— Что ты! Что ты?! Васька! Опомнись! — испугался Арон.
   — Сегодня страна дает тебе шанс сделать ей ручкой и свалить. А завтра она перекроет границы и объявит, что во всем виноваты евреи, интеллигенты и частные предприниматели… Как же можно не использовать этот шанс? Даже без политики — просто так, из любопытства… Ты же дальше Сестрорецка в своей жизни ничего не видел!
   — Почему? — обиделся Арон. — Я в семьдесят девятом был в Кисловодске. Мне от завода путевку давали…
   — Тьфу ты, дубина стоеросовая! — сплюнул Василий. — Наливай, Арон Моисеевич Иванов! Наливай, наливай! Я про тебя все понял! Ты просто хочешь бросить меня!
   — Я?! Я его хочу бросить! Это ты хочешь бросить меня здесь одного!!! Тебе, видишь ли, ехать присралось, а ты подумал, на что там жить?! Если бы прибыть туда сразу же упакованным, с бабками, я еще подумал бы! А ехать с протянутой рукой — хрен тебе в задницу, чтоб штаны не падали! Я себя не в дровах нашел!..
   — Слава те, Господи! Раскололся!.. Приехать туда в поряде — есть сто тысяч способов!.. — обрадовался Василий.
   — Знаю я эти способы, уголовная твоя морда! Здесь достать валютку и сесть по восемьдесят восьмой статье? Или на все наши трудовые бабки накупить бриллианты, а потом перед таможней запихивать их себе в жопу? Авось не заглянут! Да я лучше в сортире от стыда повешусь! Я же мужик, едрена вошь!..
   — Люди везут иконы, произведения искусств, уже робко предложил Василий. — Мне говорили…
   — Нассы и забудь! Это все контрабанда! А я уже свое отсидел и больше сидеть не собираюсь. И тебе не дам сесть! Хватит!
   — А если я найду совершенно законный и легальный способ прибыть туда уже состоятельными людьми — поедешь со мной?
   — Если без уголовщины, и если верняк — еду! Если нет — следите за рукой! — и Арон, ударив левой ладонью о локтевой сгиб правой руки, показал Василию здоровенный кулак. — Ну, чего смотришь? Наливай, Вася Рабинович!.. Наливай!

КАК УБЕРЕЧЬ СЕБЯ ОТ СОБЛАЗНОВ

   И опять дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски… Опять грязь, пот, изнурительная работа, работа, работа… Через окно шиноремонтной мастерской видны автомобили клиентов.
   Подкатила черная «девятка» в спойлерах, наклейках, нашлепках, примочках… На лобовом стекле розовая голозадая куколка.
   Вышел из машины джинсовый малый. Рубашка расстегнута до пупа, рукава закатаны. На шее толстая золотая цепь, на левой руке «Роллекс», на правой — золотой браслет. Массивные кольца на пальцах. Вынул пачку «Данхилла», щелкнул зажигалкой…
   — Вовка-мажор приехал… Я на минутку… — вдруг засуетился Вася и сбросил рукавицы.
   — Учти, Васька! — строго сказал Арон. Если ты с этим подонком провернешь хоть какой-нибудь гешефт, я вам обоим уши оборву! Не хватает нам еще с жульем дело иметь!.. Мало нам было двух лет…
   — Пуганая ворона куста боится!..
   — Васька!.. — угрожающе проговорил Арон, но Вася уже выскочил из мастерской и кликнул Вовке-мажору:
   — Привет, Вовик!
   — «Рабинович»! Васька!.. — Вовка заржал. — Люди от таких кликух, как черт от ладана, а он сам голову в петлю! Отваливаете?
   — Отваливаем, Вовик.
   — Я так и подумал. Поэтому и приехал… Капуста зеленая нужна?
   — Почем?
   — А то ты цен не знаешь! Двадцатник — доллар.
   Василий покосился на окно мастерской. Оттуда на него в упор глядел Арон…
   — Да нет, Вовик, этого добра у нас, как грязи.
   — Ну, крутизна!.. — Леха нервно закурил. — Могу взять по пятнашке!
   — Лежит — пусть лежит. Есть не просит.
   Вовик метнулся к багажнику, поднял его, сунул Рабиновича нос внутрь. Перед глазами Василия предстала выставка икон.
   — Там, за бугром, бешеные бабки!.. — жарко шептал Вовик.
   — Сколько вот эта?
   — Семь тонн — как отдать!
   — А вот эта, плохонькая?
   — Ну, козел!.. «Плохонькая»! Да это пятнадцатый век, фрайер! Двадцать штук и ни цента меньше! Чем старее — тем дороже… Ретруха в чистом виде!
   Василий украдкой оглянулся и увидел, что Арон через окно мастерской показывает ему свой огромный кулак.
   — Старик, нам эта шелупонь, честно говоря, до фени, — небрежно проговорил Вася и захлопнул багажник «девятки».
   — Мы, старичок, настолько серьезно упакованы, что иметь дело с мелочами просто нет смысла.
   Но Вовик не мог уехать просто так:
   — Есть каналы переправки в обход таможни. За бабки, конечно.
   Тут Василий увидел, что на пороге мастерской, занимая собой весь дверной проем, уже стоит грозный Арон.
   Вася покровительственно похлопал грязной рукой Вовика по джинсовому плечу:
   — На этот счет, Вовик, у нас никакой головной боли, — увидел у заднего стекла яркий иностранный журнал и спросил:
   — Порнуха?
   — Да нет. Так… Для понта, Вовик совсем скис.
   — Дай-ка его сюда, сказал Вася. Посмотрим на сон грядущий, что нас ждет в ихней изящной жизни.
   Вовик отдал ему журнал.
   — Заглядывай, Вовик, — и, помахивая журналом, Вася пошел навстречу Арону: За работу Арон Моисеевич! За работу, товарищ Иванов!..

КАК ДОЕХАТЬ ДО ИЗРАИЛЯ?

   Ехали с работы домой. Арон сидел за рулем, Вася — рядом. Разглядывал заграничный журнал Вовика-мажора.
   Арон раздраженно говорил:
   «Ты видел, как у него тачка замарафечена? В каком он сам прикиде? Капусты у него не меряно! Валютой фарцует, иконами! И на свободе! Что это по-твоему?!
   — Думаешь, «стучит»? — Вася лениво перелистнул страницу.
   — А ты как думал?! Хорошо, если только в ментовку… А если куда подальше? А ты с ним «ля-ля-тополя»…
   — Арончик! Он нам может только соли на хвост насыпать.
   — Не насыплет! Так, что ты потом свой хвост будешь лет пять в зоне зализывать!.. Чтоб я тебя больше ни с одним таким марамоем вместе не видел! Если ты, конечно, хочешь жить ТАМ на свободе, а не ЗДЕСЬ в лагере.
   Но Вася уже ничего не слышал — сумасшедшими глазами он вглядывался в одну из страниц заграничного журнала, затем посмотрел на Арона и хрипло закричал:
   — Стой!!! Стой, тебе говорят!..
   От неожиданности Арон затормозил так, что задние машины чуть не влипли в его старый «Москвич». Раздался многократный визг тормозов, возмущенные гудки, ругань водителей…
   — Ты, что?.. Ты, что, Васька?! — испугался Арон.
   — Разворачивайся!.. И к ОВИРу!.. — Василий бросил взгляд на часы. Полчаса до закрытия!.. Гони к ОВИРу!!! Или я этой ночи не переживу!..
   — К какому ОВИРу? Арон был ошеломлен.
   — К любимому, дубина! К городскому, к районному!.. Разворачивайся, мать твою за ногу, кому говорят!!!
   Арон круто развернул машину и помчал по городу так, словно хотел выиграть первый приз всемирного ралли «Париж-Дакар»…
   Спустя несколько минут они продирались сквозь чудовищную толпу, осаждавшую двери ОВИРа. Василий тащил Арона за руку и нахально приговаривал:
   — Не волнуйтесь, товарищи! Всех вызовем, все уедете!..
   …Еще через минуту они стояли в кабинете усталой молодой женщины, стол которой был завален анкетами, фотографиями, справками и заграничными паспортами.
   — Боюсь, что я вас не очень понимаю, — говорила женщина.
   — Значит, еще раз… — светски улыбался ей Вася. — Предположим, нам разрешили выезд в Израиль…
   — Предположим.
   — На каком виде транспорта мы сможем туда уехать?
   — Боже мой! Ну, на каком транспорте уезжают в Израиль? На самолете… на пароходе… На поезде, наверное… В конце концов, на своей автомашине! В этом случае надо платить пошлину…
   — А на яхте? — спросил Вася. На собственной яхте? Арон покачнулся. Сотрудница ОВИРа уставилась на Васю.
   — Минутку… сказала она, набрала короткий телефонный номер и стала что-то тихо говорить в трубку, поглядывая на Арона и Васю.
   — Чокнулся?! Я плавать не умею! — шепнул Арон.
   — Заткнись, кретин!.. — прошипел Вася, улыбаясь женщине.
   Сотрудница повесила трубку и сказала:
   — Пожалуйста. Можете и на яхте…
   Ночью, на кухонном столе холостяцкой квартиры Арона и Васи лежал раскрытый журнал, полученный от Вовика-мажора.
   На левой странице четыре фото роскошных современных яхт. Около каждой — год постройки и цена в долларах.
   Вот яхта, созданная в 1987 году. Стоимость 300.000 долларов.
   Вот яхта 1988 года… 450.000 долларов.
   Яхта 1989 года. Уже 600.000 долларов!
   А вот и последнее чудо двадцатого века — яхта постройки 1990 года. Цена — 750.000 долларов!..
   Правую же страницу журнала занимает большая фотография только одной яхты — старой, деревянной, год постройки 1937, стоимостью…
   Тут издатели не отказали себе в наслаждении произвести максимальный эффект и огромными цифрами напечатали: «12.000.000 долларов!!!» Над раскрытым журналом, над вспоротой консервной банкой, над колбаской — два десять, над кусками белого и черного хлеба, над одной пустой водочной бутылкой и второй, уже наполовину выпитой, хрипло гремела не очень трезвая, забытая довоенная песня:
 
«По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там…
По-о-о морям, морям, морям, моря а-ам!
Нынче зде-е-сь, а завтра там!..»
 
   — Васька! Ты — гений!.. Ты — коммерческий гений!..
   Ты — человек будущего! Дай я тебя поцелую!.. — заорал Арон, прервав песню. — Нет! Дай я тебя поцелую!..
   Он сгреб Василия за шиворот, приподнял над столом и звучно поцеловал. Василий вытерся и восторженно прокричал:
   — Ну, ты понял?! Понял?! Мы здесь покупаем старую развалюху в любом яхтклубе, реставрируем ее и своим ходом… «По морям, по волнам… Нынче здесь, завтра там…» А там мы ее втюхиваем вот за эти бабки!.. Василий постучал кулаком по странице с фотографией старой яхты. — И…
   — И открываем шиномонтажную мастерскую! — крикнул Арон.
   Василий выпил, с сожалением посмотрел на Арона:
   — Арончик… Старого еврея-портного спросили не хотел бы он стать царем. «Почему нет? — сказал портной. — С удовольствием. Я еще буду прирабатывать шитьем…» Какая шиномонтажная мастерская?! Жлоб с деревянной мордой! Если у нас будет двенадцать миллионов долларов!.. Да мы с тобой!.. Да, мы…
   Тут даже Василий не смог представить себе, что они сделают с этим Ароном на эти миллионы, и поэтому закончил просто, доходчиво и строго:
   — Наливай, Арон. Но с завтрашнего дня!..

КАК НАХОДЯТ ДРУГА

   У закрытой шиноремонтной мастерской стояли несколько легковых автомобилей, а их владельцы молча и горестно читали объявление на дверях: «Мастерская закрыта по техническим причинам».
   …Вася Рабинович и Арон Иванов медленно ехали на своем «Москвиче» вдоль нескончаемого металлического ограждения, за которым видны были десятки яхт и шверботов…
   — Ты знаешь, я никогда не видел настоящего моря, негромко сказал Арон.
   — Я тоже, признался Вася.
   — Помню, Ривка была маленькая и я повез ее кататься по Неве на речном трамвайчике. Так она, малявка, ничего! А я блевал всю дорогу…
   — Клавка, сучка, уже в четвертом классе имела второй разряд по плаванью, а я до сих пор воды боюсь до истерики…
   — Вася обреченно махнул рукой и выругался: — Да, где же у них проходная, мать их за ногу?!
   И тут за углом обнаружилась проходная. Арон затормозил.
   У проходной, на ступеньках сидел тощий небритый мужик лет шестидесяти пяти и ловко вязал на спицах. Он вслух считал петли, изредка сверяя с журналом «Работница», лежавшем на табурете.
   На голове у него была старая капитанская фуражка, из-под ватника проглядывал «тельник», латаные-перелатанные джинсы — заправлены в подшитые валенки. На носу — роскошные сверхмодные золотые очки.
   — Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… — старик довязал ряд и поднял глаза на Васю и Арона: — Здорово, ребятки. Чем порадуете?
   — Хотели тут разузнать кой-чего… — промямлил Арон.
   — Яхточку прикупить, что ли?
   — Что-то вроде этого, — удивился Василий.
   — Кооператив? Совместное предприятие?
   — Почему именно «кооператив»? — не понял Арон.
   — А у кого теперь такие деньги могут быть? Яхточки-то ведь кусаются, усмехнулся старик.
   — Нет, — сказал Вася. Мы сами по себе…
   — Значит отъезжанты, уверенно сказал старик. Так сказать представители новой и самой мощной волны эмиграции!
   Арон и Вася тревожно переглянулись. Старик рассмеялся.
   — Нам бы с кем-нибудь из начальства поговорить. Можно пройти? — спросил Вася.
   — Конечно, можно! — воскликнул старик и начал вязать следующий ряд. Ничего у нас тут секретного нет! Правда, и начальства нет. Как они говорят, все «уехамши» в спорткомитет. Может, я смогу чем-нибудь вам помочь?
   Арон раздраженно отвернулся. Вася вежливо спросил:
   — А вы, извиняюсь, кто будете?
   — А я, извиняюсь, буду самым главным человеком в Российской империи, ребятки! Я — сторож. И пока Россия — родина заборов, запретов и запрещений, не упразднит всю свою чудовищную систему контрольно-пропускных пунктов, проходных с пенсионерами ВОХРа и не устранит прописку по месту жительства, я — сторож, есть и буду самой всесильной фигурой «от Москвы до самых до окраин, с Южных гор до Северных морей…» Вот так-то, ребятки!
   — А президент уже не в счет? — ехидно спросил Арон.
   — Конечно! — убежденно заявил сторож. Президент в нашей стране — это же седло на корове! Искусственное образование, порожденное отчаянной тоской по хозяину с плеткой. А мы, сторожа, — явление естественное, органическое, уходящее в глубь истории государства Российского! Мы и родом древнее, и решения принимаем куда более самостоятельные, чем ваш президент!..
   — Арон! Нам, кажется, жутко повезло… — и Вася первым протянул сторожу руку: — Рабинович Василий. А это мой друг Арон Иванов.
   — Муравич Марксен Иванович, — представился сторож.
   Спустя день они втроем стояли на территории заброшенной военно-спортивной базы, где все было в таком запустении, словно сюда уже сто лет не ступала нога человека.
   Перед глазами обескураженных Арона и Васи из земли наполовину торчало какое-то огромное полусгнившее деревянное судно, сквозь которое прорастали пыльные травы, и чахлый кустарник.
   — Яхта когда-то была превосходной! — говорил Марксен Иванович. Название — «Опричник», длина — семнадцать метров, ширина — три и одна десятая, осадка — метр девяносто, водоизмещение — двенадцать тонн. Построена в тридцать седьмом году. Я на ней еще до войны юнгой плавал. После демобилизации, в пятьдесят шестом — капитаном, в Бремерхаффене, в Глазго… Она весь мир обошла. Помню, в Амстердаме…
   — Погоди, Марксен Иванович, — прервал его Арон, — но ведь это уже не яхта… Это уже дрова!
   — Дрова. Но, во-первых, это дрова натурального красного дерева, а во-вторых, это дрова — пока за них не возьмутся реставраторы, твердо проговорил Муравич. — Вам сейчас самое главное попытаться приобрести эту штуку.

КАК ХОРОШО, ЧТО ВСЕ ХОРОШО

   Еще через некоторое время «Москвич» Арона стоял на территории этой базы возле полуразвалившегося щитового барака, на дверях которого было написано: «Дирекция».
   В небольшом кабинетике Вася передавал директору бумажку с печатями:
   — Вот банковское поручение на пять тысяч рублей на ваш расчетный счет. Все совершенно официально…
   — И правильно! — с чувством сказал кругленький директор базы. — Только официально! Упаси нас Бог!.. А я вам совершенно официальный актик… Прошу внимания!
   Директор показал Василию и Арону большой лист, тоже с печатями и штампами:
   — Читаем… Чтобы потом никаких неясностей! Закон — есть закон! «Настоящий акт составлен в том, что яхта класса эЛ — сто, „Опричник“, инвентарный номер такой-то… введенная в эксплуатацию в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году, корпус деревянный, подлежащая списанию, продана по остаточной стоимости пять тысяч рублей с судовым имуществом…» — А где имущество-то? — недобро спросил Арон.
   Директор укоризненно посмотрел на Арона:
   — Это такая форма… Положено писать «с судовым имуществом» — мы и пишем «с судовым имуществом» согласно описи, в совместное владение гражданам Рабиновичу Василию Петровичу (директор пожал руку Васе) и Иванову Арону Моисеевичу (директор пожал руку Арону) на основании постановления Президиума Ленинградского областного совета профсоюзов за номером таким-то от такого-то и такого-то… Сверху круглая печать… Видите? Внизу штамп: «Государственная инспекция по маломерным судам… Погашено, бортовой-номер такой-то, подпись, дата…» Распишитесь в приеме!
   Вася и Арон расписались. Директор положил руку на все три экземпляра и с выжидательной улыбкой посмотрел на Арона и Васю.
   Возникла неловкая пауза.
   — Арон Моисеевич… негромко сказал Вася.
   — Чего? — спросил Арон.
   — «Чего, чего!..»
   — А-а-а… Арон, наконец, понял и вытащил из пиджака десять сторублевок. Пересчитал и пододвинул их к директору.
   Директор тут же очень ловко сгреб тысячу рублей и протянул Васе и Арону один экземпляр акта:
   — Владейте! Катайтесь! Путешествуйте! Очень за вас рад!
   — А за себя? — спросил Арон.
   — И за себя я тоже очень рад! — мило и благодушно ответил директор. — Я, Арон Моисеевич, всегда очень радуюсь, когда могу хоть чем-нибудь помочь Родине, людям… Вот такой я человек.
   Белой ночью, по улицам спящего, пустынного Ленинграда, в объезд разведенных, вздыбленных к небу мостов, двигалась удивительная процессия:
   Впереди шел милицейский мотоцикл с проблесковыми мигалками.
   Зз ним — КРАЗ-тягач с длиннющим трейлером, на котором в кильблоках были установлены останки «Опричника»…
   За трейлером ехал сорокатонный передвижной подъемный кран.
   За краном неторопливо трюхал «Москвич» Арона.
   Замыкал процессию второй мигающий мотоцикл…
   В «Москвиче» Арон рассказывал Марксену Ивановичу:
   — …а в ГАИ полковник говорит: «Кто вам позволит вашу сраную яхту через весь город транспортировать?! Тут, кричит, надо особый маршрут движения прокладывать! Особые средства перевозки изыскивать! Пусть исполком назначит специальную комиссию, и если будет их решение, может, и мы разрешим… А может быть, и нет. Хотите — жалуйтесь. Сейчас, говорит, все жалуются. Доигрались, говорит, мать-перемать, в перестройку!» Медленно двигалась процессия. Дивным силуэтом впечатывалась старая яхта в белесо-голубоватое небо ночного Ленинграда…
   Водитель КРАЗа говорил сидящему в его кабине Василию:
   — Ты к народу приди, к простым людям! Скажи: «Витек, помоги. Витек, надо!» Да, что же мы — звери?! Неужто не поможем. Ты меня уважил, я тебя уважу. Они думают я на одной зарплате сидеть буду!.. Ага, раскрывайте рот пошире! У меня все схвачено — и кран, и эти макаки на точилах, — он показал на милицейские мотоциклы. — Уж года три со мной работают. Все хотят жить, Петрович. Все!
   Милиционеры-мотоциклисты на ходу переговаривались по рации:
   — А этот, здоровенный — еврей, вроде ничего мужик…
   — А я тебе еще когда говорил, что среди жидов есть вполне приличные ребята. Помню, у нас в деревне со мной в одном классе учился еврейчик Сашка…
   — Еврейчик — в деревне? — удивился второй милиционер.
   — А он к нам с родителями был высланный.
   — За что?
   — А пес его знает… За политику, кажись. Так уж на что мы этого Сашку обзывали всяко, лупили, — а он даже не обижался. Только поплачет и все. Арифметику всегда давал списывать…
   В кабине движущегося автокрана работал транзистор:
   — «Говорит радио „Свобода„! — вещал приемник пожилому водителю автокрана. — «Процессы преобразований в Советском Союзе просто невероятны! Сегодня, впервые в истории наших непростых взаимоотношений, мы хотим предложить радиослушателям интервью радио «Свобода“ с Президентом Советского Союза. Ведет передачу Лев Ройтман. «Уважаемый господин Президент…“ — Во, бляха-муха, дают ребята!… — сказал водитель крана.
   Под утро «Опричник» уже стоял в кильблоках на задворках яхт-клуба. КРАЗ и автокран с мотоциклистами уехали, и усталые и издерганные Марксен Иванович, Арон и Василий сидели в «Москвиче» с распахнутыми дверцами.
   Арон вытащил две десятирублевые бумажки и сказал:
   — Все. Приехали.
   — То есть, как «приехали»?.. — упавшим голосом спросил Вася.
   — Пять штук — эта развалина, штука директору. Триста — трейлер, двести — автокран. Стольник — милиции. И — привет! Бабки кончились.
   — Кошмар!.. — простонал Вася.
   Марксен Иванович почесал в затылке:
   — Вообще-то послезавтра у меня пенсия…
   — Господи!.. закричал Вася. — Нужна нам ваша пенсия!.. Что мы безрукие, что ли? Сколько возьмут реставраторы?
   Марксен Иванович посмотрел на яхту и сказал:
   — С нашими матерьялами? Думаю, тысяч двадцать.

КАК ВЕЛИКИЕ ЦЕЛИ ТРЕБУЮТ ВЕЛИКИХ ЖЕРТВ

   На шиномонтажной висел новенький прейскурант:
   1. Разбортовка колеса — 1 р. 50 коп.
   2. Заклейка камеры — 1 р. 50 коп.
   3. Забортовка колеса — 1 р. 50 коп.
   4. Балансировка 1 р. 50 коп.
   Огромная очередь автострадальцев со спущенными колесами, дырявыми камерами, искалеченными дисками…
   Снова грязные, задыхающиеся Арон и Вася работают быстро, слаженно. Вася принимает колесо через окно, отдает Арону, тот закрепляет его на станке, берет в руки лом…
   Готовое колесо Вася снимает с балансировки, передает в окно заказчику, не забывая перекинуться с ним парой слов:
   — Пожалуйста!.. Ваших десять… С вас — шесть. Четыре сдачи. И вам спасибо!.. А вот и ваше колесико… Вы, кажется, в опытных мастерских трудитесь? Даже при НИИ? Замечательно! Нет ли у вас там латунных винтов пятидесяточки? Что вы говорите?! А нельзя ли… Немного. Килограмм пятнадцать. А мы вам в любой момент, без всякой очереди…
   Медленно, со скрежетом проворачивается колесо на шиномонтажном станке, быстро крутится на балансировочном…
   Из репродукторов ария Мефистофеля: «Люди гибнут за металл! Люди гибнут за металл!.. Сатана там правит бал! Там пра-а-авит бал!..»
   Вечером Арон вопил на кухне:
   — А я жрать хочу! И выпить! Я двенадцать часов ломом ворочал!.. Имею право!
   — Нет! Не имеешь никакого права! Экономика должна быть экономной!.. кричал Василий. Сейчас каждая копейка…
   — Я как Жучка намудохался! Мне мясо нужно!..
   — Обойдешься! Жри макароны сейчас же! Я специально для тебя чуть не ведро отварил! С маслом… Очень полезно!
   — Я не могу каждый день жрать макароны!!! Я видеть их уже не могу! Дай червонец — пойду в забегаловку, хоть котлетку схаваю…
   — Я тебе давал вчера пять рублей? Где они?
   — Бензин купил, е-мое! «Москвич» без бензина не ходит!.. А ты меня гоняешь по всему городу! Дай червонец немедленно!
   — Через мой труп! Ты предаешь идею!
   — А ты предаешь меня!.. Личность человека важнее любой идеи.
   Вася даже рот открыл от философской сентенции Арона:
   — Батюшки… Где это ты нахватался?
   — Что ж, я пальцем деланный? — обиделся Арон.
   — Ну, хорошо, я тебе дам немножко колбасы. Я ее, правда, берег на выходной, но…
   — А выпить?
   — Ну, наглый, как танк! Где я тебе выпить возьму?!
   — У тебя есть заначка.
   — Нету.
   — Есть!
   — Нету!!!
   — Васька!!!
   — Что «Васька„? Что «Васька“?! Решили же экономить!…
   Потом сидели в одних майках и пижамных брюках пьяненькие, допивали большую бутылку и не очень стройно пели хором:
   По морям, по волнам,
   Нынче здесь, завтра там…
   На «Опричнике» работала бригада реставраторов. Были сняты куски сгнившей обшивки, и сквозь огромные дыры зияли шпангоуты.
   Подкатил «Москвич» Арона и Васи. Арон достал из багажника тяжелый ящик. Вася крикнул:
   — Федор Николаевич!
   — Тута я, тута!.. — из дыры высунулся пожилой человек в очках и комбинезоне: — Привезли винты?
   — А как же! Что еще требуется?
   Федор Николаевич уселся поудобнее, свесил ноги наружу:
   — Тама много чего надо. Я списочек составил, отдал его Марксену Ивановичу. Он приболемши, просил заехать к нему…
   — А что с ним?
   — Дык, кто его знает… У его главная болесть — одиночество. Отсюда и все хвори.

КАК НУЖНО БЫТЬ СЕНТИМЕНТАЛЬНЫМ

   Сидели у Марксена Ивановича — пили чай с тортиком.
   Старческая нищета квартиры была закамуфлирована спортивными облезлыми кубками, выцветшими вымпелами, выгоревшими грамотами и дипломами, моделями парусников. На замызганных стенах множество фотографий — Марксен Иванович в шортах на фоне каких-то минаретов… В спасательном жилете у штурвала… Со здоровенной меч-рыбой… В плавках и ожерелье из неведомых тропических цветов…
   Только на одном фото совсем молоденький Марксен Иванович был в зимней шапке с военно-морским «крабом», в унтах и в кителечке с погонами, орденами и медалями. И стоял он на борту торпедного катера, облокотившись на турель скорострельной пушечки. А так, все остальные фотографии были сугубо гражданско-спортивными…
   Закутанный в старенький плед, Марксен Иванович сидел в глубоком ободранном вольтеровском кресле и вязал. Арон подливал ему горячий чай, Вася подкладывал тортик. А Марксен Иванович грустно говорил:
   — …в шестидесятом прибыли в Неаполь на Олимпийские… А мой рулевой Петька Гринберг, год как университет окончил, все на работу из-за пятого пункта не мог устроиться, — мне и говорит в Неаполе: прости, Марксен, другого шанса у меня не будет. Давай вместе!.. Нет, говорю, Петюня, не могу. А ты иди. А Петька говорит, ты хоть понимаешь, что они с тобой сделают, если я уйду?! А то я не понимаю!.. Иди, говорю, Петька, дай Бог тебе счастья!.. Подождал сутки, докладываю руководству сборной, так и так, — рулевой Гринберг Петр Иосифович на борт яхты не вернулся… Мне на всю жизнь кислород и перекрыли. Сняли звание «мастера спорта», закрыли визу, отобрали яхту, море… Самое страшное, что они у меня море отняли.