Ламур Луис. Бендиго Шефтер

   Никого.
   Долго ждать — можно замерзнуть, и я поехал дальше, а мой конь только радовался движению. Я собирался привезти домой уже найденное и припрятанное золото. Его там набралось немало. Двинулся дальше, въехал в рощу и начал спускаться по пологому заснеженному склону. Потом вдруг резко натянул поводья. Следы. Огромные следы. Наверное, тот большущий гризли бродит где-то рядом. Похоже, он решил, что мы все попрятались от мороза и можно спокойно погулять и набить брюхо чем Бог пошлет, а потом опять завалиться спать. Удачи тебе, медведь.
   Мороз усиливался. Лучше бы вернуться домой — завтра Рождество.
   Огибая куст, я услыхал, или мне только показалось, будто что-то зашуршало у меня за спиной. Остановился, оглянулся — никого. Конь нервно топтался на месте, желая двигаться вперед.
   Меня окружал вселенский покой. Не было слышно ни звука, только скрип снега под копытами, шуршание жесткой от мороза кожи да треск случайно задетой ветки. Когда я въехал в чащу, то соскочил с коня в снег. Ноги мерзли, я стал ходить и водил за собой лошадь. Потом снова вскочил в седло и обратно, назад, по своим же следам, быстро, быстро — выбрался на открытое место.
   Я застал их врасплох. Трое всадников шли по моему следу.
   Увидев меня, они резко остановились, а один чуть было не пустился наутек. До них было около двухсот ярдов. Я догадывался, кто они такие, но у меня не было веской причины начинать перестрелку — они на меня не нападали. Пока.
   Я просто развернул лошадь и вернулся в чащу.
   Трое… Не один, а трое. Значит, это не просто слежка, для нее достаточно и одного. Похоже, они собирались меня убить.
   Я свернул на едва заметную тропку. С тех пор как выпал снег, по ней никто не ездил. Поехал дальше, то ныряя в чащу, то выезжая на простор. Направил лошадь вниз по береговому склону, проехал между двумя огромными валунами, пересек замерзший ручей, кругами приближаясь к своему тайнику.
   Знают ли они о нем? Раскрыли, где мой прииск? Или только догадываются? Если они еще ничего не знают, зачем им меня убивать?
   Что-то тут таилось такое, чего мне было никак не понять.
   Подковы у моего коня были смазаны смолой, и я пустил его вверх по льду ручья. Мы мчались так несколько сот ярдов, а потом поднялись вверх по склону и снова скрылись в чаще. Убегать от тех троих мне было не по нраву. Но и стрелять тоже не хотелось. Всем известно, что мы с Финнерли не сильно друг друга любим. Убей я кого-нибудь из них, я тут же попаду в беду — у преподобного полно приятелей и прихлебателей. Все мои мечты тогда можно будет послать к черту. Нет, нужно убегать.
   Они продолжали меня преследовать, но догнать не торопились. Почему? Пустив лошадь шагом, чтобы она могла передохнуть, я задумался — если этой троице так охота увидеть меня мертвым, что же они не нападают?
   Они не спешат.
   А в чем причина? Вдруг меня осенило — они еще не готовы.
   Почему?
   Словно горсть снега за воротник, меня обожгла догадка: во всем этом деле участвует кто-то еще, но он пока не появился.
   Зимний день короток, скоро ночь, но мои преследователи медлили и даже не делали попытки обойти меня, чтобы я не мог ускользнуть. Они вели себя так, будто… будто загоняли зверя или гнали стадо. Вот что они делали, они меня загоняли, теснили все ближе и ближе к другому, неведомому врагу.
   Хуже всего то, что я в каньоне. Тропинки наверх? Их мало, они слишком круты и хорошо заметны со стороны. Позади враги. Впереди ночь и мороз.
   Вправо от меня берег круто понижался к густым зарослям, и я скользнул туда под прикрытие деревьев. Натянул поводья, хоронясь за стволами, окинул взглядом открытое пространство и увидел тех троих: они сбавили ход. Я выскочил им навстречу. Они спокойно развернулись и уехали. Я остановился. Так, значит, гнать дальше меня они не намерены, это случится прямо сейчас. Я оглянулся.
   Индейцы. Всадники приближались, охватывая меня полукругом. Я рванулся вперед, но прямо мне навстречу из-за деревьев уже выезжала другая группа всадников. Я засунул винчестер в чехол и выхватил свой шестизарядник.
   Думать некогда. Действуй. Я ударил мустанга пятками, и мы полетели прямо на врагов.
   Они этого не ожидали. Думали, что я начну их убалтывать или метаться вправо и влево, пытаясь ускользнуть. Нет, только вперед. И стрелять, стрелять. Один всадник уже рухнул с лошади, второй резко развернулся, его плохонькая кобылка поскользнулась на льду ручья, и он чуть не упал. Я все летел им навстречу, паля из револьвера.
   Уже темнело. Те индейцы, что оказались у меня за спиной, не могли стрелять, опасаясь попасть в своих товарищей. Стреляя во все стороны, я прорвал цепь и скрылся за деревьями. За моей спиной кричали и улюлюкали.
   Справа от меня высилась скала, в ней — узкая расселина, ведущая вверх. Человек мог бы по ней подняться, а вот лошадь — никак. Я торопливо спешился, забил патронами карманы куртки и сунул за пазуху еду из седельной сумки.
   — Давай, мальчик, — шепнул я коню. — Домой!
   Я подобрался к скале с винчестером в руке, перекинул его за спину и полез. Темно. Обледенелые камни скользят. Медленно, осторожно я карабкался вверх.
   Где-то вдали послышались крики и выстрелы. Топот копыт.
   Я лез вверх, очень долго лез. Добрался до узкого карниза и пошел по нему, цепляясь за обледенелую скалу. Поскользнулся, чуть было не полетел в бездну, но успел уцепиться и подтянулся обратно на карниз. Увидел в теле скалы щель и протиснулся в нее. В дальнем конце что-то • белело, кажется, это был снег.
   Я понятия не имел, где мои враги, но боялся, что индейцев мне вряд ли удастся долго водить за нос. Что же сделал Финнерли? Скорее всего, пообещал дать им оружие и виски в обмен на мой скальп.
   Я перебежал через открытую площадку и спрятался между валунами. Становилось все холоднее. Еще одна перебежка — под деревья. Здесь спокойнее. Индейцы сюда не полезут, побоятся засады. Дальше — в скалы, в кустарник, в пещеру. Пещера не пещера, а так, выступ с навесом. Но пока не дует восточный или южный ветер, тут спокойно.
   Теперь я осмелился развести небольшой костер. Конечно, меня могут заметить, но перспектива замерзнуть насмерть меня тоже мало радовала. Но вообще-то я поднялся довольно высоко, так что могут и не заметить.
   Где-то к югу отсюда, за полтора десятка ледяных миль, лежит наш городок. Все собрались у теплого очага и уже садятся за стол. Каин, наверное, посасывает свою трубку… Рут с Будом пришли в гости.
   Начинается Рождественская ночь.

Глава 35

   Каменный пол пещеры просто источал холод. Костерок поддерживал мою жизнь, но не более того. В пещере не встанешь, разве что на колени. Чтобы согреться, я поднимался, садился и снова поднимался.
   Звезд не было. Не было слышно ни звука. Может быть, индейцы уже убрались восвояси, и все же выбраться из пещеры я не решался. Кажется, они из племени шошонов. Но шошоны хорошо относятся к белым, они даже иногда воюют на их стороне.
   Есть, правда, один шошон. И еще его приятели. Интересно, знал ли Финнерли о той давней истории? Ну конечно, знал. Ее часто пересказывали в нашем городке, потому что это был первый случай, когда мы столкнулись с индейцами.
   Экономно подкидывая в огонь палки — вблизи было мало топлива — я обдумывал свое положение. Оно, конечно, под стать морозу, но — в мою пользу. Индейцы терпеть не могут зимних приключений, мало того, они в холод даже двигаться не любят. Похоже, они рассчитывали быстро меня укокошить и вернуться в свои вигвамы. Самое скверное, что когда мой конь вернется в конюшню, все кинутся меня искать и праздник Рождества будет испорчен.
   Я рискнул развести огонь посильнее. Пламя лизало стену пещеры, и тепло возвращалось ко мне. Но слишком согреться, разомлеть, уснуть — тоже опасно. Индейцы могут подкрасться, а я и знать ничего не буду.
   Так я и сидел — смертельно уставший, со свинцовыми веками, скрюченный и дрожащий от холода. Было бы неплохо, появись тут вдруг Санта-Клаус. Он посадил бы меня в шикарные сани, мы поднялись бы в воздух и полетели над лесами и скалами домой.
   Кое-как ночь все же прошла. У горизонта появилась бледно-серая полоска. Я погрел руки у костра, согрел варежки и сунул в карманы по горячему камню. Мороз был не меньше двадцати градусов. Осторожно, распластавшись по стенке, я выбрался из пещеры, в любой момент ожидая выстрела. Поднялся на гребень, огляделся. Ничего и никого. Следов тоже не видно. Где-то далеко на юге удалось разглядеть тоненькую струйку дыма — там был наш город, но скорее всего дым шел из трубы в поселении, расположенном немного ближе ко мне. Я пошел быстрым шагом. В горах ветер сдувал снег с камней, но впереди меня ожидали сугробы и непрочный наст.
   После часа ходьбы я наткнулся на след какой-то запорошенной тропинки. Место казалось мне знакомым, но из-за снега все выглядело обманчиво. Но, во всяком случае, направление на юг я выдерживал точно. Спустился в каньон, чтобы укрыться от ветра. Останавливался, чтобы попрыгать и согреть пальцы ног. Понял, что нужно отдыхать. На морозе усталость — лютый враг. Когда устаешь, у тела не остается никаких запасов энергии, чтобы поддерживать жизнь. Наконец я нашел укрытие под рухнувшим со скалы деревом и с третьей попытки разжег костер. Наломал лапника и устроил из него что-то вроде шатра.
   Началась метель, и нужно было ее переждать. Еда оставалась, кружка у меня была. Я вскипятил в кружке воду и приготовил чай. Уютно устроившись в своем укрытии, я попивал горячий напиток, радовался теплу костра и размышлял о том, как быстро цивилизованный человек может дойти до первобытного состояния. И как ему повезет, если он знает первобытные способы выживания. Я должен это хорошо запомнить, а все остальные понять: цивилизация — это всего лишь тонкий покров, под которым прячутся голод, холод и жажда, а еще ожидание. Они рядом, близко. Стоит о них позабыть, и они победят.
   Я немного поспал, проснулся, подкинул дров в огонь и снова заснул. Когда проснулся снова, то приготовил еще чаю и не торопясь выпил. Мысленно проследил свой предстоящий путь и задумался, стоит ли отправляться в дорогу прямо сейчас. У меня хорошее укрытие и, хоть я и хотел попасть домой на Рождество, при таком морозе лучше потерпеть, чтобы набраться сил.
   Я навалил еще лапника у входа в мою нору. Стало теплее. Придвинул оружие ближе к огню. Холодным оно работает хуже, а мне нужно быть готовым ко всему.
   Я дремал, просыпался, подкидывал ветки в огонь и снова засыпал. А порой лежал без сна и размышлял. Сколько народу вот так разводили костры и ночевали на жгучем морозе? Индейцы и те, что жили до них, и, может быть те, кто построил Лечебное колесо… Люди, которые приходили в этот мир раньше нас. Люди, которые не знали железа. Кто они? Откуда? Почему они построили свое святилище в таком месте?
   Наверное, им был знаком этот каньон, и они ходили теми же тропами, что и я. Они ютились у таких же, как мой, костров, и, скорее всего, задавались теми же вопросами. Этан говорил мне, что стоит побольше узнать о верованиях племени хопи. Этан хоть и не краснокожий, но умеет думать четко и ясно. Он лучше всех нас разбирается в индейских тонкостях. Только вот сам он слишком похож на индейца и никогда не раскроет своих мыслей какому-нибудь случайному прохожему. Я вырос в мире, который жил общительностью. Как только кого-то осеняла идея или он совершал открытие, он торопился сообщить о них всему миру. Индейцам такого не требовалось. Они вдохновенно излагали бесконечные военные и охотничьи истории только своим соплеменникам и выглядели они так, будто знают гораздо больше, чем рассказывают. Так оно или нет — Бог весть.
   С рассветом я двинулся дальше. Я не торопился, я просто вбил себе в голову, что мне нельзя перенапрягаться. Мороз убивает усталых, и, даже когда город будет совсем близко, я не должен торопиться, не должен пытаться преодолеть невозможные расстояния.
   Когда я замечал по дороге пучки мха или кусочки коры, я останавливался и набивал ими карманы, те, которые ближе к телу. Мое тепло их высушит, и, если я соберусь развести огонь, у меня будет под рукой хорошая растопка. Внизу, у ручья, идти было бы легче, но я пошел верхом. Иногда подо льдом бьют родники, и он делается тонким. Провалишься в воду на морозе — и все. Умрешь прежде, чем успеешь развести огонь.
   Впереди четко виднелись дымки труб нескольких селений, и мысль о близости горячей еды и теплого дома толкала меня вперед.
   Движение! Моя рука ухватилась за револьвер.
   Трое всадников и лошадь.
   Взмах руки… Заметили меня! Это Этан, Уэбб и Стейси.
   — Ты в порядке? — спросил Уэбб.
   — Ну, я чертовски замерз, — сказал я. — Но это ерунда. Главная беда, что вы, парни, наверное, смолотили весь рождественский ужин.
   Я так окоченел, что в седло вскарабкался только со второй попытки.
   — Кто-нибудь уезжал из города пару дней назад? Трое мужчин, например?
   Уэбб резко повернулся ко мне.
   — Трое? Они уехали из города сегодня утром. Похоже, направились к железной дороге.
   — Это был Мозес Финнерли с дружками, — сказал Этан. — Они удрали.

Часть третья

Глава 36

   Я начинал привыкать к человеку, который то и дело поглядывал на меня из зеркала. Перевоплощение совершалось постепенно, и пока что результаты меня устраивали.
   Потертые бизоньи шкуры — куртку и штаны я оставил в Шайенне, купив там новый костюм.
   — Выбрось его при первой же возможности, — посоветовал мне Страттон. — Брюки со стрелкой сейчас не носят, потому что всем видно, что они из магазина готовой одежды. Деньги у тебя есть, поэтому пойди к моему портному и закажи у него несколько костюмов. Запомни: тебя в Нью-Йорке никто не знает, и судить о тебе будут исключительно по внешнему виду. Если ты будешь выглядеть и вести себя как джентльмен, — примут без вопросов. Этот город кишит акулами всех видов, они любят запах денег, поэтому будь осторожен. Я написал своему адвокату, он с тобой свяжется. Если понадобится его помощь — обращайся без стеснения. Остановись в отеле «Пятая авеню». Там, конечно, есть и другие приличные отели, но ты должен остановиться именно в «Пятой авеню». И еще. Не связывай своих надежд с писательством. Эта работа оплачивается очень скудно, хотя порой она открывает нужные двери и придает человеку значительности. Писателей в Нью-Йорке много, но только единицы могут прокормиться от трудов своих. А если хочешь изучать право, то лучше Нью-Йорка места нет.
   — Это не входит в мои планы, — сказал я. — Просто я хочу там побывать. Может быть, еще съезжу в Новый Орлеан, а потом вернусь.
   — В Шайенн? Да, этот город растет так же, как и Денвер. Поставишь на него — не промахнешься.
   И вот я смотрю на себя в зеркало в номере отеля «Пятая авеню», в Нью-Йорке. Человек в зеркале мне мало знаком, но все же, кажется, — это я. Рост шесть футов и два дюйма, вес — сто девяносто. Лицо загорелое, обветренное, белая рубашка, хорошо сшитый темный костюм — словом, Бендиго Шафтер.
   — Далеко же от Бобровой гряды ты заехал, Бендиго, — сказал я себе. — Ох далеко.
   Но кое-что из Южного ущелья я все же с собой прихватил. Многое оставил, а вот мой револьвер все так же был у меня за поясом. Я поправил галстук, взял плащ и шляпу и вышел в коридор. Я собирался совершить свою вторую поездку на лифте, который был предметом особой гордости гостиничной администрации. Утверждали, что это первый гостиничный лифт в мире. Я уже поднялся на нем наверх, но еще ни разу не спускался. А что, если он сорвется?
   Со мной в кабину вошли двое мужчин с девушками. Девушки взволнованно хихикали. Наверное, они тоже ехали в лифте впервые.
   Вестибюль, отделанный мрамором и полированным деревом, сверкал хрусталем и был освещен газом, чего я раньше никогда не видел.
   Ко мне подошел высокий приятный джентльмен с седыми бачками.
   — Мистер Шафтер? Я — Джон Страйкер. Мистер Страттон просил меня с вами связаться. Я сразу понял, что это вы, как только увидел.
   — Здравствуйте, сэр. Я собираюсь поужинать. Могу ли я просить вас составить мне компанию?
   — Нет, нет, это я вас приглашаю.
   За ужином мистер Страйкер называл мне разных людей, которые сидели за столиками или проходили мимо. Некоторые имена мне были знакомы из газет, которые я так внимательно изучал.
   — Страттон мне что-то говорил о ваших… приключениях. Он также сообщил ваш возраст, но вы, на мой взгляд, старше.
   — Это так и есть, — сказал я. — У нас на границе каждый мальчишка хочет стать мужчиной. Он хочет, чтобы ему доверяли, и старается стать достойным доверия. В общем, если ты делаешь свое дело наравне с другими, тебя принимают таким, каков ты есть. Мне кажется, мужчина — это тот, кто способен взять на себя ответственность.
   — Расскажите мне о вашем городе.
   — Ну, сейчас там все в порядке. Есть свое стадо, мы торгуем с проходящими обозами, возле города — прииски. Золота там порядочно, но думаю, надолго его не хватит.
   — Если бы я увидел золото, то, наверное, даже не узнал бы. Во всяком случае, в его первозданном виде.
   — Могу показать, — улыбнулся я. — Прямо сейчас.
   И выудил из жилетного кармана самородок, величиной с фалангу большого пальца.
   — Вот… Прямо со дна ручья.
   Он аж покраснел и уставился на самородок.
   — Правда? — Он осторожно взял его и стал поворачивать так и сяк. — Вот это да, черт меня возьми.
   — Не возьмет. Разве что вы наберете таких штуковин слишком много, — улыбнулся я. — Но это не так уж легко.
   Рядом остановился человек и уставился на самородок.
   — Ничего себе! Можно глянуть?
   Страйкер поднял глаза.
   — Да, да, конечно. Как поживаете, мистер Грили? — Он повернулся ко мне. — Бендиго Шафтер… Гораций Грили.
   Гораций Грили. Редактор газеты «Трибюн». На тропе Оверленд все знали о его знаменитой поездке вместе с кучером почтовой кареты Хенком Монком.
   Грили оказался человеком высокого роста, лысеющим, с седыми висками. На нем был черный костюм с белым жилетом и черный, несколько криво повязанный галстук. Он взял самородок, повернул его к свету и принялся рассматривать сквозь очки.
   — Да, очень хороший, правда, хороший. Где же вы его добыли, молодой человек?
   — На новой Территории Вайоминга. Вы ведь знаете эти края, сэр. Неподалеку от Южного ущелья.
   — Да, конечно. Знаю. Только что ж там за ущелье? Настоящие прерии.
   Он сел.
   — Ваше имя Шафтер? А, да, да… Бендиго Шафтер? — Он снова поглядел на меня. — Я читал эту вашу штучку. Что-то такое о пуме.
   — Вы читали? Но ведь я…
   — Понимаю. Читал. Я интересуюсь всем, что касается Запада. Очень интересно. Очень.
   — На Западе вас хорошо знают, сэр, — сказал я ему с полной серьезностью. — Все только и говорят, что о вашей поездке с Хенком Монком.
   — Монк? Это тот кучер? Разве его так зовут? Ах, ну да! Конечно, Хенк. Угораздило же меня ехать с таким парнем, да еще когда я спешил.
   — Но ведь он вас довез, мистер Грили.
   Грили хмыкнул.
   — Да… конечно, довез. — Он глянул на меня поверх очков. — Значит, гостите в Нью-Йорке?
   — Да, сэр.
   — Он там разбогател, на этих приисках, мистер Грили. Вы же видели самородок!
   — Да, такие не часто попадаются. Заходите ко мне, молодой человек, заходите. Вы хорошо пишете, но, что еще важнее — правильно думаете… Только не засоряйте свои вещи всякой чепухой.
   И он удалился неуклюжей походкой.
   — Вы интересуетесь театром? — спросил Страйкер. — Ожидается премьера новой пьесы… Или, вернее, старой пьесы в новой постановке.
   — Интересуюсь, — сказал я, думая совсем о другом. — Пожалуй, я скоро поеду в Новый Орлеан.
   — Могу ли я быть вам чем-то полезен? Мистер Страттон был очень настойчив, так что если я чего-нибудь для вас не сделаю или не покажу вам то, что нужно показать, он снимет с меня скальп.
   — Не беспокойтесь, пожалуйста. Я уже гулял по городу и немного его узнал. — Я смотрел на свои руки. Они посветлели и стали мягче. Или мне это только кажется? Неужели я и сам стал мягче? — Да, я хотел бы посмотреть пьесу. А как она называется?
   — «Мода». Написана лет двадцать назад. Кажется, это одна из первых удачных американских пьес.
   Я слушал, наблюдал за людьми, и поражался окружавшему меня блеску. И вдруг…
   Стакан чуть не выпал у меня из руки. Я осторожно поставил его на стол.
   — Мистер Страйкер, — сказал я, — видите вон тех людей? Вы, случайно, не знаете, кто они?
   Он глянул.
   — Девушка — Нинон Вовер… играет в той самой пьесе. Вторая женщина тоже артистка… А вот тот тип… Жалко барышень, они попали в дурную компанию..
   — Кто он?
   — Джейк Мак-Калеб, во всяком случае, он так себя называет. Он игрок, играл на пароходах и еще кое-чего похуже. Опасный человек, не связывайтесь с ним, Шафтер.
   — Я знаком с ней.
   — Вы с ней знакомы? С Нинон Вовер? Откуда, она ведь актриса… из Нового Орлеана. Она попала в этот спектакль… играет служанку… Это хорошая роль.
   — Вы меня не подождете? Я хочу с ней поговорить.
   — Будьте осторожны с этим человеком. Говорят, что его враги долго не живут. Полиция о нем знает, но доказательств нет. Им его не взять.
   Я слушал адвоката вполуха. Нинон уже не ребенок. Она молода, красива, она уже женщина.
   Я направился прямо к ее столику. По мере того как я приближался, ее глаза становились все шире. Нинон стремительно вскочила.
   — Бен! Ох, Бен! Неужели это ты? — Ее пальцы вцепились в рукав моего пиджака.
   — Давненько же мы не виделись.
   — Ты знаешь этого человека? — спросил Мак-Калеб, вставая. Второй мужчина тоже поднялся.
   — Знаю ли я? Еще бы! Бен, присядь, пожалуйста! Нам нужно столько сказать друг другу!
   Мак-Калеб наливался краской.
   — Нинон, разве ты забыла?..
   Она быстро повернулась к нему.
   — Ничего я не забыла. Сказано — мне это не интересно! Повторить? — Она оглянулась на второго: — Чарльз, иди сюда. Познакомься с Беном, пожалуйста. Он…
   Мак-Калеб обходил стол. Двигался он стремительно и легко, хотя казался неторопливым. Подошел и уставился на меня.
   — Мы вас не приглашали, мой друг. Прошу вас уйти.
   — Не говорите глупостей, — улыбнулся я, взял Нинон под руку и проводил к нашему столу, где дожидался Страйкер.
   Мы уселись, и я оглянулся. Мак-Калеб расплачивался с официантом. Он повернулся к нам, и я понял: сейчас что-то будет. Но ведь это не зачуханный бар у нас, на Западе, а самый элегантный ресторан большого города!
   Он навис над нами и ухватил меня за шиворот. Моя нога выехала из-под стола.
   — Слушай, ты… — прошипел он.
   Зацепив носком сапога его пятку, я резко встал и потянул ногу на себя. Он потерял равновесие, закачался, отступил и с грохотом рухнул.
   — Ох, как же вы так, нужно быть осторожнее, — сказал я. — Позвольте, я вам помогу.
   И нагнулся. Взял за плечи, будто бы желая помочь. Мое колено пошло вперед и наткнулось на его подбородок. Голова дернулась, как на шарнире. Потом я поднял его, отряхивая. Подбежал официант с метрдотелем. Я мягко толкнул Мак-Калеба им на руки.
   — Боюсь, этот джентльмен хватил лишку. Пожалуй, нужно вызвать для него экипаж.
   Джейка медленно вели к выходу. Он шатался — удар коленом почти лишил его сознания.
   — Бедняга! — сказал я. — Видно, перебрал малость.
   У Нинон в глазах плясали чертики.
   — Жаль, что я так не умею! Этот тип совсем заморочил мне голову, но все его боятся. Как же у тебя получилось?
   — Я только хотел ему помочь. Мне показалось, что он не совсем твердо держится на ногах и…
   К нашему столику подошел старший официант.
   — Я приношу извинения за те неприятности, которые причинил вам этот человек. Здесь вы больше его не увидите.
   — Ничего такого не было, — отозвался я. — Он просто немного расстроился.
   — Как же так? — удивлялся Страйкер. — Не успели вы встать, как этот парень упал. А потом вы ему помогали подняться. Неужели он так сильно ударился, что не мог устоять на ногах?
   — Пусть это вас не беспокоит. Утром он встанет здоровым.
   — Не так все просто, — покачал головой Страйкер. — Он опасен. Он натравит на вас своих бандитов. Это грубый народ, они с Бауэри. У вас появился опасный враг.
   — Бен, — Нинон положила ладонь мне на руку, — как там все? Как твой брат? Как мистер Сэмпсон? Рут, Лорна?
   — Все хорошо, а Лорна здесь, со мной. Ей нездоровится, и она осталась наверху. А я-то думал, ты в Новом Орлеане.
   — Я и была там… А потом мне предложили эту роль. Я играю Миллинету. Тетя сперва и слышать не желала о театре, но я так хотела поехать. Она поняла, что я не сдамся. И приехала сюда со мной.
   — Она здесь?
   — Ну, мы же ненадолго. Всего несколько недель. Знаешь, большинство пьес идет не больше недели. А две или три — это уже исключение, большой успех. Когда мы перестанем играть эту пьесу, я, наверное, сыграю еще что-нибудь. — Она не отрывала от меня глаз. — Знаешь, мне уже предложили несколько ролей.
   — А мистер Шафтер теперь что-то вроде писателя. Вы знали об этом, мисс Вовер?
   — Писатель? — поразилась она. — Ты, Бен? Вот уж никогда бы не подумала.
   Смутившись, я пожал плечами.
   — Ну, какой там писатель! Так, написал пару вещичек об индейцах, о животных, о жизни там, у нас.
   Потом мы долго разговаривали, и я рассказал ей, ни словом не обмолвившись о разных там стычках, как гнал стадо из Орегона. Вот уж чего я не хотел вспоминать, так это перестрелки. Надеялся, что они остались в прошлом.
   — Значит, теперь у тебя есть ранчо?
   — Нет, только кое-какой скот. Перед самым отъездом прикупил еще шестьдесят голов. Есть еще несколько делянок на приисках. На одной я уже намыл кое-что. Но, боюсь, когда перестанут проходить обозы, наш город умрет.