Кузьменко Владимир. Гонки с дьяволом

   – Вот-вот! А кто создал мембрану? Я ее создал, а шеф все приписал себе. Разве у вас таких случаев не было, когда открытие делает аспирант, а все заслуги приписывает себе профессор? Сплошь и рядом!
   – Что же ты от меня хочешь?
   – Да ничего. Просто скучно! Хотелось поговорить с умным человеком. Раньше было легче. Вон сколько их, умников, было, а теперь? Раз-два и обчелся!
   – Неужели столько погибло людей?
   – А ты как думаешь? Мало того! Вы все еще продолжаете убивать друг друга. Ты знаешь, что сейчас в двести раз меньше людей на планете, чем их осталось после эпидемии. Тут, конечно, не последнюю роль сыграли псы, но и вы сами хорошо приложили к этому руку!
   – На что ты намекаешь? На то что мы уничтожили бандитов? Разве мы поступили несправедливо?
   – Справедливо. Не спорю! Но знаешь, по этой справедливости надо было раньше уничтожить всех римлян, ассирийцев, греков, инков, ацтеков… Всех-всех! А если быть более точным, то следовало вас всех уничтожить еще тогда, когда вы ходили с каменными топорами.
   – Так ты что, считаешь, что надо было оставить все как есть? Дать бандитам возможность дальше насиловать, убивать…
   – Я ничего не считаю! Я просто говорю, что справедливо было бы вас всех уничтожить еще в каменном веке. Если, конечно, исходить из твоего представления о справедливости!
   – Что же ты предлагаешь?
   – Ничего, – он откровенно зевнул, – решай сам! Если ты тверд в своих убеждениях. Мне даже интересно, что у тебя получится!
   – Разве я один такой?
   – Вот ты уже спрашиваешь.
   – Ладно. Считай, что я ни о чем не спрашивал. Он пожал плечами.
   – Как хочешь. А знаешь, я немного вам завидую.
   – Интересно?
   – У вас есть желания.
   – А у тебя их нет?
   – Нет, почему же? Есть. Но, как бы тебе сказать? Когда они мгновенно осуществляются, то это становится неинтересно. Вот и с тобой мне интересно потому, что ты ничего не просишь. Другой бы на твоем месте попросил дворец и сорок прекрасных дев. Что еще просить у черта?
   – Зачем? Дворца мне не надо, а дев у нас и так слишком много.
   – Вот-вот! И что же вы собираетесь с ними делать?
   Он расхохотался. От этого хохота вздыбились волны и зашаталась под ногами почва.
   – Слишком? Ну нет! Это еще что. Будет еще больше! – он продолжал хохотать. – Ох, не могу! Ну как же вы до этого додумались? Мне, черту, такое в голову не пришло. Дьявольская штучка. Ха! Да, Дьявол по сравнению с вами – невинный младенец! Вы его обогнали, обошли на всех поворотах. Теперь наслаждайтесь. Берите себе жен – десять, сто, тысячу, сколько хотите! Брюнеток, блондинок, рыжих! Ха-ха-ха! Все равно останутся – еще!!!
   – Так ты что? Выносишь нам приговор?
   – Я? Уволь, приятель. Вы сами. Сами!
   – Вот ты и проговорился. Заметь, я тебя не спрашивал. Мы не могли все решить, возник ли вирус спонтанно или его сделали в лаборатории. Выходит – в лаборатории.
   – Тебе от этого легче? Но я тебе ничего не сказал, когда говорил – сами. Это еще ничего не значит. Разве вы не создали условия для мутирования микроорганизмов?
   – Но этот вирус патогенен только для человека.
   – Потому, что человек патогенен для природы. Тебя такой ответ устраивает? Вы что, думали, что природа – это только среда обитания? Какая самоуверенность! Что вы знаете? Улитка переползла с одного листа на другой и думает, что открыла новый континент.
   – Так что, выходит, это все – природа?!
   – А разве вы – не часть природы? Вот видишь. Логика ответа. Ни да, ни нет. Попробуй сам додумайся. Раз спрашивать не хочешь. Оставайся гордым. Смотри – восходит солнце.
   Над морем появился огромный огненный шар Он был больше, чем привычное дневное светило, но светил не желтым, а красным светом.
   – Живи! Я посмотрю, выпутаетесь ли вы из того, что сами себе создали?
   Он повернулся ко мне спиной и пошел по берегу. Солнце, если это было солнце, между тем росло в размерах и, казалось, приближалось. Глазам стало больно. Казалось, сейчас оно коснется воды. и море испарится. Не помня себя, я бросился бежать и проснулся. Мне в глаза бил свет. Это горела свеча.
 

Глава XXIV
«Я ПРОШУ ВАШЕЙ ЗАЩИТЫ»

 
   – Не бойтесь, это я! – тихо произнес женский голос. Свеча поднялась выше и осветила фигуру, стоящую в двух шагах от возвышения, на котором я спал. Я включил фонарь. Лицо и фигура женщины показались мне знакомыми.
   – Беата?! – удивился я.
   – Да, это я! Я пришла просить вашей защиты, пан Владимир.
   – Защиты? От кого? Ваши обидчики сидят сейчас под стражей. Вам нечего бояться!
   – Я не о них!
   – Вас обидел кто-то из наших?
   – Можно я сяду?
   – Вид у нее, действительно, был взволнованный. Она вся дрожала.
   – Садитесь! Но извините, я останусь пока лежать. Я раздет.
   Она опустилась на край возвышения.
   – От кого же вы просите защиты?
   – Это длинная история. Но прошу вас выслушать меня. У меня, то есть, у моего отца был сосед. Мой отец – фермер, – пояснила она. – Ферма соседа стояла километрах в двух от нас. Сын соседа учился со мною в одном классе. Я ненавидела его, как может ненавидеть мужчину женщина. Он внушал мне отвращение. Я не могла без омерзения смотреть на его короткопалые, покрытые густыми рыжими волосами руки, которыми он каждый раз, когда мы оказывались наедине, пытался обнять меня. Я пожаловалась отцу. Тот встретил Марка, так звали этого парня, и пригрозил пристрелить его, если тот не перестанет приставать ко мне.
   Тут как раз началась эпидемия. Мы заперлись на своей ферме. Отец запретил всем нам – моей сестре, брату, матери и мне – покидать ее и встречаться с людьми. Он даже раз стрелял, когда кто-то пытался приблизиться к ферме. К счастью, она стояла вдали от поселений и у нас никто не заболел. Мы жили одни. Когда перестали работать радио и телевизор, мы подумали, что остались одни на целом свете. Раз ночью я услышала стук, а когда вскочила с кровати, увидела, что в окно лезет Марк, а сзади на лестнице стоит еще кто-то и смотрит на меня. Я закричала что было сил и бросила в окно керосиновую лампу. В доме проснулись. Отец выбежал на крыльцо и выстрелил по ним. Они скрылись.
   А через месяц нагрянула банда. Отца, мать и брата убили, а меня с сестрой забрали с собой. Мне сказали, что я достанусь главарю банды. Этого главаря мы встретили в дороге, когда нас везли сюда. Как я жалела, что не родилась горбатой и уродливой, как те старухи, которые вчера избили меня плетью.
   – Вас? За что?
   – О! Не только меня, а всех вновь прибывших! Что-бы заставить девушек быть покорными! Остальное вы знаете. Я, к счастью, не досталась бандиту! Но среди пленных мужчин я узнала Марка. Он, правда, изменился и стал еще более уродливым. Керосиновая лампа тогда обожгла ему лицо. Сегодня он встретил меня в коридоре, схватил за руку и хотел увести с собой. Я вырвалась. Он погнался за мною. Моя комната находится здесь, недалеко от вашей. Я едва успела добежать и захлопнуть дверь. Он стал рвать дверь, но вдруг все затихло. Потом кто-то прошел по коридору. Я услышала голоса мужчин, которые, наверное, спугнули его. Мне стало страшно. Я открыла дверь и прислушалась. Все было тихо. Тогда я взяла свечу и вот я здесь. Я прошу вашей защиты!
   – Успокойтесь! Завтра мы найдем этого Марка! Никто не посмеет вас обидеть. Отвернитесь, пожалуйста, я оденусь и провожу вас.
   – Не надо! Позвольте, я останусь здесь! – умоляюще произнесла Беата. – Я еще не закончила.
   – Пожалуйста, но позвольте мне одеться.
   – То успеется! Скажите, – она встала и отошла на три шага, – я красивая?
   – Конечно!
   – Очень? – настаивала она.
   – Очень!
   Она удовлетворенно улыбнулась:
   – Да, так мне говорили многие.
   Она подошла и снова присела на край постели.
   – Теперь скажите, могу ли я найти себе мужа?
   – Без сомнения. Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену!
   – Любой?
   – Думаю, что – да.
   – А то правда, что у вас женщины сами выбирают себе мужчину?
   – Да, так сложились обстоятельства. Женщин намного больше, чем мужчин и, в общем… – я не знал, как мне закончить фразу.
   – О! Я то добре знаю! Пан Виктор мне все рассказал. То не имеет значения. Я все понимаю. Я согласна! Женщина должна иметь мужчину-защитника!
   – Вы его, несомненно, будете иметь! Вам надо только сделать выбор.
   – Я сделала его еще днем!
   – Вот как? – несколько разочарованно протянул я, – тогда вам надо было обратиться к избраннику за защитой!
   – Я это уже сделала.
   – И он что, отказал? Быть не может.
   – Пока еще не отказал…
   – До сих пор думает? Что за болван?
   – То есть вы!
   – Я?
   – Так! Я прошу вашей защиты! Вы рыцарь и не можете отказать мне! Потом, вы говорили, что любой согласится быть моим мужем…
   – Да! Но я уже женат…
   – То не имеет значения.
   – Послушай, милая моя девочка, если тебе необходима безопасность, то я ее гарантирую. Для этого не нужно жертвовать собой. Для этого необходимы чувства…
   – Со стороны женщины они есть!
   Она придвинулась ближе, наклонилась, наши губы встретились.
   Руки мои невольно обняли ее…
 
   – …Я есть главный трофей победителя! Это как в сказке: приходит рыцарь, убивает Змея и освобождает прекрасную принцессу. Я – принцесса, ты – рыцарь!
   – Послушай, Беата, – попытался я рассеять последнее сомнение, – может быть, все это из-за страха перед Марком?
   – Если бы даже Марка не было, я все равно пришла бы к тебе.
   – Мы только раз виделись.
   – Тогда и решила, когда увидела! Потом мне многое рассказал Виктор и я призналась Ильге. Она мне сказала, чтобы я шла сейчас. Потом, когда ты вернешься домой, это будет поздно. Она мне сказала: «Застань его врасплох. Если он мужчина, то не устоит. А если не устоит, никогда не бросит». Она мувила правду?
   – Правду. Выходит, здесь созрел целый заговор!
   – Что остается женщинам, как не заговор? – она засмеялась, – теперь все: ты меня не бросишь!
   – Ох, и хитрые же вы, женщины!
   – Мы всегда были хитрые и остались такими же, как и вы тоже.
   – Мы хитрые?
   – Нет, я хотела сказать, что мужчины всегда добывали себе женщин силой, а женщины мужчин – хитростью. Ты добыл меня силой и я – твой трофей!
   – Где это ты набралась такой мудрости?
   – О, у мамы, конечно. Она говорила мне: «Бета, ты такая красавица, что должна выйти за короля!»
   – Но я не король! Я такой же, как и все. Меня могут выбрать руководителем, а могут и прогнать!
   – Ты король духа!
   – Ты начинаешь льстить и говорить неправду. Сознайся, про Марка тоже выдумала.
   – Нет. Я шла к тебе, а он меня караулил.
   – Ко мне? Ты же говорила – к себе?!
   – Я живу со всеми в другом крыле здания…
   – Значит, ты солгала?!
   – Женщина может лгать, но мужчина не смеет ее в этом уличать! Это не по-рыцарски!
   – У тебя, действительно, манеры королевы!
   – Я есть полька! – это было произнесено с непередаваемым гонором.
   Ох, уж этот польский гонор! Он не похож на немецкий шовинизм или на русское чванство. В нем всегда звучит некая бесшабашная удаль, крайняя самонадеянность, не лишенная благородства, презрение к опасности – в общем, непередаваемый в словах конгломерат чувств, свойственный только этому красивому и храброму народу, обделенному, к сожалению, предусмотрительностью. И именно это отсутствие предусмотрительности, как правило, сводило на нет то, что добывали храбрость и незаурядный талант. Казалось, этот народ никогда не состарится и останется вечно юным, всегда будет совершать подвиги и ошибки, свойственные этому возрасту. А польские женщины? Они собрали в себе все пороки и достоинства своего пола. Ненасытные в любви и тщеславии, коварные настолько, что отцы-иезуиты выглядят перед ними неумелыми учениками, они, в то же время, не раз являли миру образцы верности, добродетели, красоты и благородства.
   – Тогда придется сделать тебе королевский подарок, – сказал я, имея в виду одну вещь, найденную в сейфе предводителя банды.
   – Ты уже сделал его! – она приблизила губы к моему уху, – ты подарил мне сына!
   – Как ты это можешь знать?
   – Я это знаю!
   – В таком случае, ты, действительно, будешь королевой!
   – Так! Я ей буду!
   И я ей поверил.
   Мы заснули на рассвете. Когда я проснулся, Беаты рядом не было. Я быстро оделся и вышел. Во дворе мне встретился Кандыба. Именно его я и хотел видеть.
   – У вас должен быть некий Марк Валигура? – спросил я, пожимая ему руку.
   – Не знаю.
   – Он такой рыжий, со следами ожога на левой щеке.
   – Есть такой! Что он сделал?
   – Пока еще ничего, но может. Я прошу разыскать его и привести сюда.
   – Будет сделано!
   Я хотел его еще что-то спросить, но тут подошел Виктор.
   – Не беспокойся! Беата с Ильгой, – сообщил он.
   – Ты что, рассказывал ей мою биографию? – упрекнул я.
   Виктор смутился:
   – Я ничего… Это она… Усиленно расспрашивала… Вместе с Ильгой. Это все – Ильга!
   – Это не по-рыцарски! – вспомнил я слова Беаты, – валить все на жену!
   – Нет! Правда! Я только потом от Ильги узнал, что она пошла к тебе.
   – И поэтому просил не закрывать дверь?
   Виктор покраснел. Действительно, быть уличенным в сводничестве – позорно для мужчины.
   – Знаешь, – собравшись с духом, произнес он, – я, конечно, виноват. Но втянула меня Ильга. Признаюсь, я так полюбил ее, что, честно говоря, готов исполнить любую ее просьбу.
   – А!
   – Ты не смейся! Я ее, действительно, безумно люблю!
   – С чего ты взял, что я смеюсь? Я рад за тебя!
   – Правда? – обрадовался Виктор.
   – Конечно, чудак, – я дружески хлопнул его по спине, – значит, они подружились?
   – Да! Еще тогда, когда сидели со мной в танке, вместе со связанным Можиевским. Они, знаешь, как сестры. И даже чем-то похожи.
   – Разве только тем, что обе красавицы, а так… Ильга светловолосая, а Беата – темненькая. Кстати, ты мне напомнил. У Беаты здесь должна быть младшая сестра Гелена. Ее надо разыскать. Я как раз хотел сказать об этом Кандыбе, но ты перебил меня.
   – Я найду его!
   – Подожди! Что я тебе еще хотел сказать? То, что произошло сегодня ночью, накладывает на меня определенные обязанности.
   – Естественно! На этом и строился расчет, – засмеялся Виктор.
   – Спасибо!
   – Ты недоволен?
   – Не хочу кривить душой: доволен и еще как!
   – Так в чем же дело?
   – Я не знаю, как на это посмотрят у меня дома. Вернее, хорошо знаю!
   – Бог мой! Это стало настолько привычным, что уже не вызывает удивления. Скорее, напротив.
   – Да, но я сам еще не совсем привык.
   – К этому нетрудно привыкнуть. К чему-чему…
   – Погоди веселиться…
   – А почему нет? Знаешь, кого ты сейчас напоминаешь? Есть такая сказка про кота, который страшно любил рыбу, но уверял всех, что терпеть ее не может! Чего ты боишься? Скандала? Перетерпишь!
   Виктор был прав в том, что я панически боялся скандалов. Особенно, если их устраивают женщины. Кажется, что я легче перенес бы самую страшную зубную боль, нежели крики, слезы и ругань. Если говорить откровенно, то я отчаянно трусил!
   – Ну хорошо! – сжалился наконец Виктор, – давай сделаем так: месяц-другой Беата поживет вместе с Ильгой, пока все не утрясется.
   – А как она сама?
   – Предоставим все это Ильге. Она заварила кашу, пусть теперь и расхлебывает.
   Нас прервал Кандыба. Мне показалось, что он чем-то смущен.
   – Сегодня на рассвете Валигура ускакал на коне неизвестно куда, – сообщил он.
   – Он был вооружен?
   – Как все! – пожал плечами Кандыба, – что он натворил?
   – Да так, ничего, – пробормотал я, не желая посвящать его в свои интимные дела, – во всяком случае, если вдруг объявится, то задержите его и разоружите. Разузнайте, с кем он дружил.
 

Глава XXV
СУДИТЕ ИХ САМИ…

 
   – Нет! Ни я, и никто из наших в суде участвовать не будем. Это ваше дело! Судите и, как вы решите, так и поступайте.
   Я поднялся, давая понять, что разговор закончен.
   – И вы утвердите любой наш приговор? – с сомнением переспросил Кандыба.
   – В этом нет необходимости. Во-первых, преступления были совершены по отношению к вам и вам надлежит судить преступников. Во-вторых, вы еще не входите в нашу общину и, следовательно, не нуждаетесь ни в каком одобрении вашего решения.
   – Но мы решили присоединиться к вам!
   – Этого недостаточно. Теперь вас должно принять собрание общины.
   – Ну, это формальность.
   – Не формальность, дорогой мой, а принцип. А если принцип сводится к формальности, то тогда со временем он исчезает.
   Кандыба усмехнулся:
   – Трудновато с привычками.
   – Ничего, привыкнете.
   – Ладно, я пошел.
   – Это все продолжение нашего спора на поляне? – спросил Виктор.
   – А ты что, после всего, что видел, продолжаешь еще со мной спорить?
   – Не то чтобы спорить… Есть сомнение: удастся ли все это осуществить? Ты же видишь, с чем мы сталкиваемся. Сколько раз пытались переделать человека, переделать его биологическую природу, его страсти, его желания. И что вышло?
   – Ты меня не понимаешь! Я не собираюсь переделывать человеческую природу, страсти и желания! Это никогда никому не удастся. Да и не нужно. Просто надо выделить главное в человеке и это главное по мере сил развивать.
   – И ты знаешь это – главное?
   – Знаю!
   – Интересно? – он не скрывал иронии.
   – Чувство собственного достоинства. С этого надо начинать. Воспитать его у человека, сделать главной духовной ценностью. Унижение убивает гражданственность, порождает апатию и безразличие…
   – Можиевский это прекрасно понимал.
   – То есть?
   – Я имею в виду его «бабушек». Они предварительно секли захваченных девушек. Постой, постой! Мне сейчас пришла аналогия. Может быть она тебе покажется нелепой. Ведь чем занимались наши бюрократы в семидесятых и в начале восьмидесятых годов? Они, образно выражаясь, «секли», то есть подвергали унижению своими запретами и различного рода инструкциями чуть ли не всю мыслящую часть населения. Это та же экзекуция, унижающая достоинство человека и порождающая апатию!
   – Аналогия абсолютно верная. Если помнишь, нашу биологию высекли, как публичную девку, в тридцатых и сороковых годах, после чего она, действительно, стала публичной девкой!
   – Начали не с биологии, а с литературы, искусства…
   – Вот! Видишь, у насилия очень ограниченная, примитивная, но действенная методика. Перво-наперво – подавить у человека чувство собственного достоинства. Происходит своего рода селекция. Тех же, которые не поддаются и становятся врагами, уничтожают физически. Остальных превращают в рабов. Понял?
   – И в этой простоте – действенность!
   – Ты в этом имел возможность убедиться. Вспомни, как вела себя Ильга и какие слова она тебе говорила.
   – Не напоминай мне об этом! – он встал и заходил по комнате, – как вспомню ее – покорную, беспомощную… Ее слова «…ты не отдашь меня всем?..», хочется выть от бешенства.
   – Вот что бывает, когда переходишь от абстрактной теории к конкретным обстоятельствам…
   – Я думал, что ты простил меня…
   – Причем здесь я? Ты разберись с собой…
   – Мне простить себя трудно. Наверное, это до конца жизни будет преследовать меня. Я видел своими глазами, к чему такая теория может привести!
   – Тем не менее она реальна! Даже, пожалуй, реальнее, чем наши планы…
   – И это говоришь ты?!
   – Знаешь, если я ненавижу ее, это не значит, что я не учитываю ее реальной силы. Дело в том, что мы идем против, если не исторической необходимости, вызванной неизбежной деградацией производства, то против проторенного пути развития. Хотим избежать этих этапов. Надеюсь, что это нам удастся. Но только надеюсь, а не уверен.
   – Не уверен, но все-таки взялся?
   – Взялся и буду действовать так, пока есть силы.
   – Однако, ты кое в чем противоречишь сам себе.
   – В чем же? – спросил я, набивая трубку.
   – Во-первых, ты унизил меня тем, что напомнил о моем падении, ударил по больному месту.
   – Если бы я не считал тебя своим другом, я бы, конечно, воздержался в данной ситуации напоминать тебе.
   – А другу, значит, можно? Хотя, спасибо! Ты меня впервые после всего происшедшего назвал другом.
   – Другу можно, если друг понимает! Потом, я очень ценю твою способность к нестандартному мышлению. Такие удары по больному месту стимулируют мысль. Я надеюсь, что ты сможешь много чего подсказать нам!
   – Ну, после такого объяснения у меня нет никаких претензий, – он широко улыбнулся и я впервые увидел в его глазах блеск, знакомый мне раньше, когда наши споры затягивались далеко за полночь.
   – Какие же еще противоречия? – я взглянул на часы.
   – Ты спешишь. Может, в другой раз?
   – Можно и в другой раз. Тем более, что нас ждут дела, – я направился к двери.
   На выходе столкнулся с Алексеем. Он ворвался красный от возбуждения.
   – Ты должен немедленно вмешаться! – потребовал он.
   – Что случилось?
   – Это зверство! Я отказываюсь понимать!
   – Сядь и объясни толком.
   – Некогда! Идем скорее!
   – Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что случилось, – сказал я, усаживаясь в кресло.
   – Сейчас только закончился суд и их повели на казнь!
   – Кого, их? Бандитов?
   – Да! Главаря и старух.
   – Ну и что?
   – Ты знаешь, к чему они их приговорили?
   – Это их дело.
   – Нет! Ты послушай. Их сейчас повели на какую то баскетбольную площадку, где осужденных растерзают собаки. И знаешь, как это называется? Представление!
   Мы с Виктором переглянулись. Для меня сообщение Алексея не было неожиданным. Я уже догадывался о том, что именно такую казнь изберут для Можиевского и его «горилл».
   – Сядь и успокойся, Алексей! У них есть достаточно оснований.
   – Какие могут быть основания? Я понимаю – расстрелять, повесить, наконец… Но – так?!
   – Месяц назад на этой площадке была растерзана девушка только за то, что оказала сопротивление насильнику, – тихо проговорил Виктор. – А вчера, если бы мы вовремя не подоспели, была бы еще одна такая жертва.
   Алексей, пораженный, глядел по очереди на меня и на Виктора, как бы спрашивая, говорим ли мы серьезно или шутим. Наконец, сообразив, что такие шутки не к месту, все-таки попытался возразить:
   – Но мы тем самым приравниваем себя к бандитам.
   – Ничуть. Никто из наших не участвовал в суде и, надеюсь, никто не пойдет смотреть на казнь!
   – Женщины все пошли!
   – Это их право. Ты должен их понять. Потом, они еще не члены нашей общины и мы не можем нести ответственность за их действия.
   – Ты прячешься за «параграф»!
   – Да, прячусь. Тем более, что это иногда удобно. Ты мне лучше скажи, скот отправили? Это сейчас меня больше интересует.
   – М-да…
   – Нам нельзя быть слабонервными, Алеша. Ситуация не позволяет. Ты мне не ответил: отправили или нет?
   – Отправили часа два назад. Сразу, как только решили переселяться.
   – Охрана?
   – Пятьдесят конных автоматчиков. Думаю, достаточно! – Алексей уже окончательно пришел в себя.
   Я задал ему еще несколько вопросов, связанных с переселением людей и перевозкой имущества, как вдруг раздались автоматные очереди. Мы с Виктором вскочили, но Алексей сделал успокаивающий жест.
   – Это там, – сказал он, – все кончено.
   Переселение шло полным ходом. Я мог ехать, но решил задержаться на пару дней, хотя, откровенно говоря, в этом не было особой нужды. Просто я хотел побыть еще с Беатой. Там, дома, я не смогу с ней часто видеться.
   В кладовых и погребах усадьбы хранилось много копченых окороков, колбас домашнего изготовления, соленое свиное сало. Изголодавшиеся по мясу ребята ели его с жадностью. Это вполне естественно. Большинству из них было по шестнадцать-восемнадцать лет, возраст, когда организм растет и требует мяса. Они ели, отдыхали от еды и снова принимались за нее. На лицах расползались блаженные улыбки, а глаза светились довольным сытым блеском. Скоро и мы сможем делать такие заготовки. Я также рассчитывал, что со временем немного мяса будет доставлять охота. Ежегодно мы расчищали от собак все большее и большее пространство. В лесах теперь плодилась дичь. На месте мелиорационных каналов появились болота. Они уже кишели утками. Освобожденная от хозяйственной деятельности человека природа начинала восстанавливать свои силы. Сначала воспрянул растительный мир. Придет время и очередь дойдет до животного. Поля поросли многолетними травами. В лесах появилось множество родников, сбегающих тонкими ручейками между корнями деревьев к озерцам и болотам. Сможет ли только человек подняться из той пропасти, куда его бросило собственное безумие? А если поднимется, то учтет ли он горький опыт погибшей цивилизации или начнет повторять те же ошибки?
   – Грузовики придут только к вечеру! – сообщил мне Алексей, – они немного задержались. Просят не ругать, ребята сильно измучились за эти дни и встали поздно.
   – Ничего, теперь полегче, нас стало больше. Скоро снова возьмемся за учебу.
   – Мне тоже станет легче. Здесь оказалось много бывших механизаторов, да и, вообще, людей, которые могут быть с металлом «на ты»!
   – Надо переписать их по профессиям. И вот еще что! Там, в Грибовичах, есть здание школы. Оно немного подпорчено, но можно восстановить. Я заметил, здесь много детей. Надо хотя бы к концу ноября начать с ними занятия в школе.