Страница:
- Ликвидировал препятствие, которое чуть было не ослабило военную мощь нашего государства. Вообрази, он мог превратить могущественного гиганта свободного мира в жалкого карлика. Лично мне это препятствие обошлось бы в восемьсот миллионов долларов, всей нашей группе - в миллиарды...
- Боже мой!.. Ты не мог подождать? Ты связался с арабами?!
- Мистер президент, мне надо всего несколько дней, - сказал Митчелл Пейтон.
Дело происходило на верхнем этаже жилых апартаментов Белого дома. Было два часа ночи. Лэнгфорд Дженнингс сидел на диване в пижаме и халате. Пейтон напротив, на стуле. Президент не спускал внимательного взгляда с лица директора Отдела спецопераций ЦРУ.
- Понимаю, приехав прямо к вам, я нарушил целую сотню действующих инструкций, но я встревожен, как никогда еще не был встревожен за все годы моей работы. Несколько десятков лет назад, будучи молодым человеком, я сказал моему шефу, что на президентстве разрастается злокачественная опухоль. И теперь, став пожилым, говорю то же самое. Болезнь прогрессирует, однако нисколько в этом не сомневаюсь - заболевание держится от вас в секрете.
- Вот такие дела, доктор Пейтон! - сказал президент. Помолчав, добавил: Невеселые дела, должен заметить. Пришлось в темпе ознакомиться с кое-какими материалами. Самуил Уинтерс дал мне ясно понять, если вы встревожены, то остальные должны пребывать в шоке. Я внимательно выслушал вас и понял, что он хотел сказать. Я в шоке, мистер Пейтон.
- А я весьма признателен своему старинному приятелю за посредничество. Я был уверен, что Уинтерс примет во мне участие, но не ожидал, что он воспримет меня всерьез.
- Он воспринял вас всерьез... А вы уверены, что рассказали мне все? Ничего не утаили?
- Я рассказал все, что мне известно, все, что удалось собрать по крупицам, хотя, к сожалению, не могу пока представить явные улики.
- Да-а-а, - протянул президент, - в этих стенах про улики, похоже, давненько ничего не говорилось...
- При всем моем уважении к вам, должен подчеркнуть, что весьма сожалею об этом. Только поэтому я здесь. Господин президент, разговор нелицеприятный, я понимаю, но вы несете ответственность за все, что происходит в стране, а на мне лежит обязанность добыть улики, свидетельствующие против вас, уж если на то пошло.
- Ценю вашу честность и порядочность, - сказал Дженнингс и наклонил голову. Помолчав, посмотрел в упор на Пейтона и произнес: - Мои противники приписывают мне невероятную живость. А что вы думаете по этому поводу? Я задаю вам этот вопрос, потому как не могу себе представить, что вы являетесь моим сторонником.
- Судя по всему, у вас богатое воображение, но я тут ни при чем.
- Стало быть, я котируюсь, но вы голосовать за меня не будете. Правильно?
- Господин президент, позвольте заметить, что у нас в стране - тайное голосование.
- Как говорится, ответ со всей прямотой, - растянул президент губы в улыбке.
- Не стану я голосовать за вас. - Пейтон вернул улыбку. - Не подхожу по интеллекту?
- О чем вы? История показывает, что зачастую ум хозяина Овального кабинета способен раствориться в море несущественных подробностей. Да и вообще на определенном уровне мощь интеллекта порою опасна. Тот, у кого голова разрывается от фактов и аргументов, теорий и идей, склонен бесконечно дебатировать сам с собой в то время, когда надо принимать решения. Нет, сэр, у меня никаких сомнений насчет вашего интеллекта. Он намного превосходит уровень, необходимый на сегодняшний день.
- В таком случае, вероятно, дело в моей философии?
- Со всей откровенностью?
- Разумеется! Мы же договорились. Видите ли, мне необходимо знать прямо сейчас, голосовать ли за вас, а не складывать потом, черт побери, все "за" и "против".
- По-моему, я вас понимаю, - сказал Пейтон, кивнув. - Ну ладно, признаюсь, ваша риторика порой действительно меня раздражает. Иногда вы поразительно сводите некоторые очень сложные вопросы к...
- Упрощенчеству? - подсказал Дженнингс.
- Сегодня мир настолько сложен и беспорядочен, как было при его сотворении, которое, однако, свершилось. Одно неверное движение, и мы опять можем оказаться в самом начале развития. Огненный шар помчится по Галактике... Время упрощенчества миновало, господин президент.
- Позвольте и мне кое-что сказать, доктор Пейтон. Попытайтесь хоть раз усложнить какие-либо проблемы во время предвыборной кампании - и вы останетесь за бортом. В вашу сторону никто и не взглянет!
- Я бы предпочел думать иначе, сэр.
- Я тоже, но не могу. Мне довелось встречать на своем веку немало блестящих, эрудированных деятелей, которые пошли ко дну, потому что описывали мир перед своими избирателями так, как его понимали, чего те не хотели слышать.
- Они пошли ко дну, потому что не годились для той роли, на которую претендовали. Эрудиция и политическая привлекательность не исключают друг друга. Когда-нибудь новое поколение политических деятелей столкнется с другим электоратом, который будет воспринимать реальность такой, какая она есть.
- Браво! - воскликнул Дженнингс и откинулся на спинку дивана. - Вы только что объяснили причину, по которой я предпочитаю оставаться самим собой и делать то, что делаю... Видите ли, мистер Пейтон, все правления, начиная с первых советов племени, которые лишь учились говорить, сидя у костров в своих пещерах, являются переходными периодами. С этим соглашаются даже марксисты. Утопии не существует. В глубине сознания Томас Мор, наверное, это понимал, потому что ничего не сохраняется в первозданном виде, как было на прошлой неделе, в прошлом году или в прошлом веке. Вот почему он употребил слово "утопия" - место, которого не существует. И я прав для своего времени, момент для перемен наступил, и, надеюсь, к лучшему. Если я тот самый мост, который позволит нам перешагнуть через нынешний "переходный период", то я пойду в могилу чертовски счастливым человеком, а мои критики пусть катятся ко всем чертям.
Наступила тишина. Профессор Митчелл Джарвис Пейтон смотрел на самого влиятельного в мире человека, и глаза его выдавали легкое замешательство пополам с изумлением.
- Но ведь это утверждение нестоящего эрудита! - заметил он.
- Не надо давать волю словам. Забудем это. Вы прошли, Эм-Джей. Я голосую за вас.
- Эм-Джей?
- Я же вам говорил - мне постоянно приходится набираться ума-разума и читать прорву всяческих бумаг.
- А почему я прошел? Это и личный, и профессиональный вопрос, если у меня есть право его задать.
- Потому что вы не отступили.
- В смысле?
- Вы беседовали не с фермером из Айовы Лэнгом Дженнингсом, чья семья сколотила капитал благодаря тому, что его отец купил по случаю сорок восемь тысяч акров в горах, за которые разработчики потом были готовы продать свои души. Вы говорили с человеком, который способен превратить эту планету в огненный шар. На вашем месте я бы опасался столкнуться с таким типом. И поостерегся бы говорить многое из того, что вы сказали.
- Я старался не делать ни того, ни другого и, кстати, ничего не знал о сорока восьми тысячах акров.
- А вы думаете, бедняк может когда-либо стать президентом?
- Скорее всего, нет.
- Скорее всего, никогда. Власть берут богатые либо всякие авантюристы. Но вернемся к вам, доктор Пейтон. Вы пришли сюда, как говорится, с черного хода, предложили мне совершить возмутительный поступок, санкционировать вмешательство секретных служб в личную жизнь граждан, затем в процессе разговора потребовали, чтобы я разрешил вам утаить информацию о национальной трагедии - резне, которую учинили террористы, ставящие своей задачей убийство человека, которому наша страна многим обязана. В сущности, вы попросили меня нарушить целый ряд законов, следовать которым я давал клятву. Разве не так?
- Я привел вам свои доводы, господин президент. Существует цепь обстоятельств, которая тянется от Омана до Калифорнии. Фанатики-террористы убивают ради цели, которая превосходит все другие их мотивы. Они хотят сконцентрировать внимание на себе, жаждут, чтобы заголовки газет кричали о них. А наша задача - не только их поймать, но и найти людей, стоящих за ними. Вот почему я прошу не предавать огласке факт нападения на дома Кендрика в Фэрфаксе и Меса-Верде. Если удастся посеять в рядах террористов смятение и неверие в свои силы, то в припадке ярости кто-то может совершить ошибку, скажем, пойти на контакт с кем не следует, то есть нарушит цепочку секретности. А такая цепочка наверняка существует, потому как вооруженные террористы без помех перемещаются из одного конца страны в другой, с легкостью преодолевают заслон иммиграционного контроля. Словом, мой агент отправляется с особым заданием в Сан-Диего, а лучший разведчик, работающий в Бейруте, получил от меня указание прозондировать положение дел в долине Бекаа.
- С ума можно сойти! - Дженнингс вскочил и стал мерять шагами комнату. - В голове не укладывается, что Орсон принимает во всем этом деятельное участие. Я никогда не водил с ним компанию, но ведь не сумасшедший же он! Да и к самоубийству, похоже, не склонен, - усмехнулся президент.
- Может, Боллингер в этом и не участвует, но кого-то другого наверняка привлекает власть, пусть даже власть вице-президента, и этот кто-то, возможно, лелеет надежду стать еще более могущественным.
- Пропади она пропадом, эта власть! - Лэнгфорд Дженнингс подошел к письменному столу, на котором были разбросаны бумаги. - У меня есть сведения, что некоторые лица, облеченные властью, не брезгуют ничем, но я непременно до них доберусь.47
- Можете рассчитывать на мою помощь, - заметил Пейтон.
- Спасибо, но сначала давайте разберемся с одним весьма любопытным обстоятельством. Вы сказали, что двое - он и она - когда-то познакомились на Ближнем Востоке, а затем, спустя несколько лет, она оказалась там, где вы никак не ожидали ее обнаружить.
- Совершенно верно! За этой женщиной тянется шлейф недобросовестной финансовой игры по-крупному. И не про-изойди в ее жизни кардинальные перемены, она вряд ли прельстилась бы весьма скромной ролью в политической игре, весьма отдалившей ее от получения баснословных доходов.
- Короче говоря, появляется Эндрю Ванвландерен, рубаха-парень, бодрячок и весельчак, прибирает Ардис к рукам и устраивает ее на работу в аппарат Орсона. У меня вопрос. Зачем ему это понадобилось?
- Насколько я могу судить, ему надо, чтобы она была звеном той цепочки, о которой я упоминал. А я хотел бы от вас услышать ответ на свой вопрос, господин президент!
- Господин президент, господин президент... - повторил Дженнингс с раздражением и покачал головой. - Не застревает ли эта пара слов, как кость, у вас в горле?
- Не понял... - вскинул брови Пейтон.
- Чего тут не понять? Явились ко мне в час ночи с немыслимым сценарием, стали давить на меня, подбивая на совершение подсудного преступления. Когда я задал пару вопросов, вы заявили, что, во-первых, не станете за меня голосовать, во-вторых, что я все упрощаю, в-третьих, что порядочные люди среди моих предков встречались, но вот я...
- Я никогда не говорил этого, господин президент.
- Не говорили, но подразумевали.
- Откуда вы это взяли? Вы просили меня быть откровенным. Если бы я считал...
- Не оправдывайтесь, доктор Пейтон, не надо! Между прочим, моя жена и дочь обожают делать мне замечания, но они гораздо сдержаннее вас.
- Если я вас обидел, прошу прощения...
- Не просите, не надо...
- Хорошо, не буду, только подпишите вот этот документ, - Пейтон достал из кармана листок бумаги, - где говорится о неразглашении в средствах массовой информации событий, имевших место в связи с терактами.
- Ладно, подпишу. Но, по-моему, это противозаконно.
- Ничего подобного, господин президент! Когда в 1947 году создавалось Центральное разведывательное управление, по Закону о национальной безопасности, принятому конгрессом, оговаривалось, что в случае национального кризиса ЦРУ имеет право на чрезвычайные меры.
- Правильно, но не навеки же... Должен быть указан срок, - сказал президент, перебирая на столе бумаги.
- Разумеется, не навеки! Я прошу всего пять дней, - сказал Пейтон, протягивая документ на подпись президенту.
- Я подпишу, - сказал Дженнингс. Взяв бумагу, он протянул Пейтону листок, который нашел у себя на столе. - Пока буду подписывать, прочтите вот это. Правда, на прочтение требуется немало времени, как на большинство компьютерных распечаток из пресс-бюро. Эта поступила ко мне сегодня днем.
- Что это?
- Анализ будущей кампании по выдвижению конгрессмена Эвана Кендрика на выборную должность вице-президента. В июне состоится съезд партии в Чикаго, где его внесут в списки для голосования.
- Интересно! Позвольте ознакомиться. - Пейтон протянул руку.
- Я так и думал, что вас это заинтересует, - произнес Дженнингс, вручая распечатку директору Отдела спецопераций. - Мне было любопытно, воспримете ли вы это так же серьезно, как Самуил Уинтерс воспринял вас?
- Воспринимаю весьма серьезно, - ответил Пейтон, пробегая глазами распечатку.
- Между прочим, мои люди из пресс-бюро говорят, что он может пройти... заметил президент, не сводя взгляда со своего гостя. - Кендрик взлетит высоко и быстро. Уже на следующей неделе семь серьезных газет Среднего Запада начнут раскручивать его имя. Три из них имеют собственные радио и телестанции в густонаселенных штатах Северного и Северо-восточного центров. Уже подготовлены аудио- и видеокассеты с прошлогодними выступлениями конгрессмена.
- Но чья это инициатива? Я в распечатке не нахожу отсыла.
- И не найдете! Все идет из Чикаго, из штаб-квартиры республиканцев.
- Невероятно.
- Почему же? Конгрессмен приобрел популярность. Вокруг него образовалось своеобразное электрическое поле - он как бы излучает уверенность и силу. Поэтому он в состоянии быстро и высоко взлететь, как говорят мои люди. Окружение Орсона Боллингера, которое я считал своим, пожалуй, получит коллективную отставку.
- Сомневаюсь, господин президент, - заметил Пейтон. - Окружение Боллингера насквозь коррумпировано, а потому опасно.
- Вы меня обескуражили, доктор Пейтон. Я-то думал, вы скажете нечто вроде: "Элементарно, Ватсон".
- Этого я не скажу, господин президент.
- Раз уж я собираюсь подписать ваш документ, то, наверное, имею право знать, чем все-таки вызвана его необходимость?
- Имеете полное право, господин президент! Люди Боллингера узнали, что Эван Кендрик не сегодня-завтра потеснит их вице-президента, поэтому они довольно успешно подначивают палестинских террористов, чтобы те его убили. Но мы их выследим и обезвредим.
- Вы уверены?
- Да. Пять дней моратория на публикацию в прессе материалов о терактах, думаю, вполне достаточно.
- Почему-то у меня такое чувство, будто я стою перед гильотиной.
- Это неверное предчувствие, господин президент. Американский народ никогда не допустит, чтобы ваша голова слетела с плеч.
- Народу свойственно ошибаться, - заметил президент. - К тому же история изобилует примерами, когда вину за свои ошибки народ перекладывает на плечи руководителей.
- Ваша подпись на этом документе - тоже часть истории. К слову сказать, бывают случаи, когда руководитель страны не обязан советоваться с народом. Тем более, что предвидение и здравый смысл - два основных краеугольных камня в фундаменте политической ориентации любого руководителя, - сказал Митчелл Пейтон с расстановкой.
Снег валил хлопьями, и поэтому свет от уличных фонарей вдоль дороги, бегущей по берегу озера, отражался крошечными бликами на потолке комнаты в отеле "Дрейк".
Было начало третьего. Светловолосый мужчина спал крепким сном. Дыхание у него было ровным и глубоким. Когда раздался телефонный звонок, он вскочил, опустил ноги на пол и схватил трубку.
- Да? - сказал Милош Варак таким голосом, словно вовсе не спал.
- У нас проблема, - сказал Самуил Уинтерс.
- Хотите обсудить?
- Да. Но только предельно лаконично.
- Согласен. Итак, в чем проблема? Когда и где?
- Примерно семь часов назад. Нечто ужасное. Штат Вирджиния...
- Нападение?
- Да. Массированное. Огромные потери.
- Икар? - вскрикнул Варак.
- Его там не было. Не было его и в горах, где тоже была предпринята попытка. Не удалась.
- Эммануил Вайнграсс? - спросил Варак. - Стал мишенью? Я знал, что это случится.
- Если знали, почему не предупредили?
- Позже, сэр... Я вернулся из пригорода Чикаго в половине первого...
- Там все идет по плану?
- Даже опережает его. Почему нет сообщений?
- Это нецелесообразно.
- Тогда как вы об этом узнали?
- Человек, которому я доверяю, по моей протекции поехал прямо в шестнадцатую сотню.48 Поняли?
- Понял.
Милош Варак с облегчением вздохнул. Самуил Уинтерс точно не предатель дела "Инвер Брасс". Но кто тогда?
- Сэр, необходимо, повторяю, необходимо завтра всем встретиться. Как можно раньше. В течение светового дня.
- Хорошо, но почему?
- Есть некто, кого не должно быть. Вообще...
- Вы уверены?
- Уверен.
В Калифорнии было половина пятого утра, на востоке Соединенных Штатов ровно половина восьмого.
Эндрю Ванвландерен сидел в своем бархатном кресле, устремив неподвижный взгляд в пространство прямо перед собой. Время от времени он покачивался. Внезапно в припадке ярости Эндрю Ванвландерен схватил стакан с тяжелым дном и швырнул его туда, где стоял телевизор. Затем он обвел взглядом свой отделанный красным деревом кабинет и свалился на пушистый белый ковер. Но бешенство не отступило. Приподнявшись на локте, Ванвландерен дотянулся до мраморной пепельницы на журнальном столике, схватил ее и с силой запустил в экран работающего телевизора.
Выпуклое стекло раскололось, телевизор взорвался. Повалил дым... Ванвландерен бессильно замычал, пытаясь дрожащими губами произнести какие-то слова.
Через секунду из спальни примчалась его жена.
- Что с тобой? - закричала она.
- Новости... Круглосуточный канал... Нет! Ничего! - рычал он хриплым голосом. Лицо и шея у него налились кровью, жилы на лбу и на висках вздулись. - Что? Что случилось? Я заплатил им ровно два миллиона! - Неожиданно Ванвландерен вскочил. Глаза у него расширились. Руки дрожали... Он сделал пару судорожных пассов ладонями, словно пытался раздвинуть завесу из воздуха, и вдруг грузно повалился на пол. Короткий вскрик - и он затих навеки.
Ардис Воджак-Монро-Фразье-Пайк-Ванвландерен шагнула к мужу. Остановилась... Лицо у нее побледнело и покрылось испариной.
- Ах ты, сукин сын! - прошептала она. - Как ты мог так поступить со мной? Что же ты со мной не посоветовался?
Глава 32
В пять сорок пять по местному времени Абиад собрал "священников" у себя в номере мотеля, который он делил с молодым террористом, бегло говорившим по-английски и никогда не бывавшим в Омане.
Больше ждать было нечего, стало ясно, что встреча не состоится. А это означало только одно: группа Иосифа разгромлена. Других объяснений быть не могло. Ожесточившийся террорист, наполовину еврей, с ненавистью относившийся ко всему западному и израильскому, Иосиф ни за что не допустил бы, чтобы у него в группе кто-то остался в живых. Арест и допросы - это бесчестье. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы юнец с заячьей губой, в мужестве которого он слегка сомневался, постоянно находился рядом с ним.
- Парень, хочу, чтоб ты знал вот что! Как только пойму, что наши силы на исходе и плена не избежать, пущу тебе пулю в лоб.
-~ А я хочу, чтобы ты, Иосиф, знал, я это сделаю сам и прежде, чем ты соберешься пристрелить меня, потому как смерть со славой лучше позора бесславных дней. На этом наша вера держится.
- Это так, но не забывай, что ты еще молод и жизни не знаешь, а Азрак, если помнишь, всегда говорил, что жизнь - это борьба, тогда как смерть полное бездействие.
Сейчас, вспомнив этот разговор, Абиад подумал, что Азрак был прав, хотя, если правоверный предстанет перед Аллахом, обагренный кровью поверженного врага, его ждет бессмертие, то есть жизнь бесконечная.
- Братья мои, - сказал Абиад. - Пришло наше время. Перед нами открыт путь в лучший мир, где мы обретем свободу, избежав участи невольников, прикованных к галере жизни. Я говорю о тех, кто будет жить после нас на этой грешной земле. Если мы останемся живы, мир узнает, что Аллах сподобил нас уничтожить всех, кто хотел помешать нашей борьбе за святое дело. А теперь мы должны укрепиться сначала молитвами, а потом размышлениями о том, все ли сделано для того, чтобы сокрушить нашего основного врага, ибо мы ударим по его логову в момент, когда там меньше всего будут ожидать нападения. И не под прикрытием ночи, а средь белого дня. Уже на закате мы либо встретим священный час "салата" победителями, либо завершим свое земное странствие и вернемся домой, к Аллаху.
Сразу же после полудня Калейла, сойдя с самолета, направилась в зал ожидания международного аэропорта в Сан-Диего и тут же поняла, что за нею наблюдают. Следивший даже не пытался этого скрыть. Грузный мужчина в габардиновом костюме не первой свежести стоял у окна и жевал картофельные чипсы. Он кивнул Калейле, повернулся и зашагал по проходу в сторону терминала. Через минуту она догнала его и, замедлив шаг, пошла рядом.
- Полагаю, вы не для того меня ждали, чтобы сцапать? - не глядя на него, сказала Калейла.
- Сдается мне, что вы на коленях будете умолять меня отправить вас домой. Не исключено, я так и сделаю!
- Скромность украшает человека, а вас - в особенности.
- То же самое говорит и моя жена. Кроме того, она считает, что я "краса и гордость" нации.
- Как это?
- А вы позвоните в Лэнгли, там вам это подтвердят. Правда, позвоните прямо сейчас. Жена терпеть не может, когда гости не успеют порог переступить - сразу бросаются к телефону и пошло-поехало... Если выяснится, что мы с вами из одного профсоюза, кивните, но на шею мне не вешайтесь! Скромненько, как принято на Востоке, следуйте за мной на почтительном расстоянии... Договорились?
- Договорились! Ну а звать-то вас как?
- Я вообще-то откликаюсь, когда говорят: "Здорово, Щапофф".
- Имбирный Пряник? - Калейла покосилась на оперативного разведчика, который давным-давно стал легендой ЦРУ. - Обалдеть! Ведь вы - это Восточный Берлин, Прага, Вена.
- Вообще-то, - оборвал ее Щапофф, - я из Кливленда, специалист по челюстно-лицевым травмам, причем работаю левой...
- Я представляла вас другим.
- А я всего-навсего Имбирный Пряник...
- Имбирный Пряник... Странное прозвище, - сказала Калейла.
- Ничего странного! В краю, откуда я родом, популярен так называемый выборный кекс. Обыкновенный фруктовый кекс с добавками специй либо пряничный кекс с имбирем, который в нашей семье всегда подавался и подается на стол после возвращения главы семьи с выборного собрания. Ну хорошо, идите звоните!
Калейла подошла к платному телефону. Черт возьми, а как им пользоваться? А, была не была!.. Она купила жетон, опустила его в аппарат, набрала нужный номер, нажала кнопку "Говорите".
- Да? - откликнулся Митчелл Пейтон на другом конце провода.
- Эм-Джей, это я. Что случилось?
- Эндрю Ванвландерен скончался сегодня рано утром.
- Убили?
- Нет. Сердечный приступ. Мы проверили. В крови оказалось приличное количество алкоголя. Внешний вид оставлял желать лучшего. Оброс, небрит... Словом, инфаркт. Ребята сказали, что труп вонял, верней, смердил. Как жил, так и умер... Оказывается, целые сутки сидел перед телевизором. И в конце концов разбил экран мраморной пепельницей.
- Тронулся... Умом повредился, - прокомментировала Калейла. - А что его жена?
- Слезы, рыдания... Просит оставить ее в покое. Мол, убита потерями на финансовом рынке. Правда, утверждает, что ей об этом ничего не было известно, хотя на самом деле знает все, ибо этот брак заключен не на небесах, а в банке.
- Проверили ее информацию?
- Естественно. Ванвландерен был способен прокормить пару небольших государств. На прошлой неделе выиграл кучу баксов на скачках.
- Значит, она лжет?
- Вне всякого сомнения.
- Тогда почему муженек расколошматил телевизор? Депрессия?
- Нет, тут другое! Его охватили ярость и паника...
- Потому что ждал одно, а получил другое?
- Именно! Сообразил, должно быть, что мероприятие провалилось. А если предположить, что оставшиеся в живых террористы поделятся с нами кое-какой информацией, тогда впору стреляться...
- Ты прав, Эм-Джей! Скорее всего, Эндрю Ванвландерен что-то заподозрил. А тот парень уже начал говорить?
- Пока нет. Он в прострации. Но врачи уверяют, что вытащат. Бился головой о стену, пытался вырвать из гортани язык. В итоге пришлось загрузить его транквилизаторами. Назначили сывороточное лечение. Врачи заверили, что информацию мы получим через час или около того.
- А что мне делать? Не могу же я явиться ни с того, ни с сего к убитой горем вдове.
- Как раз наоборот! - возразил Пейтон. - Именно это тебе и надо сделать. Зависимость от обстоятельств обратим в преимущество. Миссис Ванвландерен ни на секунду не забывает о своей работе в аппарате вице-президента, иными словами, личные неприятности становятся второстепенными... Сначала попросишь прощения за неуместное вторжение, но потом станешь действовать четко по сценарию, который мы разработали, разумеется, с поправкой на обстоятельства.
- Думаю, меня она никак не ждет! Мое появление встряхнет ее основательно.
- Рад, что ты согласилась. Запомни, имеешь право выражать сколько угодно сочувствия, однако не увлекайся - национальная безопасность должна быть на первом месте.
- Боже мой!.. Ты не мог подождать? Ты связался с арабами?!
- Мистер президент, мне надо всего несколько дней, - сказал Митчелл Пейтон.
Дело происходило на верхнем этаже жилых апартаментов Белого дома. Было два часа ночи. Лэнгфорд Дженнингс сидел на диване в пижаме и халате. Пейтон напротив, на стуле. Президент не спускал внимательного взгляда с лица директора Отдела спецопераций ЦРУ.
- Понимаю, приехав прямо к вам, я нарушил целую сотню действующих инструкций, но я встревожен, как никогда еще не был встревожен за все годы моей работы. Несколько десятков лет назад, будучи молодым человеком, я сказал моему шефу, что на президентстве разрастается злокачественная опухоль. И теперь, став пожилым, говорю то же самое. Болезнь прогрессирует, однако нисколько в этом не сомневаюсь - заболевание держится от вас в секрете.
- Вот такие дела, доктор Пейтон! - сказал президент. Помолчав, добавил: Невеселые дела, должен заметить. Пришлось в темпе ознакомиться с кое-какими материалами. Самуил Уинтерс дал мне ясно понять, если вы встревожены, то остальные должны пребывать в шоке. Я внимательно выслушал вас и понял, что он хотел сказать. Я в шоке, мистер Пейтон.
- А я весьма признателен своему старинному приятелю за посредничество. Я был уверен, что Уинтерс примет во мне участие, но не ожидал, что он воспримет меня всерьез.
- Он воспринял вас всерьез... А вы уверены, что рассказали мне все? Ничего не утаили?
- Я рассказал все, что мне известно, все, что удалось собрать по крупицам, хотя, к сожалению, не могу пока представить явные улики.
- Да-а-а, - протянул президент, - в этих стенах про улики, похоже, давненько ничего не говорилось...
- При всем моем уважении к вам, должен подчеркнуть, что весьма сожалею об этом. Только поэтому я здесь. Господин президент, разговор нелицеприятный, я понимаю, но вы несете ответственность за все, что происходит в стране, а на мне лежит обязанность добыть улики, свидетельствующие против вас, уж если на то пошло.
- Ценю вашу честность и порядочность, - сказал Дженнингс и наклонил голову. Помолчав, посмотрел в упор на Пейтона и произнес: - Мои противники приписывают мне невероятную живость. А что вы думаете по этому поводу? Я задаю вам этот вопрос, потому как не могу себе представить, что вы являетесь моим сторонником.
- Судя по всему, у вас богатое воображение, но я тут ни при чем.
- Стало быть, я котируюсь, но вы голосовать за меня не будете. Правильно?
- Господин президент, позвольте заметить, что у нас в стране - тайное голосование.
- Как говорится, ответ со всей прямотой, - растянул президент губы в улыбке.
- Не стану я голосовать за вас. - Пейтон вернул улыбку. - Не подхожу по интеллекту?
- О чем вы? История показывает, что зачастую ум хозяина Овального кабинета способен раствориться в море несущественных подробностей. Да и вообще на определенном уровне мощь интеллекта порою опасна. Тот, у кого голова разрывается от фактов и аргументов, теорий и идей, склонен бесконечно дебатировать сам с собой в то время, когда надо принимать решения. Нет, сэр, у меня никаких сомнений насчет вашего интеллекта. Он намного превосходит уровень, необходимый на сегодняшний день.
- В таком случае, вероятно, дело в моей философии?
- Со всей откровенностью?
- Разумеется! Мы же договорились. Видите ли, мне необходимо знать прямо сейчас, голосовать ли за вас, а не складывать потом, черт побери, все "за" и "против".
- По-моему, я вас понимаю, - сказал Пейтон, кивнув. - Ну ладно, признаюсь, ваша риторика порой действительно меня раздражает. Иногда вы поразительно сводите некоторые очень сложные вопросы к...
- Упрощенчеству? - подсказал Дженнингс.
- Сегодня мир настолько сложен и беспорядочен, как было при его сотворении, которое, однако, свершилось. Одно неверное движение, и мы опять можем оказаться в самом начале развития. Огненный шар помчится по Галактике... Время упрощенчества миновало, господин президент.
- Позвольте и мне кое-что сказать, доктор Пейтон. Попытайтесь хоть раз усложнить какие-либо проблемы во время предвыборной кампании - и вы останетесь за бортом. В вашу сторону никто и не взглянет!
- Я бы предпочел думать иначе, сэр.
- Я тоже, но не могу. Мне довелось встречать на своем веку немало блестящих, эрудированных деятелей, которые пошли ко дну, потому что описывали мир перед своими избирателями так, как его понимали, чего те не хотели слышать.
- Они пошли ко дну, потому что не годились для той роли, на которую претендовали. Эрудиция и политическая привлекательность не исключают друг друга. Когда-нибудь новое поколение политических деятелей столкнется с другим электоратом, который будет воспринимать реальность такой, какая она есть.
- Браво! - воскликнул Дженнингс и откинулся на спинку дивана. - Вы только что объяснили причину, по которой я предпочитаю оставаться самим собой и делать то, что делаю... Видите ли, мистер Пейтон, все правления, начиная с первых советов племени, которые лишь учились говорить, сидя у костров в своих пещерах, являются переходными периодами. С этим соглашаются даже марксисты. Утопии не существует. В глубине сознания Томас Мор, наверное, это понимал, потому что ничего не сохраняется в первозданном виде, как было на прошлой неделе, в прошлом году или в прошлом веке. Вот почему он употребил слово "утопия" - место, которого не существует. И я прав для своего времени, момент для перемен наступил, и, надеюсь, к лучшему. Если я тот самый мост, который позволит нам перешагнуть через нынешний "переходный период", то я пойду в могилу чертовски счастливым человеком, а мои критики пусть катятся ко всем чертям.
Наступила тишина. Профессор Митчелл Джарвис Пейтон смотрел на самого влиятельного в мире человека, и глаза его выдавали легкое замешательство пополам с изумлением.
- Но ведь это утверждение нестоящего эрудита! - заметил он.
- Не надо давать волю словам. Забудем это. Вы прошли, Эм-Джей. Я голосую за вас.
- Эм-Джей?
- Я же вам говорил - мне постоянно приходится набираться ума-разума и читать прорву всяческих бумаг.
- А почему я прошел? Это и личный, и профессиональный вопрос, если у меня есть право его задать.
- Потому что вы не отступили.
- В смысле?
- Вы беседовали не с фермером из Айовы Лэнгом Дженнингсом, чья семья сколотила капитал благодаря тому, что его отец купил по случаю сорок восемь тысяч акров в горах, за которые разработчики потом были готовы продать свои души. Вы говорили с человеком, который способен превратить эту планету в огненный шар. На вашем месте я бы опасался столкнуться с таким типом. И поостерегся бы говорить многое из того, что вы сказали.
- Я старался не делать ни того, ни другого и, кстати, ничего не знал о сорока восьми тысячах акров.
- А вы думаете, бедняк может когда-либо стать президентом?
- Скорее всего, нет.
- Скорее всего, никогда. Власть берут богатые либо всякие авантюристы. Но вернемся к вам, доктор Пейтон. Вы пришли сюда, как говорится, с черного хода, предложили мне совершить возмутительный поступок, санкционировать вмешательство секретных служб в личную жизнь граждан, затем в процессе разговора потребовали, чтобы я разрешил вам утаить информацию о национальной трагедии - резне, которую учинили террористы, ставящие своей задачей убийство человека, которому наша страна многим обязана. В сущности, вы попросили меня нарушить целый ряд законов, следовать которым я давал клятву. Разве не так?
- Я привел вам свои доводы, господин президент. Существует цепь обстоятельств, которая тянется от Омана до Калифорнии. Фанатики-террористы убивают ради цели, которая превосходит все другие их мотивы. Они хотят сконцентрировать внимание на себе, жаждут, чтобы заголовки газет кричали о них. А наша задача - не только их поймать, но и найти людей, стоящих за ними. Вот почему я прошу не предавать огласке факт нападения на дома Кендрика в Фэрфаксе и Меса-Верде. Если удастся посеять в рядах террористов смятение и неверие в свои силы, то в припадке ярости кто-то может совершить ошибку, скажем, пойти на контакт с кем не следует, то есть нарушит цепочку секретности. А такая цепочка наверняка существует, потому как вооруженные террористы без помех перемещаются из одного конца страны в другой, с легкостью преодолевают заслон иммиграционного контроля. Словом, мой агент отправляется с особым заданием в Сан-Диего, а лучший разведчик, работающий в Бейруте, получил от меня указание прозондировать положение дел в долине Бекаа.
- С ума можно сойти! - Дженнингс вскочил и стал мерять шагами комнату. - В голове не укладывается, что Орсон принимает во всем этом деятельное участие. Я никогда не водил с ним компанию, но ведь не сумасшедший же он! Да и к самоубийству, похоже, не склонен, - усмехнулся президент.
- Может, Боллингер в этом и не участвует, но кого-то другого наверняка привлекает власть, пусть даже власть вице-президента, и этот кто-то, возможно, лелеет надежду стать еще более могущественным.
- Пропади она пропадом, эта власть! - Лэнгфорд Дженнингс подошел к письменному столу, на котором были разбросаны бумаги. - У меня есть сведения, что некоторые лица, облеченные властью, не брезгуют ничем, но я непременно до них доберусь.47
- Можете рассчитывать на мою помощь, - заметил Пейтон.
- Спасибо, но сначала давайте разберемся с одним весьма любопытным обстоятельством. Вы сказали, что двое - он и она - когда-то познакомились на Ближнем Востоке, а затем, спустя несколько лет, она оказалась там, где вы никак не ожидали ее обнаружить.
- Совершенно верно! За этой женщиной тянется шлейф недобросовестной финансовой игры по-крупному. И не про-изойди в ее жизни кардинальные перемены, она вряд ли прельстилась бы весьма скромной ролью в политической игре, весьма отдалившей ее от получения баснословных доходов.
- Короче говоря, появляется Эндрю Ванвландерен, рубаха-парень, бодрячок и весельчак, прибирает Ардис к рукам и устраивает ее на работу в аппарат Орсона. У меня вопрос. Зачем ему это понадобилось?
- Насколько я могу судить, ему надо, чтобы она была звеном той цепочки, о которой я упоминал. А я хотел бы от вас услышать ответ на свой вопрос, господин президент!
- Господин президент, господин президент... - повторил Дженнингс с раздражением и покачал головой. - Не застревает ли эта пара слов, как кость, у вас в горле?
- Не понял... - вскинул брови Пейтон.
- Чего тут не понять? Явились ко мне в час ночи с немыслимым сценарием, стали давить на меня, подбивая на совершение подсудного преступления. Когда я задал пару вопросов, вы заявили, что, во-первых, не станете за меня голосовать, во-вторых, что я все упрощаю, в-третьих, что порядочные люди среди моих предков встречались, но вот я...
- Я никогда не говорил этого, господин президент.
- Не говорили, но подразумевали.
- Откуда вы это взяли? Вы просили меня быть откровенным. Если бы я считал...
- Не оправдывайтесь, доктор Пейтон, не надо! Между прочим, моя жена и дочь обожают делать мне замечания, но они гораздо сдержаннее вас.
- Если я вас обидел, прошу прощения...
- Не просите, не надо...
- Хорошо, не буду, только подпишите вот этот документ, - Пейтон достал из кармана листок бумаги, - где говорится о неразглашении в средствах массовой информации событий, имевших место в связи с терактами.
- Ладно, подпишу. Но, по-моему, это противозаконно.
- Ничего подобного, господин президент! Когда в 1947 году создавалось Центральное разведывательное управление, по Закону о национальной безопасности, принятому конгрессом, оговаривалось, что в случае национального кризиса ЦРУ имеет право на чрезвычайные меры.
- Правильно, но не навеки же... Должен быть указан срок, - сказал президент, перебирая на столе бумаги.
- Разумеется, не навеки! Я прошу всего пять дней, - сказал Пейтон, протягивая документ на подпись президенту.
- Я подпишу, - сказал Дженнингс. Взяв бумагу, он протянул Пейтону листок, который нашел у себя на столе. - Пока буду подписывать, прочтите вот это. Правда, на прочтение требуется немало времени, как на большинство компьютерных распечаток из пресс-бюро. Эта поступила ко мне сегодня днем.
- Что это?
- Анализ будущей кампании по выдвижению конгрессмена Эвана Кендрика на выборную должность вице-президента. В июне состоится съезд партии в Чикаго, где его внесут в списки для голосования.
- Интересно! Позвольте ознакомиться. - Пейтон протянул руку.
- Я так и думал, что вас это заинтересует, - произнес Дженнингс, вручая распечатку директору Отдела спецопераций. - Мне было любопытно, воспримете ли вы это так же серьезно, как Самуил Уинтерс воспринял вас?
- Воспринимаю весьма серьезно, - ответил Пейтон, пробегая глазами распечатку.
- Между прочим, мои люди из пресс-бюро говорят, что он может пройти... заметил президент, не сводя взгляда со своего гостя. - Кендрик взлетит высоко и быстро. Уже на следующей неделе семь серьезных газет Среднего Запада начнут раскручивать его имя. Три из них имеют собственные радио и телестанции в густонаселенных штатах Северного и Северо-восточного центров. Уже подготовлены аудио- и видеокассеты с прошлогодними выступлениями конгрессмена.
- Но чья это инициатива? Я в распечатке не нахожу отсыла.
- И не найдете! Все идет из Чикаго, из штаб-квартиры республиканцев.
- Невероятно.
- Почему же? Конгрессмен приобрел популярность. Вокруг него образовалось своеобразное электрическое поле - он как бы излучает уверенность и силу. Поэтому он в состоянии быстро и высоко взлететь, как говорят мои люди. Окружение Орсона Боллингера, которое я считал своим, пожалуй, получит коллективную отставку.
- Сомневаюсь, господин президент, - заметил Пейтон. - Окружение Боллингера насквозь коррумпировано, а потому опасно.
- Вы меня обескуражили, доктор Пейтон. Я-то думал, вы скажете нечто вроде: "Элементарно, Ватсон".
- Этого я не скажу, господин президент.
- Раз уж я собираюсь подписать ваш документ, то, наверное, имею право знать, чем все-таки вызвана его необходимость?
- Имеете полное право, господин президент! Люди Боллингера узнали, что Эван Кендрик не сегодня-завтра потеснит их вице-президента, поэтому они довольно успешно подначивают палестинских террористов, чтобы те его убили. Но мы их выследим и обезвредим.
- Вы уверены?
- Да. Пять дней моратория на публикацию в прессе материалов о терактах, думаю, вполне достаточно.
- Почему-то у меня такое чувство, будто я стою перед гильотиной.
- Это неверное предчувствие, господин президент. Американский народ никогда не допустит, чтобы ваша голова слетела с плеч.
- Народу свойственно ошибаться, - заметил президент. - К тому же история изобилует примерами, когда вину за свои ошибки народ перекладывает на плечи руководителей.
- Ваша подпись на этом документе - тоже часть истории. К слову сказать, бывают случаи, когда руководитель страны не обязан советоваться с народом. Тем более, что предвидение и здравый смысл - два основных краеугольных камня в фундаменте политической ориентации любого руководителя, - сказал Митчелл Пейтон с расстановкой.
Снег валил хлопьями, и поэтому свет от уличных фонарей вдоль дороги, бегущей по берегу озера, отражался крошечными бликами на потолке комнаты в отеле "Дрейк".
Было начало третьего. Светловолосый мужчина спал крепким сном. Дыхание у него было ровным и глубоким. Когда раздался телефонный звонок, он вскочил, опустил ноги на пол и схватил трубку.
- Да? - сказал Милош Варак таким голосом, словно вовсе не спал.
- У нас проблема, - сказал Самуил Уинтерс.
- Хотите обсудить?
- Да. Но только предельно лаконично.
- Согласен. Итак, в чем проблема? Когда и где?
- Примерно семь часов назад. Нечто ужасное. Штат Вирджиния...
- Нападение?
- Да. Массированное. Огромные потери.
- Икар? - вскрикнул Варак.
- Его там не было. Не было его и в горах, где тоже была предпринята попытка. Не удалась.
- Эммануил Вайнграсс? - спросил Варак. - Стал мишенью? Я знал, что это случится.
- Если знали, почему не предупредили?
- Позже, сэр... Я вернулся из пригорода Чикаго в половине первого...
- Там все идет по плану?
- Даже опережает его. Почему нет сообщений?
- Это нецелесообразно.
- Тогда как вы об этом узнали?
- Человек, которому я доверяю, по моей протекции поехал прямо в шестнадцатую сотню.48 Поняли?
- Понял.
Милош Варак с облегчением вздохнул. Самуил Уинтерс точно не предатель дела "Инвер Брасс". Но кто тогда?
- Сэр, необходимо, повторяю, необходимо завтра всем встретиться. Как можно раньше. В течение светового дня.
- Хорошо, но почему?
- Есть некто, кого не должно быть. Вообще...
- Вы уверены?
- Уверен.
В Калифорнии было половина пятого утра, на востоке Соединенных Штатов ровно половина восьмого.
Эндрю Ванвландерен сидел в своем бархатном кресле, устремив неподвижный взгляд в пространство прямо перед собой. Время от времени он покачивался. Внезапно в припадке ярости Эндрю Ванвландерен схватил стакан с тяжелым дном и швырнул его туда, где стоял телевизор. Затем он обвел взглядом свой отделанный красным деревом кабинет и свалился на пушистый белый ковер. Но бешенство не отступило. Приподнявшись на локте, Ванвландерен дотянулся до мраморной пепельницы на журнальном столике, схватил ее и с силой запустил в экран работающего телевизора.
Выпуклое стекло раскололось, телевизор взорвался. Повалил дым... Ванвландерен бессильно замычал, пытаясь дрожащими губами произнести какие-то слова.
Через секунду из спальни примчалась его жена.
- Что с тобой? - закричала она.
- Новости... Круглосуточный канал... Нет! Ничего! - рычал он хриплым голосом. Лицо и шея у него налились кровью, жилы на лбу и на висках вздулись. - Что? Что случилось? Я заплатил им ровно два миллиона! - Неожиданно Ванвландерен вскочил. Глаза у него расширились. Руки дрожали... Он сделал пару судорожных пассов ладонями, словно пытался раздвинуть завесу из воздуха, и вдруг грузно повалился на пол. Короткий вскрик - и он затих навеки.
Ардис Воджак-Монро-Фразье-Пайк-Ванвландерен шагнула к мужу. Остановилась... Лицо у нее побледнело и покрылось испариной.
- Ах ты, сукин сын! - прошептала она. - Как ты мог так поступить со мной? Что же ты со мной не посоветовался?
Глава 32
В пять сорок пять по местному времени Абиад собрал "священников" у себя в номере мотеля, который он делил с молодым террористом, бегло говорившим по-английски и никогда не бывавшим в Омане.
Больше ждать было нечего, стало ясно, что встреча не состоится. А это означало только одно: группа Иосифа разгромлена. Других объяснений быть не могло. Ожесточившийся террорист, наполовину еврей, с ненавистью относившийся ко всему западному и израильскому, Иосиф ни за что не допустил бы, чтобы у него в группе кто-то остался в живых. Арест и допросы - это бесчестье. Именно поэтому он настаивал на том, чтобы юнец с заячьей губой, в мужестве которого он слегка сомневался, постоянно находился рядом с ним.
- Парень, хочу, чтоб ты знал вот что! Как только пойму, что наши силы на исходе и плена не избежать, пущу тебе пулю в лоб.
-~ А я хочу, чтобы ты, Иосиф, знал, я это сделаю сам и прежде, чем ты соберешься пристрелить меня, потому как смерть со славой лучше позора бесславных дней. На этом наша вера держится.
- Это так, но не забывай, что ты еще молод и жизни не знаешь, а Азрак, если помнишь, всегда говорил, что жизнь - это борьба, тогда как смерть полное бездействие.
Сейчас, вспомнив этот разговор, Абиад подумал, что Азрак был прав, хотя, если правоверный предстанет перед Аллахом, обагренный кровью поверженного врага, его ждет бессмертие, то есть жизнь бесконечная.
- Братья мои, - сказал Абиад. - Пришло наше время. Перед нами открыт путь в лучший мир, где мы обретем свободу, избежав участи невольников, прикованных к галере жизни. Я говорю о тех, кто будет жить после нас на этой грешной земле. Если мы останемся живы, мир узнает, что Аллах сподобил нас уничтожить всех, кто хотел помешать нашей борьбе за святое дело. А теперь мы должны укрепиться сначала молитвами, а потом размышлениями о том, все ли сделано для того, чтобы сокрушить нашего основного врага, ибо мы ударим по его логову в момент, когда там меньше всего будут ожидать нападения. И не под прикрытием ночи, а средь белого дня. Уже на закате мы либо встретим священный час "салата" победителями, либо завершим свое земное странствие и вернемся домой, к Аллаху.
Сразу же после полудня Калейла, сойдя с самолета, направилась в зал ожидания международного аэропорта в Сан-Диего и тут же поняла, что за нею наблюдают. Следивший даже не пытался этого скрыть. Грузный мужчина в габардиновом костюме не первой свежести стоял у окна и жевал картофельные чипсы. Он кивнул Калейле, повернулся и зашагал по проходу в сторону терминала. Через минуту она догнала его и, замедлив шаг, пошла рядом.
- Полагаю, вы не для того меня ждали, чтобы сцапать? - не глядя на него, сказала Калейла.
- Сдается мне, что вы на коленях будете умолять меня отправить вас домой. Не исключено, я так и сделаю!
- Скромность украшает человека, а вас - в особенности.
- То же самое говорит и моя жена. Кроме того, она считает, что я "краса и гордость" нации.
- Как это?
- А вы позвоните в Лэнгли, там вам это подтвердят. Правда, позвоните прямо сейчас. Жена терпеть не может, когда гости не успеют порог переступить - сразу бросаются к телефону и пошло-поехало... Если выяснится, что мы с вами из одного профсоюза, кивните, но на шею мне не вешайтесь! Скромненько, как принято на Востоке, следуйте за мной на почтительном расстоянии... Договорились?
- Договорились! Ну а звать-то вас как?
- Я вообще-то откликаюсь, когда говорят: "Здорово, Щапофф".
- Имбирный Пряник? - Калейла покосилась на оперативного разведчика, который давным-давно стал легендой ЦРУ. - Обалдеть! Ведь вы - это Восточный Берлин, Прага, Вена.
- Вообще-то, - оборвал ее Щапофф, - я из Кливленда, специалист по челюстно-лицевым травмам, причем работаю левой...
- Я представляла вас другим.
- А я всего-навсего Имбирный Пряник...
- Имбирный Пряник... Странное прозвище, - сказала Калейла.
- Ничего странного! В краю, откуда я родом, популярен так называемый выборный кекс. Обыкновенный фруктовый кекс с добавками специй либо пряничный кекс с имбирем, который в нашей семье всегда подавался и подается на стол после возвращения главы семьи с выборного собрания. Ну хорошо, идите звоните!
Калейла подошла к платному телефону. Черт возьми, а как им пользоваться? А, была не была!.. Она купила жетон, опустила его в аппарат, набрала нужный номер, нажала кнопку "Говорите".
- Да? - откликнулся Митчелл Пейтон на другом конце провода.
- Эм-Джей, это я. Что случилось?
- Эндрю Ванвландерен скончался сегодня рано утром.
- Убили?
- Нет. Сердечный приступ. Мы проверили. В крови оказалось приличное количество алкоголя. Внешний вид оставлял желать лучшего. Оброс, небрит... Словом, инфаркт. Ребята сказали, что труп вонял, верней, смердил. Как жил, так и умер... Оказывается, целые сутки сидел перед телевизором. И в конце концов разбил экран мраморной пепельницей.
- Тронулся... Умом повредился, - прокомментировала Калейла. - А что его жена?
- Слезы, рыдания... Просит оставить ее в покое. Мол, убита потерями на финансовом рынке. Правда, утверждает, что ей об этом ничего не было известно, хотя на самом деле знает все, ибо этот брак заключен не на небесах, а в банке.
- Проверили ее информацию?
- Естественно. Ванвландерен был способен прокормить пару небольших государств. На прошлой неделе выиграл кучу баксов на скачках.
- Значит, она лжет?
- Вне всякого сомнения.
- Тогда почему муженек расколошматил телевизор? Депрессия?
- Нет, тут другое! Его охватили ярость и паника...
- Потому что ждал одно, а получил другое?
- Именно! Сообразил, должно быть, что мероприятие провалилось. А если предположить, что оставшиеся в живых террористы поделятся с нами кое-какой информацией, тогда впору стреляться...
- Ты прав, Эм-Джей! Скорее всего, Эндрю Ванвландерен что-то заподозрил. А тот парень уже начал говорить?
- Пока нет. Он в прострации. Но врачи уверяют, что вытащат. Бился головой о стену, пытался вырвать из гортани язык. В итоге пришлось загрузить его транквилизаторами. Назначили сывороточное лечение. Врачи заверили, что информацию мы получим через час или около того.
- А что мне делать? Не могу же я явиться ни с того, ни с сего к убитой горем вдове.
- Как раз наоборот! - возразил Пейтон. - Именно это тебе и надо сделать. Зависимость от обстоятельств обратим в преимущество. Миссис Ванвландерен ни на секунду не забывает о своей работе в аппарате вице-президента, иными словами, личные неприятности становятся второстепенными... Сначала попросишь прощения за неуместное вторжение, но потом станешь действовать четко по сценарию, который мы разработали, разумеется, с поправкой на обстоятельства.
- Думаю, меня она никак не ждет! Мое появление встряхнет ее основательно.
- Рад, что ты согласилась. Запомни, имеешь право выражать сколько угодно сочувствия, однако не увлекайся - национальная безопасность должна быть на первом месте.