Страница:
Всего на миг-другой внимание Джилла отвлекалось на винт, именно этого он и пытался избежать.
Барни!
Ну а где же, черт возьми, Барни?
А прямо впереди и выше та высящаяся, бессмысленная куча сваленных как попало лесов, опасно кренящаяся к внешнему провалу. Джилл терялся в догадках: узнает ли он ее? Если да, то он прав. Он знал, куда направлялся Барни. И он снова мысленно перенесся в тот последний раз, когда был здесь.
Он тогда придерживался мнения, которое осталось с ним до сих пор, что Барни — это не просто любой старый гончий пес. Он был рабочей собакой егеря — ближайшим другом, спутником и сторожевым псом охотника. И к тому времени, когда Барни вступил в контакт с Джиллом и первой группой испытуемых людей, похищенных Ситом-фоном и забранных в Замок, он уже два долгих года сам по себе вел борьбу за существование во многих мирах Дома Дверей.
Так что Джилл часто гадал: какие же тайны заперты в мозгу Барни? И как он желал бы иметь возможность поговорить с собакой. Но речь — не единственное средство общения. Хэмиш Грив, прежний хозяин Барни, должно быть, пользовался несколькими средствами: смесью свистов, сигналов и устных команд. И поскольку старик работал егерем, Барни вполне мог быть натаскан на птиц или идти по следу зверя — любому из множества вещей, о которых Джилл ничего не знал. Но существовала, по крайней мере, одна вещь, в которой Джилл был уверен: интеллект у пса намного выше среднего.
И в этом он оказался прав.
Через более высокие уровни ржавеющего, разлагающегося машинного города или фабрики они пробирались к давно известному Барни месту. Пес показывал дорогу. Даже если бы Джилл и не последовал за ним, пес все равно продолжил бы путь сам по себе. Хотя бы потому, что он в отличие от Джилла нуждался в еде.
Барни оказался здесь по ошибке, и Сит-фон не подверг его обработке, изменению. Короче, он был чистой, настоящей собакой, а собаки без еды становятся голодными. И пес знал, что в некоторых из реконструированных синтезатором миров найдется неплохая еда.
Наконец они добрались до намеченной псом цели: одного из гигантских телеэкранов. Он, казалось, ничем не отличался от остальных, но был иным. Экран заполняли инопланетные помехи в виде цветовых пятен, смешивающихся в огромную спираль, словно какую-то странную «Галактику» художника сюрреалиста. И защищающая экран от случайных повреждений... электрифицированная решетка, конечно же.
Пригнув хвост и вздыбив шерсть, Барни осторожно пролез через смертельные квадраты решетки и остановился перед огромным экраном в типичной позе собаки, натасканной на птиц. Там он и стоял, застыв от кончика носа до хвоста, словно завороженный медленным, монотонным искажением смешанных цветов в их бессмысленном движении, заставляя Джилла пересмотреть свой взгляд: возможно, оно в конце концов и не было бессмысленным.
Периодически экран являл на миг-другой блестящие вспышки белого света, будто настоящие помехи, и Барни подавался вперед, словно притягиваемый к экрану, загипнотизированный им. Но пес не был загипнотизирован, он всего лишь выжидал. Ждал, как позже предположил Джилл, нужной последовательности вспышек.
И, наконец, когда такая последовательность возникла, он прыгнул прямо вперед — прямиком в экран — и исчез!
А позже... пес вернулся из того мира, какой навестил; возвратился со свежеумерщвленным шестиногим кроликом в зубах, точно так же, как возвратился бы с добычей к своему прежнему хозяину, потому что не знал, что Джилл не нуждался в еде. Но о пище Джилл думал в последнюю очередь. Его занимало нечто куда более важное, ему показали выход из этого места.
А теперь... ну, тот выход по-прежнему находился здесь, и старый добрый пес опять разнюхал его...
Протискиваясь через узкое место, где пешеходная дорожка была сдавлена прогнутой балкой, Джилл увидел Барни, тот стоял, ожидая и скуля перед тем самым экраном. Этот старый добрый пес!
— Барни, стой! — крикнул он, а затем обернулся и заорал Тарнболлу притормозить и дождаться Анжелу и остальных. Вскоре Анжела поравнялась с рослым спецагентом, и Джилл увидел, что и прочие члены группы не сильно отстали. Затем он жестом подозвал к себе Анжелу с Тарнболлом, и они вместе присоединились к Барни перед экраном. — Это он, — сообщил запыхавшийся Джилл, когда они в свою очередь отдыхали и переводили дух. — Это наш выход. Пес запомнил его с прошлого раза. Без Барни я не смог бы добраться досюда. Здесь у меня нет никакого чувства направления. Все это бесполезное скопище машин, оно напрочь сбивает меня с пути. Засунуть меня сюда это все равно, как размахивать магнитом перед компасом: все приводится в полный беспорядок. — И умолк, чтобы перевести дыхание.
— А отсюда? — Анжеле, естественно, не терпелось, чтобы они поскорей отправились.
— Ну, в прошлый раз, — ответил Джилл, — я сумел вызвать на этот экран кое-какие картинки. Помните? Я увидел вас и остальных в «сверхъестественном» мире, созданном из наихудших кошмаров суеверного дурака — и, конечно, последовал за вами.
— Э, но не на сей раз, верно? — Джек Тарнболл самую малость побледнел, что редко доводилось видеть.
— Боже, конечно, нет! — содрогнулся Джилл. — По крайней мере, надеюсь, что нет. Я лишь молюсь, чтобы не потерять навыка, и все еще могу заставить эту штуку говорить со мной. А потом, если чуть-чуть повезет, я смогу переправить нас в центр управления синтезатора и попытаюсь перепрограммировать всю систему.
— Значит, план по-прежнему действует? — Анжела испытала подъем духа. — Сперва раскрыть тайны Дома Дверей, а потом использовать против ггудднов?
— Что-то вроде того, — нахмурился Джилл. Проделанный Анжелой краткий анализ ситуации вернул его на землю, заставляя вспомнить, что пока — каким бы отчаянным ни казалось положение — их затруднения по-прежнему являлись лишь малой частью намного более крупной проблемы. — Но... — и он покачал головой, — не знаю, меня по-прежнему не покидает ощущение, что тут все какое-то иное и очень не правильное.
В ответ на это Барни вдруг напрягся и глухо гортанно зарычал за миг до того, как голос, раздавшийся позади них — низкий, басовитый, усиленный голос с экрана, произнес:
— Не правильное? Нет, мистер Джилл, не не правильное. Да, с моей точки зрения — как раз правильное. Но допускаю, иное. Потому что это, друг мой, понимаете ли, иная программа. И это моя программа!
И Джилл с дрожью ужаса и недоверия узнал этот голос...
Глава семнадцатая
Барни!
Ну а где же, черт возьми, Барни?
А прямо впереди и выше та высящаяся, бессмысленная куча сваленных как попало лесов, опасно кренящаяся к внешнему провалу. Джилл терялся в догадках: узнает ли он ее? Если да, то он прав. Он знал, куда направлялся Барни. И он снова мысленно перенесся в тот последний раз, когда был здесь.
Он тогда придерживался мнения, которое осталось с ним до сих пор, что Барни — это не просто любой старый гончий пес. Он был рабочей собакой егеря — ближайшим другом, спутником и сторожевым псом охотника. И к тому времени, когда Барни вступил в контакт с Джиллом и первой группой испытуемых людей, похищенных Ситом-фоном и забранных в Замок, он уже два долгих года сам по себе вел борьбу за существование во многих мирах Дома Дверей.
Так что Джилл часто гадал: какие же тайны заперты в мозгу Барни? И как он желал бы иметь возможность поговорить с собакой. Но речь — не единственное средство общения. Хэмиш Грив, прежний хозяин Барни, должно быть, пользовался несколькими средствами: смесью свистов, сигналов и устных команд. И поскольку старик работал егерем, Барни вполне мог быть натаскан на птиц или идти по следу зверя — любому из множества вещей, о которых Джилл ничего не знал. Но существовала, по крайней мере, одна вещь, в которой Джилл был уверен: интеллект у пса намного выше среднего.
И в этом он оказался прав.
Через более высокие уровни ржавеющего, разлагающегося машинного города или фабрики они пробирались к давно известному Барни месту. Пес показывал дорогу. Даже если бы Джилл и не последовал за ним, пес все равно продолжил бы путь сам по себе. Хотя бы потому, что он в отличие от Джилла нуждался в еде.
Барни оказался здесь по ошибке, и Сит-фон не подверг его обработке, изменению. Короче, он был чистой, настоящей собакой, а собаки без еды становятся голодными. И пес знал, что в некоторых из реконструированных синтезатором миров найдется неплохая еда.
Наконец они добрались до намеченной псом цели: одного из гигантских телеэкранов. Он, казалось, ничем не отличался от остальных, но был иным. Экран заполняли инопланетные помехи в виде цветовых пятен, смешивающихся в огромную спираль, словно какую-то странную «Галактику» художника сюрреалиста. И защищающая экран от случайных повреждений... электрифицированная решетка, конечно же.
Пригнув хвост и вздыбив шерсть, Барни осторожно пролез через смертельные квадраты решетки и остановился перед огромным экраном в типичной позе собаки, натасканной на птиц. Там он и стоял, застыв от кончика носа до хвоста, словно завороженный медленным, монотонным искажением смешанных цветов в их бессмысленном движении, заставляя Джилла пересмотреть свой взгляд: возможно, оно в конце концов и не было бессмысленным.
Периодически экран являл на миг-другой блестящие вспышки белого света, будто настоящие помехи, и Барни подавался вперед, словно притягиваемый к экрану, загипнотизированный им. Но пес не был загипнотизирован, он всего лишь выжидал. Ждал, как позже предположил Джилл, нужной последовательности вспышек.
И, наконец, когда такая последовательность возникла, он прыгнул прямо вперед — прямиком в экран — и исчез!
А позже... пес вернулся из того мира, какой навестил; возвратился со свежеумерщвленным шестиногим кроликом в зубах, точно так же, как возвратился бы с добычей к своему прежнему хозяину, потому что не знал, что Джилл не нуждался в еде. Но о пище Джилл думал в последнюю очередь. Его занимало нечто куда более важное, ему показали выход из этого места.
А теперь... ну, тот выход по-прежнему находился здесь, и старый добрый пес опять разнюхал его...
Протискиваясь через узкое место, где пешеходная дорожка была сдавлена прогнутой балкой, Джилл увидел Барни, тот стоял, ожидая и скуля перед тем самым экраном. Этот старый добрый пес!
— Барни, стой! — крикнул он, а затем обернулся и заорал Тарнболлу притормозить и дождаться Анжелу и остальных. Вскоре Анжела поравнялась с рослым спецагентом, и Джилл увидел, что и прочие члены группы не сильно отстали. Затем он жестом подозвал к себе Анжелу с Тарнболлом, и они вместе присоединились к Барни перед экраном. — Это он, — сообщил запыхавшийся Джилл, когда они в свою очередь отдыхали и переводили дух. — Это наш выход. Пес запомнил его с прошлого раза. Без Барни я не смог бы добраться досюда. Здесь у меня нет никакого чувства направления. Все это бесполезное скопище машин, оно напрочь сбивает меня с пути. Засунуть меня сюда это все равно, как размахивать магнитом перед компасом: все приводится в полный беспорядок. — И умолк, чтобы перевести дыхание.
— А отсюда? — Анжеле, естественно, не терпелось, чтобы они поскорей отправились.
— Ну, в прошлый раз, — ответил Джилл, — я сумел вызвать на этот экран кое-какие картинки. Помните? Я увидел вас и остальных в «сверхъестественном» мире, созданном из наихудших кошмаров суеверного дурака — и, конечно, последовал за вами.
— Э, но не на сей раз, верно? — Джек Тарнболл самую малость побледнел, что редко доводилось видеть.
— Боже, конечно, нет! — содрогнулся Джилл. — По крайней мере, надеюсь, что нет. Я лишь молюсь, чтобы не потерять навыка, и все еще могу заставить эту штуку говорить со мной. А потом, если чуть-чуть повезет, я смогу переправить нас в центр управления синтезатора и попытаюсь перепрограммировать всю систему.
— Значит, план по-прежнему действует? — Анжела испытала подъем духа. — Сперва раскрыть тайны Дома Дверей, а потом использовать против ггудднов?
— Что-то вроде того, — нахмурился Джилл. Проделанный Анжелой краткий анализ ситуации вернул его на землю, заставляя вспомнить, что пока — каким бы отчаянным ни казалось положение — их затруднения по-прежнему являлись лишь малой частью намного более крупной проблемы. — Но... — и он покачал головой, — не знаю, меня по-прежнему не покидает ощущение, что тут все какое-то иное и очень не правильное.
В ответ на это Барни вдруг напрягся и глухо гортанно зарычал за миг до того, как голос, раздавшийся позади них — низкий, басовитый, усиленный голос с экрана, произнес:
— Не правильное? Нет, мистер Джилл, не не правильное. Да, с моей точки зрения — как раз правильное. Но допускаю, иное. Потому что это, друг мой, понимаете ли, иная программа. И это моя программа!
И Джилл с дрожью ужаса и недоверия узнал этот голос...
Глава семнадцатая
Джилл, Анжела, Тарнболл сильно вздрогнули, резко повернули головы и все как один уставились на экран, а потом чуть не упали в объятия друг к другу — даже рослый спецагент — когда увидели, что именно тот изображал. Потому что кружащиеся спиралью цвета образовали картинку, лицо гораздо больше натуральной величины. И тут:
— Господи! — прохрипел Тарнболл, и сразу выплюнул слова, или имя. — Сит-Баннермен... это его лицо!
— Правильно, мистер Тарнболл, мистер Джек Тарнболл, — произнес гулкий голос с экрана, тогда как уголки гигантского рта изогнулись кверху в нечеловеческой усмешке. — Я — Сит. Сит-ггуддн. Да! А это, как вам хорошо известно, мое... ну, скажем, мое «принятое» лицо? — Огромные глаза сузились и обратили взгляд на Джилла. — Что же касается вашей нынешней ситуации, мистер Джилл — вашего затруднительного положения? — то это и есть моя программа! Вам может показаться, что вы узнаете ее, но это не так.
— Не дверь, — прошептал Джилл, отступая и крепко прижимая к себе Анжелу. — Это больше не дверь.
Теперь это обзорный экран.
— Дверь, обзорный экран, что я ни выберу, — уведомил его Сит, пожав плечами. — Но вы напрасно теряете время, констатируя очевидное, мистер Джилл. Мы с вами снова стали противниками. Или скорее, вы с вашими друзьями стали пешками в игре. Так что, наверное, я могу заинтересовать вас правилами?
С большим усилием Джилл взял себя в руки. Правила? Правила Сита? Он подозревал, что уже знал их, и знал, что медузообразный инопланетянин в личине роботизированного «Баннермена» мог нарушать их с точно такой же легкостью, с какой и создавал их. Написанные ясно, как день, на глядевшем с экрана сардоническом лице эти правила были свидетельством о смерти. Джилла и всех остальных. Но, по крайней мере, на данное время Спенсер мог подыграть ему. Выиграть время, пространство — место, где можно будет выправить все у себя в голове — и может быть, некоторое превосходство, преимущество.
— Похоже, вы... поймали нас, — сказал он, выпрямляясь из полубойцовской стойки и выпуская Анжелу, отстраняя от себя. — Я, э-э, то есть мы — не ожидали увидеть вас вновь. Ваше появление здесь стало, мягко говоря, шоком. Но вот вы тут, перед нами, говорите, что идет какая-то игра и что мы в ней участвуем. Не стоит удивляться, что нам требуется время, чтобы приспособиться... — Фактически, Джиллу требовалось время, чтобы проникнуть внутрь этой новой программы, как теперь выяснилось — программы Сита.
А тем временем на сцене появилась Миранда Марш — вместе со Стэннерсли и Уэйтом, которые вдвоем помогали идти Кину Суну. Приближаясь окольным путем и заметив напряженные позы группы Джилла, как те, казалось, съежились перед огромным экраном, они двинулись осторожней. А когда подошли:
— Что это? — обеспокоено окликнула их Миранда.
Нахмурясь, Сит-Баннермен повел глазами туда-сюда. Он явно пытался обнаружить источник голоса Миранды. Она и остальные находились вне видимости экрана, за пределами периферии его обзора. Но через миг-другой, снова улыбаясь на свой лишенный веселья лад, Сит опять посмотрел на Джилла и сказал:
— А, ну конечно же! Трое ваших новых спутников. А я-то гадал, куда они подевались.
И Джилл подумал: «Хорошо! Так, значит, ты не в состоянии проследить за всем, что мы делаем. Ты не все время знаешь, где мы. Если ним понадобится разделиться, тебе будет трудновато наблюдать за нами».
Джилл был редким человеком такого типа, который лучше всего действует, находясь под давлением. Оказавшись в остром положении, его мозг напрягся и включился на полную мощь. А Сит-Баннермен был настолько уверен в себе, что уже допустил несколько ошибок.
Или, если не ошибок как таковых, то выдал несколько важных сведений. И теперь Джилл должен попытаться подтолкнуть его выдать намного больше. И его внезапно осенила мысль: «Именно этого-то я и боялся! Хотя даже ожидал! Именно этот страх и висел надо мной. Мне следовало понять: Замок с самого начала ощущался не правильным, а контроль я потерял с того мгновения, как вновь активировал эту проклятую штуку. Но как?»
— Игра ждет, мистер Джилл, — нетерпеливо прогремел Сит-Баннермен. — Как видите, я жажду Приступить к ней. Итак, перейдем к правилам. Вы можете выслушать или игнорировать меня; это скорее зависит от того, насколько вы жаждете умереть! О, я не собираюсь вам лгать: ваша смерть является конечной целью игры.
Ваша и вашей женщины, и всех ваших друзей. Вы будете играть для того, чтобы отсрочить ее на как можно более долгий период, зная в то же время, что вечно вам не продержаться. Итак, как вам такая игра?
— В прошлый раз, — начал формулировать бредовое предположение Джилл — что угодно, лишь бы отвлечь мысли Сита, пока он пытается синхронизировать свои мысли с синтезатором, силой, стоящей за силой Сита... — вы, должно быть, увидели, что именно надвигалось, перепрограммировали Замок, упреждая свое поражение. Такой трус, какой вы есть, вы не шли ни на какой риск. А теперь вы, тот «вы» здесь на экране, это просто синтезированная версия Сита-фона.
И подумал: «Проклятье! При всем, что нам известно, возможно, я и прав».
Огромное лицо увеличилось так, что заполнило почти весь экран, и массивные брови выгнулись в веселье, наверное, выражая степень оценки:
— Ну что за остроумная мысль, мистер Джилл! Фактически, я почти жалею, что сам до нее не додумался! Но, увы, вы совершенно не правы. Потому что я — это действительно... я сам.
Но глаза Сита внезапно сузились, когда он чуть отодвинулся и выражение усмешки у него на лице сменилось подозрительностью:
— Что? — возмутился он. — Уловка? Это вы шустрите, мистер Джилл? Не ваш ли слабый ум я чувствую, пытающийся просочиться в мою программу? — Он неодобрительно поцокал. — Ну, как ни сильно я восхищаюсь вашей безрассудной смелостью, боюсь, что это против правил, нарушение правил игры. А нарушения правил наказываются. — И с этими словами гигантское лицо посмотрело куда-то в сторону, и едва видимое в нижней части экрана плечо Сита шевельнулось, надо полагать потому, что он вытянул руку.
Возможно, он коснулся какого-то механизма или что-то подкрутил. Но определенно он заставил что-то случиться...
Потому что Джилл покачнулся, зашатался, схватился за голову и заорал:
— Черт! — И, по-прежнему спотыкаясь, вертя руками, как ветряная мельница, подошел опасно близко к краю провала, шатаясь там на самой грани с зияющими у него под ногами пятью-шестью сотнями футов спутанных балок, лесов, металлолома и пустого воздуха.
Если он упадет, то тело его вступит в смертельный контакт со множеством твердых предметов, прежде чем он врежется в пронизанное стальными рельсами дно этого машинного ущелья.
Но Анжела уже оказалась рядом с ним, увлекая прочь от опасности, когда он упал на колени и попытался справиться со своими взвихренными чувствами.
— Спенсер! — охнула она, широко раскрыв глаза. — Что случилось?
Какой-то миг он не отвечал, и Сит-Баннермен, воспользовавшись возможностью, объяснил:
— Правило номер один: наказание за жульничество, а мистер Джилл попытался сжульничать, будет немедленным. Боль и дезориентация, а при определенных обстоятельствах — даже смерть.
— Инопланетная мразь! — разъярилась Анжела, грозя экрану маленьким, бессильным кулачком.
— Что же касается остальных правил, — продолжал, словно не слыша ее, Сит, — то я буду создавать их по ходу игры. Но в порядке подсказки: у вас, людей, есть ведь такая детская игра «змейки и лесенки»? Моя игра похожа. Я запрограммировал синтезатор наподобие игры «змейки и лесенки». Выбросишь удачное число, взбираешься по лесенке. Выбросишь неудачное — и соскальзываешь вниз по змейке. И я знаю, что мне не нужно напоминать вам, сколько змеек в Доме Дверей. — Лицо на экране снова расплылось в сардонической улыбке и заключило:
— Вот, все готово. Можно начать игру.
Но тут заговорил Тарнболл:
— Твоя игра не сработает, — крикнул он. — Ты никак не можешь заставить ее сработать. — Как и Джилл, рослый спецагент был в своем роде специалистом. Он специализировался на выживании и плотной защите свидетелей, в которой самозащита играет наиболее важную роль. Ему уже приходилось иметь дело с террористами, а на его взгляд. Сит был всего-навсего именно им: инопланетным террористом.
Теперь Сит саркастически поднял бровь:
— А, ужасный мистер Тарнболл! Железный человек, сражающийся до последнего, атавизм пещерного века. Ну так скажите же мне, какой, по-вашему, изъян вы обнаружили в моей игре?
— Любой игре требуются игроки, — бросил Тарнболл. — А что, если мы просто не станем играть? Что, если мы просто найдем себе приятное, спокойное местечко, где и пересидим все это? К тому же ты упомянул о смерти — то есть о нашей смерти. Но мы все знаем, что это не так — в Доме Дверей только кажется, что ты умираешь. Я хочу сказать, система-то работает даже сейчас, исцеляя те недомогания, какие могут быть у нас, даже если мы не знаем о них. Фактически, это благотворное воздействие, верно?
И Джилл понял, что именно делал Тарнболл — фактически, то же самое, что делал ранее сам Джилл — пытался выкачать из Сита информацию. Потому что, если не разговаривать с террористом, то невозможно также и уболтать его, найти способ одолеть. И слова Сита подтвердили это.
— Поразительно! — покачал головой Сит. — Так, значит, в этой голове все-таки есть разум, пусть и пребывающий во власти заблуждений. Ну, в таком случае позвольте теперь мне объяснить проколы — не в моей игре, мистер Тарнболл, а в ваших рассуждениях. Начнем с вашего утверждения, что простое пребывание здесь, риск в Доме Дверей целителен. Ну, так оно и есть, потому что такова уж природа данного синтезатора. Фоны ненавидят болезни даже у нижестоящих созданий — или, в вашем случае, у самых низменных созданий. Как ни сильно я против этого принципа, изменить его нельзя.
Но опять же, в вашем случае, разве вы не согласитесь с тем, что это очень похоже на откармливание индейки к Рождеству? Что же касается всего лишь кажущегося умирания... это было бы верным, будь вы копиями, а не настоящими образчиками. Но вы такие же настоящие, как и я, о чем свидетельствует хотя бы рост волос у вас на лицах и все другие функции ваших отвратительных тел. В Доме Дверей рана заживает быстрей, это правда, но расчлененное, сожженное, утопленное, сожранное или как-либо иначе умерщвленное тело останется мертвым в любом мире. О, поверьте мне, вы можете умереть — и умрете. И, наконец, вы хотите знать, что же произойдет, если вы отклоните мое предложение поиграть. Но разве не ясно, что вам придется играть, а потом двигаться дальше? Я бы подумал, что даже для первобытного существа очевидно, что вы не можете неопределенно долго оставаться в машинном мире мистера Джилла. Что вы будете есть? Друг друга? Завораживающая мысль, и при иных обстоятельствах мне, возможно, было бы интересно увидеть подобный итог. Но нет, вы будете играть и двигаться дальше.
И Джилл прошептал себе под нос в сторону спецагента:
— Все, в общем, примерно так, как мы и думали. Те же синтезированные миры, но мы на этот раз — не синтезированные люди.
Сит, тем не менее, расслышал его и рассмеялся:
— Ах, мистер Джилл! Уверен, вы никогда не перестанете изумлять меня. Ну, до тех пор, пока не перестанете... существовать вообще. Но такой острый ум уже упорно трудится над задачей. А это, в свою очередь, означает, что, нравится вам это или нет, вы уже играете в мою игру! Но я хочу, чтобы вы играли в нее с куда большим энтузиазмом, с большим увлечением. Точно, как в первый раз.
«Веселое» настроение Сита мгновенно изменилось, равно как и выражение его лица, когда он произнес:
— Вы помните Хэгги? Ну, уверен, ваша маленькая, миленькая леди его помнит, а? — Глаза его глянули в сторону, метнув в Анжелу такой взгляд, какой, будь он человеком, сочли бы похотливым, и почти неохотно снова посмотрели на Джилла.
— Хэгги пропал, — рубанул ему напрямик Джилл. — Он многократно поплатился за свои преступления — поплатился за них во всех Адах, которые ты для него создал. Его не вернуть. — Но про себя добавил: «По крайней мере, я на это надеюсь».
— В самом деле? — поднял бровь Сит. И снова опустил ее. — В самом деле?.. — И теперь в глазах на огромном лице сверкнула мысль, пусть всего на мгновение, пока он не согласился:
— Ну, наверное, да, не самого Хэгги. Но уверен, вы помните создание, которое преследовало его?
Джилл вздрогнул, не смог удержаться — и Сит-Баннермен снова рассмеялся:
— Вижу, что помните! И вот мистер Тарнболл тут спрашивал, что если вы просто найдете себе приятное спокойное местечко, где и пересидите все это. — И теперь лицо на экране потемнело от ярости:
— Это мой Дом Дверей, и для вас тут нет никакого приятного, спокойного места. Нет, так как я заставлю вас постоянно передвигаться. Он... заставит вас постоянно передвигаться!
Лицо Сита переместилось в меньший квадратик на верхней правой стороне экрана, а остальная картинка снова расплылась в безумный вихрь смешанного цвета.
Но продолжалось это всего секунду-другую. А затем...
Цвета разделились, а вихрь оформился в совсем иную картинку; определенно, она была последней в мире, какую хотели бы увидеть Джилл и его друзья. К тому времени Миранда Марш и остальные члены группы подобрались поближе и поэтому тоже увидели, что же изображалось — и больше, чем изображалось — на экране!
Потому что, когда Сит-Баннермен прогремел:
— Пусть же начнется игра! — то тварь на основной картинке вдруг дернулась и поползла вперед. А гудящий, вибрирующий от электрической энергии экран, казалось, взорвался бьющимися в судорожных конвульсиях клубами белого света, и в воздухе запахло озоном.
Еще миг, и Джилл почувствовал, как волосы у него становятся дыбом, корчась над головой и выбрасывая искры в заряженном поле.
А затем, когда сам экран раздвинулся и что-то начало проходить сквозь него, Джилл заорал:
— Бегите! Сматывайтесь отсюда! Возвращайтесь тем же путем, каким пришли! — Совет был неплох для Миранды и других отставших: они-то все еще находились достаточно далеко от экрана, и его вспышка их не ослепила. Анжела же, закрыв лицо ладонями, споткнулась и упала в объятия Джилла. Но того тоже временно ослепило сверкание экрана, и он ничего не видел. Находясь на краю ущелья из металлолома, он не смел двинуться. Только не с Анжелой в объятиях. Они могли с таким же успехом находиться посреди зоны боевых действий — на минном поле, освещенном зажигательными сигнальными ракетами, — где один неверный шаг мог стать последним. И положение ухудшалось, так как за пределами ярких огней находился ползущий на них вражеский танк. Только это был не танк.
Джилл знал, что именно он увидел на экране, также как и Анжела с Тарнболлом. Сит сам заблаговременно предупредил их, упомянув про Алека Хэгги и преследовавшее его «создание». Создание не живое, а конструкция, механизм, сотворенный синтезатором. В предыдущем случае эту штуку интересовал только Хэгги, который не являлся участником игры, а потому подлежал удалению. Она действовала, подобно смотрителю спортплощадки, заботясь об игровом поле. Точнее, тогда действовала так. Теперь же она являлась неотъемлемой частью игры, но не в качестве какого-то суперарбитра или счетчика очков, а вполне самостоятельного игрока.
И, словно в лихорадочном сне, Джилл вспомнил свои самые первые впечатления от «создания» Сита: оно походило на... удлиненного краба, вставшего на задние лапы скорпиона или богомола — кошмар, обретший форму и материальность и выросший до чудовищных масштабов. Девять футов длиной, пять шириной, четыре высотой, с глазами на стебельках, невероятно коленчатыми клешнями, антеннами, с выгнувшимся дугой над сегментированной спиной хвостом, с жалом и другими довесками, о назначениях которых можно было только гадать. Блестящий голубоватый хитин, белые как слоновая кость жвалы, перистые, трепещущие усики... все это, а теперь и нечто новое.
Это был охотник-убийца, но он мог быть также и снайпером или партизаном, подстерегающим в засаде. Джилл наблюдал, как экран все еще раздвигался, и глазные стебельки штуки вместе с клешней проникали сквозь него!
И все эти события, мысли и действия происходили на протяжении каких-то секунд пока...
— Ложись! — Бычий рев Тарнболла перекрыл треск помех, гудение и искры электрического разряда с экрана. — На пол!
«Дерьмо!» — подумал Джилл, потому что инстинктивно понял: тронь такое, и оно начнет вонять. И когда он обхватил Анжелу и повалил вместе с собой, оно себя проявило. Сперва раздалось гневное рычание автомата рослого спецагента — всего лишь короткая очередь из полудюжины пуль, и одну из них, по крайней мере, испарило решеткой экрана. В следующий миг показалось, что Тарнболл выстрелил из базуки!
Раздался звук, словно разбилось стекло и одновременно кто-то разорвал лист металла, и экран погас с грохотом, похожим на удар грома. Порыв раскаленного воздуха овеял скальп Джилла, и над ним с Анжелой пронеслись искры электрического огня и капли расплавленного металла. А затем все кончилось. Экран дымился — зияющая черная дыра в погнутой раме, а перед ним лежали шарнир и верхняя секция пластинчатой клешни и курящийся глазной стебелек, и глаз уже тускнел. Только эти части охотника-скорпиона сумели пройти, прежде чем Тарнболл «захлопнул» дверь.
— Тпру! — осадил сам себя спецагент, протирая слезящиеся глаза. Он стоял, расставив ноги у опоры, в своей куртке десантника, дымящейся там, где на нее брызнул раскаленный металл. — Вот это боеприпасы!
— Ты пошел на чертовски большой риск, Джек, — уведомил его Джилл, когда, трясясь, поднялся на ноги и помог встать Анжеле. — Чертовски большой риск, и слава Богу!
— Тебе следовало благодарить Его, что это произошло днем, — хмыкнул Тарнболл. — Иначе вы бы действительно ослепли, да и я тоже. А если бы меня ослепило, то на этом бы все и закончилось. — Он не похвалялся; Тарнболл просто констатировал факт.
— Господи, это было все равно, как смотреть прямо на солнце!
А Джилл спросил:
— Что именно ты сделал?
— Как я сказал, — ответил Тарнболл, все еще мотая головой и протирая слезящиеся глаза, — я смотрел прямо на него, точно в середину вспышки. И именно туда-то и всадил свои пули. Это Сит подал мне идею, сказав...
— "Дверь, обзорный экран, что я ни выберу", — кивнул Джилл. — И ты догадался, что если он мог отправить что-то через экран...
— То и я могу отправить что-то в другую сторону, — подтвердил Тарнболл. — А именно пару кусочков горячего свинца! Но целился я не в это, — он показал на дымящиеся части. — Я целился высоко и чуть в сторону, прямо в центр экрана. Понимаешь, в обыкновенном телевизоре именно там-то и находится электронно-лучевая трубка.
— Господи! — прохрипел Тарнболл, и сразу выплюнул слова, или имя. — Сит-Баннермен... это его лицо!
— Правильно, мистер Тарнболл, мистер Джек Тарнболл, — произнес гулкий голос с экрана, тогда как уголки гигантского рта изогнулись кверху в нечеловеческой усмешке. — Я — Сит. Сит-ггуддн. Да! А это, как вам хорошо известно, мое... ну, скажем, мое «принятое» лицо? — Огромные глаза сузились и обратили взгляд на Джилла. — Что же касается вашей нынешней ситуации, мистер Джилл — вашего затруднительного положения? — то это и есть моя программа! Вам может показаться, что вы узнаете ее, но это не так.
— Не дверь, — прошептал Джилл, отступая и крепко прижимая к себе Анжелу. — Это больше не дверь.
Теперь это обзорный экран.
— Дверь, обзорный экран, что я ни выберу, — уведомил его Сит, пожав плечами. — Но вы напрасно теряете время, констатируя очевидное, мистер Джилл. Мы с вами снова стали противниками. Или скорее, вы с вашими друзьями стали пешками в игре. Так что, наверное, я могу заинтересовать вас правилами?
С большим усилием Джилл взял себя в руки. Правила? Правила Сита? Он подозревал, что уже знал их, и знал, что медузообразный инопланетянин в личине роботизированного «Баннермена» мог нарушать их с точно такой же легкостью, с какой и создавал их. Написанные ясно, как день, на глядевшем с экрана сардоническом лице эти правила были свидетельством о смерти. Джилла и всех остальных. Но, по крайней мере, на данное время Спенсер мог подыграть ему. Выиграть время, пространство — место, где можно будет выправить все у себя в голове — и может быть, некоторое превосходство, преимущество.
— Похоже, вы... поймали нас, — сказал он, выпрямляясь из полубойцовской стойки и выпуская Анжелу, отстраняя от себя. — Я, э-э, то есть мы — не ожидали увидеть вас вновь. Ваше появление здесь стало, мягко говоря, шоком. Но вот вы тут, перед нами, говорите, что идет какая-то игра и что мы в ней участвуем. Не стоит удивляться, что нам требуется время, чтобы приспособиться... — Фактически, Джиллу требовалось время, чтобы проникнуть внутрь этой новой программы, как теперь выяснилось — программы Сита.
А тем временем на сцене появилась Миранда Марш — вместе со Стэннерсли и Уэйтом, которые вдвоем помогали идти Кину Суну. Приближаясь окольным путем и заметив напряженные позы группы Джилла, как те, казалось, съежились перед огромным экраном, они двинулись осторожней. А когда подошли:
— Что это? — обеспокоено окликнула их Миранда.
Нахмурясь, Сит-Баннермен повел глазами туда-сюда. Он явно пытался обнаружить источник голоса Миранды. Она и остальные находились вне видимости экрана, за пределами периферии его обзора. Но через миг-другой, снова улыбаясь на свой лишенный веселья лад, Сит опять посмотрел на Джилла и сказал:
— А, ну конечно же! Трое ваших новых спутников. А я-то гадал, куда они подевались.
И Джилл подумал: «Хорошо! Так, значит, ты не в состоянии проследить за всем, что мы делаем. Ты не все время знаешь, где мы. Если ним понадобится разделиться, тебе будет трудновато наблюдать за нами».
Джилл был редким человеком такого типа, который лучше всего действует, находясь под давлением. Оказавшись в остром положении, его мозг напрягся и включился на полную мощь. А Сит-Баннермен был настолько уверен в себе, что уже допустил несколько ошибок.
Или, если не ошибок как таковых, то выдал несколько важных сведений. И теперь Джилл должен попытаться подтолкнуть его выдать намного больше. И его внезапно осенила мысль: «Именно этого-то я и боялся! Хотя даже ожидал! Именно этот страх и висел надо мной. Мне следовало понять: Замок с самого начала ощущался не правильным, а контроль я потерял с того мгновения, как вновь активировал эту проклятую штуку. Но как?»
— Игра ждет, мистер Джилл, — нетерпеливо прогремел Сит-Баннермен. — Как видите, я жажду Приступить к ней. Итак, перейдем к правилам. Вы можете выслушать или игнорировать меня; это скорее зависит от того, насколько вы жаждете умереть! О, я не собираюсь вам лгать: ваша смерть является конечной целью игры.
Ваша и вашей женщины, и всех ваших друзей. Вы будете играть для того, чтобы отсрочить ее на как можно более долгий период, зная в то же время, что вечно вам не продержаться. Итак, как вам такая игра?
— В прошлый раз, — начал формулировать бредовое предположение Джилл — что угодно, лишь бы отвлечь мысли Сита, пока он пытается синхронизировать свои мысли с синтезатором, силой, стоящей за силой Сита... — вы, должно быть, увидели, что именно надвигалось, перепрограммировали Замок, упреждая свое поражение. Такой трус, какой вы есть, вы не шли ни на какой риск. А теперь вы, тот «вы» здесь на экране, это просто синтезированная версия Сита-фона.
И подумал: «Проклятье! При всем, что нам известно, возможно, я и прав».
Огромное лицо увеличилось так, что заполнило почти весь экран, и массивные брови выгнулись в веселье, наверное, выражая степень оценки:
— Ну что за остроумная мысль, мистер Джилл! Фактически, я почти жалею, что сам до нее не додумался! Но, увы, вы совершенно не правы. Потому что я — это действительно... я сам.
Но глаза Сита внезапно сузились, когда он чуть отодвинулся и выражение усмешки у него на лице сменилось подозрительностью:
— Что? — возмутился он. — Уловка? Это вы шустрите, мистер Джилл? Не ваш ли слабый ум я чувствую, пытающийся просочиться в мою программу? — Он неодобрительно поцокал. — Ну, как ни сильно я восхищаюсь вашей безрассудной смелостью, боюсь, что это против правил, нарушение правил игры. А нарушения правил наказываются. — И с этими словами гигантское лицо посмотрело куда-то в сторону, и едва видимое в нижней части экрана плечо Сита шевельнулось, надо полагать потому, что он вытянул руку.
Возможно, он коснулся какого-то механизма или что-то подкрутил. Но определенно он заставил что-то случиться...
Потому что Джилл покачнулся, зашатался, схватился за голову и заорал:
— Черт! — И, по-прежнему спотыкаясь, вертя руками, как ветряная мельница, подошел опасно близко к краю провала, шатаясь там на самой грани с зияющими у него под ногами пятью-шестью сотнями футов спутанных балок, лесов, металлолома и пустого воздуха.
Если он упадет, то тело его вступит в смертельный контакт со множеством твердых предметов, прежде чем он врежется в пронизанное стальными рельсами дно этого машинного ущелья.
Но Анжела уже оказалась рядом с ним, увлекая прочь от опасности, когда он упал на колени и попытался справиться со своими взвихренными чувствами.
— Спенсер! — охнула она, широко раскрыв глаза. — Что случилось?
Какой-то миг он не отвечал, и Сит-Баннермен, воспользовавшись возможностью, объяснил:
— Правило номер один: наказание за жульничество, а мистер Джилл попытался сжульничать, будет немедленным. Боль и дезориентация, а при определенных обстоятельствах — даже смерть.
— Инопланетная мразь! — разъярилась Анжела, грозя экрану маленьким, бессильным кулачком.
— Что же касается остальных правил, — продолжал, словно не слыша ее, Сит, — то я буду создавать их по ходу игры. Но в порядке подсказки: у вас, людей, есть ведь такая детская игра «змейки и лесенки»? Моя игра похожа. Я запрограммировал синтезатор наподобие игры «змейки и лесенки». Выбросишь удачное число, взбираешься по лесенке. Выбросишь неудачное — и соскальзываешь вниз по змейке. И я знаю, что мне не нужно напоминать вам, сколько змеек в Доме Дверей. — Лицо на экране снова расплылось в сардонической улыбке и заключило:
— Вот, все готово. Можно начать игру.
Но тут заговорил Тарнболл:
— Твоя игра не сработает, — крикнул он. — Ты никак не можешь заставить ее сработать. — Как и Джилл, рослый спецагент был в своем роде специалистом. Он специализировался на выживании и плотной защите свидетелей, в которой самозащита играет наиболее важную роль. Ему уже приходилось иметь дело с террористами, а на его взгляд. Сит был всего-навсего именно им: инопланетным террористом.
Теперь Сит саркастически поднял бровь:
— А, ужасный мистер Тарнболл! Железный человек, сражающийся до последнего, атавизм пещерного века. Ну так скажите же мне, какой, по-вашему, изъян вы обнаружили в моей игре?
— Любой игре требуются игроки, — бросил Тарнболл. — А что, если мы просто не станем играть? Что, если мы просто найдем себе приятное, спокойное местечко, где и пересидим все это? К тому же ты упомянул о смерти — то есть о нашей смерти. Но мы все знаем, что это не так — в Доме Дверей только кажется, что ты умираешь. Я хочу сказать, система-то работает даже сейчас, исцеляя те недомогания, какие могут быть у нас, даже если мы не знаем о них. Фактически, это благотворное воздействие, верно?
И Джилл понял, что именно делал Тарнболл — фактически, то же самое, что делал ранее сам Джилл — пытался выкачать из Сита информацию. Потому что, если не разговаривать с террористом, то невозможно также и уболтать его, найти способ одолеть. И слова Сита подтвердили это.
— Поразительно! — покачал головой Сит. — Так, значит, в этой голове все-таки есть разум, пусть и пребывающий во власти заблуждений. Ну, в таком случае позвольте теперь мне объяснить проколы — не в моей игре, мистер Тарнболл, а в ваших рассуждениях. Начнем с вашего утверждения, что простое пребывание здесь, риск в Доме Дверей целителен. Ну, так оно и есть, потому что такова уж природа данного синтезатора. Фоны ненавидят болезни даже у нижестоящих созданий — или, в вашем случае, у самых низменных созданий. Как ни сильно я против этого принципа, изменить его нельзя.
Но опять же, в вашем случае, разве вы не согласитесь с тем, что это очень похоже на откармливание индейки к Рождеству? Что же касается всего лишь кажущегося умирания... это было бы верным, будь вы копиями, а не настоящими образчиками. Но вы такие же настоящие, как и я, о чем свидетельствует хотя бы рост волос у вас на лицах и все другие функции ваших отвратительных тел. В Доме Дверей рана заживает быстрей, это правда, но расчлененное, сожженное, утопленное, сожранное или как-либо иначе умерщвленное тело останется мертвым в любом мире. О, поверьте мне, вы можете умереть — и умрете. И, наконец, вы хотите знать, что же произойдет, если вы отклоните мое предложение поиграть. Но разве не ясно, что вам придется играть, а потом двигаться дальше? Я бы подумал, что даже для первобытного существа очевидно, что вы не можете неопределенно долго оставаться в машинном мире мистера Джилла. Что вы будете есть? Друг друга? Завораживающая мысль, и при иных обстоятельствах мне, возможно, было бы интересно увидеть подобный итог. Но нет, вы будете играть и двигаться дальше.
И Джилл прошептал себе под нос в сторону спецагента:
— Все, в общем, примерно так, как мы и думали. Те же синтезированные миры, но мы на этот раз — не синтезированные люди.
Сит, тем не менее, расслышал его и рассмеялся:
— Ах, мистер Джилл! Уверен, вы никогда не перестанете изумлять меня. Ну, до тех пор, пока не перестанете... существовать вообще. Но такой острый ум уже упорно трудится над задачей. А это, в свою очередь, означает, что, нравится вам это или нет, вы уже играете в мою игру! Но я хочу, чтобы вы играли в нее с куда большим энтузиазмом, с большим увлечением. Точно, как в первый раз.
«Веселое» настроение Сита мгновенно изменилось, равно как и выражение его лица, когда он произнес:
— Вы помните Хэгги? Ну, уверен, ваша маленькая, миленькая леди его помнит, а? — Глаза его глянули в сторону, метнув в Анжелу такой взгляд, какой, будь он человеком, сочли бы похотливым, и почти неохотно снова посмотрели на Джилла.
— Хэгги пропал, — рубанул ему напрямик Джилл. — Он многократно поплатился за свои преступления — поплатился за них во всех Адах, которые ты для него создал. Его не вернуть. — Но про себя добавил: «По крайней мере, я на это надеюсь».
— В самом деле? — поднял бровь Сит. И снова опустил ее. — В самом деле?.. — И теперь в глазах на огромном лице сверкнула мысль, пусть всего на мгновение, пока он не согласился:
— Ну, наверное, да, не самого Хэгги. Но уверен, вы помните создание, которое преследовало его?
Джилл вздрогнул, не смог удержаться — и Сит-Баннермен снова рассмеялся:
— Вижу, что помните! И вот мистер Тарнболл тут спрашивал, что если вы просто найдете себе приятное спокойное местечко, где и пересидите все это. — И теперь лицо на экране потемнело от ярости:
— Это мой Дом Дверей, и для вас тут нет никакого приятного, спокойного места. Нет, так как я заставлю вас постоянно передвигаться. Он... заставит вас постоянно передвигаться!
Лицо Сита переместилось в меньший квадратик на верхней правой стороне экрана, а остальная картинка снова расплылась в безумный вихрь смешанного цвета.
Но продолжалось это всего секунду-другую. А затем...
Цвета разделились, а вихрь оформился в совсем иную картинку; определенно, она была последней в мире, какую хотели бы увидеть Джилл и его друзья. К тому времени Миранда Марш и остальные члены группы подобрались поближе и поэтому тоже увидели, что же изображалось — и больше, чем изображалось — на экране!
Потому что, когда Сит-Баннермен прогремел:
— Пусть же начнется игра! — то тварь на основной картинке вдруг дернулась и поползла вперед. А гудящий, вибрирующий от электрической энергии экран, казалось, взорвался бьющимися в судорожных конвульсиях клубами белого света, и в воздухе запахло озоном.
Еще миг, и Джилл почувствовал, как волосы у него становятся дыбом, корчась над головой и выбрасывая искры в заряженном поле.
А затем, когда сам экран раздвинулся и что-то начало проходить сквозь него, Джилл заорал:
— Бегите! Сматывайтесь отсюда! Возвращайтесь тем же путем, каким пришли! — Совет был неплох для Миранды и других отставших: они-то все еще находились достаточно далеко от экрана, и его вспышка их не ослепила. Анжела же, закрыв лицо ладонями, споткнулась и упала в объятия Джилла. Но того тоже временно ослепило сверкание экрана, и он ничего не видел. Находясь на краю ущелья из металлолома, он не смел двинуться. Только не с Анжелой в объятиях. Они могли с таким же успехом находиться посреди зоны боевых действий — на минном поле, освещенном зажигательными сигнальными ракетами, — где один неверный шаг мог стать последним. И положение ухудшалось, так как за пределами ярких огней находился ползущий на них вражеский танк. Только это был не танк.
Джилл знал, что именно он увидел на экране, также как и Анжела с Тарнболлом. Сит сам заблаговременно предупредил их, упомянув про Алека Хэгги и преследовавшее его «создание». Создание не живое, а конструкция, механизм, сотворенный синтезатором. В предыдущем случае эту штуку интересовал только Хэгги, который не являлся участником игры, а потому подлежал удалению. Она действовала, подобно смотрителю спортплощадки, заботясь об игровом поле. Точнее, тогда действовала так. Теперь же она являлась неотъемлемой частью игры, но не в качестве какого-то суперарбитра или счетчика очков, а вполне самостоятельного игрока.
И, словно в лихорадочном сне, Джилл вспомнил свои самые первые впечатления от «создания» Сита: оно походило на... удлиненного краба, вставшего на задние лапы скорпиона или богомола — кошмар, обретший форму и материальность и выросший до чудовищных масштабов. Девять футов длиной, пять шириной, четыре высотой, с глазами на стебельках, невероятно коленчатыми клешнями, антеннами, с выгнувшимся дугой над сегментированной спиной хвостом, с жалом и другими довесками, о назначениях которых можно было только гадать. Блестящий голубоватый хитин, белые как слоновая кость жвалы, перистые, трепещущие усики... все это, а теперь и нечто новое.
Это был охотник-убийца, но он мог быть также и снайпером или партизаном, подстерегающим в засаде. Джилл наблюдал, как экран все еще раздвигался, и глазные стебельки штуки вместе с клешней проникали сквозь него!
И все эти события, мысли и действия происходили на протяжении каких-то секунд пока...
— Ложись! — Бычий рев Тарнболла перекрыл треск помех, гудение и искры электрического разряда с экрана. — На пол!
«Дерьмо!» — подумал Джилл, потому что инстинктивно понял: тронь такое, и оно начнет вонять. И когда он обхватил Анжелу и повалил вместе с собой, оно себя проявило. Сперва раздалось гневное рычание автомата рослого спецагента — всего лишь короткая очередь из полудюжины пуль, и одну из них, по крайней мере, испарило решеткой экрана. В следующий миг показалось, что Тарнболл выстрелил из базуки!
Раздался звук, словно разбилось стекло и одновременно кто-то разорвал лист металла, и экран погас с грохотом, похожим на удар грома. Порыв раскаленного воздуха овеял скальп Джилла, и над ним с Анжелой пронеслись искры электрического огня и капли расплавленного металла. А затем все кончилось. Экран дымился — зияющая черная дыра в погнутой раме, а перед ним лежали шарнир и верхняя секция пластинчатой клешни и курящийся глазной стебелек, и глаз уже тускнел. Только эти части охотника-скорпиона сумели пройти, прежде чем Тарнболл «захлопнул» дверь.
— Тпру! — осадил сам себя спецагент, протирая слезящиеся глаза. Он стоял, расставив ноги у опоры, в своей куртке десантника, дымящейся там, где на нее брызнул раскаленный металл. — Вот это боеприпасы!
— Ты пошел на чертовски большой риск, Джек, — уведомил его Джилл, когда, трясясь, поднялся на ноги и помог встать Анжеле. — Чертовски большой риск, и слава Богу!
— Тебе следовало благодарить Его, что это произошло днем, — хмыкнул Тарнболл. — Иначе вы бы действительно ослепли, да и я тоже. А если бы меня ослепило, то на этом бы все и закончилось. — Он не похвалялся; Тарнболл просто констатировал факт.
— Господи, это было все равно, как смотреть прямо на солнце!
А Джилл спросил:
— Что именно ты сделал?
— Как я сказал, — ответил Тарнболл, все еще мотая головой и протирая слезящиеся глаза, — я смотрел прямо на него, точно в середину вспышки. И именно туда-то и всадил свои пули. Это Сит подал мне идею, сказав...
— "Дверь, обзорный экран, что я ни выберу", — кивнул Джилл. — И ты догадался, что если он мог отправить что-то через экран...
— То и я могу отправить что-то в другую сторону, — подтвердил Тарнболл. — А именно пару кусочков горячего свинца! Но целился я не в это, — он показал на дымящиеся части. — Я целился высоко и чуть в сторону, прямо в центр экрана. Понимаешь, в обыкновенном телевизоре именно там-то и находится электронно-лучевая трубка.