– Впрочем, – безнадежно проговорил риэлтер, – мы можем попробовать подобрать для вас другой участок, без таких… хм… особенностей.
– Нет-нет! – неожиданно воскликнул монтер путей. – Это очень, очень интересно. Это забавно, это игра, испытание, вызов… моему теперешнему безграничному и неиссякаемому могуществу. Знаете, я беру этот участок. Дорого он стоит?
Реакция бизнесмена была неожиданной. Он засмеялся, да так, что папироса в зубах седого кудрявого старика погасла, громадный письменный стол вздрогнул и подпрыгнул, гром раскатился по небу и ветерок причесал вершины сосен за окном, солнце вдруг завалилось за горизонт. Он смеялся долго. Пока он смеялся, кофе в кофейнике остыл, папки на столе покрылись пылью, старик поседел окончательно, и его телогрейка развалилась на отдельные клочки ваты. Смех вмещал в себя целые исторические эпохи, в нем растворилось ветхозаветное Пятикнижие, он прорезал насквозь геологические эоны и витал теперь где-то среди обширной туманности, в центре которой потихоньку разгоралось наше Солнце.
– Ржать, блин, хорош, – остановил его Сергей Константинович, снова прикурил и поправил на себе телогрейку; табачный дымок в красных лучах тлевшего над самым горизонтом солнца волшебно переливался и казался жидким. – Вопрос тебе задали, так отвечай, давай.
– Понимаете, мой дорогой, – утирая слезу белоснежным платочком, однако уступавшим непревзойденному галстуку в белизне, прохрипел Павел Панфнутьевич. – В качестве платы вы отдаете часть своего неиссякаемого и безграничного могущества. Никто не определит, насколько это много. А вы спрашиваете – дорого ли…
Павел Панфнутьевич на этих словах уже кашлянул и рассмеялся бы обязательно, если бы старик не встал и не тряхнул его за плечо:
– Успокойся и давай по делу.
– Да-да, хорошо, – согласился риэлтер, собрал кожу на лбу в три большие складки, побарабанил себя ладонями по коленям и добавил отрешенно: – Да.
Он не без хвастливости обратился к монтеру путей:
– Вы знаете, я профессионал. У меня огромный опыт. Я знаю свой бизнес идеально. У меня все схвачено, поэтому вы уже сегодня можете въезжать на свой участок и проводить операции с той недвижимостью, – он указал пальцем на черные как смоль кожаные папки. – От вас мне нужно только ваше искреннее душевное согласие на проведение сделки.
– А паспорт? – спросил монтер путей без особого удивления. – Даже паспорт не нужен?
– Конечно же, нужен. А также свидетельство о рождении, страховой полис, военный билет, трудовая книжка, ИНН и нотариальная доверенность на ваше неиссякаемое могущество, – бизнесмен в белом галстуке позволил себе слегка засмеяться, потом добавил: – Ничего не нужно. Главное, чтобы вы были искренне убеждены, что совершаете выгодную, нужную вам сделку.
– Я в этом уверен.
– Тогда я вас поздравляю, – Павел Панфнутьевич встал с дивана и протянул монтеру путей руку.
После рукопожатия он проводил гостей до самого крыльца.
– До свидания, господа. Всегда рад снова встретиться с вами. А сегодня – счастливо и спокойной ночи… да… – слегка растерялся он, – особенно вам… вам… – обратился он к монтеру путей, – спокойной ночи.
Двое – безобразно одетый старик и молодой человек, уже снова в сером плаще, а не в плюшевых тапочках – вышли в вечернюю прохладу.
– Скажите, Сергей Константинович, почему вы так вызывающе вели себя с этим человеком, прожгли ему диван окурками, накричали на него, а он даже не…
– А вы по какому праву тут ко мне обращаетесь? – перебил его старик. – Кто вы такой вообще. Я не знаю, кто вы такой. Отойдите от меня, торгаш.
Он запахнул телогрейку и быстрыми размашистыми шагами направился по тропинке к воротам в сопровождении крепкого черноволосого мужчины.
Другой крепкий мужчина тронул за плечо стоявшего с открытым ртом монтера путей, сказав:
– Господин монтер путей, пойдемте со мной. Павел Панфнутьевич приготовил для вас подарок. Он глубоко уважает вас и ценит возможность сотрудничать с вами.
Мужчина отвел его в подземный гараж. Подарком оказался черный Lincoln Continental Mark VIII. Преисполненный ощущением собственной важности, монтер путей сел за руль и отправился в Тимирязевский парк.
4.
По пути, наслаждаясь мягкими кожаными сиденьями, великолепной акустикой, отзывчивой педалью акселератора, послушным рулем и тихим урчанием двигателя, монтер путей вначале думал о старике.
Сергей Константинович, конечно, очень экстравагантный мужчина, у него своеобразное представление о юморе. Нужно привыкнуть к его шуткам… но, может быть, он не шутил? ведь на его лице в последний момент было огорчение. Что-то ему, видимо, не понравилось в поведении монтера путей. Может быть, правила таинственного этикета требовали отказываться от угощений бизнесмена, курить дешевые папиросы вместе со стариком, тушить окурки о дорогой кожаный диван, плеваться на пол и грубить?..
Монтер путей все-таки отогнал мысли о старике, чтобы ничто не мешало наслаждаться великолепным автомобилем.
Оставляя позади район «Отрадное», он принялся думать о гораздо более приятном предмете: о могуществе, огромном, неизмеримом, неиссякаемом, которое приобрел сегодня утром. Теперь он может все. Теперь он бросит старую работу. Ведь зачем по крупицам собирать о городе знания, если можно теперь заполучить себе весь город и даже прихватить некоторые пригороды? Нет, уж теперь он пойдет на повышение. Он станет воротить куда более интересными делами… Надо будет подобрать себе соответствующие деловые костюмы, особенно внимательно следует обдумать цвет галстука. Да, цвет галстука…
Безграничное могущество – чрезвычайно приятная вещь; оно означает не только возможность делать что хочешь, но и воспринимать окружающий мир особенным образом. Теперь действительность высвечивается гораздо более контрастно, ярко. Мутное стекло вдруг становится прозрачным. Теперь не ускользнет от внимания ни одна нитка паутины, ни одна пылинка, ни одна капелька воды на асфальте. Даже будущее перестает быть тайной, настоящий момент как будто расширяется и заползает немного вперед…
Уже собираясь повернуть на улицу Вучетича, монтер путей отвлекся от мыслей о невыразимом своем могуществе. Он задумался: зачем ему сегодня сразу ехать в домик? Почему бы не выбрать себе какую-нибудь квартиру на ночь в любой из этих многоэтажек, так же, как он делал на протяжении многих лет своей работы? А лучше поехать кататься по городу, посмотреть на все купленные участки земли, потом просто погонять на великолепной машине по кольцу, а ближе к утру заселиться в квартиру где-нибудь в районе метро Юго-Западная. Там чрезвычайно приятный район… Однако монтер путей чувствовал, что теперь какая-то сила тянет его к домику… сила собственничества. Ему не терпелось посмотреть на свое приобретение…. Или какая-то еще сила действует?
Завернув с улицы Вучетича на гравийную дорожку парка под черными кронами столетних деревьев, он подумал о ключах! Где он возьмет ключи от домика?!
Раздраженный и раздосадованный, он проехал по гравийной дорожке, завернул направо, в ворота опытно-научной базы, с удовольствием отметил завистливые взгляды охранника и припозднившегося аспиранта, стоявших рядом с ближайшим зданием базы.
Только после завистливых взглядов он увидел свой участок. Увидел его именно таким, какой нарисовался на страницах книжки в кожаном переплете: с голубым штакетником и облепиховыми деревьями. У забора был припаркован вишневый фургон «Газель». Дверь кабины открылась и захлопнулось снова, темное пятно стремительно приблизилось к машине монтера путей. Это был человек в чем-то сером, черт лица и деталей одежды нельзя было разглядеть в темноте. Он произнес одно единственное слово: «Удачи», в голосе его слышна была ирония. Развернувшись, незнакомец торопливо пошел в сторону плотной стены деревьев и скоро исчез в темноте.
Рядом с калиткой стояли два крепких черноволосых мужчины одинакового роста. В синих полосатых галстуках, как и ожидал монтер путей.
Когда он выбрался из машины, двое подошли к нему, остановились на расстоянии полутора метров, и тот, что стоял справа, произнес:
– Мы рады вручить Вам ключи от Вашего дома. В случае любых затруднений или вопросов звоните в любое время по этому телефону.
И второй черноволосый мужчина, молча протянул на открытых ладонях кожаную ключницу и телефонный аппарат с одной большой кнопкой посередине.
– Мы также рады сообщить Вам, что в холодильнике есть все необходимое. Водка стоит на холодильнике в ящиках.
– Огромное спасибо, господа! – несколько озабоченно и напряженно сказал монтер путей, взяв ключи и телефон.
– Напоминаем, что, в целях Вашей безопасности, Вы не должны заходить в коричневый домик с шиферной крышей, подходить к нему близко и стоять к нему спиной в саду! – предупредил один из мужчин, после чего оба, выдерживая паузу, по очереди сказали: – До свидания.
Монтер путей открыл калитку, прошел по кирпичной дорожке среди облепиховых деревьев, оставив справа будку, по-видимому, когда-то бывшую туалетом, и подумал, что нужно будет обязательно ее снести; на развилке тропинок боязливо и при этом со жгучим интересом посмотрел на домик, что поменьше, и пошел по левой тропинке в свой домик.
На ручке двери он обнаружил листок плотной гладкой бумаги, положил его в карман, а зайдя в прихожую и нащупав выключатель на стене слева, сразу же прочитал: «Все окна заперты. Для проветривания используйте кондиционеры. Не забудьте запереть дверь сразу, как только прочитаете это. Спальня на втором этаже, сразу направо».
Заперев дверь, монтер путей задумался над вопросом: зачем он сейчас приехал сюда? Было ощущение, как будто еще только что он четко знал, зачем, что у приезда была конкретная цель, а теперь забыл.
Встряхнув головой, он пробормотал: «Надо поспать» и решил отправиться спать немедленно. Однако почему-то он спустился по лестнице вниз и забрел в кладовку с железной дверью. Там стояли вдоль стен какие-то ящики, банки и коробки, в углу пристроились удочки, а с потолка свешивались резиновые сапоги. Пахло краской, керосином и пылью.
Посмотрев на это в задумчивости, монтер путей поднялся в спальню, обнаружил застеленную кровать, на которой лежала теплая пижама и записка, напоминавшая, что под одеяло забираться ни в коем случае не следует.
Он решил спать в своей одежде. Только лишь растянувшись на кровати поверх пижамы и зажмурив глаза, он почувствовал неприятное ощущение во рту от пирожных, конфет и ликера. Как это он мог забыть почистить зубы?
Пришлось вставать и идти в ванну. Но зашел он почему-то в туалет и долго смотрел на унитаз, чувствуя себя очень глупым и уставшим. Вышел из туалета, нажал переключатель на стене и зашел в ванну. Включил, было, воду, но почувствовал, что хочет писать. Вышел, щелкнул переключателем, вошел в туалет и вдруг понял, что до этого зашел, не включая света. Сейчас было видно, что унитаз рассекает огромная трещина от самого основания. Это возмутило монтера путей, он решил завтра же позвонить по телефону, который оставили ему черноволосые мужчины. А пока что стал писать в треснутый унитаз. Когда нажал на спуск, из трещины полилась на пол вода. Он вернулся в ванну, распаковал новую зубную щетку, лежавшую на полочке под зеркалом, почистил зубы и стоял затем довольно долго, решая, мыться ли ему под душем. Решив, что у него нет на это сил и надо идти спать, он обнаружил через минуту, что моется под душем. Одевшись во все то же, в чем был до этого, он вернулся в спальню, скинул с кровати на пол пижаму, улегся и закрыл глаза. Усталость давила на на щеки, лоб и надбровные дуги. Он так устал за сегодня, что теперь не мог заснуть. Его снова начали терзать мысли о немыслимом могуществе и той ясности сознания, которая пришла к нему вместе с могуществом. Подумав еще о своем всемогуществе, монтер путей решил, что не сможет заснуть без водки, и отправился на кухню.
На высоченном холодильнике стояло два ящика водки. Ни одной бутылки не стояло в холодильнике! Пришлось пить теплую. Не нашлось стаканов, только двухсотграммовая эмалированная кружку. Налив полкружки, он жадно выпил. Пил почему-то очень долго, обожгло грудь, перехватило дыхание. Допив и зажав рот ладонью, монтер путей глянул на сквозь слезы на глазах и увидел, что кружка семисотграммовая, а в бутылке осталось меньше половины.
Монтер путей списал это на сонливость и почти сразу позабыл. Пока он поднимался наверх, по животу, а потом и по всему телу разливалось приятное тепло. Вернувшись в спальню, он взял пульт музыкального центра, лег, закрыл глаза и включил первый попавшийся канал радио.
Энергичный мужской голос рассказывал под мягкую электронную музыку: «…долина рассекала поперек и до основания необозримый горный хребет, что тянулся от океана до океана. Она единственная соединяла цветущие просторы и бесформенный ужас. Ужас ненавидел размеренную, а местами кипучую жизнь людей, он просачивался, проползал, прогрызался сквозь ущелье, растекался извивающимися холодными щупальцами по чащобам и оврагам, по полям и дорогам, прятался под мостами и в хижинах бедняков; притаившись, он становился зверем, убивал и пожирал детей, домашний скот, а иногда целые подворья, со всеми бревнами и гвоздями. Он обращался в чумное поветрие, в набеги саранчи, в сумасшествие короля. Разжигал войны, побивал урожай, отравлял родники. В каждом королевстве с почестями, роскошно жили могущественные волшебники…»
Услышав о могущественных волшебниках, монтер путей стал прислушаться внимательнее, но со внимательностью что-то не получалось, потому что к усталости добавилось действие водки. Кровать начинала колыхаться потихоньку, а фантазия раскрепостилась и создала образ сумасшедшего короля, который, поедая на ходу гвозди, залезает своими холодными щупальцами в родник и вылавливает саранчу.
Голос, тем временем, продолжал читать: «У них не хватало времени насладиться своим богатством: так много работы взвалено было на их плечи. Волшебники травили ужас летучими зельями, выжигали молниями, ограждали ему путь оберегами… А в следующую ночь ужас протягивал новые свои щупальца, падал с неба огненным вихрем, выкапывался из-под земли огромной пастью».
В голове нарисовался неожиданный сюжет: из канализационного люка посреди города вылезает ассенизатор в каске, открывает пасть, чтобы вставить в нее бутылку портвейна, и тут его, наполовину вылезшего из люка, на бешеной скорости сбивает Lincoln Continental Mark VIII, за рулем которого – могущественный волшебник Сергей Константинович с вечной сигаретой «Прима» в зубах. Тогда пришла в голову мысль, что не мешало бы еще водки. Но сил вставать не было.
Голос по радио продолжал: «Как и должно было случится, однажды появился пылающий человек, который вырвал сердце из груди и связал всех королей и князей цепью своей страсти». Вдруг повествующий голос замолчал, и на его месте возник другой, потоньше и помоложе. Он командовал: «Значит так, плетку и намордник у него на поясе вижу, цепь страсти тоже вижу… быстро прилепили на нее табличку… так, зажигайте, так, пылающий человек пошел, пошел, пошел… стоп, снято!.. Э-эй! Тушите его, блин, тушите!»
«…и все вместе, народы цветущих просторов многие десятилетия ценой крови и слез строили огромный Замок. Лучшие волшебники плели непроницаемый для ужаса купол над ущельем, бодрствуя дни и ночи напролет и лишь изредка урывая себе несколько часов глубокого сна». Вклинившись на этот раз, второй голос был уже громче. Он, заставив замолчать рассказчика, прокомментировал: «Не так все было. Они, стоя на коленях, упрашивали: «уважаемый ужас будьте так добры, не проницайте», а ужас отвечал неторопливым баском: «да, конечно, расценки у нас такие…». Едва он закончил, рассказчик продолжил: «Лучшие мастера заливали фундамент и возводили своды – своды из самого крепкого камня в цветущих просторах. Лучшие воины, бесстрашные, разучившиеся…» – «держать меч» (вклинился ехидный голосок) – «…чувствовать боль, еженощно отражали набеги адской твари…» – «тварь набежала на нас, потоптала и отбежала» (не унимался комментатор) – «…на южном конце ущелья. Когда Замок встал во весь рост, держа в руке непробиваемый щит и сияющий меч». Но второй голос вклинился снова: «эй, уймите там его с его метафорами!». Первый голос немного нервно, как показалось, монтеру путей, продолжил: «Когда он вознесся к небу остриями башен, сравнявшись в высоте с заснеженными вершинами гор, и заслонил все ущелье, в цветущих просторах наступил мир и спокойствие. Многие столетия потом ужас безнадежными волнами бился где-то внизу об основание крепких стен. Многие столетия слагались песни и легенды о чудесном Замке и его гарнизоне. Каждый в гарнизоне знает свое место, определенное с начала службы на долгие годы, и благоговеет перед своим трудом. Вместе они – слаженный механизм…» – снова в эфир ворвался второй голос, на этот раз – с жизнеутверждающей песенкой: «There's no case too big, no case too small, when you need help just call! Ch-ch-ch-Chip 'n Dale! Rescue Rangers! Ch-ch-ch-Chip 'n Dale! When there's danger!» , – а первый голос старался не обращать внимания на это и продолжал еще более серьезным тоном, чем раньше: «…который никогда не позволит больше ужасу просочиться через долину и причинять бедствия…» – вдруг из радиоприемника послышался треск и шипение, звук бьющегося стекла и приглушенная матершина; вскоре над ней возвысился второй голос: «Уберите пылающего человека! Уберите! И потушите его, наконец!! Какое, к …ной матери, сердце?! Какой осел дал ему прикурить?! Я вас всех уволю, черти!» – первый голос начал было: «Однако пришло время», но закашлялся. Продышавшись, он продолжил: «Однако пришло время, и родилось поколение, которое верило этим песням и легендам, но верило им напрасно… Я не знаю, кто первым в Замке сказал себе: «Я силен, умен, я неординарен, я выше многих на голову. Я достоин большего счастья здесь». Но я знаю, что вскоре идеальный механизм дал сбой». Второй голос уже успокоился после инцидента с пылающим человеком и теперь в своей ироничной манере заявил: «Все с тобой понятно! Ты, оказывается, скрытый коммунист! Ты хочешь, чтобы каждый человек не высовывался из своей будки, работая на благо партии, которая заботится о народе, который сидит в будке».
Монтеру путей к этому времени уже казалось, что его постель качается на высоких морских волнах, а потолок прыгает над ним, доставая временами до звезд; из головы не уходила картинка, изображавшая пылающего человека в будке, над которой реяло красное знамя.
«Не подозревавшие о своем страшном будущем дети в разных королевствах и городах слушали из окна мелодичные песни под гитару о героях Замка, читали о них в книгах, играли «в замок» на дворе, а тем временем в Замке шла резня…»
Монтер путей больше не мог уловить голосов, зато увидел замок, услышал завывание ветра между его башнями. Он будто парил в воздухе, наблюдая за происходящим: анфилады тренировочных комнат, залитые кровью; огромная катапульта на площадке одной из башен Замка, разрушающая стены соседних огромными неестественно сияющими шарами, бойня в оружейном складе: звон мечей, свист стрел, злобные крики, стоны…
Монтер путей открыл глаза и понял, что задремал. Голос продолжал повествование: «Пока они рушили укрытия друг друга, отбивали друг у друга запасы еды, пороха, амуниции, охотились друг за другом, как за зверьем, незаметная поначалу трещина вдоль фронтальной стены замка расширялась, вгрызалась кривыми острыми зубами все ниже, километр за километром, а ужас поднялся перед Замком мощным грозовым облаком, по высоте почти достигающим самой высокой башни. И если бы те кучки, что остались от гарнизона, лишь на секунду отвлеклись от своих забот и посмотрели на юг, они бы содрогнулись, увидев, что мгла слепилась в лицо, которое нетерпеливо улыбалось… Ужас тонкими щупальцами втекал внутрь через трещину в стене и тихонько, пока что тихонько, душил попадавшихся ему людей, озабоченных военными успехами», – после торжественной паузы раздались аплодисменты, а точнее одинокие хлопки. Потом ехидный голос, шепелявя, произнес: «Сплошная абстракция, батенька, полнейшая, не побоюсь этого слова, метафизическая абстракция».
По радио объявили рекламную паузу. Монтер нащупал пульт справа от себя, нажал выключение и сразу же заснул.
Проснулся он от собственного крика: ему приснилось, как его заживо распиливали на части, и он все ждал, когда же умрет. Но вдруг с ужасом понял, что наблюдает за шевелящимися кусками своего тела откуда-то из-под потолка. Они шевелятся все беспокойнее, начинают извиваться, ползать, у них вырастают рты с кривыми острыми зубами, они приступают к охоте друг на друга, и куски побольше отлавливают тех, что поменьше, с чавканьем поедая их.
Сев на кровати, монтер путей вытер пот, выступивший крупными каплями на лбу, и посмотрел в окно. Небо не начало еще переходить из черных в темно-синие тона. Он спал совсем недолго.
Он понял, что голоден, и отправился на кухню. Но пришел в туалет. Там из унитаза на пол сочилась вода. На кафельном полу собралась уже приличная лужа. «Здесь колбасы нет», – пришла в голову мысль. Он решил пойти в кладовку, подумав, что нужна тряпка вытереть в туалете пол или, возможно, гаечный ключ закрутить вентили. Однако пришел он не в кладовку, а на кухню. Открыв холодильник, он, даже не глядя на все остальное, достал батон сырокопченой колбасы. Вооружившись огромным ножом, предназначенным для рубки мяса, он принялся разрезать колбасу на куски и с удовольствием поедать их, запивая, время от времени, водкой.
Наевшись, монтер путей, понял, что ему нужно в туалет, причем так, что раковиной обойтись не получится. Тут же он вспомнил: надо бы закрутить вентиль, чтобы из унитаза не текла на пол вода. С этой мыслью он вышел на улицу.
С удовольствием вдохнув полной грудью влажный и прохладный ночной воздух и потянувшись, он пошел по кирпичной дорожке. Дойдя до развилки, пробежался по травке до деревянной будки. Его догадка оправдалась. Это была туалетная будка. Входя, он испачкался паутиной. Внутри пахло только сухим деревом будку давно не использовали. В ней не было света, не оказалось и туалетной бумаги, но обнаружилась рядом с деревянной седушкой газета…
В задумчивости, выбравшись из «скворечника», монтер путей вышел на кирпичную дорожку, повернул по ней направо, зашел на высокое крыльцо, повернул круглую дверную ручку. Внутри было темно. Значит, он погасил свет, выходя. Придерживая одной рукой дверь, он другой пошарил по стене слева в поисках выключателя и наткнулся на что-то теплое, мягкое и влажное. В тот же миг дверь вырвалась из руки и с огромной силой ударила его, так что он влетел в прихожую и упал ничком. Пока еще не вполне понимая, что происходит, он вскочил, бросился назад, в распахнутый дверной проем, но дверь с размаху ударила его по лицу и груди, так что он отлетел назад, упав на спину. Дверь распахнулась снова, и сейчас монтер путей четко разглядел за порогом двухэтажный домик с черной крышей и горящим в окне светом. Дверь с хрустом и чавканьем захлопнулась. Стало совсем темно.
5.
На него напало оцепенение. Он лежал в темноте и боялся пошевелиться, даже дышать старался как можно тише. Как будто если он подаст признаки жизни, нечто безжалостное и способное видеть в полной темноте бросится на него из угла и растерзает.
Опьянение и сонливость полностью прошли. Боль от удара дверью затерялась на самом краю восприятия. Всю вселенную для него заполнила мысль: «Надо выбраться отсюда. Как выбраться отсюда?», и он совсем не вспоминал о невообразимом, неиссякаемом могуществе, которое выпросил себе утром.
Сколько он так лежал и сколько бы еще пролежал, если бы не раздались откуда-то из темноты скрипучие шаги?.. Он вскочил и бросился на дверь, бился в нее плечом, бил по ней ногой, но все было бесполезно. А шаги были совсем близко, обычные человеческие шаги, и казалось, вот-вот почувствуешь дыхание на своем затылке. Выбраться можно было через окно! Но было совсем темно, непонятно, где окно. Он побежал вдоль стены и почти сразу ударился правой коленкой обо что-то очень твердое и острое. На мгновение он согнулся, обхватив взорвавшуюся болью коленку… шаги как будто прекратились… но вот появились снова, сразу у него за спиной, вполне человеческие шаги. И загнанное собачье дыхание. Он бросился вперед, в темноту, а дыхание все равно висело у самого его уха. Он с воплем ударил рукой наугад, ожидая попасть по отвратительной мохнатой морде. Но споткнулся, потому что рука прорезала воздух. Пол заскрипел слева, и он с криком: «Давай же, иди сюда, вот он я!» начал исступленно махать кулаками. Лишь бы махать, лишь бы что-нибудь делать! Он махал кулаками и кричал, пока не зацепился правой коленкой за что-то холодное; почти не чувствуя боли, он отскочил и с отвращением врезал ботинком по этому холодному, притаившемуся… Раздался металлический звон. Это было что-то неживое, это не оно дышало и скрипело ботинками. Он схватился за это холодное, металлическое, чтобы использовать как оружие. Каминная решетка! Вдруг что-то теплое и шершавое лизнуло его в щеку… С нечленораздельным воплем он побежал вперед и ударился о стену, не прекращая вопить. Встал и побежал снова, опять ударился и снова побежал. Что-то треснуло под ногами, и он почувствовал, как проваливается вниз, попытался ухватиться руками, почувствовал неровный край сломанной деревянной доски; потом – удар в затылок…