Страница:
– Не знаю. Наверное.
– Так, ясен пень. Звони ментам. Нечего нам здесь разборки устраивать. Хотя погодь.
Саня шагнул вперед, отстраняя Павла, как отыгранную фигуру, и сунул ствол пистолета под нос наконец-то вставшему мужику.
– Чо-то фотка мне твоя знакома. Ты чей будешь, братан?
– А ты припомни, – зло осклабился мужик. – Напряги извилину.
– Не понял! – обозначил Саня интонацией всю меру своего возмущения. Интонация ничего хорошего не предвещала. – Это я щас тебя напрягу.
Павел, в каком-то смысле избавленный от необходимости вести активные действия, плечом прислонился к стене и не без интереса наблюдал за развитием событий.
Мужик ничего не ответил, только цыкнул зубом.
– Маклаков, чо ли? – не очень уверенно спросил Санек.
Это его "чо ли" было просто неподражаемым.
– Наконец-то.
Павел видел соседа больше со спины, так что выражение лица разглядеть не мог, но даже спина его теперь выражала некоторую растерянность. Каким-то странным образом Павел тоже ощутил неуверенность. Звероподобный сосед уже не казался таким сильным. Чувствовалось, что он готов покинуть сцену, предоставив остальным действующим лицам заканчивать эпизод, причем с открытым финалом. То есть с непредсказуемым.
– Чо-то я не врубаюсь. Говорили, ты ушел. А? Или пенсии не хватает?
– Пенсии никогда не хватает, – резонно заметил мужик по фамилии Маклаков.
– Ну дела! – неожиданно развеселился Санек. – Лады, звони ментам, – скомандовал он через плечо, адресуя эту реплику Павлу. – Пусть они сами промеж себя разбираются.
– Ствол-то паленый?
– Да тебе-то!.. – возмутился было коммерсант, но как-то быстро остыл. – Ты вот чего, сам тут давай. Некогда мне. Дела, блин.
И быстро убрался в квартиру, откуда вылетел спустя буквально несколько секунд. Но уже в верхней одежде. Некоторое время Павел слушал, как на лестнице раздавался дробный стук его каблуков.
– Ну? – нахально спросил мужик.
– Чего тебе надо?
– Пошли.
– Куда это?
– В околоток, куда ж еще.
Разговор был дурацкий до предела.
– Сдаваться будешь? – нахально осведомился Павел, уже осознавший, что сцену придется доигрывать самому.
– Не-а. Тебя сдавать.
Вновь появилось желание врезать. И хорошенько.
– С чего бы?
– А не хер банки грабить.
– Чего?! – изумился Павел.
– Да того самого, милок. Так что собирайся и пошли.
Говоря это, мужик не делал попытки приблизиться. Даже как бы и наоборот, боялся отлепиться от двери. Присмотревшись, Павел понял, что ему все еще нехорошо. Здорово он ему врезал. Не скупясь. Но – хорохорится.
– Послушай… А ты ничего не путаешь? Как там тебя? Милорадов?
– Маклаков я, запомни. А ты Мамонтов. Давай, топай ножками.
Павел разозлился. И чего он тут раскомандовался? И вообще, какой банк, что он несет! Ножками топай, запомни! Выраженьица. Пенсионер…
И вдруг он вспомнил. Ну точно! Он видел этого мужика в банке. Тот охранником работает. На другого бы и внимания не обратил, как не приглядывался к ему подобным в разных местах, начиная с ресторанов и заканчивая банками и самыми крутыми, навороченными офисами, где ему приходилось бывать, но на этого невольно обратил внимание как раз из-за его неприятной, надменной физиономии. Как будто он ставит себя выше всех остальных. Вроде надсмотрщика, у ног которого толкается всякая дрянь, лишь по ошибке природы принявшая человеческий облик.
– Погоди, – ошеломленно проговорил Павел. – Банк?
– Только не надо, – картинно, словно актер в старом немом кино, поморщился Маклаков. – Типа, под кайфом или память отшибло. Не надо, а? Не грузи. Все, кончаем базар. Пошли, родной. Не тяни время, не поможет.
Павел быстро прикинул. Времени выяснять отношения у него категорически не было. Но эту историю с банком, с этим ограблением, нужно просветить. Только при этом следовало как можно скорее убираться отсюда.
Дальше он действовал не задумываясь.
Два коротких шлепка заставили Маклакова рывком отодвинуться от двери, освобождая проход. При этом в глазах его появился исчезнувший было страх. Длинная и узкая заплатка, давняя заготовка, которую Павел еще в школе использовал против собак, надежно пришпилила мужика к стене. Пенсионер…
– Ты постой пока, – пробормотал Павел. – Я мигом.
Мужик ошеломленно смотрел на него, выпучив глаза. Да, не сахар, конечно, но придется потерпеть. А нечего было кулаками размахивать.
Деньги и кое-какие вещи Павел быстро рассовал по карманам и побросал в сумку. И вдруг почувствовал, как на него пошла наведенка. Кто-то интенсивно его выискивал. Он шарахнулся в угол и стремительно соорудил плащ. Времени это заняло секунды, но он понимал, что его уже нащупали. Если только это не было случайным поиском. В последнее время у молодых магов появилась привычка таким вот образом выискивать коллег. Но он успел захватить следок и, укрывшись под серебристым струящимся покрывалом, его "понюхал".
Хозяина наведенки он встречал. И нельзя сказать, что был рад возобновлению этого, так сказать, знакомства. Теперь уносить ноги следовало с еще большей скоростью.
Выскочив на лестничную площадку, он, к своему удивлению, не обнаружил там давешнего мужика. Пенсионер исчез.
Глава 9
– Так, ясен пень. Звони ментам. Нечего нам здесь разборки устраивать. Хотя погодь.
Саня шагнул вперед, отстраняя Павла, как отыгранную фигуру, и сунул ствол пистолета под нос наконец-то вставшему мужику.
– Чо-то фотка мне твоя знакома. Ты чей будешь, братан?
– А ты припомни, – зло осклабился мужик. – Напряги извилину.
– Не понял! – обозначил Саня интонацией всю меру своего возмущения. Интонация ничего хорошего не предвещала. – Это я щас тебя напрягу.
Павел, в каком-то смысле избавленный от необходимости вести активные действия, плечом прислонился к стене и не без интереса наблюдал за развитием событий.
Мужик ничего не ответил, только цыкнул зубом.
– Маклаков, чо ли? – не очень уверенно спросил Санек.
Это его "чо ли" было просто неподражаемым.
– Наконец-то.
Павел видел соседа больше со спины, так что выражение лица разглядеть не мог, но даже спина его теперь выражала некоторую растерянность. Каким-то странным образом Павел тоже ощутил неуверенность. Звероподобный сосед уже не казался таким сильным. Чувствовалось, что он готов покинуть сцену, предоставив остальным действующим лицам заканчивать эпизод, причем с открытым финалом. То есть с непредсказуемым.
– Чо-то я не врубаюсь. Говорили, ты ушел. А? Или пенсии не хватает?
– Пенсии никогда не хватает, – резонно заметил мужик по фамилии Маклаков.
– Ну дела! – неожиданно развеселился Санек. – Лады, звони ментам, – скомандовал он через плечо, адресуя эту реплику Павлу. – Пусть они сами промеж себя разбираются.
– Ствол-то паленый?
– Да тебе-то!.. – возмутился было коммерсант, но как-то быстро остыл. – Ты вот чего, сам тут давай. Некогда мне. Дела, блин.
И быстро убрался в квартиру, откуда вылетел спустя буквально несколько секунд. Но уже в верхней одежде. Некоторое время Павел слушал, как на лестнице раздавался дробный стук его каблуков.
– Ну? – нахально спросил мужик.
– Чего тебе надо?
– Пошли.
– Куда это?
– В околоток, куда ж еще.
Разговор был дурацкий до предела.
– Сдаваться будешь? – нахально осведомился Павел, уже осознавший, что сцену придется доигрывать самому.
– Не-а. Тебя сдавать.
Вновь появилось желание врезать. И хорошенько.
– С чего бы?
– А не хер банки грабить.
– Чего?! – изумился Павел.
– Да того самого, милок. Так что собирайся и пошли.
Говоря это, мужик не делал попытки приблизиться. Даже как бы и наоборот, боялся отлепиться от двери. Присмотревшись, Павел понял, что ему все еще нехорошо. Здорово он ему врезал. Не скупясь. Но – хорохорится.
– Послушай… А ты ничего не путаешь? Как там тебя? Милорадов?
– Маклаков я, запомни. А ты Мамонтов. Давай, топай ножками.
Павел разозлился. И чего он тут раскомандовался? И вообще, какой банк, что он несет! Ножками топай, запомни! Выраженьица. Пенсионер…
И вдруг он вспомнил. Ну точно! Он видел этого мужика в банке. Тот охранником работает. На другого бы и внимания не обратил, как не приглядывался к ему подобным в разных местах, начиная с ресторанов и заканчивая банками и самыми крутыми, навороченными офисами, где ему приходилось бывать, но на этого невольно обратил внимание как раз из-за его неприятной, надменной физиономии. Как будто он ставит себя выше всех остальных. Вроде надсмотрщика, у ног которого толкается всякая дрянь, лишь по ошибке природы принявшая человеческий облик.
– Погоди, – ошеломленно проговорил Павел. – Банк?
– Только не надо, – картинно, словно актер в старом немом кино, поморщился Маклаков. – Типа, под кайфом или память отшибло. Не надо, а? Не грузи. Все, кончаем базар. Пошли, родной. Не тяни время, не поможет.
Павел быстро прикинул. Времени выяснять отношения у него категорически не было. Но эту историю с банком, с этим ограблением, нужно просветить. Только при этом следовало как можно скорее убираться отсюда.
Дальше он действовал не задумываясь.
Два коротких шлепка заставили Маклакова рывком отодвинуться от двери, освобождая проход. При этом в глазах его появился исчезнувший было страх. Длинная и узкая заплатка, давняя заготовка, которую Павел еще в школе использовал против собак, надежно пришпилила мужика к стене. Пенсионер…
– Ты постой пока, – пробормотал Павел. – Я мигом.
Мужик ошеломленно смотрел на него, выпучив глаза. Да, не сахар, конечно, но придется потерпеть. А нечего было кулаками размахивать.
Деньги и кое-какие вещи Павел быстро рассовал по карманам и побросал в сумку. И вдруг почувствовал, как на него пошла наведенка. Кто-то интенсивно его выискивал. Он шарахнулся в угол и стремительно соорудил плащ. Времени это заняло секунды, но он понимал, что его уже нащупали. Если только это не было случайным поиском. В последнее время у молодых магов появилась привычка таким вот образом выискивать коллег. Но он успел захватить следок и, укрывшись под серебристым струящимся покрывалом, его "понюхал".
Хозяина наведенки он встречал. И нельзя сказать, что был рад возобновлению этого, так сказать, знакомства. Теперь уносить ноги следовало с еще большей скоростью.
Выскочив на лестничную площадку, он, к своему удивлению, не обнаружил там давешнего мужика. Пенсионер исчез.
Глава 9
МАРИНА
Появление Перегуды в офисе всегда-то приносило напряженность, по большей части выражающуюся в том, что после этого Петрович некоторое время пребывал в мрачном настроении, так что к нему лучше было не соваться, но в этот раз, едва чужак переступил порог, она почувствовала особое напряжение, почти страх.
Некоторое время она сидела, вжавшись в спинку своего кресла, пытаясь самостоятельно справиться с охватившей ее паникой, для чего, строго по науке, попробовала разобраться в ее причине. Ее нелюбовь к этому высокомерному хлыщу вряд ли можно было считать настоящей причиной. Мало ли кто кого не любит, так это еще не повод, чтобы впадать в коматозное состояние.
Почувствовав, что ее начинает колотить, она встала и вышла в коридор, на ходу вытягивая сигарету из кармана. Курила она редко, но сейчас это был пристойный предлог, позволяющий поболтать с кем-нибудь о чем-то отвлеченном. Этим кем-нибудь оказалась тетя Люся, яростно шваркающая шваброй у входа.
Завидев Марину, она забурчала под нос, словно ни к кому конкретно не адресуясь:
– Шастают тут всякие, грязь только разводят, уроды. Я их, сук, научу родину любить.
Марина остановилась и закурила, глядя на разъярившуюся зэчку.
– Ну, чего встала? – не замедлила отреагировать та. – Здесь тебе не курилка. Вон, иди на улицу, там и дыми сколько влезет.
– Чего ты раздухарилась так? – в привычном грубоватом тоне, какой она приняла в общении с тетей Люсей, спросила Марина. Эту страшноватую на вид тетку она нисколько не боялась.
– А хрен тут всякие ошиваются?! – взвилась та, будто только и ждала повода высказаться. – Я не нанималась тут за ними подтирать.
– А за кем нанималась? – спросила Марина, выпуская к потолку струю дыма.
Тетя Люся встала на манер статуи Афины Паллады – левая рука уперта в бок, в правой заместо копья швабра. И еще подбородок вверх.
– Ты кто тут такая, чтобы меня учить?
– Как будто не знаешь. Или забыла? Ладно, кончай права качать, теть Люсь. Самой тошно, – неожиданно для себя призналась она. – Закуришь?
– Давай, подымлю грамотной сигареткой, – смилостивилась уборщица. – У тебя какие? – Марина показала пачку «Вог». – Слабые. Меня от них перхота бьет. Да ладно, давай уж. Только вытряхни, у меня руки грязные.
Ловко прикурив и глубоко затянувшись, уборщица, как и обещала, хрипасто раскашлялась, захлебываясь мокротой.
– Пойдем в сторонку, нечего тут, – наконец смогла проговорить она, справившись с приступом кашля.
То, что она называла "в сторонку", было крохотной каморкой, где хранился всякий инвентарь. Кроме него, здесь имелась лежанка, покрытая солдатским одеялом, пляжного вида пластмассовый стол с вычурным стулом в стиле ампир, вешалка с одеждой на ней и бумажная иконка на стене. Все это густо пропитано запахом табака. Марина, как ни странно, оказалась здесь впервые.
– Садись, – тетя Люся кивнула на стул, сама усевшись на лежанке. – Выпить хочешь?
– Нет.
– Смотри. Надумаешь – у меня есть. Ну, рассказывай.
– О чем?
– Чего такая вздрюченная?
– Да нет, нормально.
– Уж мне-то не ври. Я человека насквозь, как микроскоп, вижу.
– Устала просто.
– А-а. Я уж подумала, что на сносях ты.
– С чего бы? – удивилась Марина.
– Ветром надуло. Ладно, проехали.
Тетя Люся подвинула ей металлическую пепельницу, в которую решительно сунула недокуренную сигарету. И тут же вытряхнула из лежащей на столе пачки «Беломорканал» папиросу, привычно смяла ей мундштук и прикурила.
– Не люблю я его, кота гладкого, – заявила она.
– Кого?
– Да этого, – тетя Люся кивнула в окошко, за которым, прямо напротив крыльца, стояла большая черная машина. Возле нее прохаживался крепыш в расстегнутом черном пальто. Намек на Перегуду был более чем ясен.
Марина скорее увидела, чем почувствовала, как дрогнули у нее держащие сигарету пальцы. Она поспешила стряхнуть пепел.
– Что так?
– Да я ж говорю – котяра. Повидала я таких. Холеных. От него так и тянет тиной. Кикимора.
Спорить тут было не о чем.
– Ну ладно, покурили и хватит. Пошли дела делать. Мне за ним еще полы подтирать, – заявила тетя Люся, гася окурок. И вдруг спросила, понизив голос почти до шепота: – Ты это, не знаешь, святая вода от него помогает?
– От кого? – ошеломленно спросила Марина.
– Ну… Вообще. А?
– Наверное.
– Ага! Не зря я, значит, запаслась-то. Ну… Или посидишь еще?
– Да нет, пойду. Спасибо.
– Не выдумывай! Спасибами тут еще будет разбрасываться. Тоже мне!
Вернувшись к себе, Марина некоторое время пыталась сосредоточиться, уставившись на экран монитора. Ребята из группы разработчиков перекинули ей новое заклятие, основанное на древнерусских верованиях, но слова, из которых оно было сплетено, скользили мимо ее сознания. Жаба-лягушка, вынь из меня болезни, принеси приязни, жениха и злато, чтоб было богато, счастливо и знатно, жить стало приятно.
За дверью раздались решительные шаги. Она встала и, выждав, пока шаги стихнут, направилась к кабинету Петровича. Нужно поговорить. Она не девчонка, она маг, маг практикующий, и она чувствует – и не как какая-нибудь тургеневская барышня! – что этот визит как-то связан с Павлом. Вышла и едва не столкнулась с секретаршей, летящей по коридору с выпученными глазами.
– Что случилось?
– Ох! Потом, потом.
И влетела в комнатку Мих Миха.
Марина вернулась к себе и вся обратилась в слух.
Вот поспешные сдвоенные шаги – это Лидочка и Степанов. Тон от них идет тревожный. Надсадный кашель тети Люси. От нее идет волна раздражения и усталости. Впрочем, направленная вовне. И чего она так не любит Перегуду? Со стороны диспетчерской чувствуется зыбь недовольства. Ну, это всегда так, ни один диспетчер не любит, когда его беспокоят. Но неудовольствие их привычное, профессиональное, по большей части наигранное. От кабинета маг-директора катилось злое возмущение. Там что-то происходило.
Не в силах больше сидеть на месте, Марина снова вышла в коридор и побрела в сторону местопребывания Петровича. Ей навстречу снова выскочила Лидочка с электрочайником в руке.
– Вот! – сказала она, притормаживая. Чувствовалось, что ей очень хочется кому-то пожаловаться. Неужто Петрович так ее раззадорил? На него это не очень похоже, не его это стиль. – Приказал вылить всю воду.
– Чего это? – по инерции спросила Марина.
Еще не успела озвучить вопрос, а уже поняла; воду здесь выливают только в одном случае.
Секретарша в ответ возмущенно фыркнула. Делать лишнюю работу она не любила, но еще больше не любила медлить с выполнением распоряжений директора.
– Погоди-ка, – Марина остановила ее движение в сторону туалета и взяла чайник. Ей потребовались считаные секунды, чтобы распознать оставленный в воде след. После этого поспешно вернула чайник.
– Выливай ты его побыстрее, – сказала она твердо.
Лидочка только хлопнула глазами и с места взяла в карьер, только эхо от перестука ее каблуков разнеслось по коридору.
Если уж Перегуда и здесь наследил, то, с его точки зрения, дело того стоило. Очевидно, что здесь, в приемной, через заговор на воду он не Лидочку охмурял.
Нюхачка решительно вошла в приемную.
На первый взгляд здесь ничего не изменилось. Если не считать дикого напряжения, которое прямо-таки сочилось из-за директорской двери. Маги работают. Поэтому она, помешкав, села на ближайший стул и приготовилась ждать столько, сколько будет нужно. Вернулась секретарша и затеяла возню с конфетами и еще чем-то, но Марина не обращала на нее внимания, уставившись в стену, на которой висел календарь с изображением неестественно глазастой Царевны Лебедь – подарок одной полиграфической фирмы к прошлому Новому году. Такие же были дома чуть ли не у всех тех, кто здесь работал.
Со стороны могло показаться, что она о чем-то сильно задумалась либо медитирует, на самом же деле она просто ждала, находясь в максимально возможной на этот момент близости к единственно возможной сейчас цели.
Ждать ей пришлось недолго, во всяком случае, куда меньше, чем она не то чтобы рассчитывала, но настраивалась.
Дверь приоткрылась, но не открылась до конца, придерживаемая знакомой рукой Михал Михалыча. И в образовавшейся щели раздался голос Горнина:
– Но ты, во всяком случае, сделаешь это?
Степанов молчал. Пальцы его крепко обхватили дверную ручку. Марина смотрела на его руку как зачарованная.
– Миш, я тебя прошу.
– Хорошо, – ответил Мих Мих и вышел, скользнув усталым взглядом по Марине.
Обычно он ее не то чтобы привечал или как-то особенно выделял среди других сотрудников или паче того сотрудниц. Но уж по меньшей мере был приветлив. А тут посмотрел, как на вещь, на предмет обстановки, ничем не выдав, что узнал ее. С его стороны это было очень похоже на оскорбление. Она даже сжалась, словно от пощечины. Происходило что-то ужасное, и она одна из причин этого.
– А ты что здесь делаешь? – спросил появившийся в дверном проеме Горнин. И сразу добавил, не дожидаясь ответа: – Впрочем, кстати. Заходи. Только погоди малость, я позвоню.
Она не поняла, нужно ли ей посидеть в приемной или можно уже заходить в кабинет. Горнин же развернулся и, не закрывая двери, ушел внутрь. Решив, что это такое приглашение войти, она встала, решительно вошла и плотно, с нажимом закрыла за собой дверь.
Не присаживаясь, Горнин по памяти набрал номер, зло тыкая в кнопки телефона.
– Алло? Алексей? Здравствуй. Да, я это, я. Спасибо. Слушай, такое дело. Тут, говорят, банк вчера ограбили. Не мог бы ты ввести меня в курс дела? Что? Мне? Ну, видишь, я сам тебе позвонил. Хорошо, подъезжай. Но сначала хотя бы в общих чертах. Прямо сейчас. Да, очень. И по факсу мне сбрось.
Минуты две маг-директор слушал, поддакивая, морщась и кивая головой. Потом, попрощавшись с неведомым Алексеем, посмотрел на Марину. И стал рассказывать, так и не присев.
Она слушала и не могла поверить. Чтобы Павел стал грабить банк? Быть того не может. Тем более тот, который находится рядом с его домом. Во-первых, это не в его правилах. Это же во-вторых, пятых и десятых. Ну не тот он человек, чтобы заниматься подобными вещами. И еще одно. Сколько он там будто бы взял? Несколько сот тысяч? Гос-споди! Да для мага такого уровня, как Павел, это не деньги! Даже Лидочка, всего лишь секретарша, и та уже с полгода ездит на собственной «Хонде», которая стоит куда как больше. Что уж говорить про Пашу, который только от нелюбви к любого вида публичности купил себе старозаветные «Жигули». Зарабатывали они стараниями Петровича много, порой казалось, что очень много. Но пару раз Марина имела возможность убедиться, что все их заработки по большей части были как бы страховкой от желания хапнуть сразу и много. Возможности для этого у практикующих магов случаются не так редко, как могло бы показаться.
– Это не он, – проговорила она, когда Горнин закончил.
– Вот и я думаю, что это не его стиль. Только почему-то все сходится на нем. Поэтому прошу тебя заняться этим лично. Все проверь. Понюхай там.
– Александр Петрович…
– Ну а что ты предлагаешь? – повысил голос маг-директор. – Отдать это дело на откуп Перегуде?
– Нет, конечно. Но…
– Вот видишь! Только ты и никто больше не сумеет разобраться в этом деле так, чтобы никаких сомнений. И вообще…
Горнин наконец обогнул стол и сел, едва ли не упал в кресло. Вид у него был нездоровый. Уставший. Ей стало его жалко.
– Ты садись, садись. Не маячь тут. Скажу тебе честно. Но – между нами. Идет?
Марина кивнула.
– Ситуация тяжелая. Я бы даже сказал, опасная. Для всех нас. Для меня. Для тебя. Для Павла.
– И для Михал Михалыча? – почему-то спросила она.
От этого вопроса маг-директор как-то разом подобрался. Как хищник перед прыжком. Даже страшновато стало.
– Для всех! – отчеканил он. – Вплоть до тети Люси и дворника, который убирает снег у нашего крыльца. Если не сказать больше.
Несколько секунд он молчал, неподвижным взглядом уставившись ей в переносицу. Марина, напрягшись, старалась не моргать. Поддаваться она не собиралась.
– А что потом? – разорвала она молчание.
– Что значит – потом?
– Если вдруг обнаружится, что… Ну, что это и в самом деле, ну, Павел, – сказала она, запинаясь от того, чтобы ненароком не произнести вслух неосторожную фразу, по которой – пусть даже косвенно – можно было бы предположить, что она допускает такой вариант развития событий. Она уже сделала одну глупость, хватит с нее.
– А вот как раз тогда и будет плохо.
Она отвернулась, стараясь принять правильное решение. А какое оно, правильное-то?! Шпионить за Пашей? Или отказаться, чтобы за ним шпионил кто-то другой? Нюхачка несчастная!
– Ты не переживай, – неожиданно мягко проговорил маг-директор. – В случае чего можешь смело обращаться ко мне или к кому угодно. Мы все тебе поможем.
Марина чуть было опять не ляпнула про Михал Михалыча, но вовремя удержалась. Все так все, что уж тут говорить об отдельных персонах. Вместо этого она задала другой вопрос:
– А что там с терминалом?
Спросила и посмотрела на директора. Неожиданно этот вопрос приобрел для нее огромное значение. Точнее, ответ на него.
– Там все утряслось. Пока. Дальше будем разбираться.
И в этот момент она приняла решение. В тот момент, когда поняла, что маг-директор с ней неискренен, она решилась исполнить его просьбу. Она займется расследованием. Она выложится, вывернет себя наизнанку, но сделает то, что хочет Горнин. И даже больше того. Не решила пока только одного – что она будет ему говорить. И будет ли говорить вообще.
– Я пойду?
Или ей показалось, что она спросила, а на самом деле просто объявила это?
– Скоро здесь будет один человек из органов. Подожди.
И опять. Было очень похоже, что вместо точки Горнин поставил знак вопроса. Или ей показалось?
– Нет, – отрезала она. – Я сама.
И спустя секунду поправилась, почувствовав категоричность своего тона, граничащего с хамством:
– По крайней мере пока.
– Как знаешь, – кивнул Горнин.
Сейчас он не был похож на всесильного маг-директора, перед которым трепещут дворники и сильные мира сего. Больше всего он смахивал на человека, попавшего в трудное положение, выход из которого зависит уже не от него самого, а от кого-то другого.
Вернувшись к себе, Марина несколько минут занималась тем, что выдвигала ящики стола и просматривала их содержимое, как человек, который хочет забрать свои личные вещи с тем, чтобы больше сюда не возвращаться. В какой-то книжке она вычитала и запомнила выражение "настроение ниже нуля". Наверное, у нее сейчас было такое же. А какое оно может быть у человека, вступившего на путь обмана и предательства?
Но, едва вспомнив ту фразу, сжала зубы и обругала себя самыми грязными словами, какие только смогла вспомнить. Не поддаваться! Не раскисать! Работай!
Так когда-то она начинала свой путь практикующего мага, превращаясь в него из полусумасшедшей девчонки, умеющей угадывать болезни. Над ней подсмеивались, откровенно издевались, заставляя с завязанными глазами распознавать то, что находится под грязной повязкой, куда вечно пьяный папаша мог, глумливо подмигивая собутыльнику, подложить кусок сырой свинины или щепотку отрезанных у разных людей ногтей. Так однажды ей подсунули полуживого – или полумертвого? – бомжа с отмороженными конечностями, язвой желудка, застарелым сифилисом, псориазом и еще кучей других болячек, а она, малолетка, старательно пыхтела, водя над стонущим бродягой ручонками. Или когда папаша потащил ее к своему начальнику – «лечить». Тот явно настраивался поиметь девочку, да практически и не скрывал этого, как и папаша, решивший таким образом отсрочить свое увольнение из-за бесконечной пьянки, но когда она, потея и заикаясь от страха, выдала ему диагноз, а потом еще и надавила, тот, обделавшись, едва добежал до унитаза. Папочку все равно выперли с работы, но она почувствовала себя, свою силу…
Марина встала и потянулась за курткой – на самом деле она, как ветхозаветные старцы, все свое носила с собой, – когда дверь без стука открылась, и вошел Михал Михалыч.
– Уходишь? – спросил он с порога.
Она помедлила с очевидным ответом. Потом проронила:
– Я скоро вернусь.
Стареющий маг покивал головой.
– А вы?
– Я? Долгий это разговор, Мариночка. Я вот чего хотел сказать. В случае чего ты рассчитывай на меня. Ладно? И Паше передай, – он заглянул ей в глаза. – Передашь?
– Обязательно. Если увижу.
– В этом я не сомневаюсь. Удачи вам.
Создавалось впечатление, что он прощался с ней.
С чего бы?
Раньше, до того как Марина попала под крыло Петровича, ей немало довелось выслушать всякой чуши про магов, которых в народе называют по-разному – колдун, шаман, кам, нойд у лопарей-саамов, оюн у ненцев и много как еще. А уж то, что им приписывают, и вовсе за пределами. И мертвецов оживляют, и горы двигают, и, конечно же, будущее предвидят. Последнее – обязательно. Но за все время практической работы она ни разу не сталкивалась с настоящим предвидением, если не считать того, что грядущее корректируется в настоящем, но это, по сути, подвластно практически любому человеку, для этого вовсе не обязательно обладать магическими способностями, достаточно просто действовать. Другое дело, что уровень подобного воздействия может оказаться не таким уж большим. Но иногда, сталкиваясь хоть с тем же Михал Михалычем, Марина испытывала прежние обывательские страхи. Кто его знает, а вдруг он и в самом деле может заглядывать вперед? А то, что не говорит об этом вслух, так это ничего не значит. Она, к примеру, тоже не распространяется на каждом углу о том, что кое-что умеет. Жизнь научила держать язык за зубами, да и Петрович не забывает напоминать о скромности, порой даже перебарщивая в этом. Не потому ли Паша купил не какую-нибудь приличную машину, пусть бы и подержанную, а зачуханную «тройку», как бы в укор маг-директору, помешанному на конспирации. Укор, конечно, совершенно детский, типа "я обкакаюсь, пусть вам будет хуже", Паше совершенно несвойственный, но мало ли какие у человека могут быть душевные порывы в каждый отдельный момент.
К банку она подошла, держа в руке записную книжку, копируя манеру некоторых женщин, стремящихся выглядеть деловыми, но по сути являющихся дамами довольно рассеянными и даже бестолковыми.
Первым делом она, войдя в зал, обратилась к охраннику с вопросом о том, где тут можно открыть счет. Тот при этом заметно напрягся, крепко сжав в кулаке рацию. Видно, последние события не обошлись без оргвыводов. Марине хватило нескольких секунд для того, чтобы понять – на нем нет Пашиного следа. Поэтому интереса для нее он не представлял, и она скоренько отправилась к указанному окошку, где, часто переспрашивая и уточняя, открыла рублевый счет на свое имя, после чего отправилась в отгороженный закуток, где размещалась касса.
Тут, как говорил когда-то поэт, след присутствовал весомо, грубо, зримо. Если бы речь шла не об остаточных следах работы мага, а о радиоактивности, то можно было смело сказать, что тут все фонило. Крохотный, примерно метр на метр, закуток был весь пронизан, пропитан «магоактивностью». Как будто человек тут не работал, а взорвался, выбросив в окружающую среду всю накопленную у него энергию, при этом не очень заботясь о том, чтобы направить ее на конкретного адресата, в данном случае на кассиршу, сидящую за толстым звуконепроницаемым стеклом, из-за чего общаться с ней приходилось через переговорное устройство. Кстати, как раз на кассирше, немолодой ухоженной женщине со следами недавней подтяжки на лице, следов Павла не было. Впрочем, это и неудивительно. Та, которая выдавала деньги преступнику, сейчас должна находиться либо на допросе, либо, учитывая обрушившуюся на нее мощь, в психушке.
В качестве запасного варианта, если не удастся разнюхать с первого раза, Марина припасла прохождение здесь же по второму кругу, только уже с открытием валютного счета, но этого не потребовалось. Никаких сомнений у нее не было.
Некоторое время она сидела, вжавшись в спинку своего кресла, пытаясь самостоятельно справиться с охватившей ее паникой, для чего, строго по науке, попробовала разобраться в ее причине. Ее нелюбовь к этому высокомерному хлыщу вряд ли можно было считать настоящей причиной. Мало ли кто кого не любит, так это еще не повод, чтобы впадать в коматозное состояние.
Почувствовав, что ее начинает колотить, она встала и вышла в коридор, на ходу вытягивая сигарету из кармана. Курила она редко, но сейчас это был пристойный предлог, позволяющий поболтать с кем-нибудь о чем-то отвлеченном. Этим кем-нибудь оказалась тетя Люся, яростно шваркающая шваброй у входа.
Завидев Марину, она забурчала под нос, словно ни к кому конкретно не адресуясь:
– Шастают тут всякие, грязь только разводят, уроды. Я их, сук, научу родину любить.
Марина остановилась и закурила, глядя на разъярившуюся зэчку.
– Ну, чего встала? – не замедлила отреагировать та. – Здесь тебе не курилка. Вон, иди на улицу, там и дыми сколько влезет.
– Чего ты раздухарилась так? – в привычном грубоватом тоне, какой она приняла в общении с тетей Люсей, спросила Марина. Эту страшноватую на вид тетку она нисколько не боялась.
– А хрен тут всякие ошиваются?! – взвилась та, будто только и ждала повода высказаться. – Я не нанималась тут за ними подтирать.
– А за кем нанималась? – спросила Марина, выпуская к потолку струю дыма.
Тетя Люся встала на манер статуи Афины Паллады – левая рука уперта в бок, в правой заместо копья швабра. И еще подбородок вверх.
– Ты кто тут такая, чтобы меня учить?
– Как будто не знаешь. Или забыла? Ладно, кончай права качать, теть Люсь. Самой тошно, – неожиданно для себя призналась она. – Закуришь?
– Давай, подымлю грамотной сигареткой, – смилостивилась уборщица. – У тебя какие? – Марина показала пачку «Вог». – Слабые. Меня от них перхота бьет. Да ладно, давай уж. Только вытряхни, у меня руки грязные.
Ловко прикурив и глубоко затянувшись, уборщица, как и обещала, хрипасто раскашлялась, захлебываясь мокротой.
– Пойдем в сторонку, нечего тут, – наконец смогла проговорить она, справившись с приступом кашля.
То, что она называла "в сторонку", было крохотной каморкой, где хранился всякий инвентарь. Кроме него, здесь имелась лежанка, покрытая солдатским одеялом, пляжного вида пластмассовый стол с вычурным стулом в стиле ампир, вешалка с одеждой на ней и бумажная иконка на стене. Все это густо пропитано запахом табака. Марина, как ни странно, оказалась здесь впервые.
– Садись, – тетя Люся кивнула на стул, сама усевшись на лежанке. – Выпить хочешь?
– Нет.
– Смотри. Надумаешь – у меня есть. Ну, рассказывай.
– О чем?
– Чего такая вздрюченная?
– Да нет, нормально.
– Уж мне-то не ври. Я человека насквозь, как микроскоп, вижу.
– Устала просто.
– А-а. Я уж подумала, что на сносях ты.
– С чего бы? – удивилась Марина.
– Ветром надуло. Ладно, проехали.
Тетя Люся подвинула ей металлическую пепельницу, в которую решительно сунула недокуренную сигарету. И тут же вытряхнула из лежащей на столе пачки «Беломорканал» папиросу, привычно смяла ей мундштук и прикурила.
– Не люблю я его, кота гладкого, – заявила она.
– Кого?
– Да этого, – тетя Люся кивнула в окошко, за которым, прямо напротив крыльца, стояла большая черная машина. Возле нее прохаживался крепыш в расстегнутом черном пальто. Намек на Перегуду был более чем ясен.
Марина скорее увидела, чем почувствовала, как дрогнули у нее держащие сигарету пальцы. Она поспешила стряхнуть пепел.
– Что так?
– Да я ж говорю – котяра. Повидала я таких. Холеных. От него так и тянет тиной. Кикимора.
Спорить тут было не о чем.
– Ну ладно, покурили и хватит. Пошли дела делать. Мне за ним еще полы подтирать, – заявила тетя Люся, гася окурок. И вдруг спросила, понизив голос почти до шепота: – Ты это, не знаешь, святая вода от него помогает?
– От кого? – ошеломленно спросила Марина.
– Ну… Вообще. А?
– Наверное.
– Ага! Не зря я, значит, запаслась-то. Ну… Или посидишь еще?
– Да нет, пойду. Спасибо.
– Не выдумывай! Спасибами тут еще будет разбрасываться. Тоже мне!
Вернувшись к себе, Марина некоторое время пыталась сосредоточиться, уставившись на экран монитора. Ребята из группы разработчиков перекинули ей новое заклятие, основанное на древнерусских верованиях, но слова, из которых оно было сплетено, скользили мимо ее сознания. Жаба-лягушка, вынь из меня болезни, принеси приязни, жениха и злато, чтоб было богато, счастливо и знатно, жить стало приятно.
За дверью раздались решительные шаги. Она встала и, выждав, пока шаги стихнут, направилась к кабинету Петровича. Нужно поговорить. Она не девчонка, она маг, маг практикующий, и она чувствует – и не как какая-нибудь тургеневская барышня! – что этот визит как-то связан с Павлом. Вышла и едва не столкнулась с секретаршей, летящей по коридору с выпученными глазами.
– Что случилось?
– Ох! Потом, потом.
И влетела в комнатку Мих Миха.
Марина вернулась к себе и вся обратилась в слух.
Вот поспешные сдвоенные шаги – это Лидочка и Степанов. Тон от них идет тревожный. Надсадный кашель тети Люси. От нее идет волна раздражения и усталости. Впрочем, направленная вовне. И чего она так не любит Перегуду? Со стороны диспетчерской чувствуется зыбь недовольства. Ну, это всегда так, ни один диспетчер не любит, когда его беспокоят. Но неудовольствие их привычное, профессиональное, по большей части наигранное. От кабинета маг-директора катилось злое возмущение. Там что-то происходило.
Не в силах больше сидеть на месте, Марина снова вышла в коридор и побрела в сторону местопребывания Петровича. Ей навстречу снова выскочила Лидочка с электрочайником в руке.
– Вот! – сказала она, притормаживая. Чувствовалось, что ей очень хочется кому-то пожаловаться. Неужто Петрович так ее раззадорил? На него это не очень похоже, не его это стиль. – Приказал вылить всю воду.
– Чего это? – по инерции спросила Марина.
Еще не успела озвучить вопрос, а уже поняла; воду здесь выливают только в одном случае.
Секретарша в ответ возмущенно фыркнула. Делать лишнюю работу она не любила, но еще больше не любила медлить с выполнением распоряжений директора.
– Погоди-ка, – Марина остановила ее движение в сторону туалета и взяла чайник. Ей потребовались считаные секунды, чтобы распознать оставленный в воде след. После этого поспешно вернула чайник.
– Выливай ты его побыстрее, – сказала она твердо.
Лидочка только хлопнула глазами и с места взяла в карьер, только эхо от перестука ее каблуков разнеслось по коридору.
Если уж Перегуда и здесь наследил, то, с его точки зрения, дело того стоило. Очевидно, что здесь, в приемной, через заговор на воду он не Лидочку охмурял.
Нюхачка решительно вошла в приемную.
На первый взгляд здесь ничего не изменилось. Если не считать дикого напряжения, которое прямо-таки сочилось из-за директорской двери. Маги работают. Поэтому она, помешкав, села на ближайший стул и приготовилась ждать столько, сколько будет нужно. Вернулась секретарша и затеяла возню с конфетами и еще чем-то, но Марина не обращала на нее внимания, уставившись в стену, на которой висел календарь с изображением неестественно глазастой Царевны Лебедь – подарок одной полиграфической фирмы к прошлому Новому году. Такие же были дома чуть ли не у всех тех, кто здесь работал.
Со стороны могло показаться, что она о чем-то сильно задумалась либо медитирует, на самом же деле она просто ждала, находясь в максимально возможной на этот момент близости к единственно возможной сейчас цели.
Ждать ей пришлось недолго, во всяком случае, куда меньше, чем она не то чтобы рассчитывала, но настраивалась.
Дверь приоткрылась, но не открылась до конца, придерживаемая знакомой рукой Михал Михалыча. И в образовавшейся щели раздался голос Горнина:
– Но ты, во всяком случае, сделаешь это?
Степанов молчал. Пальцы его крепко обхватили дверную ручку. Марина смотрела на его руку как зачарованная.
– Миш, я тебя прошу.
– Хорошо, – ответил Мих Мих и вышел, скользнув усталым взглядом по Марине.
Обычно он ее не то чтобы привечал или как-то особенно выделял среди других сотрудников или паче того сотрудниц. Но уж по меньшей мере был приветлив. А тут посмотрел, как на вещь, на предмет обстановки, ничем не выдав, что узнал ее. С его стороны это было очень похоже на оскорбление. Она даже сжалась, словно от пощечины. Происходило что-то ужасное, и она одна из причин этого.
– А ты что здесь делаешь? – спросил появившийся в дверном проеме Горнин. И сразу добавил, не дожидаясь ответа: – Впрочем, кстати. Заходи. Только погоди малость, я позвоню.
Она не поняла, нужно ли ей посидеть в приемной или можно уже заходить в кабинет. Горнин же развернулся и, не закрывая двери, ушел внутрь. Решив, что это такое приглашение войти, она встала, решительно вошла и плотно, с нажимом закрыла за собой дверь.
Не присаживаясь, Горнин по памяти набрал номер, зло тыкая в кнопки телефона.
– Алло? Алексей? Здравствуй. Да, я это, я. Спасибо. Слушай, такое дело. Тут, говорят, банк вчера ограбили. Не мог бы ты ввести меня в курс дела? Что? Мне? Ну, видишь, я сам тебе позвонил. Хорошо, подъезжай. Но сначала хотя бы в общих чертах. Прямо сейчас. Да, очень. И по факсу мне сбрось.
Минуты две маг-директор слушал, поддакивая, морщась и кивая головой. Потом, попрощавшись с неведомым Алексеем, посмотрел на Марину. И стал рассказывать, так и не присев.
Она слушала и не могла поверить. Чтобы Павел стал грабить банк? Быть того не может. Тем более тот, который находится рядом с его домом. Во-первых, это не в его правилах. Это же во-вторых, пятых и десятых. Ну не тот он человек, чтобы заниматься подобными вещами. И еще одно. Сколько он там будто бы взял? Несколько сот тысяч? Гос-споди! Да для мага такого уровня, как Павел, это не деньги! Даже Лидочка, всего лишь секретарша, и та уже с полгода ездит на собственной «Хонде», которая стоит куда как больше. Что уж говорить про Пашу, который только от нелюбви к любого вида публичности купил себе старозаветные «Жигули». Зарабатывали они стараниями Петровича много, порой казалось, что очень много. Но пару раз Марина имела возможность убедиться, что все их заработки по большей части были как бы страховкой от желания хапнуть сразу и много. Возможности для этого у практикующих магов случаются не так редко, как могло бы показаться.
– Это не он, – проговорила она, когда Горнин закончил.
– Вот и я думаю, что это не его стиль. Только почему-то все сходится на нем. Поэтому прошу тебя заняться этим лично. Все проверь. Понюхай там.
– Александр Петрович…
– Ну а что ты предлагаешь? – повысил голос маг-директор. – Отдать это дело на откуп Перегуде?
– Нет, конечно. Но…
– Вот видишь! Только ты и никто больше не сумеет разобраться в этом деле так, чтобы никаких сомнений. И вообще…
Горнин наконец обогнул стол и сел, едва ли не упал в кресло. Вид у него был нездоровый. Уставший. Ей стало его жалко.
– Ты садись, садись. Не маячь тут. Скажу тебе честно. Но – между нами. Идет?
Марина кивнула.
– Ситуация тяжелая. Я бы даже сказал, опасная. Для всех нас. Для меня. Для тебя. Для Павла.
– И для Михал Михалыча? – почему-то спросила она.
От этого вопроса маг-директор как-то разом подобрался. Как хищник перед прыжком. Даже страшновато стало.
– Для всех! – отчеканил он. – Вплоть до тети Люси и дворника, который убирает снег у нашего крыльца. Если не сказать больше.
Несколько секунд он молчал, неподвижным взглядом уставившись ей в переносицу. Марина, напрягшись, старалась не моргать. Поддаваться она не собиралась.
– А что потом? – разорвала она молчание.
– Что значит – потом?
– Если вдруг обнаружится, что… Ну, что это и в самом деле, ну, Павел, – сказала она, запинаясь от того, чтобы ненароком не произнести вслух неосторожную фразу, по которой – пусть даже косвенно – можно было бы предположить, что она допускает такой вариант развития событий. Она уже сделала одну глупость, хватит с нее.
– А вот как раз тогда и будет плохо.
Она отвернулась, стараясь принять правильное решение. А какое оно, правильное-то?! Шпионить за Пашей? Или отказаться, чтобы за ним шпионил кто-то другой? Нюхачка несчастная!
– Ты не переживай, – неожиданно мягко проговорил маг-директор. – В случае чего можешь смело обращаться ко мне или к кому угодно. Мы все тебе поможем.
Марина чуть было опять не ляпнула про Михал Михалыча, но вовремя удержалась. Все так все, что уж тут говорить об отдельных персонах. Вместо этого она задала другой вопрос:
– А что там с терминалом?
Спросила и посмотрела на директора. Неожиданно этот вопрос приобрел для нее огромное значение. Точнее, ответ на него.
– Там все утряслось. Пока. Дальше будем разбираться.
И в этот момент она приняла решение. В тот момент, когда поняла, что маг-директор с ней неискренен, она решилась исполнить его просьбу. Она займется расследованием. Она выложится, вывернет себя наизнанку, но сделает то, что хочет Горнин. И даже больше того. Не решила пока только одного – что она будет ему говорить. И будет ли говорить вообще.
– Я пойду?
Или ей показалось, что она спросила, а на самом деле просто объявила это?
– Скоро здесь будет один человек из органов. Подожди.
И опять. Было очень похоже, что вместо точки Горнин поставил знак вопроса. Или ей показалось?
– Нет, – отрезала она. – Я сама.
И спустя секунду поправилась, почувствовав категоричность своего тона, граничащего с хамством:
– По крайней мере пока.
– Как знаешь, – кивнул Горнин.
Сейчас он не был похож на всесильного маг-директора, перед которым трепещут дворники и сильные мира сего. Больше всего он смахивал на человека, попавшего в трудное положение, выход из которого зависит уже не от него самого, а от кого-то другого.
Вернувшись к себе, Марина несколько минут занималась тем, что выдвигала ящики стола и просматривала их содержимое, как человек, который хочет забрать свои личные вещи с тем, чтобы больше сюда не возвращаться. В какой-то книжке она вычитала и запомнила выражение "настроение ниже нуля". Наверное, у нее сейчас было такое же. А какое оно может быть у человека, вступившего на путь обмана и предательства?
Но, едва вспомнив ту фразу, сжала зубы и обругала себя самыми грязными словами, какие только смогла вспомнить. Не поддаваться! Не раскисать! Работай!
Так когда-то она начинала свой путь практикующего мага, превращаясь в него из полусумасшедшей девчонки, умеющей угадывать болезни. Над ней подсмеивались, откровенно издевались, заставляя с завязанными глазами распознавать то, что находится под грязной повязкой, куда вечно пьяный папаша мог, глумливо подмигивая собутыльнику, подложить кусок сырой свинины или щепотку отрезанных у разных людей ногтей. Так однажды ей подсунули полуживого – или полумертвого? – бомжа с отмороженными конечностями, язвой желудка, застарелым сифилисом, псориазом и еще кучей других болячек, а она, малолетка, старательно пыхтела, водя над стонущим бродягой ручонками. Или когда папаша потащил ее к своему начальнику – «лечить». Тот явно настраивался поиметь девочку, да практически и не скрывал этого, как и папаша, решивший таким образом отсрочить свое увольнение из-за бесконечной пьянки, но когда она, потея и заикаясь от страха, выдала ему диагноз, а потом еще и надавила, тот, обделавшись, едва добежал до унитаза. Папочку все равно выперли с работы, но она почувствовала себя, свою силу…
Марина встала и потянулась за курткой – на самом деле она, как ветхозаветные старцы, все свое носила с собой, – когда дверь без стука открылась, и вошел Михал Михалыч.
– Уходишь? – спросил он с порога.
Она помедлила с очевидным ответом. Потом проронила:
– Я скоро вернусь.
Стареющий маг покивал головой.
– А вы?
– Я? Долгий это разговор, Мариночка. Я вот чего хотел сказать. В случае чего ты рассчитывай на меня. Ладно? И Паше передай, – он заглянул ей в глаза. – Передашь?
– Обязательно. Если увижу.
– В этом я не сомневаюсь. Удачи вам.
Создавалось впечатление, что он прощался с ней.
С чего бы?
Раньше, до того как Марина попала под крыло Петровича, ей немало довелось выслушать всякой чуши про магов, которых в народе называют по-разному – колдун, шаман, кам, нойд у лопарей-саамов, оюн у ненцев и много как еще. А уж то, что им приписывают, и вовсе за пределами. И мертвецов оживляют, и горы двигают, и, конечно же, будущее предвидят. Последнее – обязательно. Но за все время практической работы она ни разу не сталкивалась с настоящим предвидением, если не считать того, что грядущее корректируется в настоящем, но это, по сути, подвластно практически любому человеку, для этого вовсе не обязательно обладать магическими способностями, достаточно просто действовать. Другое дело, что уровень подобного воздействия может оказаться не таким уж большим. Но иногда, сталкиваясь хоть с тем же Михал Михалычем, Марина испытывала прежние обывательские страхи. Кто его знает, а вдруг он и в самом деле может заглядывать вперед? А то, что не говорит об этом вслух, так это ничего не значит. Она, к примеру, тоже не распространяется на каждом углу о том, что кое-что умеет. Жизнь научила держать язык за зубами, да и Петрович не забывает напоминать о скромности, порой даже перебарщивая в этом. Не потому ли Паша купил не какую-нибудь приличную машину, пусть бы и подержанную, а зачуханную «тройку», как бы в укор маг-директору, помешанному на конспирации. Укор, конечно, совершенно детский, типа "я обкакаюсь, пусть вам будет хуже", Паше совершенно несвойственный, но мало ли какие у человека могут быть душевные порывы в каждый отдельный момент.
К банку она подошла, держа в руке записную книжку, копируя манеру некоторых женщин, стремящихся выглядеть деловыми, но по сути являющихся дамами довольно рассеянными и даже бестолковыми.
Первым делом она, войдя в зал, обратилась к охраннику с вопросом о том, где тут можно открыть счет. Тот при этом заметно напрягся, крепко сжав в кулаке рацию. Видно, последние события не обошлись без оргвыводов. Марине хватило нескольких секунд для того, чтобы понять – на нем нет Пашиного следа. Поэтому интереса для нее он не представлял, и она скоренько отправилась к указанному окошку, где, часто переспрашивая и уточняя, открыла рублевый счет на свое имя, после чего отправилась в отгороженный закуток, где размещалась касса.
Тут, как говорил когда-то поэт, след присутствовал весомо, грубо, зримо. Если бы речь шла не об остаточных следах работы мага, а о радиоактивности, то можно было смело сказать, что тут все фонило. Крохотный, примерно метр на метр, закуток был весь пронизан, пропитан «магоактивностью». Как будто человек тут не работал, а взорвался, выбросив в окружающую среду всю накопленную у него энергию, при этом не очень заботясь о том, чтобы направить ее на конкретного адресата, в данном случае на кассиршу, сидящую за толстым звуконепроницаемым стеклом, из-за чего общаться с ней приходилось через переговорное устройство. Кстати, как раз на кассирше, немолодой ухоженной женщине со следами недавней подтяжки на лице, следов Павла не было. Впрочем, это и неудивительно. Та, которая выдавала деньги преступнику, сейчас должна находиться либо на допросе, либо, учитывая обрушившуюся на нее мощь, в психушке.
В качестве запасного варианта, если не удастся разнюхать с первого раза, Марина припасла прохождение здесь же по второму кругу, только уже с открытием валютного счета, но этого не потребовалось. Никаких сомнений у нее не было.