Страница:
По правде говоря, и первого раза было более чем достаточно. Она как раз собралась в дамскую комнату попудрить носик, когда путь ей преградили два студента, два еврея, если придерживаться всех деталей, то евреи американские.
- Говорят, вы, арабы, не пьете! - выкрикнул один подвыпивший студент.
- Каждый поступает так, как считает нужным, - возразила она.
- А еще я слыхал, вы, арабы, мочитесь прямо на землю у себя в палатках, выкрикнул другой, ухмыляясь.
- Боюсь, тебя дезинформировали, мы крайне брезгливы. А теперь могу я пройти?
- Нет, не можешь! Кто знает, что ты оставишь после себя на сиденье унитаза. А у нас, кстати, имеется кое-чего для тебя, поняла намек, арабка?
Переломный момент, однако, наступил в конце второго семестра. Она делала успехи на курсе одного весьма уважаемого профессора, еврея по национальности, и была отмечена им как лучшая ученица. В качестве приза, вручавшегося ежегодно, оказалась написанная им книга с его автографом. Многие сокурсники, евреи и неевреи, подошли поздравить ее, а когда она покинула здание и направилась по тенистой аллее к корпусу, где находилась ее комната, путь ей преградили трое неизвестных в масках
- Как ты этого добилась? Пригрозила взорвать его дом?
- Может, прирезала его детей острым арабским кинжалом?
- Нет, она пожаловалась на него Арафату!
- Мы преподадим тебе урок, ты, черномазая арабка!
- Если книга так много значит для вас, заберите.
- Оставь ее себе, арабка.
Ее изнасиловали. "Это за Мюнхен". - "Это за детей в Голанском кибуце". "Это за моего двоюродного брата, которого вы, мерзавцы, убили в Ашдоде!" Их целью не было получить физическое удовлетворение. Они хотели унизить, раздавить, выплеснуть злость и ярость, наказать "арабку".
Кое-как, едва ли не ползком, ей удалось добраться до своей комнаты. И вот тогда в ее жизни появился очень важный человек. Роберта Олдридж, бесценная Бобби Олдридж, яростная противница расовых предрассудков, член весьма уважаемой в Новой Англии семьи.
- Подонки! - прокричала она в распахнутое окно.
- Не надо! Только не говори о случившемся никому, - умоляла ее юная египтянка. - Ты не понимаешь.
- Не беспокойся, детка. Мы в Бостоне любим повторять одну пословицу каждый получит по заслугам. И будь уверена, эти сукины дети свое получат, даю тебе слово!
- Нет! Они сделают это снова, они все равно ничего не поймут! У меня нет ненависти к евреям. Моя лучшая подруга - мы дружим с детства - дочь раввина, одного из ближайших коллег отца. Я не питаю к евреям ненависти Они утверждают, что это так, поскольку для них я всего лишь грязная арабка. Но я не ненавижу! Моя семья не такая. Мы ни к кому не питаем ненависти.
- Постой-ка, я ничего о евреях не говорила, ты сама об этом упомянула. Я назвала их сукиными детьми, а это понятие интернациональное, это я так, к слову.
- Я не в силах оставаться здесь! Не могу. Я уеду.
- Глупости! Для начала ты отправишься к моему врачу - он хорошо знает свое дело, а после переедешь ко мне. Черт, за два года, что я здесь учусь, такого я еще не видела
"Слава Богу, Аллаху и всем остальным божествам, что смотрят на нас сверху. У меня есть подруга". Боль и ненависть тех дней заставили ее принять решение. Восемнадцатилетняя девушка знала, чему посвятит всю свою жизнь.
Зазвонил телефон. Дверца в прошлое захлопнулась. Настоящее требовательно взывало к себе. Она подлетела к телефону и схватила трубку.
- Слушаю.
- Он здесь.
- Где именно?
- В посольстве.
- О Боже' Что происходит? Что он делает?
- Он там с двумя другими.
- Трое? Их только трое? Не четверо?
- Мы видели лишь троих. Один у посольства в толпе попрошаек. Разговаривал через ворота с террористами.
- А американец? Где он?
- С третьим. Они не высовываются. Выйти рискнул только один. Решения принимает он, не американец.
- Вот как?
- По-моему, он договаривался о том, как им пробраться внутрь.
- Нет! - воскликнула Калейла. - Это невозможно! Остановите их! Остановите его!
- Леди, такие приказы могут исходить только из дворца.
- Такие приказы отдаю я. Вам это было сказано! Боже! Пробраться в тюрьму это одно, а вот посольство... Ни в коем случае, там он появляться не должен. Отправляйтесь и схватите их, остановите их, убейте, если придется. Убейте его!
- Скорей! - Мужчина в джелабе вернулся к своему коллеге, застывшему у наблюдательного пункта у заколоченного досками окна маленького ресторанчика, и снял с предохранителя свой пистолет. - Нам отдали приказ схватить их, остановить их, остановить американца. Убить его, если будем вынуждены сделать это.
- Убить его? - Сотрудник дворца в изумлении повернул голову.
- Таков приказ. Убить его!
- Приказ опоздал. Они скрылись.
"Степень защиты максимальная
Перехват не засечен
Приступайте".
Человек раздраженно коснулся пальцами клавиатуры компьютера:
"Я взломал коды доступа в Лэнгли. Дело не в ЦРУ, поскольку связи не наблюдается. Проблема в объекте. Он проник на территорию посольства! Он не сумеет выйти оттуда живым. Его раскроют. Одна-единственная реплика способна выдать его. Он отсутствовал слишком долго. Я испробовал все возможности, надежда крайне мала. Возможно, моя оргтехника и я слишком рано выносим приговор. Возможно, наш национальный Мессия просто глупец. Хотя каждый Мессия кажется глупцом и недоумком, пока не выяснится обратное. На это надеюсь, об этом молюсь".
Глава 11
Трое совершивших побег из тюрьмы мужчин медленно продвигались в темноте по устланному булыжником руслу древней сточной канавы через проем в стене, к огороженному решеткой внутреннему двору посольства. Измотанные, в синяках и порезах, они наконец выбрались на ослепляюще яркий свет. Картина, представшая их глазам, была чудовищна. Если б мог, Эван Кендрик пожелал бы никогда не видеть того, что увидел. Во внутреннем дворе находилось шестьдесят или около того заложников. Их привели сюда умыться и получить скудный утренний паек. Уборная представляла собой ряд деревянных ящиков с дырками посередине. Мужчины и женщины оправлялись отдельно, разделенные лишь полупрозрачной занавеской, сорванной, вероятно, с одного из окон посольства. Деградация среди охранников, как мужчин, так и женщин, была полнейшая. Они смеялись и отпускали грязные шутки, глядя на то, как заложники корчатся, испытывая муки унижения. Распечатки с компьютерных принтеров служили им туалетной бумагой.
На некотором отдалении заключенные выстроились в очередь перед тремя длинными низкими столами с выставленными на них металлическими тарелками, на которых лежали небольшие куски высохшего хлеба и сомнительной свежести сыр. Еще на столах стояли кувшины с грязновато-белой жидкостью, предположительно разбавленным козьим молоком, которое наливали пленникам в деревянные миски вооруженные охранники. Кое-кто из заложников отказывался от еды. Просьбы, если были слишком настойчивые, сопровождались ударом в челюсть или черпаком прямо по лицу.
Внезапно внимание Кендрика, чьи глаза еще не совсем привыкли к яркому солнечному свету, привлек юный заложник, мальчишка лет четырнадцати пятнадцати, который, размазывая по щекам слезы, набросился на одного из террористов
- Грязные ублюдки! Моя мать больна. Ее тошнит от вашей отравы. Дайте ей что-нибудь более съедобное, сучье отродье.
Удар прикладом винтовки в лицо прервал слова мальчишки. По его разбитой щеке потекла кровь. Но вместо того чтобы замолчать, он завелся еще больше. Прыгнув через стол на того, кто его ударил, он вцепился ему в рубашку и принялся ее рвать. Металлические тарелки и деревянные миски полетели в стороны. В одну секунду террористы подскочили к нему и, оторвав мальчишку от бородатого охранника, бросили его на землю и принялись избивать сапогами и прикладами. Несколько мужчин из числа заложников, вдохновленные примером юного собрата по несчастью, бросились вперед, размахивая руками и выкрикивая слабыми хриплыми голосами оскорбления своим куда более сильным тюремщикам. Небольшой бунт был немедленно жестоким образом подавлен. Людей избили до полусмерти и пинками отбросили их бездыханные тела к стене.
- Звери! - выкрикнул пожилой мужчина, выйдя нетвердой походкой вперед. Его выпад остался без внимания. - Арабские звери! Дикари! О цивилизации из вас кто-нибудь слыхал? Неужели избиение слабых, беззащитных людей способно сделать вас героями ислама? Если так, убейте меня, чтобы заслужить себе побольше медалей, только ради Бога, прекратите этот кошмар!
- Ради чьего Бога? - поинтересовался один из террористов, находящийся возле лежащего на земле без сознания мальчика - Христианского Иисуса, чьи последователи снабжают оружием наших врагов, чтобы они могли убивать наших детей бомбами и пушками? Или ради блаженного Мессии, чьи люди крадут нашу землю и убивают наших отцов и матерей? Разберись для начала со своим Богом.
- Довольно! - приказал Азрак, приближаясь к группе террористов
Кендрик последовал за ним, с трудом удерживаясь от желания выхватить из кобуры на плече Синего пистолет и расстрелять негодяев в упор. Остановившись перед окровавленным телом мальчишки, Азрак заговорил снова, не повышая голоса.
- Урок преподан. Не переусердствуйте, иначе прикончите тех, кого собираетесь научить. Отведите этих людей в больницу к врачу, который пользует заложников... и найдите мать этого мальчишки. Отправьте ее тоже к врачу и дайте ей поесть.
- Но почему, Азрак? - запротестовал один палестинец. - Моей матери такого уважения не выказывали! Она была...
- Равно как не выказывали и моей, - резко оборвал его Синий. - Ну и что? Взгляни на нас, кем мы стали. Оттащите этого юнца, и пусть он остается с матерью. Пошлите кого-нибудь поговорить с заложниками, успокойте их. Сделайте вид, будто сочувствуете им.
Кендрик содрогнулся от отвращения, глядя на бездыханные, покрытые синяками и кровоточащими ранами тела оттаскиваемых мужчин.
- Ты поступил правильно, - сказал он Азраку голосом, лишенным каких-либо эмоций. - Нужно знать, когда следует остановиться, даже если нет желания делать это.
Новоявленный лидер террористов изучающе посмотрел на Эвана:
- Я говорил серьезно. Взгляни на нас. Смерть близких меняет нас. Сегодня мы дети, а завтра уже взрослые мужчины, и не важно, сколько нам лет, мы сеем смерть потому, что воспоминания о пережитом не дают покоя.
- Понимаю.
- Нет, не понимаешь, Амаль Бахруди. Твой удел - идеологическая война. Для тебя смерть - политический акт. Ты истово веришь, у меня сомнений нет, вот только веришь ты в политику. А это не моя война. У меня одна идеология: выжить, я убиваю снова и снова и все еще живу.
- Ради чего? - спросил Кендрик, проявляя искренний интерес.
- Как ни странно, ради того, чтобы жить в мире, которого были лишены мои родители. Ради всех нас, ради нашей земли, которую у нас украли, отдали врагам и еще заплатили им, чтобы загладить вину за преступления, которых мы не совершали. Теперь жертвами стали мы. Можем ли мы не бороться?
- Если считаешь, что это не политика, советую хорошенько подумать. Ты все-таки остаешься поэтом, Азрак.
- С ножом и винтовкой в руках, Бахруди.
Люди во внутреннем дворе внезапно заволновались. Но волнение было скорее радостным. Две фигуры появились из дверей. Одна - женщина в чадре, другая мужчина с белыми прядями в черных волосах. Зайя Ятим и Абиад, тот самый, чья кличка Белый, догадался Эван, стараясь сохранять внешне безразличный вид. Приветствие между братом и сестрой показалось ему странным. Они пожали друг другу руки, затем сдержанно обнялись. Универсальный жест, дающий понять: я хочу тебя защитить. Младший брат всегда ребенок в глазах старшей, умудренной опытом сестры, он и останется для нее таковым, невзирая на возраст, несмотря на то, что со временем именно он станет опорой семьи. Она всегда будет видеть в нем предмет беспрестанных забот.
Абиад был менее сдержан в проявлении эмоций и расцеловал самого юного и самого сильного члена оперативного совета в обе щеки.
- Ты должен многое рассказать нам, - сказал террорист, называющий себя Белый.
- Да, должен, - кивнул Азрак и повернулся к Кендрику. - Благодаря этому человеку. Это Амаль Бахруди из Восточного Берлина, посланный сюда в Маскат самим Махди.
Зайя впилась взглядом в лицо Кендрика.
- Амаль Бахруди, - повторила она. - Конечно же я слышала это имя. У Махди поистине огромные связи. Ты оказался очень далеко от того места, где работаешь.
- К сожалению, так. - Кендрик говорил на литературном арабском - Однако другие на виду. За каждым их движением следят. Предполагалось, что сюда приедет тот, кого не ждут, что он здесь появится, а Восточный Берлин так далеко. Люди станут клясться, будто видели вас там. Когда Махди призвал меня, я не раздумывая согласился. Точнее говоря, я сам связался с его людьми и предложил отправиться сюда, как только узнал, что здесь происходит. Брат расскажет о возникшей здесь проблеме. У нас могут быть разные цели, но все мы выиграем от сотрудничества.
- Но ты, Бахруди из Восточного Берлина, - вступил в разговор Абиад. Брови его были сдвинуты к переносице. - Откуда тебе знать, что тебя не выследили?
- О том, что я здесь, несомненно, знают. - Эван позволил себе улыбнуться. - Но едва ли мое появление свяжут с событиями давно минувшими.
- Тебя предали? - высказала предположение Зайя.
- Да, мне известно, кто это сделал, и я найду его.
- Бахруди вызволил нас, - прервал его Азрак. - Пока я раздумывал, он действовал. Он заслуживает доверия.
- Зайдем внутрь, дорогой брат. Поговорим там.
- Моя дорогая сестра, - сказал Синий. - Среди нас есть предатель. Это то, о чем хотел сообщить нам Амаль. Это и еще кое-что. Нас снимают на пленку скрытой камерой и передают фотографии из посольства, а потом продают их! Если уцелеем, нас будут преследовать всю жизнь, потому что весь мир. Увидел то, что происходит в этих стенах!
Сестра вопросительно взглянула на брата.
- Фотографии? Сделанные с помощью скрытых камер, которые никто до сих пор не заметил? Неужели среди нас есть такие, кто способен обращаться со сложной аппаратурой? Кто-то из наших братьев и сестер, которые и писать-то едва умеют?
- Он видел эти фотографии. В Восточном Берлине.
- Поговорим внутри.
В посольстве Великобритании за большим столом напротив полусонного атташе сидели двое. Атташе, все еще в халате, прилагал немалые усилия к тому, чтобы не заснуть.
- Да, - сказал он, зевая, - они будут здесь с минуты на минуту, и, если простите мои слова, надеюсь, в том, что вы говорите, есть смысл. У МИ-6 забот более чем достаточно, не думаю, что они обрадуются, если их поднимут ни свет ни заря, напрасно.
- Мой друг Джек служил гренадером, - обиженно воскликнул Дики - Если он считает, что дело серьезное, вам стоит проявить внимание Иначе зачем бы мы сюда пришли?
- Выбить деньги для своих фирм? - предположил атташе.
- Ну да, конечно, только это не главное, - замялся Дики. - Прежде всего мы англичане. Жалко смотреть, как гибнет Империя. Верно, Джек?
- Это уже произошло, - сказал атташе, подавляя очередной зевок.
- Видите ли, - заговорил Джек, - мой друг Дики специализируется на черных металлах, ну а я - на текстиле и скажу вам вот что. Тот сукин сын был так одет... По сравнению с тем, как был одет до того, - никуда не годится. Одежда не только определяет человека, но также отвечает роду его занятий. Так повелось издревле, с тех самых пор, как был соткан первый холст, а это, кстати говоря, могло произойти и в этой самой части света...
- Служба разведки подобной информацией располагает, уверен, - прервал его атташе и с видом человека, которому до смерти надоело повторять одно и то же, произнес: - Они скоро будут здесь.
Разведчики и в самом деле вскоре появились, через пять секунд после слов, произнесенных атташе. Двое мужчин в незастегнутых рубашках, отчаянно нуждающиеся в бритве, с хмурыми выражениями лиц вошли в кабинет. Один из них держал в руках объемистый конверт.
- Вы те, ради кого нас подняли? - спросил сотрудник секретной службы, глядя на Дики и Джека.
- Ричард Хардинг слева от меня, - представил атташе, - и Джон Престон справа. А теперь могу ли я покинуть вас?
- Прости, дружище, - покачал головой другой сотрудник МИ-6 и, приблизившись к столу, открыл конверт. - Мы здесь потому, что ты позвал нас. Это обстоятельство вынуждает тебя остаться.
- Вы так добры. - Голос атташе звучал не слишком любезно. - Хочу внести ясность, я не собирал вас, я всего лишь передал информацию. Двое британских граждан настояли на том, чтобы я ее передал. И это обстоятельство вынуждает меня отправиться спать, поскольку свою миссию я уже выполнил.
- По правде говоря, - проговорил Дики Хардинг, - это Джек настоял на встрече, ну а я чувствовал, что, когда времена тяжелые, надо быть начеку. Все, знаете ли, подмечать, прислушиваться к тому, что подсказывает интуиция, а Джек Престон - бывший гренадер, знаете ли. Его интуиция никогда не подводила. По крайней мере когда-то.
- Черт, Дики, при чем здесь интуиция? Я говорю про то, как тот тип был одет. В таком костюмчике, как тот, что был на нем, и зимой в горах взмокнешь, а в рубашке, судя по блеску, она была или шелковая, или из полиэстра, можно просто задохнуться. Хлопок Натуральный, дышащий хлопок - только в одежде из этого материала в здешнем климате можно выжить. А уж как его костюм был сшит, скажу я вам...
- Не возражаете, сэр? - Один из представителей МИ-6 на мгновение закатил к потолку глаза, а другой достал из конверта фотографии и положил их на стол перед Хардингом и Престоном, прервав тем самым их диалог. - Взгляните, нет ли здесь человека, о котором вы говорили?
Через одиннадцать секунд задача была выполнена.
- Это он! - воскликнул Джек.
- Похоже на то, - согласился Дики.
- Ну и идиоты же вы! - сказал человек из разведслужбы. - Его фамилия Макдоналд, жуир и пьяница из Каира. Отец его жены владеет фирмой, в которой он работает, а сюда его заслали, потому что он полное ничтожество и фирмой заправляет его заместитель в Каире. Ну что, что скажете теперь насчет интуиции, которая неожиданно проснулась в такую рань? Могу я спросить вас, господа, где вы провели ночь?
- Ну вот, Джек, я ж говорил, что ты все преувеличиваешь, дело вовсе не существенное.
- Постойте-ка. - Второй разведчик неожиданно задумался, взяв в руки увеличенную паспортную фотографию и внимательно разглядывая ее. - Год или около того назад один из наших связался с нами и попросил организовать встречу по проблеме "ОИ", которая, по его мнению, имела место быть.
- Проблемы чего? - поинтересовался атташе.
- "Оценки имущества". Следует понимать как шпионаж. По телефону он сказал немного, разумеется, но сообщил, что кандидатура подозреваемого нас изумит. "Заплывший жиром спившийся англичанин, работающий в Каире" - так или примерно так описал его. Может, это он?
- Вот, - воодушевился Дики, - я и начал подгонять Джека проследить за ним, а не бросать дело.
- Да нет, старина, ты вовсе не проявлял энтузиазма. А знаешь, мы еще можем успеть на самолет, как ты и хотел.
- Как прошла встреча? - спросил атташе, наклоняясь к сотруднику разведслужбы.
- Она не состоялась. Наш офицер был убит в порту, его нашли возле одного из пакгаузов с перерезанным горлом. Власти преподнесли это как ограбление, поскольку в карманах у него ничего не нашли.
- Думаю, нам стоит попытаться попасть на тот самолет, Джек.
- Махди? - воскликнула Зайя Ятим. Она сидела за столом в кабинете, который тремя неделями раньше занимал посол США. - Ты должен доставить одного из нас к нему в Бахрейн? Сегодня?
- Как я уже сказал твоему брату - Кендрик сел в кресло рядом с Абиадом напротив женщины. - Полагаю, инструкции были подробно изложены в письме, которое я должен был доставить.
- Да-да, - нетерпеливо прервала его Зайя. - Он мне все объяснил, когда мы ненадолго остались наедине. Но ты ошибаешься, Бахруди. Я не общаюсь напрямую с Махди, никому не известно, кто он.
- Полагаю, ты связываешься с тем, кто передает информацию ему.
- Разумеется, но обычно это занимает день или два. Добраться до него нелегко.
- А как быть в экстренной ситуации?
- Таковая недопустима, - вмешался Азрак. Он стоял, прислонившись к стене возле высокого окна, через которое в кабинет лился яркий солнечный свет. - Я уже объяснял.
- А вот это, друг мой, недальновидно. Нельзя хорошо делать свое дело, не беря в расчет возможность возникновения непредвиденных ситуаций.
- Разумно, - кивнула Зайя Ятим, а затем покачала головой. - Однако здравый смысл в словах моего брата есть. Мы должны быть способны действовать в любой, самой сложной обстановке, как бы долго она ни длилась, если придется. В противном случае нам не доверили бы руководство.
- Хорошо, - сказал конгрессмен из штата Колорадо, чувствуя, как пот струйкой стекает по его спине, несмотря на то что в комнате было прохладно из-за проникающего в окна легкого утреннего ветерка. - Тогда вам самим придется объясняться с Махди сегодня вечером, почему вы не у него. Свое дело я сделал, включая то, что спас Азраку жизнь.
- В этом он прав, Зайя, - подтвердил Азрак. - Если б не он, я был бы мертвецом.
- За это я благодарна тебе, Бахруди. Но мне не под силу совершить невозможное.
- Думаю, тебе стоит попытаться. - Кендрик бросил взгляд на Абиада, затем снова посмотрел на Зайю. - Махди стоило немалых усилий и расходов доставить меня сюда, из чего могу заключить, что в экстренной ситуации находится он сам.
- Сообщение о том, что тебя схватили, все объяснит, - сказал Абиад.
- Неужели ты думаешь, что оманские власти сообщат о моем задержании лишь затем, чтобы признать, что я ускользнул из их рук?
- Нет, конечно, - сказала Зайя Ятим.
- Махди дергает вас за ниточки, - проговорил Кендрик. - Он может управлять и моими действиями, что мне не по душе.
- Нам не хватает средств, - вмешался Абиад. - Нам необходимы быстрые суда из Эмиратов, иначе все, что мы делаем, окажется напрасным. Вместо того чтобы осаждать, мы сами окажемся в осаде.
- Выход можно найти, - сказала Зайя, внезапно поднимаясь из-за стола. Ее взгляд был устремлен в никуда - Мы планируем на сегодняшнее утро пресс-конференцию. Все, кому необходимо, будут ее смотреть, в том числе и Махди. В своей речи я упомяну, что мы посылаем срочное сообщение нашим друзьям. Сообщение, которое требует немедленного ответа.
- Какой в этом толк? - спросил Азрак. - Вся конференция записывается, мы это знаем. Ни один из людей Махди не рискнет связаться с нами.
- Это и не потребуется, - возразил Эван, наклоняясь вперед. - Я понял мысль твоей сестры. Ответ последует не в словесной форме, переговоры ни к чему. Мы не просим инструкций, мы сами даем их. Это, Азрак, как раз то, о чем мы говорили с тобой несколько часов назад. Я знаю Бахрейн. Я выберу место, где мы будем ждать, и пусть один из твоих агентов здесь, в Маскате, подстегнет его, сказав, что это то самое срочное дело, о котором твоя сестра говорила во время пресс-конференции. - Кендрик повернулся к Зайе Ятим: - Ты ведь так все себе представляла?
- В деталях продумать еще не успела, - призналась Зайя, - но в целом да. Все, что я хотела, - это поскорей связаться с Махди. Но твой план кажется вполне осуществимым.
- Это решение! - воскликнул Абиад. - Бахруди нашел решение!
- Ничего толком еще не решено, - сказала Зайя, снова опускаясь в кресло. Есть проблема. Как доставить моего брата и Бахруди в Бахрейн?
- Об этом уже позаботились, - ответил Эван. Сердце его стучало в груди, в висках пульсировала кровь, но голос его звучал спокойно. Он был уже у цели! Очень близко к Махди. - Мне нужно позвонить. Номер я вам сообщить не имею права. И к нашим услугам будет самолет.
- Так просто? - изумился Абиад.
- Твой благодетель здесь, в Омане, имеет такие связи, о которых ты и не подозреваешь.
- Все телефонные разговоры прослушиваются, - возразил Азрак.
- То, что скажу я, может быть услышано, но только не слова человека, с которым я буду говорить. Меня уверили в этом.
- Хитроумный глушитель? - спросила Зайя Ятим.
- Часть нашего оборудования, которое мы используем в Европе. Простая насадка, прикрепленная к микрофону на телефонной трубке. Искажение звука полное, но не для того, кто звонит по номеру.
- Звоните! - сказала Зайя Ятим, быстро поднимаясь с кресла и уступая место Кендрику.
Прикрывая рукой диск, Эван набрал номер.
- Это я.
Ахмат ответил прежде, чем прозвучал второй гудок.
- Самолет, - произнес Кендрик. - Два пассажира. Где? Когда?
- О Боже! - охнул султан Омана. - Дай подумать... Аэропорт, разумеется. Дорога за четверть километра до грузового терминала поворачивает. Вас там подберут на военном джипе. Скажи, что джип краденый, если возникнет вопрос, и что так проще проехать через посты без остановок.
- Когда?
- На это потребуется время. Сотрудники службы безопасности, необходимые распоряжения... Можешь назвать пункт назначения?
- Двадцать вторая буква, поделенная на два.
- "Ц"... Не понимаю.
- Нет, в цифрах.
- Двадцать вторая... Два. "Б"?
- Да.
- Бахрейн!
- Верно.
- Так, понятно. Мне нужно сделать несколько звонков. Когда вам требуется быть там?
- В самый разгар событий. Надо выбраться в суматохе.
- Где-нибудь в районе полудня.
- Как скажешь. Кстати, один знакомый врач обещал мне выписать лекарство.
- Пояс с деньгами, как я понимаю. Он будет передан тебе.
- Отлично.
- Поворот перед грузовым терминалом. Будь там.
- Говорят, вы, арабы, не пьете! - выкрикнул один подвыпивший студент.
- Каждый поступает так, как считает нужным, - возразила она.
- А еще я слыхал, вы, арабы, мочитесь прямо на землю у себя в палатках, выкрикнул другой, ухмыляясь.
- Боюсь, тебя дезинформировали, мы крайне брезгливы. А теперь могу я пройти?
- Нет, не можешь! Кто знает, что ты оставишь после себя на сиденье унитаза. А у нас, кстати, имеется кое-чего для тебя, поняла намек, арабка?
Переломный момент, однако, наступил в конце второго семестра. Она делала успехи на курсе одного весьма уважаемого профессора, еврея по национальности, и была отмечена им как лучшая ученица. В качестве приза, вручавшегося ежегодно, оказалась написанная им книга с его автографом. Многие сокурсники, евреи и неевреи, подошли поздравить ее, а когда она покинула здание и направилась по тенистой аллее к корпусу, где находилась ее комната, путь ей преградили трое неизвестных в масках
- Как ты этого добилась? Пригрозила взорвать его дом?
- Может, прирезала его детей острым арабским кинжалом?
- Нет, она пожаловалась на него Арафату!
- Мы преподадим тебе урок, ты, черномазая арабка!
- Если книга так много значит для вас, заберите.
- Оставь ее себе, арабка.
Ее изнасиловали. "Это за Мюнхен". - "Это за детей в Голанском кибуце". "Это за моего двоюродного брата, которого вы, мерзавцы, убили в Ашдоде!" Их целью не было получить физическое удовлетворение. Они хотели унизить, раздавить, выплеснуть злость и ярость, наказать "арабку".
Кое-как, едва ли не ползком, ей удалось добраться до своей комнаты. И вот тогда в ее жизни появился очень важный человек. Роберта Олдридж, бесценная Бобби Олдридж, яростная противница расовых предрассудков, член весьма уважаемой в Новой Англии семьи.
- Подонки! - прокричала она в распахнутое окно.
- Не надо! Только не говори о случившемся никому, - умоляла ее юная египтянка. - Ты не понимаешь.
- Не беспокойся, детка. Мы в Бостоне любим повторять одну пословицу каждый получит по заслугам. И будь уверена, эти сукины дети свое получат, даю тебе слово!
- Нет! Они сделают это снова, они все равно ничего не поймут! У меня нет ненависти к евреям. Моя лучшая подруга - мы дружим с детства - дочь раввина, одного из ближайших коллег отца. Я не питаю к евреям ненависти Они утверждают, что это так, поскольку для них я всего лишь грязная арабка. Но я не ненавижу! Моя семья не такая. Мы ни к кому не питаем ненависти.
- Постой-ка, я ничего о евреях не говорила, ты сама об этом упомянула. Я назвала их сукиными детьми, а это понятие интернациональное, это я так, к слову.
- Я не в силах оставаться здесь! Не могу. Я уеду.
- Глупости! Для начала ты отправишься к моему врачу - он хорошо знает свое дело, а после переедешь ко мне. Черт, за два года, что я здесь учусь, такого я еще не видела
"Слава Богу, Аллаху и всем остальным божествам, что смотрят на нас сверху. У меня есть подруга". Боль и ненависть тех дней заставили ее принять решение. Восемнадцатилетняя девушка знала, чему посвятит всю свою жизнь.
Зазвонил телефон. Дверца в прошлое захлопнулась. Настоящее требовательно взывало к себе. Она подлетела к телефону и схватила трубку.
- Слушаю.
- Он здесь.
- Где именно?
- В посольстве.
- О Боже' Что происходит? Что он делает?
- Он там с двумя другими.
- Трое? Их только трое? Не четверо?
- Мы видели лишь троих. Один у посольства в толпе попрошаек. Разговаривал через ворота с террористами.
- А американец? Где он?
- С третьим. Они не высовываются. Выйти рискнул только один. Решения принимает он, не американец.
- Вот как?
- По-моему, он договаривался о том, как им пробраться внутрь.
- Нет! - воскликнула Калейла. - Это невозможно! Остановите их! Остановите его!
- Леди, такие приказы могут исходить только из дворца.
- Такие приказы отдаю я. Вам это было сказано! Боже! Пробраться в тюрьму это одно, а вот посольство... Ни в коем случае, там он появляться не должен. Отправляйтесь и схватите их, остановите их, убейте, если придется. Убейте его!
- Скорей! - Мужчина в джелабе вернулся к своему коллеге, застывшему у наблюдательного пункта у заколоченного досками окна маленького ресторанчика, и снял с предохранителя свой пистолет. - Нам отдали приказ схватить их, остановить их, остановить американца. Убить его, если будем вынуждены сделать это.
- Убить его? - Сотрудник дворца в изумлении повернул голову.
- Таков приказ. Убить его!
- Приказ опоздал. Они скрылись.
"Степень защиты максимальная
Перехват не засечен
Приступайте".
Человек раздраженно коснулся пальцами клавиатуры компьютера:
"Я взломал коды доступа в Лэнгли. Дело не в ЦРУ, поскольку связи не наблюдается. Проблема в объекте. Он проник на территорию посольства! Он не сумеет выйти оттуда живым. Его раскроют. Одна-единственная реплика способна выдать его. Он отсутствовал слишком долго. Я испробовал все возможности, надежда крайне мала. Возможно, моя оргтехника и я слишком рано выносим приговор. Возможно, наш национальный Мессия просто глупец. Хотя каждый Мессия кажется глупцом и недоумком, пока не выяснится обратное. На это надеюсь, об этом молюсь".
Глава 11
Трое совершивших побег из тюрьмы мужчин медленно продвигались в темноте по устланному булыжником руслу древней сточной канавы через проем в стене, к огороженному решеткой внутреннему двору посольства. Измотанные, в синяках и порезах, они наконец выбрались на ослепляюще яркий свет. Картина, представшая их глазам, была чудовищна. Если б мог, Эван Кендрик пожелал бы никогда не видеть того, что увидел. Во внутреннем дворе находилось шестьдесят или около того заложников. Их привели сюда умыться и получить скудный утренний паек. Уборная представляла собой ряд деревянных ящиков с дырками посередине. Мужчины и женщины оправлялись отдельно, разделенные лишь полупрозрачной занавеской, сорванной, вероятно, с одного из окон посольства. Деградация среди охранников, как мужчин, так и женщин, была полнейшая. Они смеялись и отпускали грязные шутки, глядя на то, как заложники корчатся, испытывая муки унижения. Распечатки с компьютерных принтеров служили им туалетной бумагой.
На некотором отдалении заключенные выстроились в очередь перед тремя длинными низкими столами с выставленными на них металлическими тарелками, на которых лежали небольшие куски высохшего хлеба и сомнительной свежести сыр. Еще на столах стояли кувшины с грязновато-белой жидкостью, предположительно разбавленным козьим молоком, которое наливали пленникам в деревянные миски вооруженные охранники. Кое-кто из заложников отказывался от еды. Просьбы, если были слишком настойчивые, сопровождались ударом в челюсть или черпаком прямо по лицу.
Внезапно внимание Кендрика, чьи глаза еще не совсем привыкли к яркому солнечному свету, привлек юный заложник, мальчишка лет четырнадцати пятнадцати, который, размазывая по щекам слезы, набросился на одного из террористов
- Грязные ублюдки! Моя мать больна. Ее тошнит от вашей отравы. Дайте ей что-нибудь более съедобное, сучье отродье.
Удар прикладом винтовки в лицо прервал слова мальчишки. По его разбитой щеке потекла кровь. Но вместо того чтобы замолчать, он завелся еще больше. Прыгнув через стол на того, кто его ударил, он вцепился ему в рубашку и принялся ее рвать. Металлические тарелки и деревянные миски полетели в стороны. В одну секунду террористы подскочили к нему и, оторвав мальчишку от бородатого охранника, бросили его на землю и принялись избивать сапогами и прикладами. Несколько мужчин из числа заложников, вдохновленные примером юного собрата по несчастью, бросились вперед, размахивая руками и выкрикивая слабыми хриплыми голосами оскорбления своим куда более сильным тюремщикам. Небольшой бунт был немедленно жестоким образом подавлен. Людей избили до полусмерти и пинками отбросили их бездыханные тела к стене.
- Звери! - выкрикнул пожилой мужчина, выйдя нетвердой походкой вперед. Его выпад остался без внимания. - Арабские звери! Дикари! О цивилизации из вас кто-нибудь слыхал? Неужели избиение слабых, беззащитных людей способно сделать вас героями ислама? Если так, убейте меня, чтобы заслужить себе побольше медалей, только ради Бога, прекратите этот кошмар!
- Ради чьего Бога? - поинтересовался один из террористов, находящийся возле лежащего на земле без сознания мальчика - Христианского Иисуса, чьи последователи снабжают оружием наших врагов, чтобы они могли убивать наших детей бомбами и пушками? Или ради блаженного Мессии, чьи люди крадут нашу землю и убивают наших отцов и матерей? Разберись для начала со своим Богом.
- Довольно! - приказал Азрак, приближаясь к группе террористов
Кендрик последовал за ним, с трудом удерживаясь от желания выхватить из кобуры на плече Синего пистолет и расстрелять негодяев в упор. Остановившись перед окровавленным телом мальчишки, Азрак заговорил снова, не повышая голоса.
- Урок преподан. Не переусердствуйте, иначе прикончите тех, кого собираетесь научить. Отведите этих людей в больницу к врачу, который пользует заложников... и найдите мать этого мальчишки. Отправьте ее тоже к врачу и дайте ей поесть.
- Но почему, Азрак? - запротестовал один палестинец. - Моей матери такого уважения не выказывали! Она была...
- Равно как не выказывали и моей, - резко оборвал его Синий. - Ну и что? Взгляни на нас, кем мы стали. Оттащите этого юнца, и пусть он остается с матерью. Пошлите кого-нибудь поговорить с заложниками, успокойте их. Сделайте вид, будто сочувствуете им.
Кендрик содрогнулся от отвращения, глядя на бездыханные, покрытые синяками и кровоточащими ранами тела оттаскиваемых мужчин.
- Ты поступил правильно, - сказал он Азраку голосом, лишенным каких-либо эмоций. - Нужно знать, когда следует остановиться, даже если нет желания делать это.
Новоявленный лидер террористов изучающе посмотрел на Эвана:
- Я говорил серьезно. Взгляни на нас. Смерть близких меняет нас. Сегодня мы дети, а завтра уже взрослые мужчины, и не важно, сколько нам лет, мы сеем смерть потому, что воспоминания о пережитом не дают покоя.
- Понимаю.
- Нет, не понимаешь, Амаль Бахруди. Твой удел - идеологическая война. Для тебя смерть - политический акт. Ты истово веришь, у меня сомнений нет, вот только веришь ты в политику. А это не моя война. У меня одна идеология: выжить, я убиваю снова и снова и все еще живу.
- Ради чего? - спросил Кендрик, проявляя искренний интерес.
- Как ни странно, ради того, чтобы жить в мире, которого были лишены мои родители. Ради всех нас, ради нашей земли, которую у нас украли, отдали врагам и еще заплатили им, чтобы загладить вину за преступления, которых мы не совершали. Теперь жертвами стали мы. Можем ли мы не бороться?
- Если считаешь, что это не политика, советую хорошенько подумать. Ты все-таки остаешься поэтом, Азрак.
- С ножом и винтовкой в руках, Бахруди.
Люди во внутреннем дворе внезапно заволновались. Но волнение было скорее радостным. Две фигуры появились из дверей. Одна - женщина в чадре, другая мужчина с белыми прядями в черных волосах. Зайя Ятим и Абиад, тот самый, чья кличка Белый, догадался Эван, стараясь сохранять внешне безразличный вид. Приветствие между братом и сестрой показалось ему странным. Они пожали друг другу руки, затем сдержанно обнялись. Универсальный жест, дающий понять: я хочу тебя защитить. Младший брат всегда ребенок в глазах старшей, умудренной опытом сестры, он и останется для нее таковым, невзирая на возраст, несмотря на то, что со временем именно он станет опорой семьи. Она всегда будет видеть в нем предмет беспрестанных забот.
Абиад был менее сдержан в проявлении эмоций и расцеловал самого юного и самого сильного члена оперативного совета в обе щеки.
- Ты должен многое рассказать нам, - сказал террорист, называющий себя Белый.
- Да, должен, - кивнул Азрак и повернулся к Кендрику. - Благодаря этому человеку. Это Амаль Бахруди из Восточного Берлина, посланный сюда в Маскат самим Махди.
Зайя впилась взглядом в лицо Кендрика.
- Амаль Бахруди, - повторила она. - Конечно же я слышала это имя. У Махди поистине огромные связи. Ты оказался очень далеко от того места, где работаешь.
- К сожалению, так. - Кендрик говорил на литературном арабском - Однако другие на виду. За каждым их движением следят. Предполагалось, что сюда приедет тот, кого не ждут, что он здесь появится, а Восточный Берлин так далеко. Люди станут клясться, будто видели вас там. Когда Махди призвал меня, я не раздумывая согласился. Точнее говоря, я сам связался с его людьми и предложил отправиться сюда, как только узнал, что здесь происходит. Брат расскажет о возникшей здесь проблеме. У нас могут быть разные цели, но все мы выиграем от сотрудничества.
- Но ты, Бахруди из Восточного Берлина, - вступил в разговор Абиад. Брови его были сдвинуты к переносице. - Откуда тебе знать, что тебя не выследили?
- О том, что я здесь, несомненно, знают. - Эван позволил себе улыбнуться. - Но едва ли мое появление свяжут с событиями давно минувшими.
- Тебя предали? - высказала предположение Зайя.
- Да, мне известно, кто это сделал, и я найду его.
- Бахруди вызволил нас, - прервал его Азрак. - Пока я раздумывал, он действовал. Он заслуживает доверия.
- Зайдем внутрь, дорогой брат. Поговорим там.
- Моя дорогая сестра, - сказал Синий. - Среди нас есть предатель. Это то, о чем хотел сообщить нам Амаль. Это и еще кое-что. Нас снимают на пленку скрытой камерой и передают фотографии из посольства, а потом продают их! Если уцелеем, нас будут преследовать всю жизнь, потому что весь мир. Увидел то, что происходит в этих стенах!
Сестра вопросительно взглянула на брата.
- Фотографии? Сделанные с помощью скрытых камер, которые никто до сих пор не заметил? Неужели среди нас есть такие, кто способен обращаться со сложной аппаратурой? Кто-то из наших братьев и сестер, которые и писать-то едва умеют?
- Он видел эти фотографии. В Восточном Берлине.
- Поговорим внутри.
В посольстве Великобритании за большим столом напротив полусонного атташе сидели двое. Атташе, все еще в халате, прилагал немалые усилия к тому, чтобы не заснуть.
- Да, - сказал он, зевая, - они будут здесь с минуты на минуту, и, если простите мои слова, надеюсь, в том, что вы говорите, есть смысл. У МИ-6 забот более чем достаточно, не думаю, что они обрадуются, если их поднимут ни свет ни заря, напрасно.
- Мой друг Джек служил гренадером, - обиженно воскликнул Дики - Если он считает, что дело серьезное, вам стоит проявить внимание Иначе зачем бы мы сюда пришли?
- Выбить деньги для своих фирм? - предположил атташе.
- Ну да, конечно, только это не главное, - замялся Дики. - Прежде всего мы англичане. Жалко смотреть, как гибнет Империя. Верно, Джек?
- Это уже произошло, - сказал атташе, подавляя очередной зевок.
- Видите ли, - заговорил Джек, - мой друг Дики специализируется на черных металлах, ну а я - на текстиле и скажу вам вот что. Тот сукин сын был так одет... По сравнению с тем, как был одет до того, - никуда не годится. Одежда не только определяет человека, но также отвечает роду его занятий. Так повелось издревле, с тех самых пор, как был соткан первый холст, а это, кстати говоря, могло произойти и в этой самой части света...
- Служба разведки подобной информацией располагает, уверен, - прервал его атташе и с видом человека, которому до смерти надоело повторять одно и то же, произнес: - Они скоро будут здесь.
Разведчики и в самом деле вскоре появились, через пять секунд после слов, произнесенных атташе. Двое мужчин в незастегнутых рубашках, отчаянно нуждающиеся в бритве, с хмурыми выражениями лиц вошли в кабинет. Один из них держал в руках объемистый конверт.
- Вы те, ради кого нас подняли? - спросил сотрудник секретной службы, глядя на Дики и Джека.
- Ричард Хардинг слева от меня, - представил атташе, - и Джон Престон справа. А теперь могу ли я покинуть вас?
- Прости, дружище, - покачал головой другой сотрудник МИ-6 и, приблизившись к столу, открыл конверт. - Мы здесь потому, что ты позвал нас. Это обстоятельство вынуждает тебя остаться.
- Вы так добры. - Голос атташе звучал не слишком любезно. - Хочу внести ясность, я не собирал вас, я всего лишь передал информацию. Двое британских граждан настояли на том, чтобы я ее передал. И это обстоятельство вынуждает меня отправиться спать, поскольку свою миссию я уже выполнил.
- По правде говоря, - проговорил Дики Хардинг, - это Джек настоял на встрече, ну а я чувствовал, что, когда времена тяжелые, надо быть начеку. Все, знаете ли, подмечать, прислушиваться к тому, что подсказывает интуиция, а Джек Престон - бывший гренадер, знаете ли. Его интуиция никогда не подводила. По крайней мере когда-то.
- Черт, Дики, при чем здесь интуиция? Я говорю про то, как тот тип был одет. В таком костюмчике, как тот, что был на нем, и зимой в горах взмокнешь, а в рубашке, судя по блеску, она была или шелковая, или из полиэстра, можно просто задохнуться. Хлопок Натуральный, дышащий хлопок - только в одежде из этого материала в здешнем климате можно выжить. А уж как его костюм был сшит, скажу я вам...
- Не возражаете, сэр? - Один из представителей МИ-6 на мгновение закатил к потолку глаза, а другой достал из конверта фотографии и положил их на стол перед Хардингом и Престоном, прервав тем самым их диалог. - Взгляните, нет ли здесь человека, о котором вы говорили?
Через одиннадцать секунд задача была выполнена.
- Это он! - воскликнул Джек.
- Похоже на то, - согласился Дики.
- Ну и идиоты же вы! - сказал человек из разведслужбы. - Его фамилия Макдоналд, жуир и пьяница из Каира. Отец его жены владеет фирмой, в которой он работает, а сюда его заслали, потому что он полное ничтожество и фирмой заправляет его заместитель в Каире. Ну что, что скажете теперь насчет интуиции, которая неожиданно проснулась в такую рань? Могу я спросить вас, господа, где вы провели ночь?
- Ну вот, Джек, я ж говорил, что ты все преувеличиваешь, дело вовсе не существенное.
- Постойте-ка. - Второй разведчик неожиданно задумался, взяв в руки увеличенную паспортную фотографию и внимательно разглядывая ее. - Год или около того назад один из наших связался с нами и попросил организовать встречу по проблеме "ОИ", которая, по его мнению, имела место быть.
- Проблемы чего? - поинтересовался атташе.
- "Оценки имущества". Следует понимать как шпионаж. По телефону он сказал немного, разумеется, но сообщил, что кандидатура подозреваемого нас изумит. "Заплывший жиром спившийся англичанин, работающий в Каире" - так или примерно так описал его. Может, это он?
- Вот, - воодушевился Дики, - я и начал подгонять Джека проследить за ним, а не бросать дело.
- Да нет, старина, ты вовсе не проявлял энтузиазма. А знаешь, мы еще можем успеть на самолет, как ты и хотел.
- Как прошла встреча? - спросил атташе, наклоняясь к сотруднику разведслужбы.
- Она не состоялась. Наш офицер был убит в порту, его нашли возле одного из пакгаузов с перерезанным горлом. Власти преподнесли это как ограбление, поскольку в карманах у него ничего не нашли.
- Думаю, нам стоит попытаться попасть на тот самолет, Джек.
- Махди? - воскликнула Зайя Ятим. Она сидела за столом в кабинете, который тремя неделями раньше занимал посол США. - Ты должен доставить одного из нас к нему в Бахрейн? Сегодня?
- Как я уже сказал твоему брату - Кендрик сел в кресло рядом с Абиадом напротив женщины. - Полагаю, инструкции были подробно изложены в письме, которое я должен был доставить.
- Да-да, - нетерпеливо прервала его Зайя. - Он мне все объяснил, когда мы ненадолго остались наедине. Но ты ошибаешься, Бахруди. Я не общаюсь напрямую с Махди, никому не известно, кто он.
- Полагаю, ты связываешься с тем, кто передает информацию ему.
- Разумеется, но обычно это занимает день или два. Добраться до него нелегко.
- А как быть в экстренной ситуации?
- Таковая недопустима, - вмешался Азрак. Он стоял, прислонившись к стене возле высокого окна, через которое в кабинет лился яркий солнечный свет. - Я уже объяснял.
- А вот это, друг мой, недальновидно. Нельзя хорошо делать свое дело, не беря в расчет возможность возникновения непредвиденных ситуаций.
- Разумно, - кивнула Зайя Ятим, а затем покачала головой. - Однако здравый смысл в словах моего брата есть. Мы должны быть способны действовать в любой, самой сложной обстановке, как бы долго она ни длилась, если придется. В противном случае нам не доверили бы руководство.
- Хорошо, - сказал конгрессмен из штата Колорадо, чувствуя, как пот струйкой стекает по его спине, несмотря на то что в комнате было прохладно из-за проникающего в окна легкого утреннего ветерка. - Тогда вам самим придется объясняться с Махди сегодня вечером, почему вы не у него. Свое дело я сделал, включая то, что спас Азраку жизнь.
- В этом он прав, Зайя, - подтвердил Азрак. - Если б не он, я был бы мертвецом.
- За это я благодарна тебе, Бахруди. Но мне не под силу совершить невозможное.
- Думаю, тебе стоит попытаться. - Кендрик бросил взгляд на Абиада, затем снова посмотрел на Зайю. - Махди стоило немалых усилий и расходов доставить меня сюда, из чего могу заключить, что в экстренной ситуации находится он сам.
- Сообщение о том, что тебя схватили, все объяснит, - сказал Абиад.
- Неужели ты думаешь, что оманские власти сообщат о моем задержании лишь затем, чтобы признать, что я ускользнул из их рук?
- Нет, конечно, - сказала Зайя Ятим.
- Махди дергает вас за ниточки, - проговорил Кендрик. - Он может управлять и моими действиями, что мне не по душе.
- Нам не хватает средств, - вмешался Абиад. - Нам необходимы быстрые суда из Эмиратов, иначе все, что мы делаем, окажется напрасным. Вместо того чтобы осаждать, мы сами окажемся в осаде.
- Выход можно найти, - сказала Зайя, внезапно поднимаясь из-за стола. Ее взгляд был устремлен в никуда - Мы планируем на сегодняшнее утро пресс-конференцию. Все, кому необходимо, будут ее смотреть, в том числе и Махди. В своей речи я упомяну, что мы посылаем срочное сообщение нашим друзьям. Сообщение, которое требует немедленного ответа.
- Какой в этом толк? - спросил Азрак. - Вся конференция записывается, мы это знаем. Ни один из людей Махди не рискнет связаться с нами.
- Это и не потребуется, - возразил Эван, наклоняясь вперед. - Я понял мысль твоей сестры. Ответ последует не в словесной форме, переговоры ни к чему. Мы не просим инструкций, мы сами даем их. Это, Азрак, как раз то, о чем мы говорили с тобой несколько часов назад. Я знаю Бахрейн. Я выберу место, где мы будем ждать, и пусть один из твоих агентов здесь, в Маскате, подстегнет его, сказав, что это то самое срочное дело, о котором твоя сестра говорила во время пресс-конференции. - Кендрик повернулся к Зайе Ятим: - Ты ведь так все себе представляла?
- В деталях продумать еще не успела, - призналась Зайя, - но в целом да. Все, что я хотела, - это поскорей связаться с Махди. Но твой план кажется вполне осуществимым.
- Это решение! - воскликнул Абиад. - Бахруди нашел решение!
- Ничего толком еще не решено, - сказала Зайя, снова опускаясь в кресло. Есть проблема. Как доставить моего брата и Бахруди в Бахрейн?
- Об этом уже позаботились, - ответил Эван. Сердце его стучало в груди, в висках пульсировала кровь, но голос его звучал спокойно. Он был уже у цели! Очень близко к Махди. - Мне нужно позвонить. Номер я вам сообщить не имею права. И к нашим услугам будет самолет.
- Так просто? - изумился Абиад.
- Твой благодетель здесь, в Омане, имеет такие связи, о которых ты и не подозреваешь.
- Все телефонные разговоры прослушиваются, - возразил Азрак.
- То, что скажу я, может быть услышано, но только не слова человека, с которым я буду говорить. Меня уверили в этом.
- Хитроумный глушитель? - спросила Зайя Ятим.
- Часть нашего оборудования, которое мы используем в Европе. Простая насадка, прикрепленная к микрофону на телефонной трубке. Искажение звука полное, но не для того, кто звонит по номеру.
- Звоните! - сказала Зайя Ятим, быстро поднимаясь с кресла и уступая место Кендрику.
Прикрывая рукой диск, Эван набрал номер.
- Это я.
Ахмат ответил прежде, чем прозвучал второй гудок.
- Самолет, - произнес Кендрик. - Два пассажира. Где? Когда?
- О Боже! - охнул султан Омана. - Дай подумать... Аэропорт, разумеется. Дорога за четверть километра до грузового терминала поворачивает. Вас там подберут на военном джипе. Скажи, что джип краденый, если возникнет вопрос, и что так проще проехать через посты без остановок.
- Когда?
- На это потребуется время. Сотрудники службы безопасности, необходимые распоряжения... Можешь назвать пункт назначения?
- Двадцать вторая буква, поделенная на два.
- "Ц"... Не понимаю.
- Нет, в цифрах.
- Двадцать вторая... Два. "Б"?
- Да.
- Бахрейн!
- Верно.
- Так, понятно. Мне нужно сделать несколько звонков. Когда вам требуется быть там?
- В самый разгар событий. Надо выбраться в суматохе.
- Где-нибудь в районе полудня.
- Как скажешь. Кстати, один знакомый врач обещал мне выписать лекарство.
- Пояс с деньгами, как я понимаю. Он будет передан тебе.
- Отлично.
- Поворот перед грузовым терминалом. Будь там.