Страница:
– И вправду, пошли, Паш.
– Спасибо. Все было очень вкусно, – поблагодарил Павел, вставая из-за стола.
– Ой, да пожалуйста. Что на завтрак-то хотите?
– Даже не знаю. Да все, что угодно. Как вам, так и мне.
– Хотите пирожков? Я сейчас тесто поставлю. С мясом и солеными грибами.
– А не тяжеловато будет с утра? – тоном опытного дегустатора спросил Чекалин.
– Так холод-то какой.
– Ну, сама смотри. Пошли, Паш. Покажу тебе еще кое-что.
– Только вы уж там поаккуратней, – напутствовала их Ирина. Ее совершенно не удивил фокус с ковром. Наверное, и не такое видела.
На диване уже было приготовлено спальное место для гостя. Он как-то не заметил, когда хозяйка это сделала. Расторопная женщина, ничего не скажешь. Даже пепельницу успела поменять.
Они расположились в креслах, и Чекалин водрузил на столик непочатую бутылку коньяка.
– Ну и как тебе? – спросил он, разливая коньяк по рюмкам. – Кстати, кури.
– Спасибо. Ты по поводу ковра? Интересно. Научишь?
Чекалин поморщился.
– Да тут и учить-то нечему. Да научу, если хочешь. Примитив. Понимаешь, какая штука. Ваш Петрович не такой простой, как хочет казаться. Я не сразу его понял. Долгое время, прямо скажу, недоумевал. Ну, казалось бы, если ты умеешь, условно говоря, построить дворец, то почему бы не научить этому других? Нет, я не имею в виду всех. Идеи равенства и братства отжили свое, доказав свою историческую несостоятельность.
– А он умеет? – перебил его Павел.
– Дворец-то? Понимаешь, тут дело даже не в том, умеет он построить именно дворец или нет. По большому счету, это не так уж и сложно.
– Тогда в чем дело? – спросил Павел, с удовольствием закуривая. – Вот взял бы ты, к примеру, и за пару дней отгрохал бы этот свой монастырь.
Чекалин поднес рюмку ко рту и отхлебнул, после чего как бы в удивлении покачал головой.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – В сущности, монастырь нужен не мне, а им. – Он кивнул по направлению окна. – Отдельные чудеса – вещь хорошая, когда они помогают жить, а не подменяют жизнь. Человек ведь такая скотина, которой нужно занятие, свое дело, только тогда он человек, а не животное, которому только жрать надо да на самку влезть. Когда я сюда приехал, знаешь, кого первым делом увидел? Скотов! Пропитые, бездумные, бездушные. Они могли только воровать по мелочи и пить до усрачки. Сутками! Не просыхая. Сами в грязи, в дерьме, но чтобы водка обязательно была. И – много. Нормальные люди в этой среде просто не выживали. Или спивались, или удирали отсюда без оглядки.
– То есть ты здесь что-то вроде мессии?
– Ну и что в этом плохого? В идее мессии, того же, кстати, Христа, есть один очень существенный момент. Тот показывал чудеса для того, чтобы люди уверовали, пришли, так сказать, в единое стадо.
– А другие этим стадом будут руководить?
– Будут! И это нужно. Потому что большинство людей не может самоорганизоваться. Не приспособлены они к этому. Другое дело, что церковь оказалась слишком косной структурой, неспособной эффективно изменяться в соответствии с эпохой. Потому что, к примеру, православие создавалось как, говоря приблизительно, военно-государственная партия. В период войн и государственного строительства церковь еще на что-то способна, но при этом оказалась совершенно не готова к мирной жизни.
– Слушай, Коль, давай не будем про это. Такая это тема мутная. И бесконечная. Ты про дворец хотел.
Чекалин кивнул и показал на пепельницу:
– Вот гляди. Это пепел. Чтобы он образовался, нужно его из чего-то получить. Так?
– Естественно. Но при чем здесь пепел?
– Точно так же и дворец. В "Тысяче и одной ночи" джинн, помнишь, как говорит о своих способностях? "Я могу разрушить город и построить дворец". Но не наоборот! То есть для постройки дворца ему нужен некий материал. В том числе для транспортировки и покрытия прочих сопутствующих расходов. Так что монастырь-то построить таким способом можно, но вот что при этом рухнет – вопрос.
– Ты хочешь сказать, что когда ты поставил дыбом ковер…
– Вот именно! В данном случае я тратил исключительно собственный ресурс. Но перед этим я хорошо поел. Понимаешь, разговоры о долгой жизни магов по большей части выдумки. Сказки. Если, конечно, маг практикует.
– А если нет? – спросил Павел.
– Ну, тогда, в принципе, есть варианты. Но при этом он работает как замкнутая сама на себя система, с внешней подпиткой. Увы, в таком случае он уже не практикующий маг.
– А если подпитка будет очень большой?
– Двигатель, находящийся на консервации, в любом случае сохраняется дольше работающего. Но при этом он может корродировать, а его составные части менять свои рабочие свойства и даже конфигурацию, вследствие обычного старения металла. Да и вообще, я не вижу никакого смысла в вечной жизни. Вечный Жид – отличный тому пример. В каком-то смысле речь еще может идти об эффективном долголетии, но с возрастом происходят неизбежные изменения психики. Понимаешь, будь мне лет десять или пятнадцать, я поднатужился бы и в одну ночь отгрохал этот монастырь, сотворив чудо, подвиг и глупость в одном флаконе. С возрастом же я понимаю, что люди должны это сделать сами, чтобы ценить сделанное. И чтоб их дети ценили. И чтобы продолжали это делать. Давай подолью.
Павел смотрел, как Чекалин наливает коньяк, и начинал понимать, почему тот превратился в отца Николая. Человеку захотелось найти смысл жизни в помощи конкретным людям и – чего уж там! – в покое. Но при этом вопросы к нему оставались.
– Ну а исчез-то ты почему? Мы уж всякое думали.
– Инквизиция, да? – усмехнулся хозяин. – Нет, я до такого уровня конфронтации не дошел.
– А она была?
– Кто? Конфронтация? Так я ж тебе объясняю.
– Что, Петрович не научил тебя строить дворцы? – подначил Павел.
– Господи! Да при чем здесь дворцы! Петрович… – Чекалин отвернулся, невидяще уставившись в стеклянную дверцу шкафа, за которой виднелись корешки книг. – Он измельчает профессию.
– Не понял. Переведи.
– Он сознательно сужает рамки. Жестко сужает. Я уже тогда много чего мог делать такого, а он гнал меня, да и всех нас, в одном направлении. Ну как же тебе объяснить? Человек уже стал скульптором, пусть и не таким уж великим, а его все заставляют рисовать эскизы.
– В каком смысле? Ты хочешь сказать, что перерос Петровича? – насторожился Павел.
– Да нет, вряд ли. Он сильный маг, очень сильный. Один из самых-самых, уж поверь мне. Но у него свой бзик. Он считал, да и сейчас наверняка считает, что мы должны работать только с людьми, но не переходить на неживую материю. По сути – обычные гипнотизеры. Даже пусть не совсем обычные, ладно! Но он сознательно уничтожает целое направление практической магии.
– Слушай, по-моему, ты перегибаешь. Уж Петрович-то никак не похож на уничтожителя.
– Он и тебе мозги запудрил. Ты когда-нибудь бывал в академических институтах? Где всякие академики, профессора и прочее?
– Ну, не бывал. А может, и был. Уже не вспомню. Много где приходилось бывать. А что?
– Да то! Посмотришь на них – все такие христосики. С бородками, благообразные, умные, интеллигентные, такие речи говорят – заслушаешься! А сколько они толковых ребят зарубили на своих ученых советах? Не счесть. Не повышая при этом голоса и не давая даже повода усомниться в их праве на небожительство. И все для того, чтобы отстоять свою линию в науке, защитить свое насиженное место от возможных конкурентов. Так и он.
– Ты это серьезно? – усомнился Павел.
– Если б несерьезно, не сидели бы мы здесь с тобой.
Чекалин залпом допил коньяк. Заметно было, что человек волнуется. Задели его за живое. В бутылке уже оставалось меньше трети.
– Ну хорошо, допустим, – примирительно проговорил Павел. – Но ведь у него нет лицензии на монополию. Есть и другие маги, не слабее его. Они-то что?
– Есть, конечно, – как-то вяло согласился отец Николай. Видать, перегорел. Устал.
– Они-то должны другой точки зрения придерживаться. Не могут же все в одну дуду дудеть.
– По идее, да. Только у меня на этот счет большие сомнения. В свое время я потолковал с одним человеком… Но ты учти, что в условиях работы под маг-директором наши контакты с другими практически сведены к нулю. Так, случайные пересечения, которые мягко, но очень эффективно пресекаются. Поэтому всей картины мы не видим и не знаем. Не только ты и я, а все мы. Любых цветов и оттенков. Так вот он, человек этот, сказал мне, что между высшими магами, ну, теми, кого мы называем маг-директорами, заключено что-то вроде соглашения. Про мировое правительство слышал?
– Да кто не слышал? Только, по-моему, фигня все это. Есть крупные финансово-промышленные корпорации, которые определяют общую экономику и политику стран и даже регионов, да и то не всегда, и все. Политики, военные. Мафия, в конце концов.
– Ага! А мы как в эту картинку вписываемся? Да при желании я один могу самую большую корпорацию раком поставить. А уж Петрович со своей командой – тем более. Деньги штука, конечно, важная, без них всего этого, – Чекалин коротким жестом обвел свой кабинет, – не было бы, как и много другого. Но есть кое-что посильнее денег. Или, если хочешь, важнее.
– И что же?
– Люди. Просто люди. Дети, женщины, любовь, секс, удовольствия. Даже трудности, хотя их, естественно, никто не любит.
– Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? – вернул его в колею разговора Павел.
– А-а. Ну, в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!
– Как, силой, что ли?
– Найдут способ, – сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. – Вот у тебя – я помню – были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?
Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы, шманцы, обниманцы – это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол, и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первым заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино– и закускопад, подняв все это хозяйство высоко над столом. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал свои силы и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и всё. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.
Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.
Рюмка мягко опустилась на стол.
– А налить старому товарищу слабо?
С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она чуточку вихляла в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.
– Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое заварим! Я серьезно.
– Спасибо, конечно. Но как-то…
– Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают – бери, бьют – беги. Давай за это и выпьем.
Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть – любо-дорого. Гусары отдыхают.
Но Павел, пришибленный интеллигентщиной и всем таким прочим, сказал, нарушая традицию:
– Я не знаю. Надо подумать. И вообще…
– Брось! – Теперь было видно, что Чекалин изрядно пьян. – Знаешь, что я тебе расскажу? Ну вот, как ты думаешь, почему я здесь поселился? Именно в этом месте?
– Да откуда ж я знаю.
Разговор теперь стал отчетливо напоминать характер пьяного трепа, когда все сначала клянутся в любви и вечной дружбе, а потом ни с того ни с сего начинают бить друг дружку по морде. Пора завязывать.
– Этот монастырь не просто крепость или там оплот веры. Это! – Чекалин поднял вверх палец и сделал многозначительную паузу, всем своим видом показывая, что сейчас он произнесет нечто эпохальное. Откроет тайну. Нет – Истину! – Охранная зона!
– Чего?
– Того самого. Но это завтра. Завтра. Не в темноте же шарить. Расскажи-ка ты пока про себя. Не стесняйся. Уж коли приехал, так не молчи. Может, помогу тебе чем.
Уходить от ответа во второй раз выглядело бы и вовсе нахальством, поэтому Павел, стараясь не очень вдаваться в детали, изложил историю последних дней.
– Я вообще не понимаю, как такое может быть, – заключил он. – Понимаешь? Все как сговорились. Ну не я это! Веришь?
– Да я-то верю. И Петрович, думаю, тоже. Иначе бы он не дал тебе мой адресок. Но тогда кто же наследил-то?
– Я бы сам хотел узнать.
– Слушай, а у тебя нет, скажем, брата-близнеца?
– Да откуда!
– Или другого кровного родственника. Отец, сын.
– Только мать. Но я тебя уверяю!
– Это понятно, – отмахнулся Чекалин. – Тогда странно.
– Слушай, а вот ты по поводу брата сказал. Что, такое возможно?
– Сам я, честно говоря, не сталкивался с таким, но разговор о чем-то подобном как-то имел место. Хотя при большом желании, а главное, умении, отличия, конечно же, отыщутся. Это как с отпечатками пальцев. Но уж если экспертизу сам Петрович проводил! – Чекалин развел руками. – То есть точно нет? Может, ты не в курсе? Знаешь, как в детективах пишут? Родилась двойня, но второго ребеночка украли, а матери сообщили, что тот умер. В роду-то у вас двойни-тройни бывали?
– Ничего такого не слышал. Ну уж до прадедов точно. А там, сам понимаешь. И по поводу украли тоже вряд ли. Роды у матери принимал хороший знакомый отца. Можно сказать, друг. Я, кстати, знаю его.
– Что, наведывается? – заинтересовался Чекалин.
– Да нет, с чего бы. Нет, как-то очень давно шли вместе с отцом и случайно встретили его. Ну он и сказал, мол, вот человек, который тебя на свет белый вытащил. Больше, кажется, и не встречались. Так что вряд ли.
– Да, не похоже. Ну что, давай спать? Утро вечера мудренее.
Заснул Павел сразу и спал, кажется, без сновидений, хотя на новом месте, как правило, засыпал плохо, долго ворочаясь и прилаживаясь к незнакомой лежанке. Тут же, как ни странно, и минуты не прошло, как он отключился. Прошедший день выдался тяжелым, из-за этого, должно быть, и вырубился. Да и алкоголь сказал свое веское слово. Вопреки расхожей и не больно-то смешной шутке, гуляющей в их среде с незапамятных времен, гласившей, что, заснув в доме волшебника, рискуешь проснуться с волшебной палочкой в известном месте, он отошел ко сну спокойно и без тревог.
Глава 13
– Спасибо. Все было очень вкусно, – поблагодарил Павел, вставая из-за стола.
– Ой, да пожалуйста. Что на завтрак-то хотите?
– Даже не знаю. Да все, что угодно. Как вам, так и мне.
– Хотите пирожков? Я сейчас тесто поставлю. С мясом и солеными грибами.
– А не тяжеловато будет с утра? – тоном опытного дегустатора спросил Чекалин.
– Так холод-то какой.
– Ну, сама смотри. Пошли, Паш. Покажу тебе еще кое-что.
– Только вы уж там поаккуратней, – напутствовала их Ирина. Ее совершенно не удивил фокус с ковром. Наверное, и не такое видела.
На диване уже было приготовлено спальное место для гостя. Он как-то не заметил, когда хозяйка это сделала. Расторопная женщина, ничего не скажешь. Даже пепельницу успела поменять.
Они расположились в креслах, и Чекалин водрузил на столик непочатую бутылку коньяка.
– Ну и как тебе? – спросил он, разливая коньяк по рюмкам. – Кстати, кури.
– Спасибо. Ты по поводу ковра? Интересно. Научишь?
Чекалин поморщился.
– Да тут и учить-то нечему. Да научу, если хочешь. Примитив. Понимаешь, какая штука. Ваш Петрович не такой простой, как хочет казаться. Я не сразу его понял. Долгое время, прямо скажу, недоумевал. Ну, казалось бы, если ты умеешь, условно говоря, построить дворец, то почему бы не научить этому других? Нет, я не имею в виду всех. Идеи равенства и братства отжили свое, доказав свою историческую несостоятельность.
– А он умеет? – перебил его Павел.
– Дворец-то? Понимаешь, тут дело даже не в том, умеет он построить именно дворец или нет. По большому счету, это не так уж и сложно.
– Тогда в чем дело? – спросил Павел, с удовольствием закуривая. – Вот взял бы ты, к примеру, и за пару дней отгрохал бы этот свой монастырь.
Чекалин поднес рюмку ко рту и отхлебнул, после чего как бы в удивлении покачал головой.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – В сущности, монастырь нужен не мне, а им. – Он кивнул по направлению окна. – Отдельные чудеса – вещь хорошая, когда они помогают жить, а не подменяют жизнь. Человек ведь такая скотина, которой нужно занятие, свое дело, только тогда он человек, а не животное, которому только жрать надо да на самку влезть. Когда я сюда приехал, знаешь, кого первым делом увидел? Скотов! Пропитые, бездумные, бездушные. Они могли только воровать по мелочи и пить до усрачки. Сутками! Не просыхая. Сами в грязи, в дерьме, но чтобы водка обязательно была. И – много. Нормальные люди в этой среде просто не выживали. Или спивались, или удирали отсюда без оглядки.
– То есть ты здесь что-то вроде мессии?
– Ну и что в этом плохого? В идее мессии, того же, кстати, Христа, есть один очень существенный момент. Тот показывал чудеса для того, чтобы люди уверовали, пришли, так сказать, в единое стадо.
– А другие этим стадом будут руководить?
– Будут! И это нужно. Потому что большинство людей не может самоорганизоваться. Не приспособлены они к этому. Другое дело, что церковь оказалась слишком косной структурой, неспособной эффективно изменяться в соответствии с эпохой. Потому что, к примеру, православие создавалось как, говоря приблизительно, военно-государственная партия. В период войн и государственного строительства церковь еще на что-то способна, но при этом оказалась совершенно не готова к мирной жизни.
– Слушай, Коль, давай не будем про это. Такая это тема мутная. И бесконечная. Ты про дворец хотел.
Чекалин кивнул и показал на пепельницу:
– Вот гляди. Это пепел. Чтобы он образовался, нужно его из чего-то получить. Так?
– Естественно. Но при чем здесь пепел?
– Точно так же и дворец. В "Тысяче и одной ночи" джинн, помнишь, как говорит о своих способностях? "Я могу разрушить город и построить дворец". Но не наоборот! То есть для постройки дворца ему нужен некий материал. В том числе для транспортировки и покрытия прочих сопутствующих расходов. Так что монастырь-то построить таким способом можно, но вот что при этом рухнет – вопрос.
– Ты хочешь сказать, что когда ты поставил дыбом ковер…
– Вот именно! В данном случае я тратил исключительно собственный ресурс. Но перед этим я хорошо поел. Понимаешь, разговоры о долгой жизни магов по большей части выдумки. Сказки. Если, конечно, маг практикует.
– А если нет? – спросил Павел.
– Ну, тогда, в принципе, есть варианты. Но при этом он работает как замкнутая сама на себя система, с внешней подпиткой. Увы, в таком случае он уже не практикующий маг.
– А если подпитка будет очень большой?
– Двигатель, находящийся на консервации, в любом случае сохраняется дольше работающего. Но при этом он может корродировать, а его составные части менять свои рабочие свойства и даже конфигурацию, вследствие обычного старения металла. Да и вообще, я не вижу никакого смысла в вечной жизни. Вечный Жид – отличный тому пример. В каком-то смысле речь еще может идти об эффективном долголетии, но с возрастом происходят неизбежные изменения психики. Понимаешь, будь мне лет десять или пятнадцать, я поднатужился бы и в одну ночь отгрохал этот монастырь, сотворив чудо, подвиг и глупость в одном флаконе. С возрастом же я понимаю, что люди должны это сделать сами, чтобы ценить сделанное. И чтоб их дети ценили. И чтобы продолжали это делать. Давай подолью.
Павел смотрел, как Чекалин наливает коньяк, и начинал понимать, почему тот превратился в отца Николая. Человеку захотелось найти смысл жизни в помощи конкретным людям и – чего уж там! – в покое. Но при этом вопросы к нему оставались.
– Ну а исчез-то ты почему? Мы уж всякое думали.
– Инквизиция, да? – усмехнулся хозяин. – Нет, я до такого уровня конфронтации не дошел.
– А она была?
– Кто? Конфронтация? Так я ж тебе объясняю.
– Что, Петрович не научил тебя строить дворцы? – подначил Павел.
– Господи! Да при чем здесь дворцы! Петрович… – Чекалин отвернулся, невидяще уставившись в стеклянную дверцу шкафа, за которой виднелись корешки книг. – Он измельчает профессию.
– Не понял. Переведи.
– Он сознательно сужает рамки. Жестко сужает. Я уже тогда много чего мог делать такого, а он гнал меня, да и всех нас, в одном направлении. Ну как же тебе объяснить? Человек уже стал скульптором, пусть и не таким уж великим, а его все заставляют рисовать эскизы.
– В каком смысле? Ты хочешь сказать, что перерос Петровича? – насторожился Павел.
– Да нет, вряд ли. Он сильный маг, очень сильный. Один из самых-самых, уж поверь мне. Но у него свой бзик. Он считал, да и сейчас наверняка считает, что мы должны работать только с людьми, но не переходить на неживую материю. По сути – обычные гипнотизеры. Даже пусть не совсем обычные, ладно! Но он сознательно уничтожает целое направление практической магии.
– Слушай, по-моему, ты перегибаешь. Уж Петрович-то никак не похож на уничтожителя.
– Он и тебе мозги запудрил. Ты когда-нибудь бывал в академических институтах? Где всякие академики, профессора и прочее?
– Ну, не бывал. А может, и был. Уже не вспомню. Много где приходилось бывать. А что?
– Да то! Посмотришь на них – все такие христосики. С бородками, благообразные, умные, интеллигентные, такие речи говорят – заслушаешься! А сколько они толковых ребят зарубили на своих ученых советах? Не счесть. Не повышая при этом голоса и не давая даже повода усомниться в их праве на небожительство. И все для того, чтобы отстоять свою линию в науке, защитить свое насиженное место от возможных конкурентов. Так и он.
– Ты это серьезно? – усомнился Павел.
– Если б несерьезно, не сидели бы мы здесь с тобой.
Чекалин залпом допил коньяк. Заметно было, что человек волнуется. Задели его за живое. В бутылке уже оставалось меньше трети.
– Ну хорошо, допустим, – примирительно проговорил Павел. – Но ведь у него нет лицензии на монополию. Есть и другие маги, не слабее его. Они-то что?
– Есть, конечно, – как-то вяло согласился отец Николай. Видать, перегорел. Устал.
– Они-то должны другой точки зрения придерживаться. Не могут же все в одну дуду дудеть.
– По идее, да. Только у меня на этот счет большие сомнения. В свое время я потолковал с одним человеком… Но ты учти, что в условиях работы под маг-директором наши контакты с другими практически сведены к нулю. Так, случайные пересечения, которые мягко, но очень эффективно пресекаются. Поэтому всей картины мы не видим и не знаем. Не только ты и я, а все мы. Любых цветов и оттенков. Так вот он, человек этот, сказал мне, что между высшими магами, ну, теми, кого мы называем маг-директорами, заключено что-то вроде соглашения. Про мировое правительство слышал?
– Да кто не слышал? Только, по-моему, фигня все это. Есть крупные финансово-промышленные корпорации, которые определяют общую экономику и политику стран и даже регионов, да и то не всегда, и все. Политики, военные. Мафия, в конце концов.
– Ага! А мы как в эту картинку вписываемся? Да при желании я один могу самую большую корпорацию раком поставить. А уж Петрович со своей командой – тем более. Деньги штука, конечно, важная, без них всего этого, – Чекалин коротким жестом обвел свой кабинет, – не было бы, как и много другого. Но есть кое-что посильнее денег. Или, если хочешь, важнее.
– И что же?
– Люди. Просто люди. Дети, женщины, любовь, секс, удовольствия. Даже трудности, хотя их, естественно, никто не любит.
– Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? – вернул его в колею разговора Павел.
– А-а. Ну, в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!
– Как, силой, что ли?
– Найдут способ, – сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. – Вот у тебя – я помню – были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?
Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы, шманцы, обниманцы – это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол, и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первым заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино– и закускопад, подняв все это хозяйство высоко над столом. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал свои силы и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и всё. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.
Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.
Рюмка мягко опустилась на стол.
– А налить старому товарищу слабо?
С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она чуточку вихляла в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.
– Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое заварим! Я серьезно.
– Спасибо, конечно. Но как-то…
– Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают – бери, бьют – беги. Давай за это и выпьем.
Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть – любо-дорого. Гусары отдыхают.
Но Павел, пришибленный интеллигентщиной и всем таким прочим, сказал, нарушая традицию:
– Я не знаю. Надо подумать. И вообще…
– Брось! – Теперь было видно, что Чекалин изрядно пьян. – Знаешь, что я тебе расскажу? Ну вот, как ты думаешь, почему я здесь поселился? Именно в этом месте?
– Да откуда ж я знаю.
Разговор теперь стал отчетливо напоминать характер пьяного трепа, когда все сначала клянутся в любви и вечной дружбе, а потом ни с того ни с сего начинают бить друг дружку по морде. Пора завязывать.
– Этот монастырь не просто крепость или там оплот веры. Это! – Чекалин поднял вверх палец и сделал многозначительную паузу, всем своим видом показывая, что сейчас он произнесет нечто эпохальное. Откроет тайну. Нет – Истину! – Охранная зона!
– Чего?
– Того самого. Но это завтра. Завтра. Не в темноте же шарить. Расскажи-ка ты пока про себя. Не стесняйся. Уж коли приехал, так не молчи. Может, помогу тебе чем.
Уходить от ответа во второй раз выглядело бы и вовсе нахальством, поэтому Павел, стараясь не очень вдаваться в детали, изложил историю последних дней.
– Я вообще не понимаю, как такое может быть, – заключил он. – Понимаешь? Все как сговорились. Ну не я это! Веришь?
– Да я-то верю. И Петрович, думаю, тоже. Иначе бы он не дал тебе мой адресок. Но тогда кто же наследил-то?
– Я бы сам хотел узнать.
– Слушай, а у тебя нет, скажем, брата-близнеца?
– Да откуда!
– Или другого кровного родственника. Отец, сын.
– Только мать. Но я тебя уверяю!
– Это понятно, – отмахнулся Чекалин. – Тогда странно.
– Слушай, а вот ты по поводу брата сказал. Что, такое возможно?
– Сам я, честно говоря, не сталкивался с таким, но разговор о чем-то подобном как-то имел место. Хотя при большом желании, а главное, умении, отличия, конечно же, отыщутся. Это как с отпечатками пальцев. Но уж если экспертизу сам Петрович проводил! – Чекалин развел руками. – То есть точно нет? Может, ты не в курсе? Знаешь, как в детективах пишут? Родилась двойня, но второго ребеночка украли, а матери сообщили, что тот умер. В роду-то у вас двойни-тройни бывали?
– Ничего такого не слышал. Ну уж до прадедов точно. А там, сам понимаешь. И по поводу украли тоже вряд ли. Роды у матери принимал хороший знакомый отца. Можно сказать, друг. Я, кстати, знаю его.
– Что, наведывается? – заинтересовался Чекалин.
– Да нет, с чего бы. Нет, как-то очень давно шли вместе с отцом и случайно встретили его. Ну он и сказал, мол, вот человек, который тебя на свет белый вытащил. Больше, кажется, и не встречались. Так что вряд ли.
– Да, не похоже. Ну что, давай спать? Утро вечера мудренее.
Заснул Павел сразу и спал, кажется, без сновидений, хотя на новом месте, как правило, засыпал плохо, долго ворочаясь и прилаживаясь к незнакомой лежанке. Тут же, как ни странно, и минуты не прошло, как он отключился. Прошедший день выдался тяжелым, из-за этого, должно быть, и вырубился. Да и алкоголь сказал свое веское слово. Вопреки расхожей и не больно-то смешной шутке, гуляющей в их среде с незапамятных времен, гласившей, что, заснув в доме волшебника, рискуешь проснуться с волшебной палочкой в известном месте, он отошел ко сну спокойно и без тревог.
Глава 13
СЛЕДСТВИЕ
Смотреть на это было тяжело. Вид смерти на неподготовленного человека и вообще-то действует не лучшим образом, но когда умирает кто-то такой молодой, да еще по собственной воле, это производит особенно сильное впечатление.
Мальчишка лежал в ванной с перерезанными венами. От крови вода стала красной и непрозрачной, так что тела под ней практически не было видно, угадывались только очертания. Голова, склоненная набок, тоже наполовину скрыта, так что выражение лица толком не разглядеть.
Когда они – Горнин и Перегуда – вошли в ванную комнату, на полу сидела кошка, обычная трехцветная кошка в еле заметную серую полоску, из тех, что можно увидеть на любом дворе, и лакала из розоватой лужицы.
Горнин, на правах гостя шедший первым, увидев ее, сначала остолбенел, настолько сюрреалистичным было это зрелище, а потом так страшно крикнул: "Брысь!", что кошка рванула с места, пролетев у него между ног, оставляя на полу мокрые отпечатки почему-то только одной лапы.
– Ну ни хрена себе заявочки! – сказал маг-директор, повторяя любимую фразу истопника скорбного дома, с которым когда-то был знаком. Уже много лет он не произносил эту присказку, а тут она вдруг сама слетела с языка. – Что это у тебя за зоопарк тут?
– Это его кошка, – ответил Перегуда, взглядом показывая на ванну.
– Да уж, – покачал головой Горнин, не находя слов. Кошка и впрямь была тут совсем не к месту. И уж тем более за подобным занятием. – А он вообще кто?
– Мой воспитанник, – сказал хозяин усадьбы таким тоном, что у кого другого желание задавать вопросы отбило бы начисто.
– Вот как? А не маловат ли? Что молчишь, Рома?
– Не твое дело! – огрызнулся тот.
– Как это не мое? Интересно! Ты тут у себя детский сад, понимаешь, разводишь, а дело не мое. Давай колись. А то у меня уж очень нехорошие мысли возникают.
– Это сын моих знакомых, – отчеканил Перегуда. – Он временно живет здесь.
– Вот именно что живет. И не хватало бы еще, что незнакомых.
– Ты не имеешь права меня допрашивать, и мы здесь не за этим. Давай работать.
– Ладно, – не стал упорствовать генеральный директор ООО «Лад». – Мы еще успеем вернуться к этому вопросу. А сейчас действительно давай поработаем. Надеюсь, тут никто ничего, так сказать…
– Как ты смеешь меня подозревать!
– Почему бы мне не посметь? Смею, Рома. Кто мне это запретит? Ты? Тогда зачем приглашал? Мог бы и без меня, сам, по-тихому.
– Тут замешан твой человек! – твердо заявил Перегуда.
Они стояли в ванной, над мертвым телом мальчишки, и переругивались, больше всего напоминая двух старых склочников, впавших в маразм, а не практикующих магов с огромным опытом и возможностями. Посмотреть на них со стороны, послушать – полный идиотизм. Но уж очень они друг друга не любили, и события сегодняшнего дня это только усугубили.
– Ты ошибаешься. Уже не мой. Твой, Рома. Я его передал тебе со всеми потрохами. По твоему, кстати, настоянию. И, чуть не забыл, я там тебе презентик привез, в машине остался. Бутылочку коньяка коллекционного. Напомни потом, ладно?
Перегуда буркнул: "Перебьюсь без твоих подарков" – и принялся работать, снимая с крохотного помещения следы магического воздействия. Потом они, действуя согласованно и молча, подступили к ванной.
От их присутствия, от испарения теплой воды, замешанной на крови, находиться тут было трудно. Сладковатый запах плоти давил на обоняние и психику, хотелось побыстрее покинуть место смерти, но два маг-директора старались стоически выполнять свои обязанности квалифицированных экспертов, не прибегая при этом к воздействию на окружающую среду, что могло бы значительно упростить их пребывание здесь.
Они не первый год работали в паре, и технология снятия «отпечатков» была ими давно оговорена и отработана. Другое дело, что в последнее время они старались насколько возможно ограничить свои встречи, но на их профессионализме это не сказывалось. Их магические следы никоим образом не должны накладывать либо воздействовать на магические следы того, чьи действия они расследовали и изучали. Редко, очень редко, на их общей памяти всего раза три, но порой возникали ситуации, когда арбитром в их споре, буде такой возникал, выступал кто-то третий, для которого следы следовало сохранить в неприкосновенности. Один раз, и обоим это воспоминание не доставляло удовольствия, это был коллегиальный арбитраж. Несмотря на то что такой показатель – всего один случай за всю практику – мог считаться более чем удовлетворительным, повторять тот опыт никому из них не хотелось. Для обоих это было сродни тому, как если бы они находились под трибуналом. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.
– Ты закончил? – спросил Перегуда.
– Нет еще. Давай-ка по комнатам еще пройдемся.
Спорить в таких случаях не полагалось, но тем не менее Перегуда спросил:
– Зачем это? И так достаточно.
– Как знаешь. – Горнин вышел из ванной, жадно вдыхая показавшийся удивительно свежим воздух, хотя наверняка и здесь пахло кровью и смертью, только по сравнению с маленькой и душной ванной, где остывало тело мальчишки, перерезавшего себе вены обыкновенным перочинным ножиком, которые с некоторых пор в любом киоске свободно продают чуть ли не младенцам, это было уже незаметно.
– Ладно.
И они опять стали работать, собирая следы.
За пределами гостевых апартаментов, где трудились сейчас два мага, шла обычная жизнь. Люди что-то делали, ели, ругались, убивали друг друга, любили, совершали покупки, мечтали и предавались страстям, но тут, в относительно небольшом пространстве, два человека, каждый из которых при желании мог бы стать королем, кинозвездой, предсказателем, подпольным миллионером, прожигающим жизнь, да и вообще кем угодно, трудились в поте лица, проявляя усердие куда большее, чем иной следователь, прибывший на убийство. Посторонний же человек, если б такой случайно попал сюда в это время, с немалым удивлением увидел бы, как два немолодых мужика, явно не бедствующие, не то что ходят, а еле передвигаются по комнате, приоткрыв рты и рыская глазами по сторонам, совершая при этом дурацкие движения руками. Двое слепоглухонемых сумасшедших ищут выход, не иначе.
– Ну, все? – наконец спросил Перегуда.
– Думаю, да. Пока.
На это многозначительное «пока», означающее не что иное, как намек на возможные будущие неприятности, Роман Георгиевич предпочел не обращать внимания. Тоже пока. Не царское это дело.
– Тогда пошли.
– Ты милицию вызывать будешь?
– А сам как считаешь? – язвительно поинтересовался Перегуда. – Ясное дело! Что же мне, в огороде его хоронить?
– Откуда мне знать, – пробормотал Горнин как бы про себя. В театре такие реплики обозначают пометкой "в сторону". – У тебя аппаратура сертифицирована?
– И опломбирована!
– А ты хорошо подготовился.
– Не дури, ты прекрасно понимаешь, что я здесь ни при чем.
– Да? А вот я что-то не помню, чтобы эксперту в индивидуальном порядке было разрешено не то что закупать, а даже пользоваться техникой. Как ты это объяснишь?
– Тебе я ничего объяснять не собираюсь, и не надейся. Так ты идешь?
– Ладно. Но пломбы я проверю. И еще одно. Я хочу, чтобы тут поработала моя "нюхачка".
– Зачем? Через полчаса мы с тобой и так все будем знать, без всяких там твоих девок.
– Тогда едем в Подольск.
Несколько секунд Перегуда сверлил своего оппонента огненным взглядом. Сумел бы – испепелил к чертовой матери!
– Я тебя еще раз спрашиваю – зачем? – наконец проговорил он, затолкав внутрь себя свои чувства. Спросил почти спокойно.
– Вообше-то я мог бы сказать, что это мое условие и на этом остановиться, но я тебе отвечу. Она брала его след. Все эти дни. И ты, подозреваю, в курсе. Она должна идти по следу до конца. Это ее работа, и она ее выполнит.
– Ищейка? – надменно спросил Перегуда. И уточнил для полной ясности: – Легавая.
Горнин посмотрел на него долгим взглядом. Никакой доброты в нем не угадывалось. Ни на йоту.
– Так кто тебе был этот парнишка? – спросил он. – Будем разбираться?
– Ладно. Я согласен, – Перегуда скривился. – Пусть нюхает.
– Предупреди своих людей, а я сейчас ей позвоню.
– Только побыстрее! Мне еще милицию вызывать.
– Вызовешь, – рассеянно проговорил Горнин, доставая из кармана телефон. – Нам сейчас не о том нужно думать. Марина? Да, я. Я сейчас на даче у Романа Георгиевича. Срочно требуется твое присутствие. Адрес возьми у секретарши. Жду тебя минут через сорок, а лучше раньше. «Пробки»? Ну, это мы возьмем на себя. Правильно я говорю, Рома? Все, жду тебя. Оба ждем. Ну вот, скоро будет, – сообщил он Перегуде.
– Что-то мне твоя идея не нравится.
– А мне не нравится то, что здесь происходит. Будем сравнивать? И вообще! – заключил Горнин таким тоном, что было понятно – человек нарывается на скандал.
Но Перегуда не спешил поддаваться этой дешевой провокации.
– Тогда пошли смотреть. Или мы здесь будем ждать твою ищейку?
– Ладно. Идем. Только ты предупреди своих держиморд, чтобы ее сразу сюда провели. И пусть никто сюда не суется!
– Не учи меня! – огрызнулся Перегуда. – Надо Мамонтова с собой взять.
– Это еще для чего? – удивился Горнин, останавливаясь перед дверью, к ручке которой он уже протянул было руку.
– Как образец.
– Еще чего! Видеть его не желаю. Да и смысла нет. У нас есть его маг-код. Не забывай, ведь он в то время под ним ходил. Так что он сам нам не нужен. По крайней мере пока.
Перегуда подозрительно посмотрел на него.
– Ты считаешь?
– А ты, как будто, по-другому думаешь?
– Хорошо. Пойдем. Никуда он не денется. Нужен будет – пригласим.
– Вот и я о том же.
Отдав стоящим в коридоре охранникам распоряжения, Перегуда прямо на ходу выбросил «щупальце» вниз, в комнату, где они оставили Мамонтова. Заметив это, Горнин насмешливо спросил:
– Проверяешь свою новую игрушку?
– Не твое дело!
– Конечно. Только, вижу, не доверяешь ты людям. Даже своим.
Они уже спускались по лестнице, и тут Роман Георгиевич не выдержал:
– Что это ты так активно дистанцируешься от него, а? Это наводит на кое-какие размышления.
– Хорошо, если наводит, – ворчливо ответил Горнин. – Ну, где у тебя лаборатория? Показывай.
То, что он назвал лабораторией, находилось в небольшом строении, расположенном сзади основного дома, так что со стороны его практически не было видно. Вроде бы обычная садовая постройка, где хранится садово-огородный инвентарь, ну и, не исключено, проживает садовник, может быть, даже с семьей. Ну а то, что дверь массивная, так они здесь все не из фанеры. К тому же некоторые садовые механизмы стоят побольше иной легковушки.
Мальчишка лежал в ванной с перерезанными венами. От крови вода стала красной и непрозрачной, так что тела под ней практически не было видно, угадывались только очертания. Голова, склоненная набок, тоже наполовину скрыта, так что выражение лица толком не разглядеть.
Когда они – Горнин и Перегуда – вошли в ванную комнату, на полу сидела кошка, обычная трехцветная кошка в еле заметную серую полоску, из тех, что можно увидеть на любом дворе, и лакала из розоватой лужицы.
Горнин, на правах гостя шедший первым, увидев ее, сначала остолбенел, настолько сюрреалистичным было это зрелище, а потом так страшно крикнул: "Брысь!", что кошка рванула с места, пролетев у него между ног, оставляя на полу мокрые отпечатки почему-то только одной лапы.
– Ну ни хрена себе заявочки! – сказал маг-директор, повторяя любимую фразу истопника скорбного дома, с которым когда-то был знаком. Уже много лет он не произносил эту присказку, а тут она вдруг сама слетела с языка. – Что это у тебя за зоопарк тут?
– Это его кошка, – ответил Перегуда, взглядом показывая на ванну.
– Да уж, – покачал головой Горнин, не находя слов. Кошка и впрямь была тут совсем не к месту. И уж тем более за подобным занятием. – А он вообще кто?
– Мой воспитанник, – сказал хозяин усадьбы таким тоном, что у кого другого желание задавать вопросы отбило бы начисто.
– Вот как? А не маловат ли? Что молчишь, Рома?
– Не твое дело! – огрызнулся тот.
– Как это не мое? Интересно! Ты тут у себя детский сад, понимаешь, разводишь, а дело не мое. Давай колись. А то у меня уж очень нехорошие мысли возникают.
– Это сын моих знакомых, – отчеканил Перегуда. – Он временно живет здесь.
– Вот именно что живет. И не хватало бы еще, что незнакомых.
– Ты не имеешь права меня допрашивать, и мы здесь не за этим. Давай работать.
– Ладно, – не стал упорствовать генеральный директор ООО «Лад». – Мы еще успеем вернуться к этому вопросу. А сейчас действительно давай поработаем. Надеюсь, тут никто ничего, так сказать…
– Как ты смеешь меня подозревать!
– Почему бы мне не посметь? Смею, Рома. Кто мне это запретит? Ты? Тогда зачем приглашал? Мог бы и без меня, сам, по-тихому.
– Тут замешан твой человек! – твердо заявил Перегуда.
Они стояли в ванной, над мертвым телом мальчишки, и переругивались, больше всего напоминая двух старых склочников, впавших в маразм, а не практикующих магов с огромным опытом и возможностями. Посмотреть на них со стороны, послушать – полный идиотизм. Но уж очень они друг друга не любили, и события сегодняшнего дня это только усугубили.
– Ты ошибаешься. Уже не мой. Твой, Рома. Я его передал тебе со всеми потрохами. По твоему, кстати, настоянию. И, чуть не забыл, я там тебе презентик привез, в машине остался. Бутылочку коньяка коллекционного. Напомни потом, ладно?
Перегуда буркнул: "Перебьюсь без твоих подарков" – и принялся работать, снимая с крохотного помещения следы магического воздействия. Потом они, действуя согласованно и молча, подступили к ванной.
От их присутствия, от испарения теплой воды, замешанной на крови, находиться тут было трудно. Сладковатый запах плоти давил на обоняние и психику, хотелось побыстрее покинуть место смерти, но два маг-директора старались стоически выполнять свои обязанности квалифицированных экспертов, не прибегая при этом к воздействию на окружающую среду, что могло бы значительно упростить их пребывание здесь.
Они не первый год работали в паре, и технология снятия «отпечатков» была ими давно оговорена и отработана. Другое дело, что в последнее время они старались насколько возможно ограничить свои встречи, но на их профессионализме это не сказывалось. Их магические следы никоим образом не должны накладывать либо воздействовать на магические следы того, чьи действия они расследовали и изучали. Редко, очень редко, на их общей памяти всего раза три, но порой возникали ситуации, когда арбитром в их споре, буде такой возникал, выступал кто-то третий, для которого следы следовало сохранить в неприкосновенности. Один раз, и обоим это воспоминание не доставляло удовольствия, это был коллегиальный арбитраж. Несмотря на то что такой показатель – всего один случай за всю практику – мог считаться более чем удовлетворительным, повторять тот опыт никому из них не хотелось. Для обоих это было сродни тому, как если бы они находились под трибуналом. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было.
– Ты закончил? – спросил Перегуда.
– Нет еще. Давай-ка по комнатам еще пройдемся.
Спорить в таких случаях не полагалось, но тем не менее Перегуда спросил:
– Зачем это? И так достаточно.
– Как знаешь. – Горнин вышел из ванной, жадно вдыхая показавшийся удивительно свежим воздух, хотя наверняка и здесь пахло кровью и смертью, только по сравнению с маленькой и душной ванной, где остывало тело мальчишки, перерезавшего себе вены обыкновенным перочинным ножиком, которые с некоторых пор в любом киоске свободно продают чуть ли не младенцам, это было уже незаметно.
– Ладно.
И они опять стали работать, собирая следы.
За пределами гостевых апартаментов, где трудились сейчас два мага, шла обычная жизнь. Люди что-то делали, ели, ругались, убивали друг друга, любили, совершали покупки, мечтали и предавались страстям, но тут, в относительно небольшом пространстве, два человека, каждый из которых при желании мог бы стать королем, кинозвездой, предсказателем, подпольным миллионером, прожигающим жизнь, да и вообще кем угодно, трудились в поте лица, проявляя усердие куда большее, чем иной следователь, прибывший на убийство. Посторонний же человек, если б такой случайно попал сюда в это время, с немалым удивлением увидел бы, как два немолодых мужика, явно не бедствующие, не то что ходят, а еле передвигаются по комнате, приоткрыв рты и рыская глазами по сторонам, совершая при этом дурацкие движения руками. Двое слепоглухонемых сумасшедших ищут выход, не иначе.
– Ну, все? – наконец спросил Перегуда.
– Думаю, да. Пока.
На это многозначительное «пока», означающее не что иное, как намек на возможные будущие неприятности, Роман Георгиевич предпочел не обращать внимания. Тоже пока. Не царское это дело.
– Тогда пошли.
– Ты милицию вызывать будешь?
– А сам как считаешь? – язвительно поинтересовался Перегуда. – Ясное дело! Что же мне, в огороде его хоронить?
– Откуда мне знать, – пробормотал Горнин как бы про себя. В театре такие реплики обозначают пометкой "в сторону". – У тебя аппаратура сертифицирована?
– И опломбирована!
– А ты хорошо подготовился.
– Не дури, ты прекрасно понимаешь, что я здесь ни при чем.
– Да? А вот я что-то не помню, чтобы эксперту в индивидуальном порядке было разрешено не то что закупать, а даже пользоваться техникой. Как ты это объяснишь?
– Тебе я ничего объяснять не собираюсь, и не надейся. Так ты идешь?
– Ладно. Но пломбы я проверю. И еще одно. Я хочу, чтобы тут поработала моя "нюхачка".
– Зачем? Через полчаса мы с тобой и так все будем знать, без всяких там твоих девок.
– Тогда едем в Подольск.
Несколько секунд Перегуда сверлил своего оппонента огненным взглядом. Сумел бы – испепелил к чертовой матери!
– Я тебя еще раз спрашиваю – зачем? – наконец проговорил он, затолкав внутрь себя свои чувства. Спросил почти спокойно.
– Вообше-то я мог бы сказать, что это мое условие и на этом остановиться, но я тебе отвечу. Она брала его след. Все эти дни. И ты, подозреваю, в курсе. Она должна идти по следу до конца. Это ее работа, и она ее выполнит.
– Ищейка? – надменно спросил Перегуда. И уточнил для полной ясности: – Легавая.
Горнин посмотрел на него долгим взглядом. Никакой доброты в нем не угадывалось. Ни на йоту.
– Так кто тебе был этот парнишка? – спросил он. – Будем разбираться?
– Ладно. Я согласен, – Перегуда скривился. – Пусть нюхает.
– Предупреди своих людей, а я сейчас ей позвоню.
– Только побыстрее! Мне еще милицию вызывать.
– Вызовешь, – рассеянно проговорил Горнин, доставая из кармана телефон. – Нам сейчас не о том нужно думать. Марина? Да, я. Я сейчас на даче у Романа Георгиевича. Срочно требуется твое присутствие. Адрес возьми у секретарши. Жду тебя минут через сорок, а лучше раньше. «Пробки»? Ну, это мы возьмем на себя. Правильно я говорю, Рома? Все, жду тебя. Оба ждем. Ну вот, скоро будет, – сообщил он Перегуде.
– Что-то мне твоя идея не нравится.
– А мне не нравится то, что здесь происходит. Будем сравнивать? И вообще! – заключил Горнин таким тоном, что было понятно – человек нарывается на скандал.
Но Перегуда не спешил поддаваться этой дешевой провокации.
– Тогда пошли смотреть. Или мы здесь будем ждать твою ищейку?
– Ладно. Идем. Только ты предупреди своих держиморд, чтобы ее сразу сюда провели. И пусть никто сюда не суется!
– Не учи меня! – огрызнулся Перегуда. – Надо Мамонтова с собой взять.
– Это еще для чего? – удивился Горнин, останавливаясь перед дверью, к ручке которой он уже протянул было руку.
– Как образец.
– Еще чего! Видеть его не желаю. Да и смысла нет. У нас есть его маг-код. Не забывай, ведь он в то время под ним ходил. Так что он сам нам не нужен. По крайней мере пока.
Перегуда подозрительно посмотрел на него.
– Ты считаешь?
– А ты, как будто, по-другому думаешь?
– Хорошо. Пойдем. Никуда он не денется. Нужен будет – пригласим.
– Вот и я о том же.
Отдав стоящим в коридоре охранникам распоряжения, Перегуда прямо на ходу выбросил «щупальце» вниз, в комнату, где они оставили Мамонтова. Заметив это, Горнин насмешливо спросил:
– Проверяешь свою новую игрушку?
– Не твое дело!
– Конечно. Только, вижу, не доверяешь ты людям. Даже своим.
Они уже спускались по лестнице, и тут Роман Георгиевич не выдержал:
– Что это ты так активно дистанцируешься от него, а? Это наводит на кое-какие размышления.
– Хорошо, если наводит, – ворчливо ответил Горнин. – Ну, где у тебя лаборатория? Показывай.
То, что он назвал лабораторией, находилось в небольшом строении, расположенном сзади основного дома, так что со стороны его практически не было видно. Вроде бы обычная садовая постройка, где хранится садово-огородный инвентарь, ну и, не исключено, проживает садовник, может быть, даже с семьей. Ну а то, что дверь массивная, так они здесь все не из фанеры. К тому же некоторые садовые механизмы стоят побольше иной легковушки.