Страница:
подсунули, вместе с бездымным порохом.
- А наши снаряды даже не взрывались, когда броню пробивали...
- Это у легких крейсеров. Главной-то целью броненосцы были. Ни фига-с!
Дрались на равных, разгрома не было, пусть не пи...дят.
В каюту вошел связист в роли вестового.
- Ну ты даешь! А мы уже заждались на третью.
- Не нашел нигде. Завтра ему устрою... Цусиму...
КИП-овец разлил на троих - чуть побольше.
- Ну... за тех. Кто утоп, как говорится.
Выпили, не чокаясь. Пытались перевести разговор на службу, на светские
темы - не вышло. Все равно возвращались к Цусиме.
- ...Что там не говори, а сам по себе переход с Балтики вокруг полмира
- уже геройство. Считай, кругосветка - и все в тропиках, на угле, никаких
тебе кондишенов, и до Цусимы дошли все. Все, понятно? А у нас с Камчатки
вышло два новейших атомохода, а к Дохлаку мы одни доползли. И то - на грани
фола, все ломается. Я бы за тех механиков врезал, вот мужики были!
Пол-литра шила на мандариновых корках как не бывало - и ни в одном
глазу.
- Может, еще залезть в закрома Родины?
- А есть?!
- Да есть... надо только обеспечить перелив, сохраняя скрытность. Там
же наверняка хоть кто-то да не спит.
- Может, не стоит светиться? - засомневался комдив-два.
- Стоит. Цусима - не хухры-мухры. - КИП-овец не сдавался. - Такое раз в
жизни выпадает! А светиться я не буду. Принесу все в чемоданчике от
документации. Я ж хитрый.
- Опытный. - Все улыбнулись.
- Когда подходим-то?
- Да... часа через два. Нам тревогу объявят - проход узкости, - сказал
надводник.
- Ты - как?
- Что - "как"? Нормально, как и все. Вроде, крепко развели, а не берет.
Можно и еще...
- Ну, все. Норматив - пятнадцать минут.
- Прикрыть? - спросил комдив-два.
- Не. Двоих быстрей расшифруют. - И КИП-овец ушел, сосредоточенный.
Когда вернулся через пятнадцать минут, связист и комдив-два опять
толковали про Цусиму.
- ...ведь явно же не успевали! Шли "на убой".
- А что, сдаваться надо было?! Даже сам факт выхода второй эскадры -
это уже шаг, и моральная поддержка для Порт-Артура! - связист рубил, как по
писаному.
"Ведь вот что с человеком делает шило животворящее!" - порадовался
КИП-овец.
- ...но факт произвел обратный эффект - японцы выложились из последних
сил, чтобы взять Порт-Артур, и взяли. Эскадра на пять месяцев опоздала, и
сухопутчикам они тоже дали гари.
- А то, что отступали - фигня, это кутузовская тактика. К концу войны
мы уже превосходили японцев. А во Владик уже первые лодки начали поступать!
- Вот если бы не революция, завалили бы наши первые подводники японцев,
- вмешался КИП-овец. - В норматив уложился, но заслушался вашими заумными
разговорами. Лично я в детстве писал реферат - "Роль флота в русско-японской
войне"...
- А у меня там два прадеда воевали, - предвосхитил вопрос связист, -
один в Маньчжурии где-то, в полку Деникина, другой на "Рюрике".
- Понятно. А в каких чинах?
- В каких... В рядовых, конечно.
- Ну... тогда за предков за наших, которые проливали, как говорится...
Эх!.. ф-фу... хороша водичка...
Говорили о русских артиллеристах, о непонятных интригах в Главном
Артиллерийском Управлении, о том, почему снаряды пробивали броню, да не
взрывались. Говорили о "загадочном гении Ленина", который всегда стоял за
поражение России и рвал ее в клочья в угоду мировой революции. Маньчжурия и
пол-Сахалина после первой революции. После второй - больше: Финляндия,
Польша, Прибалтика, Бессарабия да половина Белоруссии и Украины...
Вдруг корабль чуть накренило на правый борт. СДК начал левый поворот.
- Ну, кажись, мне пора - подошли к Цусиме, - заторопился связист. И,
будто в подтверждение его слов, экипажу СДК дали по боевой "Готовность номер
один". Подводники тоже решили выйти наверх - подышать и посмотреть на ночной
пролив.
КИП-овец чуть поотстал в коридоре. Корабль снова резко изменил курс,
теперь уже вправо.
- Ео-о мое, иди сюда быстрее! Глянь, че деется-то! - заторопил
комдив-два.
Корабль входил в море огней. Впереди, слева и справа аж за горизонт
уходили яркие пятна прожекторов. Множество миниатюрных японских шхун, не
теряя напрасно время, чего-то сосредоточенно ловили, осветив воду. Зрелище
было потрясающее. По правилам наш "мастодонт" должен был далеко обойти
рыбаков, и он, как пьянчужка на церковной площади среди молчаливых богомолок
в Великий Пост, стыдливо рыская и покачиваяс, побрел к выходу из пролива.
- Жируют на нашей кровушке, - сказал комдив-два недобро.
- Знаешь... сдается мне, что вся эта наша враждебность какая-то...
искусственная, что ли. Будто нас держат и натравливают, чтобы еще одного
Перл-Харбора не было. Японцы все ж поумнели после Цусимы - в сорок первом
бросились на янкесов, а не на нас... А вот мы не удержались и кинулись
добивать их, и себе прихватили японского...
- Ну, ты! Что ж теперь, обратно отдавать? А кто наши транспорта втихаря
топил? Скажешь, не топили? Родственнички-подводнички... А "Л-16"?
- Ну, топили... А, - махнул рукой. - Слушай историю. Забирал контейнер
на морвокзале, было у меня ноль-пять на всякий случай. Подхожу к какому-то
приличному деду-работяге, прошу помочь контейнер найти. Пузырь показываю.
Нашли махом, а потом - к нему в каптерку, где и приговорили, значит. Еще и
пивком шлифанулись. Так вот он мне и рассказал, о чем Пикуль умолчал, хотя
не мог не знать.
- Про что?
- А про американские пароходы под разгрузкой, про "студебеккеры" с
тушенкой... С сорок третьего года половину ленд-лиза через Камчатку везли,
американскими конвоями. Потом грузили на наши - и во Владивосток. А вот уже
оттуда поездами на фронт. Говорит, будто америкосы и отстроили
Петропавловск...
- Да мало ли чего может наплести подвыпивший работяга!
- Не скажи. Говорит, сопливым пацаном ходил подбирать консервы, которые
из кузовов выпадали. Героизм не ахти, но риск был... И потом, Петропавловск,
он как - до революции захолустье, ударных строек не наблюдалось, а тут бац!
- триста пятьдесят тысяч город! Что, съел? Не, в добрые американские
намерения я не верю. Нажились на этих войнах и опять наживаются, а нам еще
долго икать. Столько народу положили!
- Там еще осталось?
- Там абсолютно все осталось.
- Пошли уберем, еще вестовой припрется... - и, охватив взглядом еще раз
море, залитое прожекторами от края и до края, подводники ушли в каюту.
Утро было пасмурным, ветряным и холодным. В "тропичке" стало совсем
неуютно. Дальше - больше. В десять ноль-ноль дали построение на баке на
траурный митинг, форма одежды номер три, черная фуражка... Ни хрена себе!
Народ полгода не одевал брюки и галстук, забыл про пуговицы и рукава, а
потому растерянно заметался. Все же врожденные инстинкты северян сработали,
и в полдесятого стройные, загорелые и не похожие на себя (стереотип
подводника: бледный, бородатый и толстый), уже прогуливались по верхней
палубе. Особых шуток и острот по поводу смены формы одежды не было. Витал
еще, видно, над головами трагический дух Цусимы. Не до веселья. Хотя - как
же мы да без казусов?
Все проспал замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз перед входом в
пролив выколотил с последнего нерадивого офицера злополучный реферат и
"притопил", уснул счастливым сном, верный слуга партии.
А инициатива митинга принадлежала командиру СДК. Наш старпом (командир
остался в Камрани расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на утреннем
построении порекомендовал секретарю парторганизации подготовить трех
выступающих. Ну, понятно, от офицеров всегда есть человек, который не
откажется - это он сам. Коммуниста-матроса тоже можно "построить" и написать
ему текст. А вот мичман может и послать.
Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.
- Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто
это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.
- Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих
выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.
- Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?
- Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.
- Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?
- Чуть больше полчаса...
- Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную
приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
- Мичман Барышев.
- Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск
первый кандидат?
- Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...
- Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь
пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть
сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!
Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников,
на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу
бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников -
матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а
внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины
(та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.
Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в
основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и
выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой.
Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту
они здесь.
Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более
конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный
бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.
Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки,
солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке
никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:
...Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского Флага...
В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить
себе дорогу скупая мужская слеза...
Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева:
"...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой
к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."
- Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но
ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...
Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.
Застопорили ход. К левому борту поднесли венки. По трансляции
наконец-то грянул "Варяг". "Варяг", под который военные моряки неизменно шли
парадом по Красной Площади, наш старый, добрый, до предела запетый и
затоптанный "Варяг"... Но здесь уместен был только он. Он звучал по
корабельной трансляции убедительней самой сильной симфонии "живьем" в самом
звучащем концертном зале! Море чувств и эмоций. В горле запершило еще
больше, защемило глаза. Кто пальцами, кто кончиком платочка полезли в уголки
глаз. При опускании венков все встали на одно колено. Здесь руки стали ближе
к глазам, да и голову можно чуть опустить...
После минуты молчания встали, надели фуражки и разошлись. Вообще-то,
минута растянулась до пяти, но и этого было мало. За эти мгновения в душе
пронеслось столько мыслей и чувств, что говорить о чем-либо было неуместно -
не находилось и не хватало слов. Хотелось молчать и думать. Шло какое-то
высшее общение на подсознательном, телепатическом уровне... Коллективное
мышление?
Но жизнь - суета сует! - продолжалась. Надо было идти дальше во
Владивосток. Прозвучала команда, дали ход...
А всеобщая минута молчания осталась позади, повиснув над скорбными
волнами Цусимского пролива печальной мыслеформой чего-то уже свершившегося и
непоправимого...
Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу...
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
Конечно же, случайно. Ведь сама жизнь, по сути дела - это
последовательное сочетание случайностей, постепенно переходящих в
закономерности, то бишь в судьбу. По крайней мере, у нас, у россиян. Это у
них там, на Западе (а теперь уж и на Востоке) все спланировано, все по дням
расписано, по часам и минутам. Не люди, а часовые механизмы какие-то, не
жизнь, а мучение - одна забота, как бы не опоздать. И они думают, что это -
Свобода. Ха! Это у нас свобода, потому что ширь, простор безграничный,
раздолье, и никакие планы не действуют. Вот запланировали нам еврейские
мудрецы коммунизм. А что вышло? Хрен с маслом. Потом спохватились, решили на
рынок перевести. И что? Все тот же хрен, но уже без масла. И точно так же со
всем спланированным.
Так вот, быть туристом я никогда не мечтал, во сне даже. Все сложилось
как-то случайно, само собой, как и все остальное, видно, Судьба такая.
Сначала случайно купил большой рюкзак. Поехали мы с приятелем во
времена сухого закона в Петропавловск за водкой, а нарвались на пиво. Ну,
взяли по два ящика. Естественно, в сумки не лезет, ехали ж за водкой. Что
делать? - извечный русский вопрос. Не возвращать же обратно, народ не
поймет. Вот продавщица нам и посоветовала купить рюкзаки в спортивном
магазине "Старт", благо он рядышком. Были только огромные, короче, мы взяли.
Это явилось первым звеном цепочки случайностей, которые и сделали из меня
туриста.
Потом случайно купил спальный мешок-одеяло. Новинкой тогда еще было:
молнию расстегиваешь, и мешок превращается в одеяло-покрывало двуспальное.
Взял на всякий случай. Время тогда было такое - брать все, что под руку
попадется, потому как денег было много, а товаров мало. В двух словах -
развитой социализм.
Далее. У жены появилась подружка-туристка. В молодости, еще до
замужества жена моя, бывало, тоже с рюкзаком по природе ходила, вот они и
сошлись.
- А вот у нас в походе один такой случай был, ну со смеху умрешь!..
- А у нас в "Трилиуме"... - и понеслось.
Правда, подружку эту я в глаза не видел ни разу, а знаком был только
заочно со слов жены:
- Вот Таня рассказывала, они в поход ходили...
- А вот Таня говорила, они скоро опять в поход собираются...
Я был тогда относительно молод: уже за тридцать и почти все время
посвящал службе Родине. Отечества тогда вроде не существовало, а была только
Родина-мать, и мы, ее сыновья, служили ей, как проклятые, защищали ее
интересы. Это теперь их нет, а раньше были во всем мире: и Вьетнам с
Камбоджей, и Куба с Чили, и Афганистан с Кореей - всех и не перечесть. Но
грянула Перестройка, появилось новое мышление, и интересов у Родины-матери
поубавилось, а сама она потихоньку стала Отечеством. Зато у нас,
подводников, появилось больше свободного времени. Поначалу было страшновато
- куда его столько, аж два выходных. Это ж какое здоровье нужно иметь, чтобы
пропить все свое свободное время?
Вот как-то ранним камчатским летом, когда в сопках еще лежит снег, а
деревья уже зеленые, отпустила нас Родина-мать в пятницу со службы засветло,
часов в шесть-семь вечера. Стыдоба-то какая! Вот так, засветло, Родину
бросать на произвол судьбы, а главное - у всех на виду, и домой. А там жена
по глупости может какую-нибудь работу придумать... Ужас.
Но мы с другом нашли выход. Остановились у какого-то коммерческого
ларька, вскрыли заначки и, не снижая боеготовности, по форме начали что?
Правильно, пиво пить баночное. Ну, если вдруг начнется, то мы тут как тут,
недалеко от лодок, сорок первый не повторится. Перекуриваем, по сторонам
поглядываем, да разговоры говорим про то, какие мы подводники да
разнесчастные. Вот я, к примеру, уже больше десяти лет на Камчатке, а кроме
треугольника Морпорт-Аэропорт-Рыбачий ничего больше не видел, нигде не был и
знаю о Камчатке ровно столько же, сколько какой-нибудь житель Астрахани.
Обидно? Обидно. Начали уже собираться по домам...
- Глянь, туристка какая! - приятель говорит.
Точно. Ничего ж себе! Вах! Стройная, невысокая, загорелая, шорты из
обрезанных джинсов, огромный рюкзак. Только рюкзак не наш - брезентовый
желто-зеленый - а яркий, красочный, со всякими лямками, клапанами и
кармашками. Сразу потянуло в поход. И ведь надо же, как назло, идет в мою
сторону, на "Семь ветров". Налюбовавшись вдоволь видом сзади, решил обогнать
да посмотреть вид спереди, убедиться, и если он будет соответствовать, то,
может, даже... заговорить... о чем?
- Как пройти в библиотеку, придурок, - вмешивается внутренний голос, -
вечно ты страдаешь бесплодием идеи. Спроси, откуда такой рюкзак красивый.
Спроси, куда она с ним идет... Ну! Действуй!
Решительно увеличиваю обороты, обгоняю и совершенно идиотски спрашиваю:
- Девушка, а девушка, а где такие красивые рюкзаки достают?
- Это мне муж с Палдисски привез, австрийский!
Муж - как ледяной душ. Интерес немного упал, но красоты не убавилось, а
потому пытаюсь продолжить разговор.
- В поход, никак, собираетесь?
- Да (кокетливо так).
- И не тяжело с таким вот рюкзачищем? Или это для мужа?
- Да нет... рюкзак удобный. А муж в автономке.
Так-так... Интерес автоматически возрастает.
- А куда, если не секрет, собираетесь?
- Не секрет. На Вилючинский вулкан.
- Пешком?! С ума сошли. Это ж далеко!
- Нет, с турклубом "Трилиум" на ГАЗ-66 под вулкан, а наверх,
естественно, пешком.
- Во здорово! Эх... давно мечтал куда-нибудь выбраться, да все никак, -
начинаю врать с пол-оборота.
- Понимаю. Я своего тоже не могу никуда вытащить - все служба,
служба... Кстати, кажется, есть одно место. Свободное. Если есть желание -
попробуйте.
Я обалдеваю, ведь чувствовал - нельзя так рано уходить со службы. Но,
видно, это судьба, а от нее не уйдешь и не спрячешься. Отдаюсь на волю
судьбы и спрашиваю по-военному: время, место, форма одежды и какой иметь при
себе шанцевый и иной инструмент.
Оказывается, завтра, в субботу, у ДОФа, с рюкзаком, спальником и
жратвой на два дня, ну там, штормовка, темные очки и теплые вещи не
помешают. Все так просто... Про жену и детей молчу - во-первых, не
спрашивают, а во-вторых, вакантное место всего одно.
- Да, да, конечно... - язвит внутренний голос.
- Думаешь, из-за нее? Да я на самом деле хочу в поход! Вот сейчас
попрощаюсь, сверну, и домой кратчайшим путем...
- Ну-ну, сворачивай. Ты просто не знаешь, о чем еще говорить, -
иронизирует, гад.
- Спасибо... - это я ей, - пошел я собираться, до завтра...
- Хоть бы имя спросил, да и самому назваться не помешает, - не
унимается внутренний голос.
Досадуя на собственную бестолковость, я решительно сворачиваю с дороги
на ближайшую боковую тропинку и проваливаюсь в канализационный люк.
- ... твою мать! ...... - это про себя. Руки-ноги целы, только правую
щеку жжет. - Угораздило... - это уже вслух.
- Вам помочь? - нимфа с рюкзаком сверху заботливо вопрошает.
- Не... что вы... - я радостно улыбаюсь, стоя по колено в благоухающей
жиже, по щеке сочится кровь. - Сейчас... вылезу... заскочу к другу, он здесь
недалеко живет... Почищусь - и домой... в поход собираться.
- Возьмите пакетик бинта, у вас же щека поцарапана, - протянула и
исчезла.
Я, посылая проклятия МИС и КЭЧ, вылезаю из преисподней. Воровато
озираюсь по сторонам - слава Богу, никого - и короткими перебежками
возвращаюсь к временно холостякующему приятелю.
- Ты что, подрался?! Где? С кем?
- Да нет. Все гораздо интереснее, - и рассказываю, как было. Он - в
откат.
Форму одежды привел в порядок с помощью щетки и утюга, а вот ботинки
пришлось одевать сырыми. Щеку продезинфицировали спиртом (изнутри). Домой
пошел по-людски, когда темнеть начало.
Идти - не идти? Эта мысль терзала всю дорогу. Говорить жене или не
говорить? Кажется, завтра она работает... Ладно. Как говорил Бонапарт,
главное ввязаться в драку, а там уж победим как-нибудь.
Жена подала ужин и спросила про щеку. Вру, что в "зоне" принимали на
лодку питательную воду, пришлось перед самым уходом залезть в
канализационный колодец, там приемный фланец отошел. Оступился,
поскользнулся, поцарапал щеку, ерунда...
- Ты завтра работаешь? - спрашиваю.
- Работаю, а что?
- Да так... В поход на Вилючинский вулкан предлагают сходить. Идти - не
идти?..
- Кто?
- Да один знакомый человек с ПРЗ, ты его не знаешь.
- А может, знакомая?
- Да ты что?! Какая еще знакомая?
- Ну... мало ли. Мужики все служат...
- Ладно! Выпал один выходной и возможность выбраться, так начинается...
- Ну все-все. Что ж, иди.
Напихал я в свой брезентово-зеленый рюкзак чего попало и спать
завалился. Утро вечера мудренее.
Утром жена эдак загадочно пожелала мне успехов и ушла на работу с
восьми ноль-ноль. Мне - к девяти, посидел еще немного, подхватил свой
шарообразный рюкзак и зашагал степенно к ДОФу.
Смотрю - через пару домов стоит на дороге моя вчерашняя
нимфа-искусительница, а рядом с ней, на скамейке - огромный рюкзак. Ну,
думаю, опять чудеса начинаются, внимательно осматриваюсь по сторонам.
- Здрасьте...
- Здрасьте, - улыбается очаровательно, а у меня сознание помутилось,
как у кочегара из матросской песни.
- Что же он у вас такой огромный? Помочь? - ну кто, скажите мне, кто
прочь помочь красивой улыбающейся девушке, да еще удаль свою показать? А?
То-то.
- Да, - говорит, - а то я собрала альпинистское снаряжение на всю
группу, должен был подойти знакомый один, помочь донести, да что-то вот нет
его... Скажите там, возле ДОФа, что я тут сижу, жду, пусть на машине
подъедут...
- Это уже вызов, если не оскорбление. Я ж гиревик, чемпион ТОФ. Есть
шанс отличиться, отыграться за провал в канализацию.
- Не доверяете?
- Да нет, просто он действительно очень тяжелый, килограмм пятьдесят.
"Ни хрена ж себе, - думаю, - золотое оно что ли, это снаряжение?" Но
молчу об этом, а вслух говорю, что это не так уж и много, выдержат лямки?
- Выдержат, а вот вы? Вдруг упадете еще, - и глазки так опустила. Это
намек на вчерашнее падение, ясно. Молча подседаю под рюкзак, надеваю лямки и
легко встаю, даже слегка подбросил его и крякнул - показалось, что в рюкзаке
тоже что-то крякнуло?..
- Ну, как?
- Вес взят, нормально! - радостно отвечаю, а в рюкзаке аж все
шестьдесят четыре!
- Ну тогда пошли, только поосторожней...
Пошли. Для гиревика, который под двумя двухпудовками стоит десять
минут, шестидесятичетырехкилограммовый (вот слово длинное, уф, еле
выговорил!) рюкзак - не в тягость. Тем более что там гири нужно непрерывно
толкать от груди вверх на прямые руки, а здесь весь груз равномерно
распределен на плечах и пояснице, все так удобно... Идем. Молчим.
- А как вас зовут? - подает первой голос моя спутница.
Вот болван, надо же было самому первым представиться!
- Николя, - отвечаю совершенно по-идиотски. Это производит должный
эффект.
- Хорошо, что не Дормидонт, - вмешивается внутренний голос. - А дальше?
- ...именно так называли меня знакомые женщины в Париже, - как
говорится, Остапа несло. - А вас как зовут?
- Таня, - с улыбкой отвечает. - И давно вы были в Париже?
- Давненько... я там всю жизнь не был, и так тянет, - отшучиваюсь
словами Жванецкого.
У ДОФа все уже в сборе. Пестрая толпа туристов, человек двенадцать.
- О, Татьяна! Привет!
- Привет! А я вот пополнение привела. Знакомьтесь: Николя.
Я представляюсь нормальным полным именем, от стыда провалиться готов...
хотя, пожалуй, лучше не надо. Смутные предчувствия кольнули и тут же
отпустили, Таня мне мило так улыбается...
-Давай сюда рюкзак! - из кузова.
- Он тяжелый, - предупреждаю я и снимаю рюкзак через колено. Толкаю его
в дверь кунга, его подхватывают, тащат.
- Ох, ничего ж себе! Там что? Чей это?
- Поехали, нам ВАИ нужно до десяти проскочить, - старший подвел итог
погрузки. Он же был и водителем.
Дверь захлопывается. Полутьма. Таня где-то в углу, возится в полумраке
со своим рюкзаком. Я молча приглядываюсь к компании. Каждый коллектив
состоит из микрогрупп. Думаю, к кому примкнуть. Хотя - что тут придумывать,
меня привела Таня, значит, я ее "друг". Будь что будет.
По дороге к вулкану где-то останавливались, любовались красотой
природы, фотографировались. Присмотрелся повнимательней. Рыбачий - поселок
небольшой, так что половина народа оказалась знакомой, но не близко: где-то
видел, где-то встречал...
Приехали. Стали разбивать лагерь. Мое дело любимое - заготовка дров.
Рюкзаки из машины вытащили, бросили на землю, и я пошел с топориком на
поиски. Потом запалили костер, и все было нормально.
Дело к вечеру. Поужинали в общей суматохе и неразберихе, разошлись по
палатками - завтра восхождение. Я топчусь на месте. Подходит один знакомый,
и как-то загадочно, что ли - то ли спросил, то ли ответил: "У тебя вообще-то
есть место в палатке?" Вопрос провокационный, отвечаю уклончиво: "Ну, есть,
наверно."
- А, ну все ясно, - подмигнул заговорщически и в свою палатку - шмыг!
- Николай! А чего в палатку не идешь? - это из Таниной, двухместной, а
при желании - и трехместной. Я - в замешательстве...
- Да... рано еще. Пойду, искупаюсь... тут речка недалеко, - пытаюсь
оттянуть неизбежное.
- Да вода ж ледяная!
- А-а, вот в этом вся и прелесть. Я - морж.
- Ну, смотри.
Нет, я и на самом деле морж, можно сказать, с детства. Кстати, моржом я
тоже стал случайно, правда, это отдельный рассказ. "М-да, - думаю, -
ситуация. У нее муж в автономке, у меня жена на работе, а придется ночевать
в одной палатке. А глаз сколько, хотя - какое им дело. И деваться некуда, и
ничто человеческое мне не чуждо... Ладно, пойду для начала охоложусь. Надо
иметь холодный ум, чистые руки и горячее сердце - так Железный Феликс учил.
А там посмотрим.
Искупался. Руки и ноги стали чистыми и холодными. Сердце наоборот,
стучит, как пламенный мотор, а в голове - сумятица. Козьма Прутков учил:
- А наши снаряды даже не взрывались, когда броню пробивали...
- Это у легких крейсеров. Главной-то целью броненосцы были. Ни фига-с!
Дрались на равных, разгрома не было, пусть не пи...дят.
В каюту вошел связист в роли вестового.
- Ну ты даешь! А мы уже заждались на третью.
- Не нашел нигде. Завтра ему устрою... Цусиму...
КИП-овец разлил на троих - чуть побольше.
- Ну... за тех. Кто утоп, как говорится.
Выпили, не чокаясь. Пытались перевести разговор на службу, на светские
темы - не вышло. Все равно возвращались к Цусиме.
- ...Что там не говори, а сам по себе переход с Балтики вокруг полмира
- уже геройство. Считай, кругосветка - и все в тропиках, на угле, никаких
тебе кондишенов, и до Цусимы дошли все. Все, понятно? А у нас с Камчатки
вышло два новейших атомохода, а к Дохлаку мы одни доползли. И то - на грани
фола, все ломается. Я бы за тех механиков врезал, вот мужики были!
Пол-литра шила на мандариновых корках как не бывало - и ни в одном
глазу.
- Может, еще залезть в закрома Родины?
- А есть?!
- Да есть... надо только обеспечить перелив, сохраняя скрытность. Там
же наверняка хоть кто-то да не спит.
- Может, не стоит светиться? - засомневался комдив-два.
- Стоит. Цусима - не хухры-мухры. - КИП-овец не сдавался. - Такое раз в
жизни выпадает! А светиться я не буду. Принесу все в чемоданчике от
документации. Я ж хитрый.
- Опытный. - Все улыбнулись.
- Когда подходим-то?
- Да... часа через два. Нам тревогу объявят - проход узкости, - сказал
надводник.
- Ты - как?
- Что - "как"? Нормально, как и все. Вроде, крепко развели, а не берет.
Можно и еще...
- Ну, все. Норматив - пятнадцать минут.
- Прикрыть? - спросил комдив-два.
- Не. Двоих быстрей расшифруют. - И КИП-овец ушел, сосредоточенный.
Когда вернулся через пятнадцать минут, связист и комдив-два опять
толковали про Цусиму.
- ...ведь явно же не успевали! Шли "на убой".
- А что, сдаваться надо было?! Даже сам факт выхода второй эскадры -
это уже шаг, и моральная поддержка для Порт-Артура! - связист рубил, как по
писаному.
"Ведь вот что с человеком делает шило животворящее!" - порадовался
КИП-овец.
- ...но факт произвел обратный эффект - японцы выложились из последних
сил, чтобы взять Порт-Артур, и взяли. Эскадра на пять месяцев опоздала, и
сухопутчикам они тоже дали гари.
- А то, что отступали - фигня, это кутузовская тактика. К концу войны
мы уже превосходили японцев. А во Владик уже первые лодки начали поступать!
- Вот если бы не революция, завалили бы наши первые подводники японцев,
- вмешался КИП-овец. - В норматив уложился, но заслушался вашими заумными
разговорами. Лично я в детстве писал реферат - "Роль флота в русско-японской
войне"...
- А у меня там два прадеда воевали, - предвосхитил вопрос связист, -
один в Маньчжурии где-то, в полку Деникина, другой на "Рюрике".
- Понятно. А в каких чинах?
- В каких... В рядовых, конечно.
- Ну... тогда за предков за наших, которые проливали, как говорится...
Эх!.. ф-фу... хороша водичка...
Говорили о русских артиллеристах, о непонятных интригах в Главном
Артиллерийском Управлении, о том, почему снаряды пробивали броню, да не
взрывались. Говорили о "загадочном гении Ленина", который всегда стоял за
поражение России и рвал ее в клочья в угоду мировой революции. Маньчжурия и
пол-Сахалина после первой революции. После второй - больше: Финляндия,
Польша, Прибалтика, Бессарабия да половина Белоруссии и Украины...
Вдруг корабль чуть накренило на правый борт. СДК начал левый поворот.
- Ну, кажись, мне пора - подошли к Цусиме, - заторопился связист. И,
будто в подтверждение его слов, экипажу СДК дали по боевой "Готовность номер
один". Подводники тоже решили выйти наверх - подышать и посмотреть на ночной
пролив.
КИП-овец чуть поотстал в коридоре. Корабль снова резко изменил курс,
теперь уже вправо.
- Ео-о мое, иди сюда быстрее! Глянь, че деется-то! - заторопил
комдив-два.
Корабль входил в море огней. Впереди, слева и справа аж за горизонт
уходили яркие пятна прожекторов. Множество миниатюрных японских шхун, не
теряя напрасно время, чего-то сосредоточенно ловили, осветив воду. Зрелище
было потрясающее. По правилам наш "мастодонт" должен был далеко обойти
рыбаков, и он, как пьянчужка на церковной площади среди молчаливых богомолок
в Великий Пост, стыдливо рыская и покачиваяс, побрел к выходу из пролива.
- Жируют на нашей кровушке, - сказал комдив-два недобро.
- Знаешь... сдается мне, что вся эта наша враждебность какая-то...
искусственная, что ли. Будто нас держат и натравливают, чтобы еще одного
Перл-Харбора не было. Японцы все ж поумнели после Цусимы - в сорок первом
бросились на янкесов, а не на нас... А вот мы не удержались и кинулись
добивать их, и себе прихватили японского...
- Ну, ты! Что ж теперь, обратно отдавать? А кто наши транспорта втихаря
топил? Скажешь, не топили? Родственнички-подводнички... А "Л-16"?
- Ну, топили... А, - махнул рукой. - Слушай историю. Забирал контейнер
на морвокзале, было у меня ноль-пять на всякий случай. Подхожу к какому-то
приличному деду-работяге, прошу помочь контейнер найти. Пузырь показываю.
Нашли махом, а потом - к нему в каптерку, где и приговорили, значит. Еще и
пивком шлифанулись. Так вот он мне и рассказал, о чем Пикуль умолчал, хотя
не мог не знать.
- Про что?
- А про американские пароходы под разгрузкой, про "студебеккеры" с
тушенкой... С сорок третьего года половину ленд-лиза через Камчатку везли,
американскими конвоями. Потом грузили на наши - и во Владивосток. А вот уже
оттуда поездами на фронт. Говорит, будто америкосы и отстроили
Петропавловск...
- Да мало ли чего может наплести подвыпивший работяга!
- Не скажи. Говорит, сопливым пацаном ходил подбирать консервы, которые
из кузовов выпадали. Героизм не ахти, но риск был... И потом, Петропавловск,
он как - до революции захолустье, ударных строек не наблюдалось, а тут бац!
- триста пятьдесят тысяч город! Что, съел? Не, в добрые американские
намерения я не верю. Нажились на этих войнах и опять наживаются, а нам еще
долго икать. Столько народу положили!
- Там еще осталось?
- Там абсолютно все осталось.
- Пошли уберем, еще вестовой припрется... - и, охватив взглядом еще раз
море, залитое прожекторами от края и до края, подводники ушли в каюту.
Утро было пасмурным, ветряным и холодным. В "тропичке" стало совсем
неуютно. Дальше - больше. В десять ноль-ноль дали построение на баке на
траурный митинг, форма одежды номер три, черная фуражка... Ни хрена себе!
Народ полгода не одевал брюки и галстук, забыл про пуговицы и рукава, а
потому растерянно заметался. Все же врожденные инстинкты северян сработали,
и в полдесятого стройные, загорелые и не похожие на себя (стереотип
подводника: бледный, бородатый и толстый), уже прогуливались по верхней
палубе. Особых шуток и острот по поводу смены формы одежды не было. Витал
еще, видно, над головами трагический дух Цусимы. Не до веселья. Хотя - как
же мы да без казусов?
Все проспал замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз перед входом в
пролив выколотил с последнего нерадивого офицера злополучный реферат и
"притопил", уснул счастливым сном, верный слуга партии.
А инициатива митинга принадлежала командиру СДК. Наш старпом (командир
остался в Камрани расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на утреннем
построении порекомендовал секретарю парторганизации подготовить трех
выступающих. Ну, понятно, от офицеров всегда есть человек, который не
откажется - это он сам. Коммуниста-матроса тоже можно "построить" и написать
ему текст. А вот мичман может и послать.
Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.
- Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто
это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.
- Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих
выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.
- Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?
- Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.
- Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?
- Чуть больше полчаса...
- Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную
приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
- Мичман Барышев.
- Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск
первый кандидат?
- Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...
- Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь
пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть
сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!
Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников,
на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу
бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников -
матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а
внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины
(та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.
Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в
основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и
выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой.
Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту
они здесь.
Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более
конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный
бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.
Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки,
солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке
никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:
...Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского Флага...
В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить
себе дорогу скупая мужская слеза...
Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева:
"...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой
к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."
- Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но
ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...
Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.
Застопорили ход. К левому борту поднесли венки. По трансляции
наконец-то грянул "Варяг". "Варяг", под который военные моряки неизменно шли
парадом по Красной Площади, наш старый, добрый, до предела запетый и
затоптанный "Варяг"... Но здесь уместен был только он. Он звучал по
корабельной трансляции убедительней самой сильной симфонии "живьем" в самом
звучащем концертном зале! Море чувств и эмоций. В горле запершило еще
больше, защемило глаза. Кто пальцами, кто кончиком платочка полезли в уголки
глаз. При опускании венков все встали на одно колено. Здесь руки стали ближе
к глазам, да и голову можно чуть опустить...
После минуты молчания встали, надели фуражки и разошлись. Вообще-то,
минута растянулась до пяти, но и этого было мало. За эти мгновения в душе
пронеслось столько мыслей и чувств, что говорить о чем-либо было неуместно -
не находилось и не хватало слов. Хотелось молчать и думать. Шло какое-то
высшее общение на подсознательном, телепатическом уровне... Коллективное
мышление?
Но жизнь - суета сует! - продолжалась. Надо было идти дальше во
Владивосток. Прозвучала команда, дали ход...
А всеобщая минута молчания осталась позади, повиснув над скорбными
волнами Цусимского пролива печальной мыслеформой чего-то уже свершившегося и
непоправимого...
Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу...
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
Конечно же, случайно. Ведь сама жизнь, по сути дела - это
последовательное сочетание случайностей, постепенно переходящих в
закономерности, то бишь в судьбу. По крайней мере, у нас, у россиян. Это у
них там, на Западе (а теперь уж и на Востоке) все спланировано, все по дням
расписано, по часам и минутам. Не люди, а часовые механизмы какие-то, не
жизнь, а мучение - одна забота, как бы не опоздать. И они думают, что это -
Свобода. Ха! Это у нас свобода, потому что ширь, простор безграничный,
раздолье, и никакие планы не действуют. Вот запланировали нам еврейские
мудрецы коммунизм. А что вышло? Хрен с маслом. Потом спохватились, решили на
рынок перевести. И что? Все тот же хрен, но уже без масла. И точно так же со
всем спланированным.
Так вот, быть туристом я никогда не мечтал, во сне даже. Все сложилось
как-то случайно, само собой, как и все остальное, видно, Судьба такая.
Сначала случайно купил большой рюкзак. Поехали мы с приятелем во
времена сухого закона в Петропавловск за водкой, а нарвались на пиво. Ну,
взяли по два ящика. Естественно, в сумки не лезет, ехали ж за водкой. Что
делать? - извечный русский вопрос. Не возвращать же обратно, народ не
поймет. Вот продавщица нам и посоветовала купить рюкзаки в спортивном
магазине "Старт", благо он рядышком. Были только огромные, короче, мы взяли.
Это явилось первым звеном цепочки случайностей, которые и сделали из меня
туриста.
Потом случайно купил спальный мешок-одеяло. Новинкой тогда еще было:
молнию расстегиваешь, и мешок превращается в одеяло-покрывало двуспальное.
Взял на всякий случай. Время тогда было такое - брать все, что под руку
попадется, потому как денег было много, а товаров мало. В двух словах -
развитой социализм.
Далее. У жены появилась подружка-туристка. В молодости, еще до
замужества жена моя, бывало, тоже с рюкзаком по природе ходила, вот они и
сошлись.
- А вот у нас в походе один такой случай был, ну со смеху умрешь!..
- А у нас в "Трилиуме"... - и понеслось.
Правда, подружку эту я в глаза не видел ни разу, а знаком был только
заочно со слов жены:
- Вот Таня рассказывала, они в поход ходили...
- А вот Таня говорила, они скоро опять в поход собираются...
Я был тогда относительно молод: уже за тридцать и почти все время
посвящал службе Родине. Отечества тогда вроде не существовало, а была только
Родина-мать, и мы, ее сыновья, служили ей, как проклятые, защищали ее
интересы. Это теперь их нет, а раньше были во всем мире: и Вьетнам с
Камбоджей, и Куба с Чили, и Афганистан с Кореей - всех и не перечесть. Но
грянула Перестройка, появилось новое мышление, и интересов у Родины-матери
поубавилось, а сама она потихоньку стала Отечеством. Зато у нас,
подводников, появилось больше свободного времени. Поначалу было страшновато
- куда его столько, аж два выходных. Это ж какое здоровье нужно иметь, чтобы
пропить все свое свободное время?
Вот как-то ранним камчатским летом, когда в сопках еще лежит снег, а
деревья уже зеленые, отпустила нас Родина-мать в пятницу со службы засветло,
часов в шесть-семь вечера. Стыдоба-то какая! Вот так, засветло, Родину
бросать на произвол судьбы, а главное - у всех на виду, и домой. А там жена
по глупости может какую-нибудь работу придумать... Ужас.
Но мы с другом нашли выход. Остановились у какого-то коммерческого
ларька, вскрыли заначки и, не снижая боеготовности, по форме начали что?
Правильно, пиво пить баночное. Ну, если вдруг начнется, то мы тут как тут,
недалеко от лодок, сорок первый не повторится. Перекуриваем, по сторонам
поглядываем, да разговоры говорим про то, какие мы подводники да
разнесчастные. Вот я, к примеру, уже больше десяти лет на Камчатке, а кроме
треугольника Морпорт-Аэропорт-Рыбачий ничего больше не видел, нигде не был и
знаю о Камчатке ровно столько же, сколько какой-нибудь житель Астрахани.
Обидно? Обидно. Начали уже собираться по домам...
- Глянь, туристка какая! - приятель говорит.
Точно. Ничего ж себе! Вах! Стройная, невысокая, загорелая, шорты из
обрезанных джинсов, огромный рюкзак. Только рюкзак не наш - брезентовый
желто-зеленый - а яркий, красочный, со всякими лямками, клапанами и
кармашками. Сразу потянуло в поход. И ведь надо же, как назло, идет в мою
сторону, на "Семь ветров". Налюбовавшись вдоволь видом сзади, решил обогнать
да посмотреть вид спереди, убедиться, и если он будет соответствовать, то,
может, даже... заговорить... о чем?
- Как пройти в библиотеку, придурок, - вмешивается внутренний голос, -
вечно ты страдаешь бесплодием идеи. Спроси, откуда такой рюкзак красивый.
Спроси, куда она с ним идет... Ну! Действуй!
Решительно увеличиваю обороты, обгоняю и совершенно идиотски спрашиваю:
- Девушка, а девушка, а где такие красивые рюкзаки достают?
- Это мне муж с Палдисски привез, австрийский!
Муж - как ледяной душ. Интерес немного упал, но красоты не убавилось, а
потому пытаюсь продолжить разговор.
- В поход, никак, собираетесь?
- Да (кокетливо так).
- И не тяжело с таким вот рюкзачищем? Или это для мужа?
- Да нет... рюкзак удобный. А муж в автономке.
Так-так... Интерес автоматически возрастает.
- А куда, если не секрет, собираетесь?
- Не секрет. На Вилючинский вулкан.
- Пешком?! С ума сошли. Это ж далеко!
- Нет, с турклубом "Трилиум" на ГАЗ-66 под вулкан, а наверх,
естественно, пешком.
- Во здорово! Эх... давно мечтал куда-нибудь выбраться, да все никак, -
начинаю врать с пол-оборота.
- Понимаю. Я своего тоже не могу никуда вытащить - все служба,
служба... Кстати, кажется, есть одно место. Свободное. Если есть желание -
попробуйте.
Я обалдеваю, ведь чувствовал - нельзя так рано уходить со службы. Но,
видно, это судьба, а от нее не уйдешь и не спрячешься. Отдаюсь на волю
судьбы и спрашиваю по-военному: время, место, форма одежды и какой иметь при
себе шанцевый и иной инструмент.
Оказывается, завтра, в субботу, у ДОФа, с рюкзаком, спальником и
жратвой на два дня, ну там, штормовка, темные очки и теплые вещи не
помешают. Все так просто... Про жену и детей молчу - во-первых, не
спрашивают, а во-вторых, вакантное место всего одно.
- Да, да, конечно... - язвит внутренний голос.
- Думаешь, из-за нее? Да я на самом деле хочу в поход! Вот сейчас
попрощаюсь, сверну, и домой кратчайшим путем...
- Ну-ну, сворачивай. Ты просто не знаешь, о чем еще говорить, -
иронизирует, гад.
- Спасибо... - это я ей, - пошел я собираться, до завтра...
- Хоть бы имя спросил, да и самому назваться не помешает, - не
унимается внутренний голос.
Досадуя на собственную бестолковость, я решительно сворачиваю с дороги
на ближайшую боковую тропинку и проваливаюсь в канализационный люк.
- ... твою мать! ...... - это про себя. Руки-ноги целы, только правую
щеку жжет. - Угораздило... - это уже вслух.
- Вам помочь? - нимфа с рюкзаком сверху заботливо вопрошает.
- Не... что вы... - я радостно улыбаюсь, стоя по колено в благоухающей
жиже, по щеке сочится кровь. - Сейчас... вылезу... заскочу к другу, он здесь
недалеко живет... Почищусь - и домой... в поход собираться.
- Возьмите пакетик бинта, у вас же щека поцарапана, - протянула и
исчезла.
Я, посылая проклятия МИС и КЭЧ, вылезаю из преисподней. Воровато
озираюсь по сторонам - слава Богу, никого - и короткими перебежками
возвращаюсь к временно холостякующему приятелю.
- Ты что, подрался?! Где? С кем?
- Да нет. Все гораздо интереснее, - и рассказываю, как было. Он - в
откат.
Форму одежды привел в порядок с помощью щетки и утюга, а вот ботинки
пришлось одевать сырыми. Щеку продезинфицировали спиртом (изнутри). Домой
пошел по-людски, когда темнеть начало.
Идти - не идти? Эта мысль терзала всю дорогу. Говорить жене или не
говорить? Кажется, завтра она работает... Ладно. Как говорил Бонапарт,
главное ввязаться в драку, а там уж победим как-нибудь.
Жена подала ужин и спросила про щеку. Вру, что в "зоне" принимали на
лодку питательную воду, пришлось перед самым уходом залезть в
канализационный колодец, там приемный фланец отошел. Оступился,
поскользнулся, поцарапал щеку, ерунда...
- Ты завтра работаешь? - спрашиваю.
- Работаю, а что?
- Да так... В поход на Вилючинский вулкан предлагают сходить. Идти - не
идти?..
- Кто?
- Да один знакомый человек с ПРЗ, ты его не знаешь.
- А может, знакомая?
- Да ты что?! Какая еще знакомая?
- Ну... мало ли. Мужики все служат...
- Ладно! Выпал один выходной и возможность выбраться, так начинается...
- Ну все-все. Что ж, иди.
Напихал я в свой брезентово-зеленый рюкзак чего попало и спать
завалился. Утро вечера мудренее.
Утром жена эдак загадочно пожелала мне успехов и ушла на работу с
восьми ноль-ноль. Мне - к девяти, посидел еще немного, подхватил свой
шарообразный рюкзак и зашагал степенно к ДОФу.
Смотрю - через пару домов стоит на дороге моя вчерашняя
нимфа-искусительница, а рядом с ней, на скамейке - огромный рюкзак. Ну,
думаю, опять чудеса начинаются, внимательно осматриваюсь по сторонам.
- Здрасьте...
- Здрасьте, - улыбается очаровательно, а у меня сознание помутилось,
как у кочегара из матросской песни.
- Что же он у вас такой огромный? Помочь? - ну кто, скажите мне, кто
прочь помочь красивой улыбающейся девушке, да еще удаль свою показать? А?
То-то.
- Да, - говорит, - а то я собрала альпинистское снаряжение на всю
группу, должен был подойти знакомый один, помочь донести, да что-то вот нет
его... Скажите там, возле ДОФа, что я тут сижу, жду, пусть на машине
подъедут...
- Это уже вызов, если не оскорбление. Я ж гиревик, чемпион ТОФ. Есть
шанс отличиться, отыграться за провал в канализацию.
- Не доверяете?
- Да нет, просто он действительно очень тяжелый, килограмм пятьдесят.
"Ни хрена ж себе, - думаю, - золотое оно что ли, это снаряжение?" Но
молчу об этом, а вслух говорю, что это не так уж и много, выдержат лямки?
- Выдержат, а вот вы? Вдруг упадете еще, - и глазки так опустила. Это
намек на вчерашнее падение, ясно. Молча подседаю под рюкзак, надеваю лямки и
легко встаю, даже слегка подбросил его и крякнул - показалось, что в рюкзаке
тоже что-то крякнуло?..
- Ну, как?
- Вес взят, нормально! - радостно отвечаю, а в рюкзаке аж все
шестьдесят четыре!
- Ну тогда пошли, только поосторожней...
Пошли. Для гиревика, который под двумя двухпудовками стоит десять
минут, шестидесятичетырехкилограммовый (вот слово длинное, уф, еле
выговорил!) рюкзак - не в тягость. Тем более что там гири нужно непрерывно
толкать от груди вверх на прямые руки, а здесь весь груз равномерно
распределен на плечах и пояснице, все так удобно... Идем. Молчим.
- А как вас зовут? - подает первой голос моя спутница.
Вот болван, надо же было самому первым представиться!
- Николя, - отвечаю совершенно по-идиотски. Это производит должный
эффект.
- Хорошо, что не Дормидонт, - вмешивается внутренний голос. - А дальше?
- ...именно так называли меня знакомые женщины в Париже, - как
говорится, Остапа несло. - А вас как зовут?
- Таня, - с улыбкой отвечает. - И давно вы были в Париже?
- Давненько... я там всю жизнь не был, и так тянет, - отшучиваюсь
словами Жванецкого.
У ДОФа все уже в сборе. Пестрая толпа туристов, человек двенадцать.
- О, Татьяна! Привет!
- Привет! А я вот пополнение привела. Знакомьтесь: Николя.
Я представляюсь нормальным полным именем, от стыда провалиться готов...
хотя, пожалуй, лучше не надо. Смутные предчувствия кольнули и тут же
отпустили, Таня мне мило так улыбается...
-Давай сюда рюкзак! - из кузова.
- Он тяжелый, - предупреждаю я и снимаю рюкзак через колено. Толкаю его
в дверь кунга, его подхватывают, тащат.
- Ох, ничего ж себе! Там что? Чей это?
- Поехали, нам ВАИ нужно до десяти проскочить, - старший подвел итог
погрузки. Он же был и водителем.
Дверь захлопывается. Полутьма. Таня где-то в углу, возится в полумраке
со своим рюкзаком. Я молча приглядываюсь к компании. Каждый коллектив
состоит из микрогрупп. Думаю, к кому примкнуть. Хотя - что тут придумывать,
меня привела Таня, значит, я ее "друг". Будь что будет.
По дороге к вулкану где-то останавливались, любовались красотой
природы, фотографировались. Присмотрелся повнимательней. Рыбачий - поселок
небольшой, так что половина народа оказалась знакомой, но не близко: где-то
видел, где-то встречал...
Приехали. Стали разбивать лагерь. Мое дело любимое - заготовка дров.
Рюкзаки из машины вытащили, бросили на землю, и я пошел с топориком на
поиски. Потом запалили костер, и все было нормально.
Дело к вечеру. Поужинали в общей суматохе и неразберихе, разошлись по
палатками - завтра восхождение. Я топчусь на месте. Подходит один знакомый,
и как-то загадочно, что ли - то ли спросил, то ли ответил: "У тебя вообще-то
есть место в палатке?" Вопрос провокационный, отвечаю уклончиво: "Ну, есть,
наверно."
- А, ну все ясно, - подмигнул заговорщически и в свою палатку - шмыг!
- Николай! А чего в палатку не идешь? - это из Таниной, двухместной, а
при желании - и трехместной. Я - в замешательстве...
- Да... рано еще. Пойду, искупаюсь... тут речка недалеко, - пытаюсь
оттянуть неизбежное.
- Да вода ж ледяная!
- А-а, вот в этом вся и прелесть. Я - морж.
- Ну, смотри.
Нет, я и на самом деле морж, можно сказать, с детства. Кстати, моржом я
тоже стал случайно, правда, это отдельный рассказ. "М-да, - думаю, -
ситуация. У нее муж в автономке, у меня жена на работе, а придется ночевать
в одной палатке. А глаз сколько, хотя - какое им дело. И деваться некуда, и
ничто человеческое мне не чуждо... Ладно, пойду для начала охоложусь. Надо
иметь холодный ум, чистые руки и горячее сердце - так Железный Феликс учил.
А там посмотрим.
Искупался. Руки и ноги стали чистыми и холодными. Сердце наоборот,
стучит, как пламенный мотор, а в голове - сумятица. Козьма Прутков учил: