Страница:
Сергей Куприянов
Маги нашего города
Глава 1
ПАВЕЛ
Оказалось, что еще нет и семи, когда телефон, настроенный на максимальную громкость, оторвал голову Павла от подушки. Пока он тянулся рукой к трубке, лежащей на столике возле кровати, то успел, находясь еще в полусне, прикинуть, кто бы это мог быть. Любка? Вряд ли. Она спит часов до одиннадцати, а если до этого было посещение бара или казино, то вообще непредсказуемо. Клиент? Ну, бессовестных таких… Впрочем, найдется парочка идиотов, которым не спится. Мать? Рановато все же, хотя она к этому времени уже встает, но человек совестливый, в такую рань трезвонить не будет. Ошиблись номером? Ну, нет, от этого он еще в прошлом году заговор поставил. Так, слабенький, на вторую от силы категорию, но этого хватало. Против госорганов, типа милиции, этого маловато, но милиция его и не беспокоила. Так с какого перепуга?
– Ну? – хрипло проговорил он в трубку.
– Паша, аврал в задницу три креста!
– Чего?
Голос дежурного оператора, предпочитающего, чтобы его называли Егором – на самом деле Артур, ну да и черт с ним, – он узнал, но признавать это не хотелось. Хотелось спать. Или хотя бы поваляться с полчаса. В покое. Без звонков. Без телевизора. Одному.
– У нас ЧП! – продолжал возбужденно, очень возбужденно говорить дежурный.
– Где это «у нас»?
– На терминале! Срочно дуй туда.
– Куда? Я ничего не понимаю. Чего ты мне названиваешь ни свет ни заря?
Придуриваясь, Павел все еще надеялся, что ему удастся вырвать у судьбы, точнее у Егора, эти заветные полчаса. Ну хоть пятнадцать минут. Пять! Под одеялом так хорошо.
– «Титан-сервис» обворовали.
Все, конец сну, конец мечтам, конец покою. «Титан-сервис» – это серьезно. Если бы что-то другое, тогда еще можно было бы пободаться. Здесь же глухо. Он сам ставил защиту на этот терминал, лично. Так что и отвечать ему. И вылезать из-под одеяла – тоже.
Сна уже не было ни в одном глазу. Он поймал себя на том, что какой-то кусок жизни прошел мимо него, просто выпал, потому что до этого он лежал под одеялом, в тепле и неге, а тут уже скачет посреди комнаты, одной рукой прижимая к уху телефон, а другой пытается натянуть джинсы.
– Я все понял. Еду! – крикнул он и, отключив трубку, бросил ее на разворошенную кровать. Без нее процесс одевания пошел быстрее.
Электронные часы, стоящие на столе, показывали 6:49. Норматив на выход у него пять минут. Так что он даже успел выпить полстакана сока и сунуть в зубы сигарету, перед тем как часы показали 6:53, и выскочил за дверь.
«Жигули» старой, снятой с производства третьей модели он купил за сущие копейки. Вдвое дороже стоило довести машину до ума, хотя до него она была в хороших руках. Ее прежний хозяин, весьма старый отставник внутренних войск, держал свою «тачку» в образцовом порядке все двадцать лет. Хранил ее в гараже, своевременно проводил ТО, проделывал все возможные антикоррозийные мероприятия и не очень гонял. За все двадцать лет «трешка» не прошла и восьмидесяти тысяч. Типичный автомобиль дачного пользования. В целом неплохая машина, если не смотреть по сторонам, где ездят новенькие «мерсы» и прочие ихнемарки, обогнавшие несчастный «жигуль» на целое столетие. Поэтому кое-какие усовершенствования были просто необходимы, а также заимствования вроде титановых (позже закрашенных) дисков, фирменной резины, замены всей ходовой части и крайне капитального ремонта двигателя. В каком-то смысле это была его гордость. Не в последнюю очередь потому, что на дороге ее игнорировали. Как гаишники, так и подставщики, так что не требовалось понапрасну тратиться.
Таможенный терминал «Титан-сервис» расположен недалеко от Внукова. По нормальному – ехать часа полтора. И то, если не вляпаешься в «пробку». Хотя ранним утром их, как правило, не бывает. Нет, вот есть же такая дрянь, которую даже заклятья не берут!
Павел домчался за сорок минут, выкурив за это время две сигареты. Учитывая, что пепельница в «классике» далеко не такая вместительная, как хотелось бы, и еще то, что с прошлого раза он забыл ее опорожнить, и без того не самый комфортный салон стал напоминать помойку. Грязь Павел Мамонтов не переносил органически. Не то армия привила привычку к порядку, не то натура такая. Наверное, одно наложилось на другое.
Дрянней ситуации он и представить не мог. ТТТС (установившаяся аббревиатура таможенного терминала «Титан-сервис») занимался таможенным сопровождением и ответственным хранением таможенных грузов. Причем грузов зачастую весьма специфических. И – дорогостоящих. Тоже весьма.
Одним из последних контрактов фирмы была проводка экзотики – шесть африканских львов (половозрелые самцы и самки пополам) и два бенгальских тигра, оба самцы. Из-за ветеринарных и международных требований необходима передержка зверей на терминале, что обычно составляет от пяти дней до месяца. Дело дорогостоящее, но, когда заказчик платит, а он платит, все остальные только радуются.
Года два тому назад на складах терминала происходили хищения. Охрана с ног сбилась, кого-то поймали, кого-то, естественно, нет, но в процессе хозяин с кем-то поговорил или ему посоветовали, словом, он вышел на магов, которые запечатывают двери лучше самых крутых, самых-рассамых фирменных замков. Не то для понта, – а чем, дескать, я хуже других, – не то и в самом деле проникшись, он подписал договор, по которому люди вроде Мамонтова с телефонной периодичностью обеспечивали безопасность таможенных грузов, находящихся на ответственном хранении.
Восемь лично им запечатанных клеток были пусты.
Честно сказать, он не очень над ними старался. Ну кто, в самом деле, захочет и, главное, сможет украсть таких хищников! Так, второй или третьей степени заклятие. Границы тут размыты, даже профессионалам они не всегда ясны. К тому же на терминале имеется внутренняя охрана, регулярно патрулирующая помещения. То есть, честно говоря, заговор по большей части был сделан именно от охраны. Полезут ребята сдуру в клетку, погладить зверя либо покормить, или, хуже того, дрессировать вздумают, а тот им головенку раз – и оторвет.
Но это издали он увидел, на подходе.
Все восемь клеток он заклял собственным словом. Не шаблонным, которое, в конце концов, можно найти в справочнике, а своим собственным. Вскрыть его – это надо уметь. Да и не в этом даже дело. Его порвали.
Это не так просто объяснить, если такие объяснения вообще возможны. Самая, наверное, наглядная демонстрация заклятия, это когда на дверь арестованной квартиры следователь наклеивает полоску бумаги с печатями и собственной подписью. Эту бумажку может снять сам следователь или хозяин квартиры, но это совсем другой случай. Скажем, снять ее, для того чтобы отворить дверь, хочет чужой. При этом допустим, что это не бумажка, а, предположим, картонка или жестянка, приклеенная достаточно прочно, так, что голыми руками не справиться. Итак, есть несколько вариантов. Перерезать ее ножницами. Поддеть ломиком и оторвать. Перебить выстрелом из пистолета или хоть из пушки. Можно облить кислотой. Можно поджечь (вариант – разрезать газовой горелкой). Кажется, все. Но в данном случае, если возвращаться к аналогии с бумажкой, ее просто поддели пальцем и порвали. Именно как бумагу. Без усилий. Нагло. Павлу даже подумалось, демонстративно. Вызывающе.
А вообще он был в растерянности. Он не то что не встречался с подобным, даже не слышал о таком. Ведь для того, чтобы снять чужое заклятие даже первой степени, нужно изрядно потрудиться. Для начала хорошо бы знать, что это вообще за заклятие. Во-вторых, нужно иметь определенные навыки. В-третьих, энное количество времени. В-четвертых… В-четвертых, Паша понял, что впал в панику.
Стараясь не смотреть в сторону взбешенного директора терминала, только что примчавшегося на своем черно-пепельном «Мерседесе», он достал мобильник и позвонил своему директору.
– Петрович? Да, я, привет. Тут такое дело…
– Ты уже на «Титане»?
– О том и говорю. В общем…
– Кончай мямлить. Ну?
– Мои заплатки порвали.
– Чего сделали?
– Порвали!
Некоторое время маг-директор молчал. Видно, осмысливал услышанное. Наверное, тоже не встречался с подобным. Или переключил внимание на дорогу; судя по звукам, доносящимся из телефона, Петрович ехал на машине.
– Я скоро буду. А ты пока осмотрись там, покрути носом. И не отвлекайся.
Последнее было самым ценным советом, потому что здешний директор уже нацелился на Павла коршуном, готовясь задавать бессмысленные вопросы типа: «За что я вам плачу?» и не вовремя грозить: «Я вас разорю к чертовой матери! Вы мне за все заплатите!» Демонстративно повернулся к нему спиной и занялся клетками. Они остро пахли хищниками. Неподалеку, отвлекая Пашу, монотонно бубнил охранник, дежуривший этой ночью.
Нагло порванные заклятия медленно таяли, от них, словно от разлагающихся мертвецов, исходил сладковатый запах. В нем было что-то смутно знакомое, рождая непонятные ассоциации, но какие именно, Павел понять не успел. Директор, круглолицый коротышка одного примерно с Пашей возраста, закончил с охранником и налетел-таки на него.
– Ну и как вы все это объясните?
Был он возбужден и жаждал крови. Просто упырь какой-то. Впрочем, его можно понять. Случай беспрецедентный и влетит ему в хорошую копеечку. Хотя он, кажется, страхует взятые на хранение грузы.
– Пока еще разбираюсь, – стараясь говорить миролюбиво и официально, ответил Павел.
– Раньше надо было разбираться! Вы же мне обещали, что никто не сможет вскрыть! Ни одна живая душа!
– Значит, это была неживая.
– Бросьте ваши дурацкие шуточки!
– В какое время это произошло? – попытался он перевести перепалку в деловое русло.
– Откуда я знаю! Это ваше дело знать!
– У вас же тут система наблюдения, – Паша показал на видеокамеру, висящую на стене.
Директор диковато посмотрел на него, ничего не сказал, выхватил мобильник, словно самурай свой меч, и умчался по проходу, что-то возбужденно говоря в телефон. Можно было бы наложить заплатку ему на рот, но зачем лишать человека возможности выговориться. Ему сейчас и без того несладко. Наверное, не привык приходить на работу в такую рань. Черт, отвлек, дурак. Теперь снова нужно настраиваться.
Судя по всему, времени прошло уже прилично, потому что заплатки успели порядком истончиться и теперь висели рваными тряпками. Надо было запаивать клетки целиком. Только кто же мог подумать! Львы! Тигры! Это не беспомощные компьютерные блоки и даже не безобидные черепахи. Это хищники! Плотоядные. Ну ладно бы их вместе с клетками сперли, это хоть как-то было бы понятно, так ведь нет. Кстати…
Паша быстро осмотрел нижнюю кромку ближайшей к нему клетки, в которой, судя по табличке на дверце, еще вчера жил лев по кличке Нар (они бы еще Нарком зверя нарекли). Заплатка, поставленная им против уноса неделю назад, была на месте. Той же второй-третьей степени надежности. На остальных клетках – тоже. Но они были старше и, в известном смысле, дряхлее тех, порванных. Впрочем, при определенных условиях заплатки могут упрочняться, но здесь явно не тот случай. Правда, нижние отличаются от дверных, но разница не так уж и велика, всего несколько слов, не имеющих принципиального значения.
– Четыре часа! – рявкнули над ухом так, что Паша дернулся и ударился затылком о распахнутую дверцу клетки.
Проглотив изготовившееся вырваться наружу ругательство, он посмотрел на возбужденного директора, потирая рукой ушибленное место.
– Чего?
– В четыре часа камеры слежения отключились!
Он чуть было не сказал: «Ну и что?» Уже забыл, что дал директору направление, в котором можно развернуть бурную деятельность, больше смахивающую на разрушение.
– А когда включились?
– В половине пятого!
Это был удар под дых. Полчаса. Восемь клеток за полчаса. Шестнадцать заклятий. По две минуты на каждое. Плюс звери. Плюс время на приход-уход. Со зверями, кстати!
Такого просто не может быть.
– Как видишь, может, – вернул его к действительности голос Петровича.
Паша подумал, что, наверное, он свою мысль высказал вслух, сам того не заметив. Рановато он потерял контроль над речевой функцией. Так и до недержания недалеко.
– Доброе утро.
– И чем же таким оно у тебя доброе? – недобро поинтересовалось начальство, осматривая клетку царя зверей. – Ну, и что скажешь?
Что сказать, он не знал. Сам ничего не понимал. Пребывая если не в нокауте, то в нокдауне точно, трудно блистать эрудицией. Паша пожал плечами, испытывая при этом некоторое облегчение; появление начальства как бы снимало с него часть ответственности, во всяком случае, освобождало от необходимости объясняться с хозяином ТТТС.
В обычные дни с Петровичем тоже бывает непросто общаться, при том, что мужик он в целом неплохой, во всяком случае, справедливый. Но когда возникает ситуация вроде этой, то есть когда на сцене присутствует третье лицо – заказчик или проверяющий, – он становится невыносим. Тут уж он может запросто наорать на подчиненного, брызгать слюной и выкрикивать такие слова, которые в лексиконе воспитанных людей просто неприемлемы. Впрочем, к титулу воспитанного человека Петрович никогда не стремился, ему хватало того, что у него было. Конечно, во всем этом присутствует элемент игры. Просто нужно продемонстрировать постороннему, что сам, своей властью с ходу готов порвать подчиненного на кусочки и раскидать их на семь ветров, как бы говоря этим, что иных оргмероприятий проводить не следует. Не самый сложный, но все еще действенный прием.
– Нет, ты плечиком мне тут не пожимай. Не красна девица! Ты мне объясни, что тут произошло и вообще, как такое могло произойти. Как?! Кстати, – он резко повернулся к директору ТТТС, – какие грузы вы вчера принимали?
Тот растерялся от неожиданного вопроса. Да и в самом деле, при чем тут грузы?
– Какие грузы?
– Это я вас спрашиваю, какие. Можно это срочно выяснить?
– Ну, естественно.
– Тогда я вас попрошу, сделайте это. Ладно? Только, если возможно, побыстрее. Это очень важно. Надеюсь, мне не надо вам объяснять?
– Да, я понял.
Обычно вальяжно-медлительный, как истый барин в окружении холопов, маленький директор только что не бегом припустил в сторону офиса. Это могло бы быть смешным, если б не ситуация.
Паша не заметил, чтобы Петрович применял чары, так что достигнутый эффект можно целиком отнести на счет его навыков, приобретенных на административно-бюрократической стезе.
– Какие будут соображения? – спросил он, забыв о бизнесмене и целиком переключившись на проблему.
– Ничего не понимаю. Может, конкуренты? – предположил Паша.
Некоторый резон в его словах был. Конкуренты у них и впрямь имелись, но период бурных войн, когда все средства хороши, миновал. По крайней мере в последнее время никаких вылазок не отмечалось ни с одной, ни с другой стороны, и повода, во всяком случае такого, чтобы идти на подобного рода провокацию, тоже не было.
– Ну… – как бы согласился Петрович. – А звери тогда где?
Вот это действительно был вопрос вопросов. Ни один из конкурентов, по крайней мере тех, кто был известен, а круг специалистов подобного рода очень невелик, не стал бы красть зверей. Ну выпустили бы хищников из клеток, ну побезобразничали бы они тут, напакостили в соответствии со своей звериной натурой – все! Этого достаточно. Зачем же огород городить? А если это не так, если речь идет о банальной краже, тогда что же получается? Тогда очень нехорошо получается.
Паша не успел до конца додумать, потому что своды терминала потряс просто-таки нечеловеческий вопль, от которого эхо заходило по стенам.
Петрович, собравшийся было опереться рукой о прутья клетки, вздрогнул, промахнулся и, не успев поменять позицию, больно ударился о железо локтем.
– Мать! – рявкнул он, отпрянув и потирая ушибленное место.
По соседнему проходу торопливо протопал охранник, устремляясь по направлению к офису. Паша, решив, что аборигену проще идентифицировать место происхождения звука, устремился за ним, предоставив начальнику возможность самому разбираться со своими проблемами.
Когда-то помещение терминала строилось как ангар, но потом то ли надобность в хранении самолетов отпала, то ли руководство терминала ловко сумело убедить кого надо, что их услуги важней, чем какие-то там самолеты, но уже несколько лет это обширное строение занимал ТТТС. Через передние ворота сюда завозили груз, нуждающийся в передержке, а в задней части бывшего ангара находился трехэтажный офис, имеющий как отдельный вход, так и дверь, ведущую в зону хранения, так что вся фирма располагалась очень компактно.
Следуя за охранником, Паша влетел на третий этаж, где разместились кабинеты руководства и большой холл, такой большой, что в нем можно хоть строевой подготовкой заниматься, но в основном, как он знал, использовавшийся для проведения корпоративных вечеринок, а если по-простому, то для коллективных пьянок, устраиваемых по самому разному поводу.
Офис фирмы имел прямолинейную структуру с единственным поворотом на девяносто градусов на лестничной площадке. Павел почти настиг охранника и готов был перегнать его, миновав поворот, но вместо этого, обогнув угол, налетел на обтянутую пятнистым камуфляжем спину.
Секьюрити начал орать еще до того, как грохнулся на застеленный серовато-синим ковролином пол. Шагах в трех перед ним сидел, сжавшись в комок и привалившись к стене, сам директор ТТТС. Глаза бессмысленно вытаращены, у ног валяется связка ключей, рот приоткрыт, а тело медленно сотрясается от икоты.
Все это Павел увидел, балансируя над телом визжащего охранника, а когда падения удалось избежать, сам едва не заорал.
Перед ним стоял, осклабившись, лев с длинной – по колени – черно-рыжей гривой. Глаза неподвижные, будто из стекла сделаны, из пасти тянется струйка слюны, фигура напряжена. А за ним, чуть позади и справа, уступом, львица. Тоже замерла, но глазами косит в сторону.
Черт его знает, какой длины прыжок у льва. Сколько он берет с места? Метра два? Три? Больше? Павел почувствовал, что ноги его начинают подгибаться от непреодолимого желания сесть, просто опуститься на пол. Ну может же человек просто сесть на пол?!
Почти неосознанно, скорее по привычке, чем усилием разума, он сделал левой рукой успокаивающий пасс, означающий «мир». Губы механически прошептали слова простого заговора, воспроизводя то, что он делал десятки, если не сотни раз. Это многажды выручало его на темных улицах Москвы и даже в транспорте, где нервы у людей напряжены до предела толкучкой и духотой.
Но это ж зверь!
Эта простая мысль вернула ему силы действовать в той или иной степени осознанно.
Еще у Киплинга в его «Книге джунглей» сделана попытка воспроизвести ту формулу, что примиряет людей и животных, правда, на крайне простом, даже примитивном уровне, низведя сложный коммуникативный момент до элементарного «Мы с тобой одной крови, ты и я». В животном мире родственная кровь почти всегда ничего не значит; один птенец выталкивает из гнезда другого, самцы оленей, даже одного помета, могут насмерть биться за самку, глухари, на что безобидные создания, бьются на току до крови, а что ж тогда говорить о петухах! И это прямые родственники, имеющие действительно одну кровь! Взаимоотношения же между львом и антилопой вообще никакой «однокровности» не несут. Чья кровь пролилась на поле боя, тот и проиграл.
Подобное заклинание Павел делал от силы раза четыре. Нет, скажем, от собак ему отговариваться приходилось, этого добра в Москве нынче столько, что впору всем горожанам вооружаться против них. От кошек приходилось, даже от ворон. Но от крупных хищников – по пальцам перечесть. И нужно при этом учесть, что они были в клетке, то есть реальной угрозы ему самому не представляли. А сейчас звери вот они, метрах в шести-семи. Нужно сделать «ограду», иначе он не успеет. Охранник еще тут верещит, директор икает. Павел осторожно обошел охранника. Странно, почему львы до сих пор не напали. Сыты? Мы с тобой одной крови… Никакой крови! Ничего подобного даже в мыслях. Даже упоминать ее нельзя. Лев облизнулся и наклонил голову, посматривая искоса. С чего это он может быть сыт после ночи? Что, на охоте был?
Снизу кто-то поднимался по лестнице, тяжело ступая.
Ограда. Нужно перекинуть ее через директора. Далековато. Нужно подойти. Паша сделал шажок вперед. Лев, зевнув, тоже. И смотрит. Играет он, что ли? Львица, как-то не по-кошачьи, а… по-лошадиному! – переступив лапами, осталась на месте. Нет, так не пойдет. Ограда… Можно попробовать накидную. Свить здесь, а потом перекинуть через директора. Легковата будет, но на первый раз хватит, а потом он подкрепит с близи. Или черт с ним, с директором?
Шаги снизу приближались. Кого там еще несет? Как не вовремя. Или это Петрович? Похоже… Легкой отмашкой бросил за спину стандартную заплатку-маячок.
Есть тут второй выход? Он не знал. А где остальные? Ведь их – шесть львов да два тигра – восемь. Где остальные звери? Волосы на его макушке зашевелились, как будто сзади кто-то легонько дунул. Едва удержался, чтобы не оглянуться. Нельзя оглядываться! Ограда, сначала ограда. Одного себя он бы защитил простой чертой, на это секунды хватит. Или плащом… Черт, ну почему он тогда, в цирке, хорошенько не поработал со зверями! А потому, что всего предусмотреть нельзя. Он же не в джунглях живет. Ну а сейчас? Взять вчера, к примеру. Когда заплатки свои ляпал. Чугунок самоуверенный. Возомнил о себе. Ноги дрожат… И во рту сухо. Язык еле ворочается. Пивка бы сейчас холодненького, запотевшего. И в парилку… От стены до стены, от стены до стены. Ячейки можно побольше, не крыс ловим. В глаза не смотреть, не смотреть, только в сторону. Но и не отводить взгляда, не прятать. Вертикальные покрепче, на узлах. Ну, можно перекидывать, иначе не сдюжить. Хилая оградка, на соплях, но если это Петрович крадется, он поможет. Вдвоем легче. Теперь к стене. Черт! Чуть директора не задел. Или задел? Что-то голова у него дернулась. Не важно, пока не важно. Потом, все потом. Шаги уже совсем рядом, за поворотом. И – замерли. На заплатку напоролся или маяк заметил Кто?!
Павел шагнул вперед и опять несколько в сторону, даже не шагнул, а скользнул. Лев – и львица! – сдвинулись на шаг к нему. Мягко. По-охотничьи. Свет тут какой-то странный. Или это от оградки его мерцает? В глазах она прямо стоит, ничего другого он толком не видит… Не должен видеть. Но ведь видит! Львов этих, директора. Из-за угла выдвинулась тигриная морда. Нет, троих его загородочка не выдержит. И как только они тут меж собой не передрались?
– Ну, чего тут? – шепнул над ухом Петрович.
– Ограда, – ответил одними губами. Даже вроде без звука.
Тигр выдвинулся уже на полкорпуса.
Ну чего же он молчит? Помог бы хоть. Старший товарищ… Товарищ товарищу ляпус есть в натуре. Кто это сказал? Поднять надо повыше, хотя бы в середине. Пиками такими поднять. Острыми. Черт возьми! Можно же сразу было обоюдоострых пик накидать. Это проще, чем узлы вязать. Не допер. Ну ничего, сейчас. Руки дрожат. Пива кружку!
– Игрушки, – раздалось над ухом.
Он с ума сошел?
– Что?
– Игрушки, – громко повторил Петрович.
Громко до того, что Паша, забыв свое главное дело, обернулся. Рывком, как с испуга. Полное ощущение, что маг-директор тронулся умом со страха, а иметь за спиной безумного мага, это, знаете ли, по меньшей мере неприятно.
Но Петрович выглядел нормальным, даже, больше того, довольным. Чему тут радоваться?! Уже все тело судорогой сводит, а он радуется. Шмякнуть его, что ли? Пробить его не пробьет, но в чувство приведет. Только вот силы уже – все.
– Не понял? Ты посмотри!
Павел в недоумении посмотрел туда, куда показали. Это он про загородку, что ли? Так помог бы, а не скалился. Гривастый лев то пнул задней правой, повторив лошадиную повадку.
– На них смотри!
– Смотрю.
– Господи… Ты на них смотри!
И он посмотрел. И увидел. Игрушки… Самые настоящие. Нет, они живые, конечно, пахнут зверьем, слюна и все такое, но – игрушки. И как, как он этого сразу не заметил! И надо-то было для этого всего ничего. Испугался. Стыдно.
Петрович, похоже, угадал его состояние. Подвинув, даже не подвинув, а придержав за локоть, обошел и двинулся туда. К игрушкам. Ограду рушить не стал, только пригнул так, чтобы перешагнуть можно было. Хилое сооружение при его приближении нагнулось само, как трава от ветра. Но при этом из его левой ладони начала расти мелкая сетка. Директор, тараща глаза, проводил его диким взглядом, а потом, громко икнув, рывком встал на четвереньки и рванул к Паше, суетливым крабом шмыгнул мимо, вскрикнул – нарвался на заплатку – и, если верить ушам, кубарем, самым натуральным образом, скатился по лестнице, а уже оттуда, снизу, взвыл. Ударился, поди, бедолага.
Ударишься тут. Во все, что угодно.
Петрович, стоя около льва, гладил его по голове и гриве, а тот жался к его ногам. Тигр – здоровенный, в клетке он казался меньше – обходил директора справа, явно рассчитывая на свою долю ласки. Львица же, словно напоказ создавая скульптурную композицию, передними лапами встала на спину своего гривастого родича и, вытянув шею, длинным розовым языком прошлась по щеке директора, отчего тот дернулся всем телом. Паше даже показалось, будто он услышал слабый звук наждака. По щетине пришлось, сообразил он. Петрович был небрит. Впрочем, как и он сам.
Откуда-то появился еще один лев, но Павла все это больше не интересовало. Он шагнул к стене и сполз по ней, чувствуя, что ноги отказываются держать его тело. Он устал. Он очень устал. Нет, эта работа не для него. Что это за работа, если с самого утра уматываешься так, будто сутки уголь кидал. Это наказание какое-то. За грехи, наверное. Спать хочется. Загородку тут наплел. Против игрушек. Смешно. И еще плакать хочется. В детстве он хотел вот такую же игрушку. Большую. Живую. Настоящую. И ласковую. Смотрел не отрываясь телевизионную передачу «В мире животных». Гржимека читал, журнал детский про животных. Как же он назывался? Забыл. А потом, уже позже, как отрезало. Это после того, как он увидел на экране охоту львов. Как те рвут зубами недавно еще живую плоть, пачкая морды кровью. Как грызутся за теплое мясо, отгоняя друг друга, а главное – детенышей, львят. После такого никаких таких игрушек он не хотел. Да и вырос уже к тому времени.
– Ну? – хрипло проговорил он в трубку.
– Паша, аврал в задницу три креста!
– Чего?
Голос дежурного оператора, предпочитающего, чтобы его называли Егором – на самом деле Артур, ну да и черт с ним, – он узнал, но признавать это не хотелось. Хотелось спать. Или хотя бы поваляться с полчаса. В покое. Без звонков. Без телевизора. Одному.
– У нас ЧП! – продолжал возбужденно, очень возбужденно говорить дежурный.
– Где это «у нас»?
– На терминале! Срочно дуй туда.
– Куда? Я ничего не понимаю. Чего ты мне названиваешь ни свет ни заря?
Придуриваясь, Павел все еще надеялся, что ему удастся вырвать у судьбы, точнее у Егора, эти заветные полчаса. Ну хоть пятнадцать минут. Пять! Под одеялом так хорошо.
– «Титан-сервис» обворовали.
Все, конец сну, конец мечтам, конец покою. «Титан-сервис» – это серьезно. Если бы что-то другое, тогда еще можно было бы пободаться. Здесь же глухо. Он сам ставил защиту на этот терминал, лично. Так что и отвечать ему. И вылезать из-под одеяла – тоже.
Сна уже не было ни в одном глазу. Он поймал себя на том, что какой-то кусок жизни прошел мимо него, просто выпал, потому что до этого он лежал под одеялом, в тепле и неге, а тут уже скачет посреди комнаты, одной рукой прижимая к уху телефон, а другой пытается натянуть джинсы.
– Я все понял. Еду! – крикнул он и, отключив трубку, бросил ее на разворошенную кровать. Без нее процесс одевания пошел быстрее.
Электронные часы, стоящие на столе, показывали 6:49. Норматив на выход у него пять минут. Так что он даже успел выпить полстакана сока и сунуть в зубы сигарету, перед тем как часы показали 6:53, и выскочил за дверь.
«Жигули» старой, снятой с производства третьей модели он купил за сущие копейки. Вдвое дороже стоило довести машину до ума, хотя до него она была в хороших руках. Ее прежний хозяин, весьма старый отставник внутренних войск, держал свою «тачку» в образцовом порядке все двадцать лет. Хранил ее в гараже, своевременно проводил ТО, проделывал все возможные антикоррозийные мероприятия и не очень гонял. За все двадцать лет «трешка» не прошла и восьмидесяти тысяч. Типичный автомобиль дачного пользования. В целом неплохая машина, если не смотреть по сторонам, где ездят новенькие «мерсы» и прочие ихнемарки, обогнавшие несчастный «жигуль» на целое столетие. Поэтому кое-какие усовершенствования были просто необходимы, а также заимствования вроде титановых (позже закрашенных) дисков, фирменной резины, замены всей ходовой части и крайне капитального ремонта двигателя. В каком-то смысле это была его гордость. Не в последнюю очередь потому, что на дороге ее игнорировали. Как гаишники, так и подставщики, так что не требовалось понапрасну тратиться.
Таможенный терминал «Титан-сервис» расположен недалеко от Внукова. По нормальному – ехать часа полтора. И то, если не вляпаешься в «пробку». Хотя ранним утром их, как правило, не бывает. Нет, вот есть же такая дрянь, которую даже заклятья не берут!
Павел домчался за сорок минут, выкурив за это время две сигареты. Учитывая, что пепельница в «классике» далеко не такая вместительная, как хотелось бы, и еще то, что с прошлого раза он забыл ее опорожнить, и без того не самый комфортный салон стал напоминать помойку. Грязь Павел Мамонтов не переносил органически. Не то армия привила привычку к порядку, не то натура такая. Наверное, одно наложилось на другое.
Дрянней ситуации он и представить не мог. ТТТС (установившаяся аббревиатура таможенного терминала «Титан-сервис») занимался таможенным сопровождением и ответственным хранением таможенных грузов. Причем грузов зачастую весьма специфических. И – дорогостоящих. Тоже весьма.
Одним из последних контрактов фирмы была проводка экзотики – шесть африканских львов (половозрелые самцы и самки пополам) и два бенгальских тигра, оба самцы. Из-за ветеринарных и международных требований необходима передержка зверей на терминале, что обычно составляет от пяти дней до месяца. Дело дорогостоящее, но, когда заказчик платит, а он платит, все остальные только радуются.
Года два тому назад на складах терминала происходили хищения. Охрана с ног сбилась, кого-то поймали, кого-то, естественно, нет, но в процессе хозяин с кем-то поговорил или ему посоветовали, словом, он вышел на магов, которые запечатывают двери лучше самых крутых, самых-рассамых фирменных замков. Не то для понта, – а чем, дескать, я хуже других, – не то и в самом деле проникшись, он подписал договор, по которому люди вроде Мамонтова с телефонной периодичностью обеспечивали безопасность таможенных грузов, находящихся на ответственном хранении.
Восемь лично им запечатанных клеток были пусты.
Честно сказать, он не очень над ними старался. Ну кто, в самом деле, захочет и, главное, сможет украсть таких хищников! Так, второй или третьей степени заклятие. Границы тут размыты, даже профессионалам они не всегда ясны. К тому же на терминале имеется внутренняя охрана, регулярно патрулирующая помещения. То есть, честно говоря, заговор по большей части был сделан именно от охраны. Полезут ребята сдуру в клетку, погладить зверя либо покормить, или, хуже того, дрессировать вздумают, а тот им головенку раз – и оторвет.
Но это издали он увидел, на подходе.
Все восемь клеток он заклял собственным словом. Не шаблонным, которое, в конце концов, можно найти в справочнике, а своим собственным. Вскрыть его – это надо уметь. Да и не в этом даже дело. Его порвали.
Это не так просто объяснить, если такие объяснения вообще возможны. Самая, наверное, наглядная демонстрация заклятия, это когда на дверь арестованной квартиры следователь наклеивает полоску бумаги с печатями и собственной подписью. Эту бумажку может снять сам следователь или хозяин квартиры, но это совсем другой случай. Скажем, снять ее, для того чтобы отворить дверь, хочет чужой. При этом допустим, что это не бумажка, а, предположим, картонка или жестянка, приклеенная достаточно прочно, так, что голыми руками не справиться. Итак, есть несколько вариантов. Перерезать ее ножницами. Поддеть ломиком и оторвать. Перебить выстрелом из пистолета или хоть из пушки. Можно облить кислотой. Можно поджечь (вариант – разрезать газовой горелкой). Кажется, все. Но в данном случае, если возвращаться к аналогии с бумажкой, ее просто поддели пальцем и порвали. Именно как бумагу. Без усилий. Нагло. Павлу даже подумалось, демонстративно. Вызывающе.
А вообще он был в растерянности. Он не то что не встречался с подобным, даже не слышал о таком. Ведь для того, чтобы снять чужое заклятие даже первой степени, нужно изрядно потрудиться. Для начала хорошо бы знать, что это вообще за заклятие. Во-вторых, нужно иметь определенные навыки. В-третьих, энное количество времени. В-четвертых… В-четвертых, Паша понял, что впал в панику.
Стараясь не смотреть в сторону взбешенного директора терминала, только что примчавшегося на своем черно-пепельном «Мерседесе», он достал мобильник и позвонил своему директору.
– Петрович? Да, я, привет. Тут такое дело…
– Ты уже на «Титане»?
– О том и говорю. В общем…
– Кончай мямлить. Ну?
– Мои заплатки порвали.
– Чего сделали?
– Порвали!
Некоторое время маг-директор молчал. Видно, осмысливал услышанное. Наверное, тоже не встречался с подобным. Или переключил внимание на дорогу; судя по звукам, доносящимся из телефона, Петрович ехал на машине.
– Я скоро буду. А ты пока осмотрись там, покрути носом. И не отвлекайся.
Последнее было самым ценным советом, потому что здешний директор уже нацелился на Павла коршуном, готовясь задавать бессмысленные вопросы типа: «За что я вам плачу?» и не вовремя грозить: «Я вас разорю к чертовой матери! Вы мне за все заплатите!» Демонстративно повернулся к нему спиной и занялся клетками. Они остро пахли хищниками. Неподалеку, отвлекая Пашу, монотонно бубнил охранник, дежуривший этой ночью.
Нагло порванные заклятия медленно таяли, от них, словно от разлагающихся мертвецов, исходил сладковатый запах. В нем было что-то смутно знакомое, рождая непонятные ассоциации, но какие именно, Павел понять не успел. Директор, круглолицый коротышка одного примерно с Пашей возраста, закончил с охранником и налетел-таки на него.
– Ну и как вы все это объясните?
Был он возбужден и жаждал крови. Просто упырь какой-то. Впрочем, его можно понять. Случай беспрецедентный и влетит ему в хорошую копеечку. Хотя он, кажется, страхует взятые на хранение грузы.
– Пока еще разбираюсь, – стараясь говорить миролюбиво и официально, ответил Павел.
– Раньше надо было разбираться! Вы же мне обещали, что никто не сможет вскрыть! Ни одна живая душа!
– Значит, это была неживая.
– Бросьте ваши дурацкие шуточки!
– В какое время это произошло? – попытался он перевести перепалку в деловое русло.
– Откуда я знаю! Это ваше дело знать!
– У вас же тут система наблюдения, – Паша показал на видеокамеру, висящую на стене.
Директор диковато посмотрел на него, ничего не сказал, выхватил мобильник, словно самурай свой меч, и умчался по проходу, что-то возбужденно говоря в телефон. Можно было бы наложить заплатку ему на рот, но зачем лишать человека возможности выговориться. Ему сейчас и без того несладко. Наверное, не привык приходить на работу в такую рань. Черт, отвлек, дурак. Теперь снова нужно настраиваться.
Судя по всему, времени прошло уже прилично, потому что заплатки успели порядком истончиться и теперь висели рваными тряпками. Надо было запаивать клетки целиком. Только кто же мог подумать! Львы! Тигры! Это не беспомощные компьютерные блоки и даже не безобидные черепахи. Это хищники! Плотоядные. Ну ладно бы их вместе с клетками сперли, это хоть как-то было бы понятно, так ведь нет. Кстати…
Паша быстро осмотрел нижнюю кромку ближайшей к нему клетки, в которой, судя по табличке на дверце, еще вчера жил лев по кличке Нар (они бы еще Нарком зверя нарекли). Заплатка, поставленная им против уноса неделю назад, была на месте. Той же второй-третьей степени надежности. На остальных клетках – тоже. Но они были старше и, в известном смысле, дряхлее тех, порванных. Впрочем, при определенных условиях заплатки могут упрочняться, но здесь явно не тот случай. Правда, нижние отличаются от дверных, но разница не так уж и велика, всего несколько слов, не имеющих принципиального значения.
– Четыре часа! – рявкнули над ухом так, что Паша дернулся и ударился затылком о распахнутую дверцу клетки.
Проглотив изготовившееся вырваться наружу ругательство, он посмотрел на возбужденного директора, потирая рукой ушибленное место.
– Чего?
– В четыре часа камеры слежения отключились!
Он чуть было не сказал: «Ну и что?» Уже забыл, что дал директору направление, в котором можно развернуть бурную деятельность, больше смахивающую на разрушение.
– А когда включились?
– В половине пятого!
Это был удар под дых. Полчаса. Восемь клеток за полчаса. Шестнадцать заклятий. По две минуты на каждое. Плюс звери. Плюс время на приход-уход. Со зверями, кстати!
Такого просто не может быть.
– Как видишь, может, – вернул его к действительности голос Петровича.
Паша подумал, что, наверное, он свою мысль высказал вслух, сам того не заметив. Рановато он потерял контроль над речевой функцией. Так и до недержания недалеко.
– Доброе утро.
– И чем же таким оно у тебя доброе? – недобро поинтересовалось начальство, осматривая клетку царя зверей. – Ну, и что скажешь?
Что сказать, он не знал. Сам ничего не понимал. Пребывая если не в нокауте, то в нокдауне точно, трудно блистать эрудицией. Паша пожал плечами, испытывая при этом некоторое облегчение; появление начальства как бы снимало с него часть ответственности, во всяком случае, освобождало от необходимости объясняться с хозяином ТТТС.
В обычные дни с Петровичем тоже бывает непросто общаться, при том, что мужик он в целом неплохой, во всяком случае, справедливый. Но когда возникает ситуация вроде этой, то есть когда на сцене присутствует третье лицо – заказчик или проверяющий, – он становится невыносим. Тут уж он может запросто наорать на подчиненного, брызгать слюной и выкрикивать такие слова, которые в лексиконе воспитанных людей просто неприемлемы. Впрочем, к титулу воспитанного человека Петрович никогда не стремился, ему хватало того, что у него было. Конечно, во всем этом присутствует элемент игры. Просто нужно продемонстрировать постороннему, что сам, своей властью с ходу готов порвать подчиненного на кусочки и раскидать их на семь ветров, как бы говоря этим, что иных оргмероприятий проводить не следует. Не самый сложный, но все еще действенный прием.
– Нет, ты плечиком мне тут не пожимай. Не красна девица! Ты мне объясни, что тут произошло и вообще, как такое могло произойти. Как?! Кстати, – он резко повернулся к директору ТТТС, – какие грузы вы вчера принимали?
Тот растерялся от неожиданного вопроса. Да и в самом деле, при чем тут грузы?
– Какие грузы?
– Это я вас спрашиваю, какие. Можно это срочно выяснить?
– Ну, естественно.
– Тогда я вас попрошу, сделайте это. Ладно? Только, если возможно, побыстрее. Это очень важно. Надеюсь, мне не надо вам объяснять?
– Да, я понял.
Обычно вальяжно-медлительный, как истый барин в окружении холопов, маленький директор только что не бегом припустил в сторону офиса. Это могло бы быть смешным, если б не ситуация.
Паша не заметил, чтобы Петрович применял чары, так что достигнутый эффект можно целиком отнести на счет его навыков, приобретенных на административно-бюрократической стезе.
– Какие будут соображения? – спросил он, забыв о бизнесмене и целиком переключившись на проблему.
– Ничего не понимаю. Может, конкуренты? – предположил Паша.
Некоторый резон в его словах был. Конкуренты у них и впрямь имелись, но период бурных войн, когда все средства хороши, миновал. По крайней мере в последнее время никаких вылазок не отмечалось ни с одной, ни с другой стороны, и повода, во всяком случае такого, чтобы идти на подобного рода провокацию, тоже не было.
– Ну… – как бы согласился Петрович. – А звери тогда где?
Вот это действительно был вопрос вопросов. Ни один из конкурентов, по крайней мере тех, кто был известен, а круг специалистов подобного рода очень невелик, не стал бы красть зверей. Ну выпустили бы хищников из клеток, ну побезобразничали бы они тут, напакостили в соответствии со своей звериной натурой – все! Этого достаточно. Зачем же огород городить? А если это не так, если речь идет о банальной краже, тогда что же получается? Тогда очень нехорошо получается.
Паша не успел до конца додумать, потому что своды терминала потряс просто-таки нечеловеческий вопль, от которого эхо заходило по стенам.
Петрович, собравшийся было опереться рукой о прутья клетки, вздрогнул, промахнулся и, не успев поменять позицию, больно ударился о железо локтем.
– Мать! – рявкнул он, отпрянув и потирая ушибленное место.
По соседнему проходу торопливо протопал охранник, устремляясь по направлению к офису. Паша, решив, что аборигену проще идентифицировать место происхождения звука, устремился за ним, предоставив начальнику возможность самому разбираться со своими проблемами.
Когда-то помещение терминала строилось как ангар, но потом то ли надобность в хранении самолетов отпала, то ли руководство терминала ловко сумело убедить кого надо, что их услуги важней, чем какие-то там самолеты, но уже несколько лет это обширное строение занимал ТТТС. Через передние ворота сюда завозили груз, нуждающийся в передержке, а в задней части бывшего ангара находился трехэтажный офис, имеющий как отдельный вход, так и дверь, ведущую в зону хранения, так что вся фирма располагалась очень компактно.
Следуя за охранником, Паша влетел на третий этаж, где разместились кабинеты руководства и большой холл, такой большой, что в нем можно хоть строевой подготовкой заниматься, но в основном, как он знал, использовавшийся для проведения корпоративных вечеринок, а если по-простому, то для коллективных пьянок, устраиваемых по самому разному поводу.
Офис фирмы имел прямолинейную структуру с единственным поворотом на девяносто градусов на лестничной площадке. Павел почти настиг охранника и готов был перегнать его, миновав поворот, но вместо этого, обогнув угол, налетел на обтянутую пятнистым камуфляжем спину.
Секьюрити начал орать еще до того, как грохнулся на застеленный серовато-синим ковролином пол. Шагах в трех перед ним сидел, сжавшись в комок и привалившись к стене, сам директор ТТТС. Глаза бессмысленно вытаращены, у ног валяется связка ключей, рот приоткрыт, а тело медленно сотрясается от икоты.
Все это Павел увидел, балансируя над телом визжащего охранника, а когда падения удалось избежать, сам едва не заорал.
Перед ним стоял, осклабившись, лев с длинной – по колени – черно-рыжей гривой. Глаза неподвижные, будто из стекла сделаны, из пасти тянется струйка слюны, фигура напряжена. А за ним, чуть позади и справа, уступом, львица. Тоже замерла, но глазами косит в сторону.
Черт его знает, какой длины прыжок у льва. Сколько он берет с места? Метра два? Три? Больше? Павел почувствовал, что ноги его начинают подгибаться от непреодолимого желания сесть, просто опуститься на пол. Ну может же человек просто сесть на пол?!
Почти неосознанно, скорее по привычке, чем усилием разума, он сделал левой рукой успокаивающий пасс, означающий «мир». Губы механически прошептали слова простого заговора, воспроизводя то, что он делал десятки, если не сотни раз. Это многажды выручало его на темных улицах Москвы и даже в транспорте, где нервы у людей напряжены до предела толкучкой и духотой.
Но это ж зверь!
Эта простая мысль вернула ему силы действовать в той или иной степени осознанно.
Еще у Киплинга в его «Книге джунглей» сделана попытка воспроизвести ту формулу, что примиряет людей и животных, правда, на крайне простом, даже примитивном уровне, низведя сложный коммуникативный момент до элементарного «Мы с тобой одной крови, ты и я». В животном мире родственная кровь почти всегда ничего не значит; один птенец выталкивает из гнезда другого, самцы оленей, даже одного помета, могут насмерть биться за самку, глухари, на что безобидные создания, бьются на току до крови, а что ж тогда говорить о петухах! И это прямые родственники, имеющие действительно одну кровь! Взаимоотношения же между львом и антилопой вообще никакой «однокровности» не несут. Чья кровь пролилась на поле боя, тот и проиграл.
Подобное заклинание Павел делал от силы раза четыре. Нет, скажем, от собак ему отговариваться приходилось, этого добра в Москве нынче столько, что впору всем горожанам вооружаться против них. От кошек приходилось, даже от ворон. Но от крупных хищников – по пальцам перечесть. И нужно при этом учесть, что они были в клетке, то есть реальной угрозы ему самому не представляли. А сейчас звери вот они, метрах в шести-семи. Нужно сделать «ограду», иначе он не успеет. Охранник еще тут верещит, директор икает. Павел осторожно обошел охранника. Странно, почему львы до сих пор не напали. Сыты? Мы с тобой одной крови… Никакой крови! Ничего подобного даже в мыслях. Даже упоминать ее нельзя. Лев облизнулся и наклонил голову, посматривая искоса. С чего это он может быть сыт после ночи? Что, на охоте был?
Снизу кто-то поднимался по лестнице, тяжело ступая.
Ограда. Нужно перекинуть ее через директора. Далековато. Нужно подойти. Паша сделал шажок вперед. Лев, зевнув, тоже. И смотрит. Играет он, что ли? Львица, как-то не по-кошачьи, а… по-лошадиному! – переступив лапами, осталась на месте. Нет, так не пойдет. Ограда… Можно попробовать накидную. Свить здесь, а потом перекинуть через директора. Легковата будет, но на первый раз хватит, а потом он подкрепит с близи. Или черт с ним, с директором?
Шаги снизу приближались. Кого там еще несет? Как не вовремя. Или это Петрович? Похоже… Легкой отмашкой бросил за спину стандартную заплатку-маячок.
Есть тут второй выход? Он не знал. А где остальные? Ведь их – шесть львов да два тигра – восемь. Где остальные звери? Волосы на его макушке зашевелились, как будто сзади кто-то легонько дунул. Едва удержался, чтобы не оглянуться. Нельзя оглядываться! Ограда, сначала ограда. Одного себя он бы защитил простой чертой, на это секунды хватит. Или плащом… Черт, ну почему он тогда, в цирке, хорошенько не поработал со зверями! А потому, что всего предусмотреть нельзя. Он же не в джунглях живет. Ну а сейчас? Взять вчера, к примеру. Когда заплатки свои ляпал. Чугунок самоуверенный. Возомнил о себе. Ноги дрожат… И во рту сухо. Язык еле ворочается. Пивка бы сейчас холодненького, запотевшего. И в парилку… От стены до стены, от стены до стены. Ячейки можно побольше, не крыс ловим. В глаза не смотреть, не смотреть, только в сторону. Но и не отводить взгляда, не прятать. Вертикальные покрепче, на узлах. Ну, можно перекидывать, иначе не сдюжить. Хилая оградка, на соплях, но если это Петрович крадется, он поможет. Вдвоем легче. Теперь к стене. Черт! Чуть директора не задел. Или задел? Что-то голова у него дернулась. Не важно, пока не важно. Потом, все потом. Шаги уже совсем рядом, за поворотом. И – замерли. На заплатку напоролся или маяк заметил Кто?!
Павел шагнул вперед и опять несколько в сторону, даже не шагнул, а скользнул. Лев – и львица! – сдвинулись на шаг к нему. Мягко. По-охотничьи. Свет тут какой-то странный. Или это от оградки его мерцает? В глазах она прямо стоит, ничего другого он толком не видит… Не должен видеть. Но ведь видит! Львов этих, директора. Из-за угла выдвинулась тигриная морда. Нет, троих его загородочка не выдержит. И как только они тут меж собой не передрались?
– Ну, чего тут? – шепнул над ухом Петрович.
– Ограда, – ответил одними губами. Даже вроде без звука.
Тигр выдвинулся уже на полкорпуса.
Ну чего же он молчит? Помог бы хоть. Старший товарищ… Товарищ товарищу ляпус есть в натуре. Кто это сказал? Поднять надо повыше, хотя бы в середине. Пиками такими поднять. Острыми. Черт возьми! Можно же сразу было обоюдоострых пик накидать. Это проще, чем узлы вязать. Не допер. Ну ничего, сейчас. Руки дрожат. Пива кружку!
– Игрушки, – раздалось над ухом.
Он с ума сошел?
– Что?
– Игрушки, – громко повторил Петрович.
Громко до того, что Паша, забыв свое главное дело, обернулся. Рывком, как с испуга. Полное ощущение, что маг-директор тронулся умом со страха, а иметь за спиной безумного мага, это, знаете ли, по меньшей мере неприятно.
Но Петрович выглядел нормальным, даже, больше того, довольным. Чему тут радоваться?! Уже все тело судорогой сводит, а он радуется. Шмякнуть его, что ли? Пробить его не пробьет, но в чувство приведет. Только вот силы уже – все.
– Не понял? Ты посмотри!
Павел в недоумении посмотрел туда, куда показали. Это он про загородку, что ли? Так помог бы, а не скалился. Гривастый лев то пнул задней правой, повторив лошадиную повадку.
– На них смотри!
– Смотрю.
– Господи… Ты на них смотри!
И он посмотрел. И увидел. Игрушки… Самые настоящие. Нет, они живые, конечно, пахнут зверьем, слюна и все такое, но – игрушки. И как, как он этого сразу не заметил! И надо-то было для этого всего ничего. Испугался. Стыдно.
Петрович, похоже, угадал его состояние. Подвинув, даже не подвинув, а придержав за локоть, обошел и двинулся туда. К игрушкам. Ограду рушить не стал, только пригнул так, чтобы перешагнуть можно было. Хилое сооружение при его приближении нагнулось само, как трава от ветра. Но при этом из его левой ладони начала расти мелкая сетка. Директор, тараща глаза, проводил его диким взглядом, а потом, громко икнув, рывком встал на четвереньки и рванул к Паше, суетливым крабом шмыгнул мимо, вскрикнул – нарвался на заплатку – и, если верить ушам, кубарем, самым натуральным образом, скатился по лестнице, а уже оттуда, снизу, взвыл. Ударился, поди, бедолага.
Ударишься тут. Во все, что угодно.
Петрович, стоя около льва, гладил его по голове и гриве, а тот жался к его ногам. Тигр – здоровенный, в клетке он казался меньше – обходил директора справа, явно рассчитывая на свою долю ласки. Львица же, словно напоказ создавая скульптурную композицию, передними лапами встала на спину своего гривастого родича и, вытянув шею, длинным розовым языком прошлась по щеке директора, отчего тот дернулся всем телом. Паше даже показалось, будто он услышал слабый звук наждака. По щетине пришлось, сообразил он. Петрович был небрит. Впрочем, как и он сам.
Откуда-то появился еще один лев, но Павла все это больше не интересовало. Он шагнул к стене и сполз по ней, чувствуя, что ноги отказываются держать его тело. Он устал. Он очень устал. Нет, эта работа не для него. Что это за работа, если с самого утра уматываешься так, будто сутки уголь кидал. Это наказание какое-то. За грехи, наверное. Спать хочется. Загородку тут наплел. Против игрушек. Смешно. И еще плакать хочется. В детстве он хотел вот такую же игрушку. Большую. Живую. Настоящую. И ласковую. Смотрел не отрываясь телевизионную передачу «В мире животных». Гржимека читал, журнал детский про животных. Как же он назывался? Забыл. А потом, уже позже, как отрезало. Это после того, как он увидел на экране охоту львов. Как те рвут зубами недавно еще живую плоть, пачкая морды кровью. Как грызутся за теплое мясо, отгоняя друг друга, а главное – детенышей, львят. После такого никаких таких игрушек он не хотел. Да и вырос уже к тому времени.