Страница:
В то недолгое время, какое осталось, прежде, чем они превратятся в кошмары...
Сны Джилла помогали рассчитать то, на что не были способны осколки его бодрствующего разума. Так что, когда Анжела растолкала его со словами:
— Спенсер, уже утро, — он сразу проснулся, а его восстановивший силы рассудок уже включился в работу.
Джек Тарнболл сидел с начинавшим ворочаться Кину Суном.
— Я даю ему еще полежать, — ответил Тарнболл, когда Джилл спросил о здоровье Суна. — Я просто наблюдал за ним, позволяя спать дальше, и гадал, где же он хранит свою бритву. Господи, мне бы не помешало побриться!
— У меня есть идея, — сообщил ему Джилл. — Нечто такое, с чем я проснулся. Помоги мне проверить, точно ли утро вечера мудренее, ладно?
Сун снова лежал на спине; когда он протестующее забормотал что-то, они осторожно перевернули его на бок, так что Джилл смог изучить его шею ниже затылка. Догадываясь, что именно на уме у Джилла, рослый спецагент одобрительно хмыкнул, и они вместе осмотрели рану Суна... или, скорее, узкую белую полоску идеально зарубцевавшегося шрама там, где она была.
— Зажила, — произнес Тарнболл.
— Полностью, — подтвердил Джилл. — Черт бы все побрал! А мы-то прошлой ночью спорили, перебирая все «за» и «против». И все это время истинный ответ находился прямо тут, перед нами.
— Э-э? — не понял Тарнболл.
— Желтое море, — пояснил Джилл. — Которое к этому времени в нашем мире должно быть уже зеленым!
— Дерьмо! — выругался спецагент себе под нос.
Из-за служившей стеной бамбуковой ширмы высунула голову Миранда.
— Доброе утро. — Она умылась и хорошо выглядела или, по крайней мере, куда лучше, чем прошлой ночью. — Я вот думала: было бы неплохо, если бы мы приготовили приличный завтрак. Если мне предстоит иметь дело с официальными лицами Красного Китая — а, вероятно, именно это мне предстоит, то прежде следует хорошо поесть и психологически подтянуться. — Она, похоже, снова стала прежней Мирандой Марш. Но затем внезапно осознала, какими взглядами обменялись Джилл и Тарнболл, и ее улыбка сменилась выражением беспокойства. — Что-то не так?
Тут на сцене появился Фред Стэннерсли с лицом в густой пене.
— Я встал рано, — сказал он. — Звезды еще виднелись, и это были наши звезды. Знаю, наши проблемы пока не закончились, но, по крайней мере, мы дома. И, похоже, что Сун — единственный китаец, который бреется! — Он лучезарно улыбнулся, а затем нахмурился. — Или это я о японцах думаю? Так или иначе, я тут нарыл тупую бритву и кусок приличного мыла. Так кто хочет побриться... следующим? — он замолчал, потому что тоже заметил мрачный вид Джилла и Тарнболла.
И тут Анжела позвала дрожащим голосом из другой комнаты:
— Спенсер, это... это море. По-моему, нам следует поговорить о... о море. — Она вышла на шаткую веранду хижины и заметила или вспомнила, или поняла ту же истину, что Желтому морю полагалось бы быть зеленым.
Когда остальные члены команды, за исключением Кину Суна, присоединились к Анжеле, спавшей в углу Джордж Уэйт сел на тюфяке, зевнул и поинтересовался:
— Что там такое насчет моря?
Поскольку все собрались вместе, а Тарнболл и Анжела знали правду, Джилл не видел никакого смысла скрывать ее от остальных.
— Желтое море, ну, оно желтое, — сказал он. — Нам следовало заметить это еще прошлой ночью, но мы явно находились не в лучшем состоянии. Оно желтое, а ему полагалось бы быть зеленым. Почему? Да потому, что именно там и материализовалась ггудднская Пагода...
Несколько долгих мгновений царило молчание, пока Миранда Марш не уловила смысл его слов и не взорвалась:
— Но это же нелепо! Ты пытаешься сказать, что это не наш мир? Мы же в Китае, Спенсер! Естественно, он не похож с виду на Англию, но это еще не значит, что это — чуждый мир. Фред говорит, что звезды тут наши, а Кину Сун сказал, что это его родина. Ну, на мой взгляд, она определенно похожа на его родину.
— Страна, похожая на Китай, — сострил Тарнболл.
— Но море-то не зеленое, — настаивал Джилл. — И рана на шее у Суна полностью зажила. Зажила за ночь...
Снова воцарилось молчание, пока его не нарушил Джордж Уэйт.
— Ладно, мы поняли мысль! — бросил он, ярясь, сам не зная отчего. — Значит, обстановка на сцене не та, и нет никаких водорослей. Но... разве это не может означать, что наши ребята каким-то образом отбили вторжение, а те медузообразные инопланетяне убрались, вернулись туда, откуда взялись, а их поганые водоросли перемерли? Я хочу сказать, разве это не столь же веская причина, как любая иная для того, чтобы Сит выкинул нас здесь, отпустил на волю?
— Нет, — чуть ли не хором отвергли его предположение Джилл с Тарнболлом. А Джилл продолжил:
— Фактически, он сперва убил бы нас — на месте. Но нет, мы живы, и игра продолжается.
— Джек, — повернулась Миранда к рослому спецагенту. — Неужели ты не слышишь, что говорит Спенсер? Я хочу сказать, разве у тебя нет своей точки зрения? Разве ты не желаешь, чтобы...
— Желаешь? — перебил ее Тарнболл. — Разве я не желаю? Разумеется, желаю. Но одним этим словом ты сказала все. Именно этим-то ты и занимаешься: желаешь или надеешься — и не останавливайся, потому что там, где есть надежда — есть жизнь. Но в данном случае нам следует принять реальность, какой бы нереальной ни могла она казаться. Так что пока ты не докажешь, что Джилл не прав, я вынужден говорить, что он прав.
Миранда расплакалась, и Анжела чуть не присоединилась к ней.
А Стэннерсли сказал:
— Знаете, если бы у меня был вертолет, я мог бы проверить то или иное мнение.
— А будь у нас бекон, мы смогли бы есть яичницу с беконом, — ответил ему Джордж Уэйт. — Если бы у нас нашлись яйца.
— Нет, серьезно, — не сдавался Фред. — Если эта Пагода — узловая точка, такая большая, какой казалась, то ее было бы нетрудно обнаружить с воздуха.
— Пагода? — переспросил Кину Сун, стоя оборванный, словно пугало огородное, за проемом в отгороженной ширмой комнате. — Вы сказали — Пагода? — И, хотя в его английском звучал приятный восточный акцент, это все же был идеальный английский!
— Кину Сун, — похоже, Миранда не заметила этого несоответствия или же слишком разгорячилась, чтобы оно ее волновало. — Не могли бы вы растолковать Джиллу, как он ошибается? Что это действительно ваша родина?
— Я... помню, — произнес Сун, спазматически дергаясь и ошеломленно касаясь лба. — Я помню... что-то. О какой-то Пагоде? О той Пагоде! Вон там, — он показал на дверь, ведущую на веранду. — В Желтом море!
Тут уже все услышали: он говорил-таки по-китайски, но проявлялось это лишь как приглушенное фоновое журчание или эхо, скрытое под английским. Так кто же занимался переводом?
— Что за черт... — разинул рот Уэйт.
— А теперь, возможно, вы все прислушаетесь, — мозг Джилла работал лихорадочно. — Да, это мир Кину Суна, но это синтезированный мир, мир наихудших его кошмаров. Ладно, они еще не произошли, но можно уверенно предсказать, что произойдут. И не только с ним.
— Что? — почувствовав обморочную слабость, Анжела вцепилась в его руку.
— Мы все участвуем в этой игре, — попытался объяснить Джилл. — И нам предназначено ужасаться, как мы и ужасались во всех этих мирах. Но мы бы не пугались, если бы не знали, что именно происходит. Поэтому все устроено так, чтобы мы знали. Синтезатор занимается переводом с целью гарантировать, что мы знаем!
— Пагода! — снова произнес Сун, выходя на веранду.
Они последовали за ним, увидели, как он поднес здоровую руку козырьком ко лбу, защищая глаза от слепящего блеска восходящего солнца. Какой-то миг он стоял, как вкопанный, обводя взглядом горизонт, а затем пошатнулся и чуть не упал, но вцепился в Джилла с выражением страха и недоверия. Дрожа, как осиновый лист, он проговорил:
— Никакой Пагоды нет, так что, возможно, это, в конце концов, все-таки сон. Скажи мне, что это был дурной сон, Спенсер, и что меня не забрала Пагода? Но если это правда, то что вы здесь делаете? Я ясно помню часть... большую часть этого. Или... я — сумасшедший?
Джилл покачал головой.
— Ты не сумасшедший, Кину Сун. Пагода была настоящей — и она, должно быть, забрала тебя — но это не твой мир.
— Не мой мир? — на лбу Суна выступил пот. Черные глаза расширились, умоляли.
— Да, — заверил его Джилл. — Он подобен тем, другим местам, которые ты видел, но иной, чуждый. И все же в некотором смысле, в безумного рода смысле — это все-таки твой мир. Я хочу сказать, как тот безумный машинный мир был создан из моих кошмаров, так и этот создан из твоих.
Сун заглянул глубоко в глаза Джиллу и понял, что гот говорит правду.
— Я живу... мы живем... в моих кошмарах?
— На данный момент, да, — кивнул Джилл. — Какими бы там ни были твои самые дурные сны, они, вероятно, случатся со всеми нами.
Это подействовало, словно чары, и узкие глаза Суна раскрылись еще шире.
— Лотос! — ахнул он. — Моя жена, Лотос! — И когда он бросился искать ее обратно в дом, Джиллу не осталось иного, кроме как предположить, что это быстро разворачивается первый из кошмаров Суна. Потому что пока не видел здесь никого, кто мог бы носить имя Лотос...
Глава двадцать четвертая
Сны Джилла помогали рассчитать то, на что не были способны осколки его бодрствующего разума. Так что, когда Анжела растолкала его со словами:
— Спенсер, уже утро, — он сразу проснулся, а его восстановивший силы рассудок уже включился в работу.
Джек Тарнболл сидел с начинавшим ворочаться Кину Суном.
— Я даю ему еще полежать, — ответил Тарнболл, когда Джилл спросил о здоровье Суна. — Я просто наблюдал за ним, позволяя спать дальше, и гадал, где же он хранит свою бритву. Господи, мне бы не помешало побриться!
— У меня есть идея, — сообщил ему Джилл. — Нечто такое, с чем я проснулся. Помоги мне проверить, точно ли утро вечера мудренее, ладно?
Сун снова лежал на спине; когда он протестующее забормотал что-то, они осторожно перевернули его на бок, так что Джилл смог изучить его шею ниже затылка. Догадываясь, что именно на уме у Джилла, рослый спецагент одобрительно хмыкнул, и они вместе осмотрели рану Суна... или, скорее, узкую белую полоску идеально зарубцевавшегося шрама там, где она была.
— Зажила, — произнес Тарнболл.
— Полностью, — подтвердил Джилл. — Черт бы все побрал! А мы-то прошлой ночью спорили, перебирая все «за» и «против». И все это время истинный ответ находился прямо тут, перед нами.
— Э-э? — не понял Тарнболл.
— Желтое море, — пояснил Джилл. — Которое к этому времени в нашем мире должно быть уже зеленым!
— Дерьмо! — выругался спецагент себе под нос.
Из-за служившей стеной бамбуковой ширмы высунула голову Миранда.
— Доброе утро. — Она умылась и хорошо выглядела или, по крайней мере, куда лучше, чем прошлой ночью. — Я вот думала: было бы неплохо, если бы мы приготовили приличный завтрак. Если мне предстоит иметь дело с официальными лицами Красного Китая — а, вероятно, именно это мне предстоит, то прежде следует хорошо поесть и психологически подтянуться. — Она, похоже, снова стала прежней Мирандой Марш. Но затем внезапно осознала, какими взглядами обменялись Джилл и Тарнболл, и ее улыбка сменилась выражением беспокойства. — Что-то не так?
Тут на сцене появился Фред Стэннерсли с лицом в густой пене.
— Я встал рано, — сказал он. — Звезды еще виднелись, и это были наши звезды. Знаю, наши проблемы пока не закончились, но, по крайней мере, мы дома. И, похоже, что Сун — единственный китаец, который бреется! — Он лучезарно улыбнулся, а затем нахмурился. — Или это я о японцах думаю? Так или иначе, я тут нарыл тупую бритву и кусок приличного мыла. Так кто хочет побриться... следующим? — он замолчал, потому что тоже заметил мрачный вид Джилла и Тарнболла.
И тут Анжела позвала дрожащим голосом из другой комнаты:
— Спенсер, это... это море. По-моему, нам следует поговорить о... о море. — Она вышла на шаткую веранду хижины и заметила или вспомнила, или поняла ту же истину, что Желтому морю полагалось бы быть зеленым.
Когда остальные члены команды, за исключением Кину Суна, присоединились к Анжеле, спавшей в углу Джордж Уэйт сел на тюфяке, зевнул и поинтересовался:
— Что там такое насчет моря?
Поскольку все собрались вместе, а Тарнболл и Анжела знали правду, Джилл не видел никакого смысла скрывать ее от остальных.
— Желтое море, ну, оно желтое, — сказал он. — Нам следовало заметить это еще прошлой ночью, но мы явно находились не в лучшем состоянии. Оно желтое, а ему полагалось бы быть зеленым. Почему? Да потому, что именно там и материализовалась ггудднская Пагода...
Несколько долгих мгновений царило молчание, пока Миранда Марш не уловила смысл его слов и не взорвалась:
— Но это же нелепо! Ты пытаешься сказать, что это не наш мир? Мы же в Китае, Спенсер! Естественно, он не похож с виду на Англию, но это еще не значит, что это — чуждый мир. Фред говорит, что звезды тут наши, а Кину Сун сказал, что это его родина. Ну, на мой взгляд, она определенно похожа на его родину.
— Страна, похожая на Китай, — сострил Тарнболл.
— Но море-то не зеленое, — настаивал Джилл. — И рана на шее у Суна полностью зажила. Зажила за ночь...
Снова воцарилось молчание, пока его не нарушил Джордж Уэйт.
— Ладно, мы поняли мысль! — бросил он, ярясь, сам не зная отчего. — Значит, обстановка на сцене не та, и нет никаких водорослей. Но... разве это не может означать, что наши ребята каким-то образом отбили вторжение, а те медузообразные инопланетяне убрались, вернулись туда, откуда взялись, а их поганые водоросли перемерли? Я хочу сказать, разве это не столь же веская причина, как любая иная для того, чтобы Сит выкинул нас здесь, отпустил на волю?
— Нет, — чуть ли не хором отвергли его предположение Джилл с Тарнболлом. А Джилл продолжил:
— Фактически, он сперва убил бы нас — на месте. Но нет, мы живы, и игра продолжается.
— Джек, — повернулась Миранда к рослому спецагенту. — Неужели ты не слышишь, что говорит Спенсер? Я хочу сказать, разве у тебя нет своей точки зрения? Разве ты не желаешь, чтобы...
— Желаешь? — перебил ее Тарнболл. — Разве я не желаю? Разумеется, желаю. Но одним этим словом ты сказала все. Именно этим-то ты и занимаешься: желаешь или надеешься — и не останавливайся, потому что там, где есть надежда — есть жизнь. Но в данном случае нам следует принять реальность, какой бы нереальной ни могла она казаться. Так что пока ты не докажешь, что Джилл не прав, я вынужден говорить, что он прав.
Миранда расплакалась, и Анжела чуть не присоединилась к ней.
А Стэннерсли сказал:
— Знаете, если бы у меня был вертолет, я мог бы проверить то или иное мнение.
— А будь у нас бекон, мы смогли бы есть яичницу с беконом, — ответил ему Джордж Уэйт. — Если бы у нас нашлись яйца.
— Нет, серьезно, — не сдавался Фред. — Если эта Пагода — узловая точка, такая большая, какой казалась, то ее было бы нетрудно обнаружить с воздуха.
— Пагода? — переспросил Кину Сун, стоя оборванный, словно пугало огородное, за проемом в отгороженной ширмой комнате. — Вы сказали — Пагода? — И, хотя в его английском звучал приятный восточный акцент, это все же был идеальный английский!
— Кину Сун, — похоже, Миранда не заметила этого несоответствия или же слишком разгорячилась, чтобы оно ее волновало. — Не могли бы вы растолковать Джиллу, как он ошибается? Что это действительно ваша родина?
— Я... помню, — произнес Сун, спазматически дергаясь и ошеломленно касаясь лба. — Я помню... что-то. О какой-то Пагоде? О той Пагоде! Вон там, — он показал на дверь, ведущую на веранду. — В Желтом море!
Тут уже все услышали: он говорил-таки по-китайски, но проявлялось это лишь как приглушенное фоновое журчание или эхо, скрытое под английским. Так кто же занимался переводом?
— Что за черт... — разинул рот Уэйт.
— А теперь, возможно, вы все прислушаетесь, — мозг Джилла работал лихорадочно. — Да, это мир Кину Суна, но это синтезированный мир, мир наихудших его кошмаров. Ладно, они еще не произошли, но можно уверенно предсказать, что произойдут. И не только с ним.
— Что? — почувствовав обморочную слабость, Анжела вцепилась в его руку.
— Мы все участвуем в этой игре, — попытался объяснить Джилл. — И нам предназначено ужасаться, как мы и ужасались во всех этих мирах. Но мы бы не пугались, если бы не знали, что именно происходит. Поэтому все устроено так, чтобы мы знали. Синтезатор занимается переводом с целью гарантировать, что мы знаем!
— Пагода! — снова произнес Сун, выходя на веранду.
Они последовали за ним, увидели, как он поднес здоровую руку козырьком ко лбу, защищая глаза от слепящего блеска восходящего солнца. Какой-то миг он стоял, как вкопанный, обводя взглядом горизонт, а затем пошатнулся и чуть не упал, но вцепился в Джилла с выражением страха и недоверия. Дрожа, как осиновый лист, он проговорил:
— Никакой Пагоды нет, так что, возможно, это, в конце концов, все-таки сон. Скажи мне, что это был дурной сон, Спенсер, и что меня не забрала Пагода? Но если это правда, то что вы здесь делаете? Я ясно помню часть... большую часть этого. Или... я — сумасшедший?
Джилл покачал головой.
— Ты не сумасшедший, Кину Сун. Пагода была настоящей — и она, должно быть, забрала тебя — но это не твой мир.
— Не мой мир? — на лбу Суна выступил пот. Черные глаза расширились, умоляли.
— Да, — заверил его Джилл. — Он подобен тем, другим местам, которые ты видел, но иной, чуждый. И все же в некотором смысле, в безумного рода смысле — это все-таки твой мир. Я хочу сказать, как тот безумный машинный мир был создан из моих кошмаров, так и этот создан из твоих.
Сун заглянул глубоко в глаза Джиллу и понял, что гот говорит правду.
— Я живу... мы живем... в моих кошмарах?
— На данный момент, да, — кивнул Джилл. — Какими бы там ни были твои самые дурные сны, они, вероятно, случатся со всеми нами.
Это подействовало, словно чары, и узкие глаза Суна раскрылись еще шире.
— Лотос! — ахнул он. — Моя жена, Лотос! — И когда он бросился искать ее обратно в дом, Джиллу не осталось иного, кроме как предположить, что это быстро разворачивается первый из кошмаров Суна. Потому что пока не видел здесь никого, кто мог бы носить имя Лотос...
Глава двадцать четвертая
— Лотос! Моя Лотос! — Сун с воем метался по дому, высоко воздев руки и тряся ими в типично восточном жесте отчаяния.
Джилл побежал за ним, догнал и сказал:
— Ее здесь нет, Кину Сун. Прошлой ночью, когда мы зашли сюда, чтобы укрыться от грозы, здесь никого не было. Дом стоял пустой.
— Нет никакой Пагоды, нет никакой Лотос, нет никакой левой руки, нет никакого смысла во... во всем этом! — Коротышка задрожал и схватился за Джилла — ради опоры и моральной поддержки. — Джилл, Спенсер Джилл! — вскрикнул он. — Пожалуйста, пожалуйста, объясни мне все это! — Но прежде чем Джилл успел открыть рот, всхлипнул:
— Нет, некогда. Я должен идти в деревню. Моя Лотос беременна и вернулась к родным, чтобы родить ребенка. Должно быть, она думает, что я умер. Я должен идти в деревню!
— Погоди! — Джилл преградил ему путь, крепко держа за плечи. — Тебя дожидаются твои кошмары, Кину Сун. Лучше будет, если ты сперва попытаешься понять, что именно здесь происходит.
Анжела взяла Суна за локоть и усадила в одно из легких кресел.
— Послушай Спенсера, — мягко сказала она. — Он сможет облегчить понимание.
— Трудна задача, — вздохнул Джилл, но все равно попытался.
Это заняло, возможно, час. И пока Джилл говорил, время от времени для гарантии проверяя, что его поняли, Сун пожевал немного настоящей еды, которую получил от Миранды Марш.
— Так значит, — сказал, наконец. Сунн. — Вы считаете, что все это не настоящее. Или настоящее, но, что это не наш мир.
— Совершенно верно, — подтвердил Джилл. — Он только похож на наш мир. Но это место, где, вероятно, случится все, что тебя пугает, и ты можешь от этого пострадать. Как в том болоте: мы могли погибнуть, действительно погибнуть в том болоте. Или в машинном мире, или в мире двух солнц. Вся суть вот в чем: ты не должен верить в то, что произойдет. Или верь, если хочешь, поскольку не реагировать опасно, но в то же время стараться помнить, что происходит все это не в настоящем мире.
— И вы надеетесь вернуться туда? Надеетесь найти еще одну дверь и вернуться... домой? — Маленький китаец медленно покачал головой, слишком трудно было все это воспринять.
— Кину Сун, — зашел тогда с другого конца Джилл. — Ты говоришь по-английски?
— Несколько слов, — ответил тот. — Очень мало.
— Значит, ты понимаешь по-английски?
— Опять же, несколько ключевых слов, — пожал плечами Суп. И Джилл ждал.
...Пока Суп не уловил, и у того не отвисла челюсть.
— Именно, — кивнул Джилл. — Ты говоришь на нем. И мы понимаем тебя, а ты — нас. А теперь скажи мне: как такое может быть, Кину Сун? И поэтому я снова тебя спрашиваю: это настоящий мир?
— Я... я слышу, как говорю по-китайски, — возразил Сун.
— Мы тоже это слышим, — подтвердила Анжела. — Под английским или параллельно с ним мы слышим твой родной язык. Но что ты слышишь, когда мы говорим?
— С тех пор, как мы попали... сюда, я слышу китайский! — воскликнул Суп. И кивнул. — Отлично, я верю тому, что вы мне рассказали. Вынужден поверить, так как видел первого из захватчиков, приземлившегося здесь! Но все равно, это место похоже на мою родину, и я все равно должен отыскать мою Лотос.
— Если ты и найдешь ее, это будет не Лотос, — сказал Джилл. — Лотос — в нашем собственном мире.
— Но я обязан, по крайней мере, посмотреть на нее, на случай... на случай...
— Разумеется, ты должен посмотреть на нее, — согласился с ним самым мягким тоном Тарнболл. Спецагент взглянул на Джилла, и Джилл понял, что именно тот пытается выразить: поскольку это кошмар Суна, возможно, имеет смысл предоставить ему вести группу. Потому что у него больше шансов обнаружить выход, найти дверь, сбежать от самого себя.
— Давайте закончим, — предложил Джилл. — Закончим умываться, побреемся, сделаемся как можно презентабельней. Миранде, возможно, еще придется заняться дипломатической работой; а точно мы не узнаем, пока не зайдем в деревню. Но, по крайней мере, Кину Сун будет на нашей стороне. Поэтому давайте упаковываться и — как это говорится? — сворачивать лагерь и отправляться в путь.
Кину Сун терпеливо ждал, когда они будут готовы...
— Деревня, в основном, рыбацкая, — рассказывал своим гостям Кину Сун, ведя их по главной улице к холму.
Несколько жительниц вышло из домов, уставясь на них, и Сун объяснил:
— Эти женщины — жены рыбаков, а чужаки тут редкость. Вы должны извинить их, они в основном — крестьянской породы. Но вот Лотос не из таких. Ее родители — люди богатые и почтеннейшие; ее братьям принадлежит половина этой рыбацкой флотилии и множество домов; а дядя ее чинит моторы и управляет неспециализированным магазином. Увы, меня они не жалуют. Потому что я владею собственным домом, собственной небольшой лодкой и сам все ремонтирую... А! — Тут он внезапно вспомнил: все это было в настоящем мире, а как обстоят дела в этом, не знал.
Но ему предстояло вскоре выяснить.
Женщины загалдели, и, хотя говорили они по-китайски, язык звучал лишь как фон. А Джилл и остальные услышали английский:
— Ха! Кину Сун! Он посмел вернуться! Можно ли поверить такому? Похищает бедную Лотос у любящих родителей, насилует и делает ей ребенка, и, наконец, бросает ее и убегает в джунгли. — Это скрежетала тощая старая карга, грозя Суну кулаком.
А еще одна крикнула:
— О, и это — Кину Сун? Насильник? Значит, кто-то сказал тебе, что бедная одураченная девочка беременна, и ты вернулся, чтобы предъявить «законные» претензии на состояние ее семьи? Ха! Немного же ты знаешь, Кину Сун. Ее братья убьют тебя и пустят на приманку для рыбы! Да, и этих проклятых иностранцев заодно!
Сун побелел и затрясся, а затем внезапно остановился, когда из сада одного из прилично выглядевших домов у подножья холма вырвалось двое хорошо одетых молодых людей. Один — крупный, а другой — маленький и тощий, как тростинка.
— Ты! — выкрикнул рослый, спеша к Суну. — Дерьмо крысиное! Вонючий сын жрущего отбросы, торгующего рыбой корейца! Что? Ты посмел вернуться сюда? Я вырежу твое поганое сердце! — И выхватил из-за пояса нож с длинным клинком.
— Ее братья! — прохрипел Сун.
— Ой-е-ей! — промолвил Тарнболл, и Джилл услыхал, как оружие спецагента издало типичный клацающий звук. Он поспешил остановить Джека:
— Ради Бога, погоди с этим! Автомат должен быть последним средством. — И, обращаясь к Кину Суну:
— В деревне есть какое-нибудь оружие?
— Ножи, — охнул тот. — Может быть, несколько дробовиков, духовых ружей и мелкашек для охоты. Но современное оружие — нет. Насколько мне известно. — Он повернулся к спецагенту. — Но, в любом случае, вам никак нельзя пускать в ход автомат! Вы же сделаете меня еще и убийцей вдобавок ко всей той лжи, в которой меня обвиняют!
— Это не твой мир, Кину Сун, — втолковал ему Тарнболл. — Если мне придется пустить его в ход, то я пущу, лишь бы оградить тебя от опасности. — Он занял позицию во главе группы, расставил ноги и направил автомат вперед и вниз. И крикнул:
— Эй, вы! Стойте прямо там, где вы есть!
— Пес-иностранец! — выругался бежавший впереди и взмахнул ножом за миг до того, как спецагент расколол пулей булыжник прямо у него между ног. Китаец резко затормозил. А когда резкое, резонирующее «крак!» выстрела стихло, Джек добавил:
— Стоять! Следующая угодит в то большое пустое пространство у тебя в голове, — Тарнболл двинулся прямо к братьям Лотос. Кину Сун шагнул было за ним, собираясь вмешаться, но Джилл схватил его за руку.
— Джек прав, — сказал он. — Если с тобой что-то случится, то мы, может, и не выберемся отсюда. Я хочу сказать, никто из нас тогда не вернется. В том числе и ты.
— Вы правы, — охнул Сун. — Это не мой мир. Он просто не может им быть. Братья Лотос недолюбливают меня, но они бы не стали убивать! И все, что вы услышали обо мне — сплошная ложь.
— Низкородный пес! — Настоящий смутьян из пары братьев скрестил руки на груди и бросил злой взгляд на Кину Суна. — Подлый корейский ублюдок! — Он явно страдал избыточным весом, поэтому, несмотря на вроде бы высокий для человека его расы рост, выглядел приземистым и коренастым. У него были тонкие усы, поросячьи глазки и блестящие от жира черные косички.
— Почтенный шурин, — поклонился в пояс Сун. — Я лишь хочу...
— Хочешь? — оборвал его рослый. — Ты, чего-то хочешь? Ты смеешь обращаться ко мне, как к своему брату, грязное дерьмо собачье! И...
Но это "и" послужило сигналом к окончанию, так как именно на этом союзе Тарнболл и врезал коренастому в живот складным прикладом своего автомата, а затем вскинул его вверх и двинул по дряблому подбородку Суновского шурина, заставив его растянуться. Секунду назад этот громила стоял на ногах, а в следующую уже лежал на спине, а нож лязгнул о булыжник.
Младший тощий брат вытаращил глаза и отступил на шаг, но Тарнболл ткнул ему в живот дуло автомата.
— Ты! — проворчал спецагент. — Ты тоже хочешь оскорбить нас?
— Я... я... нет, вовсе не хочу, — тощий чуть не падал в обморок. И Кину Сун осмелел.
— Если у меня больше нет лица, — решил он, — то чего бы я ни сказал и ни сделал в этой деревне, не имеет никакого значения! А теперь слушай! — И он схватил тощего брата за горло одной здоровой рукой, но рукой налившейся страшной силой ярости:
— Все, что болтали обо мне эти... эти старые вороны — полнейшее вранье, — заявил он. — И то, что сказал мой так называемый «почтенный» шурин... это тоже вранье. Ну, а теперь я хочу повидать Лотос. Моя жена здорова? Лучше бы ей быть здоровой. Где она?
Тощий ответил злым взглядом, и Кину Сун встряхнул его, как терьер крысу.
— Вон там, в доме дяди, — показал тощий. — У Лотос скоро начнутся роды, наверное, даже уже начались.
— Я знаю, где дом твоего дяди, придурок! — Сун оттолкнул его так, что тот споткнулся и упал на колени.
Нагнувшись, он подобрал с булыжников нож толстого, а Сун в ногу с Тарнболлом направился к указанному дому.
— Моя Лотос, — голос у него дрожал, бравада оказалась напускной, — рожает мне ребенка!
Вот тут-то и полетели камни. Кидали их деревенские женщины, крича хором:
— У тебя нет лица, Кину Сун. Ты безликий корейский пес! — И тогда Анжела впервые извлекла девятимиллиметровый «браунинг» Тарнболла и выстрелила не слишком высоко, поверх их голов. Словно по волшебству, улица сразу опустела. А группа Джилла проследовала к дому дяди Лотос у подножья холма.
— Где Лотос, почтенная тетушка? — прорычал Сун, и на сей раз с ним не посмели спорить. Наверное, повитуха заметила его покалеченную руку, отсутствующую на ней кисть, и уловила, как он произнес слово «почтенная». Как бы там ни было, повитуха поняла, что он не в настроении терпеть возражения.
— Там! — взвизгнула она. — Бедное дитя, бедная, милая Лотос, там — зверь! — Она показала на дверь, занавешенную колышущимися нитями из бус. Девичий голос спросил изнутри:
— Кину Сун?
Да, голос этот был милым, но... дрожал от страха?
Ну, естественно. Лотос и должна бояться. Ведь она же была всего лишь молоденькой девушкой, готовящейся рожать. По крайней мере, Джилл надеялся, что все обстоит именно так. Поскольку Кину Сун потерял лицо, то кто мог сказать, какие неприятности могли случиться?
— Лотос! — воскликнул Сун, бросаясь вперед, и занавеска из нитей с бусами раздвинулась, открыв взорам коренастого мужчину со сверкающим скальпелем в поднятой руке. Увидев Суна, он взмахнул острым лезвием, норовя садануть по лицу.
Но запястье его натолкнулось на дуло автомата Тарнболла, мужчина выронил скальпель и вскрикнул от боли. Спецагент взял оружие за ствол, собираясь огреть его прикладом, но Сун закричал:
— Нет, Джек! Мой дядя... также деревенский врач!
Тарнболл едва-едва успел остановить свой удар, и Джилл затолкал «врача» обратно в ту комнату.
Там лежала Лотос с гротескно вздувшимся животом, широко распяленными и согнутыми в коленях ногами, смахивающими на конечности какого-то чудовищного белого паука. По лицу у нее ручьями струился пот, а тело дрожало, словно под плетью. Но при виде Кину Суна... в уставившихся на него глазах не появилось ни проблеска радости. Ни радости, ни ненависти при появлении человека, из-за которого она переносила сейчас припадки острой боли. В них вспыхнул страх! И Кину Сун увидел его.
— Лотос! Как ты на меня смотришь, нет! — прорыдал он и упал на колени у родильного стола. — Они тебе наврали. Все наврали. Чего бы там тебе ни наговорили обо мне, это все не правда! Ты ведь наверняка это знаешь? — Он попытался взять ее за руку, кисти женщины сжимали резиновые ручки стола.
Она отшатнулась, вскрикнула от внезапной боли, закрыла глаза и лежала, тяжело, со свистом, дыша.
— Бессердечный пес! — выругался ее дядя, отталкивая Кину Суна в сторону. — Что ты думаешь, мы не знаем, как все было? Думаешь, она слишком испугалась, чтобы рассказать нам? Ну, она нам рассказала-таки, и мы таки знаем. Когда она отвергла твои ухаживания, ты похитил ее, взял силой и оставил, сочтя мертвой. Ах, ты, безликий!
Лотос пронзительно вскрикнула. Глаза ее на белом, как череп, лице казались черными пятнами. И ее дядя снова повернулся к столу.
— Этот ребенок, — пробормотал он почти про себя тоном сродни отчаянию. — Он слишком большой, и Лотос не может вытолкнуть его. Придется резать.
— Этот живот у бедной девочки, — воскликнула Миранда Марш. — Он огромный, громадный!
А Анжела распорядилась:
— Вы, мужчины, все, кроме Кину Суна — вон отсюда. Идите охраняйте дом.
Джилл согласился с ней. Выпроваживая мужчин обратно за занавешенную дверь, он приказал:
— Займите как можно лучшие позиции. Хотя это и альтернативный, синтезированный Китай, на мой взгляд, он выглядит весьма аутентичным. А отсюда следует, что это скорей всего Красный Китай. И если так, то где-то тут обязательно должен быть коммунистический сторожевой пес или псы. Выберите каждый свое окно и следите во все глаза за тем, что происходит снаружи.
Они так и поступили, и вскоре заметили, что из центра деревни вышла группа людей и направилась к дому у подножья холма. Трое из них шли в оливково-тускло-коричневой форме и плоских серых фуражках с красными звездочками, и с дробовиками в руках.
— Полиция, — мрачно констатировал Тарнболл. — И притом — военная полиция. Думаю, мы вот-вот станем беглецами! — И продолжал, выбивая стекла своего окна прикладом автомата:
— С другой стороны, если это все, что имеется в их распоряжении, то наши дела не так и плохи.
Но внезапный вопль Лотос из родильной палаты, а затем крик, который все продолжался и продолжался, поднимаясь выше и выше, и полный предельного ужаса возглас Кину Суна сказали им, что дела все-таки плохи.
Во всяком случае, с точки зрения Кину Суна.
Джилл встретил Анжелу и Миранду, когда те вышли обратно через дверь, занавешенную нитями из бус. Он увидел выражения их лиц и то, как они пошатывались; то, как Миранда прижимала ладонь к разинутому, прерывисто дышащему рту. И, отдернув в сторону нити с бусами, он взглянул на сцену в родильной палате.
Джилл побежал за ним, догнал и сказал:
— Ее здесь нет, Кину Сун. Прошлой ночью, когда мы зашли сюда, чтобы укрыться от грозы, здесь никого не было. Дом стоял пустой.
— Нет никакой Пагоды, нет никакой Лотос, нет никакой левой руки, нет никакого смысла во... во всем этом! — Коротышка задрожал и схватился за Джилла — ради опоры и моральной поддержки. — Джилл, Спенсер Джилл! — вскрикнул он. — Пожалуйста, пожалуйста, объясни мне все это! — Но прежде чем Джилл успел открыть рот, всхлипнул:
— Нет, некогда. Я должен идти в деревню. Моя Лотос беременна и вернулась к родным, чтобы родить ребенка. Должно быть, она думает, что я умер. Я должен идти в деревню!
— Погоди! — Джилл преградил ему путь, крепко держа за плечи. — Тебя дожидаются твои кошмары, Кину Сун. Лучше будет, если ты сперва попытаешься понять, что именно здесь происходит.
Анжела взяла Суна за локоть и усадила в одно из легких кресел.
— Послушай Спенсера, — мягко сказала она. — Он сможет облегчить понимание.
— Трудна задача, — вздохнул Джилл, но все равно попытался.
Это заняло, возможно, час. И пока Джилл говорил, время от времени для гарантии проверяя, что его поняли, Сун пожевал немного настоящей еды, которую получил от Миранды Марш.
— Так значит, — сказал, наконец. Сунн. — Вы считаете, что все это не настоящее. Или настоящее, но, что это не наш мир.
— Совершенно верно, — подтвердил Джилл. — Он только похож на наш мир. Но это место, где, вероятно, случится все, что тебя пугает, и ты можешь от этого пострадать. Как в том болоте: мы могли погибнуть, действительно погибнуть в том болоте. Или в машинном мире, или в мире двух солнц. Вся суть вот в чем: ты не должен верить в то, что произойдет. Или верь, если хочешь, поскольку не реагировать опасно, но в то же время стараться помнить, что происходит все это не в настоящем мире.
— И вы надеетесь вернуться туда? Надеетесь найти еще одну дверь и вернуться... домой? — Маленький китаец медленно покачал головой, слишком трудно было все это воспринять.
— Кину Сун, — зашел тогда с другого конца Джилл. — Ты говоришь по-английски?
— Несколько слов, — ответил тот. — Очень мало.
— Значит, ты понимаешь по-английски?
— Опять же, несколько ключевых слов, — пожал плечами Суп. И Джилл ждал.
...Пока Суп не уловил, и у того не отвисла челюсть.
— Именно, — кивнул Джилл. — Ты говоришь на нем. И мы понимаем тебя, а ты — нас. А теперь скажи мне: как такое может быть, Кину Сун? И поэтому я снова тебя спрашиваю: это настоящий мир?
— Я... я слышу, как говорю по-китайски, — возразил Сун.
— Мы тоже это слышим, — подтвердила Анжела. — Под английским или параллельно с ним мы слышим твой родной язык. Но что ты слышишь, когда мы говорим?
— С тех пор, как мы попали... сюда, я слышу китайский! — воскликнул Суп. И кивнул. — Отлично, я верю тому, что вы мне рассказали. Вынужден поверить, так как видел первого из захватчиков, приземлившегося здесь! Но все равно, это место похоже на мою родину, и я все равно должен отыскать мою Лотос.
— Если ты и найдешь ее, это будет не Лотос, — сказал Джилл. — Лотос — в нашем собственном мире.
— Но я обязан, по крайней мере, посмотреть на нее, на случай... на случай...
— Разумеется, ты должен посмотреть на нее, — согласился с ним самым мягким тоном Тарнболл. Спецагент взглянул на Джилла, и Джилл понял, что именно тот пытается выразить: поскольку это кошмар Суна, возможно, имеет смысл предоставить ему вести группу. Потому что у него больше шансов обнаружить выход, найти дверь, сбежать от самого себя.
— Давайте закончим, — предложил Джилл. — Закончим умываться, побреемся, сделаемся как можно презентабельней. Миранде, возможно, еще придется заняться дипломатической работой; а точно мы не узнаем, пока не зайдем в деревню. Но, по крайней мере, Кину Сун будет на нашей стороне. Поэтому давайте упаковываться и — как это говорится? — сворачивать лагерь и отправляться в путь.
Кину Сун терпеливо ждал, когда они будут готовы...
* * *
Деревня стояла на большой поляне, позади нее возвышался холм. На крутые его склоны террасами поднимались большие деревянные дома, а через промежутки между садами нитями вились тропы. От подножья холма до джунглей вытянулось множество домов поменьше, главным образом — вдоль уходившей в лес узкоколейки. Фасадами к морю стояли самые низкие из жилищ, похожие на дом Суна. Сооруженные из связанных досок, мостки хрупких на вид причалов торчали, словно спицы колеса из клешней порта, образованного из валунов, прочно закрепленных на своем месте водорослями и многолетними океанскими наносами.— Деревня, в основном, рыбацкая, — рассказывал своим гостям Кину Сун, ведя их по главной улице к холму.
Несколько жительниц вышло из домов, уставясь на них, и Сун объяснил:
— Эти женщины — жены рыбаков, а чужаки тут редкость. Вы должны извинить их, они в основном — крестьянской породы. Но вот Лотос не из таких. Ее родители — люди богатые и почтеннейшие; ее братьям принадлежит половина этой рыбацкой флотилии и множество домов; а дядя ее чинит моторы и управляет неспециализированным магазином. Увы, меня они не жалуют. Потому что я владею собственным домом, собственной небольшой лодкой и сам все ремонтирую... А! — Тут он внезапно вспомнил: все это было в настоящем мире, а как обстоят дела в этом, не знал.
Но ему предстояло вскоре выяснить.
Женщины загалдели, и, хотя говорили они по-китайски, язык звучал лишь как фон. А Джилл и остальные услышали английский:
— Ха! Кину Сун! Он посмел вернуться! Можно ли поверить такому? Похищает бедную Лотос у любящих родителей, насилует и делает ей ребенка, и, наконец, бросает ее и убегает в джунгли. — Это скрежетала тощая старая карга, грозя Суну кулаком.
А еще одна крикнула:
— О, и это — Кину Сун? Насильник? Значит, кто-то сказал тебе, что бедная одураченная девочка беременна, и ты вернулся, чтобы предъявить «законные» претензии на состояние ее семьи? Ха! Немного же ты знаешь, Кину Сун. Ее братья убьют тебя и пустят на приманку для рыбы! Да, и этих проклятых иностранцев заодно!
Сун побелел и затрясся, а затем внезапно остановился, когда из сада одного из прилично выглядевших домов у подножья холма вырвалось двое хорошо одетых молодых людей. Один — крупный, а другой — маленький и тощий, как тростинка.
— Ты! — выкрикнул рослый, спеша к Суну. — Дерьмо крысиное! Вонючий сын жрущего отбросы, торгующего рыбой корейца! Что? Ты посмел вернуться сюда? Я вырежу твое поганое сердце! — И выхватил из-за пояса нож с длинным клинком.
— Ее братья! — прохрипел Сун.
— Ой-е-ей! — промолвил Тарнболл, и Джилл услыхал, как оружие спецагента издало типичный клацающий звук. Он поспешил остановить Джека:
— Ради Бога, погоди с этим! Автомат должен быть последним средством. — И, обращаясь к Кину Суну:
— В деревне есть какое-нибудь оружие?
— Ножи, — охнул тот. — Может быть, несколько дробовиков, духовых ружей и мелкашек для охоты. Но современное оружие — нет. Насколько мне известно. — Он повернулся к спецагенту. — Но, в любом случае, вам никак нельзя пускать в ход автомат! Вы же сделаете меня еще и убийцей вдобавок ко всей той лжи, в которой меня обвиняют!
— Это не твой мир, Кину Сун, — втолковал ему Тарнболл. — Если мне придется пустить его в ход, то я пущу, лишь бы оградить тебя от опасности. — Он занял позицию во главе группы, расставил ноги и направил автомат вперед и вниз. И крикнул:
— Эй, вы! Стойте прямо там, где вы есть!
— Пес-иностранец! — выругался бежавший впереди и взмахнул ножом за миг до того, как спецагент расколол пулей булыжник прямо у него между ног. Китаец резко затормозил. А когда резкое, резонирующее «крак!» выстрела стихло, Джек добавил:
— Стоять! Следующая угодит в то большое пустое пространство у тебя в голове, — Тарнболл двинулся прямо к братьям Лотос. Кину Сун шагнул было за ним, собираясь вмешаться, но Джилл схватил его за руку.
— Джек прав, — сказал он. — Если с тобой что-то случится, то мы, может, и не выберемся отсюда. Я хочу сказать, никто из нас тогда не вернется. В том числе и ты.
— Вы правы, — охнул Сун. — Это не мой мир. Он просто не может им быть. Братья Лотос недолюбливают меня, но они бы не стали убивать! И все, что вы услышали обо мне — сплошная ложь.
— Низкородный пес! — Настоящий смутьян из пары братьев скрестил руки на груди и бросил злой взгляд на Кину Суна. — Подлый корейский ублюдок! — Он явно страдал избыточным весом, поэтому, несмотря на вроде бы высокий для человека его расы рост, выглядел приземистым и коренастым. У него были тонкие усы, поросячьи глазки и блестящие от жира черные косички.
— Почтенный шурин, — поклонился в пояс Сун. — Я лишь хочу...
— Хочешь? — оборвал его рослый. — Ты, чего-то хочешь? Ты смеешь обращаться ко мне, как к своему брату, грязное дерьмо собачье! И...
Но это "и" послужило сигналом к окончанию, так как именно на этом союзе Тарнболл и врезал коренастому в живот складным прикладом своего автомата, а затем вскинул его вверх и двинул по дряблому подбородку Суновского шурина, заставив его растянуться. Секунду назад этот громила стоял на ногах, а в следующую уже лежал на спине, а нож лязгнул о булыжник.
Младший тощий брат вытаращил глаза и отступил на шаг, но Тарнболл ткнул ему в живот дуло автомата.
— Ты! — проворчал спецагент. — Ты тоже хочешь оскорбить нас?
— Я... я... нет, вовсе не хочу, — тощий чуть не падал в обморок. И Кину Сун осмелел.
— Если у меня больше нет лица, — решил он, — то чего бы я ни сказал и ни сделал в этой деревне, не имеет никакого значения! А теперь слушай! — И он схватил тощего брата за горло одной здоровой рукой, но рукой налившейся страшной силой ярости:
— Все, что болтали обо мне эти... эти старые вороны — полнейшее вранье, — заявил он. — И то, что сказал мой так называемый «почтенный» шурин... это тоже вранье. Ну, а теперь я хочу повидать Лотос. Моя жена здорова? Лучше бы ей быть здоровой. Где она?
Тощий ответил злым взглядом, и Кину Сун встряхнул его, как терьер крысу.
— Вон там, в доме дяди, — показал тощий. — У Лотос скоро начнутся роды, наверное, даже уже начались.
— Я знаю, где дом твоего дяди, придурок! — Сун оттолкнул его так, что тот споткнулся и упал на колени.
Нагнувшись, он подобрал с булыжников нож толстого, а Сун в ногу с Тарнболлом направился к указанному дому.
— Моя Лотос, — голос у него дрожал, бравада оказалась напускной, — рожает мне ребенка!
Вот тут-то и полетели камни. Кидали их деревенские женщины, крича хором:
— У тебя нет лица, Кину Сун. Ты безликий корейский пес! — И тогда Анжела впервые извлекла девятимиллиметровый «браунинг» Тарнболла и выстрелила не слишком высоко, поверх их голов. Словно по волшебству, улица сразу опустела. А группа Джилла проследовала к дому дяди Лотос у подножья холма.
* * *
Не останавливаясь, Кину Сун постучал по деревянной филенке довольно тонкой двери. В занавешенном нитями из бус окне появилось ненадолго чье-то лицо, но, не считая скрытного движения в доме, этим все и ограничилось. Тарнболл не терпел помех и определенно не собирался допускать, чтобы его игнорировали. Приложив к двери массивное плечо, он вышиб ее внутрь, чуть не сорвав с петель. Первым войдя в дом, Кину Сун едва не столкнулся с толстой женщиной, несшей тазик с курящейся паром водой и переброшенными через руку чистыми полотенцами. Это сказало им все.— Где Лотос, почтенная тетушка? — прорычал Сун, и на сей раз с ним не посмели спорить. Наверное, повитуха заметила его покалеченную руку, отсутствующую на ней кисть, и уловила, как он произнес слово «почтенная». Как бы там ни было, повитуха поняла, что он не в настроении терпеть возражения.
— Там! — взвизгнула она. — Бедное дитя, бедная, милая Лотос, там — зверь! — Она показала на дверь, занавешенную колышущимися нитями из бус. Девичий голос спросил изнутри:
— Кину Сун?
Да, голос этот был милым, но... дрожал от страха?
Ну, естественно. Лотос и должна бояться. Ведь она же была всего лишь молоденькой девушкой, готовящейся рожать. По крайней мере, Джилл надеялся, что все обстоит именно так. Поскольку Кину Сун потерял лицо, то кто мог сказать, какие неприятности могли случиться?
— Лотос! — воскликнул Сун, бросаясь вперед, и занавеска из нитей с бусами раздвинулась, открыв взорам коренастого мужчину со сверкающим скальпелем в поднятой руке. Увидев Суна, он взмахнул острым лезвием, норовя садануть по лицу.
Но запястье его натолкнулось на дуло автомата Тарнболла, мужчина выронил скальпель и вскрикнул от боли. Спецагент взял оружие за ствол, собираясь огреть его прикладом, но Сун закричал:
— Нет, Джек! Мой дядя... также деревенский врач!
Тарнболл едва-едва успел остановить свой удар, и Джилл затолкал «врача» обратно в ту комнату.
Там лежала Лотос с гротескно вздувшимся животом, широко распяленными и согнутыми в коленях ногами, смахивающими на конечности какого-то чудовищного белого паука. По лицу у нее ручьями струился пот, а тело дрожало, словно под плетью. Но при виде Кину Суна... в уставившихся на него глазах не появилось ни проблеска радости. Ни радости, ни ненависти при появлении человека, из-за которого она переносила сейчас припадки острой боли. В них вспыхнул страх! И Кину Сун увидел его.
— Лотос! Как ты на меня смотришь, нет! — прорыдал он и упал на колени у родильного стола. — Они тебе наврали. Все наврали. Чего бы там тебе ни наговорили обо мне, это все не правда! Ты ведь наверняка это знаешь? — Он попытался взять ее за руку, кисти женщины сжимали резиновые ручки стола.
Она отшатнулась, вскрикнула от внезапной боли, закрыла глаза и лежала, тяжело, со свистом, дыша.
— Бессердечный пес! — выругался ее дядя, отталкивая Кину Суна в сторону. — Что ты думаешь, мы не знаем, как все было? Думаешь, она слишком испугалась, чтобы рассказать нам? Ну, она нам рассказала-таки, и мы таки знаем. Когда она отвергла твои ухаживания, ты похитил ее, взял силой и оставил, сочтя мертвой. Ах, ты, безликий!
Лотос пронзительно вскрикнула. Глаза ее на белом, как череп, лице казались черными пятнами. И ее дядя снова повернулся к столу.
— Этот ребенок, — пробормотал он почти про себя тоном сродни отчаянию. — Он слишком большой, и Лотос не может вытолкнуть его. Придется резать.
— Этот живот у бедной девочки, — воскликнула Миранда Марш. — Он огромный, громадный!
А Анжела распорядилась:
— Вы, мужчины, все, кроме Кину Суна — вон отсюда. Идите охраняйте дом.
Джилл согласился с ней. Выпроваживая мужчин обратно за занавешенную дверь, он приказал:
— Займите как можно лучшие позиции. Хотя это и альтернативный, синтезированный Китай, на мой взгляд, он выглядит весьма аутентичным. А отсюда следует, что это скорей всего Красный Китай. И если так, то где-то тут обязательно должен быть коммунистический сторожевой пес или псы. Выберите каждый свое окно и следите во все глаза за тем, что происходит снаружи.
Они так и поступили, и вскоре заметили, что из центра деревни вышла группа людей и направилась к дому у подножья холма. Трое из них шли в оливково-тускло-коричневой форме и плоских серых фуражках с красными звездочками, и с дробовиками в руках.
— Полиция, — мрачно констатировал Тарнболл. — И притом — военная полиция. Думаю, мы вот-вот станем беглецами! — И продолжал, выбивая стекла своего окна прикладом автомата:
— С другой стороны, если это все, что имеется в их распоряжении, то наши дела не так и плохи.
Но внезапный вопль Лотос из родильной палаты, а затем крик, который все продолжался и продолжался, поднимаясь выше и выше, и полный предельного ужаса возглас Кину Суна сказали им, что дела все-таки плохи.
Во всяком случае, с точки зрения Кину Суна.
Джилл встретил Анжелу и Миранду, когда те вышли обратно через дверь, занавешенную нитями из бус. Он увидел выражения их лиц и то, как они пошатывались; то, как Миранда прижимала ладонь к разинутому, прерывисто дышащему рту. И, отдернув в сторону нити с бусами, он взглянул на сцену в родильной палате.