто поднял стокилограммовый якорь с провисающей цепью и теперь держал его в руках в ожидании, когда Василий будет в состоянии опрокинуть свой якорь за борт.
— Держись, Васюся! Сейчас мы им покажем, как это делается! — крикнул Арон. Готов?
— Готов!.. — сдавленным от налряжения голосом откликнулся Василий.
— Отдать якоря!!! — прогремел Арон.
Оба якоря с носа и кормы упали в воду одновременно.
Толпа на берегу зааплодировала!
Загрохотали якорные цепи…
По мере погружения якорей в пучину Средиземного моря грохот цепей все усиливался и усиливался, становился почему-то все громче, все страшнее!..
Затихла на берегу толпа…
Арон и Василий недоуменно переглянулись и вдруг почувствовали, как «Опричник» затрясло, залихорадило!..
Вибрация стала такой мощной, что им поневоле пришлось уцепиться за что попало, чтобы не свалиться в воду!
Жутко грохотали якорные цепи!.. Тряска достигла невероятного предела и вдруг…
…БЕДНАЯ СТАРАЯ ЯХТА С НЕЛЕПЫМ И НЕЗАСЛУЖЕННЫМ НАЗВАНИЕМ, ПОСТРОЙКИ ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОГО ГОДА, СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ ПРОЛЕЖАВШАЯ В СЫРОЙ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ЗЕМЛЕ, КУПЛЕННАЯ АРОНОМ И ВАСИЛИЕМ ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ, ВОССТАНОВЛЕННАЯ ЗА ДВАДЦАТЬ, ЛЕТАВШАЯ ПО ВОЗДУХУ ИЗ ЛЕНИНГРАДА В ОДЕССУ, НЕ ПОТОПЛЕННАЯ БОЕВЫМИ РАКЕТАМИ РОССИИ И АМЕРИКИ, ПРОШЕДШАЯ ПО МНОГИМ МОРЯМ ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ МОРСКИХ МИЛЬ, ВЫСУШЕННАЯ БЕЗЖАЛОСТНЫМ СОЛНЦЕМ, ИСТРЕПАННАЯ БЕСПОЩАДНЫМИ ШТОРМАМИ, НЕ ВЫДЕРЖАЛА ОБЫЧНОЙ ЯКОРНОЙ ВИБРАЦИИ И НА ГЛАЗАХ У ИЗУМЛЕННОЙ ХАЙФЫ РАЗВАЛИЛАСЬ НА МЕЛКИЕ ЩЕПКИ!..
Несчастный «Опричник» рассыпался просто в прах!..
В прах рассыпалась и мечта о десяти миллионах долларов…
Мечта проплыла по теплой прибрежной израильской воде обломками досок, обрывками парусов, кусками мачты, каюты, карт, вырезками из газет всего мира и фотографией Марксена Ивановича Муравича.
Набережная застонала, закричала, зарыдала!..
— Васька… Где ты?.. — захлебывался тонущий Арон и беспомощно бил своими сильными руками по воде…
— Арончик!.. — Василий уже наглотался воды и с выпученными глазами пытался ухватиться за что-то, выныривал и снова погружался в воду…
От причальной стенки уже мчались спасательные катера, уже летели в воду пробковые круги…
Теряя сознание, Арон ухватился за спасательный круг и вдруг совсем рядом услышал захлебывающийся голос Василия:
— Не трогай, Арон!.. Минимум — пятьсот долларов…
Арон в ужасе отдернул руку от круга и неожиданно для себя вдруг поплыл по-собачьи, приговаривая:
— За такие бабки пошли они в жопу…
И откуда силы взялись — он даже умудрился подплыть к Василию, который уже уходил на дно, держа в зубах выловленную фотографию Марксена Ивановича, подтянул его повыше над водой и прохрипел:
— Греби, Васенька… Греби, родненький!..
А толпа на набережной вопила, кричала, неистовствовала…
И если бы Василий и Арон не были бы сейчас так заняты спасением собственных жизней и не разучивали бы, несколько запоздало, азы элементарного плавания, а вгляделись бы в толпу на набережной, они наверняка смогли бы увидеть среди встречающих приодетых и сильно похорошевших Клавку в Ривку — своих бывших жен и настоящих сестер!
А рядом с Клавкой и Ривкой они наверняка увидели б Нему Блюфштейна с двумя детьми, женой и старенькой одесской мамой…
Но если бы Арон и Василий еще смогли бы и прислушаться к тому, что вопила толпа, они обязательно услышали бы, как Клавка и Ривка орали на весь Израиль:
— Арончик!.. Васечка!!!
— Васечка!!! Арончик!..
— Ой-ой-ой!.. Они же никогда не умели плавать!..
— Арончик!.. Васечка!..
Думается, что Арон и Василий могли бы услышать и бывшего инженера-майора Нему Блюфштейна, который причитал, словно синагогальный служака:
— Боже мой… Боже мой!.. Хоть бы они выгреблись!..
И уж конечно Василию и Арону было бы очень приятно услышать, как Ривка и Клавка, не сговариваясь, одновременно показали пальцами на своих плывущих бывших мужей и настоящих братьев и со знанием дела сказали Неме хором:
— За этих — не волнуйтесь! Эти — выгребутся!..
Но ничего этого Вася и Арон не слышали и не видели.
Они плыли… Впервые, на исходе пятого десятка лет своей нелегкой и путаной жизни, задыхаясь и захлебываясь, помогая друг другу из последних сил, по-собачьи, но плыли!..
Плыли к берегу Хайфы.