Ламур Луис. Бендиго Шефтер

   — Да нам нужна самая малость, — сказал брат Джозеф Паппин. — Уголочек, чтоб от ветра прикрыться. И все.
   Рут перестала улыбаться.
   — Не сочтите за черствость, но в моем доме для мужчин места нет. Вы и сами должны понимать, что на постой у женщины одинокой рассчитывать неприлично.
   Ему это не понравилось, но он все же вежливо поклонился:
   — Да, да, конечно. Я не подумал. Вы упомянули о сыне…
   — Он еще совсем мальчик.
   Она присела. Хелен подала ей кофе, и разговор продолжился. Рут Макен была не дура, так что, похоже, гости пришлись ей по душе не больше, чем нам с Уэббом..
   — Издалека ли вы изволили прибыть? — спросила миссис Макен.
   — Издалека. Но нет такого пути, который мы бы не одолели, чтоб донести до вас слово Божие.
   — Вы приехали с Запада?
   Финнерли словно пропустил ее вопрос мимо ушей и принялся разглагольствовать о Боге и делах Его, а я пил кофе, и мне казалось, что это сам дьявол цитирует Писание, чтобы добиться какой-то своей цели. Однако это было несправедливо — что я знал о них и их прошлом? Вдруг окажется, что они достойные и приличные джентльмены? Правда, как я сам себя ни укорял и ни уговаривал, поверить в это все равно не мог.
   — Завтра мы устроим службу и будем рады видеть вас всех, — сказал преподобный Финнерли.
   — А мы будем рады вас послушать, — ответил Каин и встал. — Уже поздно. Если хотите, устраивайтесь прямо здесь на полу, джентльмены. Сожалею, что не можем предложить вам ничего получше.
   Они переглянулись.
   — Разве тут нет пустого дома? Может, где-нибудь народу поменьше? Мы очень устали и…
   Тут меня словно бес попутал.
   — Может быть, у Дрейка Морелла? — предложил я.
   Финнерли дернулся, будто в него всадили нож.
   — Морелл? Он здесь? И вы приютили такого человека? — Его голос вдруг зазвенел: — Он убийца! Злодей, настоящий злодей!
   — У нас он ведет себя мирно, — сказал Джон Сэмпсон, — и мы не замечаем за ним ничего дурного.
   — Он игрок, убийца и насильник! — кричал Финнерли.
   — Мне показалось, что он настоящий джентльмен, — сказала Рут Макен. — Я уверена — он честный человек.
   Финнерли хотел продолжать, но осекся — что-то в лице Каина или в моем его остановило. Он сдержался, но глаза преподобного сузились и были полны ненависти.
   — Его все равно повесят, — заявил он. — Здесь таким не место!
   Он резко повернулся и вылетел вон. Паппин и Троттер потащились следом.
   — Помолчал бы, — сказала Хелен. — Нечего наседать на мистера Морелла.
   Я закрыл было дверь, но Рут сказала:
   — Оставьте ее пока открытой, мистер Шафтер. Здесь не мешает проветрить.
   — Чтобы проповедовать слово Божие, следует уметь хоть немного прощать, — сухо заметил Сэмпсон. — Мистер Морелл побывал в переделках, не сомневаюсь. Но ведь и у нас всякое случалось.
   — Джон, я вот все думаю, — сказал Каин, — не посеять ли нам овес? Я тут видел дикий овес, он должен хорошо расти, а у нас будет чем кормить лошадей.
   Женщины занялись бумажными украшениями для рождественской елки. Каин опять принялся за гвозди. Я уткнулся в книгу и, время от времени отрываясь от Локка, прислушивался к тихому журчанию разговора, к едва слышному потрескиванию поленьев в очаге, к тем спокойным звукам, которые исходят от трудящихся рук. Вечер не отличался от многих других, но я, к счастью, уже тогда догадывался, что через много лет именно такие вечера я буду вспоминать с нежностью.
   Когда я прочел у Джона Локка о знании и суждении, я снова задумался о Дрейке Морелле и о выходке преподобного Финнерли.
   Это вроде той истории со вспорхнувшей птицей, которая предупредила меня, что в кустах притаился Стейси Фоллет. Я ведь не знал наверняка, есть ли там кто, но, раз она вспорхнула, предположил, что есть. Судить же о Дрейке Морелле мы могли только по его нынешнему поведению и по тому, что он рисковал жизнью, спасая чужих детей. Это было то, что мы видели сами и знали достоверно, и мне этого хватало, чтобы не судить его строго, не имея для этого достаточных сведений.
   Оторвавшись от книги, я посмотрел на всех, кто был в комнате, и вдруг почувствовал себя отделенным, как бы отрезанным от них. Как будто моя мечта уже осуществилась, и я вот-вот вырвусь в дальние края и стану наконец кем-то. Но кем? Все здесь такие разные, но цельные. Или, может быть, мне лишь только так кажется?
   Этан — охотник, неотъемлемая часть гор и лесов, как волк, олень или барсук. Каин — ремесленник, руки которого умели гнуть сталь точными и уверенными движениями, а отложив молот — держать и оглаживать только что созданную вещь. И Джон Сэмпсон — человек добродетельный, богобоязненный, терпеливый и прощающий, но сильный и уверенный в себе.
   А кто я?
   Мне даны плоть и разум, такие податливые и восприимчивые, и лишь от меня зависит, каким содержимым я их наполню. Конечно, кое-что зависит от предков, кое-что от окружения, в котором я живу, от тех людей, с которыми сталкиваюсь, и все же — главное в моих руках.
   Каким человеком мне суждено стать? Что же я должен делать, чтобы стать человеком?

Глава 13

   Сочельник был ясным и морозным. Утром выпал легкий снежок и прикрыл прогалины, оставшиеся после оттепели и ветров.
   К этому времени преподобный Мозес Финнерли и компания с помощью Нили Стюарта уже успели соорудить себе что-то вроде землянки на склоне холма рядом с поселком.
   Этан, Уэбб и я охотились без передышки, чтобы обеспечить рождественский стол свежим мясом. Неплохим охотником оказался и Олли Троттер — ему удалось подстрелить лося и оленя. Так что еды к празднику у нас было вдоволь.
   Каждую свободную минуту мы тратили на строительство. Нам удалось подвести лесопилку под крышу и сложить в ней очаг. Теперь до весны тут можно было устраивать общие встречи и вечеринки — пока лесопилка не начнет работать. Потом мы построим школу и церковь. Пока не будет церкви, все службы будут проходить в школе.
   Дрейк Морелл трудился наравне со всеми, выполняя черную работу: таскал бревна, корчевал кустарник и собирал дрова, чтобы у того, кто умеет работать с инструментом, оставалось побольше времени.
   Однажды я заговорил с Мореллом о преподобном Финнерли. Он с усмешкой глянул на меня.
   — Ничего удивительного, что я ему не нравлюсь. У него есть все основания меня не любить.
   — Отчего же?
   Он пожал плечами.
   — Вы, Бендиго, еще не видели — иногда я перебираю со спиртным и делаюсь довольно неприятным. Не дерусь, нет! Ничего такого. Но делаюсь ехидным, саркастичным и начинаю кого-нибудь донимать злыми шутками. Лучше всего не обращать на них внимания.
   — А этот преподобный — воплощение всего, что мне отвратительно в людях, — продолжал он. — Узколобый, нетерпимый и подлый. Он весь такой елейный, словно бы святой. А вот то, что он проповедует, по-моему, совсем не христианство. Да он и не проповедует, скорее мечет громы и молнии. Как будто нас всех, кроме него, обуял дьявол, и только он может всех спасти.
   Интересно. Морелл говорит то же самое, о чем и я подумал вначале.
   — А эти — Паппин и Троттер?
   — Олли Троттер — плохой человек. Финнерли спас его от суда Линча, и Троттер остался при нем. Он убивал из засады, воровал лошадей, словом, везде, где он появлялся, случалась беда. Хорошо владеет оружием, но никогда не выйдет на честный бой. После того как Финнерли спас его шею от веревки, он клянется, что раскаялся. Но я не верю. Ни на мгновение. Самый умный из них — Паппин. На собраниях он ходит по рядам с тарелкой для пожертвований. Уж он-то точно знает, с кого можно сорвать куш. Эту святую троицу выгоняли из полудюжины поселков. Они начинают с проповеди, а заканчивают тем, что пытаются прибрать к рукам власть. И здесь попробуют, поверь мне. Финнерли меня не любит, потому что однажды я задавал ему некоторые религиозные вопросы.
   — Не думал, что вы религиозны.
   — Я не религиозен. По крайней мере, в общепринятом смысле. Когда я был маленьким, меня учил Библии один прекрасный человек. Он был великим ученым, знал древне-еврейский, греческий и латынь лучше, чем я английский. Ему нравилось читать Библию и рассуждать о ней. Мы много времени проводили вместе, и я многое от него узнал… невольно, конечно, ведь я был еще мал. А эти, вроде Финнерли, меня раздражают. Но пока я трезв, терпеть можно. Лучше их вообще не замечать. Но стоит мне выпить, как черт начинает меня подзуживать, и я начинаю с ними спорить и издеваться над их якобы праведностью.
   — Ну ничего. Надолго он здесь не задержится.
   — Не стоит тешить себя этой мыслью. Если сможет, то останется. На Западе их компанию поджидают большие неприятности. Если они смогут, останутся непременно.
   Позже я пересказал слова Морелла Каину и Джону Сэмпсону.
   — Может быть, оно так и есть, но пусть у них тоже будет шанс, — сказал Джон. — Это простая справедливость. Они мне не нравятся, но пока ведут себя пристойно.
   Дрейк Морелл вдруг исчез за неделю до Рождества. Мы заметили, что его нет, только дня через три, но когда я поделился тревогой с Рут Макен, она сказала:
   — Когда он уезжал, то просил Буда приглядывать за домом. С тех пор Буд там ночует, ему нравится.
   А вернулся Морелл как раз в ясный и морозный день Сочельника. Он привел двух тяжело навьюченных лошадей. Был в форте Бриджер, в тамошней лавке. Оказалось, что он уже давным-давно заказал для нас всех подарки из Солт-Лейк.
   Каин хорошо протопил лесопилку, и мы собрались там на службу. Не успел хватиться Финнерли, как службу начал Джон Сэмпсон. Он еще на Востоке и во время нашего долгого пути руководил молитвенными собраниями. Он был красив и сед, а говорил просто и искренне. Его слова приносили подлинное облегчение — он был добр по-настоящему, а таких мало. Не только у нас здесь, но и везде.
   Конечно, Финнерли наши вольности не понравились. Я сидел сразу за ним и видел, как он ерзал, соображая, как бы занять место ведущего. Но мы заранее сговорились: не хотели, чтобы на нашей службе грозили громами и молниями и призывали Господа обрушить свой гнев на наши головы. Нам хотелось, чтобы наше собрание было полно благодарения и радости, ибо нам удалось выжить.
   Мы пели старые церковные гимны и простые песни из тех, что нам нравились, а Нинон опять спела «Дом, милый дом». Полные радости и света, мы разошлись по домам, чтобы ожидать Рождества.
   Пока все укладывались, я заглянул на конюшню проведать скотину. На улице я прислушался к ночным звукам. Ничего необычного слышно не было, но что-то меня тревожило. Я вышел из поселка и поднялся на холм, чтобы оглядеть окрестности, и увидел вдали слабый огонек. Может быть, это был костер.
   Но откуда там костер? Место там для этого мало пригодное. Может быть, тут просто обман зрения, и костер находится гораздо дальше, чем мне показалось.
   Я вернулся домой. Нужно было прихватить винтовку. Свет в доме уже погасили. Я осторожно приоткрыл дверь, меня обдало теплым воздухом. На цыпочках я вошел внутрь. Огонь почти потух, и лишь слабые отсветы умирающего пламени плясали по стенам.
   — Что случилось, Бен? — спросила Лорна и села в кровати.
   — Там на равнине какой-то огонь.
   — Костер?
   — Место для стоянки неподходящее… Вдруг это сигнал бедствия?
   — Кто же там может быть?
   — Санта-Клаус, — сказал я. — Может, один из его оленей сломал ногу.
   — Не шути, Бен. — Она встала и подошла ко мне в ночной рубашке. — Можно, я пойду туда с тобой вместе?
   — А что, кто-то уже идет?
   — Ты. Я знаю.
   — Это прогулка не для девушек. А вдруг там западня?
   Эта мысль пришла мне в голову только сейчас. Может быть, таким способом кто-то пытается выманить нас из поселка? Но вообще-то огонь горит неподалеку от тракта, и там мог оказаться просто какой-то заблудший странник. А сегодня ночь перед Рождеством.
   Я уселся, чтобы переобуться в мокасины, в них шаги почти не слышны. А когда встал, Лорна тоже была уже почти одета.
   — Я с тобой, Бендиго. Подожди немного.
   А почему бы и нет, в конце концов? Она хороший стрелок, а мне может понадобиться прикрытие. Нет, я, конечно, полный дурак. Нельзя брать девушку на такое дело. Я написал записку Каину, и мы выскользнули в ночь.
   Лошади едва не застонали, когда мы их седлали. И опять Лорна опередила меня. На небе висели крупные звезды, а снег сверкал миллионами крохотных бриллиантовых искр.
   — Бен, что там? — волновалась Лорна.
   — Может, западня. А может, кто-то попал в беду или ранен. Подъедем поближе и посмотрим. Главное, не волнуйся пока.
   Мы ехали, держась поближе к деревьям и кустам. Останавливались несколько раз, чтобы приглядеться к окрестностям, но ничего подозрительного не заметили. Мы видели только один костер. По мере нашего приближения он делался все меньше, как будто заканчивалось топливо.
   Деревья редели, наше прикрытие становилось все прозрачнее. Вдруг мы увидели то, чего раньше не замечали: ярдах в пятидесяти от костра на снегу чернело пятно.
   — Бен, там лошадь, — сказала Лорна. — Точно, лошадь.
   — Тогда должен быть и всадник. Не думаю, чтоб лошадь сумела бы сама развести огонь.
   Объезжая костер по кругу, мы постепенно приближались. Действительно, лошадь. А вот и человек… или тело, рядом с костром.
   Кто бы ни был этот человек, видно, что он просто поджег низкорослый кустарник. Когда я впервые его увидел, он горел ярко, а потом начал угасать.
   — Согрей руки и перестань нервничать, — приказал я Лорне. — Стрелять будем только в крайнем случае.
   Я спрятал винчестер в чехол и вынул револьвер. Мы подъезжали все ближе.
   Человек лежал не двигаясь. Или спал, или был без сознания. Он лежал прямо на мерзлой земле, и от огня ему пользы было мало.
   Я спешился и подошел.
   Индеец! Похоже, у него сломана нога.
   Не спуская с него глаз, я подбросил веток в огонь и подозвал Лорну.
   Индеец вдруг очнулся. Он поднялся на руках и повернулся ко мне. И тут я его узнал.
   Не скоро я забуду это лицо. Это был тот самый юный воин, который хотел оставить у себя Мэй Стюарт и убить Ленни Сэмпсона.
   Он схватился за револьвер, но я выбил оружие у него из рук.
   — Угомонись, — сказал я. — Положение у тебя аховое.
   Грудь его охотничьей стеганки была в крови. Кажется, его еще и подстрелили.
   И тут я увидел — за что.
   На его ремне висел скальп, свежий скальп с белого человека.

Глава 14

   Его глаза горели ненавистью. Я стоял над ним с револьвером в руке, и он был уверен, что сейчас я его пристрелю. Скольких же можно избежать бед, если именно так и поступить!
   — Бен, он ранен. Его подстрелили, — сказала Лорна.
   — Вижу. А еще у него два свежих скальпа. Они не индейские. Я за ним присмотрю, а ты приведи мою лошадь.
   Она смотрела на меня в упор, пока я не покачал головой:
   — Я никогда не стрелял в беспомощного человека, но он бы уж точно выстрелил. У них к таким делам другое отношение.
   — Они могут меняться.
   — Надеюсь, — сказал я. — Потому что это тот самый парень, который похитил Мэй и Ленни.
   Она уставилась на индейца.
   — Не может быть.
   — Приведи лошадей, Лорна. На таком морозе ему лучше не станет.
   Я нагнулся, чтобы отобрать у него нож и томагавк, и он вцепился в меня. Пришлось его ударить. Сильно ударить.
   — Веди себя прилично, краснокожий, — сказал я. — Я пытаюсь спасти твою шкуру. Только вот не знаю зачем.
   Когда Лорна привела лошадей, я уложил его поперек седла, связав прежде руки. Не хотелось, чтобы он вдруг унесся на моем жеребце, да еще, возможно, прихватив в поводу коня Лорны.
   Наверное, ему было больно, когда я перекидывал его через седло, но он не издал ни звука. Только продолжал сверлить меня глазами. Я взялся за повод, и мы двинулись к дому.
   — Держи оружие наготове, — приказал я сестре. — Чуть что — стреляй.
   Не думаю, чтобы она это сделала, хотя про женщин ничего нельзя знать заранее. Сказал я это только для того, чтобы запугать индейца. Слов не поймет, но суть уловит.
   Я ничего не имею против индейцев. Они дикие люди и борются с нами теми способами, которые им привычны. Но только они не столько дерутся за свою страну, сколько воюют ради самой драки. Ни один из них не имеет права жениться или считаться полноправным воином, пока не снял скальп хоть с одного убитого им человека. Свои победы они отмечают так же, как это делали рыцари при дворе короля Артура.
   Мы вернулись в поселок, и я разбудил Каина. Вместе мы затащили индейца в дом и уложили у огня. Лорна разбудила Джона Сэмпсона. Мы вправили индейцу ногу и наложили шины.
   — Пусть лучше побудет связанным, — сказал я. — Он не понимает, что с ним происходит. Наверное, думает, что мы его лечим, чтобы потом прикончить.
   — Чьи же у него скальпы? — спросил Каин. — Он посмотрел на часы и сказал: — Ну, с Рождеством Христовым! Уже час ночи.
   Мы все поприветствовали друг друга, а потом я повернулся к индейцу.
   — И тебя тоже — с Рождеством!
   Он зыркнул и сплюнул.
   — Что ж, выдержки у него хватает, — сказал я. — Лорна, иди спать. Скоро утро.
   Джон Сэмпсон отправился домой, а Каин раскурил трубку.
   — Снега не было, должно быть, его следы сохранились, — сказал он.
   Мы глянули друг на друга, одновременно подумав о том, чем же все это может кончиться. Этот индеец убил двух белых. Судя по волосам, одна из убитых — женщина. А у этих белых наверняка остались друзья.
   — Поспи, Каин, — сказал я. — Я подежурю.
   — Хорошо. — Он встал. — Признаюсь, устал страшно. Но ты в окно поглядывай.
   — Ты не похож на Санта-Клауса, — сказал я индейцу. — И если ты преподнесешь нам подарок, то наверняка он нам не понравится.
   Я подогрел суп и взял ложку.
   — Давай открывай рот, — сказал я индейцу. — Буду тебя кормить.
   Он плюнул в мою сторону, и я улыбнулся.
   — Эй, храбрый воин! Ты что — испугался?
   Он посмотрел на меня, потом открыл рот, и я, ложка за ложкой, скормил ему целую миску супа, — руки-то у него были связаны.
   — Ты бы поспал, краснокожий.
   Я приготовил себе кофе и принес сверху сразу две книги, которые на этот раз дала мне миссис Макен: «Опыты» Монтеня и «Странствия» Вильяма Бертрама.
   Так хотелось поскорее прочесть их, что я принялся читать по куску то из одной, то из другой книги. Бертрам был ботаником, охотником за растениями, и очень много написал о племенах чероки и криков, которые обитали в Теннесси, Каролине и Джорджии.
   Читал я до самого рассвета. Индеец не отрывал от меня взгляда. Наверное, он раньше никогда не видел, как люди читают, и, хоть он не произнес ни слова, его глаза горели любопытством.
   Странное получилось рождественское утро. На печке висели чулки с подарками для каждого, а за минуту до появления всей компании Лорна повесила еще один чулок.
   Индеец все же поспал немного и теперь следил за Лорной своими черными, ничего не выражающими глазами. Потом прибежали десятилетняя Энн и четырехлетний Бобби и бросились к чулкам.
   Здесь оказались чулки для Каина, для Лорны, для Хелен и для меня. Потом Лорна отцепила тот последний чулок и положила его на колени индейцу. Он молча смотрел то на чулок, то на нее.
   Я перерезал веревку на его руках. Несмотря на боль, он не стал растирать кисти, а как кошка следил за нами, разглядывая, как мы раскрываем чулки и вынимаем оттуда вещи.
   Энн получила деревянную куклу в платье, сшитом Хелен и Лорной. Бобби — полдюжины деревянных солдатиков и пару индейцев. Индейцы нам с Каином особенно хорошо удались. Еще были леденцы, попкорн и много всякой всячины для малышей.
   В моем чулке был вязаный красный шарф от Лорны и красивый новый топорик от Каина.
   Индеец потряс свой чулок, потом полез внутрь. Первое, что он вытащил, оказалось леденцом. Он уже успел заметить, что делают дети с леденцами, поэтому полизал его, а потом сунул в рот. Еще ему достался попкорн, старый складной нож Каина, серебряная пуговица, мешочек с цветными бусами и несколько иголок — они пользовались у индейцев огромным спросом. И снова — попкорн, снова — леденцы. Он внимательно изучал каждый предмет.
   Хелен хлопотала с обедом, ей помогала Лорна. Каин кормил скот во дворе, как вдруг стремительно вошел в дом и схватил ружье.
   — Бендиго!
   Он махнул, чтобы я вышел. Я прихватил свой винчестер и присоединился к нему. На улице нас уже ждали Стюарт, Крофт и Сэмпсон. Все смотрели туда, где посреди равнины выделялась группа всадников. Они приближались.
   — Кто это, как вы думаете? — спросил Уэбб.
   — Похоже, они ищут индейца.
   — Индейца? — спросил Уэбб. — Я не видел никаких индейцев.
   — У нас в доме лежит один. Он ранен.
   Уэбб распахнул дверь и заглянул внутрь. Индеец лежал, глаза его были закрыты. Он был болезненно бледен, а рядом лежали подарки.
   — Если им нужен этот, пусть забирают.
   — Нет, — сказал я.
   Он посмотрел на меня.
   — Бендиго, — сказал он. — Мне кажется…
   — Уэбб, мы с Лорной нашли его раненным, — прервал я его. — При нем были два скальпа, но он ранен и беспомощен, а сегодня — Рождество.
   — Два свежих скальпа? Да я сам его пришью!
   — Нет, Уэбб, оставь его в покое.
   Он сверлил меня глазами.
   — Черт возьми, Бен. Ты хороший парень, но будь я проклят, если какой-нибудь краснокожий убийца появится здесь…
   — Это мы привезли его сюда, Уэбб. Если бы мы оказались в его деревне, то были бы в полной безопасности. Давай отплатим ему тем же.
   — Ты там не был в безопасности, совсем недавно. Ты и Мэй! За это его стоит убить.
   — Там не деревня, а лагерь. Лагерь — другое дело.
   Подъехали всадники, целая дюжина. Остановились.
   — Здорово, ребята. Мы выслеживаем индейца. Он — убийца. Убил двоих наших, а мы всадили по пуле в него и в лошадь.
   — Мы видели следы сапог и мокасинов около того места, где он упал. Вон там, — сказал другой. — Он у вас?
   — Он в доме, — сказал Каин.
   — Отлично! — один из них спрыгнул с лошади. — Давай лассо, Эд. Потащим его на веревке.
   — Нет, — сказал Каин.
   Они все уставились на него. Огромный бородач нагнулся.
   — Я правильно расслышал, ты сказал — нет?
   — Правильно.
   — Ты хочешь сказать, что защищаешь этого вора и убийцу?
   — Я не видел, что он натворил, а если бы видел, наверное, чувствовал бы то же, что и вы. Но мы нашли его умирающим на снегу. Мы привезли его в дом. Сегодня Рождество, джентльмены, и он останется здесь.
   Они не могли поверить своим ушам. Да и как было на это рассчитывать? Белые, кроме тех, кто очень долго прожил на Западе, всегда относились к индейцам только как к опасности или препятствию на своем пути. Индейца нужно смести или раздавить, как клопа.
   Другое дело — военные. Эти уважали индейцев как настоящих воинов. И те белые, что поселились в горах, — они тоже научились и понимать, и принимать их.
   — Слушайте меня! — заговорил человек с напряженным лицом, крутыми скулами и лихо закрученными усами. — Мы приехали за этим индейцем, и мы его заберем. Либо вы нам его отдаете, либо мы забираем сами.
   — Джентльмены, вы далеко от дома, а сегодня Рождество, — сказал я. — Мы приглашаем вас разделить с нами угощенье. Индейца мы вам не отдадим, а забрать его вам будет непросто. Кто-нибудь из нас, возможно, умрет, — добавил я, — но и вы поедете домой с телами поперек седел. Мы не хотим неприятностей. Но мы здесь живем, и если кто-то начнет стрелять, так только мы.
   Уэбб шагнул ко мне.
   — Я тоже так думаю.
   Приезжие вдруг обернулись, услышав кашель у себя за спиной, и увидели Рут Макен — в руках у нее было ружье.
   Показался Дрейк Морелл. В черной куртке и с шестизарядным револьвером. Мы поняли, что почти все пришельцы знали его в лицо.
   — Я тоже здесь живу, джентльмены, — сказал он. — Мы все заодно.
   Глаза у них забегали. Из сарая вышел Этан с винчестером наперевес.
   — Этот краснокожий убил наших друзей, а вы его защищаете, — запротестовал бородач. — Мы это так не оставим!
   — Как вам будет угодно, — сказал я. — Но мы надеемся, что на этом дело закрыто. Нам не нужны неприятности, джентльмены, и не забывайте, что у индейцев принято снимать скальпы, а вы — чужаки на их земле. Мы не забудем о том, что он совершил, тем более, что у нас самих с этим парнем случались разногласия. — Тут на меня зыркнул Уэбб. — Тем не менее мы подобрали его раненным и замерзшим и принесли к нам в дом. Если вы хотите его достать — подождите, пока он не уйдет отсюда, и гоняйтесь за ним на его территории.
   — Вы чокнутые! — Глаза бородача метались туда-сюда. — Вы слепцы, дураки чертовы!
   — Возможно, но вам придется это стерпеть, — сказал я. — Вы присоединитесь к нашему столу, джентльмены?
   — К черту! — Усатый развернул лошадь первым. — Вы еще о нас услышите. Попомните это!
   Они уехали, а мы все смотрели им вслед. Рут оставалась на месте, пока они не скрылись из глаз, потом подошла ближе.
   — Что тут случилось?
   Мы все ей рассказали, и она вошла в дом. Индеец лежал на соломенном тюфяке у огня, а рядом с ним стояла Лорна, держа в руке револьвер.
   Рут, которая знала язык племени сиу как настоящий индеец, попыталась с ним заговорить. Потом перешла на другое наречие. К ней присоединился Этан.
   — Он шошон, мэм, — сказал он и обратился к индейцу, используя знаки.
   Шошон не отвечал.
   Уэбб смотрел на него сверху вниз.
   — Это он приставал к Мэй?
   — Он не приставал, — сказала Мэй. — Может быть, он бы и начал, но Этан с Бендиго меня выручили.
   — Его вздернуть мало, — сказал Уэбб. — Эти люди правы.
   — Ты же был с нами заодно? — спросил Каин.
   Уэбб резко повернулся к нему.
   — А как же иначе?